Текст книги "Последние дни Джона Леннона"

Глава 21

 
So glad we made it.
 

 
Так рад, что мы сделали это[14]14
  Или «Рад, что у нас получилось». Из песни «Дай мне любви» группы The Spencer Davis Group.


[Закрыть].
 

Gimme Some Lovin’

На киносъемки должно уйти семь недель. Назвали «Битломания», цель – дешево отснять заурядную киношку для подростков, чтоб сорвать куш на популярности The Beatles у этой целевой аудитории.

Сейчас март 1964 года, и Can’t Buy Me Love (которую Пол и Джон написали за несколько часов во время перерыва в Майами) – первый британский сингл, который попал на первую строчку хит-парада одновременно в Британии и Соединенных Штатах. Пластинка получила статус «золотой» еще до выхода в свет, а в первую неделю было продано два миллиона экземпляров.

Синглы The Beatles занимают верхнюю пятерку американских чартов.

Джон не питает больших надежд на фильм, эту 36-часовую хронику подготовки к концерту в прямом эфире, пока не узнает, что режиссер картины Ричард Лестер перенес на телеэкраны любимую радиокомедию Джона, прикольное The Goon Show. The Beatles, считает Джон, – «продолжение этого бунта». Кстати, автор сценария Алан Оуэн вырос в Ливерпуле и написал по нему сценарий для очень удачного телешоу под названием «Трамвай не ходит до Лайм-Стрит». Джон пошловато шутит: «В Ливерпуле все знали Лайм-стрит как улицу с проститутками». А если серьезно, Оуэн «славился как мастер ливерпульского диалога».

«Проблема в том, что только мы сами можем написать сценарий для нас», – сокрушается Джон. Но, работая с режиссером и сценаристом, которые так же сильно любят кино, как Джон музыку, он меняет свое отношение к ним.

Но не к актерской игре.

– Ну это ж тупо, согласись? – жалуется он Дику Лестеру на строгое расписание съемок, ранние утренние вызовы и бесконечное ожидание на площадке.

Лестер быстро соображает, что играть там почти и не потребуется. Он решает снять правдивое черно-белое кино в стиле синема-верите, чтобы передать то особое настроение, возникшее из-за близких отношений в группе. «Они, как настоящая банда, обладали одним замечательным качеством, – позднее рассуждал режиссер, – они противопоставляли себя всему миру».

Под конец съемочного дня на площадке Ринго обмолвился, что у них очередной «день тяжелого вечера»[15]15
  В русском языке устоявшийся перевод подразумеваемой фразы A hard day’s night – «Вечер трудного дня», но он не сохраняет двусмысленность, придуманную Ринго Старром.


[Закрыть].

– Что вы имели в виду? – удивляется какая-то девушка.

– Это рингоизм, – объясняет Джон. – Сказано не шутки ради, а просто сказано.

Ринго нравится играть со словами. «Бывало, я говорю что-то одно, но тут приходит в голову другое и тут же наружу выскакивает. Однажды мы работали весь день, допоздна, а мне все казалось, что еще день, и я сказанул: “Хватит с нас дня тяжелого”, огляделся, увидел, что уже стемнело, и добавил “вечера!”»

Дику Лестеру выражение очень понравилось, и на последней стадии съемок он сообщает Джону, что название фильма поменяли с «Битломании» на «День тяжелого вечера».

Это значит, что Джон и Пол должны написать новый трек.

На это дело у них уходит 24 часа. Им помогает журналистка Морин Клив.

В такси, которое везет его на запись в студию Abbey Road, Джон показывает Морин текст песни, записанный на фанатской открытке с поздравлениями Джулиана с днем рождения: «Когда я домой к тебе прихожу, / Я чувствую, что проходит усталость». Морин спотыкается на «усталости», тогда Джон берет у нее ручку и меняет на: «Когда я домой к тебе прихожу, / Я чувствую, что у тебя нахожу / То, что мне жить помогает».

Джон целиком забирает надбавку за авторство текстов, объясняя: «Практически во все синглах пел я, кроме Love Me Do разве что. И во всех или моя песня, или мой вокал, или и то и другое». Впрочем, он признает, что «единственная причина, по которой Пол спел A Hard Day’s Night, в том, что я такие ноты не мог вытянуть».

Но они всегда могут перераспределить обязанности. Про процесс написания песен Джон рассказывает так: «Иногда мы пишем вместе. Иногда – нет. Одни требуют четыре часа, другие – двадцать минут. Некоторые по три недели мучили».

«Джон брал от Пола его внимание к деталям и упорство, – говорит Синтия. – Полу же было нужно революционное творческое мышление Джона».

Еще до премьеры фильма The Beatles исполняют саундтреки к нему в своем первом мировом туре, которое заносит их аж в Австралию. 11 июня Австралийское телевидение – вещает оно там всего лишь с 1956 года – передает в новостях о прибытии The Beatles в Сидней.

Такой прием очень радует Дерека Тейлора, пресс-менеджера их мирового тура 1964 года, но это для него не новость. Тейлор познакомился с группой в мае 1963-го, когда работал репортером в Daily Express и писал о концерте в манчестерском Odeon Cinema. «Я на них помешан, – признавался он во время австралийского тура. – А все остальные разве нет?»

«Каждый раз, когда мы прибывали в аэропорт, – вспоминает Тейлор, – было ощущение, будто это Де Голль прилетел или даже Мессия. Вдоль прохода выстраивались люди, хромые бросали костыли, больные бросались к машине, как если бы прикосновение к одному из парней могло их исцелить, старушки сторожили внуков, и, когда мы ехали мимо, я замечал на их лицах такое выражение, словно сюда какой-то спаситель явился».

Джон взял в тур своего личного спасителя – тетю Мими. Несмотря на прежние разногласия, «я очень многим ей обязан, – говорит он. – Она после смерти мамы меня практически в одиночку вырастила. Чудесная женщина».

И единственная в том туре, кто не участвовал во всяких типичных гастрольных безобразиях. «Там же была куча девчонок, которым очень хотелось тусоваться и отрываться вообще с кем угодно из гастролирующих», – вспоминает Ноэл Тресайдер, клавишник группы The Phantoms из Мельбурна, игравшей на разогреве у The Beatles. Но Джон относится к музыке так же серьезно, как и всегда. Например, когда в Веллингтоне (Новая Зеландия), никак не удается решить проблему со звуковым оборудованием, Леннон грозится отменить оставшиеся концерты. Концерты продолжаются вплоть до дня премьеры фильма.

6 июля The Beatles возвращаются в Англию и вместе с принцессой Маргарет, лордом Сноудоном и The Rolling Stones посещают премьеру фильма A Hard Day’s Night в зале London Pavillion. Премьера влечет за собой восторженные рецензии и рекордные сборы. Студия за шесть недель заработала $5,8 млн при затратах на съемки в $500 000. Фильм получит две номинации на награду Киноакадемии в 1965 году: за лучший оригинальный сценарий и лучший саундтрек (под последним подразумевается музыка Джорджа Мартина, а не песни The Beatles).

Фильму удается не только сделать парням рекламу, но и войти в историю искусства не то как сюрреалистичная псевдодокументалка, не то как комедия в стиле братьев Маркс, во всей красе показавшая харизму и смекалку музыкантов из Ливерпуля.

«Создатели фильма, – пишет киножурнал Variety, – совсем не пытались сделать из группы The Beatles Лоренсов Оливье; лучше всего музыканты играют свои роли тогда, когда на картинке – обманчивая атмосфера полнейшей импровизации и спонтанности».

Но как к ним теперь относятся на родине, в Ливерпуле? До Джона и остальных доходят слухи, что там в них разочаровались. В клубе Cavern, где они не выступали с августа 1963 года, их списали. «Вот тебе и Лиддипул[16]16
  Смешное прозвище Ливерпуля.


[Закрыть]», – ворчит Пол.

За те четыре дня, которые отделяют лондонскую премьеру от ливерпульской, их охватывает чуть ли не ужас. Фанаты, по мнению Джона, «любят только тех, кто на подъеме». По словам Ринго, друзья группы «ехали в Лондон и говорили: “Все, для Ливерпуля вас больше не существует”».

И тем не менее знакомые улицы родного города в окрестностях Odeon Cinema забиты тысячами фанатов, которые мечтают взглянуть на тех четверых парней, чей доморощенный музыкальный бренд принес им такую долгоиграющую популярность.

Джон заявляет, что фильм A Hard Day’s Night, «конечно, не так хорош, как Джеймс Бонд», но в связи с лондонской премьерой «Голдфингера», назначенной на сентябрь, он еще может потягаться с Шоном Коннери за слоган третьего фильма Бондиады: «Все, к чему он прикасается, возбуждает!»

Глава 22

 
We can climb so high
I never want to die.
 

 
Мы можем забраться так высоко,
Я никогда не хочу умирать.
 

Steppenwolf. Born to Be Wild

В августе того же года The Beatles снова едут в Америку. Они дают 26 концертов в Соединенных Штатах и Канаде.

Тур очень плотный.

И безумный.

Фанаты совсем с ума посходили. Девочки, вроде 15-летней Сэнди Стюарт, пытаются всеми способами проскользнуть в отели, чтоб встретиться с битлами. Вспоминая те дни, Сэнди скажет о своем любимом битле Джоне: «Он казался таким остроумным и образованным. У него было такое сексуальное тело! Я влюбилась до безумия. В те времена, когда все в моей жизни шло наперекосяк, все было плохо, я закрывалась в своей комнате и наслаждалась The Beatles, особенно моим милым Джоном. Они дали мне то, в чем я отчаянно нуждалась».

«Джордж – самый красивый, и ему все это очень нравится», – заявляет Морин Клив (она снова в туре с группой, пишет про них для Evening Standard) в заметке для San Francisco Examiner, озаглавленной «Как дикие лохматые The Beatles покорили Англию». Как верещала одна американская фанатка: «У Джорджа такие сексуальные ресницы! Реснички просто секси!»

Джон догадывается, в чем секрет привлекательности группы. «Мы поняли, что у нас все получится, потому что мы вчетвером. По отдельности ни один из нас не пробился бы: Пол был недостаточно сильным, у меня нет той внешности, которая так нравится девчонкам, Джордж слишком тихоня, а Ринго – барабанщик. Но мы подумали, что каждая сможет втюриться хотя бы в кого-то одного из нас, и так все и получилось».

Во время концертов зрители бросают в музыкантов всякие разные предметы, чаще всего конфеты. Так фанатки выражают свою привязанность к Джорджу, назвавшему себя в одном из интервью профессиональным сладкоежкой. Правда, в 1963 году Джордж, отвечая на письмо поклонника, настоятельно просит прекратить это делать.

«Если на то пошло, то нам не нравятся ни леденцы, ни мармеладки, и просто представьте, что мы чувствуем, когда на сцене приходится уворачиваться от всяких летящих в нас штук, а вы все бросаете и бросаете. Лучше бы вы сами их съели. Кроме того, это опасно: мне однажды в глаз прилетел какой-то леденец, и это совсем не весело!»

Но фанаты не перестают, а даже напротив, ведут себя еще хуже. «Больно же, – возмущается Ринго, рассказывая, как его забрасывают карамельками и разными предметами типа лампочек-вспышек и бигудей. – По ощущениям, как будто под сильный град попал».

У Джона, который на сцену не надевает свои тяжелые очки в роговой оправе («Имидж свой портить не могу»), однажды вылетели контактные линзы, когда чей-то «подарок» попал ему прямо в лицо. Было больно.

«Чувствуешь удар по затылку, – говорит Джон, – оглядываешься, а это ботинок прилетел. Прилетает один такой, и они начинают думать: “О, они обратили внимание, значит, если им по башке попасть ботинком, то они на него обязательно обернутся”».

Битломания достигла такого пика, на котором, по оценке пресс-атташе группы Брайана Соммервила, «становится полностью неконтролируема».

«С нами в Штатах происходило то же самое, что в Британии, – говорит Ринго, – только в десять раз мощнее. Так что, видимо, там все было вообще не как в Британии».

А было это, как потом скажет Джон, «безумие с утра до ночи, без единой секунды покоя».

Америка 1964 года сильно отличается от Англии. Да, Джон и Синтия привыкли к внезапным встречам со всякими «странными персонажами» за пределами их лондонской квартиры, но ведь и персонажи те скорее назойливые, чем реально опасные. В Америке же, где повсюду вооруженная полиция, где недавно застрелили президента-любимчика, страшновато. Джон думает: а вдруг кто из толпы этих орущих фанатов задумал недоброе?

И это у него не паранойя. Непосредственно перед их концертом в Далласе и Лас-Вегасе группе сообщили, что поступил телефонный звонок о заложенной бомбе. Тем не менее, пока Джон на сцене, она служит его убежищем. «Пока мы играем, я чувствую себя в безопасности, – объясняет он репортеру. – Мне кажется, так меня никому не достать».

The Beatles ездят со свитой британских и американских репортеров. Время в полетах парни убивают, играя в покер и монополию. Арт Шрайбер, старший корреспондент Westinghouse Broadcasting Company, говорит, что «Джон всегда увлекался, входил в азарт. Когда бросал кости, даже подскакивал».

Но от Шрайбера не ускользнула и мрачная черта Джона, та, которую уловил и Ричард Лестер на съемках фильма A Hard Day’s Night. «Я заметил в нем такое качество: он все время оказывается как бы вне ситуации и оттуда наблюдает за чужими слабостями. Даже за моими, – поясняет Лестер. – Он всегда начеку».

«Что реально меня поразило, об этой стране он знал уже чертову уйму всего, – рассказывал позже Шрайбер, который всю жизнь писал о политике, а совсем не о сфере развлечений. – Он никак не мог понять, зачем нужно насилие… убийство Кеннеди, жестокость полиции по отношению к мирным демонстрантам на Юге, пистолеты, которые можно было заметить у каждого встречного. Я видел, как в нем пробуждается и растет сознание активиста».

Активист? Разумеется. Но не дипломат. Джона особенно раздражало, что группу ждали на благотворительных мероприятиях. «Я всегда ненавидел эти общественные дела, – говорит Джон. – Все эти жуткие мероприятия и события, в которых мы должны были участвовать. Никакой искренности». На коктейльной вечеринке в британском посольстве в Вашингтоне его разозлило покровительское поведение дипломатов. «Эти люди на хрен лишены хороших манер», – ворчал он.

23 августа 1964 года группа играет в концертном зале Hollywood Bowl. Несколько месяцев назад все билеты были распроданы менее чем за четыре часа. Этот зал-амфитеатр, с его белой крышей в форме раковины, построенный еще в золотой век Голливуда, – одна из самых важных концертных площадок Америки.

Джон одобряет, замечая, что «в таком месте, как Hollywood Bowl, нас будет слышно даже при беснующейся толпе: акустика там отличная».

Для Джорджа Мартина шум толпы – реальная помеха, потому что Мартин записывает этот концерт (он будет издан только в 1977 году) для Capitol Records. По его словам, из-за криков тысяч битловских фанатов вести запись было примерно, как «засунуть микрофон в хвост реактивного 747-го “Боинга”».

Ринго вырабатывает собственную технику. «Мне просто надо было все время играть бит, чтобы всех держать вместе», заглушая вопли. «Мне нередко приходилось наблюдать за тремя их задницами, чтобы понимать, какую часть песни мы сейчас играем».

Но пока они наслаждались прекрасными деньками в Калифорнии («Я тогда влюбился в Голливуд», – сказал Ринго), начали выходить нелестные статьи. Несмотря на жесткий контроль над группой, в съемную квартиру битлов как-то заявилась роскошная блондинка, начинающая актриса Джейн Мэнсфилд, и убедила их всех (кроме Пола) сходить с ней в Whisky a Go Go в их последний вечер в Лос-Анджелесе.

Они выдвигаются в клуб, причем Джон, актриса и журналист Ларри Кейн сидят вместе. «Никто не успел и глазом моргнуть, – вспоминает Кейн, – как Джон схватил Мэнсфилд, и они начали вести себя, как сумасшедшие».

Мэнсфилд уверяла битлов, что клуб позаботится о приватности их визита. Ошиблась она грубее некуда: везде камеры, вокруг какое-то помешательство.

Она позирует между Джоном и Джорджем, положив руки им на бедра. Раздраженный, что все толкаются, Джордж выплескивает содержимое стаканчика в фотографа Боба Флору. Он ловит идеальный кадр.

На следующий день фото Джорджа везде. «Помню, сижу в самолете, читаю газету, а там вдруг на фото я водой разбрасываюсь», – говорит он.

«Позже, если нас спрашивали – а спрашивали нас об этом частенько, – мол, “вы, ребята нигде не отдыхаете, не чувствуете ли себя взаперти”, мы каждый раз вспоминали, как отрывались с Джейн Мэнсфилд, и вздыхали», – вспоминает менеджер Дерек Тейлор.

На следующей неделе The Beatles снова в Нью-Йорке, где Джон надеется познакомиться с Бобом Диланом. Он попросил Эла Ароновица, который пишет о музыке в газете Saturday Evening Post, представить его.

Встретиться с Диланом Джон мечтал с весны 1964 года, когда один французский диджей подарил битлам пластинку The Freewhelin’ Bob Dylan.

Джон – поэт, его стихи публикуют. Его первая книга рисунков и стихов In His Own Write[17]17
  В названии книги игра слов, основанная на созвучии right – «право» и write – «писать». По-русски примерный смысл – «В своем праве писания». Распространен вариант перевода «Пишу, как пишется».


[Закрыть], вышла в марте 1964 года, во время съемок A Hard Day’s Night. По словам Пола, «то, что Боб Дилан писал стихи, делало его привлекательнее».

Альбом 1963 года – Дилану сейчас 23, записывать его он начал в двадцать – показал его серьезный творческий рост, и Дилан пополнил ряды перспективных авторов, поравнявшись с Джоном и Полом. Для своего первого альбома, который так и назывался – Dylan, Дилан написал две песни из тринадцати. В Freewhelin’ авторских песен Дилана – двенадцать из тринадцати.

Так совпало, что в дебютном альбоме, вышедшем в 1962 году, Дилан исполнил The House of the Rising Sun, старую фолк-балладу неизвестного происхождения. А раньше, летом 1964 года, британская группа The Animals выпустила собственную новаторскую ее версию, которая прервала череду битловских синглов номер один в американских хит-парадах. «Поздравления от The Beatles (группы)», – гласит телеграмма, которую «Ливерпульская четверка» послала группе The Animals, скромно маскируя нарастающее беспокойство по поводу потери своего значения в «британском вторжении». Дилана же, как говорят, настолько впечатлила версия The Animals, что именно из-за нее он взял в руки электрогитару.

Дилан сейчас, безусловно, один из самых выдающихся фолксингеров. «Когда он не уверен в себе, – рассуждает Джон о текстах Дилана, – он вставляет каламбуры. Они – гарант его популярности».

Брайан Эпстайн устроил прием в люксе отеля Delmonico на Парк-Авеню, где разные американские фолк-группы, в частности Kingston Trio и Peter, Paul and Mary (в 1963 году их кавер на дилановскую Blowing in the Wind поднялся до второй строчки хит-парада Billboard), тусуются с The Beatles. Вдруг раздается звонок.

– Мистер Ароновиц звонил, – сообщает Брайан Джону. – Он здесь вместе с мистером Диланом.

– Циммерманом, – поправляет Джон. – Его фамилия Циммерман. Меня ведь зовут не Джон Битл. Меня зовут Джон Леннон. Именно так».

Эл Ароновиц потом будет называть знакомство Дилана с битлами венцом своей карьеры, но на самом деле знакомство началось с недоразумения. Дилан, как обычно, попросил «дешевого вина», но просьбу гостя выполнить было невозможно: у Брайана Эпстайна водилось только шампанское высшего качества.

Именно тогда разговор зашел о других психотропных веществах.

Дилан признается битлам:

– Мне очень понравилась та строчка в I Want to Hold Your Hand, где «Я нахерачен, я нахерачен».

– Ну вообще-то, – уточняет Джон, – там поется «Я не прячу, я не прячу».

Они разражаются смехом, и Дилан добавляет:

– Ну вот, а я подумал, что вы про косячок.

Джон и Пол обалдело переглядываются, и Джон отвечает:

– Ну мы вообще-то марихуану-то как бы и не курили никогда.

И тут тур-менеджер Дилана Виктор Мэймудес сворачивает каждому битлу по сигаретке.

– Мою – на пробу моему королевскому дегустатору, – говорит Джон, указывая на Ринго.

Ринго делает несколько затяжек и разражается нескончаемым смехом.

Джон тоже затягивается. А потом и Брайан.

Пока Пол разглагольствует об экзистенциальной философии и бродит туда-сюда, обнимаясь с кем ни попадя, Ринго и Джордж истерично смеются, особенно когда звонит телефон и Дилан говорит в трубку:

– Битломания на связи.

– Адская выдалась ночка, – позже скажет Джордж. – Но было так хорошо.

«Пол подошел ко мне и обнимал меня минут десять, – вспоминает Маймудес. – И говорил: “Как же классно было, это все из-за тебя, потому что косячок-то зашел!”».

«Я почти не помню, о чем мы там говорили. Мы же курили дурь, пили вино, вообще себя вели как рок-н-ролльщики, ржали, понимаешь ли, в общем, с ума сойти, – описывал Джон. – Отрывались как могли».

Глава 23

 
I hope I die before I get old.
 

 
Надеюсь умереть до старости.
 

The Who. My Generation

В Лондоне остался только Пол.

Март 1965 года. В прошлом месяце, когда The Beatles начали сниматься во второй своей полнометражке (рабочее название было Eight Arms to Hold You – «Восемь рук, чтобы тебя удержать», в прокат вышел под названием Help! – «На помощь!»), Ринго женился на своей восемнадцатилетней девушке Морин Кокс, парикмахерше из Ливерпуля, и переехал в тот же самый особняк в Сент-Джордж-Хилл, где живет Джон с Синти, двухлетним Джулианом и кошкой Мими, названной так в честь тети Джона. Джордж живет в загородном доме Клермонт, около Ишера, со своей девушкой, моделью Патти Бойд (они познакомились на съемках A Hard Day’s Night, где она участвовала в массовке).

Бывший ассистент Джона заявляет, что «Джон был просто ленивым ублюдком», которому «достаточно было торчать в Уэйбридже и заниматься херней», но Джон возражает: «Я хотел жить в Лондоне… но не хотел рисковать, пока все не утихнет».

Но нет никакой надежды, что в ближайшем будущем все утихнет. Группе The Beatles судьба откровенно благоволит. Вышедший вслед за A Hard Day’s Night сингл под названием I Feel Fine взлетает на первые строчки хит-парадов и в Америке, и в Британии, обойдя кавер The Rolling Stones на классический блюз Хаулина Вулфа Little Red Rooster. В тот год Леннон и Маккартни вместе написали семь хитов номер один (в дополнение к I Want to Hold Your Hand, She Loves You, Can’t Buy Me Love, Love Me Do, A Hard Day’s Night была еще написана A World Without Love, которая показалась парням не слишком удачной для The Beatles, и они отдали ее британскому дуэту Peter and Gordon, причем Питер – это Питер Эшер, брат девушки Пола Джейн), таким образом установив абсолютный рекорд по количеству песен, возглавлявших чарты США в течение одного календарного года.

Писать песни холостяк Пол обычно приезжает в Сент-Джордж-Хилл, Уэйбридж, домой к Джону, на своем личном «Астон-Мартине», но одним утром решает поехать на такси.

Водитель выглядит уставшим и образно описывает свой рабочий график: «Восемь дней в неделю».

Как и «День тяжелого вечера» Ринго Старра, фраза эта отлично описывает их состояние, хотя Джон и замечает: «Мы бились над тем, чтоб записать это, и бились, чтобы сделать из этого песню». В конце концов песню они выпускают: в декабре 1964 года в альбоме Beatles for Sale, а в феврале 1965-го – синглом в Штатах, где она становится их седьмым по счету американским хитом номером один. Залог такого успеха – это, конечно, работа на износ.

Как отмечает в рецензии BBC, парни «выглядят, честно говоря, побито» из-за двух лет почти беспрестанных записей, гастролей и киносъемок.

Действительно, в тот период почти невозможно было сделать паузу и подумать, но, как ни странно, именно про это крайне занятое время напряженного сочинительства Джон скажет позже: «Я начал думать о своих эмоциях». Стиль его песен тоже изменился: вскоре он станет сочинять композиции более мрачные и личные.

В прошлом, чтобы выдерживать бесконечные концерты, парни сидели на таблетках типа Prellies (фенметразин), на которых они в Гамбурге играли по двенадцать часов. Позже выяснилось, что во время съемок Help! The Beatles накуривались и, по описанию режиссера Дика Лестера, ловили «счастливый кайф».

По словам Ринго, они все «покуривали за завтраком». Чтоб отвести усиливающиеся подозрения таможни, битловские тур-менеджеры придумали гениальное прикрытие: они просто покупали блок сигарет, в каждой пачке меняли сигареты на траву и потом утюгом запечатывали целлофан на блоке.

«Мне, чтоб выжить, наркотик нужен был постоянно, – признается Джон. – Другим тоже. Но мне больше, и таблеток, и всего остального, возможно, потому, что я чокнутей».

– Нам пора, – обращается Джордж к своей жене Патти. Они с Синтией и Джоном Леннонами только что отобедали у лондонского дантиста Джона Райли. Дальше они намерены отправиться в клуб, чтобы встретиться с Ринго и посмотреть на несколько новых групп, которых взялся раскручивать Брайан Эпстайн (включая новый коллектив их приятеля по Гамбургу Клауса Формана).

– Но вы даже кофе не попили! – восклицает девушка хозяина дома, когда гости уже встали из-за стола. – Он готов уже, я сварила, попробуйте только!

Они остаются. Но, допив кофе, Джон говорит, что им все-таки пора.

– Наши друзья скоро выступают. Это их первый концерт.

– И все-таки задержитесь, – говорит Райли. И признается, что подмешал им наркотик. – Он был в кофе.

Джон дико злится.

– Сволочь, да как ты посмел с нами так, а?

И хотя дантист всеми силами пытается удержать гостей («Думаю, он хотел устоить большую оргию, чтобы оттрахать нас всех. Вот я просто уверен, что именно этого он и добивался», – утверждает Джордж), все четверо уезжают на оранжевом мини-купере Патти.

«Всю дорогу казалось, что машина все уменьшается и уменьшается, а когда доехали, мы уже были абсолютно не в себе», – вспоминает Патти. Синтию пугает ее изменившееся восприятие. Позже она скажет: «Мы как будто внезапно оказались в фильме ужасов».

Джона, напротив, это очень даже веселит. «Мы ржали на улице, а люди орали: “Бейте окна”, короче, сумасшедший дом, сами понимаете. Мы не в себе были совершенно». С Джорджем происходило нечто потустороннее: «Я до этого как будто не чувствовал вкусов, не разговаривал, не видел, не думал и не слышал по-настоящему».

Наконец, добравшись до клуба Ad Lib на Лестер-Плейс, они набиваются в лифт. Там горит маленькая красная лампочка. Синтия в полнейшей панике кричит. «Мы все подумали, что пожар, – объясняет Джон. – А там всего лишь лампочка красная. Ну мы все и разорались, разгорячились, заистерили».

Когда двери открываются, они все бегут к Ринго рассказать про свои пожарные галлюцинации.

Эти приключения напоминают любимую книжку Джона «Алиса в Стране чудес».

Позже Джон вспоминает: «Пока мы ехали, десять миль в час ощущались как тысяча». Джорджу каким-то образом удалось довести мини-купер до своего дома. Джон и Синтия решают заночевать у ребят.

Джону кажется, что дом Джорджа напоминает «большую подводную лодку», которая вроде как «плывет над стеной в восемнадцать футов, а я за пультом управления». Он засиживается допоздна, рисуя «четыре лица, которые говорят: “Ты абсолютно прав!”».

«Господи, страшно это все было. Но здорово».