Текст книги "Причуды любви"

Джейн Фэйзер
Причуды любви

Глава 1

– Небо вот-вот прояснится.

Приземистый коротышка француз с тревогой всмотрелся в черный бархатный полог, на краю которого возникла предательская серая кайма, с каждой минутой становившаяся все шире.

– Верно, зато луна сегодня на исходе, – пожал плечами его стройный собеседник. – Увы, не в нашей воле всегда торжествовать над стихией, друг мой.

– Что ж, тем прискорбнее, – пробормотал Жак, хмуро следя за бурной деятельностью, развернувшейся на берегу маленькой бухточки, где рыбачья лодка без опознавательных огней мирно покачивалась на мелководье.

Темные фигуры двигались быстро, но без излишней суеты; очевидно, каждый из участников, успел поднатореть в своей роли, так что мешки и ящики перетаскивались на берег с ловкостью и проворством, не требующими ни приказов, ни освещения.

– Нужно убраться отсюда, прежде чем облака развеются, – настаивал на своем Жак, – иначе тебе грозит беда, Мередит.

– И не впервые. Мне не привыкать, – пожала плечами Мередит, поправляя вязаную шапочку, туго облегавшую маленькую изящную головку. – Последнее время береговая охрана становится все назойливее. Донимают нас своими непрерывными обысками. Просто не пойму, по какой причине они так на нас взъелись, – шутливо пожаловалась она и засмеялась низким мелодичным смехом.

Француз понимающе улыбнулся в ответ.

– Готов поклясться, что трудности лишь добавляют остроты твоему существованию, не говоря уже об удовольствии.

– Тебе в уме не откажешь, Жак.

– Да, никогда не был дураком и, заметь, в жизни не рисковал без нужды.

Он направился к лодке, с трудом вытаскивая ноги из мокрого песка. Его спутница семенила рядом, не отставая ни на шаг.

– Похоже, на сегодня мы закончили, – заметил француз, одобрительно оглядывая аккуратные горки поклажи на берегу. Рядом застыла небольшая группа людей. Остальные сгрудились около суденышка. – Ну, нам пора. Увидимся в следующем месяце.

– Думаю, неплохо бы сменить место нашего сигнала, – предложила Мередит, – Если все пойдет как надо, мы станем зажигать фонарь на Девилз-Пойнт в новолуние четыре ночи подряд. Договорились?

– Разумеется. А пока храни тебя Бог.

– И тебя, Жак.

Компаньоны обменялись крепкими рукопожатиями, и Мередит, не тратя времени на долгие прощания и не оглядываясь, зашагала к своим людям. Корнуольцьг уже занялись нелегким и опасным трудом: грузили на своих выносливых пони бочонки с бренди, тюки шелков и кружев, тщательно завернутые кипы листового табака, которых с таким нетерпением ждали покупатели в окрестных деревнях и городишках графства. К сожалению, товары нельзя было развезти заказчикам немедленно, и на ночь контрабанду перенесут в безопасное место – сухую, прохладную пещеру под скалой в двух милях к западу отсюда;

Процессия медленно двинулась по узкой извилистой горной тропе. Мередит в последний раз оглянулась на темные воды Атлантического океана. Французская шхуна приближалась к линии прибоя, с грохотом разбивавшегося о скрытый под водой риф у входа в пещеру. Только искусный и опытный моряк мог провести судно через этот проход в полосе острых камней. Жак по праву считал себя старым морским волком, и постороннему наблюдателю ни к чему было медлить на берегу, чтобы дождаться ухода шхуны.

Не успели контрабандисты добраться до вершины скалы, как облака разошлись и на какое-то опасное мгновение в разрыве показалась луна, озарив бледным серебристым светом безмолвную компанию одетых в черное людей.

– Мы словно бабочки на острие булавки, – проворчал чей-то грубый голос.

– Если кто-то собирается пригвоздить нас сегодня, Барт, поверь, его ждет сюрприз, – откликнулась Мередит с язвительным смехом, вселившим уверенность в мужчин.

Облака снова сомкнулись, заслоняя предательское светило, и процессия двинулась дальше. Конские копыта, обернутые мешковиной, почти бесшумно ступали по камням.

Сарацин в сотый раз споткнулся, попав ногой в сотую по счету рытвину, и лорд Ратерфорд дал волю гневу, огласив окрестности замысловатым ругательством, в сотый раз решив, что Корнуолл – место, подходящее исключительно для корнуольцев. Вот уж много часов он скакал по грязным, отвратительно неровным дорогам, прорезавшим недружелюбную местность. Сумерки сменились непроглядным мраком, а конца путешествию не предвиделось. Он был один, что вполне его устраивало: в последнее время лорд предпочитал одиночество. Лошадь его слуги Уолтера захромала часа два назад, и лорд, мельком взглянув на единственный постоялый двор в ближайшей деревушке, картинно передернулся и решил, что большая дорога будет куда предпочтительнее такого, с позволения сказать, ночлега. Правда, теперь он сожалел о неразумном порыве. Уж лучше грязные простыни и кишащий блохами матрац, чем эта безбрежная пустыня.

Дорогу, как ему казалось, разъяснили достаточно ясно, если он правильно разобрал этот невыносимый корнуольский акцент, имевший весьма отдаленное сходство с человеческой речью.

– Держитесь прибрежного тракта, – наставлял странный тип, утверждавший, что он трактирщик, – через десять миль, у Хакетс-Кросс, завидите виселицу с мертвецом, свернете влево, там и до Ландрета рукой подать.

Он проехал куда больше десяти миль, но так и не увидел ничего, отдаленно напоминавшего виселицу с висельником или без, а темная корнуольская ночь окутала синим покрывалом всадника и коня. Единственным звуком, будившим тишину, был неумолчный рев прибоя.

И все продолжалось без конца, пока звон стали о сталь не развеял досаду, в мгновение ока не разжег кровь бывалого вояки и не заставил жеребца, такого же воина, как и хозяин, пронзительно заржать.

– Легче, Сарацин, легче, – тихо скомандовал лорд, но приказ запоздал: благородное животное, прошедшее школу янычаров, уже смолкло и, подрагивая боками от нетерпения, готовилось к битве. Бархатные ноздри вороного раздувались, ловя запахи пороха и крови – верные спутники битвы.

Послышались гневные голоса, потом гром мушкетного выстрела. Лорд Ратерфорд отвел коня в придорожные кусты, спешился и прокрался к повороту, за которым увидел прелюбопытнейшую картину.

Скорчившись за зарослями утесника, он с удивлением понял, что на дороге разыгралось настоящее сражение. В темноте различимы были только неясные силуэты, катавшиеся по земле или схватившиеся не на жизнь, а на смерть. Со всех сторон раздавались противоречивые приказания. Одна фигура особенно привлекла его внимание. Гибкий, ловкий, и судя по быстрым, точным движениям, молодой человек, похоже, оказывался одновременно в нескольких местах: короткая шпага посверкивала, рубя воздух, и противник был вынужден отступить.

Наконец лорду Ратерфорду удалось разобрать диспозицию боя. Одна группа сражавшихся была в мундирах береговой охраны, остальные почти сливались с окружающим мраком. Лорд заметил, что контрабандисты один за другим исчезали, растворяясь во мгле, будто следуя заранее разработанному плану. Охранники спотыкались о шпаги и подставленные ноги врагов, охотясь в основном за легкой танцующей тенью юноши, а двое контрабандистов, настоящих гигантов с саженными плечами, удерживали их на расстоянии серией хорошо обдуманных маневров. Шум и вопли перекрывал низкий мелодичный смех, побуждая охранников к новым бесплодным попыткам, пока, казалось бы, уже пойманная добыча ускользала из их б рук.

– Прорывайся, Барт! Немедленно! – раздалась громкая команда, заглушая всеобщий гвалт. Акцент был таким же грубым, как и у всех слышанных сегодня корнуольцев, но голос казался куда более звонким, хотя и властным, не допускающим возражения. Двое здоровяков вдруг бог знает куда пропали как по волшебству. Молодой человек задержался всего на секунду, словно разгуливая по самому краю ночи, излучая издевательский вызов. Но не успели охранники опомниться, как он тоже растаял через миг после того, как неожиданно возникшая луна озарила четкий, будто высеченный на камне профиль: голова в тесной вязаной шапчонке, вздернутый нос с россыпью веснушек, прихотливый изгиб красиво вылепленных губ, твердый изящный подбородок. Но тут, как на грех, возникшее откуда-то облако заслонило луну.

Дэмиен не покинул своего укрытия, так же как охранники, сбитый с толку таинственным исчезновением нарушителей закона. Сама земля словно разверзлась и поглотила их, так – что охранникам ничего не оставалось делать, кроме как перессориться, обвиняя друг друга в глупости и разгильдяйстве. Наконец они вскочили на коней и поскакали по горной дороге в направлении, как надеялся его светлость, деревни Ландрет.

Мередит замерла на узком уступе, как раз под нависающим скальным карнизом, прислушиваясь к тому, что творится над головой. Скала в этом месте, казалось, спускается прямо в море, и даже при дневном свете было почти невозможно увидеть чуть выдававшийся песчаный выступ. Только горные козы были способны скакать по таким природным ступенькам, но сейчас выбирать не приходилось. Все что угодно, лишь бы спасти жизнь. Сегодня, едва не попав в ловушку, контрабандисты применили привычный, давно отработанный способ: пока самые сильные отвлекали нападавших, остальные по одному переваливались через скалу и крались по уступу лицом к каменной стене до самого конца, откуда без особого труда спрыгивали на вьющуюся внизу тропинку, в четверти мили от места засады, и исчезали в густых зарослях. Теперь тут оставались только Мередит и Барт, прислушивавшиеся к затихавшему стуку копыт. Их обескураженные противники спешили добраться до деревни.

– Видишь, как неплохо знать обо всем заранее, – проворчал верзила-корнуолец, тяжело валясь на дорогу и протягивая руку своей спутнице. Мередит оперлась на широкую ладонь Барта и вскоре оказалась рядом.

– И то верно, Барт. – Тихий смешок оживил молчание ночи. – Правда, они такие олухи, что мне даже удовольствия не доставляет их перехитрить. Ничего интересного.

– А я нахлебался досыта, – возразил Барт. – И уж поверь, не имею ни малейшего желания болтаться на виселице у Хакетс-Кросс. Временами мне, правда, кажется, что ты именно этого добиваешься.

– Если нас каждый раз будут предупреждать, как сегодня, опасности почти никакой. А вот если бы нас настигли на берегу, да еще с гружеными пони, дело другое. Но сейчас все уже добрались до постели, а пони вместе с товаром благополучно пережидают в пещере. Все прекрасно в этом подлунном мире, Барт.

– Да, пока вы снова не решитесь сцепиться с охраной, – пробормотал корнуолец. – Совсем ни к чему было лезть сегодня в засаду.

– Ошибаешься, Барт! Должны же мы были показать, что они имеют дело не с плохо подготовленными болванами. Но обещаю, в следующий раз мы будем осторожнее, Барт.

– Что ж, придется поверить на слово. Барт поднял глаза к небу.

– Пора в путь, пока луна не вышла. В этот час лучше не попадаться никому на дороге.

Его спутница согласно кивнула, и оба, пожав друг другу руки, направились по домам, не подозревая о затаившемся соглядатае.

Лорд Ратерфорд привел лошадь, до сих пор сомневаясь, стоит ли верить собственным ушам и глазам. Если они не лгут, на этой благословенной земле творятся странные делишки. На губах его заиграла легкая улыбка, совершенно преобразившая суровое, почти грозное лицо. Вот уже полгода, как никто не видел этой улыбки, несомненно, согревшей бы сердце его дорогой матушки, доведись ей стать свидетельницей столь необычного явления на безлюдной корнуольской дороге.

Улыбка не сходила с лица лорда Ратерфорда до той самой минуты, пока он не отыскал Мэллори-Хаус, стоявший чуть в стороне от селения Ландрет в графстве Корнуолл. Его кузен Мэтью – чудак отшельник, всю жизнь держался подальше от родных да и вообще от людей, если верить слухам. Даже угрюмый особняк серого камня с черепичной крышей, казалось, был выстроен для того, чтобы отпугивать припозднившихся путников. Подъездная аллея заросла сорняками, неподстриженная живая изгородь буйно разрослась, с массивной двери облупилась краска. Его светлость с брезгливой миной взял в руки потускневший медный молоток, постучал и тут же отступил, глядя на закрытые ставнями окна. Кузен Мэтью уже два месяца лежал в могиле, но наследник приказал слугам оставаться на месте, пока сам не приедет оценить наследство и отдать соответствующие распоряжения. Кроме того, им было ведено приготовиться к его прибытию, но, судя по всему, никто и не подумал подчиниться – проступок, к которому полковник лорд Ратерфорд отнюдь не привык.

Он снова пожалел, что поддался минутному раздражению и покинул Уолтера, а заодно и сомнительные удобства сельского постоялого двора. Пришлось постучать снова: шум гулким эхом отдавался в ночной тишине. Послышались скрип засова, приглушенные проклятия, и дверь медленно отворилась. Согбенный старик в ночном колпаке и длинной сорочке с попоной на плечах высоко поднял свечку и, прищурясь, возопил:

– И что это все значит? Последняя труба ?

– Я лорд Ратерфорд, – коротко бросил ночной гость. – Разве вы не получали моего письма?

– Как же, получали, – пробормотал старик. – Но никак не ожидали вас в такое время.

– Велите кому-нибудь присмотреть за моим конем. Дэмиен протиснулся мимо старика в переднюю, тускло освещенную свечой слуги.

– Здесь никого нет, кроме меня и моей хозяйки. Остальные явятся утром.

Досадливо нахмурив брови, Дэмиен уставился на старого дворецкого. Полковник явно не привык к такому обращению, судя по его лицу, гроза была близка. Настроение его отнюдь не улучшилось от сознания того, что слуга едва держится на ногах от дряхлости. Очевидно, покойный хозяин был не особенно требователен. Правда, после сегодняшних событий, коим он стал свидетелем, вряд ли что-то могло его еще удивить. Да и час был слишком поздний для уроков того, как надлежит себя вести по отношению к пэру королевства и наследнику герцогского титула. Завтра еще будет время обучить здешних обитателей основам военной дисциплины.

– Проводи меня к конюшне, – скомандовал он. – Я сам расседлаю коня, а ты пока принеси ужин и бренди. Я провел в седле много часов и не слишком расположен препираться.

– Что там, Гарри? – донесся тонкий дрожащий голос, и в круге света появилась старушка с тяжелым фонарем.

– Это его светлость из Лондона, – сообщил супруг. – Приехал посмотреть на свое наследство.

– Мне нужны ужин и постель, – объявил Ратерфорд.

– Даже не знаю, милорд, что у нас есть из провизии, – встревожилась женщина. – В кладовой найдется кусочек свиной щеки, что остался от ужина Гарри… Дэмиен содрогнулся.

– Хлеба и сыра будет вполне достаточно. Надеюсь, вы можете хоть это принести.

– Пожалуй, – нерешительно согласилась она. – Вам, понадобятся чистые простыни. Пойду поищу. Никто не застилал постель хозяина с тех пор, как его схоронили, упокой Господи чистую душеньку…

Все еще бормоча себе под нос, она заковыляла прочь, не забыв захватить фонарь.

– Вперед, в конюшню, – нетерпеливо бросил Ратерфорд и устремился к двери.

Гарри, кутаясь в попону, зашаркал следом.

С первого взгляда стало ясно, что конюшни Мэллори-Хауса давно не видели животных, подобных Сарацину. Три соседних стойла занимали две упряжные лошади и древняя кобыла. В остальных лишь не слишком приятный запах да кучи лежалого навоза напоминали о прежних обитателях. Лорд Ратерфорд решил, что сейчас он вряд ли способен вычистить эти авгиевы конюшни, повторив подвиг Геракла. Сарацину придется претерпеть грязь и неудобства одну теплую, июльскую ночь, как, впрочем, и его хозяину. Однако на будущее стоит запомнить урок и не отпускать от себя Уолтера, по крайней мере до конца этой злополучной поездки.

Корка черствого хлеба и кусок сыра, очевидно, предназлаченный для мышеловки, отнюдь не подняли его духа. Бренди, однако, оказалось более чем приемлемым, что нисколько не удивило лорда после той сцены, которую он наблюдал на горной тропе. По-видимому, «джентльмены» развили здесь бурную деятельность, чтобы хоть немного возместить ему все перенесенные тяготы.

Спальня кузена Мэтью оказалась такой мрачной и неуютной, словно отсюда позабыли убрать его тело. Однако перина была застелена чистыми простынями, а на пузатом комоде стояла масляная лампа. По требованию нового хозяина появился и кувшин с водой; всякие возражения и колебания были подавлены в самом зародыше резким приказом, произнесенным не допускавшим возражения тоном, более подходящим для казармы. Его светлость постепенно привыкал к мысли о том, что лондонские обычаи еще не успели привиться в Корнуолле. Стоило ему неожиданно появиться в любом из владений семейства Китли даже глубокой ночью, как его принимали с таким радушием, словно на дворе стоял полдень. Но и челяди там хватало, не то что здесь: двое жалких стариков, служивших кузену Мэтью и перешедших к его наследнику. Если, конечно, тот выдержит здесь более нескольких часов.

Ратерфорд с тяжелым вздохом потушил лампу, лег в постель и с подозрением принюхался. Попахивает плесенью, но хоть простыни не сырые, и за то спасибо. На полуострове ему приходилось куда хуже . Правда, тогда рана в плече еще не так его донимала, и кроме того, человек вправе ожидать у себя дома некоторого уюта.

В маленькой пещерке было прохладно, сухо и так же пусто, как в буфете матушки Гусыни. Мередит прошла вглубь и, казалось, растворилась в скале. Вход в узкий туннель, достаточно высокий и широкий, чтобы вместить маленького пони, был скрыт за выступающим валуном в дальнем углу. Сам туннель постепенно расширялся, превращаясь в огромную пещеру, где горел единственный фонарь, отбрасывая пляшущие тени на грубо обтесанные стены. Шесть пони, привезших сюда контрабандные товары, не проявляли особого любопытства и куда больше интересовались содержимым торб, которые поставили перед ними благодарные хозяева, как только работа была закончена. На полу у стен громоздились мешки и ящики. Мередит с довольной улыбкой обозревала плоды сегодняшних усилий. Неплохую прибыль они получат, а ее доли будет как раз достаточно, чтобы сделать последний взнос по закладной на сорок акров Дакетс-Спинни. Долго ей пришлось стараться, чтобы вернуть фамильную собственность. Но теперь по крайней мере можно оплатить учебу мальчиков за весь будущий год.

Захватив с собой фонарь, Мередит вышла из пещеры, но не тем путем, которым явилась сюда, а другим, дальним ходом, который постепенно поднимался в гору и заканчивался у глухой стены. Подняв руки, Мередит подтолкнула большой камень в верхней части прохода. Камень с глухим стуком отвалился на толстое одеяло, специально предназначенное, чтобы заглушить звук падения. Мередит, подтянувшись, с привычной ловкостью вылезла из отверстия, подняла фонарь и поставила валун на место. И оказалась в небольшой кладовой, где на аспидных полках стояли баночки с вареньем, горшочки с маслом и головки сыра – дары домашней фермы, снабжавшей обитателей дома самым необходимым.

Мерри сняла башмаки и, взяв их в одну руку, а фонарь – в другую, потихоньку перебралась из кладовой в большую кухню. Здесь было тепло – еще топилась почерневшая от времени плита. Тишину нарушало лишь тиканье больших напольных часов у буфета. Половина третьего ночи. Слуги проснутся только часа через три.

Бесшумно ступая ножками в шерстяных чулках, Мередит прокралась мимо лестницы черного хода к высокой двери, обитой зеленым сукном и отделявшей помещения для слуг от основной части дома.

Сэр Джон Блейк незадолго до своей безвременной кончины, последовавшей три года назад, ухитрился продать почти все фамильные ценности, и пол из каменного плитняка в коридоре теперь остался без пушистого турецкого ковра. Дубовый стол в стиле Жакоб, стоявший под окном, избежал молотка аукциониста только из-за того, что порядком обветшал, но тяжелый серебряный поднос и китайские вазы, когда-то украшавшие столешницу, постигла печальная участь. Мередит, давно свыкшаяся с мыслью о беспечном мотовстве покойного мужа, бесшумно взбежала по широкой изогнутой лестнице, промелькнула на галерее, выходившей в холл, и влетела в просторную спальню с окнами по фасаду.

– Нэн! – тихо позвала она.

Пожилая женщина, дремавшая в кресле, обитом пестрым ситцем, встрепенулась и сонно заморгала, ослепленная светом фонаря.

– Наконец-то ты дома, детка! – проворчала она. – Как неразумно с твоей стороны где-то бродить допоздна! Ты прекрасно знаешь, что я места себе не нахожу, пока ты не окажешься в своей постельке!

– Глупости, Нэн, – отмахнулась Мередит и, стащив шапку, уселась на кровать, чтобы снять чулки. – Ну что такого может со мной случиться?

Нэн подняла к небу руки и глаза.

– Ну как же, конечно, ничего! – Она налила воды из кувшина в фарфоровый тазик с таким же рисунком. – Если не считать того, что ты занимаешься незаконным делом и чиновникам не терпится скрутить тебя и потащить в суд. Разумеется, тут не о чем беспокоиться, а я просто старая дура, которая нянчила тебя еще с пеленок, и это еще не дает мне права высказать все, о чем я тревожусь…

Мередит и не подумала остановить поток жалоб, хорошо зная, что Нэн необходимо выговориться. Упреки и наставления продолжались, пока старая няня не раздела подопечную, не помогла облачиться в ночную рубашку и не распустила золотисто-каштановые с рыжеватым отливом волосы, стянутые в тугой узел. Густая масса рассыпалась по плечам Мередит. Нэн настояла на том, чтобы сделать положенных сто взмахов щеткой, несмотря на мольбы Мередит оставить ее в покое в столь поздний час.

– Ты не ляжешь в постель с нечесаными волосами, пока я жива, – объявила Нэн. Отпустив наконец Мередит, она задернула полы кровати.

– Вот уж это представить совершенно невозможно, – пробормотала леди Блейк, покорно ложась под одеяло. Одно дело – командовать шайкой корнуольских контрабандистов и дурачить целый полк береговой охраны, и совсем другое – пытаться выстоять против Нэн Трегарон, особенно когда та пытается добиться своего.