Текст книги "Порочные привычки мужа"

Аурелия облегченно улыбнулась. Ей даже не потребовалось просить самой.

– Я найму фаэтон и поеду завтра рано утром. Если ты действительно не против, я сегодня же днем пришлю сюда Дейзи с вещами Фрэнни и теми мелочами, без которых она не может обойтись.

Аурелия сделала глоток хереса.

– Я заскочу в классную комнату прямо сейчас и сама все объясню Фрэнни.

– Я с тобой.

К большому облегчению Аурелии, Фрэнни, похоже, ничуть не расстроилась из-за отъезда матери. Перспектива пожить со Стиви и Сюзанной привела ее в восторг, и все трое весело заплясали по классной комнате. Аурелии пришлось просить дочку поцеловать ее на прощание. Они с Корнелией спустились в холл, и Аурелия сказала:

– Спасибо еще раз, Нелл. Я побегу домой и все приготовлю. Дейзи придет часов в пять.

Корнелия кивнула и наклонилась, чтобы поцеловать подругу на прощание.

– Всего хорошего тете Бакстер.

– Спасибо. – Аурелия торопливо пошла прочь, помахав рукой и чувствуя одновременно и облегчение, и вину.

Глава 7

На следующее утро Аурелия выскользнула из дома, едва рассвело, и быстро зашагала в сторону Вигмор-стрит в поисках кеба. Она несла с собой только небольшой саквояж. Утро было прохладным, облачным, траву в парке тронуло инеем, поэтому она поплотнее закуталась в свою накидку и время от времени перекладывала саквояж из одной руки в другую, чтобы греть свободную руку в меховой муфте.

Аурелии повезло – когда она повернула на Вигмор-стрит, кеб стоял у обочины. Она подняла руку, кучер тронул лошадей и подъехал прямо к ней.

– Куда едем, мэм? – Он говорил голосом, приглушенным толстым шарфом. Лошади топтались по мостовой, их дыхание в холодном воздухе вырывалось паром.

– Белл, Вудстрит, Чипсайд, – сказала Аурелия. Кучер с сомнением посмотрел на нее.

– Белл… Чипсайд… вы уверены, мэм?

– Разумеется, – ответила Аурелия, открывая дверцу. – И как можно быстрее, пожалуйста.

– Ну ладно. – В голосе его по-прежнему звучало сомнение, однако когда Аурелия закрыла дверцу, он хлестнул лошадей, и те пустились быстрой рысью.

Аурелия устроилась на потертом кожаном сиденье. Она вполне понимала удивление кучера: леди, привыкшие к элегантному Мейфэру, не часто появлялись в Чипсайде.

С другой стороны, они не кидаются очертя голову в тайные приключения по воле мужчины, которого едва знают, с кривой усмешкой размышляла Аурелия. Впрочем, леди из Мейфэра обычно также не обнаруживают, что они замужем за мужчиной, которого тоже едва знают. Она закрыла глаза, пытаясь представить себе Фредерика таким, каким видела в последний раз. Он гордо стоял на палубе военного корабля, выходившего из гавани Саутгемптона, и барабаны и трубы морского оркестра провожали их музыкой…

Кеб резко завернул за угол, запрыгал по булыжной мостовой и остановился. Аурелия откинула кусок кожи, служивший занавеской, и выглянула наружу. Они стояли во дворе гостиницы.

– Прибыли, мэм. Белл, Вудстрит, как вы просили, – произнес кучер немного агрессивно на случай, если она обвинит его в ошибке.

– Спасибо, – ответила Аурелия, выбираясь наружу. – Сколько я вам должна?

– Шесть пенсов, – сказал он, протянув руку в варежке. Аурелия положила в нее шесть с половиной пенсов.

Довольный кучер подергал себя за волосы.

– Хотите, чтобы я кликнул хозяина, мэм?

– Нет, спасибо. Я отлично справлюсь сама. – Аурелия улыбнулась, подняла саквояж и решительно повернулась к гостинице.

Задняя дверь вела из двора прямо в пивную. Несмотря на ранний час, она была битком набита – на длинных скамьях сидели и завтракали люди. Раздался звук почтового рожка, все мгновенно засуетились, повыскакивали из-за столов, запихивая в рот последние куски и осушая кружки с элем, и ринулись во двор. Это гостиница на перегоне, сообразила, наконец, Аурелия. Сюда приходят дилижансы со всех сторон и отправляются обратно с новыми пассажирами. Что ж, подумала она, это действительно идеальное место для человека, желающего остаться неизвестным. Никому из ее знакомых и в голову не придет заглянуть сюда. Но где, же полковник?

Аурелия вернулась к двери и остановилась там, глядя во двор. Он должен появиться отсюда. Либо в экипаже, либо верхом, но Гревилл проедет с улицы во двор под аркой.

Вдруг она почувствовала, что затылок покалывает, а по спине пробежала дрожь возбуждения.

Он здесь и, конечно же, выглядит не так, как она предполагает.

Аурелия медленно повернулась и осмотрелась, на этот раз, глядя другими глазами. И увидела его почти мгновенно. Он согнулся над кружкой эля за столом рядом с камином. Старый плащ волочится по полу, скрюченные пальцы в перчатках вцепились в кружку. На лоб низко надвинута засаленная кепка. Но она узнала его сразу же.

Аурелия спокойно пересекла пивную по засыпанному опилками полу. Она не стала здороваться с полковником, просто села на скамью напротив и окинула его взглядом. Это его темно-серые глаза, ошибиться невозможно. Интересно, подумала Аурелия, возникала ли у него когда-нибудь необходимость маскировать их, а если да, то, как он это делал?

– Отличная работа, – негромко произнес Гревилл. – Я ожидал, что вам потребуется гораздо больше времени. – Он сунул руку в карман заляпанного жилета и вытащил ключ. – Поднимайтесь на второй этаж… вторая дверь слева. – Он толкнул к ней ключ по столу. – Переоденьтесь в те вещи, что найдете в шкафу. Я подожду здесь.

Аурелия взяла ключ. Какая-то ее часть хотела расхохотаться над этой игрой в шпионов, но странная дрожь тревоги в животе ясно дала понять, что смеяться тут не над чем. Объяснение есть только одно. Гревилл Фолконер не хочет, чтобы его кто-либо узнал.

Не сказав ни слова, Аурелия встала из-за стола и пошла к лестнице в углу пивной. Та покачивалась и скрипела, но Аурелия поднялась на второй этаж, нашла нужную дверь, всунула ключ в замок и повернула его. Дверь открылась в маленькую комнату, освещенную вонючей сальной свечой, стоявшей на расшатанном столике у окна. В камине едва тлел огонь, но Аурелия радовалась и этому жалкому теплу, рассматривая содержимое шкафа и думая, что ей придется снимать свою собственную теплую одежду и надевать поношенное платье из саржи и чужую накидку.

Аурелия снова почувствовала тревогу: она заходит в куда более глубокие воды, чем собиралась. Она соглашалась всего лишь облегчить полковнику возвращение в общество, а не разгуливать по окрестностям, вырядившись в какие-то лохмотья и прикидываясь не той, кто она есть, – хотя в таком наряде ее никто не узнает.

Дрожа от холода, Аурелия как можно быстрее переоделась и бросила свою одежду в саквояж, с особой неохотой расставшись с накидкой. Совершенно очевидно, что дальше им придется путешествовать в почтовом дилижансе, без нагретых кирпичей, разгоняющих холод.

Гревилл сидел все на том же месте. Перед ним стояла тарелка с беконом и кружка с элем.

Аурелия снова села напротив.

– Мне кажется, сейчас ваша очередь кормить меня завтраком, сэр.

Вместо ответа он повернулся и что-то проворчал в сторону слуги, суетившегося между столами.

– Хлеб и бекон, пойдет? – спросил у нее полковник.

– Ага, пожалуйста, сэр, – ответила Аурелия с легким деревенским выговором под стать Гревиллу и подумала, что получилось очень убедительно.

Он махнул рукой на свою тарелку, увидев, что паренек подскочил к ним.

– То же самое моей жене.

Юноша отошел. Гревилл посмотрел на Аурелию и приподнял бровь.

– А вы настоящая актриса.

– Это вас удивило?

– Немного. Я же не знал, насколько хорошо у вас получится, а теперь вижу, что бояться нечего.

– А если бы я оказалась ужасной актрисой, что бы вы сделали? – Она пристально смотрела на него.

Гревилл сделал большой глоток эля и поставил кружку на стол.

– Если бы вы не сумели меня отыскать или отказались от одежды или от роли, которую должны сыграть, я бы просто отправил вас назад на Кавендиш-сквер, – напрямик ответил он. – У меня нет ни малейшего намерения, подвергать вас какой-либо опасности или заставлять чувствовать себя стесненно. Для нашей работы подходит далеко не каждый.

– Понятно. – Аурелия побарабанила пальцами по заляпанному столу. – Ну и кто мы?

Он просто ответил:

– Бедный фермер-арендатор и его жена, возвращаемся домой из Лондона. Вы провели какое-то время у своей сестры, помогали ей с детьми, пока она рожала, а я приехал, чтобы забрать вас домой, потому что без вас и куры, и огород приходят в упадок, а мне хватает дел на ферме, да еще я должен отрабатывать на полях лендлорда. – Он говорил, не изменяя голос, но так тихо, что его никто не мог услышать. – Все понятно?

Аурелия кивнула, но ничего не ответила – как раз в этот момент к ним подошел слуга с куском ячменного хлеба, тарелкой, полной жареного бекона, и кружкой эля и поставил все это перед ней.

Аурелия пожала плечами, отломила кусок хлеба, сверху положила бекон и откусила. Еда оказалась на удивление вкусной, и эль тоже. Бекон был солоноватым, эль прекрасно утолял жажду.

– А где находится наша ферма? – полюбопытствовала Аурелия, вытирая рот тыльной стороной ладони за неимением чего-либо похожего на салфетки.

– В Барнете… всего день пути в дилижансе.

– Какое облегчение! – Она снова глотнула эля. – И где же мы, в конце концов, окажемся? Или вы так и будете держать меня в неведении?

– Не вижу для этого никаких причин, – мягко ответил он. – Мы направляемся на ферму… однако вам не придется выполнять обязанности фермерской жены, как и мне, выгонять коров из кукурузы.

Часы во дворе пробили половину, и полковник отодвинулся от стола.

– Дилижанс прибудет через пять минут. Имеет смысл посетить уборную. Думаю, она в конце огорода. – Он перекинул ногу через скамью и встал. – Я пока рассчитаюсь.

Дилижанс уже ждал во дворе, пассажиры забирались внутрь, а кучер и конюх закрепляли на крыше багаж.

– Скорее! – настойчиво прошептал Гревилл и подтолкнул Аурелию так ловко, что отодвинул в сторону полную даму с птичьей клеткой. Та начала браниться.

Аурелия мгновенно поняла, в чем дело. В дилижансе осталось одно-единственное место около окна, и она села там, решив не задумываться, претендовал ли кто-нибудь на него раньше. Гревилл, оставшись снаружи, любезно помог полной даме с птичьей клеткой забраться в дилижанс. Та раздраженно запыхтела, но все, же села рядом с Аурелией, расправляя юбки и пристраивая клетку.

– Красивая птичка… Это попугай? – спросила Аурелия, стараясь гнусавить, как это делали деревенские жители.

– О, это длиннохвостый попугай, – объявила женщина, внезапно заулыбавшись.

– Он что, взаправду разговаривает? – Аурелия пришла в восторг, несмотря на сбивающее ее с толку ощущение жизни во сне.

– Ой, да когда у него настроение, он просто не замолкает.

Гревилл забрался в дилижанс последним и сел на единственное оставшееся свободным место в середине. Он откинулся на спинку сиденья, скрестил руки на груди и закрыл глаза. К удивлению Аурелии, он заснул раньше, чем карета загрохотала, выезжая из-под арки на улицу.

Полковник спал, не шевелясь, дыша тихо и ритмично, пока дилижанс выезжал из города.

– Ой, я прямо не переношу этот грохот, а ты, дорогая? – непринужденно спросила Аурелию соседка, когда шум городских улиц затих, а дилижанс начал подниматься на Хемпстедскую пустошь. – Мне подавай деревенскую тишину, а тебе?

– Ага, – согласилась Аурелия устало, но настороженно. – От этого шума у меня голова болит.

– И у меня, дорогая. – Женщина похлопала ее по колену. – А что ж ты делала в городе?

– К сестре ездила. – Аурелия начала рассказывать придуманную историю и тут же заметила, что Гревилл проснулся, хотя глаза у него были по-прежнему закрыты. Она могла бы поклясться, что он крепко спал до тех пор, пока она не начала свой рассказ. Вероятно, он все слышит даже во сне. Может быть, даже видит с закрытыми глазами, иронически подумала Аурелия.

Длинный день тянулся и тянулся. Они пересекли Хемпстедскую пустошь под ахи и охи о разбойниках с большой дороги; попугайчик постоянно свистел, Гревилл не открывал глаз, и Аурелии то казалось, что он крепко спит, то – что он проснулся, когда карета вдруг меняла скорость. Время от времени Аурелия говорила что-нибудь, слегка отклонившись от сценария – бросала какое-нибудь мелкое замечание, на которое никто и внимания-то не обращал, но Гревилл всякий раз просыпался. Она видела это по тому, как вдруг напрягались его плечи и начинали трепетать веки, хотя дыхание оставалось неизменным.

Аурелия тоже закрыла глаза. Сон не приходил, но, в конце концов, дилижанс въехал в деревню и завернул на станцию. Дело близилось к вечеру. Конюхи поспешили менять лошадей.

– Барнет… Барнет… – монотонно повторял кучер. – Полчаса, леди и джентльмены. Здесь вы можете перекусить. Следующая остановка в Уотфорде.

Гревилл потянулся и так же неуклюже, как и остальные пассажиры, вышел из кареты. Однако Аурелия, опираясь на его руку и выбираясь из дилижанса на мощенный булыжниками двор, заметила, что он выглядит вполне отдохнувшим.

– Пойдемте. – Он поднял ее саквояж, взял ее под руку и направился в гостиницу.

– Мы что, останемся здесь? – спросила Аурелия, стараясь не показать, как ее удручает эта перспектива.

– Нет, – ответил Гревилл, сильно облегчив ей душу. – Мне просто нужно найти где-нибудь пони и двуколку. Посидите пока здесь. – Он подвел Аурелию к хлипкому на вид стулу в темном углу пивной и поставил ее саквояж на пол.

Вскоре он вернулся.

– У владельца гостиницы есть двуколка. Если вы готовы, можно ехать.

– А далеко нам ехать?

– Пять миль… примерно час пути. – Гревилл посмотрел туда, где конюх вел в поводу истощенную клячу. – Может быть, и два, если он намерен, запрячь это несчастное животное.

Через десять минут Аурелия уже сидела в хозяйской двуколке. Гревилл сел рядом, взял вожжи, прицокнул, и кляча побрела вперед, на почтовый тракт, волоча за собой легкий двухколесный экипаж.

– Вы хоть знаете, куда мы едем? Мне казалось, что вы не были в Англии много лет.

– Верно. Последний раз мы с вами виделись три дня назад, и за эти три дня мне пришлось многое устроить, как вы и сами понимаете.

Аурелия подтянула конскую попону – оправдывая свое название, та сильно воняла лошадьми – повыше на колени, пытаясь как можно удобнее устроиться на узкой доске, возвышавшейся над железными колесами.

– Мы едем на ферму, расположенную в маленькой деревушке под названием Монкен-Хэдли, – сообщил Гревилл, поворачивая двуколку влево.

– Там, на ферме, кто-нибудь живет?

– Безусловно… Очень сдержанные люди, – весело произнес он. – Они долго арендовали ферму в поместье моего отца, а потом получили небольшое наследство и смогли купить собственную.

Остаток пути они проделали молча. Гревилл что-то тихонько насвистывал, направляя двуколку все дальше по узким деревенским дорогам. Аурелия совершенно не знала Эссекса и сильно удивлялась его равнинам после холмов и лесов ее родного Гемпшира. Она привыкла к соленому запаху моря, а тут чувствовался только глинистый запах перепаханных по обе стороны дороги полей. Над головой щебетали скворцы, грачи кружили над верхушками деревьев, собираясь устраиваться в гнездах на ночлег – день переходил в ранние сумерки.

Они проехали через несколько крохотных деревушек, где в окнах домов уже загорался свет. Один раз дорогу им перегородило стадо коров, которых гнали на вечернюю дойку, и Гревиллу пришлось потянуть вожжи и остановить клячу.

– Есть хотите? – Вопрос, нарушивший это странное дружеское молчание, заставил Аурелию вздрогнуть.

Она немного подумала.

– Знаете, я просто умираю с голоду. Мы ничего не ели с самого завтрака!

– Верно. Но если вы заглянете под скамейку, то обнаружите там корзинку. Я попросил хозяина гостиницы собрать нам какую-нибудь еду на случай, если мы задержимся в пути.

Человек действия, который всегда думает наперед. Аурелия сунула руку под сиденье, вытащила небольшую корзинку с крышкой, поставила ее себе на колени и открыла.

– Пирожки со свининой! – объявила она с удовольствием. – И яблоки.

– Как вы думаете, это подойдет? – Гревилл посмотрел на нее все с той же улыбкой, и Аурелия опять ощутила туже легкую дрожь возбуждения, не имеющую ничего общего с сидением на скамейке двуколки где-то в деревне посреди моря мычащих коров.

Вместо ответа она протянула Гревиллу пирожок, откусила большой кусок от другого и заявила:

– Да. Это подойдет просто отлично.

– Во всяком случае, мы не умрем с голоду, пока доберемся до Хэдли. Мэри будет ждать нас с ужином, но я полагаю, что сначала вам захочется смыть с себя дорожную пыль.

– Вы всегда так внимательно относитесь к потребностям своих партнеров? – с полным ртом спросила Аурелия.

– Когда есть возможность… но это не всегда необходимо. – Он снова одарил ее сверкающей улыбкой. – У меня не так часто бывают партнеры.

– То есть вы так внимательны из-за того, что я женщина?

– А почему бы нет?

– Действительно, почему нет. Не такая уж я гордая, чтобы не ценить этого.

– Вот и хорошо.

Аурелия, погрузившись в молчание, ела пирожок и грызла яблоко, позволив телу свободно раскачиваться в такт движению двуколки по неровной дороге и впав своего рода транс.

– Наконец-то прибыли. – Гревилл показал ей кнутом на несколько огоньков впереди. – Путешествие закончено.

Гревилл завернул в небольшой дворик позади крытого тростником фермерского дома. Из приоткрытой двери струился свет.

– А, вот и вы, сэр Гревилл… Мадам, вы, наверное, замерзли до смерти. Идемте скорее сюда, к огню. – Коренастая женщина в фартуке в цветочек торопливо вышла из открытой двери и поспешила к ним через двор. Она присела в реверансе и сильно покраснела, когда Гревилл взял ее за руку и поцеловал в обветренную щеку.

– Не нужно никаких церемоний, Мэри, – тепло произнес он. – Аурелия, это мистрис Мэри Машем, и она знает меня буквально с пеленок. Мэри, это леди Фарнем.

Аурелия шагнула вперед, протянув руку:

– Рада познакомиться, мистрис Машем. Должна признаться, что это был долгий и тяжелый день.

– Ага, я так и подумала, мэм. Заходите же скорее, к вскоре все снова наладится. – Мистрис Машем поспешно вошла в большую кухню, выложенную каменными плитами, главное место в которой занимал длинный и массивный деревянный стол, откуда исходили соблазнительнейшие ароматы.

За столом сидел мужчина, такой же коренастый, как мистрис Машем. Перед ним стояла высокая кружка, а сам он строгал кусок деревяшки – его крупные руки с короткими пальцами обращались с небольшим ножиком с невероятной ловкостью. Он поднял голову, когда прибывшие вошли в кухню, кивнул, молча их, приветствуя, и снова занялся своим делом.

– Это мой муж Берт, – объявила мистрис Машем. – Он не больно-то разговорчив, но человек хороший.

Берт никак не отреагировал на этот панегирик. Аурелия тоже не очень понимала, что она должна сказать, поэтому глянула на Гревилла. Тот просто произнес:

– Добрый вечер, Берт.

– Добрый, сэр. – Берт даже головы не поднял своей деревяшки.

Видимо, этого было вполне достаточно. Аурелия мельком подумала, что хозяйку должно удивить странное одеяние гостей, но Мэри, похоже, не заметила ничего необычного. Она переливала ароматное содержимое кастрюльки в оловянную кружку.

– Ну вот. Добрая капелька поссета вас хорошенько подкрепит.

С вздохом облегчения Аурелия сбросила старый плащ и взяла кружку, которую протянула ей Мэри.

– Спасибо, мистрис Машем. – Аурелия благодарно уткнулась носом в кружку, где исходило паром подогретое вино с молоком и пряностями.

– Эй, я просто Мэри, – непринужденно сказала женщина. – Никто в округе не называет меня по-другому… А вы, мастер Гревилл, тоже выпьете поссету или лучше кружечку крепкого Бертова эля?

Аурелия подавила улыбку. «Сэр» очень быстро сменился «мастером» – так она называла Гревилла в детстве. Похоже, он этого даже не заметил, только сказал, что предпочтет крепкий эль Берта.

Берт тяжело встал из-за стола, исчез в кладовой, но быстро появился оттуда с высокой кружкой, над которой дрожала шапка пены.

– Вот, – объявил он и вернулся на свое место. Гревилл, поблагодарив, сел верхом на скамью, словно чувствовал себя в этой кухне как дома, и поднес кружку к губам.

– Пойдемте со мной, моя дорогая, все уже готово, – произнесла Мэри, поворачиваясь к Аурелии.

Они поднялись вверх по узкой лестнице, начинавшейся в углу маленького, выложенного каменными плитами холла. Вся мебель блестела от пчелиного воска, воздух был напоен ароматом лаванды. Похоже, мистрис Машем вела хозяйство безупречно.

– Вот и пришли, моя дорогая. – Добравшись до верха, Мэри широко распахнула дверь, и Аурелия вошла в квадратную комнату, освещенную масляными лампами и пылавшим и камине огнем. Краски на ситцевых занавесках потускнели от частых стирок, однако сами занавески были накрахмалены до хруста и тщательно выглажены.

– Вот, смотрите – горячая вода в кувшине. – Мэри показала на умывальник с мраморной плитой. – А пока вы ужинаете, я положу вам в постель грелку, и будет вам хорошо и уютно.

– О да, – сердечно отозвалась Аурелия, с вожделением глядя на кровать с пологом. Груда подушек на ней была посыпана лавандой. Тяжелый день определенно заканчивался в раю.