Текст книги "#люблютебя"

10. Кайл
Среда, 14:08

Ну что ж. Все прошло не так, как я ожидал. А как я, собственно, ожидал? В принципе, ничего плохого не случилось. Просто было… неловко. Трудно общаться с человеком, который за весь разговор ни разу на тебя не посмотрел. Должно быть, поэтому мне до сих пор казалось, что все как-то… не закончено, что ли. А может, я все еще бесился из-за выходки Кэма. Он весь урок умудрялся делать меня центром всеобщего внимания.

Когда мистер Дженкинс попросил раздать ксерокопии, Кэм сам вызвался, а потом, отдавая мне мою, опустился на колени. Когда мы писали на свободную тему, он уставился на меня мечтательным взглядом, и в итоге его рожу заметил весь класс. Народ перешептывался и толкал друг друга локтями, пока Дженкинс не скомандовал всем заткнуться. Потом, когда Дженкинс попросил нас читать свои рассказы, Кэм вскочил и начал вещать о «глазах как сияющий нефрит», о «локонах, выбившихся из-под бумажной кепки», и о «зубах как жемчуг», все время то и дело на меня поглядывая. Тут уже рассмеялся даже Дженкинс. Правда, попытался прикрыть рот рукой и пригрозил: «Останетесь после уроков, если не перестанете валять дурака, Кэмерон», – но, в общем, можно представить, что это было. У меня улыбка просто примерзла к губам. Я сидел и притворялся, что мне так же весело, как и остальным. Вот только ни секунды не веселился.

Когда уже этот день наконец закончится? Все становилось как-то тухло и… кисло. Я направился через общий холл к лестнице, ведущей к языковым классам. Это самый быстрый путь. Ноги несли меня по нему на автопилоте. И это оказалась плохая идея. В общем холле и так всегда была толпа, но обычно сквозь нее удавалось пробраться более-менее спокойно. Иногда я даже представлял себе, что передо мной не холл, а поле для лакросса, и лавировал между людьми, сжав в руке воображаемый стик. Но когда вокруг куча десятиклассников, мечтающих о селфи с тобой, это не срабатывает.

– Слушайте, мне реально на урок надо, – возмутился я, когда уже третья по счету девушка прижалась ко мне и выпятила губы, пялясь в телефон над головой.

Бесполезно. Они не слушали. Девчонка сделала еще один кадр и прощебетала:

– Спасибочки, Кайл.

Как будто мы с ней друзья или что-то типа того! Я растянул губы в улыбке и отошел подальше, пробираясь по холлу мимо кучки гиков, прижавшихся к окнам.

– Ка-айл. Как делишки, брателло?

Тяжелая ладонь припечатала меня по спине. Она прилагалась к Ламонту Дэвису, точнее, ко всему его почти двухметровому росту. Он дружелюбно улыбался, а вокруг толпились футболисты, все как один в школьных куртках. Ламонтова шайка. Ждут, когда командир подаст им знак заржать.

– Привет, Ламонт.

Этот парень не совсем отстойный чел, конечно, но мы с ним не особо дружили, потому и сказать сейчас мне было нечего. Да и после этого разговора с Рейчел, честно говоря, вообще не хотелось ни с кем трепаться.

– Мы тут обсуждаем пивную вечеринку у Андерсона в пятницу. – Ламонт кивнул в сторону одного из своей команды. – У него родаки на какую-то медицинскую конференцию уматывают. Ты с нами, братан?

Нет, ну на нескольких гулянках у футболистов я бывал. Туда ходили подруги Эммы из «Кокеток», да и пирушки эти парни обычно закатывали с размахом. Но меня еще никогда не приглашали туда лично.

– Почему бы нет? Звучит неплохо.

Я улыбнулся Ламонту и попытался протиснуться мимо него. Парень опять меня тормознул, хлопнув по плечу.

– Приведи с собой своих новых подружек, ладно?

Он мотнул головой в сторону парочки десятиклассниц, которые как раз в этот момент пытались тайком меня сфотать. Одну из них я знал, это была младшая сестра Эрин Ротштейн: такие же жидкие светлые кудряшки и симпатичные округлости. В голове всплыл слух, который распространяли в основном только парни типа Дэйва и Ламонта: «Малышка Ротштейн та еще штучка». Я постарался, чтобы отвращение не читалось в моем взгляде так уж явно.

– Да ты просто флитни, что идешь, – вмешался Андерсон, нетерпеливо поглядывая на Ламонта. – И можешь встречать их у меня в спальне.

Кое-кто из парней заржал. О да, я мог это себе представить. Десятки младшеклассниц, клюнувших на бесплатное пиво. Интересно, если отказать этим ребятам, что будет? Я смотрел на ухмыляющегося Андерсона, и в голове созрела идея.

– Слушай, не надо так.

– А что я такого делаю?

Ну, сказать Андерсону, что он грязная свинья, я не мог. Пришлось выкручиваться.

– Не хочу быть приманкой для девятиклассниц, понимаешь?

Ламонт преувеличенно громко фыркнул. Он стоял так, что я просто не мог пройти мимо, не оттолкнув его.

– Мы не так уж отчаянно мечтаем тебя там видеть, братан.

– Да я не об этом.

Ламонт вдруг как будто вырос еще выше. Теперь в нем, казалось, было два полноценных метра.

– Ты должен скулить от счастья, что тебя вообще позвали.

Он ощутимо двинул мне в плечо, откуда так и не убрал руку. Не больно, но неожиданно.

Я отшатнулся и почувствовал, что его дружки не сводят с меня глаз.

– Ты прав. – Я кивнул, ощутив, что начинаю паниковать.

Ламонт склонился ко мне. Его и без того маленькие поросячьи глазки превратились в крошечные щелки. Мышцы на руках и животе напряглись, готовые ударить в любой момент или отразить удар. Он выпрямился и оскалился.

– Знаешь что? Проваливай. И не приходи. Не хочу тебя там видеть.

– Ламонт, я ничего такого не…

– Я серьезно. Лучше не показывайся мне на глаза. Ты, должно быть, уже вообразил, что типа горячий парень, и все дела, но я что-то не впечатлен.

Он скрестил руки на груди и показался мне еще шире, чем был на самом деле.

– Ладно, – спокойным голосом отозвался я.

Какого черта меня за язык тянули? Какое мне дело до того, что его приятели – последние скоты? Но он хоть драку не затеял, и то ладно. Против Ламонта мне долго не выстоять, весовая категория не та.

Он по-прежнему не двигался с места, и мне пришлось пробираться между его локтем и стоявшим рядом парнем. Кажется, мы с ним были шапочно знакомы: то ли Джуд, то ли Джош. И этот Джуд-Джош все время сдавленно фыркал, пока я прокладывал себе дорогу.

– И Кайл, – заорал Ламонт мне вслед так, что все вокруг спокойно могли его слышать, – следи за языком! Не всем приятно чувствовать себя придурками.

Я пошел дальше, опустив голову и стараясь ни на кого не смотреть. В одном он все-таки был прав: если кто тут и придурок, то это я.

11. Рейчел
Среда, 15:15

В класс химии я входила вся на взводе. Тело ныло от напряжения, готовое в любой момент наброситься на что-нибудь или на кого-нибудь. Но ничего не произошло. Я углядела только вздернутую бровь Джеммы Аткинсон, когда скользнула на свое место у нее за спиной, но Джемма вообще редкостная гадина. Еще из-за нее не хватало истерику устраивать. Много чести.

Никто в классе со мной не разговаривал и даже не смотрел на меня. К тому времени, как прозвонил звонок, я уже начала надеяться, что мистер Дженкинс и правда знал, о чем говорил. Увы. Он ошибся. Мне всего-то потребовалось секунд пятнадцать, чтобы скинуть с капота машины кучи картошки фри. Там их были сотни: сухие и сморщенные – из столовой, длинные и тоненькие – из «Макдака» около хоккейной арены, даже вырезанные в виде вафель, которые я уже не смогла опознать. Они оставили на капоте жирные размазанные следы – маленькие напоминания о самих себе. Я поняла, что если не хочу отвечать на мамины вопросы, придется найти мойку. Но под ослиный гогот Джесси Флоренцано, на который отовсюду сбегался народ, держась, правда, на приличном отдалении – чтобы показать, что это не их рук дело, – секунды показались мне часами.

12. Кайл
Среда, 15:25

Я прошел половину пути до машины, когда услышал за спиной голос Эммы.

– Кайл, подожди.

Мне и так пришлось соврать, будто я запутался с сослагательным наклонением, чтобы подольше поговорить с учительницей и дождаться, пока школа опустеет. Видимо, это оказалось не так долго, как мне хотелось. Нет, мне не было плохо, я не злился. Скорее, все еще не отошел от стычки с Аамонтом. Было неудобно, словно между зубами что-то застряло.

Я притормозил, чтобы Эмма смогла меня догнать, стараясь не обращать внимания на напряжение, само собой возникшее в плечах. После вчерашней ссоры было жутко страшно слушать, что она хочет мне сказать. Мы не видели друг друга со второго урока, с экономики, и она за весь день так ни разу на меня не посмотрела. Ну что ж, все понятно. Последние несколько шагов девушка почти пробежала. Сияющие каштановые кудри подпрыгивали вокруг бледных щек.

– Привет, Эмма, – осторожно проговорил я.

Она, похоже, не сердилась. Вообще. На самом деле Эмма выглядела… как Эмма. Она была самой собой – девушкой с блеском в глазах, будто таящих какой-то секрет; девушкой, которую видишь на другом конце комнаты и сразу хочешь с ней познакомиться. Я попытался унять ту часть меня, которая больше всего на свете хотела сейчас схватить Эмму в охапку и завалить на капот моей машины. «Уймись, кретин. Вы с ней больше даже не вместе».

– Надеялась, что успею тебя перехватить, но не была уверена, вдруг ты остался после уроков или раньше уехал, если тебе на работу сегодня… – Она улыбнулась слегка растерянно, будто мое присутствие ее смущало.

Черт побери, Эмма осознает вообще, насколько соблазнительно сейчас выглядит? Я ее и в лучшие-то наши дни толком не понимал, а теперь она и вовсе как китайская грамота. Что ей нужно? Хочет у меня что-то узнать? Или ей так же неловко, как и мне? Словно мы никогда не встречались, никогда не ходили на свидания, никогда не… серьезно, тупица, хватит уже.

– Нет, как видишь. – Мне едва удалось это выговорить, не сорвавшись на фальцет, словно прыщавый тринадцатилетний пацан. Щеки запылали. Можно подумать, Эмма догадается, о чем ты тут размечтался. Соберись, Бонэм. – У меня всю неделю не будет смен.

Вообще-то Джим прислал эсэмэску, что, может, мне и вовсе выходить на работу не нужно, пока все это не утрясется. Если утрясется.

– Круто. – Эмма уставилась себе под ноги и принялась ковырять носком землю. – Я рада, что застала тебя.

– Почему?

Она улыбнулась.

– Ясно же, хотела поговорить с тобой. О прошлой ночи.

– A-а. Об этом… – Я запнулся, подбирая слова. Как объяснить, какие нереальные чувства я испытывал в тот момент, особенно когда она выкрутила громкость на полную, и тело мое превратилось в комок нервов? А вдруг это прозвучит так, словно я оправдываюсь или…

– Я хотела попросить прощения.

– Чего? Почему?

Эмма закатила глаза и чуть отклонилась.

– На самом деле я на тебя не сердилась, просто сама толком не понимала, видимо. То есть не понимала, что это все действительно странно выглядит.

– Да нет, я не об этом. Я имел в виду, почему ты просишь прощения? Это же я вел себя как придурок, не ты.

Она признательно посмотрела на меня.

– Что ж, тогда мы оба можем попросить прощения. Или оба будем придурками.

– Идет.

Я ломал голову, что могло так сильно изменить ее мнение с большой перемены. Я уже почти открыл рот, чтобы спросить, но меня обуяло такое дикое счастье, что это вообще происходит здесь и сейчас, что не хотелось опять все портить.

– В общем, если ты сегодня вечером ничем не занят, то оборону у нас сегодня дома держим только мы с Нейтаном. Сюрприз! – Эмма подмигнула.

– Я бы с радостью, но мама хочет, чтобы я сегодня был дома. Она звонила на писате… э-э… на пятом уроке. – Рейчел пока лучше не упоминать вообще никак, чтобы не чувствовать себя сапером на минном поле. К тому же я не хотел, чтобы Эмма знала о нашем с ней разговоре после урока, – он остался незаконченным. – Она немножко напугана. И ее можно понять. Да и я тоже

Эмма рассмеялась.

– Здорово. Тогда хоть звякни мне вечером, что ли.

– Конечно.

Я понятия не имел, что делать дальше, не знал даже, какие у нас теперь отношения, но Эмма просто положила мне руки на плечи и, поднявшись на цыпочки, мягко чмокнула меня в угол рта. А когда я потянулся к ней, она отстранилась, улыбнулась и умчалась к своей машине. Я никогда не пойму девушек.

13. Рейчел
Среда,16:15

– Мне кажется, ты приняла неверное решение.

С того места, где я сидела – за шатким обшарпанным антикварным письменным столом, который мама купила мне в четвертом классе, – Моника потянулась к коробке с кексиками, которую сама же поставила на такую же шаткую тумбочку на тонких веретенообразных ножках. Кексики – это ее «прости» за нахальство во время обеда. Извинения – не самая сильная черта Моники. Вообще-то я даже не вспомню, чтобы хоть раз слышала от нее обычное «прости меня» без всяких следующих за ним «но». Однако умения вовремя сделать что-нибудь эдакое, типа притащить коробку с вкуснющими кексиками, у нее не отнимешь.

Ее длинные изящные пальцы медленно кружили над коробкой, будто пытаясь наколдовать что-то в глубинах блестящего белого картона. А потом, бросившись, как змея на добычу, вытащили на свет божий ярко-красный кексик с шапкой глазури толщиной в половину бейсбольного мяча, не меньше.

– Ну допустим. Тогда слушаю все твои за и против. Почему я не должна удалять свой аккаунт во «Флите»?

Я валялась на кровати, забросив ноги к изголовью, чтобы легче было доставать кексики. Очень, вот прямо очень хотелось съесть один. А может, даже три, учитывая, что Моника купила их в «Сластене», шикарной и дорогущей кулинарии на первом этаже здания в самом типа историческом центре нашего города. Только мне никак не удавалось выкинуть из головы комментарии во «Флите», что я «жирная».

– Ладно. Значит, больше за – аккаунт останется, больше против – удаляй, если хочешь. – Моника переместила кексик на стол, чтобы освободить пальцы и загибать их, перечисляя аргументы. – Первое за: заявка на курсы начинающих писателей. Я по-прежнему считаю, что мы могли бы воспользоваться ситуацией, чтобы туда попасть. А этого нам обеим хочется больше всего.

– Против: у меня сейчас, может, всего-то около сотни подписчиков. Не могу представить, что нужно натворить, чтобы твой прекрасный план стал реальностью.

– Все, что тебе нужно сделать, – написать об этом статью. Может, даже о том, какие злые все эти люди, а? Феминистские сайты ее у тебя с руками оторвут.

Я скептически уставилась на подругу, пока она раздраженно не закатила глаза и не вздохнула.

– Ну ладно, второе за: ты сможешь увидеть, что дальше будет твориться и с фоткой, и с Кайлом, и вообще, к чему все это приведет.

– Против: к чему все это приведет, я тебе могу сказать и так. От Кайла будет млеть еще больше народу, а меня совсем смешают с грязью. И мой шкафчик. И мою машину.

Моника поджала губы. Я восприняла это как знак, что мой отпор оказался достойным.

– Ну да, ты права, это бесит. Но мы же не людей в школе тут обсуждаем, а твой аккаунт. Так или иначе, о тебе все равно уже все знают. – Я закатила глаза, но Мо меня проигнорировала. – Ладно, вот тебе еще одно за: ты серьезно на него запала, а Кайл, между прочим, на тебя подписался и ответил на твой личный флит, если помнишь. «Флит» – это пока что самая явная связь, которая была между вами.

– Против: у меня никогда даже шанса не было. А теперь он вообще считает меня жалкой влюбленной дурочкой. И это еще в лучшем случае.

Моника скривила губы и задумалась.

– За: если ты удалишь свои аккаунты в соцсетях, то и сама перестанешь для всех существовать.

– Ну уж вот это точно против: если я все удалю, народ в конце концов забудет о моем существовании.

– А зачем давать им такую возможность? – Моника наклонилась ко мне и беспокойно наморщила лоб. – Послушай, Рейчел. Я знаю, тебя жутко достал весь этот отстой. Бесит, что Джесси и другие так гнусно прошлись по твоим фоткам. Но люди вообще мерзкие существа, согласна?

– Ну да.

– Вот. Но это все уже почти прекратилось.

Тут Моника была права, по крайней мере в том, что творилось в пнете. За последние пару часов мне пришло едва ли два десятка уведомлений, в основном рефлиты и лайки тех, кто приперся к шапочному разбору.

– Да. Но, Мо, они были омерзительными. Я не стала тебе рассказывать о самых ужасных, ты даже не представляешь, насколько там все отвратно.

– Я не представляю? – подруга села. – Знаю, тебе, может, и легко об этом забыть, но вообще-то, напомню тебе, я чернокожая и одна из пяти в нашей школе. – Она удивленно-осуждающе вздернула брови. – Ну, пусть не чернокожая, а метиска, но для троллей нет никакой разницы. Поверь, я точно знаю, какими подонками бывают некоторые люди.

Я невольно отдернула голову. Моника права, об этом легко забыть. Мне даже не приходило в голову, что подруге приходилось сталкиваться с чем-то подобным. Никто из тех, кого я знала, не относился к ней как-то иначе, чем к другим людям. Но вооб-ще-то мне стоило, наверное, догадаться…

– Прости, Мо, я ничего такого не хотела…

– Знаю, что не хотела. Просто… – Она крепко зажмурилась и помотала головой. – Слушай, не давай им докапываться до тебя. Вот и все. Люди бывают мерзкими, но не позволять же им влиять на тебя и твою жизнь? Это было бы просто… – Моника запрокинула голову, словно разговаривая с потолком. – Не дай им победить, Рейчел, хорошо?

– Хорошо, – пробормотала я.

Я повернулась на кровати, чтобы заглянуть в коробку с кексиками. Там оставалось три штучки с двойной сливочной помадкой. Если бы я еще злилась на Монику, когда она написала, что стоит у меня под дверью, этой вкуснятины у меня сейчас бы точно не было. Я ухватила ближайший кекс, потом опять перевернулась на живот, не переставая уничтожать смесь шоколада и липкой густой глазури.

– Ну ладно, – вновь согласилась я с подругой. – Значит, я не стану удалять аккаунты, пытаться провалиться сквозь землю и вырезать себе большую красную букву Ж, чтобы выходить на улицу, повесив ее на грудь.

– Тогда уж букву С надо было вырезать, – на автомате брякнула Моника. Да, подруге можно было довериться не только в школьных делах, но и тогда, когда она пыталась восстановить нашу дружбу с помощью кексиков и моральной поддержки.

– Знаю, но я не стерва, а жалкая тварь.

– Рейчел, сколько еще раз мне…

– Ладно, ладно, поняла. – Я примирительно подняла руку с кексиком, чтобы остановить Монику. – Просто подумала, что если бы у меня был какой-то позорный знак, то наверняка что-то типа этого. И даже если бы это касалось меня как фотографа, неужели было бы легче? Жиробасина. Жалкая курица. Жуткий фотограф. Ну и так далее. В любом случае я не стала бы его носить, конечно.

Моника улыбнулась, но придержала язык.

– Но то, что я не собираюсь устраивать себе полное исчезновение, не значит, что я готова стать для всех любимой ненавистной персоной. Это было бы уже слишком.

– Хорошо, – с нажимом произнесла подруга, погрузив палец в глазурь на своем кексике и крутя им туда-сюда, пока комок крема не стал походить на старушечий парик. Моника задумчиво облизывала его, не сводя с меня глаз. – Мне по-прежнему кажется, что мы могли бы придумать что-то, от чего ты наконец перестанешь так себя воспринимать. Ну да ладно. Так какой у тебя план?

– Никаких пока игр в картинки, Мо. Это во-первых. Особенно с тех пор, как я оказалась настолько хороша, что аж весь мир не смог удержаться и присоединился.

Моника, слегка покраснев, кивнула.

– И вообще я постараюсь, чтобы обо мне не было ни слуху ни духу, пока все не утрясется.

Подруга с еле слышным чавкающим звуком вынула палец изо рта.

– Это случится раньше, чем ты думаешь. Уверена, сегодня ты собрала на себя всю отдачу, какая только могла быть.

– Отлично. Значит, уже на следующей неделе ты вновь будешь получать забавные гифки с целующимися белками.

– И все-таки ты странная, Рейчел.

Она закатила глаза, отчего мне вдруг стало чуточку легче, как будто все немного вернулось на круги своя. Несколько секунд в полной тишине мы жевали кексики. Наконец Моника не выдержала.

– Ты же будешь на него поглядывать, правда же?

– На что поглядывать? – Но я и так знала ответ.

– На его страничку, Рейчел.

– С чего вдруг?

– Ой, да ла-адно. Ты с ума сходила по этому парню… сколько времени, не напомнишь? И тут вдруг резко разлюбила, что ли? – Моника с намеком ухмыльнулась.

– Нет, конечно, но зачем мне все время напоминать себе о том, что у меня никогда и шанса не будет? То есть его и так не имелось, даже когда он был просто симпатичным старшеклассником в нашей школе. Откуда вдруг шансу сейчас-то взяться, когда у него уже триста тысяч подписчиков?

– Пятьсот. Было, когда я последний раз проверяла.

– Окей, пятьсот тысяч. Это просто делает мою точку зрения еще более убедительной. Теперь он тот же самый, кем был раньше, плюс еще и знаменитый… типа. Просто потому что красивый. Ты издеваешься?

– Но тебе ж любопытно, правда?

Я промолчала. С тех пор, как я в последний раз проверяла страничку Кайла, прошло уже несколько часов, но продержаться столько времени у меня получилось, только собрав всю силу воли. Наверное, на кексики ее уже не хватило, поэтому я так на них набросилась.

– К тому же… ты видела его флиты? Нашему мальчику до Шекспира ой как далеко. – Моника фыркнула. – Может, «гениальные» размышления Кайла Бонэма, наоборот, станут для тебя лучшим лекарством.

– Банальщина совсем, мне кажется.

– Да у меня тетя интереснее флитит, чем он, – снова фыркнула Моника. – «О, как круто быть крутым, ребята!» «Сегодня классная погода! Айда мяч погоняем!»

Я захихикала – просто не смогла удержаться. Потом схватила телефон и притворилась, что проверяю страничку Кайла, чтобы Моника не догадалась, что я уже это сделала. Его страничка была последней, которую я просматривала.

– Ну и?

Я прокрутила ленту.

– В основном всякие «спасибо, тот-то и тот-то». Наверное, народ пишет, какой он красивый или типа того.

– М-да, ничего толкового.

– Ага, тут все… подожди-ка. Он только что зафлитил, но… Господи. Это что, правда?

Я обновила страницу. Может, ошибка какая? Или Кайл решил замутить вишлист с расчетом на его теперешнюю бешеную популярность? Во рту стало сухо, словно оттуда пылесосом вытянули всю влагу. Я попыталась сглотнуть.

– Ну что там?

– Посмотри сама.

Моника подошла, оперлась мне на плечо и склонилась, чтобы разглядеть экран телефона у меня в руке. А потом вдруг плюхнулась на кровать, как марионетка, у которой отрезали все нити.

– Кажется, мы поторопились, когда думали, что скоро все утрясется, – прошептала она.