Текст книги "Жемчужина гарема"

– Проклятие! Я же просил не называть меня так. – Кит одним прыжком оказался рядом с Айшой.

И откуда появился этот гнев, уничтоживший волшебную страсть, которую он испытывал всего полчаса назад? Куда девались нежность, желание опекать и защищать Айшу? Теперь Киту хотелось трясти ее за плечи до тех пор, пока она не осознает свою истинную сущность и перестанет чувствовать себя афганкой.

А она, плотнее завернувшись в простыню, продолжала стоять на своем.

– Я не могу уехать отсюда, даже если б захотела, – медленно сказала Айша. Она тщательно подбирала слова. – И ты не уедешь из крепости вопреки желанию Акбар-хана. Да и вообще-то, я думаю, ни один англичанин не покинет Афганистан живым.

В голосе Айши звучала такая глубокая убежденность, что Кит остолбенел.

– Что это значит? Ты не хочешь уезжать отсюда? Неужели ты собираешься всю жизнь оставаться пленницей в гареме?

– Почему бы нет? – пожала плечами Айша. – Разве лучше быть пленницей этикета и норм морали в каком-нибудь военном городке? Думаю, различия тут небольшие. Здесь по крайней мере у меня есть лошади, соколиная охота и горы. Я общаюсь с людьми, которых не назовешь лицемерами, хотя законы их суровы. Моя жизнь, Кристофер Рэлстон, не так уж скучна. Я объездила эту страну вдоль и поперек с Акбар-ханом, и он запрещает мне только то, что расходится с требованиями Корана.

В голове у Кита все встало вверх дном. Но это же ересь и бессмыслица! И ведь она не просто говорит, но и верит в это! Изумрудно-зеленые глаза Айши излучали искренность. Его, Кита, она воспринимает как невежественного, высокомерного феринге. А мир, в который он предлагает ей войти, – как мрачное болото, где царствуют напыщенный этикет и лицемерные законы. По правде сказать, Кит и сам был того же мнения. Он вел с этим миром свою игру и презирал его. Жизнь в нем представлялась Киту мелкой и ни в коей мере не удовлетворяла его. Потому-то каждую ночь и напивался до беспамятства, потому регулярно проигрывал кругленькие суммы за карточным столом. И затевал дурацкие дуэли, из-за чего и был сослан на край света, в кавалерию Ост-Индской компании.

– В Англии у тебя, наверно, есть родные? – с запинкой спросил Кит.

– И что с того? – тряхнула головой Айша. – Я не знаю этих людей, они ничего для меня не значат. Вся моя жизнь – здесь. Но даже если б я решила вернуться в Англию, неужели ты думаешь, что я смогу вписаться в ваше общество? Нет, Кристофер Рэлстон, возвращайся-ка ты восвояси, а я буду жить своей жизнью.

– Ты уже называла меня Кит, – сказал он, пытаясь пробить брешь в этой стене убежденности. Но слова, казалось, скользили по поверхности, лишенные той силы и веры, которую Кит вкладывал в них.

– Это была ошибка, – бросила Айша, уронив простыню на пол. – Соскользнуло с языка в минуту страсти. Но больше я не буду использовать интимные словечки в разговоре с феринге.

Кит сжал руки. Как ему хотелось пустить их в ход и сломать барьер, воздвигнутый Айшой! Она отрицала все, чему его учили, и смотрела на Кита свысока, с сознанием собственного превосходства.

– И только-то? Как ты могла сказать такое?

Айша отвернулась от него и наклонилась, чтобы подобрать с полу одежду.

– Я еще нужна тебе, Рэлстон-хузур?

Что ж, если она решила играть в эту игру, пусть будет так.

– Да. Нужна. Ты принадлежишь Акбар-хану, и он может дарить тебя, кому пожелает. На сегодняшнюю ночь ты моя. И ночь еще не закончилась.

Кремово-бирюзовая шелковистая материя снова упала на пол.

Айша медленно выпрямилась, но продолжала стоять спиной к Киту.

– Чего ты хочешь от меня?

Он окинул взглядом ее длинные ноги, округлые бедра, четкие линии спины с выступающими острыми лопатками. В голове у него все смешалось. Чего же он хочет? Кит хотел получить ее тело, вновь испытать на себе искусство, с которым она умела дарить наслаждение. Но не только: он желал большего… гораздо большего. На какое-то мгновение Айша отдала ему саму себя, а потом отобрала этот дар. И Кит хотел вернуть его.

Он взял в руки густые волосы Айши, скрутил их жгутом и, подняв кверху, стал целовать шею. Кожа вздрагивала под его губами, отзываясь на каждое прикосновение. Кончик его языка скользнул вверх, отыскал мягкое местечко за ухом… Кит вспомнил, что именно в эту точку Айша направила острие своего кинжала, и тихо усмехнулся, щекоча ее ухо теплым дыханием.

Айша дернулась, но Кит взял ее за плечи, и она замерла.

– Моя Анна, разве не ты сказала, что нам хватит времени, чтобы предаться любви?

Айша безмолвно склонила голову в знак согласия и не стала возражать против любовно-ласкового имени Анна.

Кит опрокинул ее на диван, прижав к подушкам. Тело Айши отливало молочной белизной, по нему пробегали золотые полосы от света лампы. На мгновение она попыталась скрыть блеск в глазах и прикрыла их тяжелыми рыжевато-золотистыми ресницами. Но Кит приоткрыл ей веки. На него смотрели глаза, затуманенные вновь вспыхнувшей страстью.

А потом Айша опять отдалась ему безгранично.

Глава 4

На рассвете, когда небо стало жемчужно-розовым, Айша поднялась с постели.

– Тебе обязательно нужно идти? – сонно улыбнулся Кит, подложив локоть под голову. – Мы еще не все успели…

Айша насмешливо сощурилась, как бы обдумывая его слова. Потом разочарованно покачала головой:

– Ночь закончилась, Кристофер Рэлстон. Ты получил меня на строго определенное время.

– Не говори так! – Кит привстал и протянул руку к халату, чапану. – Как бы нам выбраться отсюда?

С минуту Айша молчала, наблюдая за Китом. У него было худощавое мускулистое тело наездника и атлета, с узкими бедрами и стройной талией, полное юношеской страсти и энергии. Они наслаждались друг другом все эти долгие часы, подаренные судьбой. Наслаждались с неистовой свободой и пылкостью любовников, идеально подходивших друг другу и физически, и духовно. Но Аннабель Спенсер была реалисткой не меньше, чем Айша. Она выросла в мире, где люди не знают, что такое мечта, где надежды никогда не выходят за рамки реальности и удовольствие внезапно может обернуться страданием.

– Ты уедешь после бузкаши, – сказала Айша. – Вряд ли Акбар-хан задержит тебя дольше, осуществив свой замысел.

– Но ты отправишься со мной. – Кит попытался сказать эту фразу со спокойной решимостью, словно иначе и быть не могло.

Однако издевательский смех Айши, как всегда, поверг его в смущение.

– Нет, Рэлстон-хузур. Я уже говорила: это невозможно. Но даже если б это и было возможно, я не поехала бы с тобой.

– Как ты можешь говорить такое после сегодняшней ночи?! – воскликнул Кит, с досадой понимая, что в его голосе звучит какая-то детская растерянность. Он и действительно был растерян.

– Кит, – терпеливо начала она, – я не собираюсь умалять того, что произошло между нами сегодня ночью. Такого наслаждения мне еще не доводилось испытывать. Словами это не выразишь… Но надо же смотреть правде в глаза. Есть разница между счастливой случайностью и обыденной жизнью. Я не забуду эту ночь. – Айша умолкла, потом протянула руку и с нежной улыбкой намотала на палец белокурый локон Кита, упавший ему на лоб. – Надеюсь, и ты никогда не забудешь… даже когда женишься и станешь гордым родителем целой кучи детишек. Ты будешь помнить, как мы предавались любви. И даже если воспоминание это покажется тебе сном, все равно оно согреет твою душу в минуту холодной тоски, которая всех посещает время от времени.

– Я не оставлю тебя здесь.

Айша встала на цыпочки и слегка провела губами по губам Кита, как будто хотела смягчить своей нежностью этот сурово сжатый рот.

– Наверное, я больше тебя не увижу. Женщин не допускают на бузкаши. Поцелуй меня на прощание, Кристофер Рэлстон, и будь благодарен судьбе за то, что она дала нам. Я не хочу, чтобы ты запомнился мне сердитым.

За последние сорок восемь часов Кит овладел по крайней мере одной премудростью: притворяться послушным. Не сказав более ни слова, он привлек к себе Айшу и провел пальцами по гладкой теплой коже спины. Его руки словно смаковали линии ее живота и крутых бедер, чтобы навечно запечатлеть их в своей памяти. Хотелось сохранить вкус ее губ, ее запах.

Еще один, последний томительный поцелуй, и Айша выскользнула из объятий Кита, быстро накинула одежду и плавной походкой подошла к двери. Отодвинула задвижку и исчезла.

Стражники, стоявшие возле двери, смотрели на нее без всякого любопытства. Какое им дело, чем занимается женщина, если она выполняет волю мужчины? Айша шла с ленивой грацией, которой выучилась за долгие годы жизни в гареме. Акбар-хану не нравилось, когда в его присутствии кто-то жестикулировал, спешил высказать свое мнение, чересчур стремительно двигался. Этот необычайно страстный и непредсказуемый человек требовал предельно спокойного, уравновешенного поведения от тех, с кем делил досуг и удовлетворял прихоти, не связанные с войной.

Едва переступив порог гарема, Айша оказалась в привычной атмосфере отъединенности от мира и подчинилась раз и навсегда установленным ритуалам этого женского святилища. Таинственная связь, которая существует во дворцах, работала всю ночь. Женщины знали, где Айша провела ее и чью волю выполняла, хотя открыто об этом не говорили. Понимая все с полуслова, здесь редко шли на откровенность.

У Айши не было настроения болтать. И женщины, которые раздевали ее, купали в благовонной воде, подавали зеленый чай в чашке из тонкого фарфора, не осмелились ничего выведывать. С благодарностью выпив чай, Айша растянулась на диване в своей комнате, которая находилась вдалеке от жилых помещений крепости. Прислужницы суетились вокруг нее: поправляли простыни и одеяло, закрывали ставни, а потом задернули гобеленовый занавес и тихо прикрыли за собой дверь, оставив Айшу в объятиях сна.

Но, несмотря на физическую усталость, Айшу переполняло странное томление, смешанное с радостным возбуждением. Виной тому были короткие минуты экстаза, захватившего ее тело и душу. Любовный аппетит определенно приходит во время еды, думала она, беспокойно ворочаясь в постели. Перед ее глазами мелькали сцены прошедшей ночи, а тело жаждало новых наслаждений. Разумеется, будь у нее уверенность, что продолжение последует, физический голод уступил бы место спокойной удовлетворенности. Но увы, эти прекрасные часы никогда больше не повторятся. Значит, предстоит опять надеть маску послушания, которую, впрочем, последние годы она носила без особого труда. Подбодрив себя таким образом, Айша уснула.

Проснулась она спустя несколько часов с ощущением, что в комнате кто-то есть. И, открыв глаза, встретила пристальный взгляд Акбар-хана, который совершенно неподвижно сидел рядом с ней на диване, погруженный в свои мысли. Он протянул руку и дотронулся до уголка ее рта.

– Ну, Айша, я полагаю, ты провела приятную ночь.

– Но ведь так и было задумано? – дерзко парировала она.

На мгновение воцарилась напряженная тишина. Потом Акбар-хан рассмеялся:

– Должен признаться, это не было главной целью. Но если ты получила от моего урока некоторое удовольствие, что ж… Сам по себе урок этого стоит.

Айша томно потянулась и сладко зевнула.

– Значит, мне не следовало приводить сюда Кристофера Рэлстона?

Голубые глаза сузились.

– Не следовало скрывать, что этот феринге заинтриговал тебя. Наверное, ты принимаешь меня за глупца, если могла подумать, что я ни о чем не догадаюсь. А ведь твоя реакция вполне естественна. – Акбар-хан встал. – Но теперь любопытство твое удовлетворено, и об этом случае можно забыть. – Он направился к двери. – Бузкаши начнется в полдень. Твое присутствие придаст этому зрелищу еще больше остроты.

Айша продолжала сидеть, не отрывая глаз от гобелена, который еще колыхался после ухода Акбар-хана, и покусывала губы. Очевидно, его намерения были куда сложнее, чем она думала. Если бы эта ночь не доставила ей удовольствия, Акбар-хан удовлетворился бы сознанием своей абсолютной власти над ней. Но она испытала наслаждение, и теперь Акбар-хан мог убедительно продемонстрировать свою власть над ней: он вправе давать, но вправе и отнимать. Раздразнив ее, пробудив, так сказать, аппетит, он не допустит повторения этой ночи.

Айша покорно пожала плечами. Акбар-хан временами бывает невыносим, но она примирилась с этим много лет назад и перестала обижаться на его капризы. Нет совершенства на земле. В общем, жизнь с Акбар-ханом ей нравилась. И если один раз в кои-то веки он потянул ее за цепочку, что ж, это можно пережить. Сейчас Айшу более всего увлекала перспектива присутствовать на бузкаши. Редчайший случай: ей разрешили увидеть зрелище, предназначенное исключительно для мужчин. Может быть, таким способом Акбар-хан хочет помириться, протянуть оливковую ветвь. Или у него есть тайные мотивы, как в случае с сегодняшней ночью? Разве его поймешь? Да и какая разница? Она сможет еще немного насладиться обществом Кристофера Рэлстона. Это будет мучительно, но лучше мало, чем ничего.

Подумав так, Айша вдруг почувствовала, что голодна как зверь. Она позвонила в маленький серебряный колокольчик, стоявший на столике возле дивана, и свесила ноги на пол. Силы вновь вернулись к ней.

На зов ее явилась пожилая женщина.

– Что-нибудь подать? – спросила она.

– Нан-и-рухани, – сказала Айша, и рот ее наполнился слюной при мысли о тоненьких хрустящих ломтиках пшеничного хлеба, обжаренного в масле. – И еще, Сорайя, принеси, пожалуйста, яиц.

Служанка кивнула, слегка поджав губы.

– Одевайся, а я пока все приготовлю. На бузкаши ты должна появиться в чадре, иначе это будет воспринято как вызов.

Сорайя не стала добавлять, что само присутствие Айши на мужском ритуальном соревновании – это уже вызов, но плотно сжатые губы выражали ее неодобрение.

– Я лишь повинуюсь воле нашего господина, – сдержанно отозвалась Айша.

Сорайя фыркнула. Она отлично знала, что Акбар-хан позволяет этой необычной обитательнице его гарема вести себя возмутительно вольно. Но разве могла она позволить себе хоть одно осуждающее словечко в адрес сирдара?

Айша надела шальвары и рубашку. На мгновение ее охватило странное чувство. Она вдруг живо вспомнила, каково ей было в английской одежде: костяной корсет, нижние юбки, чулки на подвязках и широченная верхняя юбка. Даже физически ощутила, как жарким индийским летом тело ее покалывает китовый ус (корсет она надела в день, когда ей исполнилось одиннадцать лет), а сзади волочатся длинные тяжелые юбки. И как она могла терпеть такое? В сравнении с той одеждой чадра казалась милостью Божьей. В ней чувствуешь себя свободно, к тому же есть еще одно преимущество. Чадра скрывает не только тело. Выражение лица тоже спрятано от посторонних глаз, и можно не бояться, что ненароком выдашь свои эмоции… а это очень кстати, ведь скоро она окажется в компании Кристофера Рэлстона на глазах у Акбар-хана.

Широкое плато, к которому вела горная тропка, представляло собой просторную песчаную площадку, как будто специально созданную для игр. От самой крепости лейтенанта Рэлстона и его отряд сопровождала группа молчаливых горцев в тюрбанах. Они восседали на великолепных бадахшанских скакунах – очень крупных, холеных, высокомерно-величавых животных, которые раздували ноздри и диковато косили глаза. Кит, созерцавший их с нескрываемой завистью, заметил, что на лице Абдула Али отразились те же самые чувства.

– На что только не способен человек, имея такого скакуна! – прошептал сержант. – С этими лошадьми британская кавалерия была бы непобедима.

– Я тоже так думал, – с сардонической улыбкой отозвался Кит. – По крайней мере меня в этом убеждали. Иначе нас не было бы здесь, верно?

Абдул Али откашлялся, но ничего не сказал: он не мог ни согласиться с Китом, ни возразить ему, не нарушив правил приличия.

– Сэр, а что такое бузкаши? – спросил сержант спустя минуту.

– Это означает «захватить козла», – объяснил Кит, уже задававший Айше тот же самый вопрос. – Насколько я понимаю, речь идет о состязании в силе. Нужно на всем скаку подхватить тушу козла или теленка и, обогнав соперников, доставить ее к цели – свободно и беспрепятственно.

Кит нахмурился. Айша сказала ему, что сухое описание не может передать всей прелести этого состязания. И, глядя на горцев, сопровождавших гостей, и их чудесных лошадей, Кит признавал ее правоту.

– Салаамат баши, Рэлстон-хузур! – весело окликнул его Акбар-хан, он галопом мчался по плато к отряду Рэлстона. Лучшего коня, чем его бадахшанский скакун, Кит до сих пор не видел.

Сирдар был одет в роскошную, отороченную мехом куртку, широкие брюки, заткнутые в сапоги для верховой езды, и меховую шапку. Его ясные глаза, казалось, излучали искренность, но в позе сирдара, в изгибе его рта Кит заметил тайное волнение. Акбар-хан словно ожидал чего-то. И это обстоятельство отнюдь не располагало англичанина к спокойствию.

– Мандех набаши, – вежливо ответил Кит и отдал честь хозяину.

Абдул Али и сипаи немедленно сделали то же самое.

– Едем, вы встанете вон там, на гребне горы. – Акбар-хан указал в том направлении своим хлыстом. – Оттуда открывается отличный вид.

– Вы, значит, тоже участвуете? – спросил Кит.

– Разумеется. Меня с двенадцати лет учили всем премудростям этой игры: к примеру, на полном скаку подхватить что-то с земли. А еще мой отец ставил серебряную вешку, а я на галопе должен был попасть в нее из лука. – Акбар весело рассмеялся. – Такие упражнения, Рэлстон-хузур, приучают к точности и самоконтролю.

– Охотно верю, – искренне согласился Кит и окинул взглядом площадку, на которой толпилось человек тридцать всадников.

Там царила атмосфера нетерпеливого ожидания, решимости и едва сдерживаемого возбуждения. Потом Кит заметил, что на гребне горы, куда они направлялись, появилась женская фигурка в белой чадре на сером арабском скакуне. У Кита защемило сердце.

Акбар-хан лукаво взглянул на него, как будто заранее был уверен в реакции гостя:

– Да, Айша тоже будет в числе зрителей и объяснит вам смысл происходящего. Как и все афганки, она прекрасно разбирается в этой игре.

Кит прикусил язык. Он ничего не добьется, ответив на эту провокацию. А кроме того, он отлично знал, насколько глубоко Аннабель Спенсер усвоила здешние нравы и обычаи и ощущала себя афганкой Айшой.

Когда кавалькада поднялась на самый гребень горы, Айша не поздоровалась и даже не взглянула на Кита.

Акбар-хан широко улыбнулся:

– Айша, я оставляю гостей на твое попечение. Ты ответишь на все вопросы, которые Рэлстон-хузур задаст тебе во время состязания.

Получив разрешение, Айша обернулась к Киту и поприветствовала его на восточный манер. Он вежливо ответил, чувствуя, как под перчатками руки стали липкими от пота, а губы словно онемели. Сквозь сетчатую вставку он видел только блеск ее зеленых глаз, но перед его внутренним взором стоял образ другой Айши – нагой красавицы с гибким телом и белоснежной кожей.

– Говорят, эту игру придумали воины Чингисхана, – спокойно сообщила она, когда Акбар-хан поскакал к толпе всадников. – Кто-то один должен схватить тушу козла… видишь, вон там? – Айша указала хлыстиком на большую тушу, лежавшую в центре площадки. – Ну и ускакать с ней свободно и беспрепятственно, чтобы никто из соперников не вырвал добычу. – И со смешком добавила: – Остальные, конечно, будут очень стараться завладеть тушей.

Кит кивнул, прикидывая, как это может выглядеть. Тридцать отличных всадников на великолепных лошадях полны яростной решимости выиграть приз…

– Свободно и беспрепятственно? – переспросил он.

– Именно, Кристофер Рэлстон, – со смехом подтвердила Айша. – Ты ухватил главное. А что значит свободно и беспрепятственно? На земле ведь нет никаких меток.

Айша говорила с ним так, словно забыла, что сегодняшнюю ночь они провели в объятиях друг друга. Разумеется, причина Киту была ясна. Площадку окружала толпа радостно-возбужденных обитателей крепости. А рядом стояли вооруженные до зубов старейшины, которые не сводили глаз с отряда лейтенанта Рэлстона, всем своим видом показывая, что длинная рука Акбар-хана легко дотянется до англичан. И снова Кита пронзило ощущение, что невидимая кошка ведет с ним игру, осуществляя какой-то злобный умысел. Правда, теперь-то он знал характер кошки. И понимал, что в основе всех этих оскорбительных игр лежит всепоглощающая ненависть к англичанам.

– Ты должна уехать отсюда со мной, – страстно и с невольной яростью прошептал Кит.

– Обрати внимание на йорчи, – невозмутимо продолжала Айша, словно бы не слыша его. – Когда игрок выиграет свой приз, йорчи споет в честь победителя. Слова он придумает сам, какие захочет. Йорчи – это что-то вроде менестреля, исполнителя баллад, сочиняет он их экспромтом, развлекая толпу зрителей. Я переведу их, когда придет время…

– Спасибо, – сухо отозвался Кит. – Ты оказываешь мне неоценимую помощь.

– Рада служить, Рэлстон-хузур.

– С удовольствием свернул бы тебе шею! – прошипел Кит.

– Они начинают. Смотри внимательно.

Кит захрустел зубами от отчаяния и усилием воли переключил свое внимание на площадку. Но вскоре позабыл обо всем, захваченный волнующим зрелищем.

Акбар-хан выделялся среди других игроков меховой оторочкой на одежде и роскошным снаряжением лошади. С минуту на площадке царила полная неразбериха. Всадники, дико вопя и в бешенстве отталкивая друг друга, пытались поближе подобраться к козлиной туше, чтобы схватить ее. Площадка превратилась в кипящую массу тел, сцепившихся врукопашную. Но вот из этой сутолоки вынырнул Акбар-хан и быстро оторвался от своих преследователей.

Крепко зажав поводья в зубах, он обеими руками держал за ногу болтавшуюся на весу тушу. Это была страшная тяжесть: лицо Акбар-хана исказилось от напряжения. Когда трое всадников с яростными, угрожающими криками стали нагонять его, сирдар на головокружительной скорости развернул лошадь и умчался прочь, распластавшись в седле и прикрывая добычу своим телом.

– О, только не урони! – выдохнула Айша. Всю ее сдержанность как рукой сняло, она так и подпрыгивала в седле. – Ну разве он не самый лучший наездник?

Киту хотелось посмеяться над столь пылким выражением чувств, но он не сделал этого, поскольку разделял ее восторг. Кит и сам считался неплохим наездником, но разве мог он тягаться с Акбар-ханом? На этот счет у лейтенанта не было иллюзий. Детской забавой казалась охота на лис в Англии, даже самые острые ее моменты, в сравнении с этой бешеной скачкой, которая требовала от ездока невероятной выносливости. Да и навыки охотника здесь вряд ли пригодились бы.

На мгновение Акбар-хана вновь окружили соперники, и толпа взревела. Но он опять вырвался и, не выпуская из рук приз, направил своего вороного коня вдоль плато, далеко оторвавшись oт других всадников.

– Он скачет уже свободно и беспрепятственно, – сказала Айша, вдруг обмякнув в седле. – Так решили зрители.

И в самом деле, толпа издавала радостные крики, аплодировала, а некоторые даже стреляли из винтовок в воздух. Акбар-хан вернулся на площадку. Его соперники расступились, йорчи въехал в круг и звучным голосом отдал дань победителю.

– Он говорит, что Акбар-хан мчится быстрее антилопы, прыгает, как леопард, и у него сердце черного медведя, – бегло переводила Айша. – Неужели ты сочтешь это лестью? – И снова прозвучал издевательский смешок. – На бузкаши, Кристофер Рэлстон, проявляется истинная мощь афганцев. Они будут сражаться насмерть, не ведая пощады. А британская армия в Кабуле, наверное, считает себя очень сильной, ведь генерал Эльфинстон надеется подчинить гильзаи.

– Как ты можешь презирать собственный народ? – спросил Кит, поморщившись.

– А что он такого сделал, ваш народ, чтобы заслужить мое уважение? – резко ответила Айша. – А это… – она показала рукой на площадку, – это внушает уважение. Пусть они нецивилизованные люди, даже варвары, но здесь все честно, правдиво, афганцы ценят силу, смелость и решительность. Им не свойственно лицемерие.

– А как насчет предательства? – поинтересовался Кит. – Ты не станешь отрицать их вероломства: нарушение обязательств, кинжалы в спину, беспощадная жестокость, с какой без разбору они убивают ни в чем не повинных женщин, детей, купцов.

Айша пожала плечами:

– А они не считают это предательством. Афганцы честны, даже когда лгут, – продолжала она с усмешкой. – Во имя спасения жизни здесь дозволено погасить ссору, умаслить жену и на войне обмануть неверных. Последнее относится к феринге. Их не затронула твоя так называемая цивилизация, Рэлстон-хузур, и они отдадут всю кровь свою до последней капли в борьбе против иноземного ига. Вам никогда не покорить этот народ.

– Черт побери, женщина, когда-нибудь я сумею покорить тебя! – взорвался Кит, которого совершенно вывела из себя эта слепая приверженность к дикарям.

– Звучит прямо по-афгански, – насмешливо заметила Айша. – Видишь, как легко перенимаются их обычаи.

Лицо Кита потемнело; с ощущением собственного бессилия он вертел в пальцах поводья. Да, его слова звучат смешно. Ведь он не лучше, чем Аннабель, относится к этим идиотам в Кабуле – хвастунам и позерам. И все же они – его народ. И народ Аннабель. Нужно заставить ее признать это.

Акбар-хан бросил тушу в центр площадки, и всадники стали готовиться к новому туру. Но сирдар неожиданно поднял руку и повернулся к возвышению, на котором стоял английский отряд. Его звенящий голос отдался эхом в скалах.

– Рэлстон-хузур! Хочешь, померяемся силой и искусством езды? Британская кавалерия против афганцев!

– Нет! – прошептала Айша, и на этот раз в ее голосе звучала не издевка, а панический страх. – Не надо, Кит.

Он обернулся к ней и ощутил внутри холодную пустоту, потому что знал: есть только одно решение этой проблемы.

– Ты сомневаешься во мне?

– Они унизят тебя, а может быть – ранят. Ты не сумеешь одолеть их.

– Аннабель Спенсер, настало время тебе понять, что люди твоей расы обладают мужеством, – провозгласил Кит ледяным тоном.

– Сэр, – Абдул Али послал свою лошадь вперед, – мы с вами.

Кит взглянул на отряд. Коричневые лица сипаев были абсолютно бесстрастны, в их твердом взгляде не было и намека на страх.

– Очень хорошо, сержант. – Кит тронул поводья и пустил лошадь в легкий галоп, а потом, увеличив скорость, спустился на площадку, к толпе беспорядочно толкавшихся всадников и к триумфатору – Акбар-хану…

Аннабель почувствовала дурноту. Если бы она не поддразнивала Кита, он наверняка не принял бы абсурдного вызова Акбара. И зачем было оскорблять его самолюбие? Аннабель знала ответ. Она пыталась таким образом нанести удар самодовольству, присущему (как она полагала) и Киту, и вообще всем англичанам в Афганистане. Аннабель выросла в атмосфере, где все дышало презрением и яростной ненавистью к феринге. Она впитала эти чувства, но не могла принять легкого, спокойного отношения удочерившего ее народа к повальной резне как к единственному способу борьбы с захватчиками и мести за их вторжение… Душа ее восставала при одной мысли об этом. Вопреки мнению Акбар-хана она не верила, что все европейцы так уж плохи, хотя нерешительные и невежественные чиновники в Кабуле, казалось бы, подтверждали его правоту. Аннабель обожала своих родителей и была уверена, что они не подходили под образ европейца, каким рисовал его Акбар-хан. Но тут же ее охватывали сомнения. Ведь она тогда была еще ребенком – испорченным, трудным, не по летам развитым, но ребенком. Как часто кроткие родители награждали ее этими эпитетами! Можно ли доверять воспоминаниям и суждениям ребенка, когда прошло столько лет?!

Она пыталась заставить Кристофера Рэлстона хоть немного понять истинный характер врага. Но вышло все не так, как она предполагала. Хотя жестокие планы Акбар-хана и его друзей – сирдаров и вызывали у нее отвращение, все же Айшу приучили презирать мир, в котором жил Кристофер Рэлстон. И в результате вместо того, чтобы предостеречь Рэлстона, она своими насмешками сама отдала его в руки врагов. Конечно, оказавшись в рискованной ситуации, он прозреет и признает ее правоту, но урок будет слишком суров.

Аннабель не верила, что Акбар-хан намерен всерьез покалечить Кита. Но он, без сомнения, хочет унизить его, как уже пытался сделать это вчера вечером. Рэлстон должен убраться отсюда, поджав хвост, и доложить начальству, что враг наделен необычайной силой, свирепостью, неукротимой храбростью и никогда не отступит от своей цели. Вот каков замысел Акбар-хана, думала Аннабель. Сердце ее ныло в предчувствии беды, казалось, ей не вынести предстоящего позорного зрелища, и все же она не в силах была оторвать глаз от площадки для игр.

Кит спокойной улыбкой ответил на приветственный жест Акбар-хана, оценивая в то же время своих соперников. Банда дикарей, решил он. Чего можно ожидать от них? Козлиная туша, уже сильно помятая, лежала поодаль. Весит, наверное, все шестьдесят, а то и восемьдесят фунтов, подумал Кит, поражаясь собственному безразличию. Разумеется, он не сумеет доставить этот приз к цели свободно и беспрепятственно. Его лошадь не идет ни в какое сравнение с бадахшанскими скакунами, да и сам он не столь искусный наездник и не обучен игре в бузкаши. И все же – в этом Кит был уверен – он со своим отрядом может устроить афганцам отличное представление.

– Мы будем работать как одна команда, сержант. Надеюсь, мы имеем право на такое преимущество, – сказал Кит, оглянувшись на Абдула Али.

Сержант кивнул, и сипаи сбились в плотную группу. Громкий вызывающий крик прорезал неподвижный горный воздух. Внезапно неудержимый поток подхватил отряд Рэлстона и увлек его за собой. На секунду Кит растерялся, но потом, обо всем позабыв, уже не отрывал глаз от козлиной туши. Люди и лошади слились в одну бурлящую, шумную массу. Но Кит не отступал и, действуя хлыстом, гнал свою лошадь в самый центр этого безумия. Он знал, что Абдул Али и сипаи прикрывают его с тыла. Вот кто-то пригнулся к земле, чтобы захватить приз. Все затаили дыхание… но афганец лишь на секунду удержал тушу и снова выпрямился в седле. Потом соперник его нырнул вниз, последовала короткая яростная схватка, и туша снова рухнула на землю. Именно в это мгновение Кит оказался рядом. Он свесился с седла в полной уверенности, что Абдул Али возьмет его поводья и, значит, можно действовать обеими руками. Голова Кита опустилась ниже брюха его лошади, и сначала он ничего не видел, кроме копыт, тяжело бивших о каменистую почву. Пальцы Кита вцепились в козлиный хвост, а колени обхватили седло с дикой силой, о наличии которой лейтенант и не подозревал. Только бы дотянуться до туши другой рукой… Получилось! Сжав мертвой хваткой козлиную ногу, Кит оторвал от земли эту страшную тяжесть и выпрямился в седле. Весь отряд тут же помчался вместе с ним прочь, а Абдул Али по-прежнему правил лошадью лейтенанта, чтобы тот мог удерживать тушу. Сипаи расчищали путь в толчее вопящих всадников, которые стремились во что бы то ни стало вырвать приз у англичанина. А потом наступила прекрасная минута, когда Кит увидел перед собой открытое пространство, а в ушах отдавался лишь топот копыт его коня.