Текст книги "Тьма"

Глава 5

Он погружался в океан, все глубже уходя в пучину, отдаляясь от ярко освещенной серебристой океанской глади вглубь, туда, где притаилась тьма, нетерпеливо поджидающая его чернота. Его легкие, казалось, вот-вот разорвутся, последний пузырек воздуха был выпущен целую вечность назад, однако тело пылало в каком-то странном экстазе, и когда он достиг средоточия влекущего пещероподобного чрева, боль перестала для него что-либо значить. Он вошел, и тьма мгновенно сомкнулась над ним, набрасываясь на его члены, набиваясь во все отверстия, стараясь задушить его за то, что он разгадал ее обман. Он попытался сделать вдох, и тьма заполнила его. Он шел, булькая, ко дну, уже не в силах шевельнуть руками или ногами, и его тело закружилось, как веретено, все быстрее и быстрее, опускаясь все глубже. Но вот показался слабый просвет, и он увидел, как навстречу ему плывет чья-то маленькая фигурка, перед которой расступались черные воды. Он узнал ее и хотел произнести ее имя, но океан заглушил его крик. Она улыбнулась, глаза сияли на маленьком детском личике. К нему потянулась пухлая ручонка. Она продолжала улыбаться, когда рядом возникло другое лицо – лицо ее матери, с безумными злобными глазами, весь яд которых предназначался ему. Потом они обе стали отдаляться, их очертания помутнели, и он крикнул, чтобы они не покидали его и помогли вырваться из страшной давящей тьмы. Но нет... зов не был услышан. Девочка все так же улыбалась, а взгляд женщины стал безжизненным и пустым. И вдруг они обе исчезли. Крошечные колеблющиеся вспышки погасли, погрузив его в абсолютную тьму. Он закричал, и бульканье превратилось в телефонный звонок, прорвавшийся в кошмар, освободивший его и вернувший его измученные чувства к реальности.

Бишоп лежал в холодном поту, уставившись в потолок. Настойчивый звонок, доносившийся из прихожей, не давал времени на обдумывание сна, срочно требуя ответных действий. Он сбросил одеяло и подобрал валявшийся на полу халат. Набросив его на плечи, спустился в прихожую, все еще испытывая от кошмара легкое головокружение. Ему надо научиться управлять воспоминаниями, которые, даже утратив былую остроту, временами безжалостно обрушивались на него, вдребезги разбивая защитную стену, возведенную им вокруг себя.

– Бишоп, – произнес он в трубку бесцветным от усталости голосом.

– Это Джессика Кьюлек.

– Здравствуйте, Джессика. Простите, что я так долго...

– Этой ночью произошла очередная трагедия, – прервала она его объяснения.

Он стиснул в руке трубку.

– Уиллоу-роуд?

– Да. В утренних газетах. Разве вы еще не видели?

– Что? Нет, не видел. Я только что проснулся. Мне вчера пришлось поздно возвращаться на машине из Ноттингема.

– Могу я к вам заехать?

– Послушайте, я же сказал на прошлой неделе...

– Но, мистер Бишоп, мы обязаны положить этому конец.

– Не понимаю, что мы можем сделать.

– Разрешите мне хотя бы поговорить с вами. Это займет не более десяти минут.

– Вы приедете с отцом?

– Он на конференции. Я заеду прямо сейчас.

Бишоп прислонился к стене и вздохнул:

– Хорошо. Но вряд ли это что-то изменит. У вас есть мой адрес?

– Да. Буду у вас через десять минут.

Он положил трубку и задумчиво посмотрел на нее, не отнимая руки от ее черной поверхности. С усилием оторвавшись от своих мрачных мыслей, он прошел к двери и достал из почтового ящика газету. При виде заголовка остатки его ночного кошмара окончательно улетучились.

Когда под окнами остановилась машина Джессики, Бишоп уже успел принять душ, побриться, одеться и сварить кофе.

– Простите, это заняло немного больше времени, чем я предполагала, – извинилась Джессика, входя. – Через мост просто невозможно проехать.

– Это главный недостаток существования на южном берегу реки. Иногда ждать приходится так долго, что нередко делаешь попытку вернуться назад.

Бишоп провел ее в маленькую гостиную.

– Не хотите составить мне компанию? Кофе? – спросил он.

– Черный, с одним кусочком сахара. – Она сняла верблюжье пальто и повесила его на спинку кресла. Джинсы в обтяжку и свободный свитер в сочетании с короткой стрижкой придавали ей сходство с мальчиком.

– Располагайтесь. Я вернусь через минуту, – сказал Бишоп. Он прошел в кухню, налил ей кофе и добавил немного себе.

Услышав ее голос, он вздрогнул от неожиданности – оказывается, она шла следом.

– Вы живете здесь один?

Бишоп обернулся и увидел ее в дверях.

– Да, – ответил он.

– И не женаты? – Она, казалось, была удивлена.

– Нет, я женат.

– Простите. Я не собиралась выведывать...

– Линн временно... отсутствует. Она в больнице.

Было видно, что девушка восприняла его слова с искренним огорчением.

– Надеюсь, она не...

– Она в психиатрической клинике. Уже три года. Не пройти ли нам в гостиную? – Он взял обе чашки и подождал, пока Джессика отойдет. Девушка посторонилась.

– Я этого не знала, мистер Бишоп, – сказала она, усаживаясь и принимая от него чашку.

– Разумеется. Нет ничего странного в том, что вы не знали. Меня зовут Крис, между прочим.

Она попробовала свой кофе, и Бишоп который раз удивился двойственному впечатлению, производимому девушкой. Иногда она казалась суровой, почти колючей, а в следующее мгновение – застенчивой и юной. Довольно тревожная смесь.

– Вы уже просмотрели утреннюю газету? – спросила она.

– Я прочитал заголовок и мельком взглянул на репортаж. «Очередное безумие на Улице Ужасов». И куда только смотрит общество местных жителей?

– Прошу вас, мистер Бишоп...

– Крис.

– Поймите, ситуация гораздо более серьезна, чем вы думаете.

– Ладно, не буду столь легкомыслен. Признаю, что человек, перерезавший сначала своей спящей жене горло машинкой для подравнивания зеленой изгороди, а затем ею же ампутировавший лапы у своего пса, отнюдь не забавен. И то, что напасть на полицейских ему помешала только длина провода его адской машинки, мягко говоря, не смешно.

– Рада, что вы так думаете. А вы прочли, что он закончил испытание этой машинки на себе? Перерезал главную артерию на бедре и скончался от потери крови прежде, чем его доставили в больницу.

Бишоп кивнул:

– Вероятно, таким был его первоначальный план – убить жену, пса, а затем и себя. Он хотел, чтобы они разделили с ним эту чашу до конца. – Бишоп поднял руку, предупреждая ее возражения. – Я не шучу. Многим самоубийцам присуще стремление прихватить с собой и своих близких.

– Даже если это самоубийство, то это явное проявление безумия. А почему покончили с собой те двое?

– Кто именно?

– Женщина, убившая своего любовника, и мужчина, стрелявший в мальчиков и их отца.

– Но он не умер.

– Умер прошлой ночью. Мы с отцом ходили в полицейский участок, где он содержался под стражей, – надеялись получить разрешение задать ему несколько вопросов. Когда мы прибыли, он был уже мертв. Его оставили в камере одного, и он раскроил себе голову об стену. С разбега, мистер Бишоп! Там всего восемь футов от стены до стены, но чтобы разбить голову, ему этого хватило. Они считают, что ему пришлось сделать две попытки, чтобы добиться своего.

Бишоп содрогнулся.

– А девочка? Та, которая...

– С нее не спускают глаз. Сейчас полиция выясняет причину пожара; похоже, это был умышленный поджог.

– Но не думают же они, что ребенок мог поджечь свой собственный дом?

– Она некоторое время находилась под наблюдением психиатров.

– Вы полагаете, что это и есть связующее звено? На Уиллоу-роуд все постепенно сходят с ума?

– Вовсе нет. После встречи с вами мы навели некоторые справки и выяснили, что три человека, замешанные в убийствах на прошлой неделе...

– Но вина девочки не доказана, – решительно возразил Бишоп.

– Я уже сказала, что полицейские считают, что поджог был умышленным. Все электрические приборы были выключены, утечка газа не обнаружена, камин в кухне отсутствовал, и проводка, как выяснилось, тоже была исправна. В чем они совершенно уверены, так это в том, что первыми загорелись занавески на окнах. Обуглившийся коробок спичек был найден на подоконнике. Их интересует, каким образом девочке удалось выбраться из дому, в то время как находившиеся в соседней комнате мужчина и женщина не смогли спастись. Возможно, они ошибаются в своих подозрениях, мистер Бишоп... Крис, но тот факт, что пожар возник не случайно, а она выбралась наружу совершенно невредимой, даже не испачкавшись, похоже, свидетельствует против нее.

Бишоп вздохнул:

– Хорошо, допустим, она виновница пожара. И что вы об этом думаете?

– И женщина, и девочка страдали психической неустойчивостью. Полгода назад женщина пыталась совершить самоубийство. Мужчина с ружьем был осужден за приставание к малолетним. Он потерял работу и превратился в парию, а эти мальчишки, по словам соседей, над ним издевались. Возможно, для него это стало последней каплей.

– Так вы считаете, что все трое были сумасшедшими?

– Большинство людей, решившихся на убийство, в каком-то смысле безумны. Полагаю, что на Уиллоу-роуд действует какой-то непонятный катализатор.

– Который сводит их с ума? Она покачала головой:

– Скорее направляющий слабую психику живущих там.

– На убийство?

– На дурные поступки. Не думаю, что это обязательно должно быть убийство.

– И вы считаете, что все это как-то связано с прошлогодним массовым самоубийством?

Джессика кивнула:

– Мы с отцом уверены, что у этого самоубийства была какая-то причина. У Прижляка, Киркхоупа и у всех остальных был какой-то мотив.

Бишоп поставил чашку на стол и встал. Глубоко засунув руки в карманы, задумчиво подошел к камину и некоторое время молча смотрел на пустое место за решеткой.

– Все это немного отдает фантастикой, не правда ли? – мягко заметил он, возвращаясь к столу. – Я хочу сказать, что для самоубийства нужна только одна причина – избавление. В конечном счете все сводится к этому. К этой цели...

– Иначе это можно назвать и освобождением?

– Ну да, освобождением. Это то же самое.

– Нет, не совсем. Избавление подразумевает бегство. А освобождение – это свобода, нечто такое, чем можно воспользоваться. Те тридцать семь человек, которые покончили с собой в «Бичвуде», не подвергались никаким преследованиям. Никто из них не оставил записки, объясняющей причину совершения подобного акта, а каких-либо личных мотивов обнаружить не удалось. Их самоубийство, несомненно, имело какую-то цель.

– И вы с отцом считаете, что события прошлой недели имеют к этому отношение?

– Мы в этом не уверены. Но нам известны идеалы Прижляка и его секты. Отец говорил вам, что они нуждались в его помощи.

– Он сказал, что они верили в силу зла. Я не совсем понял, что он подразумевает под словом «сила»?

– Он понимает зло как некую материальную субстанцию и могущественную силу. Нечто такое, что можно использовать как оружие. Прижляк верил в это не только как оккультист, но и как ученый. Он стремился использовать свои познания в обеих областях, чтобы покорить эту силу.

– Но он покончил с собой, так и не добившись успеха.

– Хотелось бы в этом удостовериться.

– Ну, полно! Что бы вы ни говорили, этот человек со своими фанатичными приверженцами уже не может приниматься в расчет. Даже если подобная сила существует, – в чем я сильно сомневаюсь, – никто из оставшихся в живых никогда ее не использует.

– Если только сама их смерть не играла какой-то роли в их изысканиях.

Бишоп с тревогой посмотрел на девушку:

– Вы нелогичны. Какой прок в знании, если его уже невозможно применить?

Лицо Джессики приняло решительное выражение, к которому он уже начал привыкать. Наклонившись к своей сумке, она достала сигареты. Руки у нее слегка дрожали. Выпустив облачко дыма, она холодно посмотрела на Бишопа сквозь туманную завесу.

– Тогда откуда эти необъяснимые акты насилия? Откуда это внезапное безумие, мистер Бишоп?

– Крис.

– Так откуда же? Он пожал плечами:

– Кто знает? Я бы не сказал, что меня это очень волнует.

– Но вы же парапсихолог. Вас не могут не интересовать аномальные явления.

– Безусловно, но я предпочитаю твердо стоять на земле. А вас, Джессика, слишком высоко заносит.

– Когда я впервые с вами встретилась, мне показалось, что вы с уважением относитесь к моему отцу.

– Я с почтением отношусь к его работе и его взглядам на многие вещи.

– Но только не на это?

Бишоп отвернулся и положил локоть на каминную полку; другую руку он не вынимал из кармана. С небольшой фотографии в рамке ему улыбалось детское личико – снимок сделали, когда девочке было всего четыре года. За год до смерти... «Боже, – подумал он с острой, сжимающей сердце горечью, – сейчас ей было бы почти тринадцать». Уже тогда можно было сказать, что она – вылитая мать.

– Крис?

Он отогнал воспоминания.

– Это слишком неправдоподобно, Джессика. Это всего лишь гипотеза.

– Разве не с гипотезы начинается исследование любого аномального явления? Недавно вы сказали в своей лекции, что убеждены в том, что в естественной эволюции человека наступает переломный момент, а наука и парапсихология сближаются, чтобы составить единое целое. Неужели вы не можете признать, что такому человеку, как Прижляк, уже удалось совершить этот прорыв? По крайней мере, отнеситесь к этому непредвзято. Разве не тому же вы учите своих студентов? Разве непредубежденность с долей здорового скептицизма не составляет сущность ваших трудов? – Джессика встала, и в ее манере держать голову промелькнуло что-то очень похожее на отца. – Или вы хотите спрятаться за маской своего цинизма? Парапсихология нуждается в трезво мыслящих людях, мистер Бишоп, не в фанатиках, но и не в циниках. В людях, которые готовы признать факты, и в людях, которые хотят найти объяснение этим фактам. – Она выбросила вперед руку с сигаретой. – Вы платный охотник за привидениями. Отлично, мы вас нанимаем. Мы будем платить за ваши услуги. За то, чтобы вы закончили работу, начатую девять месяцев назад. Мы хотим, чтобы вы обследовали тот дом на Уиллоу-роуд. Возможно, именно вам удастся найти разгадку.

Глава 6

Бишоп остановил машину, с удовольствием прислушиваясь к звуку хрустящего под колесами гравия, и посмотрел на высокое здание из красного кирпича, выстроенное в стиле времен королевы Анны.

– Похоже, она не бедствует. Джессика проследила за его взглядом.

– Киркхоупы издавна занимались судостроением. В 30 – 40-х годах, при жизни отца Доминика, они процветали, но сейчас наступили трудные времена, поскольку судостроительный бум миновал.

– И кроме нее никого не осталось? – Он спрятал очки в нагрудный карман.

– Агнес Киркхоуп – последняя из прямых потомков. После смерти отца они с братом возглавили дело, но, насколько мне известно, Доминик-младший играл в семейном бизнесе незначительную роль.

– Вы думаете, она захочет говорить о нем? Как правило, родственники предпочитают умалчивать о паршивых овцах в своем семействе.

– Полагаю, это будет зависеть от нас. Если мы копнем слишком глубоко, ей это, пожалуй, не понравится.

– Когда агенты по продаже недвижимости наняли меня обследовать «Бичвуд», я хотел встретиться с владельцами, но они мне не позволили. Считали, что в этом не было необходимости. Строго говоря, они были правы, но я обычно предпочитаю сначала ознакомиться с историей дома. Я не стал тогда настаивать, поскольку для меня это было заурядной работой. Но на этот раз, прежде чем снова ступить туда ногой, я хочу знать как можно больше.

– Сначала надо получить ее разрешение на проведение повторного обследования.

– Уточню: первого обследования. Предыдущее не было даже начато.

Бишоп выключил мотор и потянулся к дверной ручке. Джессика накрыла ладонью его руку.

– Крис, вы действительно считаете, что так, будет лучше? Он помедлил, прежде чем открыть дверцу.

– Если мы расскажем ей все, она нас с порога просто выпроводит. Неужели вы думаете, что мадам захочет, чтобы эксцентричное самоубийство ее брата снова выплыло на поверхность и, что еще хуже, обнаружило какую-то связь с недавними событиями? Давайте придерживаться версии, которую я изложил ей по телефону. Помните, что она довольно неохотно согласилась на эту встречу, хотя я не дал ей никакого повода для беспокойства.

Они пересекли дорогу и подошли к внушительной входной двери, которая открылась при их приближении.

– Мистер Бишоп? – осведомилась полная темнокожая женщина.

– И мисс Кьюлек, – ответил он. – Мисс Киркхоуп ожидает нас.

Горничная кивнула, улыбнувшись в знак согласия.

– Входите, мисс Киркхоуп ожидает вас.

Она деловито провела гостей в большой зал с высоким потолком, расположенный сразу за просторной прихожей. Стены украшали картины, изображавшие океанские суда – от старинных клиперов до современных лайнеров, а в шкафах под стеклом красовалось несколько искусно выполненных моделей кораблей.

– Располагайтесь, пожалуйста. Мисс Киркхоуп сейчас спустится. Она вас ждала.

Горничная вышла, не переставая восторженно улыбаться, словно присутствие гостей придавало ее работе ощущение особой значимости. Пока Бишоп с интересом разглядывал зал, Джессика устроилась на большом старинном диване, массивность которого подчеркивала морской колорит обстановки.

– Бизнес, оказывается, не так уж плох, – задумчиво пробормотал Бишоп.

– Он действительно не плох, мистер Бишоп, но ему недостает стимула, существовавшего несколько десятилетий назад.

Внезапное появление Агнес Киркхоуп застигло обоих врасплох.

– Простите, я не имел в виду ничего дурного, – извинился Бишоп.

– О да, безусловно, безусловно, – произнесла хозяйка, быстро входя в комнату. В ее живых глазах светилось какое-то тайное удовольствие. – Однако должна вам заметить, что такое впечатление производит только эта комната. Именно поэтому я принимаю в ней посетителей.

Невысокая, худощавая, хотя и прямая как жердь, она была не по годам бодрой и подвижной. Ее совершенно седые волосы лежали на голове мягкими волнистыми прядями. Сев на другом конце дивана, она повернулась так, чтобы видеть Джессику, и внимательно посмотрела на обоих сквозь крошечные очки в золотой оправе. Ее глаза по-прежнему блестели от удовольствия, вызванного замешательством Бишопа.

– Я не ожидала сегодня двоих посетителей.

– Да, простите, мне следовало предупредить вас по телефону. Это мисс Кьюлек.

Старая леди улыбнулась Джессике.

– И чем же занимается мисс Кьюлек?

– Джессика работает в Институте парапсихологических исследований.

– Вот как? – Мисс Киркхоуп нахмурилась. – Что это значит?

– Мы изучаем аномальные явления, – ответила Джессика. Старая леди нахмурилась еще сильнее.

– Ради какой-то определенной цели? Бишоп усмехнулся.

– Чтобы узнать больше о нас самих, мисс Киркхоуп, – пояснила Джессика.

Мисс Киркхоуп фыркнула, показывая, что обсуждение этого вопроса закончено.

– Позвольте предложить вам немного хереса. Я стараюсь не отказывать себе в этом удовольствии хотя бы раз в день. Анна! Херес, пожалуйста!

Горничная появилась мгновенно, как будто все это время стояла за дверью, ожидая распоряжений. Она улыбнулась всем своей лучезарной улыбкой.

– Кипрский, я полагаю, – добавила мисс Киркхоуп. – Не испанский.

Бишоп и Джессика переглянулись, невольно изумившись столь демонстративному пренебрежению к гостям. Поэтому, когда старая леди снова повернулась к ним, они воздержались от дежурных улыбок.

– Итак, мистер Бишоп, по телефону вы сказали, что хотите возобновить обследование «Бичвуда». Неужели кошмарный предыдущий опыт вас не отпугивает?

– Наоборот, – солгал Бишоп. – Это только подстегивает мое желание возобновить обследование вашего владения.

– Но почему? И пожалуйста, сядьте. – Она показала на кресло.

Он присел на край, опустив руки на колени.

– Должно же существовать какое-то объяснение тому, что все эти люди покончили с собой. Вполне возможно, что в этом доме действуют какие-то влияющие на психику силы.

– Вот именно, мистер Бишоп. Агенты доложили мне, что вы, несмотря на свою профессию, человек в высшей степени здравомыслящий. Вас наняли исключительно для того, чтобы обнаружить материальные причины нездоровой атмосферы «Бичвуда».

– Да, и я все еще надеюсь сделать это. Но мы не можем просто пренебречь случившимся, мы обязаны проверить и некоторые другие... факторы. Вот почему я хотел бы работать совместно с мисс Кьюлек и ее отцом, который является директором Института парапсихологии. Они могут обнаружить то, чего я один найти не смогу.

Анна внесла и подала херес, обращаясь с янтарной жидкостью так, точно это было священное вино, после чего покинула комнату, взволнованно улыбаясь.

– Она новенькая, – холодно заметила мисс Киркхоуп и подняла свой стакан. – За ваше здоровье, друзья.

Они пригубили, и Бишоп поморщился от приторного вкуса напитка.

– Что же так внезапно вдохновило вас возобновить исследование, мистер Бишоп? Не эти ли недавние события на. Уиллоу-роуд разожгли ваш интерес?

Он чуть не поперхнулся хересом.

– Я продолжила корабельный бизнес отца практически в одиночку, при весьма незначительном содействии моего дорогого брата Доминика. – Она кивком показала на фотографию в рамке, стоявшую на буфете: на ней был запечатлен полнолицый молодой человек с кудрявой черной шевелюрой. Сходство с мисс Киркхоуп было минимальным. – Правда, в конце концов в нашем деле наступил застой, но это коснулось всего судостроения в целом, так что не принимайте меня, пожалуйста, за идиотку только потому, что я старая женщина. Я слежу за новостями, а Уиллоу-роуд – это название, которое я едва ли когда-нибудь забуду.

Слово взяла Джессика:

– Мы очень сожалеем, мисс Киркхоуп, и, я надеюсь, мы вас не обидели. Крис не собирался заниматься этим домом, пока я его не уговорила.

– Если мы решили быть откровенными, то будем откровенными до конца, – сказал Бишоп. – Джейкоб Кьюлек нанимает меня обследовать «Бичвуд» – если, конечно, я получу ваше согласие. Нам не хотелось бы ворошить эти неприятные для вас воспоминания, но Джессика и ее отец считают, что между «Бичвудом» и недавними событиями на Уиллоу-роуд существует связь.

– Вы тоже так думаете, мистер Бишоп? Он ответил не сразу.

– Нет. Но... – Крис посмотрел на Джессику. – Я думаю, проверить стоит. Джейкоб Кьюлек – прославленный авторитет в своей области, поэтому его мнение по этому вопросу следует принимать во внимание. Кстати, он был знаком с вашим братом, а также с человеком по имени Прижляк, коллегой вашего брата. – Он заметил, что старуха вздрогнула при упоминании имени Прижляка.

– Я предостерегала Доминика относительно этого человека. – Ее губы вытянулись в ниточку. – Мой брат был простачком, почти шутом, а вот Прижляк – настоящим чудовищем. Я поняла это с первого взгляда. Порождение дьявола.

И Бишоп и Джессика были ошеломлены этой вспышкой. Но мисс Киркхоуп мгновенно взяла себя в руки и улыбнулась им чуть ли не лукаво:

– Я стараюсь не допускать, чтобы все это меня тревожило снова, мои дорогие, но иногда воспоминания нарушают мой покой. Итак, допустим, я дам вам разрешение заняться «Бичвудом». Каков план ваших действий?

– У вас нет возражений? – не скрывая удивления, спросил Бишоп.

– Я этого еще не сказала, – резко ответила она.

– Что ж, прежде всего я хотел бы ознакомиться с историей этого дома. Меня интересует деятельность тех, кто занимал его в 30-х годах. Наконец, хочу узнать, во что втянули вашего брата, мисс Киркхоуп.

– А если я не предоставлю вам никакой информации?

– В таком случае – что касается меня – дело закончено. Я не буду обследовать дом.

В комнате повисла тишина. Бишоп и Джессика изучающе взирали на мисс Киркхоуп, задумчиво смакующую херес. Она довольно долго не поднимала глаз, и когда наконец заговорила, в ее голосе звучала печаль:

– Многие годы «Бичвуд» был неотъемлемой частью истории нашей семьи. Доминик в нем родился, если угодно знать, фактически случайно. Видите ли, это был загородный дом моих родителей, построенный в то время, когда здесь была еще открытая местность, не превращенная в городской квартал. Отец отправил нас с матерью провести там уик-энд. Он был страшно занят, а мать была на седьмом месяце беременности. Он полагал, что перемена обстановки будет ей полезна. – Старуха издала горький смешок. – В тот уик-энд ей не пришлось отдохнуть. Доминик родился преждевременно; весьма на него похоже – бездумно ворваться в этот мир раньше положенного срока.

Она с отсутствующим видом всматривалась в какую-то картину, представшую перед ее мысленным взором.

– Мне было всего семь лет, и именно я обнаружила ее у подножия подвальной лестницы. Никто так никогда и не узнал, зачем она туда спустилась. Мама тоже не могла этого вспомнить после всех мучений, которые она перенесла, производя на свет Доминика. Боже, как она кричала в ту ночь! Помнится, я лежала в постели и прислушивалась, моля Бога о том, чтобы ребенок умер и не делал маме больно. Она не желала, чтобы ее оттуда уносили, и если бы слуги не пренебрегли ее мольбами, родила бы Доминика прямо в подвале. Я и по сей день слышу, как мучительно она кричала, когда ее подняли и понесли наверх. Он родился на рассвете следующего дня, и я слышала, как одна из служанок сказала, что не понимает, отчего поднялся такой переполох, ибо в конце концов ребенок просто шлепнулся на простыни.

По-моему, мама так никогда и не оправилась после той страшной ночи. Ее жизненные силы были подорваны, и она постоянно болела. Однако она любила Доминика. О, она души не чаяла в этом ребенке! Но после его рождения больше никогда не возвращалась в «Бичвуд», поэтому отец решил сдавать его в аренду, чтобы дом не пустовал. К тому же он стал казаться слишком скромным для таких важных господ, как мы! Видите ли, наше состояние в то время росло с каждым днем. С тех пор я не видела этого дома, да и не хотела видеть. А вот Доминик туда вернулся – ему было тогда лет двадцать пять – двадцать шесть, не помню точно. По поручению отца он инспектировал некоторые наши владения. Но «Бичвуд» оказывал на него какое-то странное гипнотическое воздействие – думаю, по той причине, что он там родился.

Мисс Киркхоуп прервала свой рассказ, чтобы хлебнуть немного хереса, и удивленно посмотрела на своих гостей, только теперь вспомнив, что они еще здесь и ее воспоминания предназначены им.

– В сущности, это стало решающим моментом в жизни Доминика. Конечно, он и раньше был весьма своенравным, но то были всего лишь обычные заблуждения юности. Он то и дело уезжал в «Бичвуд», и мы, естественно, предположили, что ему по душе общество людей, занимавших дом. Казалось бы, в этом нет ничего дурного, хотя отец предупреждал его, что домовладельцу не пристало заводить приятельские отношения с арендаторами. Со временем этот район начал обживаться, и вскоре вокруг «Бичвуда» выросли другие дома. Но он по-прежнему выглядел внушительно и на их фоне, будучи не самым элегантным, но солидным и надежным. Дом, который мог простоять целую вечность. Со временем Доминик стал совершенно неуловим – мы его почти никогда не видели. И только спустя годы, когда полиция сообщила отцу о том, что на обитателей «Бичвуда» поступают жалобы от соседей, мы по-настоящему встревожились. Я думаю, что к тому времени отец уже потерял надежду на то, что Доминик последует по его стопам, и эту роль пришлось исполнить мне. Я была, как говорится, старой девой – не знаю почему, но не думаю, что в то время я была непривлекательной; вероятно, корабельный бизнес интересовал меня больше, чем мужчины. Мне кажется, что отцу служило некоторым утешением то, что он мог в своей семье на кого-то положиться и рассчитывать хотя бы на чью-то помощь в своих коммерческих начинаниях. Здоровье мамы с годами ухудшалось, и, боюсь, от нее было мало пользы, благослови ее Господь. Она оживала только в присутствии Доминика, а это бывало не слишком часто. Мистер Бишоп, вы почти не притронулись к своему бокалу. Может быть, хотите чего-нибудь покрепче?

– Нет, херес превосходен. Спасибо.

– Тогда не будете ли вы так добры наполнить мой бокал? Мисс Кьюлек, а вам?

Джессика отказалась, и Бишоп, взяв у старой леди тонкий стеклянный бокал, поставил его на серебряный поднос, оставленный горничной на маленьком инкрустированном столике. Наливая херес, он осторожно спросил:

– Так что же происходило в «Бичвуде»?

На лице старухи резче обозначились морщины.

– Какая-то новая религиозная секта использовала этот дом как церковь – помнится, она именовалась Храмом Золотого Сознания. Или что-то в этом роде. В те дни развелось немало подобных смехотворных обществ. – Она презрительно скривила губы.

– К несчастью, они существуют до сих пор, – сказала Джессика.

– Ваш брат был членом этой религиозной секты, мисс Киркхоуп? – спросил Бичвуд, подавая ей херес.

– Да. В то время он являлся ее полноправным активным членом. Отец скрывал от нас с матерью наиболее отвратительные подробности ее деятельности, но я пришла к выводу, что сексуальные оргии играли в их культе значительную роль. Думаю, они могли бы заниматься этим безнаказанно, если бы не производили ужасного шума. Соседи не раз заявляли протест. Отец, конечно, сразу аннулировал договор с арендаторами и приказал им вместе с их странными друзьями поскорее убраться. Доминик же старался не попадаться нам на глаза: видимо, где-то затаился. Без сомнения, он сгорал со стыда.

– Что это были за люди? – осторожно спросил Бишоп.

– О, я не помню их имен, это было так давно! Какая-то супружеская пара или любовники – сейчас я не могу говорить с уверенностью. Они явно были ненормальными.

– Почему вы так думаете? – спросил Бишоп.

– Они наотрез отказались покинуть дом. Я понимаю, в этом нет ничего особенного, но когда им пригрозили насильственным выселением, они заняли довольно странную позицию.

– Что же они сделали? Забаррикадировались?

– Нет, – невозмутимо ответила мисс Киркхоуп. – Они покончили с собой.

Бишоп почувствовал, как напряглись все его мускулы, и по выражению лица Джессики понял, что она тоже поражена.

– После этого, – продолжала старая леди, – неудивительно, что никто не хотел жить в «Бичвуде». Об этом позаботились соседи, распускавшие всякие россказни и глупые слухи. Люди въезжали, жили несколько месяцев и уезжали. Больше года в этом доме никто не задерживался. Мама умерла, здоровье отца пошатнулось, и я стала еще больше заниматься его делами. «Бичвуд» отошел на второй план. У нас были агенты, которые следили за различными нашими владениями, и они почти нас не беспокоили, если только не возникала какая-нибудь необычная проблема. Должна признать, что многие годы я не уделяла «Бичвуду» никакого внимания.

– А ваш брат? – спросила Джессика. – Он когда-нибудь возвращался в этот дом? Не считая... последнего раза, конечно.

– Не знаю. Возможно. Вероятно. Как я уже сказала, «Бичвуд» привлекал его каким-то особым загадочным для меня очарованием. После того скандала мы встретились всего один раз, когда умер отец. Это было, дайте подумать... в 1948 году. Доминик явился за своей долей наследства. Он охотно отказался от всяких прав на участие в семейном бизнесе, но был весьма огорчен тем, что ему не оставили никакой недвижимости. Видите ли, отец благоразумно завещал все мне. Брат хотел выкупить у меня «Бичвуд», но я отказала ему, вспомнив, что там происходило в прошлом. Он пришел в ярость и напоминал капризного ребенка, который не может добиться своего. – Она улыбнулась, но это было всего лишь грустное воспоминание.