Текст книги "Высокий Дом"

Джеймс Стоддард
Высокий Дом

ОГРОМНЫЙ ДОМ

Высокий Дом, Эвенмер, который вздымает свои остроконечные крыши посреди высоких холмов, царящих над ложбинами, поросшими плющом, боярышником и ежевикой (сладкой, но мелкой – не больше горошины), редко посещают обыкновенные люди. Те, что приходят сюда, приходят не случайно, а обитатели дома почти не покидают его сумрачных покоев и крайне редко наведываются в жилища простых смертных, к которым ведет извилистая дорога. Среди тех, кто жил здесь, кто родился и вырос в Эвенмере, был человек по имени Картер Андерсон. Ему пришлось покинуть дом не по собственной воле, а потом, в урочный день он вновь был призван сюда. О его жизни и великих подвигах, совершенных им во времена Великой Битвы за Высокий Дом, повествуется в «Седой Книге Эвенмера», но история эта началась задолго до того, как настали дни его славы.

Он родился в Сиреневой Комнате, озаренной лучами солнца, проникавшими сквозь плети плюща, занавесившими три высоких окна. Солнечные блики играли на оконных переплетах красного дерева, украшали рисунком листвы красное стеганое одеяло и темный паркет возле колыбели из вишневого дерева. Доктор, приняв младенца, сообщил, что мальчик замечательный, а отец, в волнении расхаживавший за дверью по коридору, заслышав крик первенца, остановился и улыбнулся.

Мать вспоминалась Картеру как воплощение тепла, любви и красоты. Она умерла, когда ему было всего пять лет, и много дней напролет он проплакал навзрыд в Сиреневой Комнате, зарывшись в красное одеяло. Лорд Эштон Андерсон, его отец и Хозяин Высокого Дома, после смерти жены стал мрачен и часто исчезал из дому на несколько дней, а когда возвращался, сапоги его были забрызганы грязью, и вокруг голубых глаз темнели черные круги.

Вот так Картер рос – единственный одинокий ребенок в огромном доме. Компанию ему составляли слуги. Из них больше всех мальчик полюбил троих. Первым был дворецкий Бриттл – человек немногословный, высокий и сухопарый, возраста преклонного, но отличавшийся завидной крепостью. Вторым – Енох, часовщик, единственная обязанность которого состояла в том, чтобы заводить в доме многочисленные часы, а третьим – Чант, фонарщик. Енох был любимцем Картера. Он был древний, словно могучий дуб, да и кожа у него походила на шершавую дубовую кору. Наверное, он был еще старее, чем Бриттл, но от дворецкого разительно отличался внушительной комплекцией и жизнерадостностью. Волосы у Еноха, несмотря на возраст, были черные как смоль и курчавые, словно у ассирийца. Картер часто сопровождал Еноха, когда тот отправлялся с обходами по дому. Их маршрут пролегал из прихожей в столовую, оттуда – в библиотеку, из библиотеки – в картинную галерею, потом – в вечернюю гостиную, из нее – в утреннюю, а потом – во флигель для прислуги, где Енох заводил часы на кухне, в прихожей, в комнате эконома, в коридоре на мужской половине, а также в нише, отделанной вишневым деревом на самой верхней площадке лестницы на женской половине флигеля. В этих часах жила маленькая кукушка с желтым клювиком. Оттуда Енох и Картер спускались в спальни для прислуги, заходили в маленькую библиотеку и еще кое-какие комнаты, а потом поднимались к господским спальням на третий этаж.

Но в те дни, когда Енох уходил за дверь на третьем этаже и говорил, что идет к Башням, Картеру сопровождать часовщика не позволялось. Мальчик терпеть не мог такие дни – ведь тогда Енох исчезал надолго, и Картеру казалось, что он карабкается вверх по длинной-предлинной узкой лесенке без перил, а вокруг него со всех сторон звезды, и он взбирается мимо них к Башням – наверняка они были именно такими высокими, иначе зачем бы часовщик пропадал на несколько дней, когда отправлялся к ним?

Третьим другом Картера был Чант, фонарщик. У него было мальчишеское лицо и мальчишеская улыбка, хотя, судя по седине на висках, человек он был пожилой. Было в нем что-то озорное, а глаза у него были странные – розоватые, что у посторонних могло бы вызвать определенные подозрения, но у Картера, конечно, не вызывало. Чант был натурой поэтичной. Зажигая светильники с плафонами-шарами, он говорил о глобусах и «розе ветров» и цитировал Стивенсона, утверждая, что его работа состоит в «пробивании дыр во тьме». Картеру очень нравился Чант, хотя разговоры он подчас заводил слишком мудреные, а порой и циничные. А еще у него была странная манера: повернет за угол – и исчезнет, как и не было его. Картер не раз пускался за ним вдогонку, но так ни разу и не догнал и в итоге решил, что, наверное, Чант потрясающе быстро бегает, просто чудо как быстро. Но, собственно говоря, чудеса в доме происходили буквально на каждом шагу, и Картеру часто доводилось становиться их свидетелем – просто порой он и не понимал, что это чудеса.

Из-за того, что в доме было полным-полно всевозможных кладовок, ниш, щелей, галерей и коридоров, предоставлявших мальчику возможность без конца разведывать новые и новые уголки, он вырос любопытным ребенком с богатым воображением и страстью к приключениям. В те дни, когда отец оставался дома, к нему зачастую наведывались гости, причем являлись они не в какой-нибудь скучной повседневной одежде, а в доспехах или мантиях, а то и в еще более торжественных нарядах. Женщины, правда, наведывались редко, но как-то раз прибыла стройная, красивая дама в жемчугах и белых кружевах. Она ласково улыбалась Картеру, гладила его по головке и чем-то напоминала мать. Дама уехала, а у него потом еще несколько дней ныло сердце от тоски.

Гости приезжали не для того, чтобы пировать и развлекаться – это было яснее ясного: во-первых, они крайне редко входили в парадные двери. Чаще всего Бриттл встречал их у дверей библиотеки, и тогда казалось, что они сошли со страниц старинных книг. Потом они усаживались за большой дубовый обеденный стол, и тогда отец брал Картера на руки, и мальчик слушал разговоры взрослых. А разговаривали они о войнах и распрях в дальних странах, о нашествиях волков и разбойников. И хотя отец Картера говорил негромко и сидел на самом обычном стуле – точно таком же, на каких размещались гости, – относились они к нему, словно к королю, и просили его о помощи. Часто, поздним вечером, когда Картер, прижавшись к груди отца, уже дремал, лорд Андерсон говорил:

– Я приду.

И Картер знал: на следующий день отец наденет широкий дорожный плащ и шляпу с высокой тульей, препояшется мечом, похожим на зигзаг молнии, возьмет посох с мраморной рукояткой и исчезнет на несколько дней.

Как-то раз, через неделю после того, как был отпразднован седьмой день рождения Картера, он уныло слонялся по гостиной. Тихо всхлипывая, мальчик заглянул за мягкий серый диван, и в этот миг в гостиную вошел отец.

– Ну-ну, что еще за слезы? – сказал лорд Андерсон и положил руку на плечо сыну. Он был очень добрым, пусть и часто грустил, и Картер мог рассказать ему обо всем на свете.

– Я потерял мой красный мячик – тот, что мне подарили на день рождения.

– А где ты его видел в последний раз?

– Не помню.

Отец ненадолго задумался и сказал:

– Пожалуй, пора тебе кое-что показать. Пойдем со мной.

Он взял сына за руку. Выйдя из гостиной, они прошли по боковому коридору и оказались у высоких дубовых дверей, что вели в библиотеку. Там, посреди бесчисленных книжных шкафов, Картеру не раз случалось заблудиться. Но лорд Андерсон не стал углубляться в лабиринт шкафов. Он повел сына налево, к двустворчатой двери, за которой оказался небольшой кабинет. Здесь Картеру раньше бывать не доводилось. Окон в кабинете не было, потолок был высокий, а на полу лежал темно-синий ковер с золотыми лилиями. В медном канделябре с плафонами в виде чашечек лютиков горели газовые рожки, хотя особой нужды в них не было: яркий солнечный свет лился в кабинет сквозь витраж на потолке – красно-сине-золотую стеклянную мозаику, изображавшую ангела, который протягивал застывшему в благоговении человеку большую книгу. Ангел казался и красивым, и пугающим одновременно. Длинные золотистые волосы ниспадали ему на плечи, солнечные лучи озаряли сиянием его лик. Белый хитон был перехвачен золотистым поясом, а к поясу приторочен меч, отчего ангел приобретал вид сурового воина. Картеру он сразу понравился.

Из мебели в кабинете стояли только подковообразный письменный стол, обитый кожей, приколоченной медными гвоздиками, да стул возле него. Стены были забраны панелями красного дерева, возле двери располагался камин, а у стены позади стола был небольшой книжный шкафчик с дверцами синего стекла. Лорд Андерсон вынул из ящика стола маленький ключик, отпер шкаф и достал оттуда тяжелую книгу в кожаном переплете с золотым обрезом. Положив книгу на стол, он сел на стул и, поманив сына, взял его на руки, но книгу пока открывать не спешил.

– Это – Книга Забытых Вещей, – негромко, с благоговением проговорил отец. – Когда ты что-то потерял и никак не можешь найти, нужно заглянуть в нее. А теперь открывай книгу.

Картер медленно переворачивал страницу за страницей. Первые пять оказались пустыми, но на шестой вдруг начала мало-помалу проступать картинка. Мальчик увидел самого себя в детской, где он играл с мячиком. Поиграв какое-то время, он пинком загнал его под кровать, да и забыл о нем.

Картер радостно вскрикнул. Он был уже готов захлопнуть книгу и бежать за любимой игрушкой, но отец удержал его и сказал:

– Погоди, это еще не все. Загляни на седьмую страницу.

Картер послушно перевернул страницу. Там он увидел семь слов, начертанных золотыми буквами.

– Что это за слова, папа? – спросил он.

– Это – Семь Слов Власти. Они написаны на незнакомом тебе языке, но мы прочтем их вместе с тобой.

Так они и сделали: отец внятно произносил слово, а мальчик, спотыкаясь из-за странного звучания, повторял за ним, и как только они выговаривали каждое, золотые буквы вспыхивали огнем, но не сгорали, и Картер чувствовал, как его лоб обдает жаром. А когда они прочитали последнее слово, отец сказал:

– Ты еще маленький, и не запомнишь Слова, но в один прекрасный день, если ты станешь Хозяином Эвенмера, ты вновь отыщешь их здесь, в Книге Забытых Вещей.

– А можно мне заглянуть на следующую страницу?

Отец растерялся, но позволил:

– Можно, но только на следующую.

Картер перевернул страницу. Поначалу он решил, что она пуста, но вот медленно, постепенно на ней проступило доброе улыбающееся лицо его матери. Взгляд ее был полон любви.

– Мамочка! – тихо прошептал мальчик.

А она сказала ему о том, какой он драгоценный, какой замечательный, какой красивый, а Картер улыбался совсем как тогда, когда она вправду говорила ему такие слова три года назад, но вспомнил он об этом только сейчас. А потом картинка растаяла и не пожелала появляться вновь, как ни вглядывался Картер в опустевшую страницу.

– Тут была мама, – сказал он, обернувшись к отцу. Но тот сидел, глядя в сторону.

– Теперь пойдем, – проговорил лорд Андерсон дрожащим голосом.

Они спускались по лестнице, держась за руки.

– Папа, но ты же даже не смотрел в книгу. Ты маму не видел?

Отец опустился на колени рядом с сыном.

– Я не видел ее, но слышал, как ты с ней разговаривал. Каждый, кто заглядывает в эту книгу, видит там разное – только то, о чем забыл.

– Так почему же ты не стал смотреть?

Глаза лорда Андерсона подернулись слезами.

– Бывает так, что смотреть слишком больно.

Прошло два года. Картер редко вспоминал о том дне, когда заглянул в Книгу Забытых Вещей. Он по-прежнему играл в одиночестве или сопровождал Еноха и Чанта в обходах по дому, порой увязывался за Бриттлом. Отец за последний год стал не так печален, но отлучки его участились.

Как-то раз, когда Картер играл в своей комнате наверху с деревянными солдатиками, вошел Бриттл. Он посмотрел на мальчика так, как умел смотреть только он: сверху вниз, с высоты своего огромного роста. Глаза у него были мудрые и совсем не сердитые.

– Юному господину придется сейчас отправиться со мной, принять ванну и переодеться.

– Но ведь еще не время переодеваться к ужину?

Порой дворецкий бывал очень строг, однако сейчас, в ответ на этот маленький бунт, его губы тронула усмешка.

– Верно, до ужина еще далеко, но ваш батюшка скоро вернется, и притом не один. Он хочет, чтобы вы хорошо выглядели.

Заинтригованный, Картер следом за Бриттлом вышел из детской. Только ближе к вечеру отец появился откуда-то из отдаленных покоев в сопровождении высокой светловолосой дамы в небесно-голубом шелковом платье, расшитом искусственными маргаритками. На запястьях у нее сверкали золотые браслеты, шею обвивало аметистовое ожерелье. Поля белой широкополой шляпы украшала тонкая как паутинка вуаль под цвет платья, а под вуалью прятались, но ярко блестели голубые глаза. Руки дамы были затянуты в белые перчатки.

– Леди Мэрмер, это Картер, – представил гостье сына лорд Андерсон. – Картер, это леди Мэрмер, моя знакомая.

Она была очень красивая, но когда она устремила на Картера взгляд, и он увидел, как сверкнули ее глаза и какой у нее хищный ястребиный нос, у него мурашки по спине побежали. Голос у нее оказался с хрипотцой, словно простуженный, и тоже Картеру не очень понравился.

– Здравствуйте, молодой человек, – сказала Мэрмер. – Я о вас слышала много хорошего. В девять лет вы могли бы быть и повыше ростом, и вы не так красивы, как ваш отец, но все еще впереди, правда? – И она кокетливо улыбнулась лорду Андерсону.

Потом леди Мэрмер стала появляться в доме часто, а весной они с лордом Андерсоном поженились. Обряд бракосочетания состоялся под синим витражным потолком на длинной картинной галерее, возле стены, увешанной потускневшими от времени портретами былых Хозяев Эвенмера. На свадьбу приехало столько гостей, что Картер даже забеспокоился, хватит ли всем места – дамы и господа, и даже короли и королевы. Все разодетые в пух и прах. Из этого Картер сделал вывод: его отец и впрямь очень важная персона. Весь день мальчик играл с детьми приехавших гостей, и свадьба была просто замечательная, но вечером, после того как лорд Андерсон и леди Мэрмер отбыли в свадебное путешествие, Картер пришел в детскую, бросился на кровать, сжал в руках маленький портрет матери и долго-долго плакал.

С тех пор как в доме поселилась Мэрмер, все переменилось. Она велела переставить мебель и перевесить картины, и все-то ей не нравилось. Даже отец Картера ей, похоже, со временем разонравился. Но к концу второго года супружества леди Мэрмер родила сына, светловолосого и голубоглазого. Мальчика назвали Даскином. На некоторое время жизнь в доме стала веселее. Когда рядом не было лорда Андерсона, Мэрмер называла своего сына «маленьким наследником». За Даскином присматривала нянька, а Картера Мэрмер к малышу старалась не подпускать под любым предлогом, так что иметь младшего брата оказалось совсем не весело. В те дни, когда отец куда-то отправлялся по делам, Мэрмер была особенно холодна с пасынком и вообще не разрешала ему приближаться к Даскину. Замечания она делала таким тоном, что они вызывали у Картера боль, хотя при этом леди Мэрмер сладко улыбалась. Мальчик стал избегать ее. Когда Енох уходил заводить часы, а фонарщик Чант слишком уставал и не мог уделить Картеру время, он играл один или бродил по дому.

Как-то раз вышло так, что отец особенно надолго уехал из дома. Картер, израненный беспрестанными замечаниями мачехи, прихватив с собой любимых деревянных солдатиков, ушел в дальние покои и добрался до лестницы для прислуги, что вела к расположенным наверху спальням. Под лестницей оказалась глубокая ниша, а в ней – узкая дверь. Дверь привела Картера в комнатушку, где он прежде никогда не бывал. К полному его изумлению, здесь горел газовый светильник, подвешенный на стене фута на два выше его роста. Комнатушка была узкая и тесная. Старые шляпы и пальто валялись тут посреди коробок, усыпанных бурой пылью. В дальней стене мальчик обнаружил небольшую дверь, выкрашенную зеленой краской.

Картер подергал ручку, но дверь оказалась запертой. Ручка была стеклянная, прозрачная, а внутри нее – изображение Эвенмера в миниатюре, со всеми башенками, шпилями и остроконечными крышами, крытыми красной черепицей, с коричневыми карнизами, колоннадами и витражными окнами. Картер с восхищением рассмотрел ручку, еще раз попробовал повернуть ее, убедился, что дверь действительно заперта, а потом уселся на пол возле двери и более внимательно оглядел комнатушку. За одной из коробок он нашел чудесную игрушечную деревянную повозку – она была совсем как настоящая, только маленькая. Картер вытащил из кармана деревянных солдатиков и целый час весело играл, катая их в повозке.

Устав от игры, убаюканный теплом и негромким шипением газового рожка, он задремал, но из дремоты его вывел тихий звук, как будто где-то рядом что-то скреблось. В испуге оглянувшись, мальчик увидел, что дверная ручка медленно поворачивается. Картер вскочил, не зная, чего и ждать, но вот дверь приоткрылась, и из-за нее вышел лорд Андерсон. Мальчик очень обрадовался, увидев отца, но все же успел заметить, что в руке тот сжимал замечательную связку ключей. Кольцо, на котором они висели, было бронзовое, а ключей, наверное, было штук сто, и все разноцветные, яркие, как детские погремушки. Тот ключ, которым отец отпер зеленую дверь, и сам был зеленым, но не светлым, а темным, словно малахит, с голубоватыми прожилками, отчего казалось, что он и впрямь вырезан из камня.

– Папа! – воскликнул Картер и так напугал отца, что тот схватился за Меч-Молнию, висевший у него на боку. Вид у лорда Андерсона был усталый – таким он чаще всего и возвращался из своих странствий. На полах широкого плаща запеклись красно-бурые пятна. Увидев сына, он почему-то не очень обрадовался встрече, поспешно запер дверь и убрал связку ключей в карман.

– Что ты тут делаешь, Картер?

– Я… я просто играю, папа. Ты вернулся!

Лорд Андерсон взял сына за руку и торопливо вывел из-под лестницы.

– Я не хочу, чтобы ты сюда приходил, – сказал он строго.

Отец редко бывал так суров, и Картер, озадаченный, обернулся к зеленой двери.

– Но… куда она ведет, эта Зеленая Дверь?

– Куда бы они ни вела, тебе туда ходить нельзя! И пообещай мне, что больше не станешь говорить об этом! Понимаешь? И держись подальше от этой лестницы. Обещаешь?

– Обе… обещаю. Прости меня, папа.

Картер чуть не плакал.

Заметив, как расстроился мальчик, лорд Андерсон сменил гнев на милость.

– Ну будет тебе. Ты ничего дурного не сделал. Пойдем навестим твоего братика.

В юго-восточном крыле Высокого Дома, напротив выхода в сад, из кухни во двор вела небольшая дверь. Двор, где царила густая тень, отбрасываемая кронами величественных дубов, был обнесен кирпичным забором высотой в четыре фута, по углам его украшали бронзовые статуи ангелов с натянутыми луками. Посередине двора был вырыт колодец, обрамленный каменной кладкой. По камням – вверх, вниз и вдоль краев – ползали улитки, похожие на парусники. На бортике колодца красовалась бронзовая табличка с надписью: Гильдия каменщиков Ифддаун-Мареста. Северная часть двора поросла густыми кустами, образовывавшими замысловатый лабиринт. Там Картер часто играл. Он вообще очень любил этот дворик. Тут было прохладно в самые жаркие летние дни, а когда дул ветер, листва деревьев шелестела, словно крылья гигантских птиц. Картер любил усесться на землю с книжкой, прислонившись спиной к стенке колодца. Читал он книжки про всякие приключения, такие как «Люди тумана» или «Колодец на краю света». Наверное, тот колодец из книжки был чем-то похож на этот, посреди двора, – так думал Картер. За невысоким забором лежала усыпанная гравием дорожка, огибавшая по периметру весь дом. Напротив калитки стоял черный фонарный столб. Каждый вечер Чант, минуя увитую виноградом беседку, выходил через эту калитку к фонарю и, бормоча стихи, зажигал фонарь. Забор почти весь порос плющом, фигурки ангелов покрывала зеленоватая патина, во дворе всегда царил удивительный покой.

Однажды, когда опустились ранние сумерки и Чант уже зажег фонарь за воротами, Картер сидел на корточках и наблюдал за синим жуком – очень крупным, размером с его большой палец, – который пробирался куда-то вдоль забора. Картер осторожно потыкал жука тонкой палочкой – надкрылья захрустели, словно папирус.

Он так увлекся, что не сразу заметил тень, что легла на землю и накрыла его. Подняв голову, Картер в страхе вскрикнул, выронил палочку, вскочил и попятился. По другую сторону забора стоял человек – странный какой-то, расплывчатый, будто мираж. Тени уже успели сгуститься настолько, что с первого взгляда Картеру померещилось, будто у незнакомца вообще нет лица – на этом месте зияла розоватая пустота. Но нет, теперь он убедился, что это не так, однако успокоился не сразу. Картер ни разу в жизни не видел живого английского полицейского, но вспомнив картинку из книжки, понял, что перед ним именно полицейский: высокий шлем, темная форма, длинный деревянный свисток на шнурке. Полицейский улыбнулся. Лицо у него оказалось округлое и вполне симпатичное.

– Я тебя напугал, парнишка? – спросил он тихим шелестящим голосом, как-то не вязавшимся с приветливым взглядом. – Ну прости. Я констебль Прэтт.

– Приятно познакомиться, сэр, – отозвался Картер, немного придя в себя. – Что-нибудь стряслось?

– Да нет-нет, ничего не стряслось. Просто обхожу свой участок. Надо же порой проверить, все ли в порядке.

Полицейский подошел к забору поближе, но не вплотную.

Картер подумал, что это довольно-таки странно, чтобы у констебля был такой огромный участок – ведь до ближайшей деревни много миль, но он промолчал. Испуг сменился леденящим страхом, ощущением неясной угрозы. В чем тут дело, мальчик не понимал, но страх нарастал всякий раз, стоило ему отвести взгляд от Полицейского. Как только Картер видел его боковым зрением, ему снова казалось, что у Прэтта нет лица.

– Скажи-ка, – ласково, заискивающе проговорил Полицейский, – может, ты откроешь калитку и впустишь меня? Мне бы водички попить колодезной, а то в горле пересохло.

– Я… я не могу вас впустить, сэр. Чант запирает калитку. Но если хотите, могу позвать Бриттла, и он вам откроет.

Полицейский с шипением выдохнул, но улыбнулся.

– Да нет, не стоит его беспокоить. Тогда, может, сам принесешь мне кружечку воды?

– Конечно, – кивнул Картер. Страх никуда не делся, стал еще сильнее. Он еле удержался, чтобы не отходить к колодцу пятясь, как от ядовитой змеи, и каждый шаг давался ему с трудом. Больше всего ему хотелось со всех ног помчаться к дому, вбежать в дверь, позвать Бриттла и Еноха, но он совладал с собой, опустил в колодец ведро и набрал воды. Зачерпнув из ведра медной кружкой, он понес ее констеблю. Тот ждал, в нетерпении вытянув руки.

И вдруг Картер понял – настолько же ясно, насколько он до малейших подробностей знал лики ангелов, что стерегли забор по углам: Полицейский не может ступить за забор, он для него – непреодолимая преграда. Стало быть, забор – это некая граница, и подав Полицейскому кружку, Картер нарушит ее и попадет туда, где Полицейский сможет его схватить.

Он остановился.

– Вот хороший мальчик, – прошелестел Полицейский. – Ну, подай же мне кружку.

Картер вытянул руку и осторожно поставил кружку на забор.

– Пожалуйста, сэр.

В краешках глаз – только в краешках глаз! – констебля мелькнула жуткая злоба. Мелькнула всего на миг, и Картер даже решил, что это ему показалось. То была злоба человека, умысел которого разгадали.

– Спасибо, парнишка, – сказал Полицейский, но к кружке не притронулся.

– Пожалуйста, – повторил Картер. – Я… мне пора домой.

– Погоди… Подойди-ка поближе, я хочу тебя кое о чем спросить.

Собрав всю храбрость, на какую только был способен, Картер шагнул к забору, сам не понимая, с какой бы стати ему слушаться. Правда, он постарался встать так, чтобы ни в коем случае не пересечь линию, разделявшую их с Полицейским.

А тот тоже шагнул настолько близко со своей стороны, насколько смел, и прошептал:

– А что, если бы ты стащил ключи – ту связку на бронзовом кольце? Ты мог бы узнать, что там, за Зеленой Дверью. Разве тебе не интересно?

Произнося эти слова, Полицейский склонился ближе, его рука, ставшая похожей на лапу с хищными когтями, метнулась к мальчику, но наткнулась на невидимую преграду, которая простиралась выше забора. В это мгновение черты его поблекли, он стал подобен безликому манекену, тыкающемуся в стеклянную витрину. Картер попятился – попятился и Полицейский, и лицо его вновь обрело черты.

– Так ты подумай об этом, мальчик.

Картер со всех ног помчался к дому. Больше терпеть у него, просто не было сил. Оглянуться он решился только тогда, когда захлопнул за собой тяжелую дверь. Тяжело дыша, он прижался к застекленной створке. Полицейский стоял по другую сторону забора, под фонарем, опустив голову. Лица его отсюда видно не было.

Тем летом Картер Полицейского больше не видел, хотя по вечерам часто выглядывал в окно, ожидая, что тот слоняется возле фонаря. Он ничего не стал рассказывать отцу – сам не зная почему. Может быть, потому что прежде никогда и не думал о том, чтобы без спросу взять какую-то из отцовских вещей, и теперь боролся с искушением, которое заронил в его сердце Полицейский. Время шло, и Картер сам не заметил, с какого момента начал следить за отцом, чтобы узнать, где тот держит ключи. Сам себя Картер уговаривал тем, что им движет всего-навсего любопытство. А ключи отец всегда носил при себе. Когда отправлялся по делам, клал их в карман широкого Дорожного Плаща, но и дома с ними не расставался. Как-то раз, вечером, когда все семейство ужинало, лорд Андерсон сообщил леди Мэрмер:

– Завтра я отправляюсь на охоту в страну наллевуатских тигров. Думаю, меня не будет с неделю.

Картер оторвал взгляд от тарелки с жареной грудинкой и воскликнул:

– О, папа! Не мог бы ты взять меня с собой? Я никогда не видел живого тигра!

Лорд Андерсон задумался.

– Тебе скоро двенадцать. Пожалуй, можно тебя взять. Нигде не увидишь таких тигров, как в Наллевуате.

– Ты полагаешь, это разумно? – нахмурилась леди Мэрмер. – А мне кажется, это опасно.

– Опасность есть, конечно, но мальчику пора становиться мужчиной. Пусть посмотрит, как охотятся взрослые. И потом – мы там будет не одни. А тигры…

– Ах, Эштон… – проговорила Мэрмер, пристально разглядывая ложку. – Мне не хотелось об этом говорить, но дело в том, что на этой неделе Картер себя плохо вел, и я завтра запретила ему покидать детскую.

Картер, от изумления открыв рот, уставился на мачеху.

– В чем дело? – спросил лорд Андерсон, строго посмотрев на сына.

– Я не хотела тебя беспокоить, – продолжала Мэрмер, как ни в чем не бывало, – но видишь ли, твой сын все время говорит маленькому Даскину всякие гадости. Он его просто ненавидит, и со мной постоянно огрызается.

– Картер, это правда?

– Никакая не правда! – вскричал Картер. – Как это я могу говорить Даскину гадости, если она меня к нему не подпускает?

– Вот видишь, – усмехнулась Мэрмер, – он опять дерзит.

Лорд Андерсон метнул на Мэрмер суровый взгляд и с сожалением посмотрел на Картера.

– Пожалуй, я не слишком удачно выбрал время, – сказал он негромко. – Ты отправишься со мной в Наллевуат в какой-нибудь другой день.

Покончив с ужином, Картер извинился, и, выйдя из столовой, взбежал вверх по лестнице. В своей комнате он забился в угол и долго плакал, не понимая, что происходит. Почему она солгала? Он был еще мал и не понимал, что леди Мэрмер хочет опорочить его перед отцом, добиться того, чтобы его любимчиком стал Даскин. Он думал только об одном: как и чем ухитрился обидеть мачеху.

Наутро он проснулся рано, быстро оделся и поспешил на третий этаж, в коридор. Снизу слышался голос отца. Не отдавая себе отчета в том, что делает, Картер проскользнул в отцовскую спальню. На кровати лежал Дорожный Плащ.

В голове у мальчика созрел план, в сути которого он не смог бы признаться даже самому себе. Он подошел к кровати, пошарил в карманах плаща, нащупал связку ключей и вытащил ее. Ключи играли всеми цветами радуги, но Картер не стал ими любоваться, а торопливо сунул себе в карман.

Им владела одна-единственная мысль: если он уйдет за Зеленую Дверь, Мэрмер не поймает его, а отец только обрадуется, и они вместе отправятся охотиться на наллевуатских тигров.

Картер бросился бегом по коридору и спустился вниз по узенькой лесенке для прислуги за дневной детской. Эта лестница должна была вывести Картера к цели. Она была прямая, но жутко длинная. Восседавшие на поворотах перил резные химеры, казалось, подсмеивались над Картером. Спустившись на этаж ниже, он проскользнул в узкую дверь под лестницей. Газовый светильник уже горел, и Картер в очередной раз поразился тому, как это Чант все успевает. Остановившись перед Зеленой Дверью, мальчик судорожно выдохнул.

Сомнения овладели им. Сегодня дверь была какой-то неприветливой, она словно запрещала прикасаться к себе. Несколько мгновений Картер стоял в неуверенности. Тихо шипел газовый рожок, ключи оттягивали карман.

– Мне все равно! – воскликнул вдруг Картер. – Я ей покажу!

Он вынул из кармана ключи, и во рту у него неожиданно пересохло. Ключи мерцали в руке, словно светящиеся камешки – разноцветные, всевозможных размеров, с головками разнообразной формы – круглыми, овальными, квадратными, треугольными. У некоторых головки представляли собой крылышки или головки ангелов, а головка одного ключа была в форме желудя с глазками. Каждый ключ, казалось, излучал особое ощущение. От темно-синего с серыми искорками веяло покоем, золотой волновал, будоражил, серебряный обещал невиданные чудеса, красный предупреждал об опасности, ржавый говорил о прахе и тлене. Картер попробовал пересчитать ключи, но всякий раз сбивался со счета. В них была власть, сила – пугающая и волнующая одновременно. Казалось, их изготовили не простые смертные.

Дрожащими руками Картер отобрал малахитовый ключ и вставил его в серую замочную скважину. Мгновение – и ключ с громким щелчком повернулся. Картер осторожно приоткрыл дверь и заглянул за нее. Не заметив ничего опасного, он шагнул в серый коридор, затянутый легкой дымкой. Пол покрывал пепельно-серый ковер, на тусклых стенах висели серые картины с изображением серых цветов. Коридор уводил вправо и влево. После недолгих раздумий Картер зашагал направо.

Он сразу почувствовал себя как-то странно. Все тело начало покалывать, сначала еле заметно, потом все сильнее и больнее. Потом ему стало казаться, что от него отрывают по кусочку и заменяют эти кусочки другими. Не страх, не испуг – странная дрожь объяла Картера. Он опустился на колени на ковре и подождал, пока дрожь уймется. Подняв голову, он обнаружил, что не видит потолка: он был затянут туманом.