Текст книги "Иона"

По-прежнему ворча, Фиш взобрался по лестнице, оставляя позади себя клубы сигаретного дыма, которые рассеивались в темноте. Лучше бы им спать, твердил себе старик. Нет, для него это слишком. Старшие, небось, еще не спят и галдят. Но он не в том настроении, чтобы ночью с ними миндальничать. Если будут дурить, получат по морде. В полдесятого по радио будет Уилфрид Пикклс.

К его удивлению, все дети в первой спальне, куда он сунул голову, спали – или притворялись. В одну большую комнату набили тринадцать девочек от пяти до четырнадцати лет. Мальчишки – совершенно неуправляемая свора, визжащие иногда как чертова Мау-Мау – располагались этажом выше, рядом с яслями. Бейли думал, что рядом с малышами они не станут так шуметь. Смех! Не раз ночью Фиш слышал, как Бейли или его жена тяжело взбираются по лестнице, чтобы унять потасовки. Однако нынче там было тихо, и старик напевал, поднимаясь на третий этаж. Конечно, это оттого, что они знают: сегодня дежурит он. С ним они не шалили. Устроив несколько порок, он предупредил, что, если наябедничают мистеру Бейли, будет хуже. Фиш хихикнул, вспомнив, как схватил одного из маленьких ублюдков – дерзкого маленького гаденыша – и держал за перилами, говоря, что отпустит, если тот не будет себя вести хорошо. Забавно получилось – хотя тогда было не до веселья, потому что его чуть не хватил сердечный удар: мальчишка так орал и извивался, болтая ногами над пустотой, что он чуть не уронил бузотера. Хорошо, что Бейли с женой где-то шлялись.

Однако от того гаденыша больше не было никаких неприятностей. Фиш молча толкнул дверь в спальню старших мальчиков, надеясь, что поймает одного-двух не в постели, чтобы можно было наказать, и застонал от разочарования, увидев, что все на месте. Он постоял несколько мгновений, ожидая какого-нибудь звука, хихиканья или шепота, но услышал только мирное посапывание.

Свет в прихожей был тусклым – Бейли всегда экономил на электричестве и угле. Сквалыга, он, похоже, даже проверял счета за газ. Он бы, наверное, вообще не включал здесь освещения, если бы щенкам не приходилось ночью ходить в туалет. Фиш зашаркал по лестничной площадке, его дыхание участилось от долгого подъема. Дверь в ясли была приоткрыта – как всегда, на случай, если какой-нибудь щенок начнет ночью реветь. Там содержались десять маленьких гаденышей, мальчиков и девочек от двух до пяти лет. Хнычущие маленькие ублюдки.

Фиш замер, услышав голоса. Или только один голос? Он прислушался из-за двери.

Ребенок говорил. Один из мальчиков разговаривал сам с собой. Фиш просунул нос в дверь. Очертания кроваток еле виднелись в темноте, и голос исходил из стоящей напротив входа. Старик распахнул дверь шире, чтобы впустить больше света.

И удивился, увидев говорившего.

Мальчик сидел прямо в кроватке и шевелил пальцами ног под одеялом. Казалось, он не обращает внимания на стоящего в дверях Фиша. Крохотные ручки были сложены на коленях, голова наклонилась вперед, словно мальчик что-то рассматривает. Но хотя он говорил, беседа была односторонней, поскольку никого рядом не было.

Старик был удивлен не самим фактом – он уже привык к детским фантазиям, – но тем, что этот мальчишка, с тех пор как попал в приют, вряд ли вообще говорил с кем-либо, Фиш знал, что персонал даже сначала обеспокоился, думая, что мальчик запаздывает в развитии, но тот оказался довольно смышленым. Просто замкнутым. Нет, они употребляли другое слово. Самоуглубленным – что-то вроде этого. А теперь он вовсю говорит. Ну, он получит, если кого-нибудь разбудит.

Фиш вошел в комнату, пылая злобой, но заставив себя ступать на цыпочках. Мальчик заметил его, лишь когда на кроватку упала тень.

– Ну, маленький кошмар, в чем дело? – свирепо проговорил старик. – Давай, давай! Думаешь, так и надо в этот час ночи? Хочешь разбудить остальных?

Довольный собой, Фиш угрожающе навис над мальчиком.

– Как тебя зовут? Джимми, да? Погоди, скажу мистеру Бейли, что ты мешаешь всем спать.

Фиш потянул носом и завертел головой, принюхиваясь. Его взгляд снова упал на ребенка.

– Что, обделался?

Мальчик молчал.

– А ну, отвечай! Минуту назад вовсю болтал!

Мальчик начал сворачиваться в маленький комочек, он зажал голову меж колен, руки прижал к животу.

– Маленький гаденыш!

Фиш отвесил ему легкий подзатыльник. Он не повышал голоса, но грубость действовала. Старик схватил мальчика за плечи, поднял и повернул, чтобы посмотреть на заднюю часть ночной рубашки. Мальчик закричал, звук походил на еле слышное тявканье, но Фиш зажал ребенку рот рукой.

– Не смей шуметь, зараза!

При тусклом свете через приоткрытую дверь он проверил рубашку и к своему разочарованию не обнаружил ни сырости, ни пятен. Старик заворчал и дал мальчику упасть обратно в кроватку, но успел отвесить крепкий шлепок.

– Ложись и больше не шуми. Утром мистер Бейли тобой займется!

Мальчик залез с головой под одеяло, так что виднелся один вихор. Одеяло судорожно тряслось, словно от сдерживаемых рыданий.

Фиш еще раз осмотрел комнату: кто-то все же, наверное, навалил. Или кого-то стошнило. Странный запах. Старик зашаркал из комнаты, что-то тихо бормоча про себя. Дверь он оставил, как всегда, приоткрытой – вечно мистер Бейли выговаривает ему за невнимательность! – и воровато покрался по ступеням.

Он спустился на одну ступеньку, когда услышал сзади шлепанье босых ног. Старик полуобернулся и только успел заметить маленькую фигурку, появившуюся из тени теперь уже широко распахнутой двери. Маленькие ручки – сильные ручки – толкнули его, и он кубарем полетел вперед, ступени летели навстречу.

Фиш скатился по лестнице и, будь его члены помоложе, мог бы выжить. Но на повороте лестницы голова налетела на стену, и шея хрустнула, как тронутый морозом сучок, очки в проволочной оправе соскочили с носа и повисли, зацепившись за ухо.

В последний момент перед роковым ударом, пока сознание еще не покинуло его, он успел заметить площадку наверху лестницы. Но там было пусто. Совсем пусто.

6

Келсо пил вторую чашку кофе. Он отодвинул льняную занавеску. Снаружи стоял ясный день – заявка, что весна наконец наступила. Келсо смотрел, как по переулку между трейлеров тащится Элли Шепхерд, двумя руками прижимая к себе набитую хозяйственную сумку. Ее темные волосы были повязаны ярким красно-белым шарфом, узел свешивался на шею. Джинсы прикрывала видавшая лучшие дни желто-коричневая непромокаемая куртка. Поймав его взгляд в окне, девушка сверкнула улыбкой. Явное улучшение.

Он открыл дверь, и она внесла с собой запах свежего морского воздуха.

– Я не слышал, как ты ушла, – сказал Келсо.

– Да, не хотела тебя беспокоить. Ты храпел, как свинья. – Она плюхнула сумку на коврик и начала разгружать. – Утром я осмотрела твой буфет. Ты кто? Борец с чревоугодием? Ты ненавидишь еду?

– Хм, я и не заметил, что все кончилось. Обычно я каждую неделю пополняю запасы.

– Наверное, еще немного, и ты бы умер с голоду. Хочешь позавтракать?

– Я только что закончил.

– Кофе? – она скорчила гримасу. – Так ты никогда не вырастешь в большого мальчика.

– Я обычно не ем по утрам.

– Да, это видно. Ну, а я проголодалась – может быть, составишь компанию?

Пошуровав в шкафу рядом с раковиной, она вытащила сковородку, и вскоре аппетитный аромат жареной ветчины, приправленный запахом свежезаваренного настоящего кофе и поджаренного хлеба, поднял соки даже в пассивном по утрам желудке Келсо.

– Нормально спала? – спросил он, зевнув и поняв, что сам провел ночь не очень хорошо.

– Прекрасно. Эти койки удобнее, чем кажутся. А как твоя кушетка?

– Хорошо. Она и предназначена на такой случай.

– Ты мог занять койку надо мной. Меня бы это не потревожило.

– А меня? – пробормотал он.

– Что-что?

– Я говорю, мой храп не дал бы тебе уснуть.

Она усмехнулась:

– Может быть.

Перед Келсо легли три ломтика ветчины, зажатые между двумя поджаренными кусками хлеба.

– Я тебе говорил…

– Ерунда. Каждый может утром поесть, если сделает усилие. – Она схватила его кофейную кружку, вылила остатки в раковину и заменила их пенистым горячим кофе. Пепельница у его локтя, с вечера полная окурков, была вычищена, содержимое вытряхнуто в мусорное ведро.

– Спасибо, мамочка, – сказал Келсо, когда девушка обернулась.

– Если ты храпишь, как свинья, это не значит, что и жить нужно так же. Как бутерброд?

Чтобы ответить, он попытался проглотить, но не смог полностью освободить горло.

– Это хрюканье означает, что ничего? – спросила она.

Он кивнул и протолкнул остатки с помощью кофе, обжегшего губы.

– Как ты умудрилась не выйти замуж? – наконец удалось выговорить ему. Прошлым вечером он обратил внимание на средний палец ее левой руки.

– Откуда ты знаешь? Отсутствие кольца может входить в мою легенду. Я твоя девушка.

– А что, замужем?

Она покачала головой и присела за стол. Ее бутерброд был почти таких же размеров, что и его.

– А ты как умудрился?

Снова в его глазах мелькнула тревога, но тут же исчезла.

– Это заметно? – спросил он, и девушка ощутила его сознательное стремление расслабиться.

– Что? Что не женат? Да, это заметно. Но мне вкратце рассказали о тебе.

Келсо нахмурился.

– И что тебе еще рассказали?

– О, только в общих чертах биографию. Ты хороший агент.

– И больше ничего?

– А есть еще что-то?

Он уставился в свою кружку:

– Нет. Ничего важного.

Несколько мгновений Элли рассматривала его, вгрызшись в свой бутерброд, и, проглотив, сказала:

– Ладно, что у нас на сегодня?

Келсо сложил руки на столе:

– Ну, как я уже говорил вечером, пока я на нуле. Городишко тихий, дружелюбный, не заметно никакой криминальной активности.

– Милое местечко. Я прошлась утром за покупками. Кстати, все это за мой счет – как я сказала, наши суточные более реалистичны, чем ваши.

– Другой бы спорил. Так вот, река течет параллельно морскому берегу на протяжении миль семи, прежде чем повернуть. Расстояние от реки до моря – не более двухсот ярдов. Идеально, чтобы проводить лодки через канал и потом вглубь суши. Идеально для провоза контрабанды или чего угодно, если бы за каждой лодкой не следила береговая охрана. Все подозрительное немедленно досматривается.

– А разве нельзя разгружаться на пляже, а потом переносить груз к реке?

– Нельзя. Увидят. Даже ночью слишком рискованно.

– А кто плавает по реке?

– В основном прогулочные катера. Там, где река отворачивает от моря, бухтой пользуется пара рыбацких дрифтеров – они слишком велики, чтобы их вытаскивать на берег.

– А они разве не могут перевозить наркотики?

Келсо покачал головой:

– Навряд ли. Их досматривали, даже обыскивали. Все, что они возят – это рыба. Вчера вечером произошло нечто необычное, впрочем, оно может ничего не значить.

– Необычное?

– Да, странное. Ничего особенного, просто маленький инцидент в местном пабе. – Келсо вкратце рассказал о встрече с молодым бородатым рыбаком и его спешном уходе при появлении человека в кожаной куртке. – Да, наверное, ничего особенного, но это единственный интересный случай, что я заметил с самого прибытия сюда.

– И как он выглядел, этот тип?

– Не похож на местных. Кажется, ему было бы приятнее пить в Грин-Гейте или в Бентал-Грине. Да – на правой руке у него не хватает мизинца.

Элли до ушей вгрызлась в свой бутерброд, ни кивнула, давая знак продолжать.

– Вот и все, больше ничего. Тревик вылетел из паба, а я подождал, не последует ли кто-нибудь за ним. Но этот тип остался. Продолжал пить.

Девушка задумалась, отложив свой завтрак, потом проговорила:

– Не густо для трехнедельной работы, а?

– Я докладывал об этом в моих еженедельных отчетах. Копаться в этом захолустье – не моя идея.

– Извини, я не собиралась критиковать.

Он достал сигарету и закурил. Потом, словно вспомнив, протянул пачку ей. Элли покачала головой.

– Забавно, – проговорил Келсо, выпуская дым. – Я чувствую, что что-то происходит. Можешь назвать это интуицией, предчувствием – как хочешь. Место как будто бы слишком благопристойное, слишком спокойное. Но должно быть какое-то объяснение, что случилось с семьей Присов.

– И с американским пилотом.

– Ты действительно думаешь, что тут есть связь?

– В обоих случаях замешан ЛСД, и в обоих жертвы непохожи на наркоманов. Тут задумаешься, а? Конечно, твой случай – не единственный, который мы отслеживаем. Можешь представить, какой фурор он произвел! Пилот, накачавшийся наркотиком во время полета – это не просто замять. Командующему базой придется дать немало объяснений.

– И не удивительно. Как могли допустить к полетам наркомана? И как я понял, А-10 нес оружие?

– Они не говорят.

– Да уж я думаю.

– Что касается пилота, он, очевидно, не был замечен в употреблении наркотиков. Теперь всю его биографию прочесывают мелким гребешком.

– Поздновато.

– Они могут откопать что-нибудь полезное.

– Я так и не понимаю, как он взлетел, если был под кайфом.

– То-то и оно: не был. Он вел себя совершенно нормально. Если бы он принял порошок или жидкость через рот, эффект наступил бы через час. Инъекция непосредственно в кровь действует много быстрее. А при той огромной дозе, что он принял, реакция наступила мгновенно.

– Значит, укололся в воздухе.

– Значит, так.

– Боже, хорошо еще, что он решил нырнуть в море.

– В этом все сходятся. Но как бы то ни было, официально мы не ведем расследования. Мы вообще принимаем в этом участие только потому, что мой отдел пробовали задействовать в поисках легких наркотиков на базе. Думаю, министерство обороны хотело бы держать все под своим надзором. В действительности мы только бегаем вокруг да около, стараясь никому не наступить на мозоль.

– Понятно.

Келсо задумчиво смотрел, как Элли пьет кофе.

– Ты собирался рассказать мне, что у нас намечено на сегодня, – напомнила она.

– Я думал, можно опять ткнуться к Тревику. Может быть, стоит познакомиться с ним поближе.

– Хорошо, я пойду с тобой.

– Ну, а сначала я должен побродить по болотам – просто чтобы оправдать свою легенду. Я хочу пройтись вдоль берега реки и взглянуть на тамошние окрестности. Ведь если наркотики завозят вверх по реке – уж Бог знает, каким образом – то где-то их выгружают. Имело бы смысл осмотреть подходящие места.

– Река тянется на мили, ведь так?

– Да, но чем дальше от моря, тем она уже. Думаю, мы можем сосредоточиться на более широкой части, посмотрим, что найдем. Первые пару недель здесь я провел, лазая вдоль берега в поисках укромных уголков, и пришел к заключению, что, если перевозка идет, товар должен выгружаться выше по реке – побережье слишком открыто.

– Ладно, давай начнем.

Элли собрала тарелки и кружки и свалила их в раковину.

– Я, хм, хотел бы сначала позвонить, – сказал Келсо.

Она обернулась и улыбнулась ему:

– Ты знаешь, они этого не сделают.

Он вскинул брови:

– Чего?

– Не дадут мне отстать от тебя. Боюсь, ты от меня не отвяжешься.

«Посмотрим», – подумал он, а вслух сказал:

– Я должен проверить все, что ты мне рассказала.

– Хм-м-м, – промычала она.

– Это не займет много времени.

Келсо взглянул на погоду за окном и надел легкую, до пояса куртку.

– Эй, – позвала его Элли.

Он обернулся в дверях.

– Ты сегодня собираешься побриться?

Келсо пощупал подбородок и ощутил жесткую щетину.

– Разве уже воскресенье?

И, закрыв дверь трейлера, насвистывая, направился к выходу со стоянки.

~~

Услышав ругательства, он оглянулся и увидел, что девушка скользит по заросшему травой склону насыпи. Келсо стоял и смотрел, как Элли шлепнулась вниз. Она взглянула снизу на его довольную ухмылку и нахмурилась.

– Тебе повезло, что свалилась не на другую сторону, – крикнул он. – А то угодила бы в реку.

– Какого черта они сделали дорожку в десяти футах над землей?

Она полезла наверх, но высокие сапоги, купленные в городе по совету Келсо, завязли в болотистой почве.

– Эта насыпь – дамба против наводнений. С другой стороны река всего в шести футах ниже, и когда она разливается, насыпь не дает ей перелиться.

– Судя по этим болотам, это не всегда удается – там ни одного сухого участка на полмили вокруг.

– Да нет, есть. Просто ты выбрала не самый лучший участок, чтобы упасть.

– Угу, это утешает.

Кое-как выбравшись из грязи, Элли вылезла на склон. К несчастью, один сапог остался внизу, завязнув в сочащейся жиже.

– Эти каналы поперек болота забирают основную воду, – сказал Келсо, глядя на отдаленный город.

– Я очень рада, – ответила Элли, больше занятая своими усилиями вытащить свой сапог, чем этими рассуждениями. В конце концов она его все же вытянула и, надев на ногу, стала взбираться по склону.

Келсо спустился подать ей руку, и последние шаги девушка сделала с его помощью. Он вздернул ее на вершину и руками крепко обхватил за плечи, чтобы она не упала на другую сторону.

Но, вдруг засомневавшись, убрал руки.

– Спасибо, – кивнула Элли.

Келсо отвернулся и указал вперед, где река изгибалась назад почти в форме буквы V.

– Я хочу пройти туда, посмотреть, что там дальше. Согласно карте, там начинаются дома – или, я бы сказал, частные владения.

Они отвернулись от реки.

– А что это высится там, где реку пересекает дорога?

– Это молтинги.

– Что?

– Мельницы для перемалывания корма для животных. Они перерабатывают кукурузу, ячмень, турнепс и прочее в корм для скота.

Несколько мгновений они молча изучали подробную карту, легкий ветерок шевелил бумагу. Келсо прав, подумала девушка. Река обеспечивает идеальную дорогу от моря в глубь суши. Путь уединенный, не очень оживленный, но и не слишком пустынный, чтобы привлечь внимание к отдельной лодке. Единственный недостаток – устье просматривается, вход и выход лодки будет замечен, а любое подозрение приведет к обыску. Элли знала, что за нелегальными иммигрантами и не прошедшими карантина животными вдоль побережья всегда велось бдительное наблюдение, а с тех пор, как власти в Испании и Португалии крепко взялись за борьбу с контрабандой наркотиков, сделав Британию слишком популярной для их переправы, наблюдение за всеми судами стало еще внимательнее.

– Не возражаешь, если мы присядем? – спросила она.

– Конечно. Я должен был предупредить, что прогулка будет нелегкой.

Он сложил карту и сел на дорожке, свесив ноги со склона к реке. Девушка села рядом и смотрела на вялое течение, наслаждаясь солнцем, тепло лучей которого, умеренное легким апрельским ветерком, падало на ее лицо. Мимо проплыли два лебедя.

– Что сказал твой босс по телефону? – вдруг спросила она.

Келсо пожал плечами:

– Велел, невзирая на боль в животе, продолжать работу.

Элли рассмеялась.

– Еще сказал, что ты знаешь дело. Профессионал.

– Да.

На дальней стороне реки против течения ровно поднималась маленькая моторка, шум ее двигателя еле доносился через широкую протоку.

– Сказал, что твои друзья хотели наводнить весь район сыщиками.

– Чрезмерная реакция, вот и все. Потом они и сами поняли, что от этого будет больше вреда. И это испортило бы тебе все дело.

– Вот они и прислали взамен тебя.

– Я – это все, что позволил бы твой департамент.

Они помолчали. Девушка наконец-то отошла от тяжелого похода, в который он ее впутал, а он отошел от своего раздражения. Наконец Келсо сказал:

– Что тебя толкнуло войти в эту игру, Элли?

– В таможенную и налоговую службу?

– В расследование дел с наркотиками.

– Мне не нравится, что они делают с людьми.

– Даже марихуана?

Она посмотрела ему в лицо, потом перевела взгляд на реку.

– О многой дряни говорят, как она безвредна.

– Ну, не знаю. Даже мы в полиции немного цинично смотрим на законы против нее. Если подумать, они жестковаты.

– Если подумать, что она действует не хуже умеренной выпивки?

– Некоторые говорят, что гораздо лучше. Дети видят, что со старшими делает пьянство, и им это не нравится. Успокойся, не волнуйся. По крайней мере, марихуана успокаивает людей, делает их дружелюбными. Знаешь, сегодня ее курят предположительно более двухсот миллионов человек, в том числе религиозные и медицинские группы. Все они не могут заблуждаться.

– И сколько из них потом перейдут к более сильным средствам? Каждый сотый? Или тысячный? Даже один на миллион – слишком много!

– Ну, ну, продолжай.

– Я серьезно. Это благодушие по отношению к так называемым легким наркотикам меня заводит. Больше вреда и смертей причиняется именно барбитуратами и амфетаминами, чем героином и прочими сильными наркотиками.

– Да, меня тоже учили.

– Тогда ты должен знать, как вовлекаются дети. Они видят, как родители принимают таблетки – от головной боли, от бессонницы, для похудения, – и сами пробуют. Слышал когда-нибудь о «наркотическом салате»?

Он покачал головой, удивленный ее злостью.

– Дети крадут из дома всякие таблетки, какие могут найти, и смешивают с тем, что притащат друзья. Цель – растворить и проглотить полученную смесь. Представляешь, что может вызвать комбинация некоторых таблеток? В Штатах матери суют детям в школьный завтрак витамины, некоторые даже посыпают бутерброды пенициллином, чтобы уничтожить микробов. Следующий шаг для детей – травка, может быть, соломка – или какое еще название они придумают отраве, чтобы звучало поласковей, не так страшно. Когда от этих препаратов кайф уже не приходит из-за привыкания – организм научился сопротивляться, – они переходят к кое-чему посильнее. Кокаину, опиуму, героину. Или синтетическому суррогату вроде физентона. А может быть, ЛСД и ТГК. В зависимости от того, что могут себе позволить. И, заметь, нынче на улицах героин дешевле, чем конопля. А если денег нет, находятся криминальные пути их добывания.

– Но ты так говоришь, будто сама никогда не принимаешь от головной боли аспирин, потому что этим дело не ограничится. Потом потребуется две таблетки. Потом, возможно, три.

– Мы говорим о детях, для которых умеренность не простое понятие. Я согласна: если бы все были трезвы и благоразумны, марихуана не вызывала бы проблем. Но не многие люди – не многие взрослые, не говоря уж о подростках – столь разумны. Теперь считают, что гашиш может сохраняться в организме в течение недель после курения.

– Но запрет наркотика не сделает ли его еще более заманчивым?

Элли застонала:

– Опять этот «запретный плод»!

– Тем не менее, это правда.

– Конечно, правда. Но, может быть, простой контроль с нашей стороны недостаточен. Слушай, а если закон вдруг скажет: пожалуйста, насилуйте, – думаешь, новизна скоро исчезнет? Господи, Келсо, ты же полицейский и знаешь, как тонок барьер между цивилизацией и скотством!

– Мы говорим только о курении травки.

– Но это заведет дальше.

– Это ты ведешь дальше.

– Но нельзя серому пятну размазаться за края.

Келсо поднял руки:

– Ладно, сдаюсь – с оговорками. Я только хочу отметить, с какими преступниками закон мне предписывает бороться.

Девушка, казалось, успокоилась.

– Извини, я не хотела читать тебе лекцию. Просто я видела, что творят наркотики.

Голос Келсо смягчился:

– Я тоже, Элли.

– С кем-нибудь, кого ты знал, кто был тебе близок?

– Нет, пожалуй, нет.

– А я, когда училась в университете, жила в одной комнате с девушкой. Мы дружили. Она была просто блеск, из тех сводящих с ума людей, которым ничего не надо вдалбливать. Если ей что-нибудь рассказывали или она читала что-нибудь, это впитывалось в ум, готовый использовать полученные знания моментально, как только понадобится. Она была младше меня – действительно, вундеркинд. Ее отец держал бакалейную лавку в Саттоне и очень гордился своей девочкой. Я приезжала к ним на выходные, и он не переставал говорить о своей Джинни, о том, как гордится ее успехами. Каждый раз, когда она выходила из комнаты, он улыбался до ушей и рассказывал, какая она чудо. И она действительно была чудо, он не хвастал попусту. И вот в конце семестра нам предстояли экзамены. Я беспокоилась, а Джинни только смеялась. Мы пошли на одну из вечеринок перед каникулами – это я убедила ее пойти, ей все эти йеху казались глуповатыми. Они курили травку, кто-то употреблял кокаин, «одалживая» у своих богатых родителей, другие принимали какие-то «колеса». И много пили. Один идиот пришел с «колесами» и никому не сказал, что это. Многие-то знали, но не мы с Джинни, мы были наивны в этих вещах. И он убедил Джинни попробовать. Я ее отговаривала, но она, видимо, считала, что не должна спасовать. А это оказалось ЛСД. И одна вшивая таблетка убила ее. Всего одна.

Элли смотрела не на Келсо, а назад, на реку, откуда они пришли.

– Действие таблетки вызвало у нее такой ужас, что она зашлась в истерике. И умерла от асфиксии – ей парализовало дыхание.

Келсо было нечего сказать. Ему показалось, что Элли плачет, но когда она обернулась, в ее глазах была только злость.

– Тебе, наверное, приходилось читать отчеты о злоупотреблении наркотиками. Ты должен знать вред, который они причиняют, особенно молодым. Как же ты можешь быть таким благодушным!

– Я не благодушен, Элли. Но я скорее счел бы преступником врача, чем дурачков, которым не хватает соображения ограничиться курением травки дома. Ирония в том, что эти курящие студенты собираются стать адвокатами, прокурорами, а некоторые судьями. И вот тогда законы изменятся.

– Может быть, ты и прав. Надеюсь, что нет, но может быть.

– И из-за той подруги ты пошла в таможенную службу?

– Нет, тогда я не имела с таможней ничего общего. А после окончания университета это показалось интересной работой, но в сыске я стала участвовать позже. Они там наблюдают за своими работниками, у кого способность к сыску. И, наверное, у меня нашли. Чем больше я узнавала, как порочна и отвратительна контрабанда – не только наркотиков – тем больше мне хотелось внести свой вклад в то, чтобы раздавить ее. Конечно, это никогда не получится, но по крайней мере мы хоть как-то контролируем ситуацию. И от вас не получаем большой помощи.

Келсо улыбнулся. Соперничество между таможенной и налоговой службой с одной стороны и полицией с другой было печально известно и часто служило источником неприятностей в обеих организациях. Он слышал немало историй о таможенных служащих, арестованных полицией, и о полицейских тайных агентах, выслеженных таможенной службой.

– Может быть, в данном случае мы наладим действительное сотрудничество? – сказала Элли и удивилась, увидев, как улыбка Келсо погасла.

– Пошли, что ли?

Он встал, и она тоже поднялась на ноги.

Они шли молча, и Элли обидела его внезапная отчужденность. Не считает ли он ее просто балластом, обузой? Или он верит в свою репутацию? Что ж, ладно, пусть будет так, как он хочет.

Девушка рассмеялась, когда Келсо, поскользнувшись, покатился с насыпи в мягкую жижу внизу.

~~

Уже далеко за полдень Элли почувствовала, что взмокла. И дело было не в погоде, поскольку дул прохладный ветерок, а в утомительном пути, которым Келсо вел ее. И еще она проголодалась.

– Эй, – окликнула она. – Ты когда-нибудь ешь?

Они шли узкой тропинкой через пустыри, выходившие к городу. Келсо обернулся, и девушка заметила его удивление.

– Извини, – сказал он, когда она приблизилась. – Я забыл о еде.

– И желудок не напомнил?

– Устала?

– Мой дух силен.

Келсо усмехнулся.

– Теперь будет легче. Скоро вернемся. Я приготовлю что-нибудь, пока ты примешь душ.

– О, нет! Если отсутствие пищи тебя не волнует, мне даже не хочется думать, на что похожа твоя стряпня. Сама приготовлю.

– Другой бы спорил…

Они продолжили путь. Теперь Элли не отставала, зная, что цель близка.

– Насчет реки ты прав, – сказала она чуть погодя. – Это естественно.

– Да, но никаких признаков движения там не видно. Сколько лодок ты заметила сегодня на реке? Две, три?

– Много пришвартовано в другом месте.

– Хотя на самом деле в море выходят немногие. В основном они ходят по протоке.

– Может быть, мы зайдем куда-нибудь, где найдем их владельцев? Никогда не знаешь, у кого может быть связь с преступниками.

– Стоит попробовать. Я наведу справки через Лоувстофт. Они могут узнать.

– А не лучше обратиться к местному бобби?

– Нет, он даже не знает обо мне.

Они перешли пешеходный мостик. Внизу тихо тек неглубокий ручеек, берега заросли травой. Тропинка шла через пустырь к примыкающим к домам огородам.

Келсо кивнул на домишки из красного кирпича:

– Вон там живут Присы.

– Не совсем тот сорт людей, на кого обратишь внимание.

На другом участке поле окружала прорытая канава, и мостик через нее выходил на бегущую вокруг огородов тропинку. Они направились по ней.

– Женщина прыгнула туда, – сказал Келсо, указывая на воду.

– Ей повезло, что тут не глубоко.

– И все же пришлось потрудиться, чтобы ее вытащить. Видимо, она пыталась лечь на дно. Хотела утонуть.

Элли содрогнулась.

– Нужно найти этих ублюдков, Джим. Они причина одной смерти, они легко вызовут и другую.

– Если это одни и те же. Случай с пилотом и с этой семьей могут быть не связаны между собой.

– Да, но, похоже, у тебя то же чувство, что и у меня. Еще вчера я не была уверена – я и теперь не до конца уверена, – но откуда-то я знаю, что связь есть. Назови это опытом или женской интуицией, но я чувствую, что ЛСД из одного источника.

Келсо ничего не сказал, но он разделял ее инстинктивное чувство и полагал, что его можно объяснить. Любое необычное явление было совершенно несвойственно этой местности; два необычных происшествия сходной природы – и поневоле придешь к заключению, что между ними существует связь. И все же этой связи может не быть. Элли придвинулась к нему и взяла под руку. Он удивленно взглянул на нее, и она кивнула в сторону старика, работающего на огороде. Огородник проводил их взглядом.

– Мы считаемся влюбленной парой, помнишь? – шепнула Элли.

Они пробрались между домами прямо в город, и Келсо повел девушку к стоянке на окраине.

– Слушай, я спущусь к пристани посмотреть, не пришел ли дрифтер Тревика. Почему бы тебе не вернуться в трейлер принять душ, а потом заодно и приготовить поесть? – Он протянул ей ключ.

– Слушаюсь, хозяин.

– Я недолго. Только постараюсь договориться вместе выпить вечером, если он там.

– Только и меня возьми.

– Конечно. Мы же любовники, или нет?

Элли привстала на цыпочки и поцеловала его в кончик носа.

– Это для эффекта, – сказала она, ее глаза смеялись.

Келсо посмотрел, как девушка перешла дорогу и обернулась помахать рукой, прежде чем исчезла в одной из улиц, и, нахмурившись, пошел к пристани.

Его шаги участились, когда он увидел рыбацкую лодку. Половина улова уже была перегружена на стоящий рядом грузовик. Приблизившись, Келсо замедлил шаги, не желая выглядеть слишком озабоченным. Двое парней грузили длинные ящики, набитые треской и мелкой рыбешкой; третий, старший – толстый, обожженный солнцем мужчина с тяжелым подбородком и почти без шеи – наблюдал за погрузкой с палубы дрифтера. Он подозрительно посмотрел на Келсо.

– Хорош улов? – спросил тот.

Рыбак бросил на него короткий взгляд и заорал на грузчиков:

– Давайте, давайте, лодыри, у нас не целый день!