Текст книги "Викинги. Ирландская сага"

Глава двенадцатая

 
– Странные слышатся звуки
От крова у крови земли, –
Снова сплетатель песен
С Нанною льна в разлуке…
 

Сага о Гисли

Скрип открываемых главных ворот и крики стражников, означающие, что Конлайд вернулся со своими спутниками с охоты, донеслись до Бригит даже сквозь толстые стены, увешанные гобеленами, и забранные ставнями окна королевской опочивальни. Вот они проехали мимо, и стук копыт их коней легкой дрожью пробежал по полу и стенам. А потом вновь наступила тишина.

Так продолжалось вот уже целую неделю, каждый вечер со дня их свадьбы. Сидя в тускло освещенной комнате, она с содроганием представляла себе, что вот сейчас на пороге ее спальни появился Конлайд Уи Кенселайг, ее супруг. Теперь уже их общей спальни.

Подобная возможность вызвала бурю эмоций у нее в душе. Страх был первой и, пожалуй, самой главной из них. Следующей шла надежда. Она ведь завлекла Конлайда в брачный союз с единственной целью – побыстрее консумировать его и тем самым сделать законным своего ребенка. Привлечь Конлайда молчаливым обещанием богатства и секса оказалось столь же трудно, как и заманить голодного волка куском сырого мяса, отчего ее нынешнее положение представлялось ей совершенно необъяснимым. Ведь если он не намерен идти ей навстречу в вопросе консумирования брака, значит, она сделала ужасную ошибку.

Предвкушение? Да, и оно тоже. Бригит вовсе не была равнодушна к вниманию мужчин. Если на то пошло, в первую очередь, именно из-за этого она и оказалась в столь незавидном положении. В конце концов, она стала ждать появления Конлайда в собственной постели точно так же, как ожидала бы, скажем, цирюльника, который должен был удалить ей зуб, – со страхом, но, поскольку избежать этого невозможно, то и со слабой надеждой, что все окажется не так плохо, как она опасалась, и что ее положение все-таки обязательно улучшится после того, как все закончится.

Она отужинала в одиночестве своей спальни, как случалось и в предыдущие вечера, и стала прислушиваться, ожидая уловить какие-либо звуки, свидетельствующие о его приближении, но таковых не было. Ночь выдалась тихой, и ее покой нарушал лишь редкий лай собак да приглушенный смех или крики, доносившиеся иногда со стороны главной залы. Она трудилась над вышивкой при свете чадящей свечи до тех пор, пока у нее не начали закрываться глаза, и тогда Бригит отложила рукоделие на столик и вздохнула. На ней была белая свободная ночная сорочка-лейна из тончайшего льна, мягко облегавшая ее тело, с глубоким вырезом, в котором виднелись полушария ее полных грудей. Надевая ее, она чувствовала себя желанной, но теперь испытывала лишь усталость и разочарование.

Убедившись окончательно, что Конлайд в ближайшее время не появится, если вообще когда-либо сочтет ее достойной своего внимания, Бригит встала, потянулась, забралась в постель и укрылась тяжелыми одеялами и шкурами. Она никак не могла понять, отчего он так невнимателен к ней. Живот ее был едва заметен, и она была уверена, что Конлайд ни о чем не подозревает. Мужчины же всегда считали ее исключительной красавицей, и она не сомневалась в том, что не слишком изменилась за последнее время.

Конечно, она слыхала, что бывают такие мужчины, которые предпочитают общество других мужчин, причем не просто в дружбе, а и в том, что считается сугубо женским занятием. Впрочем, одна только мысль об этом приводила Бригит в содрогание, поскольку она с трудом представляла, как такое может быть. Тем не менее она начала спрашивать себя, уж не принадлежит ли к их числу и Конлайд. И тогда, вполне естественно, мысли ее вновь обратились к тому, как выпутаться из затруднительного положения, в котором она оказалась.

Некоторое время она лежала без сна, глядя в темноту, ломая голову над тем, как найти выход из ловушки, в которую она угодила, и при этом возвести сына, если у нее действительно родится сын, на трон Тары, предпочтительно с Короной Трех Королевств на голове. Она думала о Харальде, вспоминая его юное тело с рельефным рисунком мышц, и ту легкость, с которой он расправился с людьми, желавшими учинить над ней немыслимое надругательство. Она, словно наяву, вновь увидела его длинные льняные волосы и мощные, как канаты, мышцы на его руках.

В какой-то момент, уже глубокой ночью, она крепко заснула, свернувшись калачиком под грудой одеял. Ей снилось, что ее преследует кто-то невидимый, и она бросилась искать спасения в церкви и успела захлопнуть дверь в самый последний момент перед лицом надвигающейся опасности, а в следующий миг Бригит проснулась, широко распахнутыми глазами испуганно глядя в темноту.

«Что это было?» – подумала она. Стук захлопывающейся двери пришел к ней из ночного кошмара или прозвучал на самом деле? Она склонила голову к плечу и только теперь расслышала какую-то возню в коридоре, ведущем к ее спальне, и ей даже показалось, будто она различает негромкое сердитое бормотание. Неужели к ней наконец пожаловал Конлайд? Если так, то он, скорее всего, слишком пьян, чтобы пригодиться ей.

Бригит села на постели и стала смотреть на дверь, но в спальне было темно, и потому она ничего не видела. Она услышала, как чья-то рука отодвигает засов. Дверь распахнулась, и в комнату проник слабый свет. Конлайд держал в руке свечу, но лучше бы она на него не смотрела – зрелище было не из приятных.

– Конлайд… – С надеждой окликнула его Бригит. – Муж мой…

Откинув в сторону одеяла, она опустила ноги на пол. Конлайд закрыл за собой дверь.

– Встань, – прорычал он, сделал несколько шагов по комнате и поставил свечу на столик.

Бригит встала. Они взглянули друг на друга. Бригит видела, что он пьян, причем сильно. Конлайд слегка покачивался, то и дело вскидывая голову. Он хмурился, и брови его грозно сошлись на переносице.

– В чем дело, муж мой? – спросила Бригит.

Она говорила мягким и успокаивающим тоном, как разговаривала бы с опасным животным, убежать от которого невозможно. И ей действительно было страшно.

– Раздевайся, – приказал Конлайд.

Рука Бригит поднялась к вороту ночной сорочки, но потом она заколебалась. Он что же, намерен в такой вот манере уложить ее в постель? Она мысленно готовилась к самым разнообразным неприятным ситуациям, но эта превзошла самые худшие ее опасения.

– Зачем? – спросила она. – Что ты намерен делать?

Конлайд с угрожающим видом шагнул вперед.

– Я сказал, раздевайся! – Он произнес эти слова очень громко, причем последнее почти прокричал.

Бригит запахнула ворот ночной сорочки.

– Муж мой, ты пьян, – сказала она все так же мягко. – Ложись в постель.

Конлайд сделал еще один шаг к ней.

– Ты ждешь ребенка? – пожелал узнать он.

От неожиданности у Бригит перехватило дыхание. Своим вопросом он как будто ударил ее в живот, к чему она оказалась совершенно не готова.

– С чего ты взял… Как такая мысль могла прийти тебе в голову? – запинаясь, пробормотала она.

«Морриган, проклятая сука», – подумала Бригит.

Конлайд еще ближе шагнул к ней и неуклюже замахнулся. Его рука описала широкую дугу, и Бригит все прекрасно видела, но она была охвачена ужасом и потому не шелохнулась. Конлайд ударил ее раскрытой ладонью по щеке, и она отлетела в сторону, а потом, не удержавшись на ногах, упала. Пламя свечи разделилось сначала на два, а потом и на три язычка, комната закружилась вокруг нее, а голова отозвалась колокольным звоном на его удар, когда она рухнула поперек кровати.

Приподнявшись на локтях, Бригит смахнула с лица прядь волос. Конлайд возвышался над нею, сжав кулаки.

– Шлюха! Проклятая потаскуха! Я спросил тебя, ждешь ты ребенка или нет?

Выбросив вперед руку, он схватил ее за ворот ночной сорочки и рывком поднял на ноги. Конлайд, быть может, и не отличался особым умом, зато силищей обладал неимоверной, и потому мог обращаться с ней, как с тряпичной куклой, с которыми она играла в детстве.

Их лица оказались на расстоянии фута друг от друга, и Бригит увидела в его глазах настоящее бешенство. Но за те несколько секунд, которые понадобились ему, чтобы вздернуть ее на ноги, страх Бригит сменился шоком, а потом и в ней проснулась ярость. Она не была тряпичной куклой. Она не была куском окровавленного мяса, годного только на то, чтобы швырнуть его собакам. Она была Бригит ник Маэлсехнайлл, дочерью Маэлсехнайлла мак Руанайда, верховного короля Тары.

– Убирайся к дьяволу, жалкое навозное дерьмо, – ответила она, и голос ее походил на рычание раненого зверя.

Она сжала руку в кулак и, как только взгляд Конлайда упал на него, ударила его в промежность. Удар получился сильным, хотя и не совсем точным, так что, когда Конлайд отпустил ворот ее сорочки-лейны и согнулся пополам, это движение было скорее рефлекторным, а не вызванным настоящей болью.

Тем не менее этого оказалось достаточно. Бригит оттолкнула его и метнулась влево, туда, где было больше свободного места для драки. Конлайд взревел, выпрямился и ринулся на нее. Бригит схватила широкую мелкую миску, стоявшую на столике у стены, и швырнула ее в Конлайда, когда он подскочил к ней вплотную. Сначала Конлайда окатил фонтан воды, а потом в лицо ему ударила глиняная миска.

– Шлюха! – выкрикнул Конлайд и попытался поймать ее, но она вновь ускользнула от него и отбежала в дальний угол комнаты.

У изголовья кровати на глаза ей попался высокий напольный железный подсвечник, и она схватила его и с разворота нанесла удар, орудуя им, словно двуручным мечом. Приотстань Конлайд хотя бы на шаг, она раскроила бы ему череп, но он оказался быстрее и успел подскочить к ней вплотную, так что подсвечник угодил ему в плечо, а она потеряла равновесие.

В мгновение ока Конлайд навалился на нее, вцепился ей в шею и надавил большими пальцами на горло. Бригит почувствовала, как глаза у нее вылезают из орбит, и принялась отчаянно царапаться, но он не разжимал хватки. Выражение лютой ненависти не сходило с его лица, и он лишь усиливал давление.

Комната поплыла у нее перед глазами, боль в горле стала невыносимой, как если бы он переломал ей там все косточки. Она пыталась разжать его хватку и выцарапать ему глаза, била пятками по щиколоткам. Сознание готово было покинуть ее, но Бригит продолжала сражаться. И вдруг ладонь ее наткнулась на что-то твердое, висящее на боку у Конлайда, и пальцы ее сомкнулись на рукояти его охотничьего кинжала. Не отдавая себе отчета в том, что делает, Бригит выхватила его из ножен, согнула руку в локте и вонзила клинок прямо в живот Конлайду.

Эффект оказался мгновенным. Руки на ее горле разжались, Конлайд потянулся к кинжалу, но Бригит вырвала его раньше, чем он успел коснуться лезвия. Пошатываясь и едва держась на ногах, они отпрянули друг от друга. Конлайд согнулся пополам, зажимая руками рану на животе, а Бригит, стоя на подкашивающихся ногах, судорожно хватала воздух ртом. У Конлайда отвисла челюсть, он смотрел на нее широко распахнутыми глазами, а сквозь его пальцы сочилась темная кровь.

Взгляды их встретились, и Бригит почувствовала, как вскипела в ее жилах кровь, кровь многих поколений ирландских королей. Ее охватила такая ярость, какой она еще никогда не испытывала. Это кусок дерьма ударил ее? Ее? Бригит ник Маэлсехнайлл?

– Сукин сын! – взвизгнула она и, шагнув вперед, вновь ударила Конлайда кинжалом в живот.

Он хрюкнул, а потом издал какой-то булькающий звук. Глаза его вылезли из орбит. Бригит схватила его за волосы, заставила выпрямиться и нанесла новый удар кинжалом. Он попытался было согнуться, но она не позволила ему. Вместо этого она вздернула его голову, заглянула ему глаза, удостоверилась, что он смотрит на нее, а потом широким взмахом перерезала ему горло с такой силой, что клинок наткнулся на кость.

Из раны фонтаном хлынула кровь, забрызгав ее с ног до головы, но она не дрогнула, принимая повторное крещение, и не отшатнулась; она стояла и смотрела, как Конлайд беспомощно размахивает руками, а из его рассеченного горла толчками бьет кровь. Потом она оттолкнула его в сторону, он рухнул на пол и еще секунд тридцать бился в агонии, пока его никчемная жизнь наконец не оборвалась.

Бригит смотрела, как он умирает. Она ничего не чувствовала. Ярость ее начала стихать, и руки затряслись мелкой дрожью, но не от страха, отвращения или раскаяния, а от избытка энергии, которая по-прежнему бурлила в ее теле. Она попыталась уронить кинжал на уже неподвижное тело Конлайда, но кровь успела свернуться настолько, что рукоять прилипла к ладони, и ей пришлось отдирать ее левой рукой. Опустившись на кровать, она невидящим взором уставилась на безжизненное тело у своих ног.

«И что дальше?» – спросила она себя.

Глава тринадцатая

 
Были от крови рдяны
Руки у Фрейи кружев.
Но тут меня ото сна
Нанна льна пробудила.
 

Сага о Гисли

Бригит еще долго сидела на краю кровати. Взгляд ее был устремлен на тело покойного мужа, лежащее на спине с раскинутыми в стороны руками.

«Восемнадцать лет – и уже дважды вдова, – отстраненно подумала она. – Опасное это дело – жениться на представительнице нашего семейства».

До ее слуха доносились звуки открывающихся дверей и крадущихся шагов за порогом спальни. Шумная и яростная перебранка привлекла внимание слуг, но никто так и не осмелился постучать в дверь и узнать, все ли в порядке. А потом в королевской спальне наступила тишина, что дало остальным желанный повод потихоньку разойтись по собственным комнатам, притворившись, будто ничего не произошло, и избежав участия в дальнейших препирательствах. Во всяком случае, Бригит рассуждала именно так. Как бы там ни было, но в дверь никто не постучал.

Она мельком подумала, а не подслушивала ли под дверью и Морриган. Она, словно наяву, представляла себе выражение живейшего удовлетворения у той на лице, спрятанное под маской деланного сочувствия и озабоченности.

Мысли Бригит то разбегались, то вновь возвращались в прежнее русло, пока она сидела и при свете свечи смотрела на Конлайда, истекающего кровью на полу. «Сколько крови…» – подумала она. Куда больше, чем она себе представляла. Вскоре под ним собралась уже целая лужа, которая становилась все шире и шире, пока наконец кровотечение не остановилось.

«Что же мне теперь делать, что?» Руки у нее перестали дрожать, а мысли обрели стройность. В Таре ей оставаться нельзя. Это был ее единственный дом, не считая недолгого периода первого замужества, но теперь здесь становилось небезопасно. Быть может, если бы Бригит ударила Конлайда кинжалом всего один раз, то в свое оправдание она могла бы заявить, что оборонялась, опасаясь за свою жизнь. Она знала, что вскоре на щеке и на шее у нее проступят синяки и ссадины, которые могли подтвердить ее историю. Но ведь она буквально искромсала его, освежевала так, как, несомненно, поступил бы ее отец, поддалась столь дикой ярости, которой сама от себя не ожидала. А вот это объяснить будет уже куда труднее.

Но даже если бы она прибегла к объяснениям, то людей, которые ее выслушали бы, едва ли можно назвать ее друзьями. На троне верховного короля сидел Фланн мак Конайнг, а Морриган, которая наверняка стояла за событиями нынешней ночи, дергала его за ниточки.

Правление Фланна выглядело нарочито временным, но Бригит не сомневалась, что Морриган стремится сделать его постоянным, а Корона Трех Королевств станет к этому приятным довеском. В Таре еще оставались люди, хранившие верность памяти Маэлсехнайлла мак Руанайда, но большинство, поняв, куда ветер дует, встало на сторону Фланна и Морриган.

Единственной независимой фракцией, обладавшей в Таре кое-каким влиянием, оставались ри туата и те вооруженные всадники, которых они прихватили с собой, но вряд ли можно было рассчитывать, что они встанут на защиту женщины, которая выпотрошила их благодетеля, словно пойманную форель.

В конце концов Бригит встала, собранная и решительная.

– Мне надо бежать, – негромко проговорила она.

Но куда? И с кем? Ей предстояло покинуть Тару, но не может же она странствовать по дорогам в одиночку. Бригит принялась мысленно перебирать кандидатуры мужчин, которые могли бы ей помочь, отбрасывая одного за другим.

И вдруг она замерла, а на губах ее заиграла слабая улыбка. «Да, да, есть такой…» – Бригит опустила взгляд на свою ночную сорочку. Кровь уже высохла, и белое полотно покрылось бурыми и жесткими пятнами. Она подумала было, что ей стоит переодеться, но потом отказалась от этой мысли. Окровавленная ткань создаст нужный эффект. Бригит подошла к окну, приоткрыла ставни и осторожно выглянула в щелочку. Ночь оставалась тихой, и нигде не было видно ни души.

Обернувшись, она бросила последний взгляд на спальню и уже приготовилась было вылезти в окно, как вдруг в голову ей пришла неожиданная идея. Пройдя в дальний угол комнаты, она схватила свечу, которая каким-то чудом не упала и продолжала гореть во время ее схватки с Конлайдом. Бригит вновь окинула взглядом комнату, освещенную знакомым тусклым светом.

«Покрывала, – решила она. – И гобелены». Схватив ближайший гобелен за угол, она швырнула его на кровать. Затем она сбросила тяжелые шкуры на пол, оставив на соломенных матрасах лишь шерстяное и полотняное одеяла. Взяв свечу, Бригит поставила ее на пол и подвинула так, чтобы пламя принялось лизать уголок одного из одеял. Язычок огня затрещал, танцуя и чадя, но потом ткань занялась, и он вскарабкался вверх по одеялу, взобрался на кровать и начал пожирать постельное белье. В комнате стало светлее, когда Бригит распахнула ставни ровно настолько, чтобы пролезть в них, спрыгнула на землю и притворила их за собой.

Она поспешила вперед по открытому месту, на котором располагалась королевская резиденция, утопая босыми ногами в холодной грязи. Вот она приостановилась и обернулась. Сквозь узкую щелку в том месте, где ставни были прикрыты неплотно, наружу пробивалась тончайшая полоска света, но в остальном не было видно никаких признаков того, что в комнате разгорается пожар. Стены были толстыми, сложенными из глины с соломой, и она надеялась, что пройдет еще некоторое время, прежде чем пламя распространится настолько, что его кто-нибудь заметит.

Оставив королевский дворец за спиной, она бросилась к темной громаде церкви, смутно видневшейся в ста футах впереди. Еще дальше раскинулся главный зал, из окон которого все еще струился свет, но и там царила тишина. Она представила себе мертвецки пьяных ри туата, валяющихся на полу, подобно ее супругу, хотя, следует надеяться, не в лужах собственной крови. Скорее уж собственной блевотины.

Бригит двинулась вдоль северной стороны церкви, всего в паре футов от грубой каменной стены. Вокруг по-прежнему не было видно признаков того, что ее заметили или подняли тревогу. Перед входом в монастырь она остановилась. Было слишком темно, чтобы разглядеть замóк, поэтому она принялась шарить руками по стенам и дубовым дверям, пока не нащупала холодный железный механизм. Она немного повозилась с ним, и вскоре раздался звонкий щелчок, прозвучавший в ночи с пугающей громкостью. От неожиданности у Бригит перехватило дыхание. Тяжелая дверь отворилась вовнутрь, всего на какой-нибудь дюйм и, к счастью, без дальнейшего шума. Бригит распахнула ее еще на несколько дюймов, только чтобы протиснуться самой, и скользнула внутрь. Она не стала закрывать за собой дверь, боясь, что та заскрипит.

Наверное, целую минуту она не двигалась, ожидая, пока глаза привыкнут к темноте. Снаружи было темно, но внутри здания было еще темнее. Однако вскоре темнота начала обретать очертания – вестибюль, множество дверей, деревянный сундук у стены. Еще до смерти отца она исполняла обязанности хозяйки всех домовладений в Таре и проверяла работу слуг и рабов, которых отправили привести в порядок жилые помещения братии, так что она знала, какая именно дверь ей нужна. Бригит оставалось лишь надеяться, что с тех пор, когда она в последний раз была здесь, расположение комнат не изменилось.

Она сделала осторожный шажок вперед, потом еще один. И вот уже она движется по коридору, придерживаясь рукой стены и отсчитывая двери на ходу. Она не испытывала ни паники, ни страха, а одну лишь решимость сделать то, что должна, и это изрядно удивляло ее. В последние месяцы у нее было много поводов для удивления, но самым поразительным оказалось это новое открытие самой себя.

Три, четыре, пять… Она слышала мощный храп, доносившийся из-за дверей, за которыми отдыхали плотно поужинавшие монахи и священники. Шесть, семь, восемь… Щиколоткой она ударилась о какой-то темный предмет, который поначалу даже не заметила. Она споткнулась, и эта штука со скрежетом заскользила по полу. Мысленно выругавшись, Бригит застыла и прислушалась, но, похоже, шум никого не разбудил.

Она двинулась дальше. Еще одна дверь, и вот она у цели. На мгновение она приостановилась. Уж слишком она спокойна. Бригит вызвала в памяти образ Конлайда, представила, как он бьет ее по лицу, а его руки впиваются ей в горло, и вновь ощутила, как в душе у нее поднимаются гнев и страх. Она вспомнила отца, лежащего в гробу во время поминального обряда, и глаза ее наполнились слезами. Взявшись за деревянную щеколду на двери, она подняла ее и скользнула внутрь.

В келье было еще темнее, чем в коридоре. Бригит ощущала его присутствие, но ничего не видела. Она неуверенно шагнула к центру комнаты, выставив перед собой руки. И тогда из темноты прозвучал мягкий голос отца Финниана:

– Бригит? Бригит, дорогая, это ты?

– Отец Финниан! Ох, отец Финниан!

Она произнесла эти слова негромко, почти шепотом, и всхлипнула. В голосе ее сквозило отчаяние. Теперь она видела его вполне отчетливо, его темный силуэт вырисовывался в нескольких футах от нее. Несмотря на поздний час, он был не в постели, как она ожидала. А еще она надеялась, что он одет.

– Святая Дева Мария, девочка моя, что случилось? – спросил он, но вместо ответа Бригит бросилась ему на грудь.

Прижавшись лицом к грубой коричневой шерсти его рясы, она почувствовала, как его сильные руки обнимают ее. Он прижал ее к себе, не требуя дальнейших объяснений.

Спрятав лицо у него на груди, она расплакалась, выплескивая все чувства, которые только что возбуждала в себе искусственно, но которые теперь захлестнули ее по-настоящему. Весь ужас, боль потерь и страх, преследовавший ее на протяжении последнего часа, минувшей недели и даже прошедших месяцев, с тех пор, как в Таре появилась Корона Трех Королевств и фин галл, которые перевернули всю ее жизнь, – все это вылилось слезами на темно-коричневую ткань рясы отца Финниана.

Бригит не знала, сколько прошло времени. Выплакавшись вволю, она вспомнила, что времени-то как раз у нее мало и что это очищение души – роскошь, которую она не могла себе позволить. Она отстранилась от отца Финниана, не настолько, чтобы он разомкнул объятия, а чтобы иметь возможность заглянуть ему в лицо, которое теперь различала вполне отчетливо в нескольких дюймах от себя.

– Мой муж, – начала она, поперхнулась и предприняла новую попытку. – Мой муж… попытался убить меня….

– Ах ты, бедняжка, – пожалел ее отец Финниан. В его голосе прозвучала забота, но не удивление.

– Да… он… избил меня. Не очень сильно. Конлайд… Я убила его. Он стал душить меня, и я сорвала у него с пояса кинжал…

Почувствовав, что Финниан отнял правую руку от ее спины, она поняла, что он совершает крестное знамение.

– Ты уверена в этом, девочка моя? Ты уверена в том, что он мертв?

– Да. – Она еще дальше отодвинулась от него, чтобы взглянуть ему в глаза, и его руки уже не обнимали ее. Когда же Бригит заговорила, в голосе ее было больше решимости, чем страха. – Я должна покинуть Тару. Немедленно.

Она увидела, как Финниан покачал головой.

– Почему? Ведь если Конлайд пытался убить тебя, тебя не станут судить строго за то, что ты сделала.

– За это меня сожгут на костре. Морриган, Фланн. Вы же знаете, что им нужен лишь повод, чтобы избавиться от меня.

Финниан промолчал. Бригит была уверена: он прекрасно понимает, что она права. Она ждала от него очевидных вопросов. Ты хочешь, чтобы я поехал с тобой? Ты ждешь от меня помощи? Но вопросы эти не прозвучали, потому что Финниан уже знал ответы на них. Вместо этого он спросил:

– Но как же мы сумеем незамеченными выбраться из Тары? На всех воротах и всех входах и выходах стоят стражники.

А потом в ночи прозвучал чей-то сдавленный и неразборчивый крик. Они оба умолкли и расслышали новый вопль, на этот раз куда более отчетливый:

– Пожар! Пожар!

Они стояли в келье отца Финниана и прислушивались. А ночь снаружи словно бы взорвалась. Повсюду звучали крики, раздавался топот бегущих ног, а вскоре вразнобой зазвонили и церковные колокола, поднимая на ноги всю округу.

– Мы уйдем сейчас, – сказала Бригит и повысила голос. – Сию же минуту. И никто нас не увидит.