Текст книги "Бессмертные"

На четвертый день Уивер уже сидел на кровати и разговаривал с сиделкой слегка надтреснутым, но бодрым голосом.

– Таа-ссс, – прошепелявил он. – В тот день я утер им нос. Показал им, это уж точно. Вдарил прямо между глаз. Всегда терпеть не мог этих сопляков. А вы, наверное, доктор, – внезапно повернулся он к Пирсу. – Вы мне нравитесь. Прослежу, чтобы вам как следует заплатили. Забочусь о тех, кто мне нравится. Да и о тех, кто не нравится, тоже.

И он хихикнул; это был злой смешок избалованного ребенка.

– Вам не стоит об этом беспокоиться, – мягко заметил Пирс, взяв Уивера за запястье. – Сосредоточьтесь на выздоровлении.

Старик кивнул с довольным видом и засунул палец в рот, чтобы почесать десны.

– Вам жаплатят, – пробормотал он. – Уж вы не бежпокойтесь.

Пирс взглянул на запястье, которое держал. Оно как будто налилось силой. Ничего подобного раньше видеть ему не доводилось.

– Что с вашими деснами?

– Чешутся. – Уивер вытащил палец изо рта. – Просто-таки огнем горят.

На пятый день Уивер самостоятельно дошел до туалета.

На шестой день принял душ. Когда Пирс вошел, Уивер сидел на кровати, свесив ноги. Он настороженно глянул на Пирса, и тот заметил, что глаза старика уже не выглядят запавшими. Его кожа будто светилась здоровьем изнутри. И так же как его запястье и рука, лицо тоже налилось и округлилось. Даже его ноги теперь выглядели более крепкими, почти мускулистыми.

Здоровое сбалансированное больничное питание помогло ему окрепнуть, нарастить жирок и увеличить мышечную массу.

Теперь со своими ухоженными белоснежными волосами он стал походить на идеального дедушку из рекламы.

На следующий день его волосы потемнели у корней.

– Сколько вам лет, мистер Уивер? – спросил Пирс.

– Восемьдесят, – гордо ответил Уивер. – Как раз исполнилось восемьдесят 5 июля. Родился в Вайоминге, парень, в горной хижине. В те года там еще медведи вокруг бродили. Не раз видел их – вот как тебя сейчас. И волков тоже. Хотя к нам они никогда не лезли.

– Какого цвета были ваши волосы?

– Цвета воронова крыла. Самые черные, самые блестящие волосы во всей стране. Помнится, девчонки в очередь выстраивались, чтобы их потрогать. – Он ностальгически усмехнулся. – А я был не против. Кучу черноголовых ребятишек оставил, прежде чем уехал из округа Уошеки.

Он сунул палец в рот и начал ожесточенно тереть десны.

– Все еще чешутся? – спросил Пирс.

– Будто вайомингский клещ цапнул. – Он снова хихикнул. – Ты знаешь, что со мной, парень? У меня второе детство. Вот так. Зубы режутся.

На вторую неделю Уивера перевели из интенсивной терапии в частную палату, и он снова вспомнил о бизнесе, оставив воспоминания о прошлом позади. Рядом с его кроватью установили телефон, и, пока он бодрствовал, добрую половину его времени занимали короткие, резкие разговоры о непонятных сделках и сложных махинациях. Другую половину он посвящал Янсену, который всегда столь уместно оказывался у босса под рукой, будто поселился прямо в больнице. По крайней мере, Пирсу казалось, что он точно прикупил здесь комнату.

Уивер выбирал наследника своей империи.

И пока его мозг был занят вопросами сохранения и приумножения его владений, тело восстанавливалось, как хорошо отлаженная самодостаточная машина. Вылез его первый зуб – это был клык. За ним довольно быстро прорезались остальные. Его волосы ощутимо потемнели; когда парикмахер пришел подравнять их, Уивер велел ему срезать всю седину и остался с ежиком таких черных волос, какими они, по его словам, были раньше. Его лицо округлилось, морщины разгладились, как воды озера в безветренный день. Тело стало мускулистым и полным энергии; вены больше не выделялись, просвечивая сквозь кожу тонкими нитями. Даже в его глаза будто синьки плеснули.

Лабораторные анализы только подтвердили то, что начал подозревать Пирс. Артериосклероз никогда не поражал эти вены; или, точнее, каким-то невероятным образом, все скопления бляшек рассосались сами собой. Почки работали превосходно. Сердце, словно помпа, работало, как никогда, мощно и бесперебойно. Не осталось и следа от кровоизлияния в мозг.

К концу недели Уивер выглядел на тридцать с небольшим, и его тело было телом зрелого, полного сил и энергии мужчины.

– Карл, – говорил Уивер, когда Пирс вошел в комнату. – Мне нужна женщина.

– Какая-то конкретная женщина? – кивнув, спросил Янсен.

– Ты не понимаешь, – заявил Уивер тоном, полным нетерпения, который он использовал в разговоре с теми, кто напрямую зависел от его прихоти. – Я хочу жениться. Я уже допустил ошибку однажды и не собираюсь ее повторять. Человеку с моим положением необходим наследник. И он у меня будет. Да, Карл, – и свой скептицизм, будь добр, прячь тщательнее – «в моем возрасте»! – Он резко повернулся к Пирсу: – Не так ли, доктор?

Пирс пожал плечами:

– Нет ни одной физической причины, препятствующей вам стать отцом.

– Вот так, Карл. Я умен и силен, как прежде, а может быть, даже больше. И некоторые скоро почувствуют это на своей шкуре. Мне дан второй шанс, правда, доктор?

– Можно и так сказать. И как вы собираетесь его использовать?

– Я все сделаю наилучшим образом. Не так, как раньше. На этот раз я не допущу ни одной ошибки. А вы, доктор, знаете, чем займетесь?

– Тем же, чем занимался до сих пор: буду делать свою работу настолько хорошо, насколько это возможно.

Уивер впился взглядом в лицо Пирса.

– Думаете, я тут просто болтаю? Ошибаетесь. Вы должны выяснить причину.

– Причину чего?

– Причину моего выздоровления. Не пытайтесь меня надуть. Вы с таким никогда прежде не сталкивались. Мне больше не восемьдесят лет. Моему телу тоже. И мозгу. Почему?

– У вас есть какие-либо догадки?

– Мне не нужно гадать. Мне нужно знать. Я получаю факты от тех, у кого они есть, а потом решаю, как с ними поступить. И вот что мне от вас нужно – факты. Я омолодился.

– Вы разговаривали с доктором Истером?

– Конечно. Он мой личный врач. С него-то я и начал.

– Но вы говорите не его словами. Он бы никогда не стал использовать слова вроде «омоложение».

Уивер исподлобья глянул на Пирса.

– Что со мной делали?

– Какое это имеет значение? Если вы «омолодились», этого должно быть достаточно для любого человека.

– Когда мистер Уивер задает вопросы, – холодно вставил Янсен, – мистер Уивер привык получать ответы.

Уивер отмахнулся от него.

– Доктор Пирс не из пугливых. Но он разумный человек. Он верит фактам. Основа его жизни – логика, так же как и у меня. Поймите меня, доктор! Сейчас-то мне, может быть, и тридцать, но мне же снова будет восемьдесят. И к этому времени я хочу знать, как снова стать тридцатилетним.

– А, – вздохнул Пирс. – Вы сейчас говорите не об омоложении. Вы говорите о бессмертии.

– А почему нет?

– Оно не для людей. Тело изнашивается. Семьдесят лет. Примерно столько всем нам отпущено. После этого мы начинаем разваливаться на части.

– Я прожил свои семьдесят и даже немного больше. А теперь начну заново, с тридцати. У меня впереди еще сорок, может, пятьдесят лет. А что потом? Еще сорок-пятьдесят?

– Мы все умрем, – заметил Пирс. – Этого ничто не сможет изменить. Ни один рожденный человеком не минует могилы в итоге. Эту болезнь мы подхватываем при рождении, и ни одному из нас ее не победить; она неизлечима. Это смертность.

Похоже, кто-то все-таки смог с ней справиться?

– Не нужно понимать мои слова слишком буквально. Я не имел в виду, что смертность – это какая-то определенная болезнь, – пояснил Пирс. – Мы можем умереть по многим причинам: несчастный случай, инфекция.

И старение, – подумал Пирс. – Насколько нам известно, это болезнь. Точнее, могла бы быть болезнь. Этиология: Вирус, открытый, латентный, попадает в организм при рождении или вскоре после него – может передаваться при зачатии.

Процент заболеваемости: 100 %.

Симптомы: медленный распад физической сущности, проявляющийся вскоре после вступления в зрелость, растущая слабость, нарушения в работе кровеносной системы, вызванные артериосклерозом и болезнями сердца, отказ иммунной системы, нарушение работоспособности органов, в том числе и органов чувств, потеря способности клеток к восстановлению, восприимчивость к внешним вторжениям…

Прогноз: 100 %-ная вероятность летального исхода.

– Все умирает, – продолжил Пирс без паузы. – Деревья, планеты, звезды… Это естественно, неизбежно…

Хотя нет. Естественная смерть – это сравнительно новое понятие. Оно появилось только тогда, когда жизнь стала многоклеточной и сложной. Может быть, такова цена за сложность, за способность мыслить.

Простейшие не умирают. Многоклеточные – губки, плоские черви, кишечнополостные организмы – не умирают. Некоторые виды рыб не умирают, не считая несчастных случаев. Полёвки никогда не перестают расти и не стареют. Где же я это читал? И даже ткани высших позвоночных бессмертны при определенных условиях.

Каррел и Эбелинг это доказали. Обеспечь клетке бесперебойное правильное питание, и она никогда не умрет. Клетки каждой части тела сохранялись живыми в пробирке неопределенно долгое время.

Дифференциация и специализация – вот причина того, что отдельно взятая клетка никогда не развивалась в идеальных условиях. Помимо сохранения жизнеспособности, у клетки, как у части целого, было множество других функций. Правдоподобное объяснение, но соответствовало ли оно истине? Оно так же правдиво, как и утверждение, что клетка умирает потому, что нарушается работа кровеносной системы?

Если кровеносная система будет здоровой, действующей, регенерирующей, то все тело может стать бессмертным.

– Когда мы называем что-то естественным, это значит, что мы отчаялись понять, что это такое, – сказал Уивер. – Вы сделали мне переливание. Истер сказал мне, что иммунитет может передаваться с кровью. Кто был донором этой крови?

Пирс вздохнул:

– Данные доноров конфиденциальны.

Уивер насмешливо фыркнул.

* * *

Хранилище располагалось в подвале. Пирс прокладывал путь по людным, шумным коридорам, заполненным пациентами на колясках, которые ждали своей очереди на рентген или другие исследования. Некоторых пациентов в лаборатории и назад в комнаты доставляли на каталках.

– Если вы достаточно умны, – сказал ему Янсен, спускаясь по ступеням, – то вы поймете необходимость сотрудничества с мистером Уивером. Сделайте то, о чем он просит. Скажите ему то, что он хочет знать. И вы не останетесь внакладе. А если нет… – Лицо Янсена искривила неприятная ухмылка.

Пирс рассмеялся:

– И что же Уивер может мне сделать?

– Лучше бы вам этого никогда не узнать, – посоветовал Янсен.

Хранилище отличалось от других кабинетов чистотой, высокой функциональностью и в данный момент было пустым, не считая лаборанта. Когда Янсен попросил предоставить информацию о переливании крови Уиверу, лаборант ввела его имя в компьютер.

– Уивер? – уточнила она. – Вот здесь. На четвертой.

Ее палец скользил по экрану.

– Первая отрицательная.

– Были ли поступления крови из офиса мистера Уивера? – спросил Пирс лаборанта.

– Ни одного, кто назвал бы себя.

– Вы все усложняете, – сказал Янсен. – И, хотя правила о возмещении крови не существует, не волнуйтесь: будет вам кровь прямо завтра. Кто был донором?

– Такую информацию мы не предоставляем, – сказала лаборант.

– Мы можем в течение двух часов предоставить вам распоряжение суда, – ответил Янсен.

– Ответьте ему, – сказал Пирс. – Под мою ответственность.

Лаборант нажала еще одну кнопку, и на экране компьютера замелькали данные.

– Маршалл Картрайт, – сказала она. – Первая отрицательная. ЭДС в норме. Теперь припоминаю. Он пришел на следующий день после выхода на экраны нашего объявления. Нам не хватало первой отрицательной, и из списка постоянных доноров уже не к кому было обратиться… Реакция на объявление была довольно слабая.

– Помните его? – спросил Янсен.

Она наморщила лоб и отвернулась к окну.

– Он приходил третьего числа. К нам приходит более двадцати доноров в день. А с тех пор прошла неделя.

– Вспоминайте! – потребовал Янсен.

– Я пытаюсь, – бросила она. – Что вы хотите узнать?

– Как он выглядел. Что говорил. Его адрес.

– Какие-то проблемы с кровью?

Пирс внезапно усмехнулся:

– «Задом наперед, совсем наоборот», – сказал Траляля».

Быстрая улыбка скользнула по лицу лаборанта:

– Нечасто к нам поступают подобные жалобы. Я легко найду вам его адрес. – Она нажала несколько клавиш на компьютере.

– Забавно. Он продал свою кровь однажды, но больше решил этого не делать.

– Картрайт. Маршалл Картрайт. «Эббот-отель». Телефон не указан.

– «Эббот», – задумчиво повторил Янсен. – Похоже на какую-то ночлежку. Что-нибудь еще вспомнили? – настойчиво спросил он лаборанта. – Он не захотел, чтобы его имя вносили в список доноров?

Она медленно, с явным сожалением покачала головой.

– К чему все это? Уивер? Это не тот ли богатый старичок из триста пятой, который чудесным образом поправился?

– Верно, – угрюмо буркнул Янсен, отметая дальнейшие расспросы. – Мы бы хотели получить копии компьютерных данных.

– Вы получите эти данные, как только лаборант подготовит их к передаче.

– Не позднее чем через час, – заявил Янсен.

– Не позднее чем через час. – Пирс не стал спорить.

– Тогда на этом все, – сказал Янсен. – Если что-нибудь вспомните, свяжитесь с мистером Уивером или со мной. Меня зовут Карл Янсен. Вам это может быть полезно.

Полезно, полезно, – подумал Пирс. – Жизненное кредо людей подобного типа.

– Полезно ли это человеческой расе? Не важно. Главное, чтобы вы получили то, что нужно вам.

– Как всегда, – жестко ответил Янсен. – И мистер Уивер, и я – мы оба получаем то, что нам нужно. Запомните это!

Пирс помнил об этом, пока помолодевший старик по имени Лерой Уивер отращивал новые зубы, ослепительно белые по контрасту с его черной шевелюрой, пока он управлял своей империей из больничной палаты. Не забывал, и когда Уивер начинал нервничать из-за того, что Пирс все еще не дал ему ответа, из-за постоянных анализов и вынужденного безделья, и когда тот приставал к медсестрам, дежурившим днем. Пирс не пытался выяснять, что тут происходило ночью.

Еще до конца недели Уивер решил покинуть больницу, а Пирс нашел частного детектива.

Черные буквы на матовом стекле двери складывались в надпись:

ДЖЕЙСОН ЛОКК

ЧАСТНЫЕ РАССЛЕДОВАНИЯ

Однако сам Локк нисколько не соответствовал представлениям Пирса о сыщике. Он не выглядел крутым парнем, по крайней мере снаружи, тем не менее явно был покрепче многих других, но никак не выказывал своих скрытых достоинств.

Локк был крупным человеком средних лет, с проглядывающей в волосах сединой и строгим, загорелым лицом, одетым в хорошо сидящий летний костюм цвета какао с молоком; он выглядел как руководитель процветающего предприятия. Но предприятие, похоже, не слишком-то процветало: обшарпанный офис, мебель среднего качества и ни секретаря, ни приемной.

Именно такой человек и был нужен Пирсу.

Он выслушал Пирса, не сводя с него взгляда своих темных, спокойных глаз.

– Мне нужно, чтобы вы нашли человека, – начал Пирс. – Маршалл Картрайт. Последний адрес: «Эббот-отель».

– Зачем?

– Это имеет значение?

– Я хотел бы сохранить лицензию – как, впрочем, и свою свободу.

– Никакого криминала, – сказал Пирс, – но это может быть опасно. Я не обманываю вас, речь идет о медицинской проблеме, суть которой я не могу объяснить. Для меня очень важно, чтобы вы нашли Картрайта. И для него тоже – от этого может зависеть его жизнь. Более того, это может быть важно для всего человечества. Опасность состоит в том, что его ищут и другие люди; и если они вас засекут, то могут применить силу. Я хочу, чтобы вы нашли Картрайта раньше их.

– А кто это «они»?

Пирс пожал плечами:

– Пинкертон, Бернс, Международное детективное агентство – я точно не знаю. Одна из крупных фирм, скорее всего. Может быть, частная группа.

– По этой причине вы к ним и не обращаетесь?

– Это одна из причин. Хотя я не стану ничего скрывать от вас. Их наниматель – Лерой Уивер.

В глазах Локка зажегся огонек интереса.

– Я слышал, старикашка снова в деле. У вас есть фото, описание или еще что-нибудь, что может помочь мне в поисках этого Картрайта?

Пирс уставился на свои руки.

– Ничего, кроме имени. Он молод. Он продал пинту своей крови третьего числа. Он отказался от внесения его имени в список постоянных доноров. Тогда он указал отель «Эббот» в качестве места проживания.

– Я знаю это место, – сказал Локк. – Клоповник на Девятой улице. Я бы сказал, что он уже уехал из города.

– Почему вы так считаете?

– Для того он и сдавал кровь. Чтобы выбраться из города. Он отказался сдавать кровь повторно, потому что не собирался здесь задерживаться. А те, кто обычно останавливается в местах вроде «Эббота», никогда не упустят шанс время от времени урвать деньжат без особого напряга.

– Я так и подумал, – согласился Пирс. – Так вы возьметесь за это дело?

Локк крутанулся в кресле и уставился в окно, на фонарные столбы, трансформаторные будки и линии электропередач Двенадцатой улицы. Смотреть там было не на что, но ему этот вид, казалось, помог принять решение.

– Двести пятьдесят долларов в день плюс расходы, – заявил он, повернувшись к Пирсу. – И пятьдесят сверху, если придется выехать из города.

Во второй половине дня Пирс обнаружил, что за ним следят.

Было тепло, он не спеша шел по осенней улице – мимо безразличных ко всему толп неизвестных, спешащих куда-то покупателей, которые расступались в стороны и смыкались за его спиной, – и с каждым шагом его уверенность крепла. Он проходил через кондиционированные помещения магазинов, иногда быстро, иногда задерживаясь, чтобы рассмотреть выставленные на стойке дезодоранты, невзначай оглядываясь в попытке скрыть свое беспокойство, ничего не замечая, но все больше убеждаясь в том, что он под наблюдением.

Симптомы были ему знакомы. Они характерны для паранойи, для того мучительно-тревожного периода в жизни, когда человек, достигая средних лет, понимает, что нереализованные планы оборачиваются сожалениями, и ищет, кого бы в этом обвинить, кроме себя. Пирс не ожидал, что ему придется столкнуться с подобным: неприятное покалывание в районе затылка и лопаток, вызывающее желание передернуть плечами, сковывающее шаг желание поторопиться, пуститься бегом, нырнуть в дверной проем, в лифт…

Пирс кивнул своим мыслям и замедлил шаг. К своей машине он шел медленно, перед отъездом остановился на минуту поболтать с охранником на парковке и направился прямиком домой.

Он так никогда и не узнал, что за человек или, может быть, несколько незнакомцев следили за ним тогда. Это чувство не отпускало его пару недель, и после того, как оно в итоге пропало, Пирс ощутил непривычную пустоту и одиночество.

Когда он вошел в квартиру, телефон звонил. Это было неудивительно. Телефон у врача звонит намного чаще, чем у обычных людей.

Это был доктор Истер. Смысл всей беседы сводился к тому, что Пирс не должен делать глупости; ему следует сотрудничать с мистером Уивером.

– Конечно же, я сотрудничаю, – согласился Пирс. – Я сотрудничаю со всеми своими пациентами.

– Я совсем не то имел в виду, – сказал Истер. – Работайте с ним, а не против него. И вы поймете, оно того стоит.

– Мне стоит заниматься медицинской практикой в меру моих скромных сил, – спокойно ответил Пирс. – Помимо этого ни у кого нет и не будет права ничего от меня требовать.

– Весьма достойные убеждения, – согласился Истер добродушно. – Вопрос в том, посчитает ли мистер Уивер, что вы занимаетесь вашей медицинской практикой правильно? Подумайте об этом.

Пирс аккуратно положил телефонную трубку на рычаг, размышляя о своей практике и профессии врача в целом – он знал, что не сможет быть счастливым, занимаясь чем-то другим. Он обдумал завуалированную угрозу, прозвучавшую в словах Истера; вполне осуществимая угроза. Призрак врачебной ошибки всегда витал где-то рядом, а деньги в сочетании с респектабельностью – могущественная сила, с помощью которой легко можно лишить врача лицензии или, допустим, сделать так, чтобы его услуги сильно подорожали. Цены на страхование профессиональной ответственности и так были чрезмерно высоки – некоторым его коллегам, особенно в акушерстве, пришлось в результате сменить профессию или стать перестраховщиками, в результате чего стоимость госпитализации и амбулаторного лечения взлетала до небес – а судебный иск, выигранный или проигранный, мог привести к тому, что расходы на страховку превышали бы его доходы.

Он обдумал слова Истера и понял, что лучше рискнет должностью, чем прогнется под такую реальность.

Всю следующую неделю он ждал, волновался и пытался чем-нибудь занять себя – а с такой проблемой докторам приходится сталкиваться крайне редко. За это время ни одно событие не нарушило больничную рутину.

А затем на него обрушилось все и сразу.

Когда он шел от машины к парадному своего дома, из вечнозеленого декоративного кустарника высунулась рука и утащила его в темноту.

Прежде чем он успел хоть слово сказать, не говоря уже о сопротивлении, рука запечатала его рот, и рядом с ухом раздался шепот:

– Тихо! Это Локк. Частный сыщик, помните?

Пирс постарался кивнуть. Рука медленно разжалась. Когда глаза Пирса привыкли к темноте, он смог разглядеть Локка. Тот зарос густой темной щетиной, и что-то было явно не так с его носом. Было похоже, что Локк с кем-то подрался; нос был сломан, а лицо всё в ссадинах и синяках.

– Не беспокойтесь обо мне, – прохрипел Локк. – Посмотрели бы вы на тех, кто это сделал.

Отодвинувшись немного, Пирс увидел, что Локк одет в какое-то тряпье, похожее на обноски из запасов Армии спасения.

– Простите, что втянул вас в это, – сказал он.

– Это часть моей работы. Послушайте. У меня не так много времени, а я хотел бы предоставить вам полный отчет.

– Это может подождать. Давайте поднимемся ко мне. Позвольте мне взглянуть на ваши ушибы. Можете потом отправить мне письменный…

– Не выйдет, – мрачно заявил Локк. – Я не стану ни под чем подписываться. Слишком уж опасно. С этого момента я умываю руки. Пару дней все было довольно легко. Потом они меня поймали. Ну, об этом они тоже сожалеют. Нужны подробности?

Пирс кивнул.

Сначала Локк думал, что напал на след. Он вселился в «Эббот», завязал знакомство с портье и как-то между делом спросил о своем дружке, Картрайте, который зависал тут пару недель назад. Портье был не прочь поболтать. Проблема была в том, что знал он немного, но и этого не стал бы рассказывать незнакомцу. Постояльцы «Эббота» чаще всего скрывались от полиции и коллекторов, поэтому портье подозревал, что все любопытствующие – из соответствующих органов.

Картрайт оплатил счет и съехал внезапно, не оставив обратного адреса. Они ничего о нем с тех пор не слышали, однако этим человеком уже интересовались.

– Вляпался в неприятности, да? – прозорливо спросил портье.

Локк кивнул с серьезным видом.

Портье доверительно придвинулся к нему и прошептал:

– Есть у меня подозрение, что он отправился в Де-Мойн. Вроде бы он что-то такое говорил – сейчас точно не вспомню.

Локк направился в Де-Мойн с образцом почерка Картрайта, взятым из журнала регистрации «Эббота». Он прошерстил все отели, мотели и ночлежки Де-Мойна. Наконец он увидел запись «Маршалл Картер» в одном из высококлассных отелей.

Картрайт выехал из «Эббота» девятого числа. Картер вселился в отель Де-Мойна десятого. Почерк казался похожим.

Локк нашел Картера в Сент-Луисе. Он оказался торговым агентом средних лет, продающим фотооборудование, и вот уже год как не бывал даже рядом с Канзас-Сити.

След прервался.

– Кто-нибудь другой может его найти? – спросил Пирс.

– Нет, если он сам того не захочет, – ответил Локк. – Общенациональный розыск – большая рекламная кампания – мог бы помочь делу. Но если он сменит имя и не станет светить его там, где это могут увидеть сыскные агенты, никто его не найдет. Вы же этого хотели, не так ли?

Пирс спокойно смотрел на него, не говоря ни слова.

– У него нет приводов, – продолжил Локк. – Это его спасает. Я пробивал по базе полиции и ФБР. Совпадений нет. Ни приводов, ни отпечатков пальцев. Не под этим именем.

– Как вы получили ваши травмы? – спустя секунду спросил Пирс.

– Они ждали меня у моего офиса, когда я вернулся. Двое. Хороши, конечно. Но недостаточно. «Не лезь!» – сказали они. Ладно. Я же не тупица. Я и не лезу, просто хотел довести дело до конца.

Пирс медленно кивнул.

– Меня все устраивает. Пришлите мне счет.

– Как же, счет! – проворчал Локк. – Пять тысяч. Кладете наличку в конверт, понемногу, чтобы не было заметно, и отправляете в мой офис – никаких чеков. Следовало бы взять с вас больше за то, что использовали меня для слежки, но у вас, наверное, были свои причины. Будьте осторожны, док!

Затем он исчез, растворился в тенях так быстро и тихо, что Пирс, начав ему что-то говорить, не сразу заметил его отсутствие. Пирс задумчиво смотрел ему вслед несколько долгих секунд, а затем открыл дверь парадного.

Поднимаясь на лифте, он был задумчив. Перед дверью в квартиру рассеянно достал ключи и вставил их в замочную скважину. Когда ключ не повернулся, Пирс вытащил его, чтобы посмотреть, в чем дело. Секунду спустя до него дошло, что дверь просто была не заперта.

Пирс повернул ручку и легонько толкнул дверь. Она тихо качнулась внутрь квартиры. Свет из холла попадал в квартиру, но освещал только небольшую часть погруженной во тьму комнаты. Пару мгновений он вглядывался в эту тьму, напрягая плечи, как будто это могло как-то помочь.

– Входите, доктор Пирс, – мягко произнес чей-то голос.

Вспыхнул свет.

Пирс моргнул.

– Добрый вечер, мистер Уивер. И вам, Янсен. Как поживаете?

– Замечательно, доктор, – сказал Уивер. – Просто замечательно.

Замечательно он не выглядел, подумал Пирс. Он выглядел постаревшим, истощенным, уставшим. Он был обеспокоен? Уивер сидел в любимом кресле Пирса, зеленом, кожаном, стоящем около камина. Янсен стоял рядом с выключателем.

– Я вижу, вы неплохо тут устроились.

Уивер хихикнул.

– Мы сказали управляющему, что мы ваши друзья, и, конечно, у него не было повода сомневаться в наших словах. Такие солидные граждане обычно не лгут. Но мы ведь и правда друзья, не так ли?

Пирс посмотрел на Уивера, а затем на Янсена.

– Сомневаюсь. Есть ли у вас вообще друзья – или только наемники? – Он снова повернулся к Уиверу: – Вы плохо выглядите. Я бы рекомендовал вам прийти ко мне на осмотр…

– Я же сказал, у меня все замечательно. – Уивер слегка повысил голос, прежде чем вернуться к прежнему ровному тону. – Мы бы хотели немного побеседовать – о сотрудничестве.

Пирс взглянул на Янсена.

– Забавно – я совсем не настроен на беседы. У меня был тяжелый день.

Уивер уставился в лицо Пирсу.

– Выйди, Карл, – сказал он спокойно.

– Но, мистер Уивер… – начал Янсен, сузив свои серые глаза.

– Выйди, Карл, – повторил Уивер. – Подожди меня в машине.

После того как Янсен ушел, Пирс устроился в соседнем кресле лицом к Уиверу. Его взгляд скользил по комнате, задержавшись на темном, отполированном пластике музыкального центра и чуть более светлой древесине стола в углу.

– Что-нибудь нашли? – поинтересовался он.

– Не то, что искали, – ответил Уивер.

– А что искали?

– Разумеется, Картрайта.

– Почему вы думаете, что я что-то об этом знаю?

Уивер легко хлопнул ладонью по колену.

– Может, будем работать вместе?

– Конечно. Что бы вы хотели узнать – что-то касательно вашего здоровья?

– Что вы сделали с образцами крови, взятыми у меня? Вы, наверное, выцедили всю ту пинту, что мне перелили.

– Почти. Часть ее мы обработали. Получили плазму. Из плазмы при помощи цинка выделили гамма-глобулин. Тестировали его на разных животных.

– И что выяснили?

– Иммунитет – в гамма-глобулине. Так и должно быть. Это один из иммунных факторов. Вы бы видели мою старую крысу. Игривая, как самый юный крысеныш в лаборатории.

– Так во мне это тоже есть? – спросил Уивер.

Пирс отрицательно покачал головой.

– Ваш глобулин растворил все постороннее в вашей крови.

– Тогда, чтобы жить вечно, мне периодически нужно делать переливание?

– Если вообще возможно жить вечно, – заметил Пирс, пожав плечами.

– Возможно. И вы это знаете. По крайней мере один человек точно будет жить вечно – это Картрайт. Если с ним ничего не случится. Это стало бы настоящей трагедией, правда? Несмотря на все предосторожности, несчастные случаи время от времени происходят. Людей убивают. Только представьте, что какой-нибудь неосторожный парень может пролить эту золотую кровь в сточную канаву. Какая-нибудь ревнивая женщина воткнет нож в это бесценное тело.

– Чего вы хотите, Уивер? – спокойно спросил Пирс. – Вы получили отсрочку смерти. Чего же больше?

– Еще одну. И еще. Без конца. Почему какому-то ничтожеству по воле случая достался такой дар? Что хорошего он ему принесет? Или миру? Этого парня нужно защищать – и использовать. Если с ним правильно обращаться, он будет стоить – да, столько, сколько человек готов заплатить за жизнь. Я бы платил по миллиону в год – и больше, если нужно. И другие тоже бы платили. Мы бы сохранили жизни лучшим людям планеты, тем, кто доказал свою способность быть успешным. Ах да. Ученым тоже – мы бы выбрали кого-то из этой братии. Людям, не занимающимся бизнесом, – главам государств, политическим деятелям…

– А как же сам Картрайт?

– А что с ним? – Уивер моргнул, будто бы возвращаясь в реальность из прекрасного сна. – Вы думаете, у кого-либо из живущих была бы лучшая жизнь, защита, уход? Да ему даже просить ни о чем не пришлось бы! Ему бы никто не посмел ни в чем отказать из опасения, что он убьет себя. Он был бы курицей, несущей золотые яйца.

– У него было бы все, кроме свободы.

– По-моему, ее значение слишком преувеличено.

– Единственный бессмертный на весь божий мир.

– В этом вся суть, – наклонившись вперед, сказал Уивер. – Но вместо одного было бы много.

Пирс покачал головой, словно не слыша последних слов.

– Случайное сочетание генов – небольшое воздействие космических лучей или чего-то еще более неуловимого и непредсказуемого – и появилось бессмертие. Иммунитет к смерти – способ поддерживать молодость, способность к восстановлению, к обновлению у кровеносной системы. «Человек стар настолько, насколько стары его сосуды», – сказал Касали. Позаботьтесь о ваших артериях, и клетки вашего организма будут бессмертны.

– Скажи мне, парень! Скажи мне, где Картрайт, пока не стало слишком поздно. – Уивер наклонился вперед, будто бы пытаясь таким образом передать свою жажду.

– Человек, знающий, что способен прожить тысячу лет, будет чертовски осторожен, – заметил Пирс.

– В том-то вся и загвоздка, – сказал Уивер, сузив глаза. – Он не знает. А если бы знал, ни за что не пошел бы сдавать кровь.

Его лицо неуловимо изменилось.

– Или он знает – теперь?

– О чем вы?

– Ты ему все рассказал?