Текст книги "Охота за невестой"

Так ему и надо, этому самоуверенному франту!

Наконец Гидеону удалось ухватиться за шест, он восстановил равновесие и теперь стоял на корме устойчиво, правда с мокрыми ногами.

– Ничего смешного, – сказал он напряженным тоном. Должно быть, его уязвило то, что он предстал перед ней в столь неприглядном виде.

Пруденс сняла очки и вытерла выступившие на глазах слезы.

– Прошу прощения, – сказала она. – Я не хотела смеяться над вами. Но вы выглядели так забавно, когда сражались с шестом, будто боролись с морским змеем, как современный Лаокоон.

Гидеон нe снизошел до ответа. Она вынула руку из воды, почувствовав, что пальцы онемели от холода, и участливо заметила:

– У вас промокли ноги. Вы припасли сухие носки?

– Зачем? – спросил он довольно кислым тоном.

– Попытаемся купить их на обратном пути в отель. Нельзя же ехать до Лондона в насквозь промокших носках. Вы простудитесь. Может быть, в гостинице нам удастся устроить для вас горчичную ванну. Говорят, это предотвращает простуду. Не хотите же вы... О-о!

Ее речь была прервана, потому что Гидеон с силой вытащил шест и на нее обрушился фонтан брызг.

– Вы сделали это намеренно, – укорила его Пруденс, смахивая капли воды с платья и отряхивая ноги.

– Вовсе нет, – возразил он с самым невинным видом. – Это была роковая случайность.

– Лжец! Я ведь думала только о вашем благополучии.

– Лгунья! – парировал он. – Вам хотелось посмеяться надо мной.

– Но ведь это правда выглядело забавно, – согласилась Пруденс, – в дополнение к вашей истории.

Смех и неподдельное веселье оживили ее, на щеках появился нежный румянец, а очки, лежавшие теперь на коленях, не скрывали блеска глаз. Гидеон подумал, что, пожалуй, стоило потерпеть это некоторое неудобство, чтобы увидеть Пруденс такой.

– Раз уж мы оба вымокли, думаю, пора поворачивать назад, – сказал Гидеон, глядя на небо сквозь нежно желтевшие ветки плакучих ив, окаймлявших берег. – Как только солнце зайдет, станет по-настоящему прохладно.

– Пожалуй, поездка домой обещает быть очень суровой, – промолвила Пруденс.

Она надела очки, заметив, как внимательно он разглядывал ее минуту назад.

Этот взгляд был задумчивым и явно оценивающим. Атмосфера наэлектризовалась. Напряжение росло.

– У вас же есть ваши меха, – напомнил он ей. – К тому же мы остановимся в Хенли пообедать.

Они выбрались из лодки и быстро направились к церкви Святого Джайлза.

– Гидеон, – заговорила Пруденс, когда они проходили мимо магазина готовой мужской одежды, – я слышу, как хлюпает вода в ваших ботинках. Давайте зайдем и купим вам носки.

– Не хочу признаваться какому-то торгашу, что промочил ноги, катаясь на лодке, – заявил он.

– В таком случае предоставьте это мне.

Прежде чем он успел возразить, Пруденс исчезла в лавке, предварительно позвонив в колокольчик. Через пять минут она появилась с бумажным мешком в руках.

– Вот. – Она протянула ему мешок. – Пара черных носков. Большого размера. Размер я выбрала наугад, но решила, что ноги у вас едва ли маленькие.

Он взял мешок и заглянул внутрь.

– Да на них узор!

– Это не узор, просто рельефный рисунок на шелке, – успокоила его Пруденс. – Скажите спасибо, что я не купила вам плед.

ГЛАВА 13

В Хенли они остановились в той же гостинице, где утром пили кофе. Уже стемнело, и Пруденс поспешила в теплую светлую комнату, радуясь, что захватила меховое манто. На мгновение она попыталась угадать, заказал ли Гидеон столик заранее. Разумеется, заказал.

Этот человек никогда не полагался на везение. Их приветствовали, как долгожданных гостей, пригласили в уютный отдельный кабинет, где от камина распространялось живительное тепло. На буфете стояли графины с хересом и виски, и, пока Пруденс снимала верхнюю одежду, Гидеон разливал напитки.

– Похоже, вас здесь знают, – заметила Пруденс, принимая от него стакан и усаживаясь у камина в глубокое кресло, прикрытое чехлом.

– Это мое любимое место со студенческих времен. – Он опустился в кресло напротив. – Я позволил себе смелость заказать обед заранее.

– По телефону?

– А как же иначе?

Он потягивал виски.

– «Собака и куропатка» славится эйлсберийской уткой. Ее жарят и подают с апельсиновым соусом. Очень вкусно. Надеюсь, вам понравится.

Его тон показался Пруденс несколько взволнованным и неуверенным, и ей было очень приятно сбить с него спесь и обычное превосходство.

– Я люблю жареную утку, – сказала она.

Он улыбнулся и встал, неторопливым движением распрямив свое длинное тело. Точь-в-точь как лев, готовящийся к ночной охоте, подумала Пруденс. Внезапно атмосфера в комнате будто изменилась. Исчезли расслабленность и нега, зато появилось напряжение, на мгновение возникшее, когда они катались на лодке. Гидеон стоял, прислонившись спиной к каминной полке, опираясь одной ногой о каминную решетку, и смотрел на нее.

– Пруденс.

Он произнес ее имя нежно и задумчиво. Взгляд его серых глаз снова показался ей напряженным и пытливым.

Она поборола желание снять очки, помня, какое действие оказывает на нее его жаркий и пристальный взгляд, и зная, как трудно его выдержать без этих защитных стекол. Она чувствовала себя очень странно. Как-то легко. И это ее насторожило.

Она замерла в своем кресле. Гидеон отошел от камина и в несколько шагов преодолел разделявшее их расстояние. Пруденс продолжала сидеть неподвижно. Он склонился над ней, опираясь руками о подлокотники ее кресла. Лицо его оказалось совсем близко. Она ощутила тепло его дыхания на щеке, и ей даже показалось, что в его серых глазах засверкали искры и рассыпались и обожгли ее; взгляды их снова скрестились, будто спаянные. Ее голова откинулась на спинку кресла, открыв беззащитную шею, и в этом движении была покорность и готовность сдаться, а из уст ее вырвался легкий вздох.

Он поцеловал ее. Этот поцелуй очень отличался от первого. Первый он вырвал у нее. Теперь же прикосновение его губ к ее губам было легким, будто он пробовал ее на вкус, и, если бы она повернула голову, оттолкнула его, он бы подчинился ее воле. Но она не стала этого делать. Его язык нежно ласкал ее губы, а потом все так же нежно, но решительно вторгся в бархатистую пещеру ее рта. Их дыхание смешалось, его язык нежно скользнул по ее зубам, прошелся по внутренней поверхности щек, сплелся с ее языком и затеял с ним пляску. Ее веки были сомкнуты, а губы чуть приоткрыты, и она жадно впивала ласку его языка, затягивая его все глубже. Теперь она владела своим телом, а сознание ее подчинилось незнакомому, но властному желанию. Она обхватила его голову руками, и ее язык стремительными змеиными движениями теперь ласкал его губы.

Наконец они разомкнули губы, чтобы глотнуть воздуха. Руки Пруденс упали на колени. Он улыбнулся, глядя на нее сверху вниз, все еще не убирая рук с подлокотников.

– Это нелепо, – сказала она. – Вы мне ужасно не нравитесь.

– Всегда или только иногда?

Его дыхание нежно щекотало ее щеку.

– Пожалуй, иногда, – честно призналась она.

– Вам станет легче, если я скажу, что испытываю то же самое? – спросил он, все еще улыбаясь. – Случается, что и вы мне очень не нравитесь.

– Зачем тогда все это?

– Мир полон сюрпризов, – ответил он. – Иначе жизнь была бы неимоверно скучной. – Он поцеловал ее в кончик носа. – Вы не согласны?

– Думаю, вы правы, – пробормотала Пруденс. – Но сюрприз сюрпризу рознь, а сюрпризу такого рода нет места в моей жизни.

– Неужели все настолько плохо?

Он поцеловал ее в уголок губ так нежно, словно бабочка коснулась их своим крылом. И теперь его глаза и улыбка выражали ласковую насмешку.

Пруденс сделала попытку выпрямиться в кресле, и он тотчас же отступил, но продолжал смотреть на нее не отрываясь. Она сняла очки и беспомощно заморгала:

– Я не хочу запутаться, – сказала она. – А мне кажется, все, что мы делаем, может затянуть нас в трясину.

Он продолжал смотреть на нее сверху вниз, наклонился и взял у нее очки, потом сказал:

– Вовсе нет. Почему любовники не могут работать вместе?

Пруденс моргала, вглядываясь в его расплывающееся неясным пятном лицо. Без очков все выглядело совсем иначе. Эта живая, деловитая, целенаправленная и осмотрительная Пруденс Дункан существовала только за линзами очков в позолоченной оправе. Без них фокус смещался и жесткую реальность окутывал весьма удобный для обоих туман.

Она не сопротивлялась, когда он, протянув руку, помог ей подняться, обнял за плечи и нежно поцеловал ее веки.

– Нам следует сначала пообедать?

Пруденс прекрасно поняла его, но ей не хотелось играть в игры. Она дотронулась до припухших губ кончиками пальцев. Иногда рассудочная сторона ее натуры вытеснялась мгновенным импульсом, инстинктом. Так было и сейчас.

Она неторопливо взяла у него из рук свои очки и водрузила на нос, уверенная, что, как только сможет видеть ясно и отчетливо, рациональная часть ее натуры снова возьмет верх над эмоциями и инстинктами. Но этого не произошло. Она хорошо видела лицо Гидеона, но желание не исчезло.

– Они оставят для нас утку? – спросила она. Гидеон кивнул, и улыбка его стала шире.

– Подождите здесь, – сказал он и оставил ее в одиночестве.

Пруденс взяла стакан с хересом, допила его, стоя у камина и глядя на огонь. Она понимала, что все это безумие, но у нее не было ни воли, ни желания покончить с ним. К черту последствия! И все же она подскочила на звук отворяющейся двери, хотя и ожидала возвращения Гидеона.

Сердце ее учащенно забилось, и она повернула голову.

Гидеон держал в руке маленький чемоданчик, а другую руку протянул ей, приглашая следовать за собой. Она перешла комнату, взяла его за руку и ощутила сильное пожатие его теплых пальцев.

– Наверху нам будет удобнее, – сказал он. Пруденс кивнула. Она больше не владела ситуацией.

И ей этого совершенно не хотелось. Впервые в жизни. Они поднялись по пологой лестнице и оказались в узком, устланном коврами коридоре. Гидеон, все еще держа ее за руку, открыл первую дверь. Она вела в спальню. Это была настоящая спальня с кроватью на четырех столбах, с низко нависающими потолочными балками и неровным дубовым полом.

В камине горел огонь, а занавески на низких окнах были опущены.

– Как уютно, – едва слышно произнесла Пруденс.

Он бросил на нее проницательный взгляд и вдруг почувствовал необычную неуверенность и нервозность. У него было много женщин и ни одного поражения в любовном поединке, разве что в ранней юности.

Ведь он даже не знает, девственница ли Пруденс. Принято было считать, что незамужняя женщина ее происхождения и положения должна быть девственницей. Но когда речь заходила о высокородной Пруденс Дункан, он по опыту знал, что все может оказаться иначе. Спросить ее об этом сейчас было бы неуместно. И словно прочитав его мысли, Пруденс с улыбкой сказала:

– Нет, я не девственница. Я не особенно опытна, но поняла, почему вы колеблетесь.

Ей показалось, что он слегка раздосадован.

– Как вы догадались?

– Но ведь это очевидно. Вы выглядите смущенным и нерешительным, вам просто не по себе.

Пруденс тоже было не по себе, и это сблизило их. Она подошла к камину и наклонилась погреть руки, хотя они не замерзли.

Эта странная легкость в голове все нарастала, и Пруденс даже подумала, не снится ли ей все происходящее – может быть, на самом деле ничего подобного не происходит. Тут она почувствовала его руки на своей талии, и его жесткое, поджарое тело прижалось к ее спине.

Он прижался губами к се затылку, стал ласкать ее грудь под жакетом.

– На вас слишком много одежды, – шептал он, коснувшись губами ее уха, и принялся расстегивать ее жакет. Потом стянул его с плеч, продолжая ласкать грудь, ощутив, как затвердели соски.

Кончик его языка скользнул в раковину ее уха, и она тихонько застонала.

Он негромко рассмеялся.

Гидеон расстегнул ее блузку, и она упала на пол вместе с жакетом. Его руки проникли под тонкую ткань нижней сорочки, и он ощутил ладонями тяжесть ее груди. Ее тело, хотя она и выглядела изящной, было худощавым и даже угловатым, но груди были прекрасной формы – округлые, гладкие, полные.

Пруденс облизнула губы, чувствуя все большее напряжение в сосках. Она ощущала, как где-то внутри у нее образовался узел, как отяжелели бедра, и с внезапной решимостью положила руки поверх его рук и прижала его ладони к своей груди.

Он повернул ее лицом к себе, и она принялась торопливо расстегивать пуговицы на своей длинной плиссированной юбке. Он нетерпеливо отвел ее руки и сделал это сам. Она переступила через упавшую юбку и теперь стояла перед ним в одном белье. Он снял с нее очки и осторожно положил на каминную полку.

– Не возражаете?

Она покачала головой. Туман, застилавший сейчас глаза, не имел ничего общего с близорукостью. Она потянулась к пуговицам на его сюртуке.

– Скорее, – прошептала Пруденс, и голос ее дрогнул от нахлынувшей страсти. – Я хочу вас видеть и... прикасаться к вам.

Он снял сюртук, галстук, крахмальный воротничок и, наконец, рубашку. Пруденс дотронулась до его сосков и прикусила нижнюю губу, внезапно ощутив, как они отвердели под ее рукой.

– Я не знала, что у мужчин такое бывает.

– Наша цель – доставить вам удовольствие, мадам, – ответил он тихо, внезапно севшим голосом.

Он потянулся к пуговкам ее сорочки и раздвинул ее полы, потом привлек Пруденс к себе, и тела их соприкоснулись. Пруденс судорожно втянула воздух и принялась ласкать его спину, потом ее руки скользнули ниже и она добралась до его панталон.

Гидеон стал их стягивать, но они натолкнулись на препятствие в виде башмаков, которые он забыл снять. Он чертыхнулся и упал на кровать, а Пруденс, давясь от смеха, распустила шнурки его черных лакированных башмаков и стянула с него носки вместе с брюками. Этот прозаический момент несколько ослабил накал страстей.

Он так и остался лежать в шерстяном нижнем белье. Затем поднялся с постели, снял его и ногой отшвырнул в сторону.

Пруденс не могла отвести глаз от его длинной поджарой фигуры.

– У тебя красивое тело, – пробормотала она. – Ты мог бы с успехом позировать Микеланджело.

Гидеон озадаченно посмотрел на нее.

– Не уверен, что это комплимент.

– Думаю, комплимент, – настаивала она, слегка покусывая его соски.

– Значит, я его заслужил.

Гидеон принялся вынимать шпильки из ее волос, в то время как она, склонив голову, прижалась лицом к его груди, не глядя, бросил их в сторону туалетного столика и запустил пальцы в волнистые красно-рыжие волосы, рассыпавшиеся по плечам и спине. Он приподнял ее лицо за подбородок, коснулся легким поцелуем ее глаз и нежно сказал:

– Теперь я хочу посмотреть на тебя.

Она кивнула и спустила с плеч сорочку. Гидеон снял с нее панталоны и стал скользить губами по ее телу, по животу, по кремовой коже бедер, которые открылись его взору. Она переступила через облако тафты и кружев и подняла ноги, сначала одну, потом другую, чтобы он снял с нее башмаки, расстегнул подвязки, стянул чулки.

Все еще стоя на коленях, он провел руками по тыльной стороне ее нежных ягодиц.

– Как приятно прикасаться к тебе, – пробормотал он, массируя шелковистые округлости.

Он поцеловал низ ее живота, потом его руки обхватили ее бедра и чуть нажали, чтобы раздвинуть их.

Пруденс задрожала от столь интимного прикосновения, потаенные уголки ее тела повлажнели, и вся она раскрылась навстречу ему. Она чувствовала себя совершенно обнаженной, более обнаженной, чем была на самом деле, и это доставляло ей удовольствие. Она купалась и нежилась в этом ощущении. Она еще шире развела бедра, молча побуждая его к действию, в то время как страсть ее стремительно нарастала. Она прижала к животу его голову и стала перебирать его волосы. Где-то в глубине ее бедер поднималась волна наслаждения, вырастая до невероятных размеров. Теперь это был уже ураган, цунами, тайфун. Она прикусила губу, судорожно вцепилась пальцами в его волосы – волна страсти поднялась до небывалой высоты и разбилась на мелкие брызги. Она услышала собственный крик. Колени ее дрожали, и она не могла унять эту дрожь. Гидеон встал, продолжая обнимать ее, пока она не пришла в себя.

– О! – Это все, что она смогла произнести.

Он улыбался, глядя на нее сверху вниз, и поцеловал ее влажный лоб.

– Какая страстная, – тихо и нежно сказал он, поворачивая ее лицом к постели и жадно оглядывая ее всю – изящную спину, тонкую талию, постепенно расширяющуюся к бедрам, безупречную линию бедер.

Пруденс упала на постель, перекатилась на спину и раскрыла ему объятия. Она была полна желания, настоятельной потребности разделить наслаждение с ним. Он опустился над ней на колени, а она обвила его ногами, вжавшись пятками в его ягодицы.

– Иди ко мне, – позвала она его. – Не медли!

– К вашим услугам, мадам, – сказал он.

И вошел в нее. Она улыбалась, ее светло-зеленые глаза искрились и сияли.

– Не двигайся, дорогая, – сказал он. – Я бы хотел продлить этот момент, но оказался почти у самого края бездны.

– Ты задаешь тон, – ответила Пруденс и вытянула руки над головой жестом, полным покорности, столь чувственным, что он судорожно вздохнул, отчаянно стараясь сохранить остатки самообладания.

Он медленно вышел из ее лона и столь же неспешно снова вошел в него. Она тяжело дышала, лежа с закрытыми глазами. Живот ее напрягся, волна желания вновь поднялась в ней.

Он снова покинул ее. Глаза его были закрыты – он с трудом удерживался на краю, совсем близко от ее тела, потом с легким вскриком вошел в самую глубину ее лона, и ее мускулы конвульсивно сжались, обнимая его, в то время как его орган пульсировал внутри ее.

Со стоном он опустился поверх ее тела, опираясь на ее груди с такой силой, что она почувствовала, как громко бьется его сердце столь близко от ее собственного. Она обвила руками его влажную спину и теперь лежала неподвижно и тихо, медленно дыша и столь же медленно приходя в себя.

Гидеон пошевелился и скатился с нее.

– Иисус, Мария и Иосиф! – пробормотал он. – Вы чудо, мисс Дункан!

– Вы и сами неплохи, сэр Гидеон, – с усилием ответила она. – Теперь я уж точно не умру от любопытства.

Он посмотрел на нее.

– Что ты имеешь в виду?

Она лишь улыбнулась и закрыла глаза. Теперь она знала, чего ей раньше не хватало. Но тогда она ни за что не призналась бы себе в этом, хотя немного завидовала Констанс, явно удовлетворенной браком и сексуальными отношениями с Максом. Улыбка все еще блуждала на ее губах, когда она провалилась в глубокий сон без сновидений.

Она проснулась часом позже под тихий звук голосов, исходящий от двери. Пруденс лениво приподнялась, опираясь на локоть, и посмотрела на дверь. Гидеон, в халате, разговаривал с кем-то, стоявшим в коридоре.

Она снова упала на подушки, осознав, что Гидеон ухитрился не только встать, не разбудив ее, но и укрыть ее одеялом. Более того, она оказалась между двумя одеялами.

Голоса умолкли, и дверь отворилась. Пруденс с трудом приподнялась и села, опираясь на подушки, укрытая одеялом до горла.

– Откуда халат? – спросила она.

Халат был весьма элегантен, из шелковой парчи; вряд ли такие выдавали всем постояльцам.

– Я захватил его с собой.

Он приподнял с пола маленький чемоданчик. Пруденс вспомнила, что уже видела его раньше.

– Хочешь сказать, что спланировал все заранее? – спросила Пруденс, вовсе не уверенная в том, что это действительно было так.

Он покачал головой.

– До чего ты подозрительна, радость моя! Нет, я ничего не планировал. Большую часть дня провел, стараясь преодолеть нашу взаимную неприязнь. Но как ты могла заметить, я энтузиаст автомобиле – вождения.

– Я бы сказала – фанатик.

– Да, но не будем спорить о степени моего энтузиазма. Продолжая говорить, он раскрыл свой чемоданчик.

– И все же я опытный автомобилист. Я знаю, что даже самое надежное авто может подвести на большом отрезке пути. Поэтому готов ко всему. – Он извлек из чемодана шелковый халат и, встряхнув, расправил на нем складки. – Это для тебя.

Он разложил халат на постели. Это было неглиже из изумрудно-зеленого китайского шелка, расшитое ярко-синими павлинами. Пруденс провела по нему пальцем:

– Красиво. Но нам надо немедленно возвращаться домой.

– Нет, – ответил Гидеон. – Сейчас нас ждет обед. Если ты не забыла, жареная утка.

Пруденс откинула одеяла и бросила испуганный взгляд на часы на каминной полке. Было около половины десятого.

– Гидеон, я должна возвращаться. Моя семья сойдет с ума от беспокойства.

– Ничего подобного, – возразил он со спокойной уверенностью, столь часто ставившей ее в тупик. – Милтон знает, насколько ненадежен автотранспорт. Он не удивится, что мы не вернулись к десяти часам. Он отправится на Манчестер-сквер и объяснит, что мы заночевали по дороге и вернемся утром.

Она уставилась на него, все еще полная сомнений.

– А как насчет завтрашнего утра? Завтра понедельник. Разве ты не спешишь на работу?

– Мое первое заседание назначено на полдень. Мы выедем рано утром, и у нас будет уйма времени, чтобы вернуться вовремя.

Пруденс снова легла и натянула на себя одеяло.

– Есть ли хоть что-нибудь, чего бы ты не предусмотрел?

– Не думаю, – ответил он с некоторым самодовольством. – У меня с собой щетка для волос, зубная щетка, зубной порошок и халат для тебя. Хотя, – добавил он с сомнением в голосе, – едва ли он тебе понадобится.

– Возможно, и нет, – согласилась она. – Но если нас ждет жареная утка, может, стоит одеться и спуститься вниз?

– Незачем. Поедим здесь. Слишком много усилий понадобится, чтобы спуститься вниз, а столовую скоро закроют.

– Ах! – Пруденс снова потрогала халат. – В таком случае я встану и надену его.

– Возможно, это хорошая мысль, – согласился Гидеон. – Ванная напротив. Скорее всего нам ни с кем не придется ее делить. Не думаю, что кто-нибудь еще снял здесь комнату.

Пруденс надела халат и туго завязала пояс. – Ты что-то говорил насчет щетки для волос?

– Да, но я хочу сделать это сам. Твои волосы буквально сводят меня с ума. – Он подошел к ней, приподнял ее лицо за подбородок и поцеловал в уголок губ.

Она улыбнулась и прошлепала босыми ногами в ванную. Довольно маленькая, она имела все необходимое: ванну на когтистых лапах, раковину и ватерклозет. Пруденс пустила воду и пока наполнялась ванна, скрутила длинные волосы в узел, закрепила на темени и вернулась в спальню.

– Куда подевались мои шпильки для волос?

Гидеон собрал пригоршню с туалетного столика и предусмотрительно уложил горкой.

– Тебе не нужна компания в ванной?

– Она слишком мала для двоих, – ответила Пруденс.

– Мы могли бы потереть друг другу спину.

_ Невозможно этому противиться. – Она потянулась к нему и, улыбаясь, погладила по щеке. – У тебя выросла щетина.

– Пятичасовая щетина, – возразил Гидеон. – Обычно я бреюсь вечером и утром.

– Она мне, пожалуй, нравится, – сказала Пруденс. – Это увеличивает твое обаяние... Так ты выглядишь более суровым.

Он нежно потерся щекой о ее щеку.

– Значит, ты предпочитаешь суровых мужчин нежным?

– В зависимости от обстоятельств, – ответила Пруденс. – Пойду в ванную, пока вода не полилась через край.

Он последовал за ней и смотрел, как она сбросила халат и мгновение постояла обнаженной, чувствуя его взгляд, не стыдясь своей наготы, будто предлагая себя ему, потом шагнула в воду.

– Право же, здесь нет места для двоих.

– Чепуха, – возразил он, тоже сбрасывая халат и входя в ванну с противоположной стороны. Вода плеснула через край, когда он усаживался, подтянув колени к подбородку.

Пруденс подсунула ноги под него и пощекотала его пальцами. Он схватил ее за щиколотки, и вода устремилась каскадом на деревянный пол.

– Прекрати, – сказал он, продолжая сжимать ее щиколотки. – Вода может просочиться вниз. Сквозь потолок.

– Я же предупреждала, что эта ванна слишком мала для двоих. – Она откинулась на спинку ванны, продолжая щекотать его пальцами ног.

Гидеон поднялся, и вода снова выплеснулась из ванны. Он сорвал полотенце с вешалки и бросил в образовавшуюся на полу лужу.

– Лучше я побреюсь, – сообщил он, возвращаясь в спальню за бритвой.

Пруденс продолжала нежиться в ванне, наслаждаясь интимностью их омовений. Это было на редкость волнующее и чувственное продолжение восхитительных минут любви, нечто, скрепляющее их отношения и в то же время создающее ощущение предвкушения. Она подогнула пальцы ног, потом провела намыленной губкой по бедрам и... между бедрами, лениво и неспешно возвращаясь мыслями к ранее пережитому наслаждению.

– Не нужна ли помощь?

Спокойный голос, вторгшийся в ее мысли, застал ее врасплох, и она широко распахнула глаза, только теперь осознав, что прежде они были закрыты. Гидеон, стоя у края ванны, смотрел на нее, и его серые глаза теперь стали почти черными.

– Нет, благодарю, – ответила Пруденс с достоинством, насколько это было возможно, когда она, совершенно голая, лежала в ванне. – Мы уже выяснили, что ванна слишком мала для игр.

Он рассмеялся, потянулся за сухим полотенцем, развернул его и держал наготове.

– Вылезай. Иначе я начну чувствовать себя лишним.

Она поднялась, взметнув фонтан брызг. Он обернул ее полотенцем и шагнул в ванну.

Пруденс вытерлась, скользнула в роскошный китайский халат и оставила Гидеона в ванне. В спальне она обнаружила накрытый стол, поставленный у камина, с откупоренной бутылкой «Пуи-Фюиссе», корзинкой горячих рогаликов и масленкой. Она налила вина в оба бокала, села за стол, разломила рогалик, густо намазала маслом.

Гидеон вернулся, когда она отпила из бокала.

– Как вино?

– Изысканное. Ты не пробовал?

– Нет, но хозяин гостиницы заверил меня, что оно только что откупорено.

Он сел напротив. Его волосы были влажными, и Пруденс заметила, что, мокрые, они ложатся крутыми завитками. Это выглядело несколько фривольно и никак не вязалось с образом внушающего страх адвоката, каким он показался ей с самой первой их встречи.

Послышался стук в дверь, и в следующее мгновение появились два лакея. Они внесли трехъярусную подставку с целой горой морских деликатесов и поставили ее на стол.

– Устрицы, сэр Гидеон, сердцевидки, всевозможные моллюски, креветки и копченые мидии. Есть еще крупные креветки и клешни омаров, – сообщил один из лакеев, указывая пальцем на перечисленные дары моря.

– Благодарю вас.

Гидеон кивнул, и лакеи скрылись за дверью. Он взял маленькую острозубую вилочку и выбрал крошечного моллюска. Выковырял его из раковины и передал вилочку Пруденс.

Она тотчас же отправила моллюска в рот. Обычно она относилась к этим деликатесам с некоторым пренебрежением, но сейчас поняла, что глубоко заблуждалась. Вкус был изысканный. Она кивнула, соглашаясь с Гидеоном, и выбрала одного для себя. Теперь до нее дошло, что Гидеон придавал огромное значение еде. Они ели моллюсков, посвятив этому занятию величайшее внимание и время от времени прерывая еду довольным бормотанием, а когда лакей вернулся, чтобы убрать грязные тарелки и очистившуюся от еды подставку, они уже сидели, откинувшись на стульях и удовлетворенно кивая друг другу.

– Никогда бы не подумала, что суровый и педантичный законник может быть отъявленным гедонистом, – сказала Пруденс, нарушив молчание.

– Ошибаешься, моя радость, – ответил Гидеон. – Адвокаты ничем не отличаются от представителей других профессий. Пожалуй, еще более рьяно относятся к своему делу. Но у нас есть свои любимые клубы, любимые рестораны, любимые пабы. И там мы не особенно много разговариваем о профессиональных проблемах. Чаще стараемся наслаждаться жизнью.

Пруденс кивнула, размышляя о том, насколько легко слетали с его уст нежные слова. Это было приятно, тешило самолюбие, возбуждало, но казалось непривычным. Ее отец никогда не называл дочерей ласкательными и уменьшительными именами, да и мать редко употребляла их. Интересно, заметил ли Гидеон, что она обращается к нему только по имени? И что тон у нее изменился?

Появилась жареная утка в апельсиновом соусе с гарниром из сочной зеленой фасоли и хрустящего жареного картофеля. Была откупорена бутылка «Нюи-Сен-Жорж». Лакеи снова исчезли. Гидеон вонзил нож под хрустящую кожу жареной птицы. Потом сделал движение ножом вверх и взял вилку, чтобы насадить на нее румяную коричневую и тонкую, как бумага, корочку.

Подавшись вперед, он поднес вилку к губам Пруденс.

– Для адвоката нет большей радости, чем отдать лучший кусочек жареного эйлсберийского утенка любимой клиентке.