Текст книги "Сердце рыцаря"

– Спасибо тебе за то, что ты меня спас, – заговорила она наконец. – Я... я из хорошей семьи. Мы можем щедро вознаградить тебя за то, что ты для меня сделал.

Он бросил на нее быстрый взгляд.

– Ты из хорошей семьи? – переспросил он, снова удивившись. – Но что...

Он не договорил.

«Что ты делала в лесу одна?» – мысленно закончила за него Мари. На этот вопрос ей отвечать не хотелось – пока она благополучно не доберется до монастыря. Охотник говорил по-французски хорошо, удивительно хорошо, но все же чувствовалось, что это его неродной язык. Бретонец, говорящий по-бретонски, почти наверняка служит герцогу Бретонскому, либо непосредственно, либо через кого-то из вассалов. По тому, как Охотник только что упомянул о герцоге, Мари предположила, что он один из лесничих герцога. Судя по его смелости и ловкости, это могло быть именно так. Как бы то ни было, если ему станет известно, что она спасается бегством от герцога Хоэла, он мгновенно превратится из ее спасителя в тюремщика. Мари удивляло то, что он не задал своего вопроса вслух. Возможно, он продолжал считать, будто она встречалась с возлюбленным, и не хотел допытываться.

– Я из хорошей семьи, – повторила она вместо объяснений. – Пантьевры Шаландрийские. Мое имя Мари.

Он резко остановился и пристально на нее посмотрел.

– Мы – только младшая ветвь семьи, – сказала она ему, смущенная недоверием. – Я – послушница в монастыре Святого Михаила. Он находится в городе Сен-Мишель. Я... я туда возвращалась, ко сглупила, сойдя с дороги, чтобы... избежать встречи кое с кем... и заблудилась в лесу. Если поможешь мне туда вернуться, я заплачу тебе, сколько ты захочешь.

Он еще мгновение смотрел на нее, а потом, похоже, решил, что она говорит правду. Даже в сумерках Мари заметила его улыбку: один уголок губ быстро поднялся, тогда как вторая половина оставалась серьезной. Одновременно его брови вразлет забавно выгнулись. Она обнаружила, что глаза у него светло-карие. Наверное, заметила это еще у ручья, но была слишком потрясена, чтобы запомнить сознательно.

– Значит, я спас члена семьи Пантьевр, родственницу герцогини! – воскликнул он. – Вот как! Это получилось лучше, чем я думал. Но тебе не следует быть столь откровенной с незнакомым мужчиной.

– Ты сказал, что мне можно тебя не бояться, – отозвалась она.

– Это так. Ну что ж, я могу доставить тебя в обитель, принадлежащую монастырю Святого Михаила. Там будут братья, которые смогут сопроводить тебя до дома.

Мари прикусила губу.

– Я бы предпочла... не возвращаться в монастырь по проезжей дороге. Ты не мог бы?..

– Я уверен, что братья обители знают дорогу до Сен-Мишеля, которая бы шла в обход проезжей дороги.

Охотник снова двинулся вперед.

Мари ускорила шаг, чтобы его догнать. Стало уже очень темно, так что она споткнулась о кочку и упала. Охотник вернулся и помог ей подняться.

– Держитесь за мой пояс, леди Мари, – сказал он. – Земля здесь неровная.

Она просунула пальцы ему за пояс и пошла позади него. Под кожаной петлей ощущалось движение мускулов у него на спине. Он выбирал дорогу так уверенно, что ей показалось, будто он может видеть в темноте. Повторяя его движения, она смогла идти не спотыкаясь. Ее охватило умиротворение, похожее на дремоту. Она была застигнута в лесу ночью, она встретила то, что ее там поджидало, – но оно было укрощено, и страха не осталось. Темнота и деревья не имели власти над ней, она была соединена с ними, связана кожаной петлей, за которую держались ее пальцы. Тело и душа, которые у нее всегда были в ссоре, двигались сквозь ночь вместе, как два конца одного ярма, две рыбы, скользящие в шелковистом течении ручья. Она вдруг поняла, что не хочет возвращаться в Сен-Мишель с каким-то неизвестным братом из обители. Ее потрясенный разум подсказал ей, что без Охотника все снова погрузится в ужас и хаос.

– А ты не мог бы сам пойти со мной до Сен-Мишеля? – спросила она. – Я щедро тебе отплачу.

– Извините, леди Мари. У меня важное дело в Ренне. Мари больно закусила губу. У нее защипало глаза. Она сурово сказала себе, что это всего лишь потрясение и усталость и что утром все будет казаться другим. Однако собственная суровость на нее не подействовала. Ей хотелось, чтобы Охотник остался подле нее. Но он не желал.

– Ну что ж, – проговорила она после нового долгого молчания, – тогда приходи в Сен-Мишель, когда сможешь, и я тебя вознагражу.

Он негромко рассмеялся.

– Я не тот человек, которого нужно вознаграждать, – сообщил он ей. – Я тоже из хорошей семьи, леди Мари. Я владею поместьем Таленсак и землями у Компера и Пемпона. Мое имя Тиарнан.

– О! – воскликнула Мари. – Вы рыцарь?

Он кивнул – она ощутила это движение по мышцам его спины, хотя темнота сделала кивок невидимым.

– О! – снова повторила она, чувствуя, как у нее разгораются щеки. – Мне очень жаль.

– Почему?

– Я... я приняла вас за лесничего. Я предложила вам деньги.

– Конечно. И будь я лесничим, я с удовольствием их взял бы. А что еще вы должны были подумать, встретив мужчину – пешего и одетого в простую зеленую куртку? В охотничьей одежде все выглядят одинаково. Так же как послушница или служанка, за кого я вас и принял, выглядит, как благородная монахиня... Ну вот. Мы пришли.

Она почувствовала вонь от свиней и запах горящих дров. Яростно залаяла собака. Охотник... Тиарнан... остановился и застыл на месте.

– Салюд! – громко крикнул он, и спустя мгновение они услышали ответный крик.

А потом впереди открылась дверь, из которой вырвался свет.

– Где мы? – спросила Мари.

– У дома свинопасов, неподалеку от развилки Дола, – ответил Тиарнан, направляясь к дому.

Мужчина стоял в дверях, держа в одной руке горящую ветку, выполнявшую роль факела, а другой придерживая за ошейник собаку. Из темноты снова вынырнуло лицо Тиарнана: он бросил ей быстрый взгляд и полуулыбку.

– Это братья аббатства Бонн-Фонтейн, леди Мари, – казал он ей. – Ночь, проведенная здесь, не повредит вашей репутации.

Глава 2

Ален де Фужер стащил с головы шлем, пригладил пальцами намокшие от пота русые волосы и повернулся в седле, чтобы кинуть взглядом окрестности. Поля расстилались под полуденным солнцем, холм Сен-Мишель высился у них за спиной синим силуэтом: до него было двенадцать миль, но виден он был яснее колокольни соседней церкви. Они доехали до края прибрежной равнины и находились приблизительно на половине уйти к аббатству Бонн-Фонтейн. Им так и не удалось найти следы женщины, которую они искали.

Ален устремил умоляющий взгляд на своего кузена Тьера.

– Где она? – вопросил он плачущим голосом, который мало подходил благородному рыцарю.

Тьер пожал плечами. За последние полтора дня Ален задал этот вопрос не меньше тридцати раз, и Тьеру это надоело.

Ален застонал.

– Должно быть, она сошла с дороги, – сказал он. – Если бы она шла по дороге, мы бы ее догнали.

Тьер снова пожал плечами. Эта фраза тоже повторялась – не так часто, как первая, но только потому, что до прошлого полудня Ален ее не произносил. До тех пор, пока они галопом не домчались до монастыря Святого Михаила, где потрясенная и возмущенная настоятельница вышвырнула их вон. До этого времени он надеялся, что Мари чуть их опередила. Самому Тьеру уже на половине пути стало ясно, что этого быть не могло. У нее не было лошади, и ни у одной знатной дамы не хватило бы сил уйти так далеко пешком. Совершенно ясно, что она сошла с дороги. И если она вошла в лес, то одному Богу известно, что с ней стало. Если бы их отрядом командовал Тьер, то он бы...

Но эта мысль была пустой. В какой бы отряд Тьер ни вошел, им всегда командовал Ален или его старший брат. Лорд Жюльде Фужер оскорбился бы, если бы его сыновьями распоряжался всего лишь сын его сестры.

– Возможно, братия Бонн-Фонтейна что-нибудь о ней узнала, – предположил Гийомар. Когда обнаружилось бегство Мари, аббат отправил людей искать ее по округе. – Может быть, они уже ее нашли!

Ален бросил на него благодарный взгляд.

– Молю Бога, чтобы это было так! – горячо проговорил он и перекрестился.

Тьер хмыкнул. Ведь именно Гийомар запер дверь Мари в Бонн-Фонтейне, и Ален винил его в ее бегстве. Ален никогда ни в чем не винил самого себя, а Гийомара винить было легче, чем Тьера, потому что Гийомар не был родственником. Лорд Жюль может уволить его со службы, а куда ему тогда идти? Всю дорогу до монастыря Святого Михаила и половину дороги обратно Гийомар смиренно говорил Алену то, что Ален желал услышать. И вот теперь, похоже, Ален настолько нуждается в утешении, что ради него готов простить своего подчиненного. От своего кузена он никакого утешения не получал. Тьеру было совершенно ясно, что девица нашла бы способ вырваться на свободу, кто бы ни поворачивал ключ в замке. Им следовало установить дежурство, спать у ее порога... даже заковать ее. Но они не сочли нужным это сделать. Они все виноваты, но Ален – больше всех. Он командовал отрядом. Может, Жюль де Фужер и выместит раздражение на Гийомаре, но герцог Хоэл будет считать ответственным Алена. И совершенно справедливо!

Тьер повернулся и злорадно сказал:

– Если братья из Бонн-Фонтейна нашли леди Мари, то какой они ее нашли? Живой или мертвой?

Ален поморщился и вытер лицо. Он неловко нацепил шлем на голову и начал возиться с застежкой под подбородком. Дальше они поехали молча, и Тьер пожалел о своих словах. Не потому, что они ранили Алена, а потому, что он высказал вслух мысль, которая приходила в голову всем троим, но оставалась невысказанной. Узнав об исчезновении Мари, обеспокоенный аббат сообщил им, что разбойник Эон из Монконтура находится поблизости: не прошло и трех дней, как на развилке у Дола был ограблен бедный священник. Мари Пантьевр вполне могут найти в лесу мертвой, и это станет позором для всех троих. Если нехорошо обманом увезти послушницу из монастыря при попустительстве настоятельницы, то гораздо хуже потерять ее по дороге, так что она отыщется в лесу ограбленной, изнасилованной и убитой.

Настоятельница монастыря Святого Михаила уже обвинила их во всем. Ну конечно: леди Констанции не меньше других хотелось бы избежать обвинений. Она притворилась, будто раньше не знала, кто они такие, будто поверила, что они приехали от герцога Роберта, и поступила так, как ей полагалось. Однако обвинение все равно ляжет и на нее. Добрая молва – вещь скользкая, и человеку ее удержать нелегко, а вот обвинения липнут как мед. Они пристанут ко всем ним.

Тьер представил себе Мари при свете свечей, сидящей на кровати в келье Бонн-Фонтейна, перед тем как они ее заперли: бледную от усталости, но полную решимости. Хорошенькая девица, и к тому же отважная. Он ощутил странный укол в сердце – смесь жалости и вины.

– Молю Бога, чтобы их известия были хорошими, – проговорил он внезапно так же горячо, как Гийомар. – Если эту девицу найдут живой, я куплю святому Михаилу сто свечей для его храма в Доле.

С этими словами он перекрестился. Потом он, бывало, замечал, что святой Михаил, будучи архангелом, действует быстро. Вдали показался всадник. Он пустил коня рысью, и скоро они увидели, что это монах. Все трое замерли в ожидании, инстинктивно пытаясь продлить мгновения надежды. Монах остановил своего коня перед ними.

– Лорд Ален де Фужер? – спросил он почти уверенно, потому что его глаза уже увидели и опознали на щите, заброшенном за седло Алена, герб – белого оленя.

Ален кивнул.

– Ты едешь из аббатства Бонн-Фонтейн? – спросил он и от волнения дал петуха.

– Это так, господин мой. Я – брат Самсон. Господин аббат отправил меня найти вас. Мой господин, дама, которую вы ищете, нашлась целая и невредимая!

Ален хлопнул в ладоши.

– Благодарение Богу! – страстно воскликнул он. – Благодарение Богу и всем его святым!

– Благодарение Богу и святому Михаилу, – прошептал Тьер с чувством облегчения, которое оказалось даже сильнее, чем он ожидал.

Теперь ему не придется всю оставшуюся жизнь думать о том, что он помог убить Мари Пантьевр.

– Ее привели в обитель, принадлежащую нашему аббатству, прошлой ночью, – радостно продолжил брат Самсон. – Там каждое лето живут два послушника – пасут свиней в лесу. Братья не знали о том, что леди потерялась, но этим утром, когда посланец от господина аббата пришел сказать им об этом, он застал ее за завтраком!

– Благодарение Богу! – повторил Ален, сияя улыбкой.

Гийомар перекрестился и возблагодарил своих святых покровителей.

– А где она сейчас? – спросил Тьер, радостно ухмыляясь, хотя и содрогался при мысли о том, сколько будут стоить сто свечей.

– На пути в Бонн-Фонтейн. Свинопасам было велено доставить ее туда, как только прибудет лошадь для нее. Дело в том, что леди измучена блужданиями по лесу и совсем не может идти, так что посланец господина аббата приказал одному из фермеров прислать лошадь со своей фермы, которая расположена недалеко от обители.

– Тогда я надеюсь, что свинопасы будут крепко держать узду этой лошади, – заявил Тьер. – Иначе леди ускачет в монастырь и у них будет такой же глупый вид, как у нас.

– Рыцарь, который ее нашел, сможет справиться с лошадью, – отозвался брат Самсон.

– Рыцарь? – резко переспросил Ален, и его улыбка исчезла. – Ее нашел рыцарь? Кто?

– Не знаю, мой господин, – жизнерадостно ответил брат Самсон, не подозревающий о том, какой урон он только что нанес карьере Алена. – Господин настоятель просто поручил сказать вам, что дама цела и невредима: рыцарь, охотившийся в лесу, нашел ее и прошлой ночью привел к нашим свинопасам на ночлег, а теперь она возвращается в Бонн-Фонтейн. Если мы прямо сейчас поедем в аббатство, то можем встретить их на дороге.

Когда они тронулись, Ален был мрачен. Если их подопечную спас другой рыцарь, Алену не удастся представить бегство Мари как мелкое осложнение в успешно выполненном задании. Другой рыцарь одним своим присутствием укажет на их промахи и потребует своей доли в герцогской благодарности – доли, которой Алену делиться не хотелось. Он мечтал подольститься к герцогу Хоэлу, и это поручение давало ему идеальный шанс. Герцог много лет досадовал на потерю Шаландри и ухватился за возможность получить поместье обратно, не ведя войны. Однако как извлечь наследницу из монастыря в неуязвимой нормандской крепости? Это казалось делом трудным. В семье де Фужер несколько человек служили герцогу Нормандскому: Ален мог представиться посланцем Роберта, не вызвав никаких подозрений. Он сыграл свою роль в монастыре безупречно. И вот теперь все разладилось.

Тьер вздохнул с досадливой жалостью и перестал сердиться на своего кузена. Он прекрасно понимал, почему Алену хотелось понравиться герцогу. Ален надеялся, что герцогское покровительство поможет ему завоевать расположение отца девушки, в которую он был страстно и безнадежно влюблен. Тьер смотрел в спину ехавшего перед ним Алена. Позолота на красивых доспехах запылилась, голова в коническом шлеме клонилась вниз. «Бедный ты дурень, – думал он. – Твой отец и слышать не хочет о том, чтобы ты женился. Эрве Комперский никогда не позволит тебе жениться на своей дочери только потому, что герцог хорошо о тебе отозвался. Ведь у твоего соперника – богатое поместье. Да и герцог никогда не предпочтет тебя твоему сопернику. Перестань сражаться с судьбой, Ален. Лошадь, которая пытается вырваться из упряжи, получает побои».

Но Тьер никогда бы не смог высказать все это вслух. Порой ему казалось трусостью смиренно тащиться в упряжке, и тогда он восхищался кузеном, который продолжал надеяться на невозможное. И потом – Элин Комперская была так прекрасна, что могла вскружить голову любому мужчине.

Похоже, размышления Алена были настолько мучительными, что оставаться с ними наедине он не мог. Придержав коня, чтобы он пошел рядом с лошадью Тьера, он устремил на кузена свои большие голубые глаза. Он делал это тысячи раз, пока они росли вместе. «Тьер, помоги мне в этом! Тьер, а ты знал? Ой, Тьер, что мне делать?» Он всегда обращался именно к Тьеру, а не к своему старшему брату и, уж конечно, не к своему суровому отцу. Тьер всегда терпеливо его выслушивал, давал советы, пытался вытащить из передряги, в которую он попал. Разница между ними составляла всего несколько месяцев, но Тьер чувствовал себя облеченным мудростью старшего брата. Когда они повзрослели, обращения Алена стали не такими частыми, а советы Тьера приобрели оттенок иронии. Однако основа их отношений не изменилась.

– Тьер, – встревоженно прошептал Ален, – когда брат Самсон сказал, что девицу Пантьевр в лесу нашел охотившийся там рыцарь... Как ты думаешь, он имел в виду – один рыцарь, охотившийся в одиночку?

– Ален, брат Самсон ничего об этом не знает! – отозвался Тьер. – Он всего лишь посланец. Тебе следовало бы радоваться. Подумай, что сказал бы герцог, если бы мы приехали в Ренн без девицы – или, еще хуже, с ее мертвым телом!

Ален горестно пожевал губами.

– И вообще, что это меняет? – вопросил Тьер.

– Если это был один пеший рыцарь, охотившийся в одиночку...

– А почему он должен был оказаться пешим?

– Но это же так, верно? Иначе им не пришлось бы посылать на ферму за лошадью. Леди Мари могла бы ехать на его коне.

Тьер понял, что Ален прав, и ему стало больно за родича. Действительно, крайне редко можно было встретить рыцаря, который передвигался бы в одиночку и пешим. Тьер знал в Бретани всего одного рыцаря, который регулярно это делал.

– Не глупи! – громко воскликнул он. – Откуда нам или брату Самсону знать: может, девицу нашла целая группа охотников со сворой в тридцать гончих! Они отвезли девицу к свинопасам и уехали.

– Ставлю моего лучшего ястреба против твоего, что это был один рыцарь, – отрезал Ален. – Тот, кто выходит на охоту пешим. Мой соперник.

Оба несколько мгновений молчали.

– Тиарнан не может обойти тебя в игре, в которую даже не вступал, – проговорил Тьер.

– Что, заключаешь пари?

– Я никогда не заключаю пари. И уж конечно, не поставлю моего единственного ястреба. Не унывай! Что бы ни было, а девица цела – и мы тоже. Если ее действительно нашел Тиарнан, то, может, он в нее влюбится и оставит Эллин тебе.

Ален заметно повеселел:

– Ты думаешь, он мог бы? Тьер пожал плечами:

– Давай скажем так: она – наследница Шаландри, а у Элин приданое в пятьдесят марок и несколько акров земли. Я бы сказал, что в леди Мари любой может влюбиться. Я определенно мог бы.

– Правда? – спросил Ален, с удивлением глядя на своего уродливого кузена.

– Совершенно определенно, – ответил Тьер.

Он удрученно признался себе, что уже немного влюбился. Сотня свечей святому Михаилу! Чистая глупость: сероглазая наследница – не для безземельных рыцарей. Сто свечей по цене серебряный пенни за фунт!

Они действительно догнали леди Мари Пантьевр Шаландрийскую на дороге в Бонн-Фонтейн. Примерно в трех милях от аббатства они увидели отряд, медленно двигавшийся по дороге впереди них. Женщина в белой головной повязке и черном платье ехала верхом в сопровождении трех мужчин: двух монахов и одного охотника в испачканном зеленом костюме. Еще до того как они поравнялись, Тьер понял, что мужчина в зеленом действительно Тиарнан Таленсакский. Он видел его при дворе, и даже сзади его костюм и легкая походка были узнаваемы. Он посмотрел на своего кузена и убедился, что тот снова мрачно нахмурился. Мари повернулась в седле, чтобы устремить на них свои неприветливые серые глаза. Ее лицо было в темных синяках, а одну руку она прижимала к боку, как будто он был ушиблен. На ее лице читалась глубокая печаль.

– Матерь Божья, леди Мари! – воскликнул Тьер, на секунду забыв свое подчиненное положение и правила приличия и заговорив раньше Алена. – Что с вами случилось?

Мари устало посмотрела на него и не ответила. Она боялась, что у нее сорвется голос. После всего случившегося ее вернули похитителям, словно беглую крестьянку! Они ехали рядом – та же стена металла, как и два дня назад. Тяжелый, круглолицый, беспокойный Гийомар, уродливый Тьер и Ален, чье прилизанное благообразие испортила двухдневная щетина, появившаяся на прежде чисто выбритом подбородке. Он хмурился, тогда как остальные двое казались просто потрясенными. Она устала от них, устала от своего наследства, плена и спасений. Ей хотелось оказаться кем-то другим, простой крестьянкой, которая никого не может заинтересовать. Она позволила своему взгляду опуститься с них на Тиарнана, державшего под уздцы фермерскую лошадь, которую ей одолжили. Мари знала, что он держал ее так, чтобы она не могла убежать: с того момента, как посланец аббата сказал ему, почему она оказалась в лесу, он был намерен вернуть ее похитителям. Но ей все же казалось, что он не замешан в этом неприятном деле. Он смотрел на рыцарей с бесстрастной настороженностью, словно их появление обрадовало его так же мало, как и ее.

– На нее напали грабители! – возбужденно сообщил один из послушников в коричневом одеянии. Он сообщал эти волнующие подробности всем, кто им встречался. – Но по милости Божьей лорд Тиарнан услышал ее крики и успел вовремя, чтобы спасти ее от великого бесчестья.

Мари хотелось упасть с лошади и провалиться сквозь землю. Все ее усилия оказались тщетными. Ей не удалось совершить побег, и теперь она стала предметом, на который можно было глазеть, – несчастной девицей, спасенной от невыразимого позора. Она гневно потянула головную повязку, пытаясь закрыть хоть часть синяков.

Как и следовало предполагать, Ален адресовал Тиарнану взгляд, полный возмущения.

– Да хранит вас Бог, Ален де Фужер, – вежливо проговорил Тиарнан. – И вас, Тьер. И Гийомара.

Тьер восхищенно покачал головой. Ему понравился скрытий упрек собеседника – типичный для него.

– Да хранит вас Бог, Тиарнан Таленсакский, – ответил он. – И спасибо вам. Мы с ума сходили, тревожась за леди Мари, и, похоже, мы не зря тревожились. Она была нам доверена, и мы были бы опозорены, если бы с ней случилось что-то дурное. Что произошло?

Тиарнан взглянул на Мари, которая опустила голову и смотрела теперь на свое седло.

– Дама зашла в лес, чтобы ее не поймали на дороге. Эон из Монконтура нашел ее у источника Нимуэ, примерно в двух с половиной милях к югу от Шателье, и повел себя так, как и можно было ожидать. Однако она храбро ему сопротивлялась и звала на помощь, а я оказался недалеко и услышал ее. У нее ушибы и вывихнутое плечо, ничего более серьезного.

– А что стало с Эоном? – спросил Ален.

– Убежал, – бесстрастно ответил Тиарнан. – Лорд Тиарнан застрелил двух его товарищей, – вставила Мари, внезапно поднимая голову. Он не имел права говорить так, будто грабители просто убежали без всякой борьбы. Он вел себя как герой, и ему следует отдать должное. Возможно, он пытался сохранить ее репутацию, но не годится, чтобы она была куплена ценой его собственной. – Наверное, он застрелил бы и Эона тоже, но Эон приставил нож мне к горлу и пригрозил, что убьет меня, поэтому лорд Тиарнан согласился сражаться с ним на ножах. И когда они сражались, грабитель набросил на голову Тиарнану свой плащ и убежал. Трус!

Она гневно посмотрела на Тиарнана. Его глаза искрились смехом.

– Я согласился с ним сразиться потому, что он назвал меня трусом, – мягко поправил он ее. – Возможно, вы нас не поняли, ведь мы разговаривали по-бретонски. Он угрожал вам, потому что решил, что я – возлюбленный, на встречу с которым вы пришли. Когда я сказал ему, что это отнюдь не так, он вас отпустил.

Мари снова понурилась и быстро заморгала. Да, это отнюдь не так. Пожелание, чтобы это было именно так, еще не оформилось в ней, но обида на то, что это не так, поднималась в ее душе и причиняла боль.

– О! – тихо проговорила она. – Да, я не понимала, что вы говорили.

Ален тоже моргал глазами. Он не просто потерял девицу, которую ему полагалось оберегать: его соперник нашел ее в смертельной опасности и спас. Он надеялся расположить к себе герцога, а вместо этого будет возвышен его соперник. Это было несправедливо до полной нелепости. По-ребячески злорадно он спросил:

– А что вы делали у источника Нимуэ? Этот лес принадлежит герцогу. Он вам дал разрешение там охотиться?

«Ошибка, – подумал Тьер. – Мелочное обвинение в браконьерстве только показывает, что ты не умеешь проигрывать. И всем известно, как Тиарнана любят при дворе. Очень может быть, что у него есть разрешение охотиться, где ему вздумается. Бедняга Ален!»

– Я искал того крупного оленя, который ушел от нас в прошлый крестопоклонный день, – ответил Тиарнан. Он, как всегда, выглядел безмятежно серьезным, но Тьер успел заметить, как блеснули его быстрые глаза: Тиарнан знал, почему Ален это сказал. – Я хотел проверить, остался ли он в этой части леса. Герцог мог бы славно на него поохотиться, когда начнется сезон.

Тут Тьер посмотрел на него с тревогой. Чтобы выслеживать добычу, нужна собака. У Тиарнана была отличная ищейка: при дворе все знали, что один раз он отказался продать ее герцогу за пятнадцать марок серебром.

– А что случилось с вашей собакой? – спросил Тьер. – Надеюсь, грабители не убили эту вашу пятнистую суку.

– Осталась дома, – коротко бросил Тиарнан. – Течка. – Он отпустил повод лошади и вытер руки о запачканную зеленую куртку. – Милорды, поскольку вы здесь и можете сопровождать леди Мари, я вас оставляю. Я собирался этим утром вернуться в Таленсак.

При этих словах Ален преисполнился надежды, а Мари – страха.

– Вы не поедете с нами в Ренн? – спросил Ален с неподобающей поспешностью.

– Нет. Зачем мне вставать у вас на пути?

– Вы говорили, что у вас в Ренне дела! – возмущенно проговорила Мари.

– И это так, – отозвался Тиарнан. – Но я не поеду ко двору в таком наряде. Сначала мне нужно вернуться домой и переодеться. Мы увидимся с вами в Ренне, леди Мари.

Она поднесла руку ко рту и прикусила кончик пальца. Она попыталась представить себе Тиарнана при дворе, одетого в алую парчу и горностай. Это было похоже на падение с высокой скалы. Значит, он все-таки был частью всей этой гадкой истории, у нее нет защитников. А чтобы принудить женщину к браку, есть десятки способов, начиная со строгих лекций и лишения пищи и кончая избиениями и изнасилованием. Она уже устала. Невозможно сказать, сколько она сможет вынести.

– Стоило ли трудиться мне помогать? – с горечью спросила она Тиарнана. – Зачем было спасать меня от Эона, чтобы потом предать? Боже милостивый! Я предпочла бы умереть, чем стать женой врага моего отца!

Тиарнан ухватился за ее стремя.

– Никто не причинит вам вреда, леди, – пообещал он совершенно серьезно. – Я сам стану вам в этом порукой.

– Я не выйду замуж за вассала Бретани! – яростно объявила Мари. Ее отец заявлял, что если они снова поменяют сюзерена, то лишатся чести. Мари не допустит бесчестья семьи. Нет, никогда! – Вы хотите сказать, что герцог Хоэл с этим согласится? После всего, что он предпринял, чтобы меня заполучить?

– Да, – спокойно ответил Тиарнан и в ответ на ее недоверчивый взгляд добавил: – Герцог Хоэл предложит вам мужей, которые бы вам подходили, но если вы им откажете, никто не станет вас принуждать. Это противоречило бы законам церкви, которые герцог чтит. И потом, вы родственница его супруги и потому неприкосновенны. Я – его вассал, и я его знаю.

Мари взглянула в его замкнутое смуглое лицо – и поверила ему. Пообещав стать для нее гарантом, он дал слово лично обеспечить ее безопасность, сразившись, если понадобится, с любым, кто станет ей угрожать. Он не стал бы давать такое обещание, если бы это могло заставить его противиться собственному сюзерену. Немалая часть ее тошнотворной усталости испарилась, и Мари поняла, как ее страшила предстоящая борьба.

– Если я скажу герцогу Хоэлу, что не стану женой ни одного из его людей, он позволит мне вернуться домой? – запинаясь спросила Мари, охрипнув от облегчения и краснея под всеми своими синяками.

Тиарнан покачал головой:

– Он оставит вас при дворе в надежде, что вы передумаете.

– Но он не заставит меня выходить замуж против моей воли? Вы становитесь гарантом этого?

– Вот вам моя рука, – серьезно ответил он, протягивая ей руку.

Мари взяла ее обеими своими, заключив договор в присутствии свидетелей. У него оказалась узкая жилистая кисть, запачканная травой, и Мари ощутила скрытую в ней силу. Он чуть сжал ее пальцы, и у нее загорелось лицо. Глаза защипало от слез. И сердце отчего-то защемило.

– Спасибо, – дрожащим голосом сказала она. – Я призову вас, если вы ошиблись.

– Вам это не понадобится. – Тиарнан опустил руку и обвел всех взглядом. Его глаза на секунду задержались на Алене, и его самообладание дало трещину. – Ален де Фужер... – начал он и неловко замолчал.

– Вы рассчитываете, что я стану трубить о ваших подвигах герцогу? – кисло вопросил Ален.

Тиарнан покачал головой:

– Нет. Но я еду в Ренн, чтобы сообщить моему сюзерену о том, что я собираюсь жениться на дочери Эрве Комперского.

Ален побледнел и молча воззрился на Тиарнана. Он с такой силой сжал поводья своего коня, что бедное животное захрапело и прижало уши, недовольно грызя удила. Тиарнан смотрел на него бесстрастно, только глаза у него снова сверкнули. «Что в них промелькнуло? – попытался понять Тьер. – Торжество? Нет, жалость».

– Желаю вам всем приятного пути, – сказал Тиарнан и, сойдя с дороги, направился к лесу. – Я увижу вас в Ренне через несколько дней.

– Желаю вам счастья! – сказал Тьер, который на этот раз вовремя вспомнил о хороших манерах.

Тиарнан приостановился – и когда он оглянулся, все его лицо преобразилось благодаря редкой улыбке.

– Думаю, оно у меня есть, – отозвался он и зашагал дальше.

Ален и Мари сидели совершенно неподвижно и смотрели ему вслед, пока он не скрылся из виду. Тогда Ален ударил каблуками по бокам своего коня и понесся по дороге галопом, опустив голову и не оглядываясь назад.

Тьер проводил его взглядом с искренней жалостью. Ален уже два года любил Элин Комперскую, и в течение нескольких месяцев даже казалось, что ему удастся смести все преграды, разделявшие их, одной только силой своей любви. Он даже добился от своего отца неохотного разрешения на женитьбу. А потом девицей заинтересовался Тиарнан. Однако Ален продолжал надеяться вопреки всему. До этой минуты. Тьер вздохнул, подался вперед и взял поводья лошади, на которой сидела Мари.

– Нам следовало бы вернуться в Бонн-Фонтейн, леди Мари, – сказал он. – Время близится к вечеру, и я уверен, что вам нужно отдохнуть.

Мари кивнула и запустила пальцы в гриву фермерской лошади. Она была оглушена тем, что услышала: она не знала слишком многого, чтобы что-то понять. Тиарнан собирается жениться на дочери владетеля Компера. Этот удар она ощущала, несмотря на все остальное. Но почему бы ему было не жениться? Ведь она не могла бы выйти за него замуж: он – верный вассал герцога Хоэла и враг ее дома. «Предательство! – сказала она своему ноющему сердцу. – Разнузданность! А как же честь твоей семьи? И ведь ты почти ничего о нем не знаешь. Ты влюбилась только потому, что он тебя спас. Это недопустимо».