Текст книги "Бродяги Севера (сборник)"

В эту ночь стая затравила оленя на берегу озера и справляла по нему тризну почти до рассвета. Казан держался против ветра. Запах крови и теплого мяса щекотал его ноздри, и его острый слух схватывал треск обгладываемых костей. Но инстинкт оказался сильнее, чем искушение.

Уже рассвело, когда стая рассеялась вдоль и поперек всей равнины, и только тогда он смело отправился к месту гибели оленя. Он не нашел там ничего, кроме круглого пространства снега, испачканного кровью, покрытого костями, внутренностями и клочьями закостеневшей от ночного мороза шкуры. Но и этого с него было достаточно, и он стал кататься по этим останкам, засовывая свой нос во все, что осталось от тризны, и провел здесь целый день, все время напитываясь запахом оленины.

В следующую ночь, когда опять взошла луна и засверкали звезды, Казан уже не сидел в сторонке в страхе и нерешительности, а прямо представился своим новым товарищам, уже бежавшим целой стаей по равнине.

Стая опять охотилась всю ночь, а может быть, это была уже и совсем другая стая, которая целые мили пробежала к югу, гоня перед собою самку северного оленя к большому замерзшему озеру. Ночь была ясна, почти как день, и с опушки леса Казан увидел сперва эту самку, бежавшую по озеру в трети мили от него. Стая состояла из дюжины рослых волков и уже образовала из себя фатальную подкову, причем два вожака бежали бок о бок с намеченной жертвой и уже готовы были сомкнуть края этой подковы.

С радостным лаем Казан выскочил на лунный свет. Он бросился прямо наперерез бежавшей самке оленя и с невероятной быстротой стал ее догонять. Она увидала его за двести ярдов от себя и свернула вправо, но здесь натолкнулась на вожака, уже оскалившего на нее свои зубы. Казан присоединился ко второму вожаку и ухватил самку за мягкое горло. Воющей массой на нее навалилась сзади вся стая, и она упала на снег, придавив собою Казана, который вцепился ей клыками глубоко в шею. Она прижала его своей тяжестью к земле, но он не разжимал своей пасти. Это была его первая крупная жертва. Кровь клокотала в нем, как огонь. Он ворчал, не разжимая сжатых зубов.

Он не вылезал из-под своей жертвы до тех пор, пока в ее теле не прекратилась последняя судорога. В этот день он уже загрыз зайца и потому не был голоден. Поэтому, высвободившись, он сел в сторонке на снег и стал ожидать, пока голодная стая, точно вороны, не покончила наконец с мертвой самкой. Немного погодя он подошел поближе, обнюхался с двумя волками и был искусан за непрошеное вмешательство.

Когда Казан побрел уже назад, все еще не решившись присоединиться к своим диким братьям, большой серый волк отделился от стаи и схватил его прямо за горло. Казан едва успел вовремя отразить атаку, и затем оба они сцепились вместе и стали кататься взад и вперед по снегу. Они вскочили на ноги не раньше, чем возбуждение от неожиданной драки могло отвлечь стаю от пиршества. Не спеша, все волки окружили со всех сторон обоих бойцов, оскалили свои белые клыки и ощетинили свои спины, ставшие похожими на щетки. Роковое кольцо из волков тесно сомкнулось вокруг дуэлянтов.

Это не было новостью для Казана. Уже столько раз он и сам сидел в таких же кольцах, ожидая конечного результата драки! Не один раз он так же сражался и за свою собственную жизнь внутри таких же колец. Точно так же обыкновенно дрались и ездовые собаки. Если не вмешивался в такие драки человек со своими плетью и дубиной, то они всегда кончались смертью. Только один из соперников оставался в живых. А иногда погибали и оба. Но здесь человека уже не было – здесь был один только кордон из ожидавших зубастых демонов, готовых немедленно же броситься и растерзать на куски первого из дравшихся, который хотя бы случайно упадет во время драки на бок или на спину. Казан был здесь чужой, но вовсе не боялся тех, кто его так тесно окружал. Великий закон стаи все-таки заставлял волков быть беспристрастными.

Казан смотрел только на одного большого серого волка, который затеял с ним единоборство. Плечом к плечу они продолжали ходить кружком. Там, где за две-три минуты перед этим раздавалось щелканье зубов и они раздирали тела друг друга, теперь было мертвое молчание. Слабые физически и горластые южные собаки уже давно выли бы и рычали, но Казан и волк хранили молчание, держали уши направленными вперед, а не назад, и помахивали пушистыми хвостами.

Как вдруг с быстротою молнии волк налетел на Казана, и их челюсти сцепились, точно сталь, врезавшаяся в сталь. Они уступали один другому разве только на один какой-нибудь дюйм. В эту самую минуту Казан извернулся в сторону и, точно нож, вонзил свои зубы волку в бок.

Они снова закружились, глаза их покраснели еще более, губы оттянулись назад до последней возможности, точно их вовсе у них и не существовало. Затем Казан сделал прыжок, чтобы вцепиться врагу в глотку и придушить его насмерть, но промахнулся. Всего только на один дюйм. Волк отошел назад, как сделал это и ранее, подставив ему свой бок, из которого теперь кровь струилась по ноге и окрашивала снег. Зиявшая в боку рана показала Казану, что его соперник был старый, опытный боец. Казан пригнулся к земле, вытянул голову вперед и прижался горлом к снегу. Это было уловкой, и Казан знал ее еще с детского возраста, – именно уберечь свое горло и выждать подходящий момент.

Два раза волк обошел вокруг него, и Казан медленно повернулся вокруг себя, как на оси. Глаза у него были полузакрыты. Во второй раз волк бросился на него, и Казан ответил ему своими страшными челюстями, вполне уверенный, что нанесет ему спереди верный удар прямо по передним ногам. Но его зубы сомкнулись в пустом пространстве. С увертливостью кошки волк перепрыгнул через его спину.

Уловка не удалась, и с чисто уже собачьим воем Казан сделал нападение на волка единым прыжком. Они сошлись грудь в грудь. Клыки их застучали, и всею тяжестью своего тела Казан вдруг навалился на плечи волка, разжал челюсти и снова сделал попытку схватить его за глотку. Но опять промахнулся – всего только на какой-нибудь один волосок, и, прежде чем успел исправить свою ошибку, зубы волка уже вонзились ему в затылок.

В первый раз в жизни Казан ощутил ужас от боли, причиненной этой мертвой хваткой, и с громадным усилием вытянул голову несколько вперед и слепо бросился в нападение. Его сильные челюсти ухватили волка за переднюю лапу около тела. Послышались треск кости и вой от боли, и хоровод ожидавших волков вокруг насторожился и напряг все свое внимание. Тот или другой из бойцов в конце концов должен был свалиться, как только закончится эта схватка, и волки только и ожидали того рокового момента, когда это падение действительно совершится, чтобы броситься на пострадавшего и загрызть его насмерть.

Только густота шерсти и толщина кожи на затылке у Казана и крепость его мускулов и спасли его от ужасной судьбы побежденного. Зубы волка проникли в него глубоко, но не настолько, чтобы захватить жизненные узлы, и Казан моментально, до последней капли, собрал все свои силы, напрягся всеми членами и рванулся из-под своего противника. Хватка разжалась, и со следующим прыжком Казан оказался уже на свободе.

С быстротою взвившейся в воздухе плети он набросился на уже трехногого вожака стаи и нанес ему со всего размаха всей тяжестью своих плеч удар прямо в бок. Теперь это был уже смертоносный удар. Большой серый волк свалился с ног, в тот же момент повернулся на спину, и вся стая бросилась на него, чтобы вырвать из своего обессилевшего вожака последние остатки жизни.

Задыхаясь и весь в крови, Казан высвободился из этой серой, завывавшей, кровожадной массы. Он ослабел. Какая-то странная боль вдруг появилась у него в голове. Ему захотелось растянуться тут же на снегу. Но старый и непогрешимый инстинкт предостерег его и на этот раз, чтобы он не выказал своей слабости. От стаи отделилась худенькая, гибкая серая волчица, подошла к нему и легла перед ним на снегу, а затем вдруг вскочила на ноги и стала обнюхивать его раны.

Она была молода, сильна и красива, но Казан даже и не взглянул на нее. Он старался увидеть, что осталось от старого вожака на том месте, где только что происходила борьба. Стая уже возвратилась обратно к тризне над оленем. До него опять донесся звук обгладывания костей и отдирания от них мяса, и что-то подсказало ему, что с этих пор все дикие звери уже будут прислушиваться к его голосу и признавать его и что теперь, когда он сядет на задние лапы и начнет выть на луну и на звезды, то на этот его вой уже отзовутся все эти быстроногие хищники со всей этой широкой долины. Он два раза обошел вокруг оленя и стаи волков и затем удалился к опушке темного елового леса.

Дойдя до тени, он оглянулся назад. Серая Волчица следовала за ним. Между ним и ею было всего только несколько аршин. И теперь она все-таки подходила к нему немного боязливо и тоже оглядывалась назад на темную копошившуюся массу живых существ на льду озера. И когда она подошла к Казану уже совсем вплотную, он ощутил что-то в воздухе, что не было запахом ни крови, ни травы, ни хвои. Это было что-то такое, что казалось ему исходившим прямо от этих звезд, от ясной луны, от странного и в то же время прекрасного покоя самой ночи. Частью этого чего-то, как ему показалось, была именно эта Серая Волчица.

Он поглядел на нее и заметил, что она смотрела на него с интересом и вопросительно. Она была молода, так молода, что, казалось, только еще недавно была щенком. Она заскулила под взглядом его красных, светившихся глаз, но этот ее визг уже не был в ней детским. Казан подошел к ней, положил голову на спину и стал смотреть через нее на стаю. Он чувствовал, как она дрожала. Потом он опять поглядел на луну и на звезды, и тайна ночи и Серой Волчицы стала волновать ему кровь.

Он не так уж много времени провел оседло на постах. Большая часть его жизни протекла в упряжи, в пути, в постоянных поездках с места на место, и брачный сезон всегда проходил как-то мимо него, вдалеке. Но теперь супружество было близко к нему. Серая Волчица подняла голову. Ее мягкая морда коснулась его раны на затылке, и от этого ласкового прикосновения, в этом ее низком ворчании Казан почувствовал и услышал снова то удивительное нечто, что приходило к нему вместе с лаской от руки женщины и вместе со звуками ее голоса.

Он повернулся, заскулил, ощетинил спину, поднял высоко голову и с вызовом оглядел окружавшую его обстановку. Серая Волчица побежала с ним бок о бок, и они исчезли во мраке леса.

Глава V
Люди!

В эту ночь они нашли для себя убежище в густом можжевельнике, и, когда улеглись на мягком ковре из хвойных иголок, который оставался незасыпанным снегом, Серая Волчица тесно прижалась к Казану своим теплым телом и стала зализывать ему раны. День начался бархатным снегопадом, снег был такой белый и такой густой, что они не могли видеть перед собой и на десять прыжков. Было совсем тепло и так тихо, что весь мир казался им состоявшим из одного только движения и шороха падавших снежинок. Весь этот день Казан и Серая Волчица бегали вместе, бок о бок. Он то и дело оборачивал голову, чтобы поглядеть по ту сторону кряжа, откуда он сюда пришел, и Серая Волчица никак не могла понять странной нотки, трепетавшей у него при этом в горле.

В полдень они побежали к тому месту, где лежали останки оленя на озере. На опушке леса Серая Волчица выказала нерешительность. Она еще ровно ничего не знала об отравленных приманках, ловушках и западнях, но живший в ней инстинкт бесчисленных поколений подсказал ей, что посещать во второй раз окоченевшую, мертвую добычу было опасно.

Казан видел, как его прежние хозяева обрабатывали остатки добычи, оставленные волками. Он не раз был свидетелем, как они хитро скрывали в них капканы и вкладывали в жирные внутренности капсюли со стрихнином, а однажды он даже и сам нечаянно попался передней лапой в капкан и испытал на себе всю острую боль от мертвой хватки пружины. Но он все-таки не боялся так, как Серая Волчица. Он настаивал на том, чтобы она сопровождала его до белых холмиков на льду, и в конце концов она все-таки пошла за ним и с беспокойством села на задние лапы, в то время как он стал выкапывать из-под снега кости и куски мяса, которые еще не успели за ночь замерзнуть благодаря снеговому покрову. Но она не ела, и Казан сел наконец рядом с ней и стал вместе с нею смотреть на то, что ему удалось откопать из-под снега. Затем он стал нюхать воздух. Он не ощутил в нем никакой опасности, но Серая Волчица внушила ему, что опасность все-таки была.

И много кое-чего другого она внушала ему в последовавшие затем дни и ночи. В третью ночь Казан сам собрал около себя стаю волков и повел ее на охоту. Три раза в этом месяце, прежде чем луна окончательно не пошла на ущерб, он руководил набегами, и каждый раз дело не обходилось без добычи. Но когда снег стал очень глубоким и рыхлым, он находил все большее и большее удовлетворение в обществе одной только Серой Волчицы, и они уже охотились только вдвоем, питаясь исключительно одними зайцами. Во всем белом свете Казан любил только двоих: молодую женщину со светлыми волосами и руками, которые его ласкали, и вот эту самую Серую Волчицу.

Он не покидал равнины совсем и часто приводил свою подругу на самую вершину кряжа, точно пытаясь ей рассказать, кого именно он оставил по ту его сторону… А в темные ночи призыв женщины становился для него настолько властным, что им овладевало странное желание бежать к ней и захватить с собой и Серую Волчицу.

Очень скоро после этого случилось нечто совсем уж странное. Однажды они перебегали через равнину, когда невдалеке от этого кряжа Казан вдруг заметил то, что так сильно заставило забиться его сердце. В их мир вторгся человек, ехавший на санях, запряженных собаками. Противный ветер не предостерег своевременно Казана и Серую Волчицу, и Казан увидел в руках этого человека нечто блестящее. Он знал, что это такое. Это было вещью, изрыгавшею огонь, гром и смерть.

Он предостерег Серую Волчицу, и они, как ветер, бок о бок помчались прочь. Тогда последовал звук – и вся ненависть Казана к людям в эту минуту, пока он бежал, выразилась в злобном рычании. Над их головами что-то прожужжало. Звук снова повторился, и на этот раз Серая Волчица взвизгнула от боли и несколько раз перевернулась через спину вокруг самой себя. Но тотчас же она и вскочила на ноги, и Казан побежал уже позади нее и так и защищал ее собою вплоть до того самого места, где они нашли для себя убежище. Здесь Серая Волчица повалилась и стала лизать свою рану на плече. Казан смотрел на горный кряж. Человек направлял своих собак именно туда. Он остановился около того места, где упала Серая Волчица, и стал осматривать снег. Затем поехал дальше. Казан узнал в нем Торпа. С Торпом ехала его жена.

Казан приказал Серой Волчице встать на ноги, и они отправились в болотные заросли недалеко от озера. Весь этот день они держались против ветра, и, когда Серая Волчица сваливалась и должна была полежать, Казан выходил на осмотр следов, оставленных самим человеком, вглядывался и нюхал воздух.

Несколько дней спустя Серая Волчица уже бегала, прихрамывая, и когда они однажды набрели на остатки от человеческой стоянки, то, почуяв запах, оставшийся от Торпа и его жены, Казан уже в ненависти оскалил зубы и заворчал. С каждой минутой в нем стала расти жажда мести, мести за свои собственные страдания и за рану Серой Волчицы. Он попробовал было обнюхать самый след от человека, оставленный его санями и теперь покрытый снегом, и Серая Волчица кружилась около него с беспокойством и старалась как-нибудь заманить его поглубже в лес. Наконец он угрюмо за ней последовал. В его красных глазах светилась дикая злоба.

Через три дня на небе появилась молодая луна. А на пятую ночь Казан обнаружил новый след. След этот оказался настолько свежим, что он, пробегая мимо, вдруг остановился так быстро, точно его поразила пуля, и долго простоял, напрягши все свои мускулы и ощетинив дыбом шерсть. Это был след, оставленный человеком. На снегу видны были отпечатки полозьев, собачьих лап и лыж его врага.

Тогда он задрал голову к звездам, и из его горла потянулся по всей равнине призывный вой – дикий, неистовый призыв к сбору. Никогда еще на этой равнине не раздавалось более злобного воя, как в эту ночь. Все вновь и вновь он посылал к небу вопль, и вслед за тем то оттуда, то отсюда, еще и еще, стали присылать свои ответы и другие волки, пока наконец и сама Серая Волчица не села рядом с Казаном и не стала ему вторить.

Далеко-далеко на равнине седой, с угрюмым выражением лица человек едва стал сдерживать своих собак, и слабый голос с саней говорил ему:

– Это волки, папа! Кажется, они гонятся за нами?

Человек не ответил. Он был уже не молод. Луна освещала его длинную седую бороду и придавала его худощавой фигуре более роста, чем он имел. Молодая женщина подняла голову с медвежьей шкуры, разостланной на санях. В ее глазах отражались звезды. Она была бледна. Ее волосы густыми, блестевшими локонами падали ей на плечи, и она что-то крепко прижимала к своей груди.

– Они кого-то гонят, – ответил мужчина, осматривая казенную часть своего ружья, – должно быть, оленя. Не волнуйся, Жанна. Сейчас мы остановимся в ближайших кустах и посмотрим, не найдется ли у нас пороху посуше. Эх, вы!.. Милые!.. Вперед! Живо!

И он щелкнул плетью над спинами собак.

Из свертка, который молодая женщина держала у груди, послышался слабый детский плач. И далеко позади на него ответили со всех сторон голоса собиравшейся стаи.

Наконец-то Казан теперь отомстит! Он, не спеша, отправился в путь, имея все время Серую Волчицу рядом с собой, и останавливался каждые триста или четыреста ярдов, чтобы лишний раз послать призывный клич. Какая-то серая фигура наконец присоединилась к ним из темноты. Затем другая. Еще две выскочили откуда-то сбоку, и вместо одного голоса Казана завыло их несколько. Число волков все росло и росло, и по мере того как их становилось все больше и больше, они и бежали все скорее и скорее. Четыре – шесть – семь – десять – четырнадцать…

Собралась целая стая, все матерые, со старыми, смелыми вожаками. Серая Волчица была среди них самой юной и потому все время держалась около Казана. Она никак не могла понять, что означали эти его пылавшие, красные глаза и щелкавшие зубы, и даже если бы и поняла, то все-таки не сообразила бы ничего. Но она чувствовала, и ее тоже приводила в волнение эта вдруг вспыхнувшая в Казане страшная и таинственная жестокость, которая заставила его забыть обо всем, кроме предстоящего нападения и желания загрызть до смерти.

Стая не подала больше ни звука. Слышно было только тяжкое дыхание и топот множества ног. Волки бежали быстро и тесно. Казан шел во главе. За ним, у его плеча, следовала Серая Волчица.

Никогда еще Казан не испытывал такой жажды убийства, как теперь. В первый раз в жизни он сейчас не боялся человека и не испытывал страха перед дубиной, плетью и даже перед той вещью, которая несла с собой огонь и смерть. Он стал бежать еще быстрее, чтобы догнать наконец путников и вступить с ними в борьбу как можно скорее. Все безумие его четырехгодичного рабства у людей и все полученные от их рук обиды жгучим огнем текли теперь по его жилам, и когда наконец он увидел вдалеке перед собою двигавшуюся группу, то из его груди вырвался крик, которого Серая Волчица все-таки не поняла.

В трехстах ярдах от этой двигавшейся группы тянулась опушка леса, и вот к ней-то и побежали Казан и его товарищи. На полпути к лесу они уже почти настигли ее, и вдруг она остановилась, и на снегу отделилась темная, неподвижная тень. От нее прыснул огненный язык, которого всегда так боялся Казан, и как раз над своей головой он услышал прожужжавшую мимо пчелу смерти. Но теперь он не обратил на это внимания. Он резко залаял, и волки помчались за ним, пока наконец четверо из них не отделились от стаи и не присоединились к нему вплотную.

Второй выстрел – и на этот раз пчела смерти пронизала от груди и до самого хвоста громадного серого зверя, бежавшего рядом с Серой Волчицей. Третий, четвертый, пятый огни от этой темной тени – и Казан сам вдруг почувствовал, как что-то острое, горячее, точно раскаленное железо, скользнуло вдоль его плеча, обожгло его и сбрило на теле шерсть.

От ружейных выстрелов повалились три волка из стаи, а половина всех других рассыпалась вправо и влево; но Казан все-таки несся сломя голову вперед. Серая Волчица преданно, не рассуждая, следовала рядом с ним.

Ездовые собаки были спущены на свободу, и прежде, чем добраться до самого человека, которого он теперь уже ясно видел державшим ружье наперевес наподобие дубины, Казан должен был вступить в борьбу еще и с ними. Он сражался с ними, как дьявол. Двое волков бросились вперед, и Казан услышал страшный, отдавшийся где-то позади выстрел. Для него ружье представлялось дубиной, и он хотел ухватиться за него зубами. Он хотел добраться до человека, который держал это ружье, и, высвободившись от напавших на него собак, ринулся к саням. В первую же минуту он увидал, что на них находилось человеческое существо, и бросился на него. Он глубоко зарыл в него свою пасть. Она наткнулась на что-то мягкое и волосатое. И вдруг послышался голос! Это был ее голос! Каждый мускул в его теле вдруг остановился. Казан остолбенел и превратился в камень.

Ее голос! Медвежья шкура сползла назад, и то, что находилось под ней, он увидал теперь ясно при свете луны и звезд. Инстинкт заработал в нем гораздо быстрее, чем в человеческом мозгу разум. Это оказалась не она. Но голос был тот же самый, и белое девичье лицо, в которое он уставился своими красными, налитыми кровью глазами, содержало в себе ту же самую тайну, которую он уже привык так любить. Увидал он теперь и то, что она держала у груди и из чего вылетал этот странный, пронзительный крик, и понял, что здесь, на этих санях, он не нашел уже ни врага, ни смерти и что на него вдруг пахнуло сразу тем миром, который он оставил по ту сторону гряды холмов.

С быстротою молнии он бросился назад. Он так толкнул в бок Серую Волчицу, что она с испуганным визгом отскочила в сторону. Это случилось в какой-нибудь один момент, но человек уже почти совсем потерял свои силы. Казан проскочил под его поднятым кверху, как дубина, ружьем и сам бросился на волков, уцелевших от стаи. Его клыки действовали как ножи. Если он сражался с собаками как демон, то теперь вел себя с волками как десять демонов сразу; и человек, весь в крови и еле держась на ногах, заковылял к саням, полный удивления от того, что стало затем происходить. А в Серой Волчице пробудился инстинкт товарищества, и, видя, как Казан рвал на части и кусал волков, она присоединилась к нему и сама, ровно ничего не понимая, стала помогать ему в его борьбе.

Когда все закончилось. Казан и Серая Волчица оказались на всей равнине одни. Остатки стаи утонули во мраке ночи, и те же самые луна и звезды, которые помогли Казану впервые осознать в себе свое право, принадлежавшее ему со дня рождения, теперь внушили ему, что с этих пор, когда он опять завоет на небо, его дикие собратья уже больше не откликнутся ему из глубины долины.

Он был ранен. И Серая Волчица тоже была ранена, но не так тяжело, как Казан. Он был весь искусан и истекал кровью. Одна из его лап жестоко пострадала. Через несколько времени он увидал в лесу огонь. Старый призыв вдруг опять овладел им. Ему захотелось подползти к костру и почувствовать на своей голове руку молодой женщины, как он чувствовал на себе руку той другой, по ту сторону гребня. И он пошел бы туда и заставил бы идти туда и Серую Волчицу, но там был мужчина. Он заскулил, и Серая Волчица положила ему на затылок свою теплую морду. Что-то подсказало им обоим, что они – отверженцы, что эта долина, луна и звезды тоже теперь стали против них, и они, поджав хвосты, виновато отправились в лес искать себе убежища.

Казан не мог далеко идти. Улегшись, он все еще чувствовал запах от человеческого лагеря. Серая Волчица прижалась к нему. Мягким языком она стала ласково зализывать Казану рану. А Казан, подняв кверху голову, стал выть на звезды.