Электронная библиотека » Джейн Смайли » » онлайн чтение - страница 5

Текст книги "Тысяча акров"


  • Текст добавлен: 14 ноября 2018, 11:20


Автор книги: Джейн Смайли


Жанр: Современная зарубежная литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 5 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Шрифт:
- 100% +
9

С момента операции прошло уже три месяца, Роуз активно шла на поправку. После курса химиотерапия у нее был вид усталого, но не разбитого человека, впрочем, как и у многих других раковых больных, которых мне довелось видеть. Ей отняли правую грудь, лимфатический узел подмышкой и все грудные мышцы с правой стороны – традиционная радикальная мастэктомия. Я все еще продолжала готовить вместо нее время от времени и, конечно, проведывала ее каждый день. О здоровье старалась не спрашивать – сестру это раздражало – но внимательно следила за ее состоянием: нет ли признаков усталости, слабости, боли.

На следующий после разговора с Джессом день мне предстояло везти Роуз в Мейсон-Сити на плановый осмотр. По дороге мы больше молчали: сестра то и дело раздражалась и нервничала. Сначала она прищемила пояс плаща дверцей, потом мы потеряли время, заехав на заправку и попав в пробку на подъезде к больнице, из-за чего опоздали на прием на пять минут. После осмотра мы планировали немного погулять и пообедать в кафе, однако, естественно, все зависело от того, что скажет доктор. Если новости окажутся плохими, тогда ни о каких прогулках нет и речи. Все должно было решиться на приеме, и мы это понимали.

Однако в больнице все прошло отлично. В приемной нас встретили с таким радушием, будто заранее знали, что все в порядке. Доктор осмотрел Роуз и не нашел ничего подозрительного. Отметил «быстрый прогресс» в восстановлении подвижности правой руки. Роуз криво усмехнулась, услышав его слова про «быстрый прогресс». Три месяца, омраченные болезнью, показались нам бесконечно долгими, да к тому же еще и выпали на самую ужасную часть года в нашей местности: небо с утра до вечера затянули стальные облака, и пронзительные холодные ветры не стихали ни на секунду, даже в те редкие минуты, когда сквозь серую завесу пробивалось слабое солнце. Только теперь, когда опасность миновала, мы увидели, как были подавлены и обессилены. Прощаясь с доктором, мы смотрели на его круглое румяное лицо с нежностью. С трепетом вдыхали чудесный майский воздух, напоенный ароматом цветущих яблонь. С восторгом любовались яркими тюльпанами и ирисами во дворе больницы – а ведь когда шли на прием, даже не заметили их.

– Чудесный день! – воскликнула Роуз и вдохнула солнечный воздух полной грудью. Впервые ее левая рука не метнулась к правому плечу, туда, где отняли мышцы, будто она до сих пор не могла смириться с потерей. Это стремительное, мимолетное движение, вошедшее у сестры в привычку, каждый раз заставляло мое сердце сжиматься от жалости. К груди Роуз никогда не притрагивалась, видимо, считая ее неизбежной жертвой. Но еще и плечо?!

– Хочется мяса, – сказала она.

– Поехали в кафе.

– Лучше в ресторан. В тот, где вы праздновали десять лет свадьбы, помнишь? У них одной селедки три вида. И жаренные в масле чесночные гренки, твердые, как жестяные крышки, но рассыпчатые и тающие во рту.

– Как ты это помнишь? Шесть лет прошло!

– Не знаю, само в памяти всплыло. Я верю, что болезнь отступила, понимаешь? Верю каждому его слову и теперь хочу насладиться всем, от чего отказывалась и о чем старалась не думать.

Мы постояли на светофоре и перешли через улицу. Я представления не имела, куда мы идем.

– Даже не подозревала, что ты была настолько подавлена, – пробормотала я.

– Я и сама в полной мере не осознавала. Знаешь, это как гаражная распродажа, когда смотришь на вещи, которые раньше для тебя много значили, а теперь лежат грудой с налепленными ценниками. И ты наблюдаешь, как соседи разбирают их, но тебе уже все равно.

Я молча взглянула на Роуз. Для меня прошедшее скорее напоминало поездку на машине с отказавшими тормозами. Три месяца мы неслись по дороге, уворачиваясь от столбов и летящих навстречу машин. Теперь же опасность миновала, и машина ехала ровно и спокойно.

Дойдя до конца улицы, Роуз остановилась и провела рукой по волосам.

– Это был просто экзамен, Джинни, длиной в три месяца. Пройдет еще шесть месяцев, еще год, еще пять лет, и мне исполнится сорок. Я хочу сделать что-нибудь. Чтобы оскандалить папу, досадить ему.

– Вряд ли в Мейсон-Сити есть мужской стриптиз, – пожала я плечами.

– Тоже смотрела шоу Фила Донахью? – ухмыльнулась Роуз.

– В прошлую среду? Когда по студии прыгали здоровенные парни в крошечных блестящих синих плавках?

– Один был в черных.

– Точно, блондин.

– Ты что, смотрела? Даже я покраснела.

– Я выключила картинку и только слушала. Как радио.

– Врешь!

– Вру, – признала я. – Смотрела от и до, даже когда они оделись.

Роуз засмеялась на всю улицу, потом отдышалась и заявила:

– В Мейсон-Сити есть бордель. Мне Пит сказал. Рядом с семейным кафе. Напротив отделения Министерства сельского хозяйства.

– А Пит откуда знает?

– Ему рассказали парни, которые нам прошлым летом амбар красили.

Мы остановились у витрины с женскими платьями. Роуз усмехнулась.

– Но думаю, так далеко мы из-за папы заходить не будем. Достаточно накупить тряпья.

– Слава богу! – выдохнула я.

С тех пор, как Роуз поставили диагноз, она не покупала новой одежды и перед зеркалами не задерживалась. Мы вошли в магазин. Я направилась к стойке с блузками, стараясь не следить за Роуз, что уже вошло у меня в привычку: какой размер она выберет, какой вырез. Только бы платье ей подошло! Отобрав, как всегда, четыре вещи, она отправилась в примерочную. Я слонялась поблизости, рассеянно рассматривая свитера. Роуз долго не появлялась и когда я, забывшись, подошла совсем близко, сказала:

– Джинни, я вижу твои ноги.

Мне пришлось взять себя в руки и отойти. Когда Роуз появилась, ее хорошего настроения как не бывало. Она молча с улыбкой отдала все платья продавщице и направилась к двери. Я сделала вид, что рассматриваю ремни, но, увидев, как сестра выходит на улицу, поспешила за ней.

Мы постояли у следующей витрины с туфлями, потом у витрины магазина фиксированных цен. Роуз долго рассматривала ультразвуковой увлажнитель. Я не выдержала и спросила:

– Что-нибудь слышала от Кэролайн?

– Нет.

– Как думаешь, кто сделает первый шаг?

Роуз посмотрела на меня, заслонив рукой глаза от солнца.

– Папа хоть раз первым мирился?

– Нет. Но это с нами. А тут Кэролайн.

– Скорее вода потечет в гору, чем он сделает первый шаг.

– Думаешь, ей следовало вести себя осмотрительнее?

Роуз зашагала дальше.

– Зачем ей быть осмотрительнее? У нее собственный доход. Она всегда держалась обособлено и менять ничего не собирается. Попомни мои слова. Она выйдет замуж за Фрэнка, родит сына, и все помирятся.

– Ты, кажется, тоже злишься. Но ведь она уже шла мириться, а папа захлопнул перед ней дверь.

– Вообще не должно было быть никакой ссоры, никакого примирения, никакой драмы! Она не хочет быть как мы. Вот в чем дело! Не замечала? Когда мы идем вместе, она всегда отстает. Когда мы воюем с отцом, она к нему ластится.

– Возможно, ты права.

– Черт! Я помню, когда ей было пять или около того. Я делала на кухне домашнюю работу, мама готовила, Кэролайн рисовала. И вдруг она поднимает голову, смотрит на всех нас и выдает: «Когда вырасту, не буду женой фермера». Мама засмеялась и спросила, кем же она тогда будет. И сестрица заявила: «Фермером!»

Я засмеялась. Мы зашагали дальше и по обоюдному молчаливому согласию Кэролайн больше не обсуждали. У меня заурчало в животе.

– Рози, давай заглянем в семейный ресторан – посмотрим, в чем проститутки ходят на работу.

– Поехали лучше домой. Там полно еды.

– Ты устала?

– Да.

Спорить я не стала. Никогда не спорю с Роуз.

– Знаешь, Джинни, – сказала она, когда мы сели в машину. – Выйдя из больницы, я подумала, что сошла с ума: это солнце, эти клумбы, которые мы сначала не заметили. Мне захотелось продлить сумасшествие, усилить, удержать его. И я решила, что нужно болтать и смеяться как безумные, есть как безумные, транжирить деньги как безумные, но я забыла… Я еще не готова раздеваться в примерочных.

Она вздохнула. Мы выехали с парковки.

– Что для тебя самое сложное? – спросила она, помолчав.

– Не знаю. Пожалуй, общаться с посторонними людьми.

– Как это?

– Я или ужасно стесняюсь, или веду себя как идиотка, если человек мне симпатичен. Никогда не поверю, что Марлен Стэнли или остальным нравится со мной общаться. Хотя на деле выходит, что нравится.

– Джинни, ты говорила то же самое еще в средней школе!

Я напряглась.

– Можно подумать, с тех пор у меня было много практики. Помнишь, в школе ты мне советовала: «Хочешь подружиться с такой-то? Просто подойди и угости ее печеньем».

Роуз от души рассмеялась.

– Обычно это работало.

Помолчав, она заговорила опять, только теперь очень серьезно.

– Для меня сложнее всего – не брать чужие вещи. Одно из самых ярких воспоминаний детства – как мама бьет меня по рукам и ругает за воровство. Мне часто снится один тот же кошмар: передо мной папина опасная бритва или плохо закрытая банка с кислотой, и я знаю, что брать нельзя, но удержаться не могу.

– А мне снится, что я, голая, стою в столовой. В девятом классе.

– Многим снится что-то похожее.

– Наверное.

Всю оставшуюся дорогу домой мы молчали. Над полями поднималось солнечное марево. Молодые побеги кукурузы пестрели на влажной земле, как аккуратные стежки на темной шерсти. Вылезая из машины, Роуз чмокнула меня в щеку. Мы знали друг друга всю жизнь, но нам никогда не надоедало быть вместе. Эта связь поддерживала нас, и я ценила ее превыше всего. Ценила, но не афишировала. Роуз терпеть не могла сантиментов.

10

Кэролайн исполнилось шесть, когда умерла мама. Поначалу планировалось, что ее заберет к себе мамина кузина Эмма из Росчестера в Миннесоте. Та работала старшей медицинской сестрой в частной больнице, и ни мужа, ни детей у нее не было. Этот вариант активно обсуждался во время маминой болезни, и многие прихожанки, любившие читать про сироток, считали его весьма романтичным. Тетя Эмма отлично зарабатывала, так что красивая одежда и городское образование были бы Кэролайн обеспечены. Но папа, вопреки всем разговорам, заявил, что мы с Роуз достаточно взрослые, чтобы позаботится о сестре, – и Кэролайн осталась на ферме.

Она росла послушной и некапризной: играла с нашими старыми куклами, ела все, что давали, убирала за собой игрушки и не пачкала одежду. Сельскохозяйственная техника ее не интересовала. Сеялки, буры, тракторы, кукурузные жатки, грузовики совершенно не занимали ее, как и домашние животные. Ей не было дела ни до свиней, ни до кошек и собак, которые иногда у нас появлялись. Она никогда не убегала за дорогу и не отходила далеко от дома. Никогда не забиралась на решетки дренажных колодцев. Идеальный ребенок, воспитывать которого одно удовольствие: мы только шили одежду для ее кукол, пекли пироги, читали книги вслух и учили ее быть аккуратной, хорошо кушать, вовремя ложиться спать, обращаться к взрослым на «вы» и делать домашнюю работу. Ничего особенного, все то же самое, чему и нас учили в детстве. Однако – папа не уставал это повторять – в отличие от нас она была само совершенство: не упрямилась и не сторонилась людей, как я, не хулиганила и не грубила, как Роуз, всегда мила и ласкова. Целовала своих кукол и отца, когда тот просил. Стоило ему сказать: «Дочка, поцелуй меня» (то ли приказывая, то ли выпрашивая), как Кэролайн тут же залезала к нему на колени, обхватывала ручонками и чмокала прямо в губы. Смотреть на это спокойно я не могла. Внутри меня будто начинал ворочаться огромный тяжелый булыжник. Несговорчивость или отвращение, видимо, настолько явно проявлялись у меня на лице, что ко мне отец с подобной просьбой не обращался.

К девятому классу принципы воспитания Кэролайн немного изменились, но все же мы не ограничивали ее строгостью, наоборот, считали, что у сестры должна быть нормальная жизнь, как у всех старшеклассников: с танцами, свиданиями и прогулками. Никто не заставлял ее возвращаться домой на школьном автобусе сразу после уроков – пусть гуляет, ходит в гости к городским подругам и даже иногда остается у них ночевать, если зовут. Роуз, которая к тому времени уже работала, давала ей деньги на наряды, а я не возражала. Если сестру приглашали на день рождения, мы вручали ей деньги на подарок. Таковы были наши принципы, и они резко отличались от взглядов отца, который считал, что нет места лучше дома, покупать вещи – неоправданное расточительство и раз мы платим за школьный автобус, то Кэролайн обязана на нем ездить. Мы покрывали сестру и выгораживали ее перед отцом. В старших классах мне даже удалось уговорить его разрешить ей пригласить своего парня на школьные танцы. Роуз подарила сестре подписку на журнал «Гламур» и даже научилась копировать простенькие модные наряды, которые в округе Зебулон не продавались.

Мы отлично ладили с Кэролайн. Подростком она была такой же покладистой, как и в детстве. Школу закончила с отличием и поступила в университет, как мы и планировали. Не стала ни женой фермера, ни фермером, а выбрала другой, более яркий и перспективный путь. Иногда она спрашивала нас с Роуз (без всякой задней мысли):

– Не понимаю, почему вы не уехали с фермы. Неужели вам никогда не хотелось другой жизни?

Такие вопросы безумно раздражали Роуз, а мне нравились. Они доказывали, что мы превосходно справились со своей задачей.

Забросив Роуз домой, я решила позвонить Кэролайн, но проезжая мимо папиного дома, увидела, что его пикап оставлен на подъездной дорожке, а сам он неподвижно сидит в мягком кресле перед окном в гостиной и, не отрываясь, смотрит на улицу. Один его вид моментально вытеснил у меня из головы все прочие мысли. Мне не хватило духу тут же развернуться и пойти к нему, однако, приехав домой, я не смогла заставить себя выйти из машины и уже представляла, какие заголовки появятся в окружной газете: «Местный фермер найден мертвым в собственном кресле». Если бы Роуз спросила не о том, что для меня самое сложное, а какая у меня самая дурная привычка, то я бы ответила: представлять всегда наихудшее.

Я вышла из машины и захлопнула дверь. И тут же ее открыла, села обратно и завела мотор. Проезжая, я видела, что папа все так же прямо сидит на прежнем месте, но, возможно, это ручки кресла не дают телу сползти. Вдруг отец поднял ладонь к подбородку. Я выдохнула и повернула к дому. Когда я вошла, он сказал:

– Что нужно?

– Ничего.

– Ты два раза проехала мимо окон.

– Я вернулась посмотреть, что ты делаешь.

– Читаю журнал.

Ни рядом с креслом, ни на столике никаких журналов не было.

– Смотрю в окно, – бросил он.

– Ну и отлично.

– Отлично, да.

– Тебе что-нибудь нужно?

– Я обедал. Разогрел еду в микроволновке.

– Хорошо, – кивнула я.

– После микроволновки еда остывает быстрее. Не успел доесть, как все уже стало холодным как лед.

– Никогда о таком не слышала.

– Это так.

– Я возила Роуз в больницу.

Отец отодвинулся. Я проследила за его взглядом и увидела Тая, пахавшего западное поле. В тишине был слышен отдаленный гул трактора.

– Она в порядке? – спросил отец.

– Да. Врач сказал, что все хорошо.

– Случись с ней чего, девчонкам ее будет несладко.

Что на это ответить? Выражал он таким образом недовольство Питом? Или сомневался, что я смогу заменить девочкам мать? Вспоминал нашу жизнь после смерти мамы? Напоминал об ответственности Роуз? Или просто делился общими наблюдениями из опыта животноводства? Тай бы наверняка сказал, что за этой грубоватой фразой отец хотел спрятать собственные чувства: это нам всем, и ему в первую очередь, будет несладко, ведь Роуз все-таки – его дочь. Но мне кажется, отцу подобные переживания были совершенно не свойственны. Никогда.

– С Роуз все хорошо. Волноваться не о чем, – сказала я.

– Волноваться тут действительно не о чем. И так дел хватает.

– Да, конечно.

Я оглянулась по сторонам: может, надо сделать что-нибудь по дому, тогда мое появление не будет выглядеть так нелепо. Я всегда боюсь, что люди догадаются о моей привычке ждать худшего. Не очень-то приятно, когда тебя навещают только потому, что решили, будто ты умер. Однако отец и сам отлично справлялся с домашними делами, кроме готовки, стирки и генеральной уборки. Посуда была вымыта и расставлена на сушилке, кухонный стол вытерт, пол подметен. Отец всегда неукоснительно выполнял правило «Убирай за собой». Я перевела взгляд на отца. Он опять уставился в окно.

– Я испекла пирог с ревенем и клубникой. Занесу тебе кусок на ужин. Клубника уже пошла. Я не говорила?

– Почему он пашет это поле? Бобы уже посеяли?

– Не знаю. Наверное.

Отец молча следил за трактором.

– Папа? Приходи к нам сегодня на ужин, если хочешь. Сам и спросишь у Тая.

Отец не отрывал глаз от окна, лицо его багровело.

– Папа?

Он не повернулся и не ответил. Я стала нервничать. Мне хотелось немедленно уйти, сбежать.

– Папа? Тебе что-то нужно? Я ухожу.

У кухонной двери я оглянулась; отец сидел, не оборачиваясь, все так же прямо. Не пошевелился он, и когда я отъезжала от дома. Меня напугало то, с каким остервенением он следил за Таем, невинным пахарем, искренне старающимся никогда не отклоняться от борозды. Зеленый трактор медленно полз от одного конца поля к другому, а отец следил за ним будто через прицел винтовки.

Где-то через полтора часа мне позвонила Роуз.

– Почему папа сидит перед окном в гостиной и пялится на ваше южное поле?

– Все еще сидит?

– Да. Я увидела его, когда поехала в Кэбот за хлебом, и когда вернулась, он все еще сидел. Остановилась напротив окна, вышла посмотреть, а он даже не пошевелился.

– Где Пит?

– Ремонтирует сеялку. Возится с ней с самого утра.

– Тай еще пашет? Мне из дома не видно.

– Когда я проезжала мимо, он начинал крайнюю борозду рядом с дорогой.

– Значит, папа следит за ним. Что-то не так. Он был ужасно зол и даже не обратил на меня внимания, когда я зашла к нему.

– Ну и хорошо. Ничего не просит – и ладно.

– Тебе не кажется это странным?

– А ты что хотела? Он сам отошел от дел, теперь будет следить за Питом и Таем. Думала, он увлечется рыбалкой? Или во Флориду переедет?

– Я вообще об этом не думала.

– Теперь ему только и остается, что пялиться на всех помертвевшим взглядом. Так что лучше нам к этому привыкнуть, – бросила Роуз и положила трубку.

Я улыбнулась, представив, как Роуз смотрела на отца: наверняка вышла из машины, встала руки в боки и уставилась на него. Как перед дракой. Они сто́ят друг друга.

Я нажала на телефоне отбой и тут же занесла руку, чтобы набрать номер Кэролайн, но остановилась, почувствовав неожиданную робость, будто мне предстояло преодолеть пропасть. Внезапно мне стало ясно: звонить надо было сразу, в воскресенье вечером, а не теперь, по прошествии четырех дней. Роуз я бы начала названивать тут же, раз за разом набирая номер, пока не возьмет трубку, а про Кэролайн я просто забыла. Все эти дни я думала только о папе, Роуз и, если уж быть честной, о Джессе Кларке. Мы с Кэролайн никогда не были особенно близки, а последнее время общались не чаще одного раза в три недели, когда она приезжала на ферму на выходные. Да и вообще, сельские жители в 1979 году все еще побаивались междугородних вызовов и не доверяли телефонной связи. В 1973 году нас подключили к спаренной абонентской линии, так что обсуждать по телефону конфиденциальные вопросы считалось рискованным. А кроме того, я настолько привыкла советоваться с Роуз обо всем, что касалось папы и Кэролайн, что теперь делать то же самое с самой Кэролайн казалось необычным и даже пугающим. Да еще эта ее привычка докапываться до всего, все подвергать сомнению и задавать неудобные вопросы. Вдобавок начальство Кэролайн не поощряло личные телефонные разговоры в рабочее время. Все линии прослушивались, потому что клиенты платили деньги за консультации по телефону. Я еще раз нажала отбой и положила трубку. Воскресенье – крайний срок. Если Кэролайн к этому времени не объявится, я точно ей позвоню.

11

Я поймала себя на том, что высматриваю Джесса Кларка. Если он занимается бегом, значит, должен регулярно тренироваться. Правда, не факт, что его маршрут проходит мимо нашего дома. А может, Гарольд уже подрядил его на хозяйственную работу или Джесс сам вызвался помогать. Может, бег и задушевные разговоры оказались городскими привычками, которые, как шелуха, облетели здесь, на ферме. Как бы там ни было, но наши беседы, и особенно последняя, никак не выходили у меня из головы. Никто никогда со мной раньше так не разговаривал.

Все утро я работала в саду, поливала помидоры. Думала о Джессе. И вдруг меня пронзила отчаянная, почти физическая боль. Тело охватил озноб, а внутри все сжалось. Я вдруг прочувствовала, что испытал тогда Джесс. С ним произошло все то, чего ужасно боялась я сама: он потерял любимую, не смог попрощаться с матерью, отец отрекся от него на пороге взросления. И пусть нас с Джессом ничего не связывало, кроме сельского детства, мне казалось, он обладает знанием, которого я жаждала всю свою жизнь.

Странно, при этом мне совсем не хотелось бежать и искать его, было достаточно понимать, что в моей жизни появилось еще что-то важное, помимо попыток забеременеть. Более того, мне казалось, что теперь беременность непременно наступит вслед за прозрением, она взойдет, как росток, из того зерна знания, которое бросил Джесс.

Он и сам явился через несколько дней. Пришел вместе с Таем к ужину. Одежда не рабочая, однако руки испачканы до локтей.

– Джинни, – усмехнулся Тай, – я предложил этому парню поработать немного для разнообразия, а он напросился на ужин.

Муж поцеловал меня в лоб и отправился в подвал, чтобы бросить грязную одежду в стирку.

– Что они заставили тебя делать? – спросила я Джесса. – Чистить свинарник голыми руками?

– Мы ремонтировали дифференциал на старом тракторе.

– На этой развалюхе? Зачем?

– Меня подрядили разбрасывать навоз за домом твоего отца.

– Отличная работенка.

– Да я не против. Работа не хуже других. К тому же, судя по размерам навозной кучи и состоянию инструмента, этим не занимались уже давно. Лет сорок точно.

– Урожай и так хороший, – крикнул Тай. – А это самое главное. Вот купим стальной резервуар для навоза… – Он загрохотал по ступеням, поднимаясь. – И тогда уж все удобрим. Ты собираешься садиться за стол с такими руками?

Я вручила Джессу полотенце. Когда он вышел, Тай шепотом спросил:

– Еды хватит?

– У меня только мясная запеканка, стручковая фасоль и салат. Он же вегетарианец.

– Я и забыл.

Тай махнул рукой и открыл холодильник. Когда Джесс вошел, муж вручил ему пиво, но тот поставил бутылку обратно и достал колу. Мужчины уселись за стол.

– Вы, фермеры, думаете, что стоит прикупить новый агрегат – и все получится, – заявил Джесс вызывающе, но с улыбкой.

Тай принял это за шутку и добродушно хмыкнул:

– Нет, одним агрегатом не обойдешься, надо как минимум два.

Я поставила на стол тарелки и миску с домашним сыром.

– Вы уже заказали целую кучу новой техники.

– Угу, – промычал Тай с нескрываемым удовольствием.

– Чудесная кухня! Как давно я здесь не был, – проговорил Джесс. – У Эриксонов ведь висела птичья клетка?

– С попугаем, – кивнула я. – Но, кажется, не здесь, а в гостиной. Помнишь, как он командовал собаками? – И добавила для Тая: – Попугай выучил команды, которые давал хозяин, и выкрикивал их каждый раз, когда в гостиную заходила одна из собак. И те слушались. Однажды, придя с прогулки, мы услышали, как попугай кричит: «Сидеть! Переворот!» – а колли, высунув язык, вскакивала и каталась по комнате. Миссис Эриксон пришлось накрыть клетку покрывалом.

– Когда они уехали?

– Мне казалось, ты застал их отъезд. Отец купил эту ферму, когда мне было четырнадцать.

– Вернее, увел ее из-под носа у Гарольда, – опять с вызовом уточнил Джесс, глядя мне прямо в глаза.

– Точно, я и забыла.

А еще я забыла, насколько может быть приятна застольная беседа. У нас сто лет не было гостей (не считая родных), да еще таких интересных. Мы принялись за еду.

– Что там говорят про нефтехранилища на западе? – спросил Тай.

– Гигантская афера.

– Они схватили Картера за яйца, – кивнул Тай и покосился на меня. Он знал, что я симпатизировала Картеру или, вернее, его жене Розалин и матери Лилиан. Я закатила глаза.

– Он реалист, – пожал плечами Джесс. – Все учитывает и все обдумывает. Таким в Белом доме не место – слишком страшно.

Я засмеялась, а Тай заметил:

– Джинни он нравится. По правде сказать, и я голосовал за него. Все бы хорошо, но как только что-то происходит, он впадает в истерику.

– Нет, – помотал головой Джесс. – Он говорит: «Что мне делать?» – а должен бы: «Что я хочу сделать? Как спасти ситуацию?» Он словно фермер, только вместо новых агрегатов у него ядерное оружие. Вот и вся разница.

Тай улыбался. Ужин кончился, но мне не хотелось отпускать Джесса, и мужу не хотелось. Я собрала грязные тарелки – на секунду повисло молчание. Тай поднялся, открыл холодильник и еще раз предложил:

– По бутылочке?

– Здесь слишком жарко. Пойдемте лучше на крыльцо, – моментально подхватила я инициативу.

Когда мы вышли, меня захлестнуло бурное ощущение безотчетного счастья. Джесс уселся на подвесные качели, Тай как обычно – на верхнюю ступеньку. Впереди у нас был целый вечер, и я им наслаждалась.

Джесс несколько раз глубоко вдохнул. Цепи, на которых висели качели, тихо заскрипели. Лилии уже отцвели, но с утра я скосила траву вокруг дома, и теперь воздух был напоен сладким ароматом ромашки, смешанным с пряным запахом, доносившимся с помидорных грядок. Светлячки еще не появились, только редкие мотыльки порхали на фоне темной зелени.

– Красота, – выдохнул Джесс. – То, о чем я мечтал.

– Уезжать пока не собираешься? – поинтересовался Тай. Если его что-то интересовало, он всегда спрашивал в лоб, не утруждая себя намеками.

– Посмотрим. Я здесь всего полторы недели. Пока это вроде отпуска, хотя Гарольд активно намекает, что пора бы начать работать с утра до вечера.

– Ты же не собираешься навсегда остаться с Гарольдом и Лореном? – выпалила я. – Столько лет жил сам по себе…

– Да, живут они и правда странно. Я тут спросил Лорена, с кем он встречается, так он в ответ только плечами пожал, будто и говорить об этом не стоит.

– А мне он сказал, – вставил Тай: – «Никто не хочет жить на ферме. Сначала ты ведешь их на свидание, потом они приезжают сюда, набирают свежих овощей, и все».

Джесс рассмеялся.

– Да уж, не самый пылкий ухажер! Самое романтичное, что он может сказать: «Ну, давай поженимся, что ли?»

– Между прочим, в старших классах он встречался с Кэнди Даль, – заметил Тай.

– Помню. Местная звезда, но она всегда хотела уехать. Марлен говорила, что Кэнди отлично устроилась в Чикаго. Ведет прогноз погоды или что-то типа того.

– Лорену всегда нравились яркие девушки. С кучей амбиций и в красивых платьях.

– Точно, – кивнула я. – Раз приезжал сюда с такой, когда учился в колледже. Так он никого не найдет, в том-то и проблема.

– Он стал точь-в-точь как Гарольд. Они оба напоминают мне роботов-близнецов. Пора пахать! Пора сажать! Пора опрыскивать! Пора убирать! Пора пахать! Даже на завтрак едят одно и то же.

– Что, правда? – воскликнула я.

– Три сосиски, два яйца, замороженная мини-пицца с пепперони и двойным сыром, три чашки черного кофе.

Тай фыркнул.

– А ты что смеешься? – спросила я мужа. – Сам всегда доедаешь салат, оставшийся с ужина. Но, Джесс, ты так и не ответил на мой вопрос, только еще больше заинтриговал. Неужели тебя такая жизнь устраивает? Да и, вообще, Лорен не так уж сильно ошибается насчет девушек.

– Не знаю. Пока все неясно. Я съехал с квартиры, которую снимал в Сиэтле, мебель сдал на хранение. Мне тридцать один год. Нужно устраивать свою жизнь, но сначала надо привести мысли в порядок.

Он откинулся на спинку и вытянул ноги, так что качели подпрыгнули.

– Знаешь, как в мультике, герой отпиливает ветку, на которой сидит, но сразу не падает, а зависает в воздухе на долю секунды. Так и я. Только завис почти на четырнадцать лет. Мне кажется, если вернуть ветку на место каким-то образом, это избавит от внутреннего беспокойства, которое все эти годы мешало мне остепениться и устроить свою жизнь.

– Если хочешь быть фермером, – не успокаивался Тай, – тебе не обязательно жить с Гарольдом. Можешь арендовать мою землю. Сто шестьдесят акров к югу отсюда, на полпути к Гров-Сити. Я сдал ее одному парню, но могу передать тебе.

Джесс перекатился на пятки, раскачивая качели. Тай посмотрел на меня, я улыбнулась. И правда, было бы здорово, если бы Джесс остался здесь.

– Не знаю, – покачал головой Джесс. – Когда надо решить?

– Я должен проинформировать текущего арендатора в письменной форме не позднее сентября.

– Вот! Вот, что меня пугает. Конечно, я хочу! – воскликнул Джесс. – Но ведь придется перевезти сюда все вещи, придется осесть здесь. Надо решиться. Буду заниматься органическим земледелием, какой-никакой опыт у меня есть. Работы не боюсь. Я боюсь определенности.

– Органическое земледелие? – переспросил Тай с таким презрительным лицом, что Джесс расхохотался.

– Да. Тебя передернуло так, будто я предложил застрелить твою собаку. Относись к этому как к разбрасыванию навоза, только чуть в большем масштабе.

– Ладно вам, – вмешалась я. – Это не главное.

– Иногда я думаю, что мне жениться надо, тогда, хочешь не хочешь, жизнь устроится.

Повисло молчание. С юго-запада надвигалась гроза, был слышен отдаленный гром.

– Дождик бы не помешал, – заметил Джесс.

– Надо помыть тарелки, – вспомнила я.

– Как думаешь, трактор завтра заведется?

– А вот об этом перед сном лучше не думать, – ответил Тай.

Мы все засмеялись. А потом опять повисло долгое молчание. Стемнело окончательно, пора было отправляться спать, но Джесс не поднимался с качелей, и я тоже.

– У меня никак не выходит из головы та семья из Дабека, – проронил Тай. – Второй день про них думаю.

– А, там, где девушку убили, – кивнула я. Ужасная история, которая на всех произвела тяжелое впечатление, хотя в газетах об этом мало писали, соблюдая тайну следствия. После того, как девушка бросила парня, тот попытался пробраться к ней в дом. Ее отец и брат услышали шум и стали его догонять, но в спешке забыли закрыть входную дверь. Через нее он и проник в дом, когда оторвался от преследователей. Девушка спряталась в спальне, но потом почему-то открыла дверь, видимо надеясь успокоить бывшего возлюбленного. Тот схватил ее и оттащил в другую спальню. Когда отец и брат, вернувшиеся в сопровождении полиции, взломали дверь (буквально через несколько минут), злодей уже заколол девушку ножом. Полицейские уложили его выстрелом в голову. – Газетчики умеют нагнетать ужас.

– Да, – согласился Тай, – но в этой истории много печальных совпадений. Мне они покоя не дают. Хочется все отмотать обратно. Что же они дверь-то не закрыли?

– В городе, – вставил Джесс, – у всех автоматические замки.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации