Текст книги "Засуха"

Глава одиннадцатая

Деревце мимозы, казалось, стало чувствовать себя получше, когда его посадили, но явно не намного. Детишки в школьной форме недоуменно наблюдали, как вокруг хлипкого стволика насыпают грунт. Учителя и родители стояли группками вокруг; кто-то, не скрываясь, утирал слезы. Несколько пушистых желтых соцветий решили сдаться без борьбы и облетели, кружась, на землю, туда, где у стволика мимозы была установлена табличка. Свежая гравировка гласила:

Светлой памяти наших любимых Билли Хэдлера и Карен Хэдлер. Ваша школьная семья скучает по вам.

У саженца нет ни единого шанса, подумал Фальк. Исходивший от почвы жар чувствовался даже сквозь подошвы ботинок.

Оказавшись на старом школьном дворе своего детства, Фальк вновь пережил уже знакомое чувство, будто перенесся на тридцать лет назад. Заасфальтированная детская площадка казалась уменьшенной копией той, что существовала у него в памяти, а питьевые фонтанчики – до смешного низенькими. Но узнавание пришло мгновенно; в памяти замелькали полузабытые лица и происшествия, которые, как ему казалось, он давно уже забыл.

В те времена Люк был идеальным союзником. У него была заразительная улыбка, и он никогда не лез за словом в карман: в общем, он был из тех ребят, которым с легкостью удалось лавировать в джунглях детской площадки. «Харизматичный» – вот было бы правильное слово, знай они его в те годы. Он всегда охотно делился – временем, шутками, вещами. Родителями. В доме у Хэдлеров рады были всем. И другом он был беззаветно верным. Фальку как-то попали случайно мячиком в лицо, и ему силой пришлось оттаскивать Люка от парня, который этот мячик пнул. Фальк, который в те времена был неуклюжим дылдой, всегда сознавал, насколько ему повезло с Люком.

Церемония закончилась; Фальк переминался с ноги на ногу.

– Скотт Уитлэм, директор, – сказал Рако; крепкий мужчина в галстуке, вежливо выпутавшись из толпы родителей, подошел к ним, протягивая на ходу руку.

– Простите, что заставил вас ждать, – сказал он после того, как Рако представил Фалька. – В такое время каждому хочется поговорить.

Уитлэму было слегка за сорок; двигался он с непринужденной легкостью бывшего спортсмена. Плечи у него были широкие, и улыбка тоже. Из-под шляпы виднелись короткие темные волосы.

– Хорошая была церемония, – сказал Фальк, и Уитлэм глянул назад, в сторону деревца.

– Это было нужно нам всем, – он понизил голос. – Но шансов у дерева никаких. Ума не приложу, что мы скажем детям, когда оно засохнет. Ну да ладно.

Он кивнул в сторону здания из светлого кирпича.

– Мы собрали все вещи, принадлежавшие Карен и Билли, как вы и просили. Боюсь, там совсем немного, но все что есть – в учительской.

Они двинулись за ним через двор. Где-то в отдалении прозвенел звонок. Конец уроков. Вблизи здание школы и оборудование на детской площадке производили печальное впечатление. Краска повсюду облупилась, и обнажившийся металл был подернут красноватым налетом ржавчины. Пластмасса на горке вся потрескалась, и на баскетбольной площадке было всего одно кольцо. Бедность местной общины сказывалась во всем.

– Финансирование, – сказал Уитлэм. – Вечно его не хватает.

Позади здания школы были стойла, из которых выглядывало несколько грустных овец. Дальше был склон, отлого поднимавшийся к цепи покрытых бушем холмов.

Учитель остановился, чтобы выловить пригоршню опавших листьев из овечьей поилки.

– Вы и сейчас учите ребят фермерскому делу? – Фальк припомнил, как проверял когда-то очень похожую поилку.

– Отдельным вещам, да. Но мы стараемся не слишком на них нажимать. Что бы им было весело, интересно. Суровой реальности детишкам и дома хватает.

– Это вы их учите?

– Господи, нет. Что я, городской неженка, в этом понимаю? Мы переехали из Мельбурна восемнадцать месяцев назад, и я только научился отличать передний конец коровы от заднего. Жена устала от городской жизни, ей хотелось разнообразия. – Он помолчал. – Вот мы его и получили.

Он толкнул тяжелую дверь, и они вошли в холл, где витал запах сэндвичей. На стенах были развешаны детские рисунки.

– Господи, какое депрессивное творчество, – прошептал Рако.

Понятно было, что он имеет в виду. Вот семья человечков – палка, палка, огуречик, – и у всех нарисованные рты повернуты уголками вниз. А вот портрет коровы с крыльями, как у ангела. «Моя корова Тоффи в раю», – гласила кривоватая подпись. Все, более или менее напоминающее пейзаж, было выполнено в бурых тонах.

– Видели бы вы то, что мы не стали вывешивать, – сказал Уитлэм, останавливаясь у дверей учительской. – Засуха. Она убьет этот город.

Выудив из кармана огромную связку ключей, он впустил их в учительскую. Указав им на пару стульев, видавших лучшие времена, он исчез в глубинах кладовки. Пару секунд спустя он появился с запечатанной картонной коробкой в руках.

– Все здесь. Всякая мелочь со стола Карен, кое-что из школьных работ Билли. Боюсь, ничего, кроме рисунков и бухгалтерских таблиц, там нет.

– Спасибо, – сказал Рако, взяв у него коробку.

– Нам их не хватает. – Уитлэм оперся на стол. – Их обоих. До сих пор прийти в себя не можем.

– Насколько тесно вы с Карен общались по работе? – спросил Фальк.

– Можно сказать, тесно – штат у нас маленький. Она была превосходным работником. Слишком умна для этой работы, если честно, но, думаю, ее все устраивало. Ясли и все такое.

Окно было чуть приоткрыто, и с площадки доносились детские голоса.

– Слушайте, а могу я спросить, почему вы здесь? – сказал Уитлэм. – Я думал, там все уже выяснили.

– Дело касается трех членов одной и той же семьи, – ответил Рако. – Такие случаи, к сожалению, редко оказываются распутанными до конца.

– Да-да. Конечно. – Особой убежденности в голосе Уитлэма не было. – Дело в чем, в мои обязанности входит следить за безопасностью учащихся и работников школы, так что, если…

– Мы вовсе не намекаем, что вам есть о чем беспокоиться, Скотт, – сказал Рако. – Если появится что-то, о чем вам необходимо будет знать, мы обязательно сообщим.

– Ладно. Понял, принял, – сказал Уитлэм. – Чем я могу вам помочь?

– Расскажите нам о Карен.

Стук был тихим, но решительным. Уитлэм поднял голову от бумаг; дверь приоткрылась, и в щель просунулась светловолосая голова.

– Скотт, у тебя найдется минутка?

Карен Хэдлер зашла в кабинет. Она не улыбалась.

– Она зашла поговорить со мной накануне того дня, как их с Билли не стало, – сказал Уитлэм. – Она, конечно, тревожилась.

– Почему «конечно»? – спросил Рако.

– Простите, я не хотел, чтобы это прозвучало легкомысленно. Но вы же видели эти детские рисунки на стенах. То есть все напуганы. И взрослые тоже.

Он на минуту задумался.

– Карен была по-настоящему ценным членом команды. Но последнюю пару недель она явно нервничала. Стала рассеянной. Допустила одну или две ошибки в расчетах. Ничего серьезного, мы их выловили. Но, опять же, это было совершенно на нее не похоже. Обычно она была исключительно собрана и аккуратна. Так что она зашла поговорить со мной насчет этого.

Карен закрыла за собой дверь. Выбрала стул, стоявший поближе к столу Уитлэма. Села, выпрямив спину, аккуратно подобрав ноги под стул. Ее платье с запа́хом, красное с принтом в виде белых яблок, было скромным, но очень ей шло. Карен относилась к женщинам, чья юная красота с возрастом и рождением детей становится мягче; их черты, может и теряют четкость, но становятся, на свой лад, не менее привлекательными. Она запросто могла бы сыграть роль идеальной мамочки в рекламе какого-нибудь супермаркета. Любой купил бы стиральный порошок или мюсли по рекомендации Карен Хэдлер.

Она сидела, стиснув в руках тонкую стопочку бумаг.

– Скотт, – начала она, потом остановилась. Он ждал. Карен сделала глубокий вдох. – Скотт, честно, я не была уверена, что мне стоит к тебе с этим идти. Мой муж…

Карен не отводила взгляд, но чувствовалось, что это дается ей нелегко.

– Люк, ну… Понимаешь, вряд ли он был бы этим доволен.

Рако подался вперед.

– Она выглядела испуганной?

– Тогда мне так не показалось, – Уитлэм потер переносицу. – Но после того, что случилось на следующий день, стало ясно, что, должно быть, я слушал недостаточно хорошо. Мне не дает покоя, что я мог что-то упустить. Все время спрашиваю себя об этом. Но мне хотелось бы внести ясность: если бы я хоть на минуту заподозрил, что они в опасности, – конечно, я никогда бы не дал им с Билли уйти домой.

Уитлэм неосознанно, почти слово в слово, повторил то, что сказал им Салливан.

Карен теребила обручальное кольцо.

– Мы с тобой уже довольно давно работаем вместе – и, как мне кажется, работаем хорошо… – Она подняла глаза, и Уитлэм кивнул. – Я должна кое-что сказать.

Она опять помедлила, и, набрав в грудь воздуха, продолжала:

– Знаю, в последнее время были проблемы. Со мной, с тем, как я работаю. Ошибки вот делаю.

– Всего одну или две, но ведь ничего плохого не произошло, Карен. Ты прекрасный работник, все это знают.

Она кивнула, опустив глаза. Когда она посмотрела на него вновь, у нее на лице была написана решимость.

– Спасибо. Но есть одна проблема. И закрыть на нее глаза я не могу.

– …Она сказала, что ферма вот-вот разорится, – сказал Уитлэм. – Карен думала, что у них есть шесть месяцев, может, меньше. Сказала, что Люк в это не верит. Видимо, он считал, что дела еще могут поправиться, но она-то видела, что их ждет. Она была встревожена. Даже прощения у меня попросила.

При этом Уитлэм даже фыркнул.

– Теперь это кажется просто абсурдным. Но она сказала, ей очень жаль, что она была такой рассеянной. Попросила не говорить Люку, что она мне все это рассказала. Конечно, я бы в любом случае не стал с ним ничего обсуждать. Но она боялась, что он расстроится, если подумает, будто она трепалась об этом в городе.

Уитлэм прикусил ноготь.

– Мне кажется, ей нужно было выговориться. Я принес ей стакан воды, посидел, послушал. Уверил, что никакой угрозы увольнения нет, ну и все такое.

– Вы хорошо знали Люка Хэдлера? – спросил Фальк.

– Не очень. Встречался с ним время от времени, конечно. Родительские собрания. Видел его иногда в пабе, но случая поговорить как-то не было. Но мне он всегда казался симпатичным человеком. И ответственным отцом. Я просто поверить не мог, когда мне сказали по телефону. Страшно потерять коллегу, но ученика… Это худший кошмар учителя.

Фальк спросил:

– А кто сообщил вам о случившемся?

– Кто-то из полиции Клайда позвонил в школу. Потому что Билли у нас учился, я так полагаю. Было уже довольно поздно, ближе к семи. Я уже собирался уходить, но, помню, вместо этого сидел здесь еще какое-то время, пытался все это как-то осмыслить. Понять, что сказать детям на следующий день.

Он печально пожал плечами.

– Что ни скажи, все плохо. Билли ведь дружил с моей дочерью, знаете? Они в одном классе были. Это было таким страшным шоком – узнать, что Билли не спасся, хотя все могло быть по-другому.

– Что вы имеете в виду? – спросил Рако.

– Да он же должен был гостить тем вечером у нас, – сказал Уитлэм, будто объяснял очевидное. Он взглянул на Фалька и Рако, увидел написанное на их лицах недоумение, и, смешавшись, поднял руки.

– Простите. Я думал, вы знаете. Полицейским из Клайда я рассказал. Билли в тот день должен был приехать к нам в гости, но в последний момент Карен позвонила жене и все отменила. Сказала, Билли неважно себя чувствует.

– Но он был достаточно здоров, чтобы пойти в школу. Вы с женой ей поверили? – спросил Фальк, подавшись вперед.

Уитлэм кивнул.

– Да. И, прошу отметить, мы думаем так до сих пор. Тогда вокруг ходила какая-то легкая форма простуды. Карен могла решить, что ему стоит лечь пораньше. Думаю, это было просто очень печальное совпадение.

Он потер глаза рукой.

– Но каково это, – сказал он. – Знать, насколько легко он мог оказаться в другом месте! Господи, все эти «если»…

Глава двенадцатая

– Будь мы на связи с Клайдом, мы бы уже это знали, – сказал Фальк, когда они вышли на улицу. Коробку он сунул под мышку, и теперь она противно липла к потной коже.

– Нда. Ну, никакой катастрофы не произошло. Мы все равно узнали.

– Да, так или иначе. Не знаю. Может, настало время включить их в игру.

Рако уставился на него.

– Ты серьезно думаешь, что мы нарыли достаточно, чтобы им позвонить? Не забывая при этом, как они будут реагировать?

Фальк открыл уже было рот для ответа, как вдруг с противоположной стороны площадки раздался оклик:

– Эй, Аарон! Подожди.

Фальк повернулся и увидел, что за ними бежит Гретчен Сконер. И сразу почувствовал, что настроение у него чуть улучшилось. Вместо траурного костюма на ней были теперь шорты и облегающая синяя рубашка с подвернутыми рукавами. Так ей гораздо больше идет, подумал Фальк. Рако забрал у него коробку.

– Буду ждать тебя в машине, дружище, – тактично сказал он, вежливо кивнув Гретчен. Она остановилась перед Фальком и, сняв солнечные очки, водрузила их поверх собранных в пучок волос. Фальк не мог не заметить, как здорово синяя рубашка подчеркивает цвет ее глаз.

– Эй, а что это ты тут до сих пор делаешь? Я думала, ты уехал. – Она хмурилась и улыбалась одновременно. Не прекращая говорить, она притронулась к его локтю. Он почувствовал укол совести. Надо было ей сообщить.

– Мы тут перебросились словечком со Скоттом Уитлэмом, – сказал он. – С директором.

– Да, я знаю, кто такой Скотт. Я состою в школьном совете. Я имела в виду, что ты делаешь в Кайверре?

Фальк посмотрел мимо нее. Кучка мамаш повернула головы в их сторону; все глаза спрятаны за солнечными очками. Он взял Гретчен под руку и слегка развернул, так, чтобы они стояли к мамашам спиной.

– Это все довольно сложно. Хэдлеры попросили меня поглядеть, что там случилось у Люка.

– Ты шутишь. Зачем? Что-то произошло?

У Фалька был сильный соблазн выложить всю историю. Про Элли, про алиби, про ложь. Про чувство вины. Гретчен была частью их четверки. Она была уравновешивающей силой. Свет против мрака Элли. Спокойствие против безумия Люка. Она поймет. Поверх ее плеча ему было видно, что мамаши наблюдают за ними до сих пор.

– Это насчет денег, – сказал Фальк со вздохом. Он рассказал ей о подозрениях Барб, несколько их смягчив. Плохая ситуация с плохими долгами.

– Господи, – она моргнула; на секунду застыла, переваривая информацию. – Думаешь, в этом что-то есть?

Фальк только пожал плечами. Разговор с Уитлэмом пролил новый свет на предположения Барб.

– Посмотрим, – сказал он. – Но сделай мне одолжение – никому пока об этом не говори, хорошо?

Гретчен нахмурилась.

– Здесь ты, скорее всего, опоздал. Уже поговаривают, что какие-то копы были сегодня у Джейми Салливана.

– Господи, как это вообще выплыло наружу? – спросил Фальк, уже зная ответ. Маленький город, большие сплетни. Гретчен проигнорировала его вопрос.

– Ты просто поосторожней, ладно? – Она протянула руку и смахнула муху, усевшуюся на плечо Фалька.

– Люди сейчас и так на взводе. Чтобы сорваться, им много не надо.

Фальк кивнул.

– Спасибо. Принято.

– В любом случае… – Гретчен примолкла; мимо пронесся, гоняя мяч, табунок мальчишек. На носу были выходные, и их маленькие плечи уже забыли тяжесть, которая лежала на них во время мемориальной церемонии. Прикрыв глаза рукой от солнца, она помахала в их сторону. Фальк попытался разобрать, кто из них ее сын, но у него не получилось. Когда он поднял глаза, то заметил, что она за ним наблюдает.

– Как ты думаешь, сколько ты тут пробудешь?

– Неделю. – Фальк поколебался. – Не больше.

– Здорово. – Ее губы изогнулись в улыбке, и двадцати лет как не бывало.

Пару минут спустя, когда она уходила, Фальк сжимал в кулаке клочок бумаги, на котором аккуратным почерком Гретчен был записан номер ее мобильного и приглашение провести вместе следующий вечер.

– Что, новыми друзьями обзавелся? – спросил Рако мимоходом, пока Фальк садился в машину.

– Нет, скорее несколько позабытыми старыми, – ответил Фальк, не удержавшись от улыбки.

– Так чем ты хочешь заняться? – сказал Рако уже более серьезным тоном.

Он кивнул на картонную коробку, лежавшую на заднем сиденье.

– Можно позвонить в Клайд и оказаться по самую задницу в бумажной волоките, пытаясь доказать им, что они облажались. Или хочешь пойти в участок и посмотреть, что там в коробке?

Фальк посмотрел на него с минуту, представляя себе этот звонок.

– Нда, ну ладно. Участок. Коробка.

– Вот это правильное решение.

– Поезжай уже.

Полицейский участок располагался в низком строении красного кирпича, в дальнем конце главной улицы Кайверры. Магазины по обеим сторонам дороги были заброшены, витрины пусты. Только в молочном баре[4]4
  Молочный бар (англ. Milk bar) – что-то вроде помеси кафе и магазинчика на углу в сельской Австралии. Центр общественной жизни. Впервые молочные бары появились в Индии в 1930-е годы и быстро распространились по всему англоязычному миру. В свое время их рассматривали как здоровую альтернативу пабам. В наши дни «выжили» только в Австралии – в прочих местах их вытеснили «Макдоналдсы», моллы и тому подобное.


[Закрыть] и винном магазинчике[5]5
  Винный магазин (англ. bottle shop, дословно – бутылочный магазин) – так в Австралии называются заведения, торгующие, в отличие от пабов, спиртным навынос.


[Закрыть] наблюдалось хоть какое-то оживление.

– Господи, как все запущено, – сказал Фальк.

– Такая вот штука с денежными проблемами. Они заразны. У фермеров нет денег на походы по магазинам, те разоряются, и вот вам еще люди, которым нечего тратить в магазинах. Цепная реакция.

Рако потянул на себя дверь участка. Та оказалась заперта. Выругавшись, он достал ключи. На двери была табличка, где были указаны часы работы участка: с понедельника по пятницу, с 9:00 до 17:00. В нерабочие часы жертвы криминальной активности должны были, согласно табличке, пытать удачи в Клайде. Фальк посмотрел на часы. 16:51. Внизу таблички был от руки приписан номер мобильного для экстренных происшествий. Фальк готов был биться об заклад, что это номер Рако.

– Что, решили прикрыть лавочку пораньше? – крикнул Рако, когда они вошли, наконец, внутрь. В его голосе явственно прозвучало раздражение.

Секретарь участка – дама за пятьдесят, но с угольно-черными, как у молодой Элизабет Тейлор, волосами – вызывающе задрала подбородок.

– Я сегодня рано пришла, – сказала она, напряженно вытянувшись за приемной стойкой. Сумка у нее на плече торчала вперед, как дуло пистолета. Рако представил ее по имени – Дебора. Руки Фальку она пожимать не стала. Констебль Эван Барнс, стоявший посреди офиса за ее спиной, виновато поднял взгляд. В руке он сжимал ключи от машины.

– Вечер добрый, босс, – сказал Барнс чересчур небрежным тоном. – Да вроде пора уже?

Он демонстративно посмотрел на свои часы.

– О. Да. Еще пара минут осталась.

Он был крупный мужчина со свежим румянцем на щеках и кудрявыми волосами, которые торчали во все стороны. Сев за свой стол, Барнс принялся шуршать бумагами. Рако закатил глаза.

– Ладно, давайте, валите уже, – сказал он, поднимая секцию стойки, чтобы пройти внутрь. – Хороших выходных. Будем надеяться, что город не сгорит дотла за одну минуту до пяти, верно?

Дебора выпрямила спину с полным сознанием собственной правоты.

– Ну, тогда до свидания, – сказала она Рако. Фальку она вежливо, еле заметно кивнула, глядя при этом скорее ему в лоб, чем в глаза.

Фальк ощутил, как в груди холодком растекается понимание. Она знала. В общем-то, удивляться нечему. Если Дебора родилась и выросла в Кайверре, по возрасту она должна была помнить Элли Дикон. Это было самое драматичное событие за всю историю Кайверры, по крайней мере, до гибели Хэдлеров. Она наверняка качала головой над статьей, размещенной в газете под фотографией Элли. Обменивалась крупицами слухов с соседями. Может, даже знала его отца. До того, как это случилось, конечно. После этого она ни за что не признала бы, что водит знакомство с Фальками.

Несколько часов спустя после того, как ушел Люк, Аарон все еще лежал без сна. Недавние события неслись по кругу у него в голове. Элли, река, рыбалка, записка. «Мы с Люком вместе стреляли кроликов».

Он ждал всю ночь, но, когда в дверь, наконец, постучали, оказалось, это пришли не за ним. В безмолвном ужасе Фальк наблюдал, как отец, поневоле оторвавшись от работы, уходит вместе с явившимися за ним полицейскими. Какой именно Фальк имеется в виду, в записке не говорится, сказали они. А младшему еще и семнадцати нет, так что с точки зрения закона он еще ребенок.

Эрика Фалька, худого, высокого, бесконечно терпеливого человека, продержали в участке пять часов.

Был ли он знаком с Элли Дикон? Да, конечно, она была дочерью соседа. Подругой сына. Девушкой, которая пропала.

Его спросили об алиби в день ее смерти. Большую часть дня после полудня он провел, закупая оборудование. Вечером заглянул в паб. Его видели с десяток людей в пяти разных местах. Достаточно крепкое, пусть и не железное алиби. Так что вопросы продолжались. Да, в прошлом он говорил с девушкой. Не один раз? Да. Много раз? Наверное. И нет. Он не мог объяснить, почему Элли Дикон оставила записку с датой ее смерти и его именем.

Но Фальк – это же не только его имя? – указали ему полицейские. На этом отец Аарона замолчал. Закрыл рот и больше его не открывал.

Его отпустили; наступила очередь сына.

– Барнс здесь на стажировке из Мельбурна, – сказал Рако, проходя за стойку; Фальк последовал за ним. За спиной хлопнула дверь, и они остались одни.

– Правда? – удивился Фальк. У Барнса был вид взращенного на деревенском молоке крепыша из глубинки.

– Да, но у его родителей ферма. Не здесь, где-то на западе. Думаю, поэтому-то его сюда и послали. Сочувствую я бедняге, правда. Он даже нюхнуть городского воздуха не успел, как его отправили сюда. При всем при этом… – Рако глянул в сторону закрытой двери. – А, неважно.

Но Фальк догадывался. Городская полиция редко посылала в глубинку своих лучших офицеров, особенно в местечки вроде Кайверры. Барнс явно звезд с неба не хватал. Может, такт и не позволял Рако высказываться прямо, но и так было достаточно ясно, что он имеет в виду. В этом участке ему особо полагаться было не на кого.

Они поставили коробку с вещами Карен и Билли на свободный стол и открыли ее. Лампа дневного света жужжала над головой. В окне, не переставая, билась о стекло муха.

Аарон сидел на жестком деревянном стуле; от нервов казалось, будто мочевой пузырь у него постоянно переполнен. Он мертвой хваткой держался за их с Люком план. Я был с Люком Хэдлером. Мы кроликов стреляли. Двух, мы подбили двух. Да, мы с Элли друзья… были друзьями. Да, мы виделись в школе в тот день. Нет! Мы не ссорились. Я вообще ее больше не видел. Я на нее не нападал. Я был с Люком Хэдлером. Я был с Люком Хэдлером. Мы стреляли кроликов. Я был с Люком Хэдлером.

Им пришлось его отпустить.

Тогда слухи приобрели новую форму. Не убийство, может быть, и нет. Самоубийство. Мальчишка Фальк довел до самоубийства ранимую девочку. Такова была популярная версия. Вторая гласила, что ее преследовал и прикончил в конце концов этот диковатый Фальк-старший. Кто знает? В любом случае, эти двое все равно что убили ее. Слухи, беспрестанно подкармливаемые отцом Элли, обрастали подробностями, ширились и росли. Выпускали все новые ножки и щупальца и умирать не собирались.

Однажды ночью в окно их гостиной влетел кирпич. Два дня спустя отца Фалька отказались обслуживать в магазинчике на углу. Он был вынужден идти домой с пустыми руками, оставив на прилавке кучку покупок. На следующий день всю дорогу из школы за Аароном ехал пикап с тремя мужиками. Они дышали ему в затылок, пока он крутил педали – все быстрее и быстрее, – и велосипед вилял всякий раз, как он осмеливался оглянуться; сердце грохотало у него в ушах.

Рако вынул из коробки ее содержимое и разложил на столе.

Там была кружка для кофе; степлер, на котором белой замазкой было написано «Карен»; кардиган грубой вязки; флакончик духов под названием «Спринг Флинг» и рамка с фотографией Билли и Шарлот. Небогатая добыча.

Фальк вскрыл рамку и посмотрел за фотографией. Ничего. Он опять собрал рамку. Рако, сидевший по другую сторону стола, открыл флакон с духами и пшикнул. В воздухе поплыл легкий цитрусовый аромат. Фальку он понравился.

Он перешли к вещам, оставшимся от Билли: три рисунка с машинками, пара маленьких кроссовок для физкультуры, книга по чтению для новичков и коробка цветных карандашей. Фальк пролистнул страницы книги, не слишком понимая, что он, собственно, ищет.

Примерно тогда до него вдруг дошло, что отец за ним наблюдает. С другого конца комнаты, через окно, поверх газеты. У Аарона появлялось щекотное чувство в затылке, он поднимал взгляд. Иногда Эрик, сморгнув, отводил глаза. Иногда нет. Задумчивый, молчаливый взгляд. Аарон все ждал вопроса, но его все не было.

Однажды утром на крыльце они наши мертвого теленка; горло у него было перерезано так глубоко, что голова держалась буквально на ниточке. На следующее утро отец и сын собрали, что могли, в свой грузовичок. Аарон спешно распрощался с Гретчен и, несколько менее спешно, – с Люком. Никто из них не заикнулся о том, почему он уезжает. Когда они уезжали из Кайверры, белый пикап Мэла Дикона следовал за ними еще сотню километров после того, как они миновали границу города.

Больше они никогда не возвращались.

– Карен тем вечером забрала Билли домой, – сказал Фальк.

Он все думал об этом с тех пор, как они уехали из школы. – Он должен был пойти в гости, поиграть с подружкой, а она оставила его дома в тот день, когда их убили. Как думаешь, спишем на совпадение?

– Думаю, нет. – Рако помотал головой.

– Вот и мне тоже так кажется…

– Но если она думала, что им грозит опасность, то услала бы обоих детей как можно дальше.

– Может, она заподозрила что-то неладное, но не знала, что именно, – сказал Фальк.

– Или насколько все будет плохо.

Фальк взял в руки кружку Карен; поставил обратно. Посмотрел еще раз в коробку, проверил, не завалялось ли чего в углу. Коробка была пуста.

– Я как-то надеялся на большее, – сказал Рако.

– Я тоже.

Некоторое время они молча смотрели на расставленные на столе предметы, потом, по одному, положили их обратно в коробку.