Текст книги "Колдунья"

Глава 3

Оказавшись в непритязательной компании своих животных, Хлоя вновь обрела самообладание. Одноногий попугай тихо проворчал ей что-то с подоконника, где он прихорашивался на солнце, а Данте положил голову ей на колени и смиренно лежал, пока она, устроившись на полу около шляпной картонки, наблюдала за кошкой. Животные всегда были ее единственной компанией. Она уверенно обращалась с больными, ранеными или брошенными зверушками, и они платили ей своей любовью. Сестры Трент, однако, были далеко не в восторге от ее четвероногих друзей, так же как и их жестокие или нерадивые хозяева, с которыми довольно часто она вступала в стычки. Однако Хлою нелегко было усмирить, когда в ее душе вспыхивали гнев к обидчикам и жалость к беззащитным существам. Присутствие животных успокаивало ее. Вот и сейчас, пока она медленно гладила Данте, яркий румянец постепенно сошел с ее щек, и она стала думать о том, как снова увидится с Хьюго.

Пока он не сбросил с себя простыню, ей и в голову не приходило, что он спал раздетым. Она даже не задумывалась о том, что нарушила приличия, войдя в спальню мужчины и вступив там с ним в столь продолжительную и даже где-то интимную беседу. Конечно, это было необычно. Но ведь, по сути, все в этом деле было необычно. Она, сирота, одинокая душа, оказалась на попечении незнакомого человека, который явно не горел желанием заботиться о ней. Человек этот жил в пришедшем в упадок тюдоровском поместье на вересковой пустоши Ланкашира только с одним слугой. К тому же и сам слуга был необычен, подстать хозяину.

Данте встал и подошел к двери, заскулив. Ему нужно было выйти, а следом скорее всего отправится и кошка. Затем их нужно будет накормить. Подумав о еде, Хлоя поняла, что сама страшно проголодалась. Пора было сделать что-то для ее зверинца и позаботиться о себе. Необходимость действовать развеяла оставшееся чувство неловкости от утреннего происшествия.

Она взяла на руки кошку, которая тут же замяукала, оглядываясь на своих котят, но все же не стала сопротивляться, когда она вышла в коридор. Данте важно вышагивал впереди. Хлоя надеялась, что не встретит сэра Хьюго в тот момент, когда у нее на руках кошка. Она поспешно пересекла холл и вышла в залитый солнцем внутренний дворик, где кошка тут же расположилась под кустом, а Данте, распушив хвост, отправился изучать конюшню.

Хлоя уже была на полпути к лестнице, возвращая мамашу детям, когда во дворе началось светопреставление. Воздух стал сотрясаться от неистового лая обезумевших собак. Казалось, что их собралось здесь по меньшей мере полдюжины. Кошка с громким воплем вырвалась у нее из рук и бросилась к лестнице.

– Что тут, черт побери, происходит? – Из кухни, вытирая рот клетчатой столовой салфеткой, вышел Хьюго.

Кошка пронеслась мимо него, а какофония во дворе стала еще сильнее.

– Беатриче, Беатриче, иди сюда. Ради всего святого, это всего лишь Данте. – Хлоя побежала за обезумевшей кошкой, которая уже неслась вверх по лестнице.

– Беатриче! – воскликнул Хьюго. – Что за имя для кошки? – Он нетерпеливо передернул плечами. – Глупый вопрос. Как еще ты могла назвать ее?

Он схватил Хлою за руку, прервав ее погоню.

– Оставь в покое кошку. Если это твоя чертова собака устроила там такой шум, то тебе и разбираться в этом, девочка моя!

– О, Боже… Да, пожалуй, – сказала Хлоя, в смятении глядя на удалявшуюся кошку. – Наверное, Беатриче сможет найти дорогу к котятам… Материнский инстинкт… Правда ведь?

– Я совершенно ничего не знаю о кошках, и мне абсолютно наплевать на твою, но я хочу, чтобы этот шум немедленно прекратился.

Хлоя вскинула руки, сдаваясь, и снова выбежала во двор. Трудно было разобрать, где какая собака, в метавшемся по двору клубке шерсти.

– Данте! – закричала она, сбегая вниз по ступенькам.

– Не смей встревать между ними, – закричал Хьюго, внезапно испугавшись, когда увидел, что она приближается к рычащему и лающему клубку шерсти.

Хлоя остановилась на бегу как вкопанная.

– Я же не дура! За кого вы меня принимаете? – Тон ее был далеко не вежливым.

Не дожидаясь ответа, она подбежала к насосу в углу двора, наполнила два кожаных ведра и потащила их к сцепившимся собакам.

Хьюго наблюдал, как миниатюрная девчушка мучается с тяжелыми ведрами, но он все еще сердился на нее за дерзость и даже не попытался помочь ей.

Между тем она обрушила содержимое одного из ведер на рычащих животных – те немедленно отскочили друг от друга. А после второго ведра воды два противника Данте, скуля, потрусили в сторону конюшни. Данте с видом полного безразличия отряхнулся и направился к своей хозяйке.

Хлоя наклонилась к собаке. Хьюго не слышал, что она ему сказала, но Данте повесил голову, поджал хвост и поспешил скрыться в самом дальнем углу двора.

Хлоя выпрямилась, отбросив волосы за спину. Она не стала снова заплетать их, и солнечные лучи, преломляясь в сияющих волосах, нарисовали вокруг ее головы подобие нимба. Она неуверенно посмотрела на Хьюго, а тот мрачно взирал на нее. Решительно расправив плечи, она направилась к нему.

– Простите, если я была груба, – произнесла она без обиняков. – Но я прекрасно знаю, как обращаться с дерущимися собаками.

– Я допускаю, что у тебя большой опыт общения с этим невоспитанным животным, – заявил он. – Но все равно его нужно привязать на конюшне. Я не потерплю, чтобы он обижал моих гончих.

– Но это так несправедливо! – воскликнула она, сразу кинувшись на защиту своей собаки. – Откуда же вы можете знать, что виноват именно Данте? Да будет вам известно, их было двое против одного. – Она снова сердито смотрела на него, забыв о своем недавнем раскаянии. – И он вовсе не плохо воспитан. Посмотрите, как он удручен из-за того, что я отругала его.

Хьюго чуть не рассмеялся от столь пылких слов в защиту ее злополучного любимца, и он слегка смягчился:

– Ладно, но если опять возникнут неприятности, он будет привязан.

С этими словами он повернулся к дому, но, прежде чем вернуться к оставленному завтраку, добавил:

– И знай: я не потерплю его в доме.

Хлоя, однако, была уверена, что даже такой убежденный противник собак, как Хьюго, не сможет долго держать Данте вне дома. Так что этот запрет не вызвал у нее особого беспокойства. В конце концов все отступали перед ним. Но сейчас она оставила пса наедине с его позором и направилась на поиски Беатриче, которая, как оказалось, без малейшего труда нашла свой выводок и вновь устроилась в шляпной картонке.

– Мне нужно найти тебе какую-нибудь еду, – пробормотала Хлоя и тут же вспомнила о своих собственных нуждах.

Сэр Хьюго явно имел привычку завтракать на кухне – еще одно странное обстоятельство, отмеченное Хлоей. Но, по ее расчетам, к этому моменту он должен был бы уже покончить с едой и оставить кухню. С Самюэлем было бы справиться легче. И Хлоя снова отважно отправилась вниз.

К несчастью, ее опекун все еще находился на кухне, когда она вошла туда. Хьюго сидел, откинувшись на спинку кресла, одна нога была небрежно перекинута через его ручку, а в руке у него была кружка с элем. Самюэль убирал со стола грязную посуду; Они оба повернулись, когда она вошла.

– Я довольно голодна, – сказала она, испытывая неловкость.

– Ну, тогда Самюэль найдет тебе что-нибудь на завтрак, – ответил Хьюго, глядя на нее через плечо.

– Я завтракала сегодня в Болтоне в пять часов утра, – уточнила Хлоя, бросив быстрый взгляд на открытую дверь кладовой.

Она разглядела пахту, что вполне сгодилось бы и для Беатриче, но, увы, совершенно не обрадовало бы Данте.

– Ну, тогда он найдет тебе что-нибудь на полдник, – сказал Хьюго, продолжая наблюдать за ней. – Так, а что ты теперь ищешь? Или ты опять не ищешь, а просто смотришь?

Щеки Хлои заалели.

– Нет, ничего.

Хьюго задумчиво смотрел на нее. Хлоя Грэшем явно не умела хитрить.

– Ну-ка не пытайся врать, – посоветовал он. – Ты от этого сильно краснеешь. – Он не мог не заметить, что нежный румянец совершенно не умалял ее красоты, а напротив, лишь подчеркивал ее.

«Боже милостивый, о чем я думаю? Она же просто неприлично молода для мужчины тридцати четырех лет, не говоря уже о том, чья она дочь!» – промелькнула мысль у Хьюго; он стукнул кружкой по столу и деловито сказал:

– Девочка, если тебе что-то нужно, я предлагаю тебе сказать об этом прямо.

– Обычно я так и делаю, – ответила она, направляясь к кладовой довольно окольным путем, как будто все еще стремясь скрыть свои намерения. – Ведь это экономит очень много времени. Но сейчас мне кажется, что вы не очень одобрите…

– Сдается мне, что ты ищешь кой-чего для своей кошки, – заметил Самюэль, когда Хлоя заглянула в кладовую. – И где же кошка сейчас? – потребовал ответа Хьюго.

– В моей комнате.

– В твоей комнате? – Его брови взлетели вверх.

– Самюэль велел мне выбрать любую комнату, – сказала она, снова повернувшись лицом к нему. – Надеюсь, что вы не будете возражать. Я заняла угловую комнату, но только там нет белья для постели. Я собиралась спросить Самюэля, где можно найти белье.

Хьюго закрыл глаза. Похоже, ситуация выходила из-под его контроля.

– Ты не останешься здесь, Хлоя.

– Но куда же мне идти? – Бездонные голубые глаза девушки приобрели лиловый оттенок, и ему не понравилось то, что он в них прочитал. Она уже предвидела, что ей причинят боль.

– Я должен обсудить это со Скрэнтоном, – сказал он.

– Почему я никогда никому не нужна? – спросила она так тихо, что он едва расслышал ее.

Эти слова неожиданно растрогали его.

– Не глупи, – сказал он уже мягче и подошел к ней, – все совершенно не так. Ты не можешь остаться здесь, потому что у меня нет дома в общепринятом понятии… Ты должна понять это, девочка.

Взяв ее за подбородок, он приподнял его. Ее глаза все еще не утратили того лилового оттенка, и мягкий рот был решительно сжат.

– Не понимаю, почему, – сказала она. – Я могла бы вести хозяйство у вас. Ведь кто-то должен это делать.

– Но только не наследница состояния в восемьдесят тысяч фунтов, – сказал он, развеселившись нелепостью ее предложения. – А хозяйство у меня ведет Самюэль.

– И не очень хорошо, – заявила она. – Везде так грязно.

– И так дел полно, не хватало еще волноваться о пыли, – проворчал Самюэль. – Если хотите есть, мисс, лучше сядьте за стол. Я не могу проводить весь день на кухне.

– Мне прежде нужно позаботиться о Беатриче, – возразила девушка, – она же кормит котят.

Хьюго с облегчением ухватился за другую тему. Уступая ей с кошкой, он мало что терял. Он не сомневался, что к вечеру этого же дня Хлоя и ее подопечные будут отлично устроены в надлежащем месте. Скрэнтон непременно поможет найти выход.

– Думаю, кошка пока может побыть наверху. Но чтобы собаки в доме не было.

– Не понимаю, почему это так важно. Дом и без того такой запущенный, что от Данте он грязнее не станет.

– Разве никто никогда не говорил тебе, что крайне невежливо критиковать чье-то гостеприимство? – требовательно спросил Хьюго, раздраженный ее возражениями и тут же забывший о добрых намерениях сохранить с ней мир до вечера. – Особенно когда гость незваный.

– А это уже не моя вина. Если бы вы потрудились прочитать вашу почту, – бросила она ему в ответ и тут же спросила: – И вообще, почему вы не читаете письма?

– Потому что в них нет ничего, что представляло бы хотя бы малейший интерес… если это вообще ваше дело, мисс, – рявкнул он, решительно направляясь к двери. – Советую вам прекратить докучать мне и приступать к еде. – Выходя, он громко хлопнул дверью.

Почему он не потрудился просмотреть почту? Хьюго раздумывал над этим вопросом, направляясь в библиотеку, и одновременно недоумевал, почему он позволил нахальной девчонке втянуть себя в бессмысленную перепалку. Неудивительно, что сестры Трент так стремились избавиться от нее. Десять лет такого общения вывели бы из себя и святого.

Тем не менее, он взял пачку писем и бегло прочел их. Правда, разумеется, состояла в том, что он не хотел никаких напоминаний о прошлом. Он не желал ничего слышать о людях, которых знал когда-то так хорошо. Он не хотел иметь ничего общего с миром, в котором когда-то жил. Воспоминания о прошлом были ужасны, а к будущему он никак не мог пробудить в себе хотя бы искорку интереса. Ему не удавалось сделать это с момента окончания войны, когда он вернулся в родительский дом, оказавшийся в полном запустении. Именно здесь он понял, что, кроме поместья Денхолм и столь же обшарпанного дома в Лондоне, у него не было никаких средств к существованию. Те же деньги, что достались ему в наследство, он спустил давным-давно – за два года пребывания в Конгрегации Эдема, которое завершилось дуэлью. Это, конечно, была не Бог весть какая сумма, но все же при умелом ведении хозяйства он мог бы жениться, а завести детей, поддерживать в порядке имение и даже проводить с женой сезон в Лондоне. Но, увы, в восемнадцать лет человеку порой недостает мудрости, а его опекуны даже не пытались контролировать своевольного и беспутного юношу, каким он был тогда.

После дуэли в припадке отчаяния и безумия он прискакал в Ливерпуль и с горя поступил на военную службу на борт фрегата «Стремительный».

Ему хватило одного года службы простым матросом, чтобы забыть свои дворянские привилегии и безумства молодости. Служба пообтерла и закалила его. Уже в двадцать один год он получил повышение и, когда война стала уносить все больше и больше жизней, быстро продвинулся вверх. Через три года он уже командовал боевым кораблем.

В то время ему удавалось забываться… Только по ночам кошмары возвращались снова и снова. Поэтому при малейшей возможности Хьюго старался не спать в темное время суток.

Но с поражением Наполеона при Ватерлоо пришел мир. Хьюго распрощался с королевской службой, и вот он здесь, вынужден коротать дни на вересковых пустошах Ланкашира, а ночи – в публичных домах Манчестера.

Вот почему его не интересовала почта.

Он швырнул письма на стол и взял с буфета бутылку. Она была запыленной, но это скорее было свидетельством ее долгой выдержки, нежели плохого ведения хозяйства. Он взглянул на часы. Немного рановато для первого стакана бренди, да разве это важно? И что вообще важно?

– Почему сэр Хьюго не читает свою почту? – спросила Хлоя Самюэля, щедро намазывая маслом кусок хрустящего хлеба.

– Вас это не касается, – последовал непреклонный ответ.

Самюэль опустил тарелки в ведро с водой. Хлоя отрезала кусок сыра и молча жевала с минуту.

– А почему ты единственный слуга?

– Ты настырная, да?

– Наверное… Но почему?

– А больше никого и не надо. Нормально справляемся сами. – Самюэль направился к двери. – Там, в кладовке, есть куриное крылышко. Может, кошке хватит?

– А Данте? – поспешно спросила Хлоя, видя, что Самюэль уходит.

– Он получит то, что получают гончие. Спросите парнишку Билли на конюшне. – Он открыл заднюю дверь.

– А простыни? – снова спросила Хлоя. – Где я найду простыни для моей постели?

Самюэль медленно обернулся:

– Все еще рассчитываете остаться?

– О да, – сказала Хлоя. – Я никуда не уеду.

Он хмыкнул – не то с издевкой, не то веселясь, Хлоя не поняла.

– Может быть, чего сгодится из шкафа, что наверху. Выбирайте сами.

Адвокат Скрэнтон оказался низким толстым и совершенно лысым человеком с торчащими седыми бакенбардами. Он въехал во двор к концу дня, восседая на невысокой коренастой лошади, а затем спешился, отдуваясь и пыхтя.

Хлоя наблюдала за ним, сидя на перевернутой дождевой бочке в углу двора. Потом она встала и направилась к нему, Данте следовал за ней по пятам.

– Тут есть мальчик по имени Билли, он позаботится о вашей лошади, – обратилась она к Скрэнтону.

Адвокат разгладил полы своего коричневого сюртука, поправил галстук и близоруко посмотрел на нее:

– Имею ли я честь беседовать с мисс Грэшем?

Хлоя сдержанно кивнула, подавив рвавшийся наружу смешок от такой помпезности.

– Мой опекун где-то в доме.

– Очень надеюсь на это! – Адвокат снова засопел. Он не привык получать бесцеремонные приказы явиться, а вызов сэра Хьюго был именно таким – властным и категоричным. Скрэнтон осуждающе обвел взглядом запущенный двор, где повсюду валялись солома и навоз. Одна из дверей конюшни косо болталась на петлях.

Из дверей кладовой, где хранилась упряжь, вышел молодой парень, грызя соломинку. Он поддел железное ведро, которое с грохотом покатилось по булыжнику, и не спеша подошел.

– Это Билли, – сказала Хлоя. – Билли, возьми, пожалуйста, лошадь у мистера Скрэнтона.

– Отчего не взять-то? – ответил парнишка, вяло берясь за поводья. Он щелкнул языком, и толстая лошадь потрусила рядом с ним к конюшне.

– Не войти ли нам в дом? – предложила Хлоя с улыбкой гостеприимной хозяйки, одновременно пытаясь представить, в какой из запыленных и мрачных комнат будут принимать гостя.

Она прошествовала по ступеням перед мистером Скрэнтоном. У двери Хлоя велела безутешному Данте остаться и вошла в прохладный большой холл. Самые тяжелые вещи из ее багажа все еще были здесь, поскольку сама она не могла поднять их наверх, а кроме Билли, она больше никого не видела после полдника на кухне.

Она успела сделать лишь один шаг к библиотеке, когда ее двери распахнулись и на пороге появился Хьюго, держа одной рукой стакан и бутылку за горлышко.

– А, вот и вы, Скрэнтон, – коротко бросил он. – Пойдемте на кухню. Мы должны разобраться с этой чертовщиной. Молю Бога, чтобы у вас нашелся какой-нибудь выход.

Кухня, без сомнения, была самой уютной комнатой в доме, подумала Хлоя. Судя по всему, адвокат вовсе не был ошеломлен подобным приглашением и бодро направился в сторону кухни. Она последовала за мужчинами.

Хьюго плечом придержал дверь, пропуская своего гостя, когда заметил ее. Он нахмурился, затем сказал:

– А, ладно. Пожалуй, это касается тебя так же, как и всех остальных. Проходи.

– Вы что – собирались беседовать без меня? – спросила она с негодованием и с удивлением заметила, что его глаза как бы затуманились.

– По правде говоря, я об этом вообще не думал. – Он положил свободную руку ей на плечо и подтолкнул в кухню.

Хлоя не удивилась, увидя, что и Самюэль намеревался присутствовать при разговоре. Он занимался одновременно двумя вещами: следил за филейной частью говяжьей туши, вращавшейся на вертеле в камине, и перебирал грибы в корзинке на столе.

Адвокат сел за стол и соблаговолил принять предложенный ему бокал портвейна. Хьюго вновь наполнил свой стакан из бутылки с бренди, которую он все еще держал в руке. Хлоя, чувствовавшая себя очень одинокой и забытой, села и тоже налила портвейна. До сих пор она никогда не пила ничего крепче сухого вина, поэтому пригубила спиртное очень осторожно. Хьюго вскользь взглянул на нее и вновь повернулся к Скрэнтону, достав копию завещания из кармана.

– Что можно предпринять в отношении этого, Скрэнтон? – Он хлопнул документом по столу. – Наверняка должна быть какая-то возможность опротестовать завещание.

Хлоя тихонько потягивала портвейн, решив, что с каждым глотком его вкус определенно улучшался. Адвокат покачал головой.

– Оно такое же законное, как любое другое завещание, с которыми мне приходилось работать. Я сам составлял его под диктовку леди Грэшем в присутствии клерка и домоправительницы. Ее светлость была в здравом уме.

Хьюго посмотрел на дату составления завещания: октябрь 1818 года. Получил ли он уже к тому времени записку Элизабет? Увы, вспомнить никак не удавалось. Как и многие другие, этот момент будто растворился в пьяном угаре последних лет.

– Могу сказать, что вы не одиноки в своем желании пересмотреть это завещание, – второй бокал портвейна сделал адвоката более разговорчивым. – После его оглашения сэр Джаспер устроил такой шум! Ворвался в мою контору, клялся, что ни один суд не признает завещание. Но я сказал ему, что оно будет признано где угодно, поскольку более законного завещания просто быть не может.

Ножки стула, на котором сидел сэр Хьюго, заскрипели, когда он внезапно оттолкнулся от стола. При этом он не произнес ни слова, лишь только глаза его пристально смотрели на адвоката.

– Вы бы послушали его! – Адвокат покачал головой. – Он все говорил и говорил о том, что он брат мисс Грэшем, а значит, только он подходит на роль опекуна и что немыслимо, чтобы совершенно чужой человек, не имевший родственных связей с семьей, отвечал за нее.

– В какой-то степени он прав, – сухо сказал Хьюго, подумав про себя, что это было бы ясно всякому, кто узнал бы правду о его истинных отношениях с семьей Грэшем.

Но адвокат как будто не слышал его и продолжал:

– Я сказал ему, что закон прежде всего защищает пожелание умершего и что более мне нечего ему сказать.

Хьюго вздохнул. Менее всего ему хотелось оказаться на ножах с Джаспером Грэшемом. Их и так разделяла пропасть вражды. Но он понимал, что Элизабет выбрала его именно потому, что только он сможет противостоять Джасперу. Хлою и ее состояние придется защищать от Грэшемов, это было абсолютно ясно. И для этой миссии был избран он. Но все же ему было необходимо найти способ держаться подальше от своей подопечной.

Он искоса взглянул на девушку, отметив ее неподвижность и молчание в течение всего времени, пока разглагольствовал адвокат. Она снова было потянулась к графину с портвейном, но он, резко выбросив вперед руку, схватил ее за запястье.

– Достаточно, девочка. Самюэль, принеси лимонад.

– Но мне нравится портвейн, – запротестовала Хлоя.

– Да все равно нет у нас никакого лимонаду, – заявил Самюэль, шинкуя грибы с бешеной скоростью.

– Ну, тогда воды, – сказал Хьюго. – Она слишком молода, чтобы пить портвейн в середине дня.

– Но раньше вы не возражали, – заметила Хлоя.

– Это было до того… – сказал он и сделал какой-то неопределенный жест.

– До чего?

– До того, как до моего сведения совершенно однозначно довели, что у меня нет иного выхода, кроме как взять тебя под свою ответственность.

Смешливые чертики внезапно заплясали в ее голубых глазах.

– Ни за что не поверю, что вы будете строгим и чопорным опекуном, живя так, как сейчас, сэр Хьюго.

На какое-то мгновение ее очаровательные глаза отвлекли Хьюго. Он потряс головой, пытаясь избавиться от озадачивших его самого эмоций, и опять повернулся к адвокату, уже забыв о проблеме портвейна.

Хлоя, улыбнувшись с едва заметным торжеством, вновь наполнила свой бокал.

– Как я понимаю, мисс Грэшем была ученицей семинарии в Болтоне, – произнес Скрэнтон.

– К сожалению, там оказался влюбленный викарий, потом помощник мясника да еще и племянник мисс Энн Трент, – сказал Хьюго с ухмылкой. – Досточтимые сестры Трент сочли, что им не по силам контролировать девушку. Однако все же должно быть другое заведение…

– Нет, – выкрикнула Хлоя, прерывая его, – нет, я не поеду в другую семинарию. Ни за что не поеду. – Ее голос задрожал от одной мысли о том, что ее снова отошлют куда-то, как какое-то никому не нужное животное, опять обрекут на почти невыносимое одиночество. – Если вы только попытаетесь отправить меня, я просто убегу.

Хьюго резко повернул к ней голову. Его зеленые глаза прояснились. Он в упор посмотрел на нее, и ей показалось, что она видит маленькие вспышки пламени в их яркой глубине.

– Вы бросаете мне вызов, мисс Грэшем? – вкрадчиво спросил он.

Она было хотела ответить «да», но пламя его глаз было слишком пугающим, и ее губы так и не смогли произнести это короткое слово.

– Ты должна уяснить, что было бы очень неразумно бросать мне вызов, – продолжал он тем же мягким голосом, который прежде повергал в трепет многих гардемаринов.

Хлоя поняла, что сейчас вновь столкнулась с той чертой характера ее опекуна, которая уже проявилась утром в спальне. И у нее не было особого желания вновь испытать ее на себе. Установилось полное молчание. Самюэль мешал грибы в сковороде, как будто не замечая возникшей напряженности. Адвокат Скрэнтон уставился на закопченные дымом балки потолка.

– Но вы же понимаете, – произнесла наконец Хлоя теперь уже гораздо более спокойным тоном, – что я больше этого не смогу вынести.

Она внезапно отвернулась и закусила губу, отчаянно пытаясь сдержать набежавшие слезы.

Хьюго задумался: успела ли она понять, что его гораздо легче убедить, взывая к сочувствию, нежели бросая вызов. Если она еще не понимала этого сейчас, то скоро наверняка догадается, если поживет под его крышей достаточно долго. Он вспомнил ее безутешный возглас: «Почему я никому не нужна?» Желание подхватить ее на руки и приласкать было столь же неуместным, сколь и нелепым, и все же оно у него возникло.

– А чем бы ты хотела заняться? – спросил он деловито, пытаясь скрыть свое внезапное сочувствие. – Куда бы ты хотела отправиться?

– В Лондон. – Хлоя подняла голову, и слезы чудесным образом испарились. – Я хочу быть представленной ко двору и выезжать в свет. А потом, когда я выйду замуж и получу мое наследство, я хочу создать больницу для животных. Должно быть, не составит труда найти подходящего мужа, – добавила она задумчиво, – такого, который не будет особенно вмешиваться в мои дела. Восемьдесят тысяч фунтов должны же что-то значить, и мне кажется, я довольно красива.

«У дочери Элизабет просто талант к преуменьшению», – подумалось Хьюго.

– Да, я думаю, найти мужа несложно, – согласился он. – Но сможешь ли ты, девочка моя, отыскать того, кто будет готов поддержать твои стремления, я не знаю. Мужья могут быть очень упрямыми созданиями, по крайней мере мне так говорили.

Хлоя нахмурилась:

– Мама говорила, что Джаспер намерен выдать меня за Криспина. Но я этого совершенно точно не хочу.

Так вот в чем дело! Хьюго залпом осушил свой стакан и снова потянулся к бутылке. Как все просто! Пасынок Джаспера, родившийся от первого брака его жены, таким образом будет держать в своих руках все состояние Хлои. Никаких препятствий к заключению такого брака не могло быть: абсолютно никакого кровного родства тут не было. Вероятно, Элизабет хотела, чтобы он, Хьюго, помешал осуществиться этому плану.

– А почему ты не хочешь выйти за него?

Ее ответ был резки и категоричным:

– Криспин – живодер, как и сам Джаспер. Однажды он загнал своего гунтера[2]2
  гунтер – охотничья лошадь


[Закрыть] и вернул его на конюшню с разбитыми ногами, в крови от шпор. Да и раньше он часто отрывал крылья бабочкам. Я уверена, что он не изменился.

Да уж, неподходящий партнер для человека, считавшего своим предназначением спасать оказавшихся в беде представителей животного мира, не мог не отметить Хьюго.

– А почему у твоего сквернословящего попугая только одна нога? – внезапно спросил он.

– Не знаю. Я нашла его в Болтоне. Его бросили в канаву, а в это время шел дождь.

– Мясо готово, – коротко объявил Самюэль, вращая вертел. – Адвокат останется?

Скрэнтон с надеждой посмотрел на хозяина дома и в ответ услышал:

– Если пожелаете.

– Пожалуй, я доберусь домой гораздо позже обеда, – поспешно сказал он, потирая руки и вдыхая ароматный запах, исходивший от блюда. – Так что премного благодарен.

– Я умираю от голода, – заявила Хлоя.

– А на полдник ведь съела столько хлеба с сыром, что целый полк можно было накормить, – ехидно заметил Самюэль, поднося мясо к столу.

– Да уж, сколько времени прошло! Принести ножи и вилки?

– В кухонном столе.

«Это жуткое платье совершенно не скрывает грациозность ее движений, – подумал Хьюго, наблюдая, как она легко порхает по кухне. Причем двигалась она так уверенно, что у него невольно возникли дурные предчувствия. Он отправился в подвал за вином.

Когда он вытащил пробку, Хлоя тут же протянула свой бокал.

– Я не имею ничего против того, чтобы ты пила бургундское, но это вино – особенное, поэтому не глотай его, как оршад[3]3
  оршад – фруктовый напиток


[Закрыть], – предупредил он, наполняя ее бокал.

Адвокат Скрэнтон отпил глоток и замурлыкал. Может, и было что-то необычное в том, что он обедал на кухне пришедшего в упадок дома в компаний хозяина и его слуги, но зато еда была отменная…

Хлоя, судя по всему, была с этим согласна. Она поглотила такое количество говядины с кровью, грибов и картошки, что Хьюго опешил, недоумевая, как все это помещается в таком хрупком создании. Насколько он помнил, Элизабет ела не больше воробья. Он озадаченно потряс головой, что, похоже, начиная с этого дня, становилось для него уже привычным, и вернулся к вопросу первостепенной важности.

– Скрэнтон, вы знаете семью Грэшемов по обеим линиям, есть ли у нее родственницы, с которыми она могла бы жить?

– О, вы не можете отправить меня к какой-нибудь престарелой тетке, где мне придется прогуливать закормленного мопса и полировать серебро, – тут же сказала Хлоя.

– А я думал, ты любишь животных.

– Люблю, но предпочитаю таких, которые не нравятся другим.

Он подумал, что это говорит о многом, но вслух лишь спросил:

– У тебя есть такая тетка?

– Насколько мне известно, нет, – ответила Хлоя. – Но в семинарии училась одна девочка, и у нее была тетя.

Чья-то чужая тетя ничем не могла помочь.

– Скрэнтон? – с надеждой обратился к адвокату Хьюго. Тот не торопясь вытер рот, затем сделал еще один глоток вина и важно заметил:

– У леди Грэшем не было здравствовавших родственников, сэр Хьюго. Отсюда и размер состояния мисс Грэшем. Мне ничего не известно о родственниках по линии сэра Стивена. Но, может быть, в этом поможет сэр Джаспер.

Это его никак не устраивало, ведь он собирался выполнить волю Элизабет.

– Полагаю, я мог бы нанять компаньонку… нет, не перебивай меня снова, – резко сказал он, предвидя возможные возражения Хлои. – Девочку можно было бы устроить где-нибудь под опекой респектабельной дамы.

– И чем бы я там занималась? – возмутилась Хлоя. Вопрос не был лишен смысла, однако…

– Я не вижу никаких иных решений. К тому же ты еще не завершила образование…

– Оно совершенно закончено, – тут же прервала его она, забыв о недавно прозвучавшем наставлении. – Я могу делать все, что умеет любая школьница, и даже намного больше.

– Например?

– Я могу вправить сломанное крыло птицы и помочь родиться ягненку. Я знаю, как лечить вывихнутый сустав у лошади…

– Не сомневаюсь, – прервал ее он, в свою очередь, – но это ничего не меняет.

– Но почему я не могу остаться здесь? – Она задала этот вопрос почти спокойно.

– И чем заниматься? – отплатил ей Хьюго ее же монетой. – Ланкашир и светская жизнь Лондона так далеки друг от друга.

– А может, и нет, – тихо ответила она.

«А это что еще значит?» – подумал Хьюго и… сдался. Этим вечером явно ничего не удастся изменить.

– Сейчас, похоже, никакого выбора нет. Сегодня тебе придется остаться здесь, – сказал он.

– Я же говорила тебе. – Хлоя нежно улыбнулась Самюэлю, собирая грязную посуду.

– Что-то вроде бы говорили, – отозвался Самюэль.