Текст книги "Жемчужина гарема"

Джейн Фэйзер
Жемчужина гарема

Пролог

Август 1833 года

Наступило самое тягостное время дня. Скалистые вершины отбрасывали длинные густые тени на узкую тропинку, петлявшую между горбатых утесов.

Джордж Спенсер оглянулся на караван. Верблюды, нагруженные переметными сумами с товарами, едва тащились, высоко задрав головы на вытянутых шеях. Они выглядели до смешного горделивыми, всем своим видом показывая свою непричастность к навязанной им нелепой роли вьючных животных. Погонщики щелкали языками и понукали их странными, но, вероятно, понятными верблюдам окриками. Надо было спешить: тени росли, а караван все еще полз по узкому ущелью Хаибер. И Британская Индия, сулящая спокойствие и безопасность, была еще слишком далеко. А ведь не вздумай Аннабель исчезнуть сегодня утром из лагеря (оправдываясь, она утверждала, что погналась за альпийским козлом), они бы тронулись в путь на два часа раньше и еще до темноты ступили бы на британскую землю. Но солнце клонится к закату, а караван еще плетется по сумрачному, таящему угрозу ущелью. На небе появилась вечерняя звезда, и это наполняло душу еще большей тревогой.

Охранники, ехавшие на лошадях, беспокойно ерзали в седлах, то и дело хватаясь за гладкие приклады своих ружей. Они озирались вокруг, напряженно всматривались в узкую извилистую тропку, исчезавшую во мраке, и задирали головы кверху – туда, где громоздились, словно застывшие в злобном ожидании, гигантские скалы.

– Ты, кажется, волнуешься, Джордж, – по обыкновению спокойно сказала Розалинд Спенсер, которая скакала бок о бок с мужем. – Теперь уже недолго осталось.

Джордж улыбнулся жене. Сам звук ее голоса, как всегда, пролил бальзам на его душу, а мягкий взгляд карих глаз утишил неотступную тревогу.

– Нужно что-то делать с Аннабель, – сказал он без особой, впрочем, убежденности.

Последние десять лет это было их главной заботой и трудностью: ребенок не желает слушаться. Аннабель своенравна, и никакие уговоры не могут заставить ее отступить от того, что она задумала.

Розалинд понимающе улыбнулась в ответ. Дочь была для них неиссякаемым источником счастья, ни с чем не сравнимым, разве что с собственной их любовью друг к другу. Да, Аннабель неуправляема и упряма. Можно сказать – испорчена до мозга костей. Но ведь в семьях, где один ребенок, такое бывает нередко.

– Вот вернемся в Пешавар, она и угомонится, – успокоила мужа Розалинд. – Жизнь войдет в свою колею. Уроки, верховая езда, встречи с друзьями… Аннабель, я думаю, прекратит выслеживать горных козлов и слоняться по базарам.

Аннабель Спенсер сморщила свой маленький хорошенький носик. Опять родители говорят о ней. Да, конечно, вон как они склонились друг к другу, пряча лица, словно заговорщики. Наверняка обсуждают утренний ее поступок. Папа был ужасно огорчен, можно сказать, разозлился из-за того только, что она задержала их на пару часов. И что тут такого? По правде сказать, Аннабель пугала сама мысль о возвращении к чопорной упорядоченной жизни в их большом белом доме в Пешаваре. Эти пышные сады, армия слуг, необходимость неукоснительно выполнять светские обязанности. Глупая болтовня девчонок – родители почему-то считают их подходящими для нее подругами, любящие мамаши; восседая на веранде, они улыбаются и кивают своим чадам, и нет им никакого дела до других детей – маленьких слуг, которые усердно разгоняют у их лиц горячий воздух опахалами.

Аннабель оглянулась вокруг: она не видела в афганских пейзажах ничего устрашающего. Напротив, они волновали ее своим первозданным необузданным величием. Полгода назад Джордж Спенсер дал честное слово, что когда Аннабель исполнится двенадцать, они все вместе отправятся через горы в Афганистан и Персию. С тех пор девочка не переставала мечтать о предстоящем путешествии. Отец накупил множество ковров, роскошных шелковых тканей, серебра и чеканного золота. Потом он переправит все это на корабле в Англию. Высокий спрос на заморские товары уже давно превратил Джорджа Спенсера в набоба.

Но Аннабель не интересно было, каким образом отец умножает свое богатство. Ее привлекали и очаровывали люди, с которыми он заключал сделки. Ханы – владыки жизни и смерти своих подданных. Неуступчивые купцы, с их проницательным взглядом и медоточивой речью. Женщины, закутанные с головы до пят и похожие на тени. Горцы – воины-кочевники в тюрбанах, с остроконечными топориками за поясом или острыми кривыми саблями – шимитарами, которые ярко блестят на солнце. Аннабель забывала обо всем на свете, оказавшись на базарах с их экзотическими чудесами или на айлагах– прекрасных изобильных летних пастбищах, расположенных высоко в горах. Весной кочевники пригоняют туда своих курдючных овец, коз, рогатый скот и пони – они пасутся там до первых сентябрьских снегопадов. Она вздрагивала от наслаждения, стоило ей услышать вой волков, увидеть следы черного медведя или сероватую тушу бородача-ягнятника, который рыщет по окрестностям в поисках сгнившего или загнивающего мяса.

Аннабель целиком ушла в воспоминания. И первый тревожный крик одного из всадников, ехавших впереди каравана, не сразу достиг ее ушей. Наконец Аннабель отвела невидящий взгляд от гривы своего пони, заплетенной в косичку… и ужас захлестнул ее.

Караван со всех сторон окружали воины гази.[1]1
  Участники военных походов мусульман против «неверных» (газават). – Здесь и далее примеч. пер.


[Закрыть] Они карабкались по крутым склонам гор, прыгали со скал, с тяжелым топотом скакали по тропинке на лошадях и со всего маху врезались в путников. Их длинные винтовки, джеззали, были направлены в охваченную паникой толпу. Выстрелы так и щелкали один за другим, и люди Джорджа Спенсера падали с лошадей и верблюдов. Тропинка была усеяна их телами, и фанатики добивали раненых кинжалами.

Розалинд, получив пулю меж лопаток, умерла мгновенно. Она едва успела почувствовать боль, и тьма поглотила ее. Джордж, издав крик ярости и отчаяния, одним махом спрыгнул с лошади. Но так и не успел дотянуться до жены: широкий клинок пронзил ему сердце. И он испустил дух с именем Розалинд на устах. Аннабель застывшим взглядом смотрела на невообразимо страшные вещи, которые творились вокруг. Она словно окаменела, сидя в седле на своем маленьком пони. Горцы резали «неверных» – собак феринге, издавая ликующие вопли, которые с такой силой били в барабанные перепонки, что Аннабель казалось, будто эти звуки раздаются у нее в голове.

Все вокруг вертелось и кружилось, как в адском водовороте. Перед глазами Аннабель мелькали лица афганцев – смуглые, бородатые, с ослепительно белыми зубами. Пронзительно ржали лошади. В воздухе висел пороховой дым. Потом он рассеялся, и рядом с Аннабель возник человек. Внутренним чутьем она поняла: сейчас решается ее судьба. У гази была маленькая остроконечная бородка, длинные локоны, выбивавшиеся из-под тафьи, и фанатично горящие глаза. Он уже занес над Аннабель свой кинжал, хибер, готовясь снести ей голову.

Рот девочки открылся в беззвучном крике. Капюшон упал на плечи. Огромные остановившиеся глаза были полны ужаса.

Когда гази увидел изумрудные бездонные глаза девочки, ее ослепительно белую кожу и волосы цвета бронзы, словно светившиеся в полумраке, яростная жажда крови в его взгляде сменилась раздумьем.

– Акбар-хан.

Аннабель услышала это невнятное бормотание, несмотря на страх, который лишил ее дара речи и способности двигаться. И вдруг большие руки подхватили Аннабель под мышки, оторвали от седла и подняли в воздух. У перепуганной насмерть девочки вырвался дикий, нечеловеческий крик. Горец с хохотом швырнул ее впереди себя на седло, так перекрутив плащ, что руки Аннабель оказались плотно прижатыми к бокам. Потом он крикнул что-то, обернувшись к своим товарищам, продолжавшим резню. Аннабель не поняла, ответили ему или нет, потому что воздух раздирала какофония воплей.

Лошадь галопом помчалась по дороге, и в ушах засвистел колючий ветер, предвестник близкой зимы. Волосы девочки разметались, глаза наполнились влагой. И трудно было понять, когда же во время долгого их пути из них полились настоящие слезы. Слезы безудержного, смешанного со страхом горя.

Глава 1

Сентябрь 1841 года

Кристофер Рэлстон с огорчением подумал, что сегодняшнее похмелье сильно превосходит все предыдущие. А уж кто, как не он, разбирается в этом. Солнце, казалось ему, слишком ярко сияет на пронзительно голубом небе, какое можно увидеть только в горах. И лучи его, отражаясь от снежных вершин, неприятно слепят глаза своим блеском.

Обычно величие афганской природы глубоко трогало Кристофера – даже если он чувствовал себя неважно. Но сегодня день выдался на редкость противный. Веселые равнины и суровые горы, ручьи, которые деловито и храбро пробивали себе извилистую дорогу среди скал, – ничто не могло облегчить неутихающую боль в висках, снять жжение в глазах, увлажнить пересохший рот, успокоить взбунтовавшийся желудок и прогнать тяжкую цепенящую депрессию.

«Зачем я это делаю?» – удивлялся Рэлстон, как, впрочем, всегда в таких случаях. Для чего нужно было играть последнюю партию… и еще одну, последнюю… и самую последнюю? И пить последнюю порцию бренди… и еще одну, тоже последнюю, а потом уже самую последнюю? Зачем каждую ночь он падает в полубесчувственном состоянии на походную кровать, на чем свет стоит ругая денщика, который расстегивает ему крючки и пуговицы, стягивает сапоги и укладывает спать?

Дурацкий вопрос. Кто на его месте не искал бы забвения? Ведь загнали его в Богом забытую дыру, на самую окраину цивилизованного мира. И обрекли на скучную лейтенантскую службу в кавалерии Ост-Индской британской компании.[2]2
  Ост-Индская компания английских купцов (1600–1858), созданная для торговли с Ост-Индией, превратилась в государственную организацию по управлению английскими владениями в Индии. Имела собственную армию.


[Закрыть]

Господи, какая ирония судьбы! Губы Рэлстона скривились в насмешливой улыбке. Он, достопочтенный Кит Рэлстон, любимец общества – несмотря на скверную репутацию (а может быть, именно благодаря ей), он, лихой капитан седьмого кавалерийского драгунского полка, в пьяном порыве угодил в эту тьму кромешную.

– Прошу прощения, сэр, но мы скачем уже четыре часа. Людям надо бы перекусить.

Интонации сержанта Абдула Али были мягкими, как дождевые струи, но вежливое его замечание все же звучало приказом. Кит резко кивнул: в напоминаниях, мол, не нуждаюсь.

– Я хочу устроить привал вон под теми деревьями, чтобы не быть на виду.

Кит указал хлыстиком на небольшую рощицу, которая пряталась между скал. На фоне голой песчаной равнины она походила на драгоценный камень ярко-зеленого цвета.

– Конечно, сэр, – пробормотал тактичный сержант, – прекрасный выбор.

Кит не понял, прозвучала ли ирония в голосе Абдула Али. Да и какое ему, в сущности, до этого дело? Лейтенанту Рэлстону не нравится его нынешняя служба. А это вовсе не секрет ни для офицеров, ни для солдат. Впрочем, кого может радовать роль оккупантов, которые с помощью штыков навязывают афганцам ненавистного (по вполне веским причинам) правителя? Этому нет оправдания ни с точки зрения закона, ни с точки зрения морали. Шах Шуджа – из числа тех владык, что становятся тиранами по причине собственной бездуховности и чрезмерной трусости. Его не признавали вожди афганских племен, яростно боровшихся за независимость.

Лейтенант Рэлстон скучающим взором обвел окрестности. А что, если его отряд лицом к лицу столкнется с враждебными горцами из племени гильзаи? – лениво размышлял он. Придется, наверное, удирать поджав хвост. Гильзаи не назовешь цивилизованными противниками, хотя они все же предпочтительнее фанатиков-гази. Впрочем, все афганцы становятся фанатиками, вступив в партизанскую войну с захватчиками-феринге и марионеточным их правительством. Ведь оно облагает горцев налогами, диктует им свою волю и отнимает у них древнейшее право взимать мзду с путешественников за безопасный проезд по горным дорогам. И в своем наглом высокомерии даже не замечает, насколько решительно настроены афганские племена и их ханы.

Лейтенант Рэлстон пришпорил лошадь:

– Не будем терять времени, сержант.

Абдул Али позволил себе слегка приподнять бровь, после чего отдал приказ пятерым сипаям,[3]3
  Наемные солдаты в Индии, вербовавшиеся в английскую колониальную армию из местных жителей.


[Закрыть] которые ехали позади, и сам пустил лошадь в галоп.

Прохладная зеленая роща была одним из тех приятных сюрпризов, какими порой одаряет путников эта негостеприимная, в общем, страна. К тому же роща оказалась довольно обширной. Вскоре отряд обосновался на полянке, устланной толстым ковром зеленого мха и усеянной лютиками.

При одной мысли о еде лейтенанта выворачивало наизнанку. Оставив своих людей, которые радостно занялись приготовлением завтрака, он пешком отправился прогуляться по лесу. Тропинка мягко шла под гору, и Кит бездумно спускался по ней, углубляясь все дальше в кущу деревьев. И вдруг перед ним возникло озеро, при виде которого у него перехватило дыхание. Идеально круглое, оно, словно ожерельем, было окаймлено деревьями. Большие плоские камни на дне его посверкивали в прозрачной воде. Рэлстон вышел из-за деревьев: вода так и манила остудить нывшую от боли голову. Внезапно он заметил что-то краем глаза, инстинктивно отпрянул назад, в укрытие, и замер, осматриваясь вокруг.

В озере кто-то плавал. Белая рука, изогнувшись, рассекла поверхность воды. С такого расстояния трудно было рассмотреть черты лица. И тут взгляд Рэлстона упал на кучку одежды, лежавшей совсем близко, почти у самой кромки воды. Вероятно, она принадлежала неведомому пловцу. Одежда была явно не европейская. Влекомый любопытством, лейтенант вышел из своего убежища и, наклонившись, принялся исследовать свою находку.

Он ничего не услышал, пока не почувствовал, как что-то слегка кольнуло его в уязвимую точку – в мягкую ткань за правым ухом. Испуганный Рэлстон застыл на месте. Кто-то стоял сзади, приставив к его шее острое оружие. Голос – суровый женский голос – заговорил на языке пушту.[4]4
  Афганский язык.


[Закрыть] Рэлстон сглотнул, стараясь не шевелиться, чтобы острие не вонзилось глубже.

– Я немного говорю на фарси,[5]5
  На языке фарси (персидский) говорили в основном городское население и знать в Афганистане.


[Закрыть] – сказал он. – Я не хотел сделать ничего плохого.

К его облегчению, колющий предмет убрали, но Рэлстон так и не осмелился повернуть голову. Неужели он набрел на афганку, которая одна, без сопровождения, купалась в озере? Невероятно. Местные жители охраняют своих женщин с превеликой тщательностью, как предписано это Кораном, хотя в повседневной жизни мужчины, говоря по правде, не слишком о них заботятся. И разумеется, ни одна женщина не рискнет в одиночестве плавать в озере – пусть даже в самом уединенном.

– Если хочешь, мы можем говорить на языке феринге, – произнес удивительный голос. – Повернись, но только медленно.

Кристофер повиновался с большими предосторожностями. И понял, что удивление и испуг – лучшие лекарства. Голова стала ясной, хотя страх перед ножом вызвал бешеное сердцебиение. Но когда он обернулся, его сердце забилось в ускоренном ритме совсем по другой причине.

Кит так и не смог потом вспомнить, что он увидел прежде всего. Миндалевидные, чуть раскосые изумрудно-зеленые глаза? Или невероятной белизны кожу? Или волосы цвета темной бронзы, которые тяжелой массой падали на плечи? А может, нагое, совершенно нагое тело – стройное, гибкое и хрупкое?

Обнаженная белокожая девушка, вся в сверкающих каплях воды, стояла позади Рэлстона, сжав в руке смертоносный кинжал. И судя по тому, как она держала его, было ясно: незнакомка умеет им пользоваться и пустит в ход не задумываясь.

– Ты кто, черт побери? – услышал Рэлстон свой собственный, довольно хриплый голос.

– А ты кто, черт побери? – сказала в тон ему девушка. Ее зеленые глаза быстро обежали озеро и рощу. – Солдаты-феринге обычно не путешествуют в одиночку. В наши дни это небезопасно, верно?

В ее голосе явно звучала насмешка, и Рэлстон весь ощетинился от злости. Сочувствуя в душе афганцам, не желавшим мириться с присутствием в их стране британской армии, он как-никак был офицером этой самой армии. И не мог допустить обвинений в трусости, не важно – прямых или косвенных.

Но как при этом следует вести себя джентльмену с абсолютно голой женщиной, вооруженной кинжалом?

Рэлстон бился над этой проблемой, когда, к своему неудовольствию, увидел: в зеленых глазах мелькнула издевка.

– Тебе лучше уйти отсюда. Заметят – убьют.

– Кто убьет? – Кристофер даже вспотел от стыда. Ситуация – хуже не придумаешь. Но лейтенант армии королевы Виктории не имеет права попадать впросак. Разумеется, кинжал у нее можно вырвать. Но тогда ведь придется коснуться незнакомки, а разве сохранишь при этом хладнокровие?

– Это тебя не касается, – ответила красавица. – Но готова поклясться: если тебя найдут здесь со мной, да еще в таком виде, – ты умрешь. И это будет очень неприятная смерть. В таких делах они знают толк.

Девушка говорила спокойно, однако Рэлстон почувствовал, как внезапно напряглось ее гибкое тело…

– Уходи.

– А ну-ка постой! – Эта фраза, сказанная властным тоном, помогла Рэлстону, хоть и с опозданием, вновь обрести чувство собственного достоинства. – Я не знаю, кто ты. И почему ты имеешь право быть здесь, а я нет? И я не вижу никаких причин, чтобы спасаться бегством. По-моему, в данный момент как раз твое положение весьма уязвимо.

Рэлстон нарочно скользнул взглядом по телу девушки и с удовлетворением заметил, как ее щеки зарделись румянцем.

– Ты не подумай, – продолжал он, – я не хочу сказать, что ты некрасива. Но английские леди не имеют привычки расхаживать нагишом перед незнакомыми мужчинами. А если ты не англичанка, то кто же?

Движение было таким молниеносным, что Рэлстон и не заметил, как острие кинжала уперлось ему в горло, выдавив капельку крови. Изумрудные глаза незнакомки стали холодными, словно камень.

– Кто я такая – не твоего ума дело, собака феринге! – тихо произнесла она. – Я живу не по твоим законам, и на мне нет твоих ярлыков.

– Проклятие! Ты такая же феринге, как и я, – отозвался Рэлстон, быстро схватив руку, сжимающую кинжал.

Он был слишком зол, чтобы предусмотреть степень риска, но эта выходка обернулась удачей. Девушка не вонзила кинжал в его тело, хотя легко могла бы сделать это. Она только широко раскрыла глаза от удивления и досады. Так они и застыли на мгновение: пальцы Рэлстона крепко обхватили узкую хрупкую кисть, и обнаженное тело незнакомки тесно прижалось к телу лейтенанта. Даже через ткань мундира он чувствовал, как ее груди колышутся в такт прерывистому дыханию.

– Вы не афганка, не персиянка и не индианка, – сказал Рэлстон, изо всех сил подчеркивая свое превосходство. – А потому, мисс, вы, подобно мне, тоже относитесь к числу неверных. И, доложу я вам, в моей стране юные леди не ходят голые, угрожая ножом ни в чем не повинным путникам.

Кристофер выпустил запястье девушки так же внезапно, как перед тем схватил его. И отступил назад, поправляя измятый воротник мундира и настороженно наблюдая за незнакомкой.

В ее изумрудные глаза вкралось выражение неуверенности. Она открыла было рот, собираясь что-то сказать, но вдруг застыла на месте, неуверенность исчезла, уступив место решимости и тревоге.

– Они приближаются. Тебе нужно уходить. Нельзя терять времени.

Кит не слышал ничего, кроме шума деревьев за спиной. Но в тоне девушки слышалась такая настойчивость, что возражать было невозможно. И Рэлстон, неожиданно для себя самого, пустился наутек к роще. Впрочем, оказавшись в укрытии, он тут же остановился и занял удобную позицию в зарослях ежевики. Отсюда можно было наблюдать за озерцом, оставаясь невидимым.

На дальнем берегу из-за деревьев появилась стайка одетых во все черное женских фигур и послышались их грубоватые встревоженные голоса, тараторившие что-то на пушту. Они устремились к рыжеволосой красавице. Та стояла возле разбросанной на земле одежды и с видом полного безразличия выжимала свои мокрые волосы.

Рэлстон, затаившись в кустах, словно заколдованный, не мог оторвать глаз от этого зрелища. Он был ошеломлен. Что это такое? Кто она, черт побери? Англичанка… девушка или женщина?.. Сколько ей лет? Девятнадцать, возможно, двадцать… но, уж конечно, не больше… Англичанка, с которой так по-свойски обращается целая толпа афганских женщин? По-свойски, да. Но Рэлстон уловил еще кое-что, пока женщины, продолжая болтать, вытирали и одевали незнакомку, а та с явным равнодушием воспринимала как их попреки, так и заботливое внимание к себе. Афганки относились к ней как-то особенно, словно девушка представляла огромную ценность. Зная о бешеном нраве афганок, Кит не испытывал ни малейшего желания показываться им на глаза. Теперь-то он понимал, почему незнакомка так настойчиво просила его спрятаться, и был весьма благодарен ей за это.

Рэлстон наблюдал, как она надела широкие шальвары, скрывшие ее длинные стройные ноги, – он все еще видел их своим внутренним взором. Прислужницы обули незнакомку в туфли с загнутыми носами, которые крепились к нижнему краю шальвар. Потом натянули через голову расшитую рубашку и закутали до самых пят в широкую чадру. Только глаза были видны в сетчатой прорези, ру, вставленной в белую шелковую ткань. Теперь незнакомка отличалась от других женщин только тем, что одежда на ней была из мягкого белого шелка, а у ее прислужниц – из темной и довольно грубой материи. Светлая кожа и огненно-рыжие волосы были надежно спрятаны, дабы не привлекать чужих взоров.

Кит даже вздрогнул, представив себе, что могло произойти, если б его увидели рядом с голой девушкой. Судя по всему, она следовала законам Корана, как и любая другая восточная женщина, воспитанная в духе ислама. Глаза неверных не должны видеть их. Выходит, незнакомка уже принадлежит какому-то мужчине. Англичанка связана брачными узами с горцем! Сама мысль об этом казалась Киту невыносимой. Он знал, что здешние ханы полностью распоряжаются жизнью и смертью своих подданных. И до сих пор считал, что ему до этого нет дела. Но тут речь шла об англичанке, о подданной величайшей в мире империи.

Боже милостивый! Это же немыслимо! И недопустимо. По крайней мере для истинного англичанина! Мысли эти прогнали депрессию, еще недавно мучившую Кита. В него как будто влились новые силы, и он бегом помчался через рощу к своему отряду. При виде появившегося на полянке Рэлстона сержант поспешно вскочил на ноги.

– А мы уж решили, что вы попали в лапы гильзаи, – с грубоватым юмором сказал Абдул Али. Впрочем, в его шутке была доля правды.

Опытный сержант полагал, что людям, подобным лейтенанту Рэлстону – вечно унылым и недовольным, – нельзя доверяться на вражеской территории: они не умеют принять необходимые меры предосторожности и потому, между прочим, не продвигаются по службе. Только такие, как он, сержант Абдул Али, способны противостоять их легкомыслию.

Кит бросил на сержанта испытующий взгляд. И вдруг, к удивлению Абдула Али, на сурово сжатых губах лейтенанта появилась легкая улыбка, а в серых, с густыми ресницами глазах сверкнул насмешливый огонек. Рэлстон снял кивер, украшенный плюмажем, и пригладил свои густые, немного вьющиеся светлые волосы.

– Да, меня чуть не схватили. Хотя произошло это вовсе не так, как ты думаешь… Чай заварен?

– Да, сэр. От него вам полегчает, это точно.

Сержант крикнул что-то на хинди одному из сипаев, и тот принес крошечную чашечку с горячим дымящимся напитком. Судя по красновато-коричневому цвету, чай был очень крепкий.

Кит глотнул, содрогнулся, сделал еще глоток – и окончательно пришел в себя.

– Мы в четырех часах езды от Кабула, – сказал он, вытаскивая карту из седельной сумки. – В самом сердце владений гильзаи. – Рэлстон снова отхлебнул чая, свободной рукой разворачивая карту. – Наша задача – попытаться определить местонахождение Уктар-хана и его племени.

– Или Акбар-хана, – добавил, поджав губы, Абдул. – Мне кажется, сэр, Акбар наиболее опасен.

– Несомненно. Но нам семерым не под силу найти хана, которому подвластны все эти горы, если только он сам того не захочет. Акбар ведет кочевую жизнь и порой исчезает надолго, так что о нем месяцами нет ни слуху ни духу.

– Потому, что человек он влиятельный, – наставительно заметил Абдул Али. – Все делается по его указу: набеги, заговоры, убийства, перестрелки.

– Безусловно. – Рэлстон уставился в пустую чашку. Интересно, какое действие может оказать вторая порция этого крепчайшего зелья? Сведет на нет эффект первой или удвоит его? А ведь и поесть было бы неплохо. – Что у нас на завтрак, сержант?

– Только хлеб и сыр, сэр. Мы выехали налегке.

– Да, верно. – Рэлстону следовало бы знать об этом. Ведь это он должен был отдать приказ о снабжении патрульного отряда, выписать пайки, чтобы людям было чем питаться во время их тайной операции.

Но Кит не помнил, сделал ли он это: после бурно проведенной ночи у него болела голова и он был как в тумане. Хотя Абдул Али наверняка обо всем позаботился. В отличие от него, Кристофера Рэлстона, Абдул был бы хорошим командиром. А он, Кит, нес солдатскую службу только в Гайд-парке. В полку, правда, его считали умницей, ему были рады в офицерской столовой. Да и с женщинами, падкими на военный мундир, он вел себя как демон-искуситель… Волна горького отвращения к самому себе грозила затопить новоявленный энтузиазм.

– Вот, сэр. – Сержант протянул ему кусок козьего сыра и ломоть хлеба.

Кит поблагодарил и снова обратился к карте. Эти женщины наверняка пришли из какой-нибудь соседней деревушки. Хотя нет, вряд ли. Англичанка была слишком роскошно одета. Услужливость и знаки внимания, которые оказывали ей эти женщины, говорят о высоком ее положении. Быть может, она связана какими-то узами с самим ханом.

Кит жевал черствый хлеб, потом глотнул чая. Мысль его работала четко. Хандру и туман в голове как рукой сняло. Если он отправится на поиски незнакомки, это вполне будет соответствовать его задаче – разведать, в чьих владениях они пребывают. Кто знает, а вдруг где-то рядом крепость Уктар-хана? Киту пришло в голову, что, упустив такую возможность, он просто-напросто уклонится от исполнения служебных обязанностей.

Женщины появились на дальнем берегу озерка. Значит, его отряду следует начать поиски оттуда. Кит свернул карту, и хруст бумаги усилил его решимость.

– Сержант, прикажите людям собираться. Я напал на кое-что интересное и хочу пойти по следу.

Абдул Али вежливо скрыл свой скепсис и удивление по поводу бодрого и властного тона лейтенанта. Ведь обычно Рэлстон даже не пытался утаивать свою апатию и презрение к нынешней службе. Абдул Али отдал приказ сипаям, и через четверть часа маленький отряд уже направлялся через рощу к озеру.

Там было тихо и пустынно, женщин и след простыл. Лучи полуденного солнца, пробивавшиеся сквозь ветви, плясали на поверхности воды, как озорные бесенята. Сейчас Кит, занятый своими причудливыми фантазиями, чувствовал себя в ладу со всем миром. Отряд объехал вокруг озера; в одном месте трава была примята, образуя некое подобие тропинки. Отряд поехал по этому следу. Дорога в гуще деревьев становилась все круче.

– Мы, сэр, вроде бы поднимаемся в гору, – сказал сержант, он держался рядом с Китом. – А снизу казалось, что лес растет только у подножия скалы.

– Здесь свет порой играет странные шутки, – кивнул Кит.

Лесные звуки постепенно замирали, стихли голоса птиц, только сучья похрустывали под копытами лошадей.

Женщины покинули озеро не более часа назад и шли пешком. Куда же, черт побери, они девались? Кит озирался по сторонам. В его душе росла тревога. Абдул, сидевший на крепеньком пони, принюхивался к ветру и тоже беспрерывно оглядывался, стараясь определить, откуда угрожает им опасность. В том, что она где-то здесь, поблизости, никто не сомневался.

Лес неожиданно кончился, и маленький отряд выскочил прямо к лагерю кочевников. У подножия зубчатой скалы, на песчаной поляне, по самому краю глубокого ущелья, теснились черные шатры.

– Господи Боже! – пробормотал Кит и тут же выругал себя за то, что не послал в разведку одного из сипаев. Кочевники, как правило, не отличаются воинственностью, но кто знает? К тому же по всей стране шныряют разбойники.

Из шатров вышли мужчины с черными повязками на головах, в белых длинных домотканых халатах – чапанах, широкие рукава которых раздувал ветер. Сипаи подняли свои мушкеты.

– Подождите, – резко приказал Кит. – Сначала посмотрим, что они станут делать.

Кочевники шли навстречу отряду. В руках они держали палки, ножи прятали в складках своих чапанов, но огнестрельного оружия Кит не заметил и потому решил не торопиться, а прежде выяснить, какие у них намерения. Но когда горцы приблизились, он увидел в их глазах и позах явную враждебность. Кит уже приготовился было отдать приказ «огонь», но тут услышал голос (знакомый голос), который нарушил грозное молчание, резко крикнув что-то на пушту.

К афганцам быстро шла женщина в белой шелковой чадре, и те замерли в нерешительности, хотя продолжали бросать на чужаков злобные взгляды. Женщина, не обращая внимания на отряд Рэлстона, тихо заговорила с кочевниками. Они стали хмуро перешептываться, но никто не сделал больше и шага в сторону солдат. Наконец женщина обернулась к Киту.

– Что ты здесь делаешь? – спросила она на фарси.

Кит смотрел на эту с головы до пят закутанную фигурку, пытаясь отыскать зеленые глаза за расшитой сетчатой вставкой в чадре. И это ему удалось.

– Я искал тебя, – ответил он в надежде, что, кроме них двоих, фарси здесь никто не понимает. Киту показалось, что глаза незнакомки блеснули.

– Глупое занятие, – отозвалась она с холодным безразличием и снова обратилась к бородатым мужчинам в чапанах.

Несколько раз явно прозвучало имя Акбар-хана.

Кит почувствовал, как сразу напрягся Абдул, и вдруг, повинуясь внезапному озарению, произнес по-английски:

– У меня есть дело к Акбар-хану. Я хочу поговорить с ним, – продолжал он звенящим голосом. – Полагаю, сын Дост Мухаммеда[6]6
  Дост Мухаммед (1790(93)—1863) – афганский эмир (правил с перерывом в 1840–1842 гг., когда англичанам удалось взять его в плен, посадив на престол шаха Шуджу); в 1855 г. присоединил Кандагар, в 1858–1863 гг. овладел землями на левобережье р. Амударьи, Гератом и т. д.


[Закрыть] благосклонно отнесется к возможности начать переговоры.

Незнакомка стояла совершенно неподвижно и внимательно рассматривала Рэлстона.

– Ты привез послание из Кабула? От генерала Эльфинстона… или от шаха Шуджи?

Она произнесла эти имена с явной насмешкой, которую Кит оценил по достоинству. Эльфинстон, главнокомандующий английской армией, которая стояла в Кабуле, был человеком нерешительным и слабым. Он словно бы сам навлекал на себя неприятности. Да и официальный правитель Афганистана был не лучше. Кит весьма приуныл, точнее, встревожился, поняв, что у афганцев не осталось никаких иллюзий насчет силы противника.

– Я хочу поговорить с Акбар-ханом, – отрывисто повторил он.

– Возможно, и он захочет побеседовать с тобой. Но если вы пришли с миром, сложите ваше оружие и отведайте хлеба и соли этих людей. Тогда они смогут доверять вам и проведут к Акбар-хану.

– Это западня, – прошипел Абдул. – Сэр, они хитрые бестии. Им нельзя доверяться вслепую. Даже тем, кто говорит по-английски не хуже королевы.

Незнакомка презрительно хмыкнула, но опровергать обвинения не стала. Кит не знал, на что решиться. Судя по всему, девушка пользовалась авторитетом среди кочевников. Но разве женщина здесь, в Афганистане, может иметь какую-то власть над мужчинами? Правда, она не афганка. Кит не сомневался в этом… по крайней мере телом не афганка… а душой? И насчет предательства Абдул прав. Эти люди иначе смотрят на мир, у них иные критерии. Однако, отведав хлеба-соли, он будет застрахован законом гостеприимства… если, конечно, его тотчас же не убьют.