Текст книги "Ключ Неба"

Эшлинг обратила бы на него внимание на улице, только если бы он направил на нее компактный «HK-416». Вот как сейчас. Красное пятнышко прицела замерло на ее горле. Он хлопал, ударяя ладонью правой руки по бедру.

Левша. Никогда бы не подумала.

Эшлинг не поднимает пистолет.

– Вы, видимо, босс Макклоски.

– Браво.

– И имя у вас есть?

– Грег Джордан.

– Макклоски здесь?

– Едет.

– Злая?

– Вообще-то нет, – отвечает он, слегка приподняв брови. – Скорее, довольная. Если бы не этот побег, она бы решила, что ты ничего не стоишь. А вот Маррс – он-то зол. Он из тех, кто любит говорить, что слишком стар для этого дерьма.

– Я извинюсь.

– Хорошо. Это его порадует.

– Так аэропорт был проверкой?

– В этой жизни все – проверка. Особенно с тех пор, как кто-то нашел Ключ Земли.

– И то правда.

– Рассказать вам что-нибудь о нас? Нам придется провести вместе немало времени.

– Мне жаль вас расстраивать, Грег, но нет, нам не придется проводить время вместе.

– Печально это слышать, мисс Копп. Мы вам не нравимся?

– Я вам не доверяю.

Джордан вздыхает.

– На вашем месте я бы тоже нам не доверял. Но вот в чем дело: я доверяю вам. Приходится.

– Потому что я – Игрок?

– Именно. И потому что у меня нет выбора.

– Мне кажется, Макклоски с вами не согласится. По-моему, она думает, что выбор есть. Она сказала, что не хотела со мной возиться, но вы ее убедили.

– Это правда. Чистая правда. Видишь? Мы пытаемся завоевать твое доверие.

Эшлинг продолжает допытываться: ответ ее не удовлетворил. – Вы не возражаете, если я спрошу: так что там насчет выбора?

– Неважно. Сейчас, когда на нас вот-вот упадет астероид, нет ничего важнее, чем работать с тобой.

– Я все равно хотела бы услышать ответ.

Он снова вздыхает:

– Мы пытались предотвратить Последнюю Игру.

– Вы серьезно думали, что сможете? – ухмыляется Эшлинг.

Джордан пожимает плечами:

– Привык мыслить масштабно. Безумец, что сказать.

Эшлинг позволяет себе немного расслабить плечи. Ей не нравятся попытки навязать помощь, но нравится этот человек.

– Безумец.

– Но ты мне даже не дала рассказать о себе.

– Пли.

Джордан с усмешкой смотрит на оружие, уловив иронию, но не опускает его. Рука у него твердая.

– Я не люблю обсценную лексику. Терпеть не могу. Многие руководители, с которыми я работал, особенно в США, ее просто обожают. Как будто за каждое нецензурное слово им начисляют премию. А я лично считаю, что нецензурная брань – это пустые угрозы и признак задержки в развитии. Мало кто умеет хорошо ввернуть крепкое словцо, тем более к месту.

Но иногда все-таки попадаются талантливые люди.

– И-и? – тянет Эшлинг.

Джордан демонстративно машет правой рукой.

– Так вот, удачно вставленное крепкое словечко может взорвать аудиторию не хуже бомбы. Это очень эффективный прием. Способ красиво завершить речь. Поэтому я не ругаюсь, пока не наступит подходящий момент.

– По-моему я знаю, к чему вы клоните.

– Ни хера.

– Вот именно.

Джордан снова улыбается. Несмотря на то, что всей этой возни с Последней Игрой врагу не пожелаешь, девчонка начинает ему нравиться.

– Твой дед у нас.

Эшлинг делает полшага вперед.

– Тише. Тише, – осаживает ее Джордан.

Пушка.

– Продолжай.

– Он не заложник. Мы в одной лодке – он тоже хочет, чтобы ты приняла предложение. Но сначала постарайся понять: все, что тебе сказала Макклоски, – правда. Мы – хорошие парни. Но если понадобится, можем быстро превратиться в плохих – и знаешь ли, нам чертовски хорошо удается быть плохими и делать чертовски плохие вещи. Поэтому, если хочешь, чтобы твой долбаный дедуля остался в живых, скажи нам «да».

Мы станем твоими лучшими друзьями до конца времен.

Обещаю. Но только если ты скажешь «да» от души. Ты – Игрок. Наш Игрок. И ты настолько нужна нам, что мы сделаем что угодно, лишь бы ты была на нашей стороне. Соглашайся, Эшлинг. Соглашайся от души. Без вранья и прочего дерьма.

Поняла? Говори. Да.

Сначала Макклоски, теперь этот Джордан… Да что ж они все так любят красивые слова? Эшлинг на секунду задумывается, не учат ли спецагентов этому на мастер-классах. Хотя Джордан кажется ей куда умнее, чем команда подотчетных ему придурков. Только Эшлинг все равно борется с желанием его убить. За то, что они вынуждают ее принять помощь, хотя на самом деле это она помогает им. За то, что они забрали дедушку. Наверное, можно убить Джордана прямо сейчас, она успеет его прикончить раньше, чем умрет от кровопотери, но тогда и деду, и Игре конец.

И что делать?

Она пожимает плечами.

– Хочу увидеть деда.

– Это ответ «да»?

– Нет, Джордан. Это «да, черт возьми!»

* * *

U+2624[2]2
  http://eg2.co/206


[Закрыть]

Хиляль ибн Иса Ас-Сальт

США, штат Невада, Лас-Вегас, международный аэропорт Маккаран, рейс 711 авиакомпании «Джет-Блю Эйруэйз» на рулежной дорожке недалеко от гейта D4

Хиляль ибн Иса ас-Сальт не нравился никому.

Ни в Аддис-Абебе, ни в аэропортах Шарля де Голля и Джона Кеннеди, ни по пути в Лас-Вегас. Не нравилась наполовину скрытая под повязками голова. Не нравились ржаво-кровавые точки, испещрявшие бинты. Не нравился ярко-голубой глаз на фоне темной кожи. А особенно не нравился второй глаз, видневшийся в щель меж повязок, – розово-красный от ожогов. Не нравилось, что при виде аксумита дети начинали плакать, и нужно было заставлять их отворачиваться. Или утешать испуганных малышей.

Даже зубы Хиляля, ровные и белоснежные, не нравились – именно потому, что ослепительная улыбка украшала лицо такого… такого… такого чудовища.

А если называть вещи своими именами, чудовищем он и стал. На пути из Аддис-Абебы в Лас-Вегас с ним разговаривали только по долгу службы. Портье в гостинице. Стюардессы. Таможенники. Те, кому не повезло сидеть рядом в самолете. Последняя соседка, молодая афроамериканка, пробормотала только: «О господи!» – и больше Хиляль не услышал от нее ни слова. Весь перелет из Нью-Йорка до Лас-Вегаса девушка смотрела в иллюминатор, спала или притворялась, что спит. А он весь перелет из Нью-Йорка до Лас-Вегаса сидел неподвижно, уставившись в спинку переднего кресла. Медитировал. Привыкал к обжигающей боли – которая отныне не отпустит его до самого конца. Смирялся с нею.

Учился любить ее.

И размышлял о своей новой миссии.

У визита в Вегас была всего одна причина: отправиться домой Хилялю велело похожее на телефон устройство, пролежавшее в Ковчеге Завета 3300 лет – с тех пор, как его спрятали там Создатели.

Во всяком случае, именно так Хиляль и учитель Эбен поняли его послание.

Там, в Кодеш ха-Кодашим, устройство ожило. Тускло засветился экран. Изображение, появившееся на нем, больше всего походило на снимок далекого космоса. Или межзвездной пыли. Или межгалактического пространства. Хиляль держал в руках импрессионистский трехмерный гобелен времени и пространства, сотканный из бесчисленных волн темноты и граней цвета. Аксумит подвигал устройство вверх-вниз, из стороны в сторону. Изображение практически не изменилось. Словно перед ним висело окно в параллельную вселенную, заключенное в изогнутую раму.

Хиляль с затаенной надеждой вертел «планшет» в руках, и… вот оно. Под определенными углами зрения на экране четко проступали три изображения.

Первое он разглядел, когда опустил руку с устройством чуть ниже талии и направил его точно на юг. «Планшет» показал тусклый, но вполне читаемый список координат. Его, как выяснилось, можно было прокручивать, постукивая по верхнему или нижнему краю устройства. Больше тысячи координат в стандартной сферической системе. Градусыминуты-секунды. Почти все – статические. Но несколько цифр незначительно менялись в зависимости от времени, словно то, на что они указывали, находилось в движении. Когда Хиляль поднял руку на уровень плеча и направил устройство на восток-северо-восток, на звездном экране проявилось второе изображение. Ярко-оранжевая светящаяся сфера, пульсирующая в ритме быстрого сердцебиения. Аксумит предположил было, что это звезда, вокруг которой вращается родная планета кеплера 22b, где-нибудь в миллионах световых лет от Земли. Но идея развалилась в пух и прах, стоило только начать движение. Той ночью они с Эбеном отправились в Аддис-Абебу на консультацию к пластическому хирургу. Нужно было что-то делать с ожогами Хиляля. Но, шагая по столице Эфиопии точно на юг, аксумит заметил кое-что необычное. Теперь, чтобы увидеть оранжевый шар, приходилось направлять устройство на север.

Словно бы яркий сгусток энергии указывал на конкретный объект – здесь, на Земле.

Триангуляционные расчеты показывали, что находится он где-то в восточных Гималаях.

И он мог оказаться как чрезвычайно важным, так и совершенно бесполезным для Последней Игры.

Третье изображение – не список цифр. И не шар света. Символ. Жезл, оплетенный парой змей. А над головами змей – два крыла, венчающих его вершину.

Кадуцей. Для кого-то – символ медицины и излечения от болезней. Для кого-то – знак змеиного яда, знак лжи. Жезл Гермеса, посланника Создателей, который некогда разделил борющихся змей и тем самым примирил их. Но для Хиляля с Эбеном он значил кое-что совершенно иное. Зловещее. Настолько зловещее, что аксумит прервал Игру, отложил поиски гималайского маяка и через весь мир рванул в Лас-Вегас. Прежде чем Хиляль сможет продолжить, он должен разобраться с Осквернителем. У него много имен:

Армилий, Даджаль, Ангро-Майнью, Калки на белом коне.

Дьявол.

Антихрист.

Эа.

Вот он, секрет аксумской Линии. У нее не одна цель, как у остальных Линий, а две. Первая – как у всех: хранить тайну происхождения человечества и готовить Игроков к Последней Игре, поколение за поколением. Вторая сложнее. Аксумиты должны отыскать посохи, некогда спрятанные в священном Ковчеге, и с их помощью уничтожить Эа. Раз и навсегда.

Эа, глава дьявольского Братства Змея, должен умереть.

А Хиляль – один из тех, кто его убьет. Это он знает точно.

И точно знает, что именно Эа отравил душу человечества. Явился в райском саду в образе Змея. Он лишил людей духовного просветления. Скрыл Древнюю Истину.

Хиляль должен вернуть ее людям. Вернее, той части человечества, что останется после События. Проиграет ли он или победит, умрет или выживет, он должен освободить Землю от власти Эа-Осквернителя. Слишком долго тот терзал всё живое.

Хилялю ужасно хочется, чтобы каждый человек понимал, чувствовал, знал: для духовного просветления не нужен никто: ни бог, ни святое писание, ни праведники, ни храмы, ни кеплеры, ни Создатели – никто. Ключ к раю – в каждом из нас. В самом нашем бытии.

Каждый из нас – бог собственной вселенной. Познать и принять Древнюю Истину – значит, наконец избавиться от оков души, в которых Эа и его последователи веками держали человечество.

Но сначала надо уничтожить Эа.

«Вот она, Древняя Истина, которую надо принести в новый мир».

Забывшись, Хиляль произносит эти слова вслух – как раз в тот момент, когда о борт самолета стукается телетрап.

Молодая афроамериканка – та, которая за весь полет сказала лишь «О господи!», – не может сдержаться.

– О чем это вы? – спрашивает она.

Хиляль поворачивается к ней. Голубой глаз. Красный глаз.

Россыпь кровавых точек на бинтах.

– Простите, что?

Голос у него низкий, скрипучий, грубый.

Женщина нервно сглатывает.

– Вы вроде сказали что-то про «новый мир»?

Щелкают ремни безопасности. Пассажиры поднимаются, тянутся к полкам за вещами. Впереди, через несколько рядов, раздается детский плач. С другого конца самолета долетают взрывы смеха.

Хиляль улыбается.

– В самом деле? Я не заметил. Но, сестра моя, вполне возможно, что я действительно упомянул о «новом мире».

Она затаивает дыхание.

– Но вы ведь в это не верите?

– Не верю во что?

– Во всю эту муть об Аваддоне?

Это имя ему прекрасно известно. В Танахе Аваддон – воплощение и символ ада. Но Хиляль, хоть убей, не понимает, почему она произнесла именно это имя. И его это тревожит.

Потому что у аксумитов Аваддон – еще одно имя Эа.

– Да ладно. Вы что, новости не смотрите?

– Новости? Нет. Нет, я… Последние сутки я провел в пути.

И… ну… эти ожоги – они свежие. Не… несчастный случай.

Около недели назад.

– Рассказать вам новости?

На самом деле девушке хочется спросить, как все случилось.

Хиляль понимает это и решает ее опередить.

– Говорили, я был красивым. – Он хмыкает, отчего-то чувствуя в носу запах дыма. – Но мне всегда казалось, что это не очень-то подходящее слово для парня – красивый.

Она теряется, не зная, что ответить. Может, думает, что Хиляль малость того?

– Расскажите мне об Аваддоне, если не трудно, – просит он. Соседка пожимает плечами. Может, он и малость того, но, по крайней мере, вежливый.

– В новостях передавали. Перехватили письмо какого-то парня из НАСА. Он писал сестре в Массачусетс. Предупреждал: типа, у нее всего восемьдесят дней или около того, чтобы убраться оттуда куда подальше. Не уберется – вся семья погибнет.

Хилялю становится интересно.

– И что же их убьет?

– Аваддон. Ну, так его назвал тот чувак из НАСА. Чертовски большой астероид, идущий курсом пересечения с Землей.

Он сказал, это может… будет много жертв. Реально много.

Так много, что все изменится.

– Новый мир, – бормочет Хиляль.

– Ну да. Хотя, знаете, многие считают, что это розыгрыш.

То есть хотят так считать.

Повисает пауза. Толстяк в проходе неодобрительно косится на девушку. Та понижает голос.

– А кое-кто уже начинает волноваться. Потому что до сих пор никто эту новость не опроверг. И метеориты на прошлой неделе… столько людей погибло… И непонятная штука со Стоунхенджем – никто ведь так и не знает, что там случилось. И тот чудик в телевизоре… он болтал о какой-то Игре… – Ага, я уже в курсе.

– Чертово дерьмо это все, вот что я скажу. Это письмо уже прочитали все, а политики – ни гугу! Ни полсловечка никто не сказал, ни один. Чем они там только занимаются?

Хиляль что-то задумчиво бормочет в ответ.

Толстяк в проходе мотает головой, словно отказываясь слушать весь этот бред, и движется к выходу.

Теперь очередь Хиляля. Надо бы встать, попрощаться с девушкой и расстаться навсегда. Надо бы.

Но вместо этого аксумит серьезно смотрит на соседку.

Наклоняется к ней. Моргает. Голубой глаз. Красный глаз.

– Послушайте. То, что сказано в том письме из НАСА, – правда. Самая настоящая правда. Я не могу сказать, откуда мне это известно, – а если скажу, вы меня на смех подымете, – но Аваддон реален. Готовьтесь. Готовьтесь, ибо новый мир уже близок.

Она отшатывается, ошалело смотрит на него.

– О нет. Даже слышать не желаю об этой фигне.

Девушка водит в воздухе пальцем – видимо, изображая «фигню». Встает и начинает неуклюже протискиваться мимо коленей Хиляля в проход. Ее сумка задевает его по плечу. В ожоги тут же вонзаются тысячи разгневанных пчел, но аксумит не издает ни звука.

– И не стану слушать, – бурчит девушка.

Хиляль ее понимает. Правда ранит не хуже огня.

Афроамериканка пробирается к выходу из самолета так быстро, как только может.

Не вставая, Хиляль терпеливо ждет, пока все пассажиры покинут самолет. Снова задумывается. Ему плевать на новости. Плевать на метеорит. Плевать, поверит человечество в это или нет. Последняя Игра уже идет. Здесь и сейчас. Мир уже меняется – здесь и сейчас.

Аксумит достает устройство Создателей. Может, оно и древнее, может, его и сделали еще до появления людей на Земле, но сейчас оно не привлекает абсолютно ничьего внимания.

Обычный планшет, каких миллионы.

Хиляль поднимает его. Экран медленно светлеет. Он направляет устройство на Лас-Вегас и вглядывается в изображение. Он ждет, что увидит кадуцей.

И не ошибается.

А в следующее мгновение удивленно распахивает глаза.

Резко вдыхает.

Символ стал ярче и больше.

Но Хиляля беспокоит другое. Кадуцеев на экране уже два.

Два знака дьявола. И оба – здесь, в Лас-Вегасе.

Что это означает?

Подходит стюардесса. Останавливается.

– Сэр, вам требуется кресло-каталка?

Хиляль вздрагивает, усилием воли выныривает в реальность.

– Простите?

Стюардесса обводит рукой салон самолета. Никого нет.

– Вам требуется кресло-каталка?

Аксумит сует «планшет» за пазуху.

– Нет, мэм. Извините.

Встает и ступает в проход. Тянется к багажному отделению над головой, достает маленький рюкзак и два посоха с рукоятками в виде змеиных голов.

Посох Аарона. Посох Моисея.

Оружие, которому суждено уничтожить Осквернителя.

Лишь бы удалось подобраться к нему поближе.

Хиляль медленно идет по проходу. У двери в кабину стоит первый пилот.

– Хорошего дня, сэр.

– Вам того же, капитан.

Прочь из самолета. Вниз по телетрапу. В здание терминала. Совершенно не похожее ни на один из множества терминалов, которые Хиляль повидал на своем веку.

Не потому, что спроектировано не так, как другие американские аэропорты. А потому, что здесь тихо – так тихо, что из дальнего конца зала отчетливо слышится перезвон тихих мелодий в торговых автоматах.

Уже почти вечер, и в зале полно народу.

Но все они замерли, словно пригвожденные к месту смертоносными ледяными лучами. Никто не идет к выходам. Никто не разговаривает по телефону. Никто не следит за детьми.

Все стоят, вытянув шеи. Не сводят глаз с телевизоров, развешанных по стенам.

На экранах – президент Соединенных Штатов. Она сидит за большим столом в Овальном кабинете. Лицо строгое.

Голос напряжен и дрожит.

– Мои соотечественники и все граждане Земли! Аваддон – реален.

По залу проносится дружный вздох. Кто-то начинает всхлипывать.

Президент говорит дальше, но Хилялю уже неинтересно.

Это Последняя Игра.

Надо отыскать Эа.

Он поудобнее перехватывает посохи и идет к выходу.

Единственный из всех.

Единственный, кто идет сейчас по застывшему от ужаса новому миру.

* * *

Восемьдесят девять глав государств по всему миру одновременно выступают с речью. Восемьдесят девять глав государств официально объявляют своим гражданам: они не уверены на сто процентов, что астероид столкнется с Землей, но это весьма вероятно. Они не знают, куда он ударит. Но точно знают, что это коснется всех живых существ на планете. Не конец света – но конец мира в том виде, каким его знают сейчас. Точка отсчета. Начало новой эры. Новой истории человечества.

– Мы больше не американцы и не европейцы. Не азиаты и не африканцы. Не осталось больше ни востока, ни запада, ни севера, ни юга. – Президент заканчивает свою речь, прозвучавшие в ней эмоции проносятся по всему миру, эхом повторяясь в словах и чувствах всех глав государств. – Мы больше не христиане или евреи, мусульмане или индусы, шииты или сунниты, верующие или атеисты. Мы больше не индийцы и не пакистанцы, не израильтяне и не палестинцы, не русские и не чечены, не северокорейцы или южнокорейцы. Не террористы, не вольные борцы за свободу, не либералы и не радикалы. Не коммунисты, не социалисты, не теократы, не фашисты. Не ученые, не священники, не политики, не солдаты, не учителя, не ученики, не демократы и не республиканцы. Сегодня мы все – просто люди Земли. Самый удивительный биологический вид на самой удивительной планете. Сегодня забыты все разногласия, решены все споры, прекращена всякая вражда. Мы – едины. Мы – люди, которые хотят и могут сплотиться, чтобы плечом к плечу встретить неизвестное будущее. Будущее, которого никто не ждал. Мы – едины. Мы должны верить в лучшее в нас. Если и есть шанс выжить в катаклизме, то только благодаря милосердию и любви. Только благодаря тому, что делает нас людьми. Мы едины, друзья. Да благословит Бог каждого из нас. Да благословит Бог нашу Землю.

Все игроки

Америка. Германия. Индия. Япония

Сара, Яго и Ренцо смотрят обращение президента на борту «Сессны Ситэйшн CJ4», самолета Ренцо. Они с Сарой чуть с ума не сошли от радости, когда Яго появился на взлетной полосе в Линкольншире. Ольмек постарался помирить их, и те согласились пока не устраивать разборки. Во всяком случае, разногласия временно отошли на второй план. «Сессна» взлетела почти сразу же после того, как Яго объяснил, что сумел нырнуть под поезд и спрятаться в большой канализационной трубе под рельсами, где и дожидался, пока не миновала опасность. Он не злился на Сару за то, что она оставила его, и убедил Ренцо тоже не злиться на нее. Они Играли, и оба выжили в этот день. После дозаправки в новошотландском Галифаксе, где они провели сутки, Сара с Яго, отмахнувшись от возражений Ренцо, заявлявшего, что они ведут себя как дети и что это опасно, летят в тайное убежище кахокийцев на востоке штата Небраска. Там Сару ждет ее семья.

Ей нужно увидеться с родными. Объяснить, что произошло с Кристофером и почему. Рассказать, что случилось, когда она получила Ключ Земли. Попытаться разобраться в собственных мыслях. Может быть, семья ей в этом поможет. Может, это вообще будет последнее их наставление – ей, Игроку кахокийской Линии. Может, родным удастся успокоить ее, примирить с ситуацией, заставить наконец прийти в себя.

И, пока она дома, Сара хочет сходить на могилу Тейта.

Родного брата. Еще одной жертвы Последней Игры. Выступление президента она смотрит молча. По щекам текут слезы. Когда стихают последние слова, девушка не выдерживает. Извинившись, она убегает в туалет.

Только там можно выплакаться вволю.

Ни Яго, ни Ренцо обращение президента не трогает. Они давно готовы к появлению Аваддона – и того, что наступит после. – Забери Ключ Земли и избавься от нее, – шепчет Ренцо, едва за Сарой закрывается дверь.

Яго думает. Потирает шрам на шее – по привычке.

– Не могу.

– Ты должен. Время дорого. Скоро мир перестанет быть уютным и простым. Надо вернуться домой. В дом наших предков. В твой дом. Нужно отдать Ключ Земли Аукапоме Уайне и узнать то, что знает она.

– Ты меня не слушаешь, Ренцо.

– Я всегда слушаю своего Игрока.

– Хватит пичкать меня бабушкиными сказками. Да, ты прав, я знаю. Но я ее не брошу. Как и тебя. Мне нужна твоя помощь, но я не хочу, чтобы ты выносил мне мозг своими сомнениями.

Ясно?

Ренцо выпрямляется. Поднимает голову. Смотрит Яго в глаза – честно, прямо, откровенно. Кивает.

– Да. Ясно, Яго.

– Хорошо. Теперь дальше. Ты прав: нам нельзя больше терять время. И Саре нельзя. Но она выбита из колеи. И я не думаю, что семья поможет ей с этим разобраться. Алопай слишком уязвима. А встреча с родными сломает ее окончательно.

Ренцо тычет пальцем себе за спину.

– Может, тебе ее к психиатру сводить, а? На это у нас есть время?

Яго поднимает руку, и тот умолкает.

– Разворачиваем самолет в Перу, но ей – ни слова, понял? Руки Ренцо падают на колени. Он старается справиться с эмоциями.

– Придется еще раз заправиться.

– Знаю. Остановимся в Мексике, в Валье Эрмосо.

Там все еще живет Мария Рейес Сантос Изил.

У нее и заправимся. Она нас накормит и даст поспать.

В комфорте и безопасности.

Из туалета доносится грохот. Сара колотит по стенам.

По раковине. Слышны рыдания.

Яго оглядывается на дверь. Эта девушка – самая сильная из всех, кого он встречал, и самая ранимая. Он снова трет шрам на шее – и перехватывает вопрошающий взгляд Ренцо. – Яго, она – убийца. Я собственными глазами видел, на что она способна, – там, в Англии. Но она не Игрок. Больше не Игрок. – Хватит, Ренцо. Оставь ее в покое. – Голос Яго резок и полон горечи. – Займись навигационным компьютером. Я сам с ней разберусь.

Эшлинг Копп смотрит обращение президента с заднего сиденья бронированного «Кадиллака CTS». Машина несется по мосту Джорджа Вашингтона. Рядом с девушкой сидит Грег Джордан, Макклоски оккупировала переднее пассажирское сиденье, Маррс – за рулем.

– Хорошая речь, – говорит он.

– Ну конечно, – фыркает Макклоски, – только бесполезная.

Либеральная трепотня о конце света в духе Гоббса.

Эшлинг с ней согласна. Джордан и Маррс – тоже. Хотя никто не говорит этого вслух.

Элис Улапала сидит на кровати в номере берлинской гостиницы и смотрит выступление канцлера Германии. Элис знает немецкий (так же, как французский, латынь, малайский, голландский и – чуть хуже – китайский, не считая полудюжины туземных диалектов), так что с этим нет никаких проблем. Выступление начинается в 10 вечера. Длится 17 минут. В конце канцлер плачет. Пока идет программа, Элис водит оселком по острию одного из своих бумерангов.

Раз за разом.

Вперед и назад.

Снова и снова.

– Что ж, все становится гораздо интересней.

Маккавей с Екатериной смотрят прямую трансляцию.

Пока выступает президент Польши, они молчат. Не сводят с экрана потрясенного взгляда – как почти каждый житель Земли.

Речь заканчивается. Через несколько минут Маккавей наконец отмирает:

– Хорошо, что мы взяли бутылку «Крюга», когда был шанс.

– Да уж, – соглашается Екатерина.

Повисает молчание. Им удалось вытащить Байцахана с того света, но он все еще не пришел в сознание и лежал в постели.

– Рассказать твоему другу?

– Нет, – отвечает Маккавей, не сводя взгляда с двери, за которой лежит дунху. – Байцахана все это не волнует.

Я даже не уверен, что он знает о существовании других людей. В смысле, человечества.

Шари с Джамалем слушают речь премьер-министра Индии. Они в маленькой комнате в убежище Хараппы, среди гор, в, в Долине Вечной Жизни. Если и есть в мире место, где можно пережить столкновение с астероидом, то это . Если только удар не будет нацелен прямо сюда.

Малышка Элис тоже смотрит. Малышке всего два года, но она, кажется, прекрасно понимает всю серьезность и важность слов премьер-министра.

«Такая кроха, но уже столько знает и понимает, такая умница», – думает Шари, и от этих мыслей ей становится страшно.

– Мам, это о моем сне, да? – вдруг вставляет девочка посреди выступления.

«То есть о твоем кошмаре», – мысленно поправляет Шари и, сжав руку мужа, отвечает:

– Да, meri jaan.

– А Аваддон сделает нам бо-бо, да, мам?

– Нет, meri jaan. Все случится далеко отсюда.

– Мы не хотим, чтобы кому-то из нас – тебе, мне, маме – было больно. Поэтому, голубка моя, мы и здесь.

– Хорошо, папа.

Выступление продолжается. Шари снедает страх – но не из-за Аваддона. Астероид должен ударить как можно дальше от Ключа Неба.

Потому что если малышка Элис умрет, умрет и Последняя Игра.

Однако пока они в безопасности.

В безопасности, пока не пришли остальные.

Ань – в Японии, в родном городе Тиёко Такеды. Подключился к нелегальному каналу и смотрит выступление президента Китая на новеньком ноутбуке последней модели. Сидит на корточках прямо на полу. Сейчас он больше похож на рабочего, вырвавшегося на перекур, чем на тренированного убийцу. На нем только черные трусы и цифровые наручные часики Тиёко Такеды.

Бинтов на голове Аня больше нет. Звездообразная россыпь стежков – в том месте, куда вошла пуля. Ребра выпирают, как прутья птичьей клетки. Рука воспалилась и ноет; кожа вокруг вывихнутого большого пальца красно-синяя. На правом бедре – синяк размером с манго. Ань даже не помнит, как умудрился его заработать, но это совершенно неважно.

Прищурив темные глаза, он внимательно смотрит на экран. Президент Китая, в очках, тщательно подогнанном костюме и красном коммунистическом галстуке, вещает о нависшем над человечеством конце света.

Его слова ничуть не трогают Аня. Не печалят, не внушают тревогу и страх. Гигантский астероид – как раз чего-то такого Ань и ожидал. Это будет весело. Все годы, что длилось издевательское обучение, Ань представлял себе эту картину. Представлял тот день, когда судьба каждого жителя Земли станет такой же мрачной, как его собственная. Когда каждый столкнется лицом к лицу со смертью.

Так было, пока он не встретил Тиёко.

Так было, пока он не… не влюбился.

Абсурд какой-то. Он из Линии Шань. Его Линия неспособна на любовь.

Нет.

И вместо того, чтобы радоваться, он чувствует, как слова президента будят в нем гнев.

Для Аня гнев всегда питал его сердце. Вечный пульсирующий ритм. Но этот гнев – другой. Новый. Намного более сильный. Концентрированный. Рожденный из любви, которую он потерял и никогда уже не обретет снова. Гнев с оттенком страсти.

Страсти к ней.

Но Тиёко больше нет, ее не вернуть. И Ань разрабатывает новый план. Нестандартный, непривычный, но верный. Он знает, что это так. Знает, что Тиёко бы с ним согласилась. Надеется, что согласится и вся ее Линия. Ибо этот план справедлив. Этот план несет возмездие.

«Ты Играешь на смерть. Я Играю на жизнь».

Ее слова.

Тиёко.

Выступление подходит к концу. Ань смотрит на ноутбук, а руки его продолжают работу. Плотная коса из шелковистых черных волос, полдюйма толщиной и чуть больше фута в длину. В середине она расширяется до размера узкой ладони. Паутина из черных прядок, в которую вплетены два бледных кусочка кожи размером с двадцатипятицентовую монету и два сморщенных человеческих уха.

Ань поднимает странное изделие повыше. Оно почти готово.

Ожерелье из останков его возлюбленной. Ее волосы. Ее плоть.

Он слушает речь президента.

Китайский глава государства заканчивает выступление теми же словами, что и все: «Мы – едины».

Экран становится черным.

Ань захлопывает ноутбук. Зубами сдирает со своей губы частичку отмершей кожи и выплевывает.

– Нет уж, – произносит он на мандаринском наречии.

Еле заметный спазмХЛОП, но с ним все-таки удается справиться.

– Вы ошибаетесь. Мы не едины. Каждый сам за себя.

http://eg2.co/207