Текст книги "Пруденс (Чужой мужчина)"

Глава третья

В какую бы игру ни играл Пендл, он заставил меня побеспокоиться после этого обеда. Он не звонил целую неделю. Я уговаривала себя, что он чрезвычайно занят, что его, возможно, нет в Лондоне. Я пыталась выкинуть его из головы, но в итоге плакала в ванной и сочиняла изобиловавшие цитатами прощальные письма. Дополнительным раздражителем была Джейн, которая весьма бурно проводила время, каждый вечер с кем-нибудь встречаясь – чаще всего с Родни.

Неделю спустя, в понедельник вечером, она прихорашивалась для очередного свидания, пытаясь закамуфлировать следы веселого уик-энда, а я валялась на диване, вгрызаясь в шоколадку.

– У тебя будет аллергия, – сказала Джейн, прыская голубую жидкость в покрасневшие глаза.

– Знаешь, где я сейчас лежу? – взорвалась я.

– Ч-что?

– На полке. Я на полной скорости качусь к вечному девичеству и среднему возрасту, а на горизонте не маячит даже самый завалящий жених. Знаешь, как давно я не ходила на свидания?

– А как насчет Марка?

– Он не мужик, а снабженец.

Я встала и направилась на кухню.

– Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь пригласил меня на свидание. Мне пора осознать, что мое будущее – приглядывать за кошками на чердаке. Я решительно собираюсь порвать с Пендлом.

– Прекрасно, – поощрила меня Джейн.

– Во всяком случае, я бы это сделала, если бы он соизволил мне позвонить, чтобы я могла ему об этом сообщить. Мне больше нечего делать. И не с кем. Думаю, мне пора купить собаку.

Я открыла холодильник, достала банку пикулей и съела пять луковок.

– Если бы он пригласил тебя на свидание, держу пари, ты полетела бы как миленькая, – заявила Джейн, пытаясь закрасить синие круги под глазами.

– Дудки! Даже если меня разденут донага и привяжут к диким лошадям, которые понесут меня вокруг света через дикие леса и горячие пустыни.

Я шумно сжевала еще одну маринованную луковицу. Зазвонил телефон. Я могла бы выиграть Олимпиаду при той скорости, с которой я перелетела через комнату. Это был Пендл. Он извинился – но недостаточно – за то, что давно не звонил, он-де чрезвычайно занят. Я уже обедала? А не хочу ли я пообедать с ним?

Час спустя, с еще не высохшей после поспешного мытья головой, я сидела в баре Джули с большим бокалом вина в руках и разговаривала, как гангстер, не открывая рта, чтобы Пендл не задохнулся от запаха лука. Он выглядел даже хуже Джейн: от усталости его лицо приобрело зеленовато-серый оттенок, веки отекли, глаза покраснели. Я надеялась, что это от чрезмерной погруженности в работу, а не от разгульной жизни. Когда я его увидела, я даже удивилась, что это я в нем нашла? Позже, когда вино растеклось внутри меня, снова сработана старая магия.

– У вас были какие-нибудь интересные дела?

– Пока только рутина, но завтра начинается разбор шумного дела. – он слегка улыбнулся. – Мне предстоит защищать насильника.

После того, как он пытался овладеть мной в первый вечер нашего знакомства, меня так и подмывало заметить, что у него должно быть достаточно опыта в подобных делах. Но я постыдилась так вот сразу испортить вечер.

– Вы его вытащите?

– Шансов очень мало. Мой клиент – Бобби Кэнфилд. Он – управляющий коммерческим отделом в маленькой экспортно-импортной фирме. Его обвиняют в изнасиловании, – он чуть понизил голос, – Фионы Грэхэм.

Я присвистнула:

– Девушки Рики Уэтерби? Но она восхитительна.

– Вы хотели сказать, изнасилована[17]17
  Непереводимая игра слов – восхитительная (ravis-hing) и изнасилованная (ravished) в английском являются производными от одного и того же глагола


[Закрыть]? – поправил меня Пендл.

Рик Уэтерби был удачливым мотогонщиком, исполненным харизмы и полным кошельком. О его романе с Фионой Грэхэм много писали в прессе.

– Они собирались пожениться, правда? – спросила я.

Пендл кивнул.

– Бобби Кэнфилд был ее боссом. Она утверждает, что он попросил ее задержаться после работы – как раз накануне того дня, когда она собиралась уволиться. Рик Уэтерби неожиданно заехал за ней на работу и оказался перед запертой дверью. Она утверждает, что Кэнфилд ее изнасиловал.

– Как интересно! А это действительно так?

– Ну, между ними, безусловно, что-то произошло. Но я должен доказать, что это было не насилие. Клан Уэтерби, конечно, собирается сделать из Кэнфилда отбивную, и у них достаточно денег для этого. Они наняли в качестве обвинителя Джимми Бэттена. Он один из лучших КА[18]18
  КА – Королевский адвокат (по назначению правительства)


[Закрыть]. Кэнфилду следовало тоже нанять КА. Я недостаточно большая шишка для такого процесса, но год назад я вел дело о разводе его сестры и, кажется, произвел на него впечатление. Он говорит, что Фиона Грэхэм просто напрашивалась на это. Но чертовски трудно будет это доказать.

– Девушки обычно не «напрашиваются на это», когда они собираются выйти замуж за парня вроде Рики Уэтерби, – заметила я.

– Вот именно, – подтвердил Пендл. – А у Кэнфилда к тому же ужасная репутация в том, что касается женщин.

Он поднял свой едва початый бокал и в луче света от настольной лампы переливавшееся в толстом стекле вино выглядело почти черным. Глаза Пендла казались просто темными впадинами на белом изможденном лице.

– Это ваш великий шанс, – задумчиво произнесла я. – Вам не страшно?

Он усмехнулся и наполнил мой бокал.

– Я просто в панике.

– В суде, наверное, будет давка, – заметила я. – Хотелось бы и мне прийти послушать.

– Если хотите – приходите, – сказал Пендл. – Если вас отпустят с работы, я зарезервирую место в суде.

Если бы не луковый дух, я бы, конечно, поцеловала его там и тогда.

В тот вечер ударили морозы. И на следующее утро я шла к метро, задыхаясь в лисьей шубе Джейн. На всех веточках и травинках серебрился иней. Последние желтые листья засыпали припаркованные машины и хрустели у меня под ногами как мороженые кукурузные хлопья. Перед зданием суда дрожали и притопывали толпы народа. В основном это были фанаты автогонок, мечтавшие хоть одним глазком взглянуть на Рики Уэтерби и его красавицу-невесту. Из-за процедурных условностей ее имя не сообщалось, но все прекрасно знали, о ком речь.

Наконец я попала внутрь, театральность битком набитого зала суда, ряды изнывавших от безделья и сплетничавших журналистов, важные мускулистые полицейские и множество париков и мантий сразили меня наповал. Судья – маленький, похожий на крота человечек с блестящими глазками и подергивавшимся любопытным носом, производил впечатление человека, способного раскопать правду и не терпящего пустой болтовни.

Напротив него, на широкой скамье подсудимых, сидел Бобби Кэнфилд, ершистый, красивый, правда, его лицо несколько портили безвольный рот и подбородок, а редеющие волосы были длинноваты. Рядом сидел Пендл. Еще более бледный, чем обычно, но внешне совершенно спокойный, он восхитительно смотрелся в сером парике и мантии.

Джеймс Бэттен, КА, лет сорока, гладкий, темноволосый, подвижный, как выдра, человек, начал рассмотрение дела со стороны обвинения и целых полчаса в прекрасно построенной речи имел честь очернить характер Кэнфилда так, что, прежде чем было предъявлено хотя бы одно свидетельство, уже никто не смел сомневаться в его виновности.

– На скамье подсудимых, господа присяжные, – говорил он с нарочитым ужасом, – вы видите человека, который обвиняется в возмутительном оскорблении личности, Дон Жуана из машбюро, воспользовавшегося не-вин-но-стью этой девушки, так любящей своего жениха, что все ее мысли были заняты предстоящей всего через несколько недель свадьбой.

Лицо Кэнфилда ничего не выражало, только на щеке у него пульсировал мускул, а пальцы нервно вертели перстень на мизинце.

Было заметно, что Бэттен произвел на присяжных впечатление.

О, бедный Пендл, подумала я с тоской, разве у тебя есть хоть какой-то шанс?

– Теперь я хотел бы вызвать мою первую свидетельницу, мисс Грэхэм, – сказал Бэттен, приглаживая волосы, словно что-то предвкушая. Пресса и публика на галерее облизнулись. И Фиона Грэхэм их не разочаровала. Она появилась в суде в сером шерстяном платье с белым воротничком, шарф от Гермеса был привязан к сумочке от Гуччи, ее светлые волосы до плеч были зачесаны назад и открывали гладкий лоб. Опущенные долу голубые глаза и легкий румянец на бело-розовом личике и вправду делали ее олицетворением невинности. На мой взгляд белый пуританский воротничок был уже чересчур, но на присяжных все это, без сомнения, оказало необходимое действие. Когда она шепотом произносила слова присяги, волны симпатии и одобрения стали физически ощутимы. Даже судья глядел доброжелательно.

Бэттен поднялся и одобряюще улыбнулся.

– Узнаете ли вы, мисс Грэхэм, человека на скамье подсудимых?

Она прикусила губу, посмотрела на Кэнфилда, вздрогнула и сказана, что знает его. Потом чистым, но временами срывающимся голосом с заботливой помощью Бэттена, она рассказала суду, как Кэнфилд попросил ее задержаться на работе, как он дождался, пока здание опустеет, а потом попытался ее поцеловать. Подбежав к двери, она обнаружила, что та заперта, после чего Кэнфилд сорвал с нее платье, силой повалил на стол и стал насиловать. Потом, когда она еще истерически рыдала, раздался стук в дверь. Приказав ей поправить одежду, Кэнфилд открыл дверь и увидел там ее жениха и начальницу машбюро мисс Кэртлэнд.

– Тогда мой жених настоял на том, чтобы я заявила в полицию, – прошептала она, – хотя я не хотела этого делать.

С рыданием в голосе она поведала, с каким нетерпением ждала свадьбы. Она была так красива и трогательна, что на всех лицах отразилось сострадание; две женщины-присяжные сочувственно вытирали слезы.

И в этой эмоционально-напряженной атмосфере Пендл встал для перекрестного допроса.

– У него нет никаких шансов, – пробормотала толстуха справа от меня, предлагая мне мятный леденец.

Пендл тоже подбодрил Грэхэм легкой улыбкой. Его спокойный и мягкий голос был прямой противоположностью актерству Бэттена.

– Когда произошло это печальное событие, до вашей свадьбы оставалось два месяца?

Она кивнула.

– Думаю, вы согласитесь, что ваш жених – состоятельный человек?

– Да, это так.

– То есть брак с ним существенно изменит ваше положение?

Со стороны Пендла было просто недостойно говорить так мягко. Слушая его ласковую неторопливую речь, Фиона расслабилась, ее изящные белые ручки перестали судорожно сжимать сумочку от Гуччи.

– Если я правильно понял, вы работали у мистера Кэнфилда три месяца? Вы нанялись на временную работу и остались у него? Вы поступили так потому, что мистер Кэнфилд вам нравился?

– Нет. Не особенно, но он редко бывал в офисе, а мне были симпатичны другие люди, которые там работали.

– Если вы собирались выйти замуж за столь богатого человека и перед свадьбой у вас скопилось так много дел, было ли уж так необходимо продолжать работать?

Глаза Фионы Грэхэм широко раскрылись.

– Я хотела чувствовать себя независимой.

Мой жених так много сделал для меня. И я пока еще не замужем. Моя мама – вдова, и ей нечем оплатить расходы на свадьбу. Вот я и решила помочь ей.

Присяжные закивали с симпатией. Пендл разглядывал свои ногти.

– Если вы нуждались в деньгах, – мягко спросил он, – почему вы не устроились на работу поближе к дому, тогда на дорогу вы расходовали бы гораздо меньше, а заработать могли бы больше? Во всяком случае, на временной работе можно получать до 80 фунтов в неделю, а, по моим сведениям, мистер Кэнфилд платил только 45.

– Когда готовишься к свадьбе, – сладким голосом пропела Фиона, – есть о чем подумать. И приспосабливаться к новой работе очень сложно. Я не очень хорошая машинистка. И мне показалось, что спокойнее остаться на прежнем месте.

– От добра добра не ищут, – согласился Пендл. – Мистер Кэнфилд показался вам привлекательным мужчиной?

Фиона Грэхэм содрогнулась.

– Нет, – резко ответила она. – И вообще, посторонние мужчины меня не интересуют. Я люблю своего жениха.

– То есть мистер Кэнфилд был вам неприятен?

– Нет, он не был мне неприятен, но меня смущало то, как он на меня смотрел.

– Как же?

– Так, – она покраснела, – словно он хотел меня.

– Тогда почему же вы согласились остаться после работы?

– Я старалась как можно лучше выполнять свою работу, – сказала она со слезами в голосе. – Я не могла предположить, что он воспользуется моей доверчивостью.

Она была как Малютка Нелл[19]19
  Игра слов —LittleNell(малютка Нелл, маленькая ханжа) иlittledeathknell(маленький похоронный звон)


[Закрыть], маленький похоронный звон для Пендла. Присяжные смотрели на него с отвращением. Но его, казалось, это не трогало.

– Вы утверждаете, что в тот вечер, когда произошло так называемое изнасилование, мистер Кэнфилд сорвал с вас платье и одна пуговица при этом отлетела. Что случилось с этой пуговицей?

– Не знаю, – прошептала Фиона. – Я была не в состоянии…

Наступила мучительная пауза, и тут Пендл произнес ледяным голосом:

– Ранее вы сообщили моему ученому коллеге, что вы истерически рыдали, потому что мой подзащитный воспользовался вашей беспомощностью, и эти рыдания услышала мисс Кэртлэнд, которая руководит машбюро, а позже – и ваш жених?

– Это так.

– Я полагаю, – прошипел Пендл, – что вы рыдали потому, что попались в ловушку. До свадьбы оставалось два месяца, ваше финансовое положение требовало выгодного брака, но вы неожиданно обнаружили, что совсем не любите своего жениха, а увлечены мистером Кэнфилдом.

Джимми Бэттен вскочил.

– Ваша Честь, я протестую. Фиона Грэхэм залилась слезами.

– Это неправда, – всхлипывала она. – Я люблю Рики. Я ненавижу мистера Кэнфилда, он мне отвратителен.

В ее голосе было столько отчаяния, что я испугалась, что Пендла сейчас линчуют.

– Хладнокровный негодяй. – Сказала моя толстая соседка. – Держу пари, он дурно обращается с женщинами.

– Дурно, – подтвердила я, угощаясь еще одним леденцом.

Пендл взял в руки лист бумаги.

– Знакомо ли вам имя Джерри Ситона? Фиона замерла как настороженное животное,

но когда она отвечала, голос ее не дрогнул.

– Я не понимаю, о чем вы говорите.

– Это очень простой вопрос, – вежливо возразил Пендл. – Знаете, вы или не знаете человека по имени Джеральд Ситон?

– Я о нем никогда не слышала.

– И вы не проводили с ним выходных в Котсуолдс 30 и 31 июля сего года?

– Конечно же нет, – теперь в ее голосе слышалось негодование.

Бэттен уже снова был на ногах.

– Ваша Честь, – устало произнес он, – это не относится к делу.

– Придерживайтесь существа дела, мистер Малхолланд, – сказал судья.

– Вопросов нет, – закончил Пендл и сел.

Вслед за Фионой Грэхэм выступило впечатляющее число свидетелей обвинения, включая брызгавшую ядом старую канцелярскую крысу, и каждый вбивал свой гвоздь в гроб Кэнфилда. Пендл смело сражался со всеми, но не сильно преуспел в этом.

Наконец, к радости хорошо знавшей его толпы, на свидетельское место поднялся Рики Уэтерби. Он был так хорош собой – просто загорелый бог – и так расстроен, но вместе с тем столь мужественно сдержан, что через мгновение весь зал был на его стороне.

– Обвинение завершило рассмотрение дела, – сообщил Бэттен. Рики Уэтерби спустился в зал. Судья посмотрел на часы и объявил перерыв на ланч.

Пендл остановился, чтобы сказать несколько слов Кэнфилду и его бедной расстроенной жене, и потом подошел ко мне.

– Вы были просто замечательны, – сказала я. – Я и не предполагала, что вы так здорово это делаете.

Он покачал головой:

– Сегодня придется вести себя грубо. Пойдемте, у нас только час.

Было по-прежнему страшно холодно, но бледное солнце, светившее сквозь тонкие облака, как недовольная жемчужина, растопило почти весь иней. Несколько машинисток кормили голубей, пока наше такси ехало через Линкольн Инн[20]20
  Линкольн Инн – одна из четырех юридических корпораций


[Закрыть] Филд. Нашей целью был маленький жаркий паб с темными деревянными панелями на стенах, который, казалось, был битком набит юристами. Я только собралась сказать, как тут мило, но замерла, потому что за стойкой опорожнял большую рюмку виски Джимми Бэттен.

– Смотрите, – шепнула я.

– Я знаю, – ответил Пендл.

Джимми Бэттен обернулся и улыбнулся нам.

– Дело в шляпе. Что вам заказать?

– Пожалуйста, виски, – попросил Пендл. – Ты тоже можешь себе это позволить, ведь ты, небось, немало получил от Уэтерби. Ты чертовски здорово повел дело.

– Все бы и без меня шло как по маслу, – сказал Джимми с неубедительной скромностью.

– Должен сказать, что ты наваливаешься на своих клиентов с недостойной поспешностью, – заявил Пендл. – На тебя надо заявить в Адвокатский Совет. У тебя и десяти секунд не ушло на то, чтобы придать уверенности очаровательной мисс Грэхэм. Мне кажется, тебе стоит пригласить ее сюда.

– Она слишком уж не-вин-на для подобных заведений, – парировал Джимми, подмигивая мне. – Ты не собираешься представить меня этому восхитительному созданию?

Я наблюдала за ними разинув рот.

– Но вы же все утро насмехались, шипели и сверлили друг друга взглядами, – выдохнула я.

– Конечно, – сказал Джимми, – таковы правила игры, это показывает, что мы трудимся в поте лица. Что вам заказать выпить?

– Джин с тоником, а зовут ее Пруденс, – сообщил Пендл, предлагая мне сигарету. – Ты в редкостной форме, Джимми, и все эти ссылки на Тарквина и Лукреция…

– Приходится взбадривать присяжных всякой порнографией, – объяснил Бэттен, – иначе они совсем уснут.

– Полагаю, что на вечернем заседании ты распнешь моего клиента?

– Я зажарю его, дорогой мой. Льда и лимона? – добавил он, протягивая мне бокал. – А разве он этого не заслуживает?

– Пру, считает, что он невиновен, – сказал Пендл. – Она со мной, не забывай.

Я никогда не думала, что он умеет быть таким дружелюбным. Может, это потому, что Бэттен – важная персона?

– Она слишком хороша, чтобы тратить время на такую птицу, как ты, – заявил Джимми, поглаживая мою шубу как котенка, его веселые темные глаза блестели. Он показался мне очень привлекательным. Он обладал той уверенностью в себе, которая приобретается лишь с возрастом, но при этом совсем без напыщенности.

– Раз она кажется тебе такой очаровательной, – сказал Пендл, – ты не откажешься ее накормить и позаботиться о ней, пока я сгоняю в палату и подпишу кое-какие бумажки?

– Буду счастлив, – ответил Джимми Бэттен с готовностью, немного компенсировавшей разочарование от того, что Пендл слинял. И вообще, дамские журналы советуют больше общаться с его друзьями.

– Не верьте ни одному слову Джимми, – посоветовал Пендл, проводя пальцем по моей щеке. – Юристы – страшные сплетники.

Он ушел. Я чувствовала, что покраснела как маков цвет и от его неожиданной ласки, и от внимательного взгляда наблюдавшего за нами Джимми.

Мы с Джимми пообедали картофельной запеканкой, и распили бутылку вина, сидя тесно прижавшись, друг к другу в обитой панелями нише. Болтать с Джимми было одно удовольствие – тем более что он так же хотел обсудить Пендла, как и я.

– Я никогда не думала, что он такой хороший адвокат, – сказала я.

– Блестящий. Правда, несколько холодноват для того, чтобы легко вертеть присяжными. У него нет легкого, располагающего к себе обаяния, и он это понимает, зато прекрасно умеет задавать вопросы. Он никогда не говорит ничего, чем можно было бы оскорбить, но свидетель, прежде, чем он успеет это осознать, оказывается у него на крючке.

– Он расправился так с моим шефом. Из-за чего весь вечер пошел насмарку.

Джимми усмехнулся. Я обратила внимание на то, как много у него на лице морщинок от смеха. Как жаль, что у Пендла их совсем нет.

– Меня восхищает то, что он никогда не отказывается от дела, – продолжал Джимми, наполняя мой бокал. – Держу пари, он сейчас что-то выискивает, пытается раскопать какое-нибудь доказательство, от которого все мое дело полетит к чертям. Правда, вряд ли это ему поможет: нет сомнений, что Кэнфилд виновен. Вы с ним уже давно встречаетесь?

Я понимала, что он решил выкачать из меня побольше информации. Нужно быть осторожной.

– С лета.

– Я его впервые встретил с девушкой.

– Это мило, – заметила я.

– Я иногда даже подумывал, не глядит ли он в другую сторону, – лениво заметил Бэттен, – он очень много работает, чтобы сублимировать.

– Вы хотите сказать, что он голубой?

Бэттен искоса взглянул на меня и кивнул.

– Он, например, говорит «очаровательная мисс Грэхэм», но при этом она его совершенно не волнует.

– Нет-нет, – в ужасе настаивала я, – он вовсе не из этих.

– У вас есть доказательства, не так ли? Честно говоря, если бы вы принадлежали мне, я бы давно распустил руки. Выпейте еще бренди и больше ничего не говорите. Я прошу прощения, что разглядываю вас, и дело не только в том, что это приятно, просто вы напоминаете мне кого-то, но я не могу вспомнить кого.

– И Пендл говорил мне то же самое, когда мы только познакомились, – сообщила я.

У меня возникло неприятное чувство, что он знает гораздо больше, чем говорит. Но в комнате было так тепло, а я так много выпила, и он был таким уютным, что у меня был большой соблазн поведать ему мои опасения насчет Пендла. Но тут я вспомнила, что юристы – страшные сплетники. Я не была уверена, что мистеру Бэттену можно доверять, и переменила тему.

После ланча наступила очередь защиты. Когда Пендл поднялся, поправляя мантию и бумажки перед собой, его руки дрожали, но говорил он вполне спокойно.

– Мы намереваемся показать, что мой клиент стал жертвой ужасной клеветы. Его не только обвинили в отвратительном преступлении, но он потерял из-за этого работу и, без сомнения, с трудом найдет другую, его публично опозорили в глазах общества и унизили в глазах семьи и друзей – и все это по одному лишь свидетельству этой девушки. Ее слово против его слова. Ее жених прибыл слишком поздно и нашел дверь запертой. И мы должны выяснить, дамы и господа, что же происходило за этой дверью. Соитие, – он сделал паузу, – в этом нет сомнения, полицейский врач это засвидетельствовал, но по чьей инициативе? Мисс Грэхэм похожа на невинный цветок, но, может быть, под этой маской скрывается змея? – Для большего эффекта он сделал паузу и вперил взгляд в Джимми, который ответил ему тем же, презрительно скривив рот.

Мне пришлось взять себя в руки, чтобы не захихикать.

Даже когда он принимал присягу, Кэнфилд производил впечатление уверенного человека, сомнительного типа, просовывающего в дверь начищенный ботинок. Присяжные смотрели на него с отвращением.

Пендл задумчиво разглядывал его.

– Мистер Кэнфилд, мисс Грэхэм была хорошей секретаршей?

– Нет, – ответил Кэнфилд.

– Тогда почему вы не уволили ее? Кэнфилд криво усмехнулся.

– Полагаю, потому, что она мне нравилась. По залу суда зашелестели голоса.

– Я же вам говорила, – пробормотала моя толстая соседка, протягивая мне пакет апельсинов.

– Вы хотели с ней переспать? – уточнил Пендл.

– В общем, да.

– Но воздержались от этого?

– Она была помолвлена. У меня есть свои принципы. И потом, Рики Уэтерби сильнее меня.

Это была шутка дурного тона, которая сослужила Кэнфилду плохую службу в глазах присяжных.

– Что же произошло в день так называемого изнасилования?

– Она сказала, что потеряла записную книжку; не могу ли я снова продиктовать ей те письма, которые передал накануне. Я сказал, что у меня назначена встреча. В 5.30 я вернулся и предложил ей пройти в мой офис.

– Во что была одета мисс Грэхэм?

– К этому времени она переоделась, новое платье ей очень шло.

– Вы можете его описать?

– У него был очень большой вырез, который еще увеличился из-за того, что не хватало одной пуговицы.

– Что произошло потом?

– Я сказал, что она потрясно выглядит, спросил, не собирается ли она на свидание с женихом? Она улыбнулась и сказала, что свидание еще не скоро. Я заметил, что ему здорово повезло и что нам следует побыстрее заняться письмами, а то могут возникнуть проблемы. Тут она зарыдала и сказала, что загнала себя в ловушку, что ее жених ни на что не способен в постели.

На галерее для публики послышался недовольный ропот. Судья велел замолчать. Лицо Фионы ничего не выражало.

– За дверью послышались шаги. Фай – я имею в виду мисс Грэхэм – попросила меня закрыть дверь и плакала не переставая. Я сказал, что она с ума сошла, выходить замуж при таком положении дел. Я обнял ее, чтобы утешить.

– Она сопротивлялась?

– Боже мой, вовсе нет, совсем наоборот. Она сказала, что уже давно меня хочет. И в следующий миг мы уже были на полу.

– И произошло соитие…

– Безусловно.

Шорохи и покашливания, обычно звучащие в зале, смолкли. Все прислушивались, стараясь не пропустить ни слова.

– Благодарю вас, мистер Кэнфилд, – сказал Пендл и сел. Он, казалось, ликовал, даже тогда, когда за Кэнфилда взялся Бэттен и не оставил живого места от этого рассказа. Хотя Кэнфилд и держался своих показаний, под конец его история уже разлетелась в клочки. Растерянный и бледный, он вернулся на место.

Потом Пендл вызвал хорошенькую машинистку из офиса. Она вошла, хихикая и поправляя прическу, на ней было слишком много косметики. Пендл обращался с ней очень ласково, и вскоре она перестала нервничать.

– Мы обе были в уборной, собирались домой. Было около 5.15. Фай – я имею в виду мисс Грэхэм – переодевалась в красивое платье с очень глубоким вырезом. Она сказала, что позже идет на свидание с женихом. Тут оторвалась пуговица, и платье стало еще более – э-э – нескромным.

– Вы в этом уверены?

– Конечно, уверена. Она сказала, что с дешевыми вещами всегда проблемы. Я предложила ей иголку. И сказала, что, когда она выйдет замуж за Рики, ей уже не придется покупать дешевые платья. Кроме того, без пуговицы платье выглядело еще сексуальнее, и мы над этим посмеялись.

Напряжение в суде росло. Присяжные насторожились и слушали очень внимательно.

Следующим свидетелем был красивый и наглый блондин, он сообщил, что его имя Джеральд Ситон. Он назвался агентом по продаже.

– Видели ли вы ранее мисс Грэхэм? – спросил Пендл.

– Да, мы познакомились в холле отеля Кинг Кросс ровно четыре месяца назад.

– Как вы познакомились?

– Она меня подцепила. Все замерли.

– Я делан кое-какие подсчеты. Тут она подошла, селя рядом и улыбнулась мне. Я ответил ей тем же. Она очень хорошенькая; она сказала, что приехала встречать тетю из Лидса, но поезд опаздывает. Мы договорились о свидании на следующий день.

– Она сообщила вам, что помолвлена?

– О да, она не делала из этого секрета. Она собиралась выйти замуж за этого богатого парня. И она говорила, что в постели от него никакого проку.

Я посмотрел на Рики Уэтерби. Он окаменел.

– Что произошло потом?

– Я свозил ее в Котсуолдс на выходные. Мы останавливались в гостинице.

– Как вы проводили время?

– В постели.

– Даже несмотря на то, что она была помолвлена?

– Раз ее это не волновало, то мне-то с чего переживать?

Джимми Бэттен с мрачным видом встал, чтобы выразить протест.

– Ваша Честь, это, безусловно, не затрагивает существа дела. Эти события произошли задолго до того, как моя клиентка познакомилась с подзащитным.

– Смею заверить вас, что все это имеет прямое отношение к делу, – быстро парировал Пендл.

– Продолжайте, мистер Малхолланд, – сказал судья.

– Что произошло после этого уик-энда?

– Мы встретились еще раз, а потом она вдруг отказалась видеться со мной, сделав вид, что больше не хочет обманывать жениха. Но после того как она вела себя в Котсуолдсе, я на это не купился. И как-то вечером решил дождаться ее возле офиса.

– На новой работе? – уточнил Пендл.

– Да. Она к тому времени работала там около недели. Мы пошли выпить, ее несколько развезло, и тут все вышло наружу. Она втрюхалась в этого парня на работе, она просто сходила по нему с ума, а он отказывался заводить с ней шашни.

– Вы не помните его имя?

– Помню. У него фамилия похожа на название нашей деревни. Его звали Кэнфилд, Бобби Кэнфилд.

Бэттен мало что смог выжать из мистера Ситона, не порадовала его и администратор из гостиницы в Котсуолдсе, которая помнила, как Фиона и Джерри Ситон останавливались у них.

– Они записались как мистер и миссис Ситон. Я запомнила ее, потому что она очень хорошенькая. Мы не поверили, что они женаты. Я имею в виду, они весь уик-энд оставались в своей комнате и еду просили приносить в номер.

Сторонники Уэтерби сидели как громом пораженные. В следующую секунду Фиона вскочила.

– Они лгут, лгут! Это все подстроено!

Джимми Бэттен поднял руку, чтобы утихомирить ее, встал и, пытаясь спасти ситуацию, мягко сказал:

– Ваша Честь, я бы хотел, чтобы моей клиентке было позволено вернуться на свидетельское место, чтобы опровергнуть эти обвинения.

Присяжные выглядели растерянными.

Фиона вернулась на свидетельское место. Она снова обрела хладнокровие. Она отрицала, что куда-либо выезжала в тот уик-энд и что когда-либо видела мистера Ситона. Это, наверное, какая-то ошибка. Она помнит, что в те выходные она простудилась, ее жених был за границей, и она два дня провела в постели, не выходя из дому.

– Это заговор, – сказала она, и глаза ее наполнились слезами. – Клянусь, что этого человека я никогда в жизни не видела.

Стрелка барометра снова качнулась. Я заметила, что присяжные готовы ей поверить.

Наступила тишина. Теперь настала очередь Пендла.

– Мисс Грэхэм, – протянул он почти с нежностью, – понимаете ли вы, что людей, которые говорят неправду в суде, отправляют в тюрьму?

– Конечно, – ответила она.

Пендл пересек зал и протянул ей лист бумаги.

– Это письмо написали вы? Она взглянула на него.

– Да, это письмо с благодарностью за свадебный подарок.

Пендл вернулся на свое место.

– Ваша Честь, у меня есть еще один документ, написанный той же рукой, что и это письмо. Позже я вызову эксперта-графолога, чтобы подтвердить идентичность почерка. При обычных обстоятельствах я не склонен совать нос в чужие дела и присваивать личные бумаги, но когда речь идет о репутации моего клиента…

– Все понятно, мистер Малхолланд, – раздраженно прервал его судья, – продолжайте, покажите, что вы приготовили.

Пендл взял в руки ярко-синюю записную книжку в кожаном переплете, спрятанную среди его бумаг, замок ее был сломан.

– У меня в руках дневник, принадлежащий мисс Грэхэм, в котором она в весьма недвусмысленных выражениях описывает события последних месяцев.

Неожиданно лицо Фионы Грэхэм исказилось от ужаса.

– Нет, не разрешайте ему, он украл мой дневник, он вор! – закричала она.

– Успокойтесь, мисс Грэхэм, – сказал судья. – Продолжайте, мистер Малхолланд.

Лицо Джимми Бэттена ни на йоту не изменилось, но он, должно быть, почувствовал, что почва уходит у него из-под ног.

– Ваша Честь, – запротестовал он, – я возражаю против методов моего ученого друга.

– Не сомневаюсь, – ответил судья. – Продолжайте, мистер Малхолланд.

– Через минуту господа присяжные смогут сами ознакомиться с этим дневником, – сказал Пендл, – но сначала я хотел бы зачитать из него несколько отрывков.

Он читал ровным голосом, почти без выражения, и из-за этого излияние страстных чувств Фионы сделалось еще более шокирующим. Сначала речь шла о ее знакомстве с Джеральдом Ситоном и об уик-энде в Котсуолдсе, который был описан именно так, как он говорил.

– «Так приятно, – читал Пендл своим ровным голосом, – после Рики найти кого-нибудь, кто знает, что делать в постели».

Губы Фионы посинели.

– Это подлог, – прошептала она. Пендл перелистнул несколько страниц: