Текст книги "Между клизмой и харизмой"

Брокгауз и Ефрон

– Ты человек новый, посоветуй, что подарить Ярдову, – остановил меня в коридоре Егор Умов, зам Ярдова. – у него в пятницу день рождения. Нужно что-то тысячи на три-четыре долларов. Картье с золотым пером уже дарили. Домашний кинотеатр Bang & Olufsen у него есть, бильярд тоже. Дарили еще два года назад. Короче, придумай, что дарить.

– Может, Брокгауза и Ефрона? – выпалил я, не раздумывая, ибо сам мечтал о таком подарке.

– Это часы? Швейцарские?

– Это энциклопедический словарь.

– Словарь? – Егор недоверчиво прищурил глаза, потом взгляд его скользнул по моему худосочному галстуку и остановился на часах «Ракета».

– Да, недавно переиздали все восемьдесят два тома и четыре полутома. Это библиографическая редкость. – При слове «редкость» я погладил часы, давая понять, что они тоже редкость. Мне их подарил отец на 15-летие.

– А может, подарить «Ролекс»? – поправляя очки в тонкой золотой оправе, обратился Егор уже не ко мне, а к Ивану Кузову, казначею компании.

– Дороговато, не уложимся, – возразил Иван.

– А этот словарь циклопический – крутой подарок? – Вопрос Егора не то чтобы озадачил меня, но я не сразу нашелся, что ответить.

– Даже не знаю, что может быть круче. Ну, это как шестисотый «Мерседес» среди словарей! Нет, круче, «Роллс-Ройс»! Словарь выходил до революции. Для него писали Менделеев, Милюков, Струве, Соловьев, Ковалевский… Не знаю, сколько стоит дореволюционное издание, боюсь, запредельно дорого. А вот репринтное переиздание можно купить за полторы тысячи и даже дешевле, если брать со склада. Я могу позвонить в издательство «Терра», уточнить цену.

Егор с Иваном озабоченно переглянулись. Егор предложил выйти покурить во дворе офиса.

– Сколько томов, говоришь? А почему не сто? Может, докупить до круглого числа? – По тому, как глубоко затянулся Егор, было видно, что ему непросто принять решение. Но других вариантов, похоже, не было, да и время поджимало. До юбилея оставалось два дня.

– Ладно. Возьми у Надежды Михайловны в бухгалтерии нужную сумму и поезжай за словарем, – снова взглянул на мои часы Егор. – Но учти, дарить будешь сам!

– Ты, кажется, работал в библиотеке? Так что тебе и дарить, – поддержал Егора Иван.

– Кстати, не в обиду только, а как тебя прозвал Ярдов? – гася сигарету ногой, спросил Егор.

– Теоретиком сраным, – криво улыбнулся я, продолжая смотреть, как Егор носком ботинка выпускал из сигареты табачные кишки.

Начало празднования дня рождения Ярдова затягивалось. Ждали именинника. Он, по словам начальника безопасности, едет со встречи с некими родственниками из Тамбова.

– С братками тамбовскими трет. Вот пришла записка от него, скоро будет. – Николай Лукич отстегнул от ремня пейджер и показал мне сообщение.

А тем временем народ томился в холле, то и дело заглядывая в зал торжеств, где суетились музыканты, настраивая звук. Особо дерзкие, будучи уже слегка навеселе, подходили к Лукичу с вопросом:

– Когда же пить позовут?

– Босса ждем, – строго осаживал жаждущих Лукич и каждый раз вынимал из жилетки карманные часы, давая понять, что вот-вот Ярдов появится.

Заметив мое любопытство, Николай Лукич скупо похвастался:

– За безупречную службу в органах. Золотые, от самого Крючкова.

Ожидание становилось тягостным. Зароптали музыканты. Им еще в «Ленстройматериалах» сегодня выступать. Антон Белянкин из «Двух самолетов» предложил начать, не дожидаясь юбиляра, но по суровому взгляду Лукича было ясно, что программа праздника меняться не будет.

– Вольдемар Григорьевич, познакомься, это наш вице-президент по маркетингу! Реклама, которая лезет из всех щелей, – его рук дело.

О всесильном рестораторе Вольдемаре Пасынчуке я был наслышан еще в студенческие годы, когда проникал, подкупая швейцара, в «Тройку» на Загородном. Ресторан славился джазовыми концертами Давида Голощекина, игравшего на скрипке и флюгельгорне.

– «Олимпия» была построена в сороковые годы прошлого века. – Вольдемар Григорьевич почему-то решил, что нам интересна история его дворца. – Ей в разные годы владели княгиня Долгорукая, министр Нессельроде, князь Шаховской. Три года назад благодаря мудрому решению Анатолия Саныча дворец был отреставрирован.

– Извините, кого?

– Нашего мэра Собчака. И сейчас здесь располагается Заявочный комитет по проведению Олимпийских игр в Петерб…

Не успел Пасынчук договорить, как по парадной лестнице вбежал Ярдов и, не здороваясь ни с кем, направился в центр зала.

– Почему все трезвые? Срочно всем водки! Выпить за меня троекратно! – Ярдов был явно в хорошем расположении духа. – И не тяните с подарками.

Никто не решался первым начать церемонию дарения. Все взоры обратились на меня. С томом энциклопедии на букву А (остальное увезли Ярдову домой) и поздравительным текстом я подошел к микрофону. Трижды залпом выпитая водка не помогла справиться с дрожью. Текст был коротким, но, волнуясь, я произнес его дважды, меняя местами имена энциклопедистов: Брокгауз и Ефрон, Ефрон и Брокгауз. По озадаченному лицу Ярдова было видно, что он догадывается, какой подарок его ждет, хотя ничего не слышал раньше про такие часы. Про Патека с Филиппом и Вашерона с Константином слышал, а про Брокгауза с Ефроном – нет.

Ночью позвонил Ярдов.

– Встань, холоп, когда с тобой барин беседует!

– Что-то случилось? – пробубнил я сквозь сон.

– Где твое «Ваше благородие», холоп? – прокричал Ярдов и бросил трубку.

Утром я узнал от коллег, что Ярдов, борясь с бессонницей, взял наугад томик энциклопедии на букву Я («яйцепровод» – «ящур») и обнаружил, к вящей своей радости, что род его – дворянский, ведущий свою родословную аж от Ивана Грозного. Повесив в коридоре офиса ксерокопию статьи из словаря, Ярдов брал за шкирку каждого попавшего и подводил к стенке.

– Козел ты, Баранов! И предки твои козлы! Я теперь твой барин, усек?

– А ты, Лаптев, – нищеброд. И весь твой род – мешочники.

Как же я, черт, не догадался самому залезть в энциклопедию и узнать, что Ярдовы – дворяне. Тогда в придачу к словарю подарил бы и герб родовой. К следующему дню рождения обязательно закажу в Центральном государственном историческом архиве изображение герба, помещу его в красивую рамку, и будет подарок ничуть не хуже…

Громко пукнув, лошадь подбросила кверху светлячка.

Заграница нам поможет

Денег на рекламу всегда не хватало, поэтому мы использовали любую возможность, чтобы о компании писали и говорили. Ярдов любил повторять «Без паблисити нет просперити». Годился любой информационный повод: приезд вице-президента Recoton Алана Дарби для подписания дилерского соглашения, помощь в организации концерта группы ДДТ на Петровском, спонсорство в смелой по тем временам программе Кирилла Набутова «Адамово яблоко» на Пятом канале и многое другое.

При этом плата за такое «паблисити» зачастую была символической. К примеру, спонсорство в «Адамовом яблоке» стоило компании где-то долларов двадцать пять – примерно такой была закупочная цена электрочайника Moulinex и электрощетки Braun, которые дарились Набутову после каждой передачи.

А когда было туго с реальными информационными поводами, в ход шли надуманные. Придумывал их Ярдов. Порой из шутки и просто дурачества на работе или во время ночных бдений за картами рождались отдельные мнимые проекты. Один из таких проектов родился в сауне. Как-то раз, проводя там совещание, Ярдов загадочно изрек:

– Я ухожу из компании.

Мы, разомлевшие от долгого совещания, тревожно переглянулись.

– Я оставляю оперативное управление, чтобы сосредоточиться на стратегии. Руководство компанией переходит к опытному менеджеру. – Ярдов, выйдя из парилки, вальяжно прошествовал к столу в обнимку с тощей блондинкой.

Все посмотрели на Умова, который еще с Горного института был его правой рукой. В общежитии на Шкиперском он помогал Ярдову продавать польскую косметику, турецкие дубленки и всякий такой ширпотреб.

– Компания растет слишком быстро, и моего опыта уже не хватает, а учиться времени нет. – подвинув Умова, Ярдов плюхнулся на диван, поманив за собой блондинку. – опытного менеджера привезем из Америки. Я познакомился там с русским эмигрантом. Зовут его Серхио, Сергей по-нашему. Он из бывших дворян. Родился в Харбине. После войны перебрался в Венесуэлу. Рано овдовел. Сейчас живет в Сан-Франциско. Мечтает приехать в Россию, найти здесь жену, нарожать детей. Так что сделаем его президентом и девку подыщем. На эту новость обязательно клюнет «Коммерсантъ-Daily».

Умов снял очки, вытер пот со лба, снова надел очки, потом, криво улыбнувшись, схватил двумя руками запотевшую кружку пива и залпом выпил.

После назначения нового президента, спустя где-то неделю, «Коммерсантъ-Daily», имевший славу неподкупного издания, направил к нам спецкора с фотографом.

– Меня зовут Насон Грядущий. Я корреспондент по спецпроектам. А это мой коллега фоторепортер Эндрю Попп.

– Извините, как? – поперхнулся я.

– Для вас просто Насон.

– Весьма и весьма рады. – Серхио Мораленко, наш новый президент, вежливо поклонился гостям и пригласил их пожаловать в комнату переговоров.

Сухой, невысокий, неладно скроенный, но с крепкой лысой головой, Серхио производил впечатление музейного смотрителя. Двубортный костюм и накрахмаленная белая рубашка сильно молодили его. Как выяснилось по приезде, у Серхио не было ни управленческого, ни даже предпринимательского опыта. Почти всю свою взрослую жизнь он служил пономарем в церкви, сначала в Каракасе, потом в Сан-Франциско. Ярдов, познакомившись с ним во время богослужения, пожалел пожилого вдовца и привез его в Россию.

– Любезный, я к вашим услугам. – Серхио обратился к Грядущему и зачем-то покачал головой, изображая китайского болванчика.

– Расскажите вкратце о себе. – У журналиста был миниатюрный, размером со спичечный коробок, диктофон Sharp. А может, Akai.

– Что же рассказать вам, сударь? Я всю жизнь работал, и всю жизнь на одном месте. Сначала приставником…

– Кем? – Грядущий вопросительно посмотрел на меня.

– Сторожем, не допускавшим в храм неверных. Впоследствии алтарником. В мои обязанности также входило поддерживать храм в порядке, запирать и отпирать его.

– Прошу прощения, но наших читателей интересует ваш менеджерский опыт.

– Видишь ли, голубчик, я никогда…

– Стойте! – почувствовав неладное, я перебил Мораленко. – Серхио, можете выйти со мной в коридор? Буквально на минуту…

В коридоре было людно, мы прошли в столовую. На нашу беду в столовой обедал Ярдов. Ну, не совсем обедал, а нежно ворковал с секретаршей Кристиной, жующей сникерс. У Кристины были длиннющие перламутровые ногти, которыми она била по клавишам компьютера с ужасной силой. Натура она была чувствительная. Когда ей приходилось читать или печатать грустные тексты, из миндалевидных глаз текли слезы. Злые языки шептались, что она ежедневно стоит на голове. Так, говорят, быстрее проходят отеки.

Завидев нас, Ярдов перестал тискать Кристину и строго спросил:

– Как прошло интервью?

– Видите ли, голубчик, я человек православный и лгать не привык. – Серхио скрестил руки на груди, приняв позу оскорбленного артиста больших и малых театров. – Я слишком благородного происхождения, чтоб опускаться до лжи.

Ярдов, сразу все поняв, повернулся ко мне:

– Так, тащи этого борзописца в мой кабинет. А фотограф пусть ждет в коридоре. И захвати текст.

В кабинете Ярдов предложил корреспонденту сигару и коньяк. После того как тот закурил и жадно отпил глоток, Ярдов наклонился над ним и грозно прошептал:

– Слушай сюда, писака! Или ты пишешь статью, как здесь, – Ярдов выхватил у меня текст и попытался засунуть журналисту в рот, но тот успел увернуться, – и мы тебе платим два… нет, три косаря. Или же продаем тебя в рабство. В Чечню. Как сигара, хорошо курится?

Грядущий оказался человеком осторожным и выбрал деньги. Благодаря его благоразумию 23 декабря 1995 года в «Коммерсантъ-Daily» появилась публикация про нас.

ПЕТЕРБУРГСКАЯ КОМПАНИЯ

НАШЛА ПРЕЗИДЕНТА В АМЕРИКЕ

…Нынешний год для петербургских торговцев бытовой электроникой никак нельзя назвать удачным. Из-за финансовых трудностей прекратили существование сети магазинов «Ньютон» и «ОГГО», а в начале декабря «по техническим причинам» закрылись фирмы «Мегатехника» и «Веселые ребята».

Специалисты связывают неудачи торговцев не только с финансовыми проблемами, но и с низким состоянием менеджмента. Руководство компании «Сан-Франциско», избежавшей участи конкурентов, для решения проблемы менеджмента обратилось за помощью к зарубежному специалисту.

На минувшей неделе компания представила своего нового президента – американца русского происхождения. Основатель компании Ярдов решил: чтобы развиваться дальше, нужен компетентный менеджмент. Для реализации столь крупных проектов, честно признался Ярдов, ему недостает опыта. Поэтому решено было объявить конкурс на замещение вакантной должности управляющего президента.

Специалиста решили искать за рубежом, и летом этого года Ярдов опубликовал в газете San Francisco Chronicle объявление: «Требуется менеджер, говорящий по-русски». Откликнулись сорок человек, но Ярдов счел, что лучшая кандидатура – 53-летний Серхио Мораленко, потомок эмигрантов первой волны. В 60-е годы он возглавлял департамент маркетинга в компании Procter & Gamble, затем стал вице-президентом сети магазинов Woolworth. Во сколько обошелся Ярдову американский специалист, компания умалчивает.

Приехав в Россию, Серхио, ранее здесь никогда не бывавший, сделал для себя открытие: все граждане этой страны пытаются заниматься бизнесом, даже не имея специального образования. Да, говорит он, у российских бизнесменов есть хорошие идеи, но они теряются, когда идею нужно воплощать в жизнь.

Мораленко хватило месяца, чтобы улучшить финансовые показатели. Прежде всего новый президент решил внести кардинальные изменения в работу отдела менеджмента. По его мнению, российские фирмы совершенно не занимаются анализом и планированием, а также не придают значения логистике.

На сегодняшний день это единственный в Петербурге случай, когда российская компания наняла иностранного специалиста…

Это рынок, мать твою!

– Зайди ко мне! – рявкнул в трубку Ярдов.

Поднимаясь по парадной лестнице здания с большими арочными окнами на углу Садовой и Итальянской улиц, два этажа которого занимала наша компания и где до революции располагался Александровский кадетский корпус, я лихорадочно пытался угадать, чем же, черт возьми, вызван гнев Ярдова. Где я мог накосячить? Вчера вроде удачно прошло открытие магазина. Ярдов сиял, как безумный алмаз, и даже на радостях выдал премию всему моему отделу.

В приемной по съехавшей набекрень розовой блузе ошалевшей Кристины и размазанной по ее лицу помаде я догадался: босс не в гневе, босс в блаженном состоянии духа и плоти.

– Фу, пронесло, бури не будет, – выдохнул я и вошел в кабинет.

У края бесконечно длинного стола скучал, прислонившись к спинке кресла, директор радио «Модерн» Леонид Кликушкин. Это был весьма красивый молодой человек, скорее даже юноша, лет двадцати, с сухими чертами лица. Синий костюм, слепящая, как алебастр, нежная рубашка, шелковый галстук, гладкий пробор, холеные ногти и тугая кожаная борсетка выдавали в нем руководителя нового типа. Все в его фигуре – от скучающего взгляда и до мерного голоса – представляло полярную противоположность клокочущему, как вулкан, Ярдову. Ярдов стоял спиной к Кликушкину, перебирая перед проигрывателем Bose компакт-диски.

– Садись, что стоишь? – не оборачиваясь, произнес Ярдов. – А Довлатова дорогая? Сколько ты ей платишь? Больше, чем Нагиеву?

– Хотите переманить? Но это коммерческая тайна, – хотел было привстать Кликушкин, но Ярдов, поддавшись назад, пресек попытку.

– Сиди! Мне нужен персональный диджей. Я кучу дисков каждый раз привожу из Америки. Блядь, не знаю, что где лежит. Она разберет их, составит мне плей-лист. Я много слушаю музыки – в офисе, машине, дома. У меня даже в ванной колонки висят.

Повисла пауза. Кликушкин не понял, всерьез говорит Ярдов или шутит. Чтоб скрыть замешательство, он достал из кармана пейджер и стал сосредоточенно его листать.

– Ты что слушаешь обычно? Cure тебе нравится? А Depeche Mode?

Кликушкин собирался было ответить, что, как руководитель самой популярной радиостанции в городе, он слушает мно… но его перебил Ярдов:

– О чем договаривались с «Модерном»? А ролик наш крутится? – только сейчас Ярдов обратил внимание на меня.

– Да, конечно. С 26 сентября ежедневно, каждые пятнадцать минут и вплоть до 31 декабря, согласно контракту.

– Ну, и о чем договаривались? Докладывай!

– Где-то в конце августа позвонил…

– В начале сентября, – поправил меня Кликушкин.

– …в начале сентября позвонил Леонид с вопросом, нет ли у нас в наличии DAT-магнитофона. Он сказал, что радиостанция готова приобрести его бартером, предложив взамен рекламу на хороших условиях.

– DAT нам нужен был для производства радиороликов, – добавил Кликушкин.

– Я ответил, что уточню в отделе закупок и перезвоню. Обратился к Кириллу Коломенскому. Он сказал, что можем специально под заказ привезти из Сингапура, хотя мы не торгуем профессиональной техникой. Займет это три недели и будет стоить двадцать одну тысячу долларов. Я перезвонил, Леонид согласился, и мы договорились о встрече, чтоб подписать согл…

– Но магнитофон, мы узнавали, стоит не двадцать одну тысячу, а всего лишь семь, – перебил меня Кликушкин.

– А нам во сколько обошелся? – строго спросил Ярдов.

– Не знаю, – пожал я плечами.

Ярдов позвонил Коломенскому:

– Срочно ко мне!

– К тому же у вас была скидка 35 %. – Кликушкин нагнулся, чтобы поднять уроненный пейджер. – Фактически мы дали вам рекламы на сорок тысяч долларов, а взамен получили DAT за семь тысяч долларов.

– И что не так, Леня? – прищурился Ярдов. – Не вижу, где здесь проблема.

– Извините, как это не видите? Мы вам заплатили тридцать три тысячи долларов свыше цены.

– Слушай сюда, радист хуев, мой человек назвал тебе нашу цену, ты назвал свою, так? – Ярдов вырубил музыку и грозно навис над обмякшим Кликушкиным.

– Так, но…

– Кстати, ты еще и пожадничал: мог дать 50 % скидки. – Ярдов продолжал стоять над душой Кликушкина. – Вы договорились и подписали контракт, так?

– Так.

– Какие тогда претензии к нему? – Ярдов кивнул в мою сторону. – Это рынок, мать твою! Ты либо в рынке, либо банкрот. Так что варежку заткни и давай уебывай из кабинета!

Только вышел Кликушкин, появился Коломенский.

– Тебя, доходягу, за смертью посылать. Во сколько нам обошелся DAT для «Модерна»?

– Два косаря вроде. Я подумал, «Модерн» – дружественная нам организация, и накрутил в три конца, а не в пять, как обычно.

На следующий день Ярдов остановил меня в коридоре.

– Я тут решил, не стоит нам ругаться с «Модерном». Позвони на склад. Пусть за мой счет выпишут два телевизора: Samsung – тебе в качестве премии, Panasonic – Кликушкину, чтоб не скулил.

Блеф со звездой

Седое питерское утро. Перрон Московского вокзала, начинаясь вонью прогорклых беляшей из ближнего ларька и заканчивая бесконечным мутным маревом, был беспорядочно утыкан встречающими. Я стоял с Эммой Васильевной Лавринович, директором БКЗ «Октябрьский», ровно там, где должен остановиться седьмой вагон поезда. С тяжелым букетом бордовых роз (Звезда предпочитает только их), я стоял почти не двигаясь, только мял подол пиджака, в карманах которого топорщились по пачке денег. Это была половина гонорара, которую, как было оговорено накануне, я передаю продюсеру Звезды.

Плавно сбавляя ход, «Красная стрела» приближалась к перрону. Сердце, будто телеграфный ключ, бешено отстукивало морзянку: едет-едет-едет. Еще вчера я боялся этому верить, но вот открылась дверь, и в тамбуре вагона показалась Звезда – в черном манто из тонкого каракуля, темных очках и розовой кепке со стразами.

– Зздр… брое утро! Позвьте от имени руводства кпании приствовать вас! Ваше учтие в церонии крытия нашего мазина – бшая честь длнас, – глотая буквы от волнения, я выдавил из себя текст приветствия.

– Букет, вручайте букет! – шепнула на ухо Эмма Васильевна.

– Аллочка, а где же Филя? – Эмма Васильевна троекратно поцеловала Звезду.

– Проспал паршивец. Прилетит самолетом позже. Надо за ним машину послать. Ах, какие шикарные розы! В Москве таких не купишь. С Кавказа, небось? Вы чечен? – Звезда прижала букет к груди и сделала глубокий вдох. Запахло перегаром и сигаретами.

– Грузин, Аллочка, – ответила за меня Лавринович.

«Грузин лучше, чем армянин», – подумал я про себя, а вслух пригласил гостей последовать к лимузину ЗИЛ-114, чтоб добраться до Крестовского острова. На Голубой даче с недавних пор любила останавливаться Звезда.

– Погуляйте полчасика в парке, пока Алла Борисовна отдохнет с дороги и после поговорит с вами. Только постарайтесь коротко изложить суть просьбы, – остановила меня на ступенях парадной Эмма Васильевна.

Легко сказать – кратко изложить суть. Гуляя по парку, я мысленно прокрутил всю историю назад, в начало. А началось все с внезапной идеи Ярдова открыть магазин музыки и фильмов. Причем исключительно лицензионных. И это при том, что доля пиратских дисков в стране доходила до 80 %, а видеокассет – и того больше. Откуда мы это взяли? А из исследования, которое заказали у финской компании Synergy Global Business, которая, как выяснилось позже, была вовсе не финская, а наша посконная. Финской была лишь визитка гендиректора Григория Советова, который, по слухам, то ли сбежал от бандитов в Баку, то ли был сожжен ими же в топке котельной. Поговаривают, что в той самой, где работал кочегаром Цой.

Нам и без исследования было ясно, что через два, от силы три года с пиратством будет покончено. Ну, потому, что любому государству нужны налоги. Это во-первых. А во-вторых, сюда рано или поздно придут глобальные игроки: Sony Music, Time Warner, EMI. А к их приходу хорошо бы создать широкую сеть магазинов и продать им задорого. Ну а чтобы рынок поверил в серьезность наших намерений, нужна «бомба», которая превратит открытие первого магазина в событие национального масштаба. Поэтому Ярдов каждый день заклинал:

– Думай, жирный, думай!

Тогда зимой я тесно общался с Олегом Гусевым, режиссером модных клипов – востребованным и неприлично дорогим. Снимал он клипы исключительно для звезд первостатейных, не брезгуя при этом съемками для любовниц всяких михасей, шабтаев и тайванчиков. Как-то раз пригласил меня Гусев к себе в студию похвастаться очередной роскошной халтурой – клипом на песню Киркорова «Зайка моя».

– Слушай, а разве «зайка» не мужского рода? «Зайка» все же мой. – Чтобы не хвалить халтуру, я решил разобраться с половой идентичностью зайца.

– Сстатарик, ппанинимаешь, руруммыну мммоможно ттатак, – Гусев, если ему не нравилась тема беседы, сильнее заикался.

– Он вроде как болгарин.

– Ттетем ббоболлее, статаррик.

– Но у Барто вспомни: «Зайку бросила хозяйка – под дождем остался зайка». Не осталась, а остался, – не унимался я.

– Ппопонял, стататарик, кклилип тетебе не попонравился.

– А сколько будет стоить пригласить Киркорова на открытие магазина, чтоб там ленточку разрезал…ну, и чтобы, допустим, вечером спел на закрытой вечеринке?

– Старик, не знаю. Могу спросить, – перестал заикаться Гусев, – позовите и Пугачиху. Звездная пара, старик, – это гораздо круче!

Идея про звездную пару Ярдову показалась, как бы это вернее выразиться, утопичной.

– Послушай, баснописец, если у тебя от собственной значительности выросли крылья, то это не означает, что ты орел. Павлин без перьев. – Ярдов выразился не так витиевато, а гораздо убедительней, используя трехэтажные части речи и бранные междометия.

Вскоре затея с Пугачевой забылась. Но однажды, ближе к весне, поступил звонок от бывшей коллеги моей Зинаиды Фукаловой, которая оставила науку и стала промоутером. Возила из Москвы в Питер Титомира, Ладу Дэнс, Губина, Лику Стар, а обратно – Кая Метова, профессора Лебединского, Таню Буланову. В общем, не бедствовала.

– Тут на днях обокрали Диму Маликова, вынесли из квартиры всю технику, костюмы концертные, – поделилась оперативной сводкой Зина. – пода́рите ему что-нибудь из приличной аппаратуры? А я взамен повешу ваш логотип на концерте.

– Pioneеr устроит?

– Дорогой?

– С чейнджером на шесть дисков и долби-сурраундом. Стоит семьсот пятьдесят долларов.

– Устроит. Приходи, кстати, на концерт в ДК Первой пятилетки. И босса приводи! Сколько отложить билетов?

– Можешь четыре? Будем с женами.

Женам концерт понравился, нам – не очень. После в гримерной Маликов поблагодарил Ярдова за Pioneer и подарил всем по диску с автографом, после чего мне и Ярдову концерт понравился больше. Наутро довольный Ярдов вызвал к себе.

– Пугачева вроде уже не поет. – Ярдов внимательно изучал диск Маликова.

– Да, это так. Пугачева по контракту с Real Records не имеет права петь в течение года. Со слов Гусева, она согласилась на кабальные условия, чтобы достроить загородный дом. И сейчас нуждается в деньгах из-за вынужденного перерыва. Но ей необязательно петь у нас. Достаточно будет ее участия в церемонии открытия.

– Попросит денег немерено. – Ярдов встал из-за стола и направился в туалет, который располагался там же, в кабинете, за потайной дверью.

– Гусев сказал, что уломает на полтинник.

– Гусев – жучара. Половину этой суммы оставит себе. Опускай его на тридцатку. – Ярдов вышел из туалета, забыв застегнуть ширинку.

Я тут же позвонил Гусеву и поехал к нему. После недолгих препирательств уговорил его на сорок тысяч долларов. За эти деньги звездные супруги разрежут ленточку, похвалят магазин, пообщаются с прессой. А вечером Киркоров под покровительством Звезды споет восемь песен на закрытой вечеринке для друзей. Но споет под фонограмму. Живое исполнение стоит дороже, объяснил Гусев.

Зинаида Фукалова вызвалась помочь, усилив программу вечеринки группами «Браво», «Доктор Ватсон», «Колибри» и клоуном Леонидом Лейкиным из театра «Лицедеи». И за все это попросила пять тысяч долларов. Вести вечеринку за триста долларов охотно согласился Евгений Александров, артист театра «Буфф», более известный по передаче «Кружатся диски» на Пятом канале. Вот так все затевалось…

– Куда вы пропали? Аллочка ждет вас в гостиной, – вывела меня из воспоминаний Эмма Васильевна. – про «Прибалтийскую», где пройдет вечеринка, пока не говорите ей. Вы же знаете, насколько болезненна для нее эта история.

Я знал, разумеется, про ссору Пугачевой с руководством гостиницы. Весь город знал. Да что там весь город? Вся страна знала. В далеком, еще советском 1987 году Звезду не поселили в ее любимый номер класса lux[5]5
  Люкс (лат.).


[Закрыть], а предложили аналогичный, но в противоположном крыле гостиницы. Без вида на залив. Ее же номер был занят жителем из «солнечной Армении», который привез дочку на лечение. На следующий день в «Вечернем Ленинграде» вышла разгромная статья «Поставим звезду на место!», где предлагалось лишить Примадонну звания народной артистки. В редакцию посыпались телеграммы примерно такого содержания: «возмущены буржуазным поведением тчк сдаем билеты зпт не хотим идти на концерт тчк группа ленинградцев». А в некоторых письмах содержались весьма оригинальные предложения «оторвать язык», «залить рот смолой». Это были первые – пусть еще робкие – голоса гласности и перестройки. Звезда поклялась никогда больше не селиться в «Прибалтийской».

Эмма Васильевна провела меня в гостиную и предусмотрительно вышла. Звезда, не глядя в мою сторону, спросила:

– Так вы не чечен, и фирма ваша не чеченская?

– Мы сибирские. То есть основатель и владелец компании родом из Сибири, а я армянин из Тбилиси.

– Грузинов люблю, а с армянами у меня было несколько бизнесов, и во всех меня кинули. Так, рассказывайте, что я должна сделать?

– Разрезать с Филиппом ленточку, дать интервью ОРТ, сказать, что приветствуете первый в России магазин лицензионной аудио– и видеопродукции, где благодаря передовым компьютерным технологиям можно по ключевому слову найти любимую песню. А вечером присутствовать на концерте Филиппа в… – И тут я запнулся, хотя столько раз репетировал эту «судьбоносную речь». Но собравшись духом, я выпалил через секунду:

– Алла Борисовна, вы же знаете, что скандал – двигатель торговли. А скандал со звездой – двигатель с турбонаддувом… Вечеринка с вами пройдет в «Прибалтийской».

– Что-о?! Да вы ополоумели! Вы забыли, как со мной обошлись?! Ноги моей там не будет! Никогда! Какая наглость!

Прибежала Лавринович:

– Оставьте нас, пожалуйста, наедине. Я же вас просила быть деликатнее.

Затея с вечеринкой оказалась под угрозой срыва. Похоже, прав окажется журналист Садчиков, который на вчерашней пресс-конференции ласково съязвил:

– Нам все понравилось. Фуршет отменный, напитки изысканные. Но теперь, когда ажиотаж достиг предела, Ярдов, признайтесь честно – это все блеф. Никакой Пугачевой не будет завтра.

Ярдов уступил микрофон мне.

– Может, и так, Михаил. Но давайте подождем до утра. Если завтра в 8.35 утра из «Красной стрелы» Пугачева не выйдет, значит, все это был блеф.