Текст книги "Колдунья"

Глава 4

Заунывный вой собаки во дворе был подходящим фоном для одолевавших Хьюго воспоминаний. Он сидел за фортепьяно в библиотеке. Единственная жировая свеча отбрасывала кружок желтого света на клавиши, по которым скользили его пальцы, пытавшиеся наиграть мелодию прошлого. Он сочинил ее когда-то для Элизабет, но сейчас никак не мог восстановить в памяти часть припева.

Раздраженный, он отвернулся от инструмента и вновь взял бокал. Да он, пожалуй, никогда и не играл для нее. Хьюго быстро осушил бокал и снова наполнил его.

Его любовь к жене Стивена была тайной, которую он хранил от всех, кроме самой Элизабет; тайной, которую влюбленный до безумия юноша лелеял и которая, в свою очередь, питала его те два года, что он знал Элизабет. Их трепетная, чистая любовь никогда не достигла своей высшей точки – физической близости, поскольку это было просто немыслимо для Элизабет. Но, несмотря на истощавшую его страсть, он наслаждался возвышенностью своего отношения к ней. Это чувство давало ему силы жить дальше, поднимая над бездной порока, в которую он попал.

Он помнил свою первую встречу с ней, как будто это было вчера. Она едва ли вымолвила пару слов тогда, но его ежеминутно стала преследовать ее хрупкая красота, повсюду мерещились ее голубые глаза. Его одолевало стремление служить ей, хотелось избавить ее от того, что делало ее столь несчастной, превратилось в навязчивый кошмар.

Он увидел ее впервые почти сразу после вступления в Конгрегацию Эдема. Так они называли свое Общество. Их встречи проводились в поместье Грэшемов, в Шиптоне. Конгрегация была основана Стивеном и еще парой его приятелей, а с помощью его сына, Джаспера, она быстро пополнилась молодыми аристократами из Лондона, которым наскучили бесконечные рутинные удовольствия и которые искали новых, более острых ощущений.

Хьюго тогда вслед за матерью потерял отца и чувствовал себя очень одиноким. Поэтому Грэшемам не составило особого труда вовлечь его в свой круг. Тем более что всего семь миль отделяли Денхолм от Шиптона, и он был знаком с ними всю свою жизнь.

Он с радостью откликнулся на попытки Джаспера подружиться с ним вскоре после смерти отца и стал относиться к нему, почти как к старшему брату. А Стивен… Конечно, он не заменил ему отца, но внимание этого искушенного и умудренного опытом человека, видного члена Общества, льстило его юности и неопытности.

Члены Конгрегации, которыми руководил Стивен, не признавали никаких запретов, не боялись рисковать ничем: ни деньгами, ни близкими им людьми, ни даже своей жизнью. Они часто пользовались средствами, которые действовали на рассудок и которые легко могли переносить их в чудный мир грез или в бездну щемящего ужаса. Порой это сводило кое-кого из них с ума. Они вели игру со ставками, которые быстро истощали состояния средних размеров, доводя разорившихся до отчаяния. В их оргиях участвовали и женщины. Сначала Хьюго полагал, что женщины, приходившие с ними в часовню, делали это по своей воле. Некоторые из них были даже дамами из общества и, по его мнению, столь же стремились к плотским утехам, как и любой мужчина. Но вскоре он понял, что не все они шли на это добровольно: Стивен не гнушался прибегать к шантажу. Конечно, были среди них и проститутки. За один лишь вечер, проведенный с членами Общества, им платили больше, чем за целый месяц на улице. Не задумываясь над тем, во что он превратил свою жизнь, Хьюго из ночи в ночь предавался пороку в компании новых друзей, и казалось, этому не будет конца. Но однажды Стивен привел в подземную часовню Элизабет….

Высокие часы в библиотеке пробили два часа. Вой собаки стал просто нестерпимым. Хьюго выругался и сделал большой глоток из бокала. Почему-то этой ночью бренди его никак не брало. Забытье не приходило, и болезненные воспоминания снова мучили его. Может быть, в этом не было ничего удивительного, ведь в его доме находилась дочь Элизабет. Да к тому же эта чертова дворняга никак не угомонится.

Он снова сел за фортепьяно, пытаясь заглушить печальный вой музыкой. Внезапно какие-то звуки привлекли его внимание. Как будто кто-то прошел по холлу. Он пожал плечами. Видно, ему почудилось. Что он мог услышать при таком шуме?

Но вой пса внезапно прекратился. В наступившей тишине он смог уловить только легкое подрагивание оконных створок от ночного ветерка.

Хьюго вышел в холл. Дверь во внутренний двор была открыта. Ему пришло в голову, что Хлоя намеревалась тайно перевести собаку наверх.

Он открыл дверь. Небо было безоблачным, и летняя ночь была светла – яркие звезды освещали пустынный двор. Он решил подождать Хлою в холле. Если он ее и напугает, то виновата будет она сама. Однако прошло пятнадцать минут, но ни его подопечная, ни ее собака так и не появились. В конюшне было тихо.

Тогда Хьюго зажег висячий фонарь, вышел во двор и направился к конюшне, где пребывал в заключении несчастный Данте. Солома, разбросанная повсюду, заглушала его шаги, совершенно бесшумно он подошел к двери и открыл задвижку.

В конюшне было темно, он поднял фонарь повыше. Золотистые лучи осветили угол открытого стойла. На соломе, прижавшись к собаке, свернулась калачиком маленькая фигурка в белом. Хлоя обнимала собаку одной рукой, а голову пристроила на ее боку.

– Что за черт! – пробормотал Хьюго в приступе раздражительности.

Она спала как убитая. Данте умиротворенно взглянул на вошедшего и забил хвостом по полу, приветствуя его. Он явно не знал, по чьему распоряжению так страдает.

Хьюго поставил лампу и наклонился над Хлоей.

– Просыпайся, – сказал он, тряся ее за плечо. – Какого черта ты тут делаешь?

Хлоя проснулась, часто моргая от растерянности.

– Что? Что такое? А, вспомнила. – Она села. – Раз вы не пускаете Данте в дом, мне самой пришлось прийти к нему. Ведь не могла же я допустить, чтобы он так выл.

– Никогда не слышал подобной чепухи, – сказал он. – Немедленно отправляйся в постель.

– Без Данте не пойду, – заявила девушка без обиняков. – Я глаз не сомкнула, это просто невозможно, когда он воет. Не представляю, как вообще кто-то может спать. И, знаете, я так устала, что лучше уж буду спать здесь.

– Ты не будешь спать на конюшне, – решительно сказал он, наклонившись над ней.

Хлоя пристально посмотрела на него, как бы оценивая силу его решимости и сравнивая ее со своей. Он явно предостерегал ее, намекая, что не стоит ему перечить, но на этот раз козырная карта была у нее.

– Спокойной ночи, – ответила она с ласковой улыбкой и снова легла на солому.

– Ах ты маленькое упрямое отродье! – вне себя от гнева, он нагнулся, обхватил ее за талию и поднял вверх. В то же мгновение он ощутил нежность ее кожи под тонкой тканью ночной рубашки. Аромат ее волос и тела так ударили ему в голову, как никогда не ударяло бренди. Он замешкался, пытаясь обуздать охватившее его возбуждение, и тут Данте вскочил, свирепо зарычал и вонзил зубы в ногу Хьюго. Хьюго вскрикнул, отскакивая назад, и Хлоя выскользнула из его рук.

– Фу! – Односложная команда Хлои, произнесенная тихим голосом, подействовала немедленно.

Данте разжал зубы, однако все еще продолжал рычать и скалиться, не сводя глаз с Хьюго.

– Черт побери! – выругался Хьюго, нагибаясь, чтобы осмотреть кровоточащую рану.

– Ох, Боже мой, я не думала, что он укусит вас. – Хлоя присела. – Я знала, что он защитит меня, но… – Она склонилась над раной. – Она глубокая!

– Я знаю, что глубокая. Позволь-ка спросить, от кого это он тебя должен защищать?

Сидя на корточках, она взглянула на него и просто сказала:

– От вас. Ведь это вы заставляете меня делать то, чего я не хочу.

– Если вы хотя бы на минуту допускаете, что я способен бояться эту дворнягу, мисс Грэшем, то вам лучше еще раз хорошенько подумать, стоит ли здесь оставаться, – заявил он, буквально испепелив ее взглядом.

Она сочла разумным воздержаться от дальнейших споров. Было бы не очень тактично лишний раз подчеркивать его неудачу.

– Я даже представить себе не могу, чтобы вы чего-нибудь испугались, – сказала она совершенно искренне. – Лучше пойдемте на кухню, и я перевяжу рану. Ее, наверное, придется прижечь. – Она подняла фонарь. – Вы можете идти самостоятельно?

– Могу, – отрывисто бросил он, ковыляя к двери конюшни.

Данте устремился вперед, взлетел по ступеням к двери, а затем остановился, с нетерпением ожидая своих попутчиков, которые двигались значительно медленнее. Он отчаянно вилял хвостом, и никто бы не поверил, что всего несколько минут назад он был так злобен. Своей маленькой ручкой Хлоя поддерживала Хьюго, пока он хромал по ступенькам. Это казалось ему нелепым, настолько велика была разница в их росте и силе.

– Я могу обойтись без поддержки, – рявкнул Хьюго, давя в себе смех.

Данте поднял одну лапу и поставил ее на колено Хлои, когда они наконец добрались до двери. Хьюго остановился, но, прежде чем он успел произнести что-нибудь, Хлоя прошептала:

– Прошу вас! Я обещаю, что он не будет докучать. У него нет блох, ничего такого. И он приучен к дому.

Хьюго понял, что это поражение. Он не испытывал совершенно никакой симпатии к домашним животным. От их шерсти он чихал, и ему не нравился их запах даже тогда, когда они были чисто вымытыми. Но его миниатюрная подопечная вынудила его уступить.

– Он может побыть в доме сегодняшнюю ночь, но чтобы не путался у меня под ногами днем.

– О, спасибо! – поднявшись на цыпочки, она поцеловала его в щеку, и ее глаза засияли в лунном свете.

Хьюго вновь захлестнула волна эмоций.

– Не воображай себе ничего такого, – сказал он ворчливо. – Может, ты и победила в этом раунде, но мне очень не нравится, когда на меня давят.

– О, я больше не буду, – честно сказала она. – И вообще, ведь сейчас нам больше не о чем спорить, правда же? – с этими беспечными словами она зашагала перед ним на кухню.

Он последовал за ней более медленно и на секунду задержался у двери, опершись на ручку. Хлоя поставила лампу на стол и помешала угли в камине. Ее тело, прикрытое тонкой рубашкой, четко выделялось на фоне света, и, когда она нагнулась, пленительный изгиб ее бедер потряс его. В камине вспыхнуло пламя, она выпрямилась и повернулась к нему. Нежные холмики груди с темнеющими сосками мягко касались ткани.

– Я думаю, достаточно огня, чтобы нагреть нож для прижигания… Что-нибудь не так? – Ее глаза расширились от волнения, когда она заметила выражение его лица.

Он провел рукой по волосам.

– Я справлюсь сам. Иди и ложись спать.

– Но вы не сможете, – сказала она, подходя к нему. – Рану необходимо обработать как следует, и я знаю, что делать.

Он вытянул вперед руку, как будто удерживая ее на расстоянии:

– Это может сделать Самюэль. Иди в постель.

– Но ведь глупо же его будить, когда я здесь.

Она просто не имела представления, как она выглядела… Как можно быть такой невинной в семнадцать лет? Но тут же он подумал о ее прошлом: десять лет в семинарии, за исключением нескольких рождественских дней у постели ее матери, ставшей затворницей. Откуда она могла знать что-нибудь о реальной жизни?

Получалось, что некому было открыть ей этот мир, кроме него. Он снова заговорил с деланным спокойствием:

– Я хочу, чтобы ты пошла в свою комнату и надела халат. И чтобы я больше никогда не видел тебя разгуливающей по дому полуодетой.

Удивление сменилось в ее потемневших голубых глазах раскаянием. Она посмотрела вниз на свое тело, увидела мягкую выпуклость груди, более темное пятно там, где сходились бедра. Ее щеки порозовели, когда она взглянула на него и сказала с неловкостью:

– Но было совсем темно, и я не думала, что встречу кого-нибудь.

– Я это понимаю. Но больше этого не делай. – Он направился к столу и сел, подняв покалеченную ногу на стул. – Поспеши. Я тут заливаю все вокруг кровью, и мне чертовски больно.

Хлоя обвела взглядом комнату. У задней двери на крючке висело длинное пальто с запачканными внизу полами. Она засунула руки в рукава пальто и обернула вокруг себя избыток материала. – Это вас удовлетворит, сэр?

Он поднял голову и, несмотря на только что возникшую между ними напряженность, не мог не улыбнуться:

– Ты выглядишь как маленький беспризорник, девочка.

– Значит, совсем не соблазнительно?

Несмотря на всю ее невинность, она очень быстро сообразила что к чему.

– Ни в малейшей степени, – согласился он. – Не соблазнительно, но очень трогательно. Не могли бы мы закончить с этим делом?

Она взяла нож из кухонного стола и направилась к огню. В кухне стало совсем тихо. Хьюго терпел, пока Хлоя вскрывала ранки раскаленным кончиком ножа. Случалось, он испытывал и не такую боль. Он пытался отвлечься, думая о ее поразительных навыках. Движения Хлои были уверенными, она, несомненно, знала, что делать, и явно старалась причинить ему как можно меньше боли. Она не боялась делать то, что нужно было делать.

– У вас есть немного бренди, чтобы обработать рану перед перевязкой? – спросила она, подняв голову; от напряжения на ее лбу появилась морщинка.

– Только добро переводить. – Он откинулся назад со вздохом облегчения – все мучения были позади. – Оно будет гораздо полезнее для меня, если принять его внутрь.

– Вы пьете слишком много бренди? – серьезно спросила она.

– Возможно. Бутылку найдешь в библиотеке.

Данте потрусил за ней, когда она покидала кухню, а Хьюго закрыл глаза, пытаясь забыть и о пульсирующей боли в ноге, и о недавно охватившем его возбуждении. Ясно, что девушка не может оставаться у него. Гувернантка в порядочном благообразном доме в Олдхеме или Болтоне была бы выходом. В городе непременно найдутся и другие семьи с молодыми девушками, впервые выходящими в свет в Ланкашире, и Хлоя неизбежно будет представлена местной аристократии. Это, конечно, не Лондон, но, если повезет, она встретит идеального претендента на ее руку, а он, Хьюго, наконец избавится от ответственности, которую на него возложила Элизабет.

Утром Хлою разбудило настойчивое мяуканье Беатриче, бившей лапой по запору двери.

– Ах ты, умница, – сказала Хлоя, соскользнув с постели. – Ты найдешь дорогу сама? – спросила она, открыв дверь.

Беатриче не сочла нужным отвечать и побежала по коридору, а вслед за ней кинулся Данте. Попугай прокричал грубое приветствие со своего подоконника и распушил крылья. Хлоя погладила его, и он засвистел в ответ.

Девушка натянула нижнюю юбку, чулки и жуткое саржевое платье. За водой для умывания, очевидно, ей придется идти на кухню самой. Она расчесала волосы и стала было по привычке заплетать их, но затем остановилась. Вчера сэр Хьюго захотел, чтобы она распустила волосы. Может, ему нравится именно так? Вчера она уже решила про себя, что будет стараться делать все, что нравится ее опекуну, поскольку ее планы целиком зависели от его расположения.

Самюэль был один в кухне, когда она вошла туда.

– Я умираю с голоду, – объявила она.

– Расскажите чего-нибудь поновее. – Самюэль не оторвался от камина, в котором перемешивал угли. – Думаю, что-нибудь найдете в кладовой.

Хлоя принесла ветчину, ломоть хлеба, кружок масла и кувшин с молоком.

– Сэр Хьюго уже завтракал?

– Насколько мне известно – нет. Кто-то приехал, и он вышел. Что с его ногой?

– Данте укусил его. – Хлоя отрезала толстый кусок ветчины.

При этих словах Самюэль повернулся и с минуту смотрел на нее заинтересованным взглядом.

– А с чего это ему вдруг вздумалось? – медленно спросил он.

Хлоя пожала плечами и положила толстый кусок ветчины на хлеб с маслом.

– Просто недоразумение. – Она наполнила чашку молоком и откусила большой кусок от своего бутерброда.

– Какое-то чудное недоразумение, – пробормотал Самюэль, снова поворачиваясь к камину.

Хлоя колебалась, раздумывая, стоит ли вдаваться в детали. Самюэль явно сделал собственные выводы, и они, скорее всего, были очень близки к истине; он уже заметил, как предан Данте своей хозяйке.

Она решила, что лучше все оставить, как есть, и низко склонилась над чашкой с молоком.

– Я пойду во двор, – сообщила она, отставив, наконец чашку в сторону.

Самюэль лишь что-то буркнул в ответ.

Захватив остатки бутерброда, она вышла из кухни, намереваясь проведать Беатриче и Данте, но когда проходила через большой холл, Беатриче неожиданно пронеслась мимо нее.

– Я принесу тебе завтрак через минутку, – сказала Хлоя вслед кошке, спешившей обратно по лестнице к своему потомству.

Хлоя остановилась у открытой двери, глядя во двор. Там Хьюго разговаривал с двумя восседавшими на лошадях мужчинами. Старшего из них она узнала тут же. Не составило труда догадаться о том, кто его спутник, хотя Хлоя и не видела обоих семь лет.

Все еще держа в руках хлеб с ветчиной, она медленно спустилась по ступенькам. Данте, распушив хвост, двинулся через весь двор навстречу ей. Джаспер Грэшем стоял лицом к лестнице и заметил ее первым. Он был довольно красив, как и его отец, хотя в его чертах была определенная тяжесть, а на лице – нездоровый румянец, что говорило о беспутном образе жизни. Но глаза его были пугающими. Они были удивительно светлыми и пустыми, их выражение то и дело менялось, и никогда нельзя было понять, что у него на уме. Взгляд его был беспокойным, бегающим, он никогда не задерживался на чем-либо подолгу. И в то же время Джаспер замечал все.

– А, – любезно произнес он, – вот и предмет нашего разговора.

Хьюго резко обернулся и сердито спросил:

– Что ты здесь делаешь?

Хлоя замедлила шаг, не ожидая от него столь нелюбезного отношения, но затем вздернула подбородок и заявила:

– Прошу прощения, сэр Хьюго, но я не знала, что мне запрещено выходить во двор.

Прежде чем Хьюго успел что-либо ответить, Джаспер сказал:

– Так-так, маленькая сестричка! Только посмотрите на нее – совсем взрослая. И как же ты поживаешь? – Он соскочил с лошади, приблизился к Хлое, обнял ее за плечи и поцеловал в щеку.

Данте вдруг зарычал. Хьюго невольно шагнул вперед. Он знал Джаспера. Он знал, как Джаспер мог запятнать репутацию женщины. Но пришлось взять себя в руки. Ничего плохого не может произойти в это солнечное утро во дворе его собственного дома, особенно когда поблизости этот дворняга.

– Очень хорошо, благодарю, Джаспер, – вежливо ответила Хлоя, успокаивающим жестом положив руку на голову Данте.

– Доброе утро, Криспин, – приветствовала она молодого человека, который тоже спешился.

Он также склонился, чтобы поцеловать ее, и Хьюго заметил, как она напряглась, хотя вытерпела и это приветствие.

– Хлоя, как давно мы не виделись, – сказал Криспин с улыбкой, которая никак не отразилась в его карих глазах и совершенно не оживила его довольно вялые черты.

– Да, – согласилась она, отступив назад.

Она откусила еще один кусок от бутерброда с ветчиной и, похоже, с удовольствием предоставила инициативу продолжения беседы на долю посетителей.

Хьюго сдержал улыбку; тревога и раздражение моментально оставили его. Хлое не нравился ее сводный брат и не нравился Криспин, она давала им это понять совершенно нахальным образом, рассеянно улыбаясь и продолжая жевать свой бутерброд.

– Я надеюсь, ты посетишь нас в Грэшем-холле? – спросил Джаспер, голос которого вдруг стал срываться. – Посетишь своих ближайших родственников теперь, когда твоя дорогая мать…

Хлоя наконец перестала жевать и соизволила ответить:

– Вас не было на похоронах.

– Да… Я был в Лондоне.

– А-а! – Скептически поднятые брови девушки красноречиво дополнили ее вежливое односложное восклицание.

Джаспер внезапно повернулся к Хьюго.

– Это завещание – полный абсурд, – сказал он. – Можем мы обсудить это наедине?

– А нечего обсуждать, – ответил Хьюго. – Скрэнтон чрезвычайно ясно объяснил это… нам обоим, насколько я понимаю.

Щеки Джаспера покраснели:

– Это возмутительно, и тебе это известно, Латтимер. Ради Бога, пойдем в дом.

Хьюго покачал головой и сказал неспешно:

– Нет, не стоит, Джаспер. Я не хочу принимать тебя в моем доме.

Хлоя была потрясена. Она смотрела на обоих мужчин и всем своим существом ощущала их взаимную ненависть. Криспин покраснел так же сильно, как и его отец, и сделал шаг вперед. Теперь они с Джаспером стояли плечом к плечу. Хьюго продолжал спокойно смотреть на них. Хлоя впервые заметила, каким неухоженным он выглядит. Подбородок его зарос щетиной, морщинки на лице резко выделялись в ярком утреннем свете. Его рубашка была расстегнута у воротника, рукава закатаны до локтей, а его кожаные штаны и ботинки скорее пристало бы носить фермеру.

Джаспер и Криспин, напротив, были одеты безукоризненно – в бриджи из оленьей кожи для езды верхом, сверкающие сапоги, прекрасно сидевшие сюртуки, и к тому же держали в руках касторовые шляпы с загнутыми полями.

– Ты ведешь себя оскорбительно, – сказал Джаспер.

Хьюго насмешливо поклонился, но не проронил больше ни звука. Он знал, что последнее слово будет за ним. Он не видел Джаспера с той роковой ночи, но сейчас он ненавидел этого человека так же сильно, как и тогда.

– Я требую, чтобы моя сестра поехала со мной. Ей нужна забота женщин, и никто с этим не справится лучше, чем моя жена, ее собственная невестка. Ты только посмотри на нее. – Он махнул рукой в сторону Хлои. – Разве так подобает появляться молодой женщине на публике?

– А что у меня не так? – спросила Хлоя, широко открыв глаза – ну прямо сама невинность.

Хьюго прекрасно расслышал насмешку в ее голосе и не сумел сдержать ухмылку.

– Для начала – у тебя усы из молока, – сказал он.

– Ничего подобного! – воскликнула она, вытирая рот тыльной стороной ладони.

– И еще у тебя глаза заспанные, – продолжил он, не отступая. – Да еще грязь и солома на подоле юбки. Однако я не вижу, в чем тебе необходима помощь невестки. Мы прекрасно справимся сами.

– Ты бросаешь перчатку, Латтимер, – негромко заявил Джаспер.

Казалось, атмосфера стала накаляться. Хьюго еще раз насмешливо поклонился. Хлоя поняла, что его насмешливая болтовня скрывала что-то более глубокое, существовавшее между ее сводным братом и опекуном. И дело было явно не только в завещании ее матери.

– Пойдем, Криспин. – Джаспер сел на коня – лицо его было темнее тучи. Криспин последовал его примеру.

– Дело еще не закончено, Латтимер.

– Да, Джаспер, и я так думаю, – сказал Хьюго.

– Я что-то сомневаюсь, что пропойца вроде тебя может быть достойным соперником для меня, – напоследок злобно сказал Джаспер.

Хьюго побелел, но лишь спокойно ответил:

– Всего доброго, Джаспер, Криспин…

Мужчины уехали, не оглянувшись.

Хлоя взглянула на Хьюго:

– Что все это значило?

Он, судя по всему, не слышал ее. Задумавшись, Хьюго провел рукой по небритому подбородку.

– Что ты сказала?

– Ничего, – ответила она, почувствовав, что этим утром ей не удастся разгадать тайну опекуна и сводного брата.

Он посмотрел на нее и покачал головой:

– Ну и растрепанный вид у тебя, девочка. А ведь это совершенно не делает чести мне как опекуну.

– Да вы и сами-то не особенно опрятны, – возразила Хлоя. – Вы что, спали в одежде?

– Я вообще не спал, – ответил он.

– О, у вас болела нога?

– Не особенно. – Он не собирался распространяться о муках неудовлетворенного желания. – Я и в хорошие времена сплю мало.

– Почему?

Он нахмурился, процитировав едва слышно:

– «Невинный сон…»

– «…Невинный сон распутывает клубок забот», – тут же подхватила Хлоя. – Но Макбет был виновен в убийстве очень многих… и неудивительно, что он не мог спать. А вы-то в чем могли провиниться?

«Я убил твоего отца», – чуть не вырвалось у него. Но дело было не только в этом. Его мучило и многое другое.

Скольких женщин заставили участвовать в оргиях, где предавался пороку и он сам? Этот вопрос и чувство собственной вины за чужие исковерканные судьбы постоянно преследовали его. Стивен был способен на шантаж. Он надругался над своей женой, сломил ее своею жестокостью. Он совершенно не щадил беззащитных женщин с улицы… Однажды он привел с собой девственницу… Нет! Он не хотел снова думать об этом.

Хлоя дотронулась до его руки, встревоженная мрачным выражением его лица.

– Что такое?

– Раскрашенные дьяволы, – с усилием произнес он. Так он называл их – жуткие образы, постоянно мелькавшие в его сознании. – Мне необходим завтрак. Я вижу, что ты уже успела поесть.

Хлоя задумалась, стоит ли настаивать на продолжении разговора, и решила, что не имеет на это права. Она едва знала его.

– Я поела только хлеб с ветчиной, – весело сказала она. – Если Самюэль приготовит яйца, то я составлю вам компанию.

От ее жизнерадостного тона у Хьюго вдруг стало легче на сердце. В этой девушке было что-то такое, что разгоняло его черные мысли.

– И как это ты успеваешь столько есть, девочка?

– Не знаю, но я всегда голодна, – призналась она, сопровождая его на кухню, Данте держался рядом. – Интересно, вернется ли Джаспер?

– Если вернется, то расправа будет коротка. – Хьюго взглянул вниз на собаку, затем мысленно махнул рукой. Он, похоже, потерпел полное поражение в этой битве.

– Горячей воды, Самюэль, я буду бриться. – Он вытащил рубашку из штанов, стянул ее и бросил на спинку стула.

Самюэль поставил миску с горячей водой на стол и прислонил маленькое зеркало к пустой винной бутылке:

– Мыло в кладовой.

Хлоя устроилась на краешке стола, наблюдая, как Хьюго правит длинное лезвие о кожаный ремешок и намыливает лицо.

Его руки завораживали ее. Они были красивыми и сильными, с гибкими тонкими пальцами. Продолжая смотреть на него, она вдруг почувствовала странный трепет в груди.

– А что это у вас за татуировка? – внезапно спросила она.

Еще вчера Хлоя заметила странный рисунок чуть выше его сердца, когда он был в постели.

– Это змея?

Хьюго замер, а затем небрежно сказал:

– Да, это змея.

– А зачем она вам?

– Разве в семинарии тебя не предостерегали от вульгарного любопытства? – строго спросил он. – Не говорили о том, что замечания личного плана бывают неуместными?

– Простите. – Она выглядела удрученной. – Я просто заинтересовалась потому, что раньше ничего подобного не видела.

– Да ты и мужчину без рубашки раньше не видела, – сказал он с некоторой резкостью, проводя длинную полосу по намыленной щеке.

– Не видела, – согласилась она. – Это у вас после флота?

Хьюго вздохнул и ухватился за легкий выход:

– Татуировки – обычное дело на флоте… Так, а у тебя есть амазонка?

К его облегчению, она приняла перемену темы без всяких возражений.

– Конечно, но она больше похожа на мешок. – Хлоя собрала рукой крошки со стола.

– Значит, пора что-то предпринять. Мы поедем в Манчестер и постараемся улучшить твой гардероб. – Он вытер полотенцем мыло с лица и провел по нему рукой, проверяя, достаточно ли чисто выбрит.

– Так-то лучше.

Затем он пристально рассмотрел Хлою, сидевшую о на краешке стола, и нахмурился:

– А вот ты явно не в форме. Самюэль, дай девочке кувшин горячей воды, пусть отнесет наверх и как следует вымоется.

Самюэль наполнил медный кувшин водой из чайника, стоявшего на огне. Он оценивающе посмотрел на Хлою:

– Лучше я сам отнесу его вам. Порыв ветра враз сдует вас, так мне думается.

– Я гораздо сильнее, чем кажусь, – возразила Хлоя, протягивая руку за кувшином. – Я могу снять нарост с копыта лошади, а его очень тяжело держать.

– Боже милостивый, – пробормотал Хьюго. – Но как это ты умудрилась стать ветеринаром?

– Старший грум платной конюшни в Болтоне многому меня научил. Я обычно тайком убегала из семинарии по воскресеньям и проводила с ним целый день. Это не особо приветствовалось сестрами Трент, – добавила она.

– Конечно, могу себе представить.

– Но они совершенно ничего не могли поделать, чтобы помешать мне, – продолжала она. – Кроме того, в Шиптоне я познакомилась с браконьером. Он научил меня обращаться с птицами и с маленькими зверюшками.

– Я удивлен, что многострадальные сестры Трент смогли так долго терпеть тебя, – заметил Хьюго.

– Я уверена, что им хорошо за это платили, – сказала, Хлоя, и в голосе ее прозвучало раздражение. – Я ведь проводила там большую часть года.

Она подхватила кувшин и направилась к двери:

– Мы поедем в Манчестер сегодня утром?

– Если только у тебя нет иных планов, – сказал он.

– Нет, полагаю, что других планов нет, – ответила она, копируя его насмешливую серьезность.

Хьюго хмыкнул, удивляясь, от кого она унаследовала чувство юмора. Элизабет была болезненно серьезна, а Стивен черпал веселье только в крайностях.

– Я должен поговорить с твоими банкирами. Сколько тебе сейчас выдают на карманные расходы?

– На карманные расходы? – Хлоя даже заморгала, услышав это новое для нее словосочетание. – У меня никогда не было денег. Если мне нужна была какая-то мелочь, то мисс Эмили выдавала мне деньги. Но они обеспечивали меня платьями, а больше мне не на что было особенно тратить деньги.

Хьюго потер виски.

– Я не имею ни малейшего понятия о том, какая сумма была бы уместной для тебя.

Это, разумеется, будет зависеть от того, где она будет жить. После утреннего визита он больше уже не рассматривал возможность ее переселения в частный дом с какой-нибудь респектабельной дамой в качестве компаньонки. Но, по крайней мере она не должна находиться рядом с Шиптоном. Иначе будет практически невозможно избежать встреч с ее сводным братом и Криспином.

Хлоя все еще стояла у двери, держа кувшин с водой, и Хьюго взмахом руки отослал ее:

– Иди и смени платье, девочка. Я что-нибудь придумаю.

– Ну, и чего вы думаете делать? – спросил Самюэль, когда дверь за ней закрылась.

– Один Бог ведает, – вздохнул Хьюго. – Ты читаешь мои мысли.

– Хотите держать ее здесь?

– В данный момент я не вижу иного выхода. – Ему подумалось, что должна же все-таки найтись какая-то семья, кроме Грэшемов, в которой она могла бы жить. Просто невозможно представить, что в таком нежном возрасте у нее нет никого, кто бы мог проявить о ней заботу.

Но он подозревал, что именно так и обстояло дело. До сих пор ее жизнь определялась растленным и кровавым прошлым ее отца, в котором и он, Хьюго, сыграл немаловажную роль. А сейчас, похоже, именно ему предстояло вмешаться в судьбу этой девушки и изменить ее – да еще, в какой мере.