Текст книги "Между клизмой и харизмой"

Кто такой Путин?

– Алла интересуется, а где владелец-то сам?

– Извините, не слышно. – В магазине, и до того тесном, было не протолкнуться. По поддельным журналистским удостоверениям на церемонию открытия проник, кажется, весь город. Нет, вру. Весь город бушевал за витриной магазина на улице, которую милиции пришлось перекрыть.

– Владелец где? – теперь уже криком повторил вопрос Геннадий Руссу, продюсер Пугачевой.

– Вот же стоит между Пугачевой и Киркоровым, – кивком головы показал я на Ярдова.

– Этот жующий мальчик? В мятой футболке?

– Почему же мальчик? Ему двадцать пять лет.

– Есть у вас отдельная комната, где можно спокойно пообщаться с ним?

– Есть, конечно. – С помощью охраны удалось оттеснить толпу и впустить в служебную комнату звездную пару, пройти самим и затащить туда съемочную группу «Взгляда».

– Алла Борисовна, а это правда, что вечером вы поете в «Прибалтийской»?

Зря я похвастался «Взгляду», что мы помирили Пугачеву с гостиницей.

– И все вы, журналисты, знаете. – Звезда укоризненно взглянула на меня. – петь я там не собираюсь. Но, как благоверная жена, я буду присутствовать на концерте Филиппа. Слушайте, давайте сначала выпьем за ребят.

Ярдов деловито откупорил Crуstal и, не найдя бокалов, разлил шампанское в бумажные стаканы.

– Камера работает? Я хочу пожелать всем, кто меня сейчас слушает и смотрит, стать постоянными покупателями концептуального, первого лицензионного и профессионального музыкального магазина. Никто вас здесь не надует. Специалисты возьмут вас за ручку, все объяснят, посоветуют. А господам пиратам я хочу пожелать быстренько-быстренько пиратскую деятельность свернуть и влиться в этот бизнес. В большем порядке будете, ей-богу. Это я вам говорю, Пугачева, – почти по тексту пресс-релиза отчеканила Звезда.

Вечером, уже на концерте в гостинице «Прибалтийская», примерно такой же текст должен был произнести Ярдов, но решил не покидать стол, за которым, помимо звездной четы и Эммы Лавринович, директора БКЗ «Октябрьский», сидели мэр Петербурга Собчак с супругой Нарусовой и дочерью Ксенией. Была еще одна пара важных гостей, которых я не знал. В списке они значились как первый заместитель мэра, председатель комитета по внешним связям мэрии Санкт-Петербурга, с супругой. На сцену Ярдов велел выйти мне. Потея и запинаясь и не видя никого (слепили софиты), я выдавил из себя текст:

– Дорогая Алла Борисовна, дорогой Филипп, уважаемые Анатолий Александрович и Людмила Борисовна, дамы и господа, позвольте приветствовать вас и заручиться вашей поддержкой. Давайте впредь не покупать пиратских дисков и кассет. Разрешите ваши аплодисменты считать одобрением нашего начинания! – возвращаясь мимо столов к Ярдову, я чувствовал себя Гагариным, шагающим по ковровой дорожке. А вместо гагаринского шнурка в руке моей трепыхалась бумага с текстом. Гости пожимали мне руку, хлопали по спине, одобрительно кивали.

Уже в разгар вечеринки Ярдов, хмельной и возбужденный, нашел меня за кулисами.

– Ты все знаешь, ученый хуев, мы что, крутые?

– Нет, не крутые, а очень крутые. – Я схватил со стола, заваленного кокошниками и перьями, пакет сока и жадно отпил половину.

– Прикинь, Путин попросил меня закрыть магазин завтра на час для Нарусовой. Она хочет выбрать пару фильмов на DVD.

– А кто такой Путин?

– Вот ты лох! – Ярдов взглянул на меня, как на дебила. – Это зам Собчака по внешним связям, идиот. А что это за компания сидит за соседним столом?

– Не знаю, но могу быстро посмотреть. – все столы, за исключением тех, которые выбрал для своих гостей Ярдов, мы продавали по билетам. Через минуту я вернулся со схемой рассадки гостей.

– И что это за гости?

– Это Михаил Мирилашвили, владелец сети казино «Конти» и «Гостиного Двора» с семьей. Они заплатили десятку за стол. А рядом за соседним столом Костя Могила, его партнер Лисовский и руководство Пятого канала.

– Они тоже заплатили?

– Да. Столько же.

– Мы отбились?

– Не знаю пока. Как подобьем бабки после концерта, скажу.

Концерт закончился под утро. Самые стойкие из гостей требовали продолжения. Выручили «Ватсоны». За доплату в пятьсот долларов попели еще часок. Когда все закончилось, разъехались гости и начало светать, я и казначей компании Иван Кузов купили внизу в баре Absolut Curant и в три приема осушили его. После, присев в углу ресторана и подзывая поочередно артистов, честно со всеми расплатились.

– Вы кто? – Я сверялся со списком, а Иван отсчитывал нужную сумму.

– Экран.

– Сколько?

– Шестьсот.

– Вы?

– Кран.

– Как? Мы же только что вам заплатили.

– Это был экран, а я кран телевизионный.

– А вы кто?

– Низкий дым.

– А что это?

– То, что стелется по сцене.

– Сколько?

– Восемьсот.

– А сколько же стоит высокий дым?

– Ничего не стоит. Там достаточно шашки. А тут дорогая дым-машина.

– Надо было шашкой ограничиться, – заметил Иван.

Я посмотрел на Ивана, пытаясь угадать, шутит он или впрямь так считает. Он не шутил, что-то вычислял на калькуляторе и записывал вычисленное в блокнот.

– Отбились?

– Не совсем. Минус семь тысяч. Но это сущая хуйня. Такое открытие провели, такой концерт отгрохали. Все было круто!

С этой сущей хуйней, выжатый и пьяный, я поехал домой отсыпаться.

Утром позвонил Ярдов…

В Чечню в рабство

– Мы отбились?

– Кто звонит? – Я узнал голос Ярдова, но на всякий случай прикинулся спящим.

– Почему не на работе?

– Сам же сказал, можешь завтра весь день отсыпаться.

– На том свете отоспишься. Выкладывай, отбились?

– Нет. Минус семь тысяч.

– Как минус? Ты клялся, что выйдем в ноль. И даже заработаем что-то.

– Все верно. Но часть билетов были розданы бесплатно. – Напомнить, что билеты раздавал исключительно он, я не осмелился.

Ярдов на мгновение замолк. Неужели согласился с доводом?

– Ты что, сука, решил меня на бабки кинуть? Слышь, сегодня же вернешь деньги либо созывай своих братков армянских. А пока я включаю счетчик.

Со временем на счетчик набежало двадцать тысяч долларов. Каждый раз в гневе или во хмелю Ярдов вспоминал о долге:

– Слышь, горемыка, продавай квартиру. Скоро и ее не хватит расплатиться. Или отдам тебя в рабство в Чечню.

Как гласит бедуинская народная мудрость, если бедуина долго называть верблюдом, то рано или поздно у него вырастет горб. Бедуином я не был, но горб стал расти. Горб причудливой вины. Мне стало постепенно казаться, может, я и впрямь задолжал Ярдову? А раз задолжал, то надо поскорее вернуть долг, дождаться потом «юрьева дня» и с чистой совестью выйти из крепостной зависимости. Свобода как-никак лучше несвободы. Да и угрозы о рабстве – это не просто фигура речи. В те военные годы рабство в Чечне было обыденным явлением. Боевики врывались в станицы, резали население, а уцелевших уводили в плен.

Однажды, пребывая в грусти и тревоге, в голову мою залетела мысль: а не попытаться ли продать видеозапись концерта на телеканал? Допустим, ОРТ. Воодушевленный этой мыслью, я тут же поделился ею с Умовым.

– Хорошая мысль, – поддержал Егор, – только получи добро от Ярдова. Кстати, про наш концерт уже написали в газете. Вот прочти. – Егор протянул мне «Коммерсантъ-Daily».

…Г-жа Пугачева призналась, что приехала в Петербург для того, чтобы совместить три события. День рождения Валерия Леонтьева, открытие музыкального магазина (фирма «Сан-Франциско» решила, что может позволить себе таких гостей, и осилила звездные гонорары) и теннисный турнир Saint-Petersburg Open. Г-жа Пугачева, правда, призналась, что теннис не любит, так как от прыгающих туда-сюда мячиков и мужиков у нее болят глаза. Семья долго на турнире не задержалась и уехала на концерт в гостиницу «Прибалтийская». Остальные гости последовали за ними. Может, сработал и рекламный трюк: организаторы обещали, что Пугачева споет. Но звезда сдержала данный ранее обет молчания. Пели же Таня Буланова, группа «Колибри» (четыре девушки очень впечатлили Никиту Михалкова) и «Доктор Ватсон» (четыре юноши напомнили Анатолию Собчаку шлягеры молодости)…

– Дерзай, армяшка! Может, спасешься, – благословил Ярдов меня в Москву. – и передай Пугачихе, что отстегнем ей половину, если поможет с ОРТ.

Квартира Пугачевой пряталась в неприметном сталинском доме на Земляном Валу, аккурат над отделением милиции. Чтобы попасть к Звезде, следовало пройти паспортный контроль и строгий шмон в дежурной части отделения. Особенно долго наряд милиции изучал букет бордовых роз, который я купил по наказу Ярдова. Интересно, что они искали в цветах? Ничего не найдя, вежливо препроводили меня на второй этаж. Дверь открыла домработница Люся. Она была в малиновых лосинах и сиреневой майке с изображением Киркорова в перьях.

– Я к Пугачевой.

– Не разувайтесь, проходите в зал. Сейчас Филю позову.

– Ой, извините, Алла Борисовна! Не узнал вас.

– А без грима меня никто не узнает.

Пошаркивая шлепанцами, из соседней комнаты к нам вышел Киркоров в блестящих шортах и футболке с надписью «Не шалю, никого не трогаю, починяю примус». Вытирая потное лицо и залезая полотенцем за шею, он ожесточенно раздирал себя, морщась и страдая. Подав мне руку, Киркоров развалился на диване, потом взглянул на меня, пытаясь вспомнить, где видел.

– Вы пели у нас на дружеской вечеринке в «Прибалтийской». – Я достал из дипломата видеокассету. – Вот запись концерта.

Киркоров взял кассету, сполз с дивана, перевернулся на живот и таким вот странным образом дотянулся до видеомагнитофона.

– У него в одном месте до сих пор детство играет, – хихикнула Пугачева.

Посмотрев кусок в начале и кусок в конце, звездная семья похвалила запись.

– Класс! – воскликнул Филипп.

– Да, неплохо. Вот только надо аплодисментов добавить, – заметила Пугачева, – и пусть тень уберут у меня с подбородка. Я позвоню завтра Эрнсту. Думаю, тысяч на пятьдесят потянет.

– Нам и половины этой суммы хватит.

– Смешной вы, честное слово. Милый мой, это вам придется заплатить.

– Ка-ак? – чуть было не вскрикнул я. – У нас же эксклюзив, уникальный концерт, да еще и в присутствии важных персон: Собчак, Путин, Никита Михалков…

Попытка продать концерт на других каналах дала похожий результат.

– У вас там Пугачева открытым текстом рекламирует магазин, а мы должны это показать бесплатно? С какой стати? – примерно так мне отвечали повсюду.

Только Дмитрий Лесневский, гендиректор РенТВ, сначала вроде согласился, но, посовещавшись с мамой, передумал.

– За деньги – да, бесплатно не готовы. К тому же это магазин Пугачевой. Пусть платит.

– Это не ее магазин. Она лишь открывала его.

– Тем паче…

Вернувшись ни с чем в Питер, я стал искать иные возможности расплатиться с Ярдовым. Как-то раз попивая с коллегами пиво, кто-то из ребят поинтересовался: а где можно достать запись концерта? И вообще почему бы не продавать кассеты в нашем магазине? И впрямь, почему? Я заказал в сервис-центре пятьдесят копий, чтобы для начала исследовать спрос. Кассеты разошлись за два дня. И это при цене двадцать пять долларов за копию. Ни фига себе! Что же получается? Достаточно продать тысячу копий, и долг закроется.

Вдохновившись нечаянной надеждой, я снова засобирался в Москву: теперь уже на студию «Союз» договариваться о производстве нужного тиража на VHS и DVD.

Но…

Вечером накануне поездки, когда рабочий день уже близился к концу, позвонили из газеты:

– Добрый вечер! Беспокоит Александр Кузнецов, специальный корреспондент «Санкт-Петербургских ведомостей». Я купил в вашем магазине видеокассету «Дружеская вечеринка». – Кузнецова я лично не знал, но слышал, что за серию разоблачительных статей о коррупции Союз журналистов Петербурга наградил его премией «Неподкупен» и присвоил звание «Острое перо».

– Спасибо за покупку! Надеюсь, вы остались довольны обслуживанием? – с журналистами я всегда был нарочито вежлив, мало ли что. – мы стараемся работать по-западному, продаем только лицензионную продукцию и хотим полностью искоренить пиратство в городе.

– Что ж, благородная цель. На обложке кассеты изображен логотип вашей фирмы с адресами магазинов. Это ваша компания произвела? Тут также перечислены имена исполнителей: Киркоров, «Браво», Буланова, «Колибри» и другие. Но почему-то я не обнаружил ни одного копирайта.

– Извините, чего не обнаружили?

– Авторских прав. И смежных тоже. Скажите, вы выкупали права у исполнителей и у авторов музыки и слов?

У меня выступил пот на лбу.

– Александр, не знаю, как вас по отчеству…

– Натанович.

– Александр Натанович, вы ужинали? – приходя в себя и не найдя ничего лучшего, я предложил встретиться в ресторане, так сказать, в приватной обстановке. – Как насчет мексиканской кухни? Приглашаю вас в ресторан La Cucarachа на Фонтанке.

Кузнецов согласился было принять приглашение, но, вспомнив про свою неподкупность и немного помявшись, отказался. Пришлось ехать к нему в редакцию.

– Чаю хотите? – Меня встретил неприметной внешности и низкого роста мужчина средних лет в подтяжках поверх выцветшей фланелевой рубашки и тяжелых очках. Рыжеватый и слегка рябой, он походил на Акакия Акакиевича из гоголевской «Шинели», с небольшой лысиной на лбу и геморроидальным цветом лица. – Я с вашего позволения включу диктофон.

– Слушайте, но это был наш концерт, для друзей и сотрудников, мы честно заплатили всем артистам, потратились на аренду ресторана, на технику, еду. – От чая я отказался, потому что нестерпимо хотелось водки или, на худой конец, пива, холодного пива.

– Вам принадлежат только технические права. Авторские и смежные вы должны были выкупить. Вы торгуете контрафактом. – Кузнецов встал из-за стола. – Извините меня, но я вынужден попрощаться с вами. Мне еще готовить материал про вашу фирму.

На следующее утро «Санкт-Петербургские ведомости» вышли с разгромной статьей про нас. На первой странице крупным шрифтом чернело название «Как Ярдов обокрал Киркорова». В статье говорилось, что компания «Сан-Франциско» под видом борьбы с пиратством сама торгует контрафактом, тем самым обкрадывает бедных артистов, не платит роялти ни им, ни авторам музыки, ни авторам слов. И куда смотрят правоохранительные органы, возмущалась газета. Почему не пресекут противозаконную деятельность компании?

На работу идти не хотелось. Хотелось лечь в ванну, набрать воды и окрасить ее своей кровью. Или принять афобазол и не проснуться. Но тягостнее всего была мысль, что моя маркетинговая карьера, так и не начавшись, рушится навсегда. Чтобы как-то прийти в себя и смыть мрачные мысли, я полез в ванну.

– Тебе звонит Ярдов. – Сгорбленный вид жены и грустные ее руки вызвали во мне жалость. Я представил ее вдовой, и жалость сменилась покоем.

– Меня нет… совсем нет… я ушел… ну, придумай что угодно.

– Третий раз звонит. Лучше ужасный конец, чем ужас без конца, – обреченнно произнесла жена. – Подойди, пожалуйста, к телефону.

– Привет, армяшка! – Странно, но Ярдов не был в гневе. – Читал, что про меня написали в газете? Еще вчера про меня судачили лишь лучшие люди города, а теперь меня знает каждая собака. Это крутой пиар. Молодец! Списываю с тебя долг. Живи, сука!

Между копчиком и лопатками у меня зачесалась спина. Я почувствовал, как исчезает горб.

Нет бани – нет идеи

 
Не стремись прежде времени к душу,
Не равняй с очищеньем мытье,—
Нужно выпороть веником душу,
Нужно выпарить смрад из нее…
 

Владимир Высоцкий

В бане не только смывают грехи и лечат душу. В бане проводят собрания, ведут переговоры, заключают сделки. Мозгуют и трут начистоту. Без лишних глаз, без лишних слов, без исподнего. В русской бане рождаются идеи. Порой необычные…

– Поддай, слышь, парку!

– Sorry?[6]6
  Простите? (англ.)


[Закрыть]

– Не русский, что ли? А крест зачем нацепил православный?

– I’m greek. Orthodox[7]7
  Я грек. Православный (англ.).


[Закрыть].

– Грек? – В сауне гранд-отеля «Европа» Ярдов впервые узнал, что греки тоже православные. – Любишь баню?

– Lubish. – Грек был тощ и белес, вроде и не грек вовсе. От ярдовских расспросов он втянул голову в плечи и стал еще мельче.

– А в России что делаешь?

– Еquipment, ravioli[8]8
  Оборудование, равиоли (англ.).


[Закрыть]. – Грек кое-как объяснил на смеси русских и английских слов, что продает оборудование для производства равиолей, которое после нехитрых переделок может производить пельмени и вареники.

Наутро после знакомства с греком Ярдов вызвал меня к себе и рассказал сон. Ему приснилось, что в шахтерском поселке, в бурьяне за отчим домом, на ветру скрипела кривобокая черная баня, до окон вросшая в землю. И к бане приближался тощий и белый, как пар, человек. В руках он нес липовый веник и горшочек с жаркими пельменями.

– Сон, прикинь, вещим оказался. Вчера я с ним мылся в бане.

– С кем?

– С греком. – Ярдов на миг задумался, а потом спросил:

– Жена твоя лепит или покупает пельмени?

– Покупает, конечно. Когда ей лепить с тремя детьми?

– Даю тебе неделю, нет, три дня, срочно исследуй мне рынок пельменей: кто, что, сколько, почем? – Ярдов, когда замышлял новый проект, излучал ярость и нетерпение. – Продам магазины, займусь производством. В пельменях навара больше.

Из исследования, проведенного на скорую руку, выяснилось, что славный наш город не доедает в день аж триста тонн пельменей. Вот такой вот отложенный спрос. При этом чуть ли не три четверти потребляемого продукта лепится вручную. Неизбалованный наш потребитель имел крайне куцый выбор: пельмени «Богатырские» да вареники «Студенческие». И все это в заиндевевших картонных пачках, которые надо было встряхивать, чтобы проверить, не слиплось ли содержимое.

Ситуация на рынке сильно смахивала на описанную в хрестоматийном анекдоте про обувщика, отправившего двух своих сотрудников в Африку изучить рынок и телеграфировать, стоит ли туда входить. Первый через неделю написал: рынка нет – все ходят босиком. Второй: рынок огромен – все ходят босиком.

Опрос выявил также, что мечтательный наш потребитель желает есть пельмени исключительно из мяса молодых бычков и нежных телок. Мы, само собой, предложили ему такие пельмени. Но лишь в рекламе – наглой и возбуждающей. И в виде сочных женских ягодиц. На деле же в наших пельменях, кроме жилистой пашины с хрящами и косточками, не было ничего. И это в лучшем случае. А чаще всего в них плавала смесь говяжьего жира, сои и крахмала.

– Нам нужен крутой бренд. – Ярдов уже несколько дней ходил по офису одержимый проектом. – давай, армяшка, думай! Запустишь пельмени, отпущу летом на волю.

Окрыленный нежданной милостью Ярдова, я бодро взялся за проект: распределил задачи среди коллег, настроил их на аккордную работу, объявил конкурс на лучшее название для будущего бренда. А чтобы был стимул, с согласия Ярдова учредил приз для победителя – фотоаппарат Canon EOS500. Суперкрутой и модный. Но приз так и не разыграли. Присланные названия были безнадежно скучными и тривиальными.

– Миша, полный завал. Время идет, а названия нет. Разумеется, бренд – не просто название, а ценность. – Я заглянул к Гонцову в комнату обсудить предварительные итоги.

– Зачем тогда паришься? – справедливо возразил Миша.

– Но шлют всякое барахло. Какие-то там «Сытные», «Домашние», «Ручные» и чуть ли не «Дрессированные».

– А если «Чемпионские»? Есть же «Богатырские», почему не быть «Чемпионским»?

– Тогда уж ЧМО – Чемпион Мясных Объедков, – грустно пошутил я. – эх, договориться бы с Макаревичем и назваться «Смаком».

– Размечтался. Где мы и где Макар? И по деньгам не потянем. Но было бы круто. У передачи огромный рейтинг.

Разговор с Мишей забылся, как только я вышел от него. Утром разбудил звонок. Звонил водитель Ярдова Серега. Огромный, под два метра увалень, добродушный и ленивый, словно мохнатый медведь, он был по совместительству еще и телохранителем Ярдова.

– Босс просил вас, это вот, побриться, надеть костюм и, это вот, галстук. Через полчаса, это вот, я заеду отвезти вас в аэропорт.

– Не понял. Куда, это вот, отвезти и зачем, это вот? – В разговоре с Серегой ко мне неизбежно прилипало его «это вот».

– В аэропорт вы, это вот, с ним летите в Москву.

– Зачем?

– Не сказал, это вот.

Пока Серега подъезжал, я набрал Гонцова разузнать хоть что-то. Оказалось, Миша проболтался Ярдову про «Смак», и мы летим в Москву на переговоры с Макаревичем. Но как удалось Ярдову так быстро выйти на Макаревича и договориться с ним? Просто офигеть!

На встречу мы опоздали. Искали ресторан «Три пескаря». Искали в районе ИТАР-ТАСС у Никитских ворот, а он оказался в левом крыле здания АПН на Зубовском бульваре. Горбатый подвал ресторана был забит до отказа и гудел, как Помпеи в предпоследний день. Приглушенный свет и мерцающий в полутьме аквариум с морскими обитателями придавали месту байронический характер. Нас провели к столу, предупредив, что Макаревич вот-вот будет. А пока мы ожидали певца, метрдотель по имени Люсьен знакомил нас с меню и винной картой.

– Рыба, как видите, у нас живая. Она ловится прямо в зале и жарится непосредственно на ваших глазах. – В белых шелковых перчатках и бархатной бабочке Люсьен был неестественно любезен.

– И что, можно сейчас подойти и выловить вон того осетра руками? – изумился я.

– Зачем руками? Мы дадим вам сачок. Впрочем, намедни у нас ужинала Клаудиа Шиффер и не могла никак поддеть рыбу сачком. Но ей галантно помог мэр Санкт-Петербурга Анатолий Собчак, поймав стерлядь голыми руками, – похвастался Люсьен.

– Что есть из горячего? – Ярдов раздражался всегда, когда ему приходилось общаться с представителями не его, так сказать, сексуальной ориентации.

– Я рекомендую Consommé d’Or из даров моря. Наш шеф мсье Мишель Бальбарани добавляет в это блюдо настоящее сусальное золото, отчего суп приобретает теплый золотистый оттенок. Свежие креветки и лангустины он смешивает с обжаренными кусками лосося, севрюги, палтуса и рыбы-соль. Потом заливает это анисовым ликером Pastis и поджигает. Блюдо подается с хрустящими гренками O’Gratin, украшенными алыми лепестками роз.

– Слышь, неси поскорее. Жрать охота. – Ярдов с трудом сдерживал раздражение.

– Но прежде предлагаю отведать салат «Богач», – Люсьен продолжал источать пра-а-тивную любезность. – в нем воедино сошлись раковые шейки и нежная фуа-гра. Либо возьмите виноградные улитки, фламбированные коньяком Hennessy и портвейном Sandeman.

– Неси все и вот это еще. – Ярдов ткнул на блюдо с хрустящим названием Crustacés et le crabe.

Макаревич опоздал на час.

– Дружище, правильно ли я понимаю? Ты хочешь производить пельмени, так? – Мы пили третью бутылку сотерна, а Макаревич все не мог понять, что хочет от него Ярдов.

– Так. – Ярдов кивнул головой.

– Хотите назваться «Смаком». Так?

– Так.

– А я-то тут при чем? В толк не возьму. Да хоть как назовитесь: смак-шмак-кавардак…

«Неужели “Смак” не принадлежит Макаревичу?» – блеснула у меня догадка. Как это может быть? Невероятно! Я наклонился к Ярдову с предложением выйти покурить, хотя ни он, ни я не курили.

– Макаревич понятия не имеет, что марку надо регистрировать как товарный знак. Похоже, «Смак» бесхозен. Надо звонить Саше, юристу нашему, пусть срочно подает заявку в Роспатент. – я не мог скрыть своего ликования. – мы станем владельцами марки, и тогда сам Макар будет покупать у нас лицензию для своей программы.

Ярдов задумался. Потом смерил меня чугунным взглядом, достал телефон, стал набирать кого-то, но, не дожидаясь ответа, прервал звонок. Постояв в задумчивости еще пару секунд, стремительно вернулся в зал.

– Андрей, я звонил юристу. «Смак» тебе не принадлежит. Я мог бы зарегистрировать марку на себя. – Ярдов придвинулся к уху Макаревича и тихо произнес: – но не буду этого делать. Не по-пацански это, не по-сибирски. Слушай, я дам тебе юриста, он поможет с регистрацией, а после мы купим у тебя лицензию. Пока на год, а там посмотрим. И еще. Найди себе продюсера, а то просрешь все.

Макаревич продюсера нашел. Где-то через неделю от него позвонил некто Аарон, готовый хоть завтра вылететь к нам на переговоры. «К чему такая спешка?» – подумал я. Хорошо бы прежде обсудить в переписке ключевые пункты лицензионного соглашения, получить заключение юриста и… А впрочем, почему нет?

– Окей, прилетайте! Я встречу вас в Пулково.

Из зала прилетов вышел невысокий человек средних лет, с кустистыми бровями, узкой бородкой и портпледом Samsonite на колесах.

– Люблю бывать в культурной столице в белые ночи. – Сев в машину, гость протянул мне визитку, на которой золотом по черному было вытеснено:

Аарон Ротик

Генеральный директор

Студия «Смак»

пейджер 7788 диспетчер (095) 937 77 37

– Ротик?! – зачем-то вслух прочитал я.

– Вас это смущает? Поверьте мне, уважаемый, нет такого раздела анатомии, который не подошел бы еврею для фамилии.

Переговоры прошли быстро. Ярдов согласился на роялти в пятнадцать тысяч долларов в год, но не готов был платить наперед.

– Заплатим потом. – Ярдов снял колпачок с Cartier и наклонился было подписать контракт, но помешал Ротик, схватив со стола бумаги.

– Вы знаете, как будет «потом» на иврите?

Мы пожали плечами.

– «Никогда». Поэтому сначала деньги.

Ярдову ничего не оставалось, как достать из сейфа и отсчитать Ротику три пачки пятидесятидолларовых купюр. Контракт был тут же подписан. Для меня же подписание контракта означало свободу.

…И настал тот день, когда сбылась мечта Мартина Лютера Кинга, и он, воздев руки к небу, смог спеть слова старого гимна:

– Благодарю тебя, Отец, я свободен, я наконец свободен!