Текст книги "Долина лошадей"

Стражники со взятыми наперевес грозными копьями препроводили их к костру. Дородный мужчина, принесший на себе старуху, подтащил к костру бревно, бросил на него меховую накидку и встал неподалеку, зажав в ладони рукоять каменного ножа. Старуха опустилась на бревно, и братьев тут же заставили сесть перед ней на землю. Они боялись даже пошелохнуться, понимая, что любое неосторожное движение стражники истолкуют как угрозу древней владычице. Участь их в таком случае была бы весьма незавидной.

Она вновь посмотрела на Джондалара, храня при этом молчание. Он встретился с ней взглядом и тут же почувствовал себя крайне неуверенно и неуютно. Неожиданно она опустила руку в складки накидки, пробурчала нечто саркастическое и, достав из своих одежд небольшой предмет, протянула его Джондалару. Его глаза округлились от изумления. Это была вырезанная из камня фигурка Матери – старуха держала в руках его донии.

Он заметил боковым зрением, что страж, стоявший сбоку от него, неожиданно вздрогнул. Похоже, фигурка донии ему почему-то не понравилась.

Женщина прервала свою тираду и, картинно подняв руку, бросила фигурку наземь. Джондалар, не раздумывая, кинулся к ней, даже не пытаясь скрыть гнев, вызванный тем, что старуха вздумала глумиться над его святыней. Не обращая никакого внимания на направленное прямо на него острие копья, Джондалар схватил каменную фигурку и укрыл ее между ладонями.

Старуха отрывисто рявкнула, и страж тут же поспешил убрать свое копье. К несказанному удивлению Джондалара, она заулыбалась. В глазах ее заплясали искорки веселья, однако он никак не мог взять в толк, чем же оно вызвано – хорошим настроением или злой волей?

Старуха поднялась с бревна и направилась к Джондалару. От этого она не стала выше – лица их оставались примерно на одном и том же уровне. Она неотрывно смотрела в его изумленные синие глаза, словно пытаясь заглянуть в глубины его души. После этого старуха сделала шаг назад, повернула его голову сначала в одну, затем в другую сторону, пощупала мышцы его руки и, наконец, попыталась оценить взглядом ширину его плеч. Затем старуха легонько подтолкнула его под локоть, предлагая тем самым подняться с земли. Джондалар не понял смысла этого жеста, но страж тут же вразумил его таким пинком, что он буквально вскочил на ноги. Старуха задрала голову – ведь в нем было добрых шесть футов шесть дюймов росту – и принялась обходить Джондалара вокруг, одновременно постукивая кулачком по твердым мышцам его ног. Джондалар казался самому себе животным, выставленным на торги. Мысль о том, что он может не устроить покупателя, заставила его покраснеть.

После этого старуха принялась разглядывать Тонолана, вскочившего на ноги при первом же ее прикосновении. Быстро осмотрев младшего брата, старуха вновь вернулась к Джондалару. Его розоватые щеки запылали огнем, когда до него дошел смысл очередного ее жеста. Теперь ее заинтересовал его мужской орган.

Он отрицательно замотал головой и, шутливо выпучив глаза, посмотрел на ухмыляющегося Тонолана. Старуха отдала приказ одному из стражей, и тот послушно схватил Джондалара сзади, в то время как его соплеменник, выказывающий всем своим видом чрезвычайное смущение, принялся развязывать ремешок, которым подвязывался клапан штанов Джондалара.

– Вряд ли она примет твои возражения, – произнес довольно ухмыляющийся Тонолан.

Джондалар зло оттолкнул от себя второго стража и открыл взгляду старухи то, что она так жаждала увидеть, стараясь не обращать внимания на мерзко хихикающего брата, даже не думающего скрывать своего злорадного ликования. Старуха воззрилась на него внимательнее, чем прежде, и, склонив голову набок, коснулась его своим узловатым кривым пальцем.

Алый цвет щек Джондалара стал пурпурным, когда, к его несказанному изумлению, уд его ответил на это прикосновение вполне определенным образом. Старуха довольно закудахтала, захихикали и стоявшие рядом с ней мужчины, однако в смехе их чувствовалось известное удивление, а быть может, и почтение. Тонолан принялся хохотать, согнувшись в три погибели, на глазах его выступили слезы. Джондалар поспешил прикрыть свою наготу. Он чувствовал себя последним идиотом и не скрывал своей злобы.

– Да, брат, давненько у тебя не было женщины, – насмешливо заметил Тонолан, переведя дух и смахнув слезу со щеки. После этого он вновь зашелся безудержным смехом.

– Надеюсь, очередь дойдет и до тебя, – огрызнулся Джондалар, сожалея о том, что не может достойно ответить этому зубоскалу.

Старая женщина подозвала к себе вожака пленивших их людей и стала ему что-то втолковывать. Последовал оживленный обмен мнениями. Джондалар услышал, как старуха произнесла слово «зеландони», и тут же заметил молодого мужчину, указывавшего на развешанное возле костра мясо. Властный оклик старухи положил конец спорам. Мужчина бросил на Джондалара гневный взгляд и направился к кудрявому юноше. Он что-то сказал ему на ухо, и юноша тут же куда-то унесся.

Братьев отвели к палатке, где им вернули их котомки, из которых были вынуты дротики и ножи. Неподалеку расположился присматривавший за пленниками мужчина. Их накормили, и с наступлением темноты они забрались под кожаный полог. Тонолан пришел в прекрасное расположение духа, Джондалар же, напротив, помрачнел. Он наотрез отказывался разговаривать с братом, который то и дело начинал покатываться со смеху.

Все чего-то ждали, к чему-то готовились. Утром в лагере появилось множество новых людей, встреченных приветственными криками. Выросшие повсюду палатки, занятые мужчинами, женщинами и детьми, делали спартанскую стоянку братьев чем-то вроде лагеря для проведения Летнего сходбища. Джондалар и Тонолан с интересом наблюдали за возведением большого круглого сооружения с прямыми, сделанными из натянутых шкур стенами и конической тростниковой крышей. Отдельные части сооружения были собраны заранее, и поэтому возведение его шло с поразительной скоростью. Когда строительство странного шатра было завершено, в него стали заносить какие-то вязанки и корзины.

Пока готовилась пища, бурная активность несколько поутихла. К полудню возле большого круглого сооружения начала собираться толпа. Бревно, на котором восседала старуха, было положено возле самого входа. Как и прежде, его покрывала шкура. С появлением старухи толпа тут же приумолкла и почтительно расступилась, образовав широкий круг. Джондалар и Тонолан увидели, что она обращается к одному из своих слуг, указывая при этом в их направлении.

– Наверное, ты так потряс ее своим желанием, что она хочет удостовериться еще раз, – усмехнулся Тонолан.

– Пусть лучше они меня убьют!

– Уж не ослышался ли я? Ты не хочешь переспать с этой красоткой? – невинным голосом спросил Тонолан. – А вчера-то все выглядело совсем иначе, братишка…

Он вновь мерзко захихикал. Джондалар развернулся и гордой походкой направился к толпе чужеземцев.

Братьев завели в центр круга. Властным жестом руки старуха приказала им сесть перед собой.

– Зе-лан-дони? – сказала она, обращаясь к Джондалару.

– Да, – утвердительно кивнул он. – Я Джондалар из зеландонии.

Старуха похлопала по руке сидевшего рядом с ней старика.

– Я Тамен, – произнес тот. Затем последовало несколько непонятных слов, среди которых Джондалар услышал и следующие: – Хадумаи… Давно-давно… Тамен… Запад… Зеландонии.

Джондалар наморщил лоб и неожиданно сообразил, о чем хотел поведать ему старик.

– Тебя зовут Тамен. Потом ты что-то сказал о хадумаи… Когда-то давно ты ходил на запад… Это было твое путешествие? Ты ходил к зеландонии? Ты знаешь язык зеландонии?

– Да, да, путешествие, – оживился старик. – Говори совсем мало. Мало-мало.

Старуха схватила старика за руку и что-то сказала ему на ухо. Тот вновь повернулся к братьям.

– Хадума, – сказал он, указывая на нее. – Мать…

Немного подумав, он указал на стоявших вокруг людей.

– Как зеландонии? Те, Кто Служит Матери? – спросил Джондалар.

Старик отрицательно покачал головой:

– Хадума… Мать. – Старик подозвал к себе стоявших неподалеку людей и поставил их в ряд. – Хадума… Мать… мать… мать… мать…

Произнося слово «мать», он каждый раз указывал на одного из своих соплеменников.

Джондалар стал всматриваться в лица стоявших перед ним людей, пытаясь уяснить смысл сказанного. Тамен был очень стар, хотя и не так стар, как Хадума. Рядом с ним стоял мужчина средних лет. Возле него Джондалар увидел достаточно молодую женщину, которая держала за руку ребенка.

– Ты хочешь сказать, что Хадума – мать матери матери – всего пять раз? – Он поднял вверх растопыренную пятерню и дрожащим от волнения голосом спросил: – Она – мать пяти поколений?

Старик энергично закивал.

– Да, мать пяти… поколений, – повторил он, вновь указав на соплеменников.

– Великая Мать! – восхитился Джондалар. – Сколько же ей лет?

– Да. Великая Мать, – сказал Тамен. – Хадума… Мать… – Он похлопал себя по животу.

– Дети?

– Дети, – кивнул старик. – Хадума, мать, дети…

Он принялся чертить на земле какие-то линии.

– Один, два, три… – принялся считать вслух Джондалар. – Шестнадцать?! Хадума родила шестнадцать детей?

Тамен утвердительно кивнул и указал на начертанные им линии:

– Много сын, много… девочка?

Тамен неуверенно пожал плечами и вопросительно посмотрел на Джондалара.

– Много дочка? – предложил тот.

Тамен просиял:

– Много дочка! – Он на миг задумался. – Живой. Все живой. Много дети. – Он поднял руку, приставив к ней палец второй руки. – Шесть пещера. Хадумаи.

– Представляю, что бы они с нами сделали, посмотри мы на нее косо! – заметил Тонолан. – Это их мать. Живая Прародительница!

Услышанное не столько поразило, сколько озадачило Джондалара.

– Знакомство с Хадумой – большая честь. Но скажи, что происходит? Почему нас взяли в плен? Для чего сюда пришла Хадума?

Старик выразительно посмотрел на вялившееся мясо и указал на молодого мужчину, участвовавшего в поимке братьев.

– Джерен – охота… Делай охота. – Тамен нарисовал на земле круг с двумя сходящимися касательными. – Зеландонии делай бегай-бегай. – Немного подумав, он добавил: – Лошадь убегай.

– Вон в чем дело! – воскликнул Тонолан. – Должно быть, они окружили табун и ждали того момента, когда лошади подойдут поближе. Мы же их вспугнули.

– Теперь я понимаю, почему он был так зол, – сказал Джондалар, обращаясь к Тамену. – Но ведь мы и не подозревали о том, что здесь находятся ваши охотничьи угодья. Конечно же, мы останемся и будем охотиться вместе с вами до той поры, пока не возместим убытков. И все-таки встречать гостей так, как это делаете вы, нельзя. Разве он не знает о том, что совершающие путешествие находятся в особом положении? – спросил он, с трудом сдерживая гнев.

Всех его слов старик понять не мог, однако общий их смысл был ему ясен.

– Гости мало… Запад забывай… Обычай забывай…

– Так ты напомни его! Ты ходил в путешествие; когда-нибудь в него может отправиться и он, верно? – сердито засопев, произнес Джондалар. Он до сих пор не понимал смысла происходящего и потому старался вести себя сдержанно. – Тогда ответь, для чего сюда пришла Хадума? Разве можно путешествовать в таком преклонном возрасте? Как вы ей это позволили?

Тамен улыбнулся:

– Хадума сам себе голова. Хадума говори… Джерен находи думаи. Плохой… знак?

Джондалар кивнул, удостоверяя Тамена в существовании такого слова, хотя смысл сказанного оставался для него неясным.

– Джерен дал мужчина ходи-ходи. Говорит – Хадума плохой прогоняй. Тогда Хадума приходи.

– Думаи? Думаи? Может, ты говоришь о моей донии? – спросил Джондалар, достав из мешочка резную каменную фигурку.

Соплеменники Тамена дружно ахнули и попятились назад. Происходящее явно не вызывало у них восторга. Хадума поспешила успокоить своих сородичей.

– Но ведь донии – хороший знак! Она приносит удачу! – запротестовал Джондалар.

– Женщина приноси удача – да… Мужчина… – Тамен надолго замолчал, пытаясь найти нужное слово. – Кощунство…

Джондалар крайне изумился:

– Но если донии сулит удачу женщине, почему она бросила ее на землю?

Он сопроводил эти слова соответственным жестом, понятным всем присутствующим. Хадума вновь что-то сказала старику.

– Хадума живет долго-долго. Большой удача. Большой… чудо. Хадума говори мне – зеландонии свой обычай. Зеландонии не хадумаи! Говорит – зеландонии плохой?

Джондалар отрицательно покачал головой.

– Наверное, она хотела испытать тебя, Джондалар, – предположил Тонолан. – Она знает о том, что у нас разные обычаи, вот она и решила посмотреть, что ты станешь делать, если она оскорбит…

– Да, да – оскорбит, – перебил его Тамен, услышав знакомое слово. – Хадума не знает все… мужчина, хороший… мужчина. Хочет смотреть зеландонии оскорбит Мать.

– Слушай, это ведь не простая донии, – раздраженно заметил Джондалар. – Она очень старая. Ее дала мне мать, которая, в свою очередь, получила ее от предков.

– Да, да! – энергично закивал Тамен. – Хадума знать. Мудрый, самый мудрый. Большой жизнь. Большой чудо – прогоняй плохой. Хадума знать мужчина-зеландонии, хороший мужчина. Хочет мужчина-зеландонии. Хочет… слава Матери.

Заметив появившуюся на лице Тонолана ухмылку, Джондалар смущенно потупился.

– Хадума хотеть, – Тамен указал на его глаза, – синий глаз. Почтить Мать. Дух зеландонии… делать ребенок. Синий глазка.

– Ну ты даешь, большой брат! – вырвалось у Тонолана. – А всё твои синие глаза! Она в тебя влюбилась! – Он попытался придать лицу серьезное выражение, боясь задеть противную сторону, однако это ему не удалось. – О Мать! Скорее бы мы оказались дома – представляю, как бы рассмешила их эта история! Джондалар – мужчина, которого домогаются все женщины! Ну что, ты все еще хочешь вернуться назад? Нет, я чувствую, до устья реки нам не дойти…

Тонолан уже покатывался со смеху.

Джондалар несколько раз сглотнул:

– Я… Хадума полагает, что Великая Мать… все еще может благословить ее дитятей?

Тамен недоуменно воззрился на Джондалара и корчащегося от смеха Тонолана. В следующее мгновение на его лице появилась широкая улыбка. Он что-то сказал старухе, и слова его вызвали дружный смех присутствующих – громче всех хихикала сама старуха. Тонолан ржал, словно конь, из глаз его ручьем текли слезы.

Единственным человеком, не разделявшим всеобщего веселья, был сам Джондалар.

Старик затряс головой, пытаясь унять соплеменников:

– Нет-нет, зеландонии… Нория! Нория, иди сюда!

Вышедшая вперед девушка смущенно улыбнулась и посмотрела на Джондалара. Она была очень молода и казалась скорее девочкой, чем женщиной. Смех стал затихать.

– Хадума – большой шаман, – сказал Тамен. – Хадума благословлять. Нория – пять… поколений. – Он показал Джондалару раскрытую пятерню. – Нория делай детка. Шесть поколений… – Он присоединил к пяти пальцам еще один, шестой палец. – Хадума хочет мужчина-зеландонии. Почтить мать… – Тамен улыбнулся, припомнив нужные слова: – Первая Радость.

Сведенное напряжением лицо Джондалара мгновенно разгладилось, в уголках рта стало угадываться некое подобие улыбки.

– Хадума благословлять. Давать дух Нория. Нория делай детка, зеландонии глазка.

Джондалар громко рассмеялся, испытывая крайнее облегчение и одновременно предчувствуя наслаждение. Он победно посмотрел на своего брата. Тот уже и не думал смеяться. «Ну, брат, что же ты расскажешь нашим сородичам? Как тебе эта старая карга?» Он повернулся к Тамену:

– Пожалуйста, передай Хадуме, что я почту это за честь. Я буду рад ублажить Мать и исполнить вместе с Норией ритуал Первой Радости.

Он с улыбкой посмотрел на молодую женщину. Та робко улыбнулась, но тут же, очарованная взглядом его синих глаз, заулыбалась куда смелее и откровеннее.

Тамен вновь обратился к Хадуме. Та согласно кивнула и жестом попросила братьев подняться на ноги, после чего возобновила осмотр высокого светловолосого красавца. Напоследок она еще раз заглянула в его синие глаза, тихонько хихикнула и скрылась в большой круглой палатке. Посмеивающийся народ стал потихоньку расходиться.

Братья продолжили свой разговор с Таменом. Конечно, он знал язык зеландонии из рук вон плохо, однако все прочие его соплеменники не знали его вовсе.

– Когда ты ходил к зеландонии? – спросил Тонолан. – Ты не помнишь, что это была за пещера?

– Очень давно, – ответил тот. – Тамен тогда был совсем молодой – как зеландонии.

– Тамен, это мой брат Тонолан, а меня зовут Джондалар. Джондалар из зеландонии.

– Я… я вас приветствую, Тонолан и Джондалар, – улыбнулся старик. – Я – Тамен, третье поколение хадумаи. Давно не говорил зеландонии. Моя забывать. Хорошо не говорить. Тамен… Тамен… В голова оставаться?

– Помнить? – предположил Джондалар. В ответ старик утвердительно закивал. – Говоришь, третье поколение? Я-то думал, ты доводишься Хадуме сыном.

– Нет, – покачал головой Тамен. – Хотел зеландонии знать Хадума – мать.

– Меня зовут Джондалар, Тамен.

– Джондалар, – согласно кивнул старик. – Тамен не сын Хадума. Хадума делай дочка.

Он поднял вверх палец и вопросительно посмотрел на Джондалара.

– Одна дочка? – спросил Джондалар.

Тамен покачал головой.

– Первая дочка?

– Да. Хадума делай первый дочка. Дочка делай первый сын. – Он указал на себя. – Тамен. Тамен иметь супруг? – (Джондалар подтвердил правильность выбранного слова кивком.) – Тамен иметь супруг мать матери Нория.

– Кажется, я понял. Ты – первый сын дочери Хадумы, а твоя жена – бабушка Нории.

– Да… Так говорить. Бабушка. Нория делать… большой честь Тамен. Шесть поколений.

– Для меня это тоже большая честь, ведь я стану участником ее ритуала Первой Радости.

– Нория делай детка зеландонии глазка. Делай Хадума… счастливый. – Он улыбнулся, вспомнив это слово. – Хадума говори, большой зеландонии делай… большой сильный дух. Делай сильный хадумаи.

– Тамен, – сказал Джондалар, внезапно нахмурившись, – мой дух не обязательно сделает детку Нории, ты ведь это и сам знаешь.

Тамен довольно ухмыльнулся:

– Хадума – большой шаман. Хадума благословляй, Нория делай. Большой шаман. Женщина совсем без детка. Хадума…

Тамен указал пальцем на пах Джондалара.

– Трогать? – тихо спросил Джондалар, почувствовав, как запылали его уши.

– Хадума трогай, женщина делай детка. Женщина… нет молоко, да? Хадума трогай – женщина много молоко. Хадума делай Джондалар… большой честь. Много мужчина хочет Хадума трогай. Делай мужчина сильный – много сила – много время, да? Делай мужчина… приятный… – (Все трое заулыбались.) – Все время делай женщина приятный. Много женщина, много время. Хадума – большой шаман. – Он было замолчал, но тут же, посерьезнев, добавил: – Нельзя злить Хадума. Большой шаман сильно злится.

– А я над ней смеялся… – вздохнул Тонолан. – Послушай, может, она и меня… потрогает? Ох уж мне эти синие глаза…

– Маленький брат, тебя и трогать не надо – достаточно на тебя посмотреть женщине, и…

– Ладно тебе. Можно подумать, и ты без посторонней помощи не смог бы обойтись. Кому они доверили проведение ритуала? И как это они не обратили внимания на сероглазого младшего брата?

– Бедный мой братишка. На стоянке полным-полно женщин, а он проведет эту ночь в одиночестве. На тебя это совсем не похоже.

Они рассмеялись, к ним присоединился и Тамен, непонятным образом сумевший уловить смысл сказанного.

– Тамен, может, ты расскажешь, как у вас проводится ритуал Первой Радости? – спросил Джондалар серьезным тоном.

– Может, вы начнете с того, что вернете нам дротики и ножи? – полюбопытствовал Тонолан. – У меня есть одна неплохая идея. Пока мой большой брат будет охмурять взглядом своих синих глаз эту юную красотку, я попробую успокоить обиженного охотника.

– Но как? – изумился Джондалар.

– В этом мне поможет бабушка…

Тамен удивленно воззрился на Тонолана, не понимая смысла его слов.

И в тот вечер, и в течение всего следующего дня Тонолан практически не видел Джондалара – тот проходил обряд очищения; вначале Тамен помогал ему хоть как-то преодолевать языковой барьер, но старик вскоре ушел, оставив Джондалара в обществе хмурых пожилых женщин. Когда появлялась Хадума, возникало некоторое взаимопонимание, в ее отсутствие Джондалар делал ошибку за ошибкой.

Хадума не пыталась управлять своими сородичами, однако было совершенно очевидно, что они готовы выполнить любой ее приказ. Они почитали и побаивались свою древнюю прародительницу, сохранившую удивительную живость и ясность ума. Непостижимым образом она приходила на помощь Джондалару именно в те минуты, когда он действительно в ней нуждался. Скажем, в один из моментов церемонии он нечаянно нарушил какое-то совершенно неведомое ему табу и тут же увидел вбежавшую в палатку разгневанную Хадуму, которая принялась колотить своей клюкой перепуганных соплеменниц. При этом Джондалару она не сказала ни слова – уж очень ей хотелось, чтобы у шестого поколения ее потомства были синие глаза.

Вечером Джондалара наконец завели в большой круглый шатер, хотя назначение последнего оставалось для него неизвестным. Оказавшись внутри, он решил первым делом оглядеться. С одной стороны стояли два каменных светильника, представлявшие собой наполненные жиром чаши, в которых горели фитили, скрученные из сухого мха. Земля была покрыта шкурами, а на стенах висели хитроумные плетения, сделанные из коры шелковицы. За покрытым мехом помостом висела белая шкура коня-альбиноса, украшенная красными головками птенцов большого дятла. На самом краешке платформы, скромно потупив взор, сидела Нория.

С другой стороны Джондалар увидел небольшую кабинку, отделенную от основного пространства шатра подвешенными к потолку шкурами, покрытыми таинственными знаками. Одна из шкур была разрезана на узкие полоски. Джондалар почувствовал, что там, в кабинке, кто-то сидит. В тот же момент старческая рука раздвинула кожаную завесу, открыв морщинистое лицо Хадумы. Джондалар облегченно вздохнул, ритуал Первой Радости предполагал присутствие охранителя, призванного засвидетельствовать потерю девственности и оградить женщину от возможной грубости. Будучи чужаком, Джондалар, по вполне понятным причинам, страшился здешних охранителей, тем более что он не был знаком с принятыми в этом племени обычаями. Что до Хадумы, то она его нисколько не смущала. Он только не мог понять, как ему следует повести себя в этой ситуации: поздороваться со старухой или же сделать вид, что он ее не заметил. Завеса в тот же миг сомкнулась, тем самым положив конец его сомнениям.

Увидев его, Нория поспешила подняться на ноги. Джондалар улыбнулся и направился к ней. Она была много ниже его. Миловидное лицо Нории обрамляли светло-русые волосы. Раскрашенная, сплетенная из непонятного волокна юбка подвязывалась на поясе и спускалась чуть пониже колен. Рубаха из мягкой оленьей кожи, разукрашенной пестрыми перьями, была плотно стянута на груди узким шнурком.

Чем ближе подходил Джондалар, тем испуганнее становилась Нория, всеми силами пытавшаяся выдавить из себя улыбку. Стараясь не делать резких движений, он осторожно сел на краешек платформы и вновь улыбнулся. Она заметно успокоилась и тоже села на помост, стараясь держаться несколько поодаль.

«Если бы я знал ее язык… – подумал Джондалар. – Как она испугалась… Впрочем, ничего удивительного здесь нет – она ведь меня совсем не знает. Испуг делает ее еще привлекательнее…» Ему хотелось защищать и опекать это хрупкое юное существо, вместе с тем Нория вызывала у него и совершенно иные желания. Он заметил поодаль резную деревянную чашу, возле которой стояло несколько чашек поменьше. Угадав его желание, Нория тут же наполнила одну из чашек янтарной жидкостью и подала ее Джондалару. Он благодарно принял ее, легко коснувшись руки Нории, вздрогнувшей от неожиданности. Напиток этот отдаленно напоминал брагу. Памятуя о том, что бывает с теми, кто пьет брагу чашами, Джондалар сделал пару осторожных глотков и отставил чашку в сторону:

– Спасибо, Нория.

– Джондалар? – спросила она, посмотрев на него своими светлыми глазами. Понять, серые они или голубые, было невозможно…

– Да, Джондалар… Джондалар из зеландонии.

– Джондалар… Мужчина, зеландонии.

– Нория. Женщина-хадумаи.

– Жен-щи-на?

– Женщина, – утвердительно кивнул Джондалар, легко коснувшись ее груди.

Нория отшатнулась назад.

Джондалар развязал шнурок своей рубахи и сбросил ее наземь. Криво усмехнувшись, он коснулся своей поросшей золотистыми волосками груди и, покачав головой, произнес:

– Не женщина. Мужчина.

Она тихонько захихикала.

– Нория – женщина, – вновь повторил он, протянув руку к ее груди.

На сей раз она уже не стала шарахаться назад. Улыбка ее исполнилась спокойствия и сладостной истомы.

– Нория – жен-щи-на, – пробормотала она, блеснув глазами, и указала пальцем на низ его живота. – Джондалар – муж-чи-на.

Внезапно она вновь чего-то перепугалась и, наполнив чашу Джондалара до краев, протянула ему. Рука ее при этом сильно дрожала.

Он благодарно принял чашу и, сделав небольшой глоток, предложил ее Нории. Она кивнула, и тогда он поднес чашу к ее рту. Для того чтобы взять ее, Нории пришлось коснуться его рук. Едва она поставила чашку на землю, Джондалар взял ее за руки и поцеловал сначала в одну, потом в другую ладонь. Ее глаза округлились от удивления. Джондалар нежно взял ее за плечи и, притянув к себе, поцеловал в шею. Она мгновенно напряглась и замерла, сгорая от нетерпения и холодея от ужаса.

Он придвинулся еще ближе и опять поцеловал Норию в шею. Его ладонь скользнула вниз и охватила ее грудь. Хотя Нория была по-прежнему испугана, она почувствовала, что ее тело стало откликаться на прикосновения мужчины. Он запрокинул ее голову назад, целуя Норию в шею. Его язык пробежался по горлу Нории. Джондалар протянул руку и развязал узел шнуровки ее балахона из оленьих шкур. Потом губы Джондалара скользнули по щеке Нории и нашли ее губы. Он приоткрыл свой рот и просунул кончик языка между губами Нории. А когда они приоткрылись, постарался раздвинуть их еще больше.

Затем он отстранился, держа ее за плечи, и улыбнулся. Глаза Нории были закрыты, рот готов для поцелуев, а дыхание участилось. Лаская ее грудь, Джондалар поцеловал Норию вновь, а потом еще больше распустил шнуровку на ее одежде. Она замерла. Он помедлил, улыбнулся, взглянул на нее и еще больше распустил шнуровку на ее одежде. Нория сидела не шелохнувшись, вглядываясь в лицо Джондалара. А он возился со шнуровкой ее балахона до тех пор, пока оленьи шкуры не были распахнуты на груди.

Джондалар прильнул к ее шее и сдернул балахон, обнажив плечи Нории и открыв молодые упругие груди с темными ореолами. Почувствовав, как вздыбилось его мужское естество, он стал покрывать поцелуями плечи Нории, прикасаясь к ним языком и чувствуя, как дрожит девушка. Джондалар ласкал ее руки, приспуская балахон девушки; его пальцы пробежались по ее спине, в то время как язык касался ее шеи и груди. Потом Джондалар стал целовать ее грудь и почувствовал, как соски Нории затвердели под его губами. Нория судорожно вздохнула, но не отстранилась. Он стал целовать ее другую грудь и, целуя, повалил на мягкий мех.

Нория открыла глаза и взглянула на него. Ее сузившиеся глаза горели. Глаза у Джондалара были пронзительно-синими, и Нория не могла отвести от них взгляд.

– Джондалар – мужчина, Нория – женщина, – вымолвила она.

– Джондалар – мужчина, Нория – женщина, – хриплым голосом подтвердил Джондалар.

Он сорвал со своих плеч одежду, чувствуя, как его мужское естество стремится вырваться наружу. Склонившись к Нории, он снова стал целовать ее, а она приоткрыла рот и попыталась своим языком найти его язык. Лаская грудь Нории, Джондалар провел языком по шее и плечу девушки. Губами он нащупал ее сосок и впился в него поцелуем. Нория застонала, и он почувствовал, как у него участилось дыхание.

«У меня слишком долго не было женщины, – подумал он, – и я хотел бы овладеть Норией немедленно… Будь нежным, не испугай ее, – одернул он себя, – у нее это в первый раз, и у тебя впереди еще целая ночь. Подожди до тех пор, пока не почувствуешь, что она тоже хочет тебя».

Он погладил ее обнаженное тело, нащупывая пояс, скреплявший нитями балахон из оленьих шкур. Развязав пояс, он положил руку на живот Нории. Девушка напряглась, затем расслабилась. Ладонь Джондалара двинулась ниже, к бедрам, ощутив мягкие волосы на ее лобке. Нория раздвинула колени, и ладонь Джондалара скользнула по внутренней части ее бедра.

Он отнял руку, сел, а потом снял с Нории балахон из звериных шкур и швырнул его на землю. Поднялся и взглянул на нежное, еще не вполне сформировавшееся тело. Она улыбнулась ему доверчиво и призывно. Джондалар сорвал набедренную повязку. Нория судорожно вздохнула, увидев его вздыбленный набухший член, и в ее глазах мелькнула искорка страха.

Нория с интересом слушала рассказы женщин о ритуале Первой Радости, правда некоторые из них говорили, что не такая уж это радость. Они говорили, что дар Радости получили только мужчины и что женщины даруют радость мужчинам, чтобы привязать их к себе. Чтобы мужчины охотились, приносили еду и шкуры женщинам, пока те вынашивают и воспитывают их детей. Норию предупреждали, что во время ритуала Первой Радости ей могут причинить боль. Но как же иначе? Разве этот большой член может поместиться в ней?

Испуг девушки был понятен Джондалару. Он хотел, чтобы Нория преодолела страх. Джондалару нравилось пробуждать желание у девушек во время дарованного Матерью ритуала Первой Радости. Это требовало умения и терпения. «Когда-нибудь, – подумал Джондалар, – мне хотелось бы доставить девушке радость в первый раз, не думая о том, что я могу причинить боль». Но он знал, что это невозможно: ритуал Первой Радости всегда немного болезненный для женщины.

Он опустился около Нории, давая девушке время прийти в себя. Глаза Нории были прикованы к его вздыбленному мужскому естеству. Джондалар взял ее руку и положил на свой пульсирующий член, казалось живущий собственной жизнью. Нория ощутила нежность кожи, теплоту и упругость. Она почувствовала острое приятное возбуждение и ощутила, что внутренность ее бедер увлажнилась. Нория попыталась улыбнуться, но в ее глазах по-прежнему таился страх.

Джондалар лег рядом и нежно поцеловал девушку. Они смотрели глаза в глаза. Нория почувствовала желание Джондалара, его голод и некую неукротимую силу, которой не могла подобрать название. Ее притягивала удивительная глубина его синих глаз. Нория почувствовала, как в ней нарастает желание. Она все еще страшилась боли, но захотела Джондалара. Девушка потянулась к нему, закрыла глаза, приоткрыла рот и всем телом прижалась к мужчине. Джондалар подарил ей поцелуй, затем позволил ей вернуть этот дар. Он нежно поцеловал ее в шею и стал неторопливо ласкать ее живот и бедра. Он раздумывал, не поцеловать ли ее снова в сосок, но в этот момент Нория стала целовать его в губы. Рука Джондалара скользнула в теплую расщелину между ее бедрами и нащупала маленький пульсирующий бугорок. С губ Нории сорвался стон.