Текст книги "Грехи отцов наших и другие рассказы"

– Я думала, ты ему друг.

– Друг, – сказал Тимми. – Но, понимаешь ли… ты.

– Обо мне не волнуйся. Что бы мне ни выпало, я это тысячу раз заслужила. Не спорь со мной! Не перебивай. Бартон просил тебя охранять Эрика, потому что Эрик для него большая ценность. Может, то дело, на которое он тебя нанял, и закончено, но в городе дальше будет хуже, а Эрик по-прежнему дорого стоит.

– Это понятно, – кивнул Тимми. – Только раз они взяли Льева…

– У меня это не первая маслобойка, милый мальчик. Я эти дела знаю. – Она повернулась к окну, указала на золотистые огни города. – Льев не единственный. Будут и другие. Много или мало, но некоторых своих Бартон отдаст безопасникам или смерти. И те, кто останется, сделаются для него важнее. Он из тех, кто ценит умение выживать. И верность ценит. Что он подумает, милый мой, узнав, что ты бросил Эрика, чтобы вытащить меня?

– Работа была закончена, – ответил Тимми, как ей показалось, с обидой.

– Этого мало, – сказала она. – Теперь не то, что раньше. Ты теперь не просто паренек, с которым Эрик сидит в барах. И даже не мамин сынок. Это в прошлом и больше не вернется. Ты теперь мужчина, который работает на Бартона.

Он молчал. Далеко над ними погас выхлоп транспортного корабля. Лидия подошла к Тимми вплотную, опустила ладони на плечи. Он не смотрел ей в глаза. Это хороший признак, решила она. Значит, она сумела до него достучаться.

– Мир меняется, и не в твоих силах этому помешать. Тот ты, который больше не нужен, должен будет уйти. Потому что если ты переживешь эти времена – просто переживешь, не более того, – ты станешь больше значить для Бартона. Этого тебе не избежать. Выбирать ты можешь только что ты будешь для него значить. Человека, на которого можно положиться – или на которого нельзя?

Тимми шумно потянул носом и выдохнул. Взгляд его стал твердым, глаза – непрозрачными.

– Пожалуй что я снова напортачил.

– Это еще не известно, – успокоила его Лидия. – Может, еще не поздно исправить ошибку, а? Ступай, найди своего друга. Можешь привести его сюда.

Тимми вскинул голову. Лидия нежно погладила его плечи, начиная от основания шеи до бугров мышц – и обратно. Это движение она повторяла с его раннего детства, оно кое-что значило на их тайном языке. От потери, от принесенной жертвы у нее ныло сердце. «Мир тебя меняет», – подумалось ей. Не сама ли она только что это сказала?

– Сюда? Ты уверена?

– Ничего, – сказала она. – Это же временно.

– Ну, ладно, – протянул он. Ей стало чуточку жалко, что он так быстро уступил, но обида тут же прошла. – Я оставлю тебе хорошую лодку.

– Хорошую лодку?

– Ту, в которой мы приплыли.

Дверь закрылась. Серый сумрак, сходивший здесь за темноту, поглотил Тимми, а минут через пять она услышала плеск – наверное, по волнам шел ялик. А может, ей померещилось. Она забилась в теплые, вонючие синтетические объятия спального мешка, уставилась в потолок и стала ждать, вернется он или нет.

По всему Балтимору продолжалась война между законом и рыцарями удачи, но большая часть горожан сохраняла нейтралитет. Нелицензированные кафе наполнялись клиентами, ищущими вкусного обеда в пределах базового пособия, а потом и молодежью, либо безденежной, либо склонной зарядиться амфетаминами перед нисхождением в ночные клубы радж-музыки на перегороженных облавами улицах. А иногда появлялись и родители, возвращающиеся с настоящей работы и с гордостью тратящие реальные деньги на черствый кексик, а кредиты – на полулегальные детсады в гостиной у соседки. Очень немногие стояли целиком за закон или целиком против, так что для этих людей катастрофа «маслобойки» выглядела либо неприятностью, которую надо обойти или перетерпеть, либо волнующей новостью. Событие делалось только увлекательней от того, что для кого-то оно было вопросом жизни и смерти.

Эрик, сидя перед чужой панелью, на которой быстро прокручивались новости, острее других чувствовал расстояние, разделявшее его с соседями. Ни тучная женщина, варившая кофе, ни худой мужчина у дальней стены, рассылавший романтические сообщения, не замечали его ужаса, не знали, что в его жизни заканчивается целая глава. Для других посетителей Эрик выглядел просто склонившимся над экраном калекой. Докукой или поводом для шуток, но в любом случае никто бы и не заметил, никому и дела бы не было, исчезни он вовсе.

Тимми вернулся после полуночи – его широкая дружелюбная улыбка смягчила застывший в глазах холодок. Если не присматриваться, всякий счел бы его безобидным, а кто же стал бы к нему присматриваться? Он придвинул к столу с панелью сваренный из стальных трубок стул и сел рядом с Эриком. Шли местные новости. Показывали бледную женщину с татуировкой Ассоциации Внешних Планет: рассеченным кругом посередине груди – и со слезинками Локи Грейга на щеках – роняя кровь из носа и из разбитого глаза, она отбивалась от двоих в форме «Звездной спирали», почти не похожих на людей в своей тяжеловесной броне.

Эрик, скрывая облегчение при виде вернувшегося Тимми, улыбнулся.

– У Локи, – заговорил он, кивнув на экран, – ночка тоже выдалась не из лучших.

– По всей округе такое, – отозвался Тимми.

– Да, правда? А про Бартона… что-нибудь слышно?

– Нет. Да я и не выспрашивал, – пожал плечами Тимми. – Ты хочешь еще здесь потусоваться или можно идти?

– Не знаю, куда мне идти. – В голосе Эрика прорезался тонкий плач скрипичной струны.

– Зато я знаю, – сказал Тимми.

– Ты заготовил норку? Господи, да ты же затем и уходил, да? Искал надежную крышу?

– Вроде того. Ну ты как, готов?

– Мне бы зайти куда. Раздобыть панельку.

Тимми, насупившись, кивнул на стол. «У тебя перед носом», – сказал его взгляд. Эрик ткнул пальцем в винты, крепившие машинку к деревянной столешнице. Лицо Тимми замкнулось, он встал.

– Эй, – позвал Эрик. – Ты куда… Тимми? Ты что?..

Варившая кофе толстуха подняла глаза на плечистого парня. Она хозяйничала в этом баре три года и достаточно насмотрелась, чтобы распознать неприятности.

– Эй, – едва ли не извиняющимся тоном заговорил парень… нет, скорее рослый мальчик. – Такое дело. Не думай, что я мерзавец какой, но эта штука мне нужна.

– Можете пользоваться здесь, если заплатите за кофе. Или по расценкам, указанным на боку, – сказала женщина, скрестив руки на груди.

Большой мальчик кивнул, свел брови. Достал облупленную, в пятнах, кредитку черного рынка и сунул чип ей в руку.

– Что за черт, Джонни? – удивилась хозяйка, моргая на высвеченную крошечным дисплеем сумму. – Сколько же тебе нужно кофе?

Мальчик уже вернулся к столику, за которым целый день просидел калека с младенческой рукой. После удара кулаком по столешнице к нему обернулись все посетители. С третьего удара дерево треснуло. Костяшки пальцев у здоровяка были в крови, а калека беспокойно ерзал, глядя на разбитый в щепки стол. Мальчик потянул маленькую панель – стол заскрипел. Винты с кусочками дерева так и остались висеть в гнездах. Парень, роняя капли крови с руки, сунул машинку под мышку и кивнул калеке.

– Что еще тебе нужно? – спросил Тимми.

Эрик с трудом сдержал улыбку.

– Ничего. Думаю, теперь обойдусь.

– Ну и хорошо. Пошли.

Тимми обернулся к женщине, помахал ей распухающей на глазах рукой:

– Спасибочки.

Она не ответила, спрятала кредитку в карман фартука и заковыляла за шваброй. Когда она вернулась, парни уже скрылись на ведущей на улицу лестнице.

– Невероятно! – заговорил Эрик. – Как это ты? То есть черт возьми! Там все остолбенели, а ты был само безумие и сила, друг. Ты видел? Видел, как все на тебя таращились?

– Ты сказал, тебе нужна панель, – напомнил Тимми.

– Да ну тебя. Это было что-то! Есть чем хвастаться.

– Столы сдачи не дают, – заметил Тимми. – Идем. У меня лодка.

Эрика от возбуждения пробило на болтовню, но о том, как он боялся, что Тимми не вернется, калека умолчал. Зато всю дорогу трещал о программе новостей – пересказывал события, как сказки о привидениях. Силы безопасности взяли под наблюдение порты, поезда, транспорт на орбиту и на Луну. За день восемнадцать человек убиты, наверное, втрое больше задержано. Новость разошлась по всей планете и дальше. Одна дама с Марса рассказывала об истории полицейских государств Земли. Здорово, верно? Они аж на Марсе толкуют о здешних, балтиморских делах! Все о них говорят.

Тимми слушал, вставлял слово-другое, но, главное, шел, до самой набережной, а потом греб. Керамические весла окунались в темную воду и выныривали из нее. Эрик барабанил пальцами по краденой панели – ему не терпелось заново подключить ее к сети и посмотреть, что еще случилось и переменилось со времени их ухода из кафе. Он в общем и целом сознавал, что обманывает себя, притворяясь, будто связь с миром его защитит, но лишь в общем и целом.

На берегу Тимми вытащил лодку и зашагал к развалинам, в которых горел свет. У химической печурки сидела старуха, помешивала что-то в жестянке. Запах чая боролся с соленым запахом моря и вонью гниющих медуз. Женщина подняла голову. Лицо походило на маску. Совершенство грима скрывало живые черты.

– Я нашла твой чай, – сказала она. – Надеюсь, ты не против?

– Не-а, – на ходу отозвался Тимми. – Давай сюда, Эрик. Устрою тебе выход в сеть.

Сквозь пустой проем они вышли в маленькую комнатушку. Здесь было еще неуютнее, чем в той, со старухой. Голый пол, пятна клея, оставшиеся от коврового покрытия. На стенах наросла плесень, черная, ветвящаяся кустами. Тимми поставил панель на пол. На костяшках у него уже запеклись темные струпья.

– Сумеешь здесь поймать сигнал? – спросил он.

– Наверное. Может, утром придется поискать способ подключить питание помощнее.

– А, да, что-нибудь придумаем. Тогда это твоя комната, лады? Твоя. А та ее. – Тимми ткнул большим пальцем в освещенный проем. – Ее. Если пригласит, входи, но как попросит выйти, выйдешь, договорились?

– Конечно. Обязательно. Господи, Тимми, твой дом – твои правила, так? Только, кроме шуток, она кто? Твоя мама?

Тимми словно не расслышал.

– Я сейчас вздремну, а утром можно будет сплавать за едой. И узнать, что там у него.

У Эрика похолодело в животе.

– Ты хочешь говорить с Бартоном?

– Конечно, если найду его, – сказал Тимми. – У него должен быть план, так?

– Верно, – признал Эрик. – Конечно.

Он открыл панель, прогнал варианты подключения и подсоединился к сети. Сигнал был не то чтобы сильный, но и не такой уж плохой. Ему полдюжины раз приходилось работать в подвалах, где обычно все гораздо хуже. Эрик открыл новости – по-прежнему в пассивном режиме. Кроме экрана, в комнате не было никакого освещения. Эрик замерз, но не жаловался. Тимми встал, потянулся, с горестной рассеянностью оглядел разбитые костяшки и повернулся к двери, за которой был свет и старуха.

– Слушай, мы ведь друзья? – спросил Эрик.

Тимми снова повернулся к нему.

– Ясное дело.

– Мы с тобой всегда друг за другом приглядывали, так?

Тимми пожал плечами.

– Не всегда, но когда могли – ясное дело.

– Не говори ему, где я, а?

Рейды служб безопасности, как и вспышки чумы, подчиняются естественным ритмам. Пик, за ним спад. Как бы ужасны они ни были на взлете, но навечно не затягиваются. Бартон, как и все его лейтенанты, об этом знал и соответственно строил планы. Он перебирался из одного надежного укрытия в другое, играл в наперстки с силами безопасности. В первую ночь, которую Эрик с Лидией провели каждый в своей комнате островных развалин, Бартон спал на чердаке склада с женщиной по имени Эди. Утром он переместился в хранилище на задах медклиники, запер дверь и взломал неотслеживаемое соединение, чтобы сравнительно безопасно поговорить со своими. Крошка Коль навесила замки на свои публичные дома, оборвала связи, зарыла месячный запас наркотиков и автобусом уехала к матери в Вермонт – переждать, пока не остынет. Оэстра был еще в городе – как и Бартон, менял укрытия. Тряпичник и Сирано исчезли, но беспокойство о них Бартон считал преждевременным. Во всяком случае, в новости они не попали. В отличие от Льева и Симонсона.

Были и другие, косвенные, но убедительные свидетельства хода этой маленькой войны. Уже в первое утро катастрофы безопасники смели людей Льева для допросов. Одних задерживали. Других отпускали. Бартону неоткуда было знать, кто из них вступил в сделку со следствием, а кому просто повезло проскользнуть сквозь ячейки сети. Это вряд ли было важно. Вся ветвь бизнеса скомпрометирована и должна отсохнуть. Но спрос на незаконные наркотики, дешевый товар, внеочередные медицинские процедуры и анонимный секс не исчезнет и не насытится, а значит, в главном маленькой империи Бартона ничто не грозило. Это навсегда. Вопрос, как утолить голод городского дна, – вопрос техники, а Бартон умел быть гибким.

Имелось, конечно, искушение ответить ударом на удар, и кое-кто в эти дни ему поддался. Пятеро рядовых Локи Грейга оставили бомбу у подстанции «Звездной спирали». Взрыв ранил двух контрактников и повредил здание, а всех пятерых «храбрецов» установили и задержали. Тамара Слайдан, которая могла бы быть умнее, организовала уличные волнения, и затянувшийся на два дня бунт кончился тем, что половина ее людей попали в больницу или за решетку, восемнадцать местных предприятий разграбили или подожгли, а ее клиентская база навсегда прониклась к ней неприязнью. Бартон ее понимал. Он сам был не лишен страстей. Конечно, когда ему причиняли вред, ему хотелось ответить тем же. На ум приходили фразы типа «сравнять счет» или «кровь за кровь», но он умел разобраться с такими мыслями. «Сравнять счет» – это об игре, а тут не игра. «Кровь за кровь» звучит так, будто новым насилием можно сгладить старое зло, а это невозможно. Бартон выучил самый жестокий урок – принимать удары, мириться с ущербом, а давать сдачи предоставлять другим. Скоро, очень скоро огромная, всепоглощающая мощь рейда разобьется на ручейки мелких схваток. Ему выгодно, чтобы такие схватки касались Локи Грейга и Тамары Слайдан, а не его людей. Как только в коллективном сознании «Звездной спирали» четко обозначится враг, а Бартон и его организация останутся на периферии их внимания, буря пройдет, и он сможет заново разворачивать втянувшиеся щупальца своего бизнеса.

А пока он перебирался с места на место. Сообщал своим людям, что направляется в одно убежище, а объявлялся в другом. Он оценил свои привычки беспощадным взглядом хищника и прикончил все, создававшие слабые места. Всё, что связывало его с накатанными путями, делало его уязвимым, а он по мере возможности стремился к неуязвимости. Он проходил все это не в первый раз. Научился.

И потому Тимми пришлось искать его почти неделю. Досада Бартона уравновесилась некоторым самодовольством.

Офис размещался в небеленых кирпичных стенах, по пяти экранам показывали новости. Раздвижная деревянная дверь стояла полуоткрытой, сквозь нее виднелся тюфяк, на котором провел эту ночь Бартон. Оэстра, хозяин убежища, сидел на окне, глядя на улицу. Автоматический дробовик у него на коленях не привлекал особого внимания. На улице трое охранников обыскали Тимми и ничего не нашли. Они обнаружили бы следящее устройство даже у него в желудке, и тогда вместо дружелюбного, с любопытством разглядывающего трубы на стенах паренька окровавленный кусок человечины шлепнулся бы в канаву.

– Ты ведь Тимми, да? – разыгрывая неуверенность, начал Бартон. Пусть мальчик порадуется, что его хоть так запомнили.

– Да, шеф, я самый.

Его открытость и дружелюбие раздражали. Бартон бросил взгляд на Оэстру, но лейтенант только щурился в ярком дневном свете. Бартон лениво почесал ляжку, прошуршал ногтями по ткани штанины.

– У тебя ко мне дело?

Тимми немного сник.

– Только новости. В смысле я ничего не принес. Ни посылки, ничего такого.

– Ну и ладно, – кивнул Бартон. – А что за новость, Малютка?

Тимми усмехнулся, оценив иронию клички, затем посерьезнел и приступил к докладу. Бартон подался вперед, ловя каждое слово, едва оно слетало с губ мальчика. Оэстра, рискнув оглянуться, увидел поющую птаху перед изготовившимся к прыжку котом. Мальчик выкладывал подробности без особого порядка. Эрик в надежном месте, еду Тимми ему приносит, работа с подделкой личности сорвалась из-за рейда. Собственный терминал Эрика пропал, но нашлась замена, у полиции теперь, возможно, есть образец его ДНК. Оэстра вздохнул про себя и снова отвернулся к окну. По улице тащились полдюжины юнцов, еще не приговоривших своих друзей к смерти.

– Он в этом уверен? – спросил Бартон.

– Не-а, – отозвался Тимми. – Мы же не стали задерживаться, чтобы посмотреть, как они найдут терминал. Я решил, так будет лучше, понимаешь? Убраться подальше.

– Понятно.

– Эрик хотел его забрать. Железку то есть.

– Это было бы ошибкой, – заметил Бартон. – Если бы безопасникам кроме машинки достался человек… ну, это было бы нехорошо.

– Вот и я так подумал, – сказал Тимми.

Бартон, скрипнув кожаной обивкой кресла, сел прямо. За его спиной, в спальне, Сильвия включила душ. Сильвия или Сара. Что-то в этом роде. Оэстра добавил ее как приложение к постели.

– Где это надежное место?

– Тут мне лучше промолчать, – ответил Тимми.

– Даже мне не скажешь?

У мальчишки хватило ума смутиться.

– Ага, никому. Ты же знаешь, как оно.

– С ним кто-то есть?

– Да, у меня там друг.

– Охранник?

– Не то чтобы. Просто друг.

Бартон кивнул в глубокой задумчивости.

– Но он в безопасности?

– Кругом вода. Станут подбираться – у него лодка и с десяток приличных укрытий. В смысле на сто процентов нигде не бывает.

– А ты его защищаешь.

– Моя работа, – пожав плечами, улыбнулся Тимми.

Бартон не сумел бы точно указать, чем его так заинтересовал мальчишка. За прошедшие годы он видел сотни таких – приходили, работали, пропадали, гибли, или их сдавали безопасникам, или они обретали Бога и билет из города. Но у Бартона был нюх на таланты, и что-то в Тимми наводило на размышления о возможностях парня. Может быть, непринужденная логика, приведшая его к убийству Остина. Или его мертвые глаза.

Бартон встал, поднял палец. Тимми врос в кресло, как хорошо обученная собака, готовая услышать команду. Сильвия – или как ее там – запела в ванной. Плеск воды по фаянсу скрыл щелчок дверцы ружейного сейфа, из которого Бартон достал пистолет и магазин к нему. Вернувшись в комнату, он увидел, что Тимми даже ноги не переставил. Бартон показал ему пистолет.

– Знаешь, что это?

– Десятимиллиметровый полуавтомат, – ответил Тимми. И протянул было руку к пистолету, но тут же перевел взгляд на Бартона, спрашивая позволения. Бартон кивнул и улыбнулся ему. Тимми взял оружие.

– Разбираешься?

Тимми передернул плечами.

– Имел дело. Этот… на ощупь липкий.

– Покрыт пленкой пищеварительных ферментов, – пояснил Бартон. – Кожу почти не разъедают, а отпечатков на них не остается, и все следы разрушают. Никаких ДНК.

– Круто, – одобрил Тимми и хотел вернуть пистолет.

Бартон кинул ему на колени магазин.

– С пластиковыми наконечниками. Внутренние органы в клочья, но брони не пробьют, – сказал он. – Все же получше твоего самодельного дробовичка, а?

– Верно.

– Ты зарядить сумеешь?

Тимми взвесил пистолет на одной ладони, магазин на другой. Свел руки вместе, проверил, нет ли патрона в стволе, пощелкал предохранителем. Не то чтобы отработанные движения профессионала, но Бартону годился и талантливый дилетант. Тимми с пустой, ничего не выражающей улыбкой поднял взгляд.

– Новая работа? – спросил он.

– Новая работа, – подтвердил Бартон. – Я знаю, вы с Эриком вместе росли. Тебе это не помешает?

– Не-а, – отозвался Тимми, опуская пистолет в карман. Без заминки.

– Уверен?

– Конечно, уверен. Я понимаю. Он теперь у них в системе. Если и его самого возьмут, он много кого подведет. Если он им не достанется, то никого и не подведет, а кроме меня никто к нему не подберется.

– Да.

– Ну, так я его для тебя убью, – сказал Тимми. Таким тоном говорят: «Так я захвачу обед по дороге». В нем не было никакой бравады.

Бартон сел, склонив голову к плечу. Рассматривая эту дружелюбную улыбку и пустой взгляд.

– Признаться, мне любопытно, – сказал Бартон. – Ты на это ставил? Заранее просчитал?

– Ни фига подобного, шеф, – возразил Тимми. – Просто так удачно сложилось.

Или он говорил правду, или Бартон встретил лучшего за много лет лгуна. Вода в душе перестала шуметь. На экране что-то говорила женщина в униформе «Звездной спирали» с мрачной миной на лице. Бартону хотелось включить звук, проверить, нет ли чего полезного в пресс-релизе, вроде как погадать на кофейных зернах. Он удержался.

– Мне понадобятся доказательства, – сказал он. – Подтверждение, э?

– Это как, принести тебе его сердце?

– Сердце. Мозг. Гортань. Что-нибудь, без чего он не выживет.

– Никаких проблем, – заверил Тимми. И, почти без паузы: – Что-то еще или мне идти?

– Ты всю жизнь присматривал за этим пареньком, – сказал Бартон. – Он за тебя поручился. Привел тебя ко мне. И ты правда готов так запросто всадить ему пулю в мозги?

– Конечно. Планирование по твоей части.

Когда мальчик ушел, Бартон встал рядом с Оэстрой, глядя, как он удаляется по залитой солнцем улице. Редеющие рыжевато-каштановые волосы и широкие плечи – парень выглядел фабричным рабочим вдвое старше своего возраста. Руки он засунул глубоко в карманы. Такой сойдет за кого угодно.

– Думаешь, сделает? – спросил Бартон.

Оэстра ответил далеко не сразу.

– Он может.

– Если он это для меня сделает, значит, готов на все. – Бартон хлопнул Оэстру по плечу. – Такой далеко пойдет.

– А если нет?

– Способов убрать, что нужно убрать, хватает, – отозвался Бартон.

Он вернулся в кресло, прокрутил новости к началу выступления женщины из «Звездной спирали». Она говорила, Бартон слушал.

Лидию уже замучили развалины, куда привел ее Тимми, и в этом мучении она находила подобие удовольствия. Установился дневной распорядок. Эрик утром просыпался первым, его неровная походка осторожным контрапунктом вливалась в шуршание прибоя. Лидия лежала в своем теплом коконе, завернувшись в скользкую ткань и оставив на воле только рот и нос. Устав притворяться спящей, она вылезала, варила на своей печурке чай, а когда заканчивала, Эрик переключал солнечный зарядник на свою панель и сидел над ней с яростной сосредоточенностью, которая приводила ей на ум поэта в поисках идеальной рифмы. Когда появлялся Тимми, Лидия ходила с ним осматривать лодки или проверять новые, доставленные на остров контрабандой припасы: смену одежды, тандури навынос, заряженные батарейки для панели и лампы. Чаще Тимми не было, и она, словно вдова моряка, бродила по берегу. Город через пролив сверкал на нее гневными глазами, осуждая все ее грехи.

«Время уже пришло? – гадала она. – Он уже исчез навсегда? Или вернется еще раз? Еще раз увидеть его лицо, услышать голос, поговорить, как мы можем говорить только друг с другом…»

Она знала, что там, за узкой полоской волн, без устали трудится маслобойка. Безопасники по наводке Льева наверняка побывали у нее и нашли жилье пустым. Мужчины и женщины, с которыми она работала в последние годы, остались в прошлом. Эта часть жизни ушла, хотя ничего нового не начиналось. Только этот остров изгнания и ожидание.

Вечером Эрик ел с ней вместе. Разговор с ним складывался неловкий. Она знала, что для него лишняя, что для этого мальчика Тимми – его друг, часть его прошлого. Она вместе с отговорками, которыми они с Тимми объясняли ее появление, оказалась для Эрика вроде вылезшего из моря омара, который заговорил бы вдруг по-испански. Впрочем, раз уж омар заговорил, приходится ему отвечать, так что Эрик с Лидией зажили в странном мире соседей по комнате: в полной интимности без малейшей близости.

В тот вечер возвращения Тимми не заметили ни она, ни Эрик. Лидия смотрела на восток – через руины на острове, в открытое море. Эрик свернулся калачиком в комнате, которую уже привыкли называть его комнатой, и тихо похрапывал, пока панель впустую тратила заряд. Тимми явился тихо, один, его приход возвестил лишь звук шагов и запах имбирного пива.

Он возник из темноты, подвесив на левом кулаке два пластиковых пакета. Лидия шевельнулась, но вставать не стала, а села на пятки, в позе, которая, как она думала, придавала ей сходство с гейшей, хотя настоящей гейши она никогда не видела. Тимми поставил рядом с ней пакеты, а сам смотрел в это время в темный проем. Далеко над водой жалобно кричали чайки.

– Два? – спросила она.

– М-м? – Тимми проследил ее взгляд – на пакеты. Что-то похожее на раскаяние скользнуло в его глазах и пропало, как солнечный зайчик. – А. Это на ужин. А что, Эрик там?

– Там, – сказала Лидия. – По-моему, заснул.

– Угу. – Тимми выпрямился. И сунул руку в карман. – Побудь здесь минутку.

Он подошел к проему, словно собирался разбудить приятеля. Может, позвать ужинать.

– Подожди, – сказала Лидия, когда он был уже в дверях.

Он оглянулся, развернув плечи – ноги и туловище продолжали движение.

– Посиди со мной.

– Ага, вот только…

– Сначала, – сказала она. – Посиди сначала со мной.

Тимми колебался, трепетал, как перышко, застрявшее на перекрестке ветров. Потом плечи его на сантиметр опустились, а ноги повернули к ней. Он вынул руку из кармана. Лидия раскрыла пакеты, развернула еду, положила рядом с тарелками одноразовые вилки. Каждое ее движение было точным и красивым, как на церемонии. Тимми сидел напротив нее, скрестив ноги. Штанину шишкой оттопыривал пистолет. Лидия склонила голову, словно в молитве. Тимми взял вилку, подцепил кусочек говядины. Лидия тоже стала есть.

– Так что, собрался его убить? – легко спросила Лидия.

– Ага, – ответил Тимми. – В смысле меня это не радует, но так надо.

– Надо… – В голосе Лидии утверждение точно уравновешивалось вопросом.

Тимми отправил в рот еще кусок.

– Я работаю на Бартона. Раньше была одна работа. Теперь другая. Не мне же учить его, что делать, верно?

– Потому что он – Бартон.

– А я нет. Это ты сама сказала, что я буду для него что-то значить, если выберусь живым из этого дерьма. Это дело по той же части.

– Я говорила, что Бартон увидит, что ты значишь, – поправила Лидия. – В тебе больше, чем ему видно. Больше, чем видят другие.

– Ну, – спросил Тимми, – а ты?

«Даже я не знаю, что у тебя в глубине», – застряло у нее в горле, как кашель. У нее не хватило духу сказать это вслух. Если это правда, тогда что? И когда это правда бывала ей другом? Она сунула в рот еще кусочек мяса. И он тоже. Ей почудилось, будто он дает ей время справиться с собой. Возможно, так оно и было. Идеально прямая молния запущенного электромагнитной пушкой грузовика осветила черное небо, волной раскатился гром. Перченое мясо жгло губы, горло, язык, и Лидия продолжала есть, радуясь боли. Всегда приятно, если боль приходит извне.

– А кем ты будешь для себя? – спросила она наконец. – Может, то, что думаешь ты, значит больше, чем что думает он?

Тимми наморщил лоб.

– Эй, я не понял, ты что сейчас сказала.

– Кем ты будешь для себя, если это сделаешь? – Она отложила вилку, склонилась через разделявшее их пространство. Задрала ему рубашку, как делала тысячу раз, и эротический импульс повторился как обычно. Без него никогда не обходилось. Она прижала ладонь к его груди, над сердцем. – Кем ты будешь вот здесь?

Лицо Тимми застыло – оно иногда застывало так, что делалось страшно. И глаза были плоскими, как у акулы, и рот как морщина на известке. Только голос остался тем же, легким и дружеским.

– Ты же знаешь, там никого нет, – сказал он.

Она оставила пальцы блуждать по его груди, вороша такие знакомые грубые волоски. Большим пальцем ощутила твердый сосок.

– И кого ты решил туда впустить? Бартона?

– У него сила, – сказал Тимми.

– Нет у него силы убить Эрика, – ответила она. – И тебя убить нет силы. Ты есть ты и только ты. Что мы за люди? Мы не праведники. Но можем такими притворяться, если захотим, и это почти все равно, как если бы на самом деле.

– У меня такое чувство, будто ты меня о чем-то просишь. А я не понимаю о чем.

– Я – не хорошая, – сказала она.

– Эй, ты брось…

– А если бы была? Будь я такой женщиной? Чего бы я от тебя хотела?

Тимми отправил в рот еще кусочек говядины и медленно заработал челюстями. В его сосредоточенности Лидии виделись отзвуки всех, кем он бывал в жизни, от младенца, ползунка, до молодого человека, который сидел сейчас перед ней. Она сложила руки на коленях.

– Длинный способ объяснить, что не надо так делать, – произнес он.

– Разве я это сказала? – спросила она.

За проемом шумно зевнул Эрик. У Лидии кровь отхлынула от лица, накатила яркая, как новенький пенни, вспышка страха, словно ее поймали на преступлении. Эрик вышел на свет, расчесывая всклокоченные со сна волосы здоровой рукой.

– Эй, – сказал он, – мне послышалось, ты вернулся, большой? Что нового?

Тимми молчал, уставившись на Лидию с лицом, пустым как маска.

– Люди, – хромая к ним, позвал Эрик. – Что такое? Что-то не так?

Тимми вздохнул так тихо, что и Лидия едва расслышала. Мальчик, которого она любила так долго и так по-разному, нацепил бодрую улыбочку и отвернулся от нее. У нее защипало глаза от слез.

– А, плохие новости, – ответил Эрику Тимми. – Бартон не слишком всем этим доволен. Дал на тебя заказ.

Эрик сел, без кровинки в лице. Он машинально, не сознавая, что делает, сжимал свою больную руку и бегал глазами от Тимми к женщине и обратно. Сердце стучало у него в ушах как барабан. Тимми дочиста облизал вилку и отложил ее. Женщина сидела неподвижнее камня. Эрик чувствовал, как мир выскальзывает из-под ног, и то, что он этого ожидал, утешало меньше, чем он надеялся. Тот, кто заглянул бы в узкий круг света из теней за ним, увидел бы только три лица на черном фоне – вроде семейного портрета беглецов.

Эрик нарушил молчание:

– Это точно?

– Да уж точно, – сказал Тимми, – раз меня подписали.

Эрик перестал дышать. Несколько бессчетно долгих секунд Тимми без выражения смотрел ему в лицо.

– Надо думать, как тебя вытащить, – сказал наконец его большой друг, и Эрик снова задышал.

– Выхода нет, – отозвался он. – Бартон меня всюду выследит.

– А что та панелька? – спросил Тимми. – Она не то что твоя старая, но сумел бы ты на ней смастерить образец?

– Ты это к чему? – не понял Эрик.

– Тебе нужен план побега от Бартона. Чистый. Почему бы тебе не ввести в него свою последовательность? Чтобы выбраться.

– Это, конечно, можно, только та, другая панель уже у них, не забыл? Моя ДНК в досье, помечена, я в розыске.

– Да, – согласился Тимми. – Ну, а может, ты бы… черт, сам не знаю. Может, ты бы что-то придумал?

– Я знал, – сказал Эрик. – Как увидел тех ублюдков на улице, понял, что мне конец. Я покойник. Это только дело времени.

– Это всегда так, – вставила Лидия, занятая другими мыслями. – Для всех.

– И ты мог так попасть, – сказал Эрик Тимми, заранее прощая друга. В его груди ужас сражался с любовью.