Текст книги "Ты должна была знать"

На этом аукцион закончился. Все присутствующие вздохнули с облегчением и удовлетворением. Салли, как заметила Грейс, с удовольствием купалась в лучах славы, обнимаясь то с директором Робертом, то с Амандой. Последняя возвещала победу громким, несолидным «Ура!». При этом Аманда стискивала более высокую подругу в объятиях и заставляла ту неуклюже подскакивать вместе с ней – совсем как Хилари Клинтон и жена Альберта Гора Типпер Гор на съезде демократов. Мужчины энергично пожимали друг другу руки и обменивались добродушными поздравлениями. Затем народ начал массово расходиться. Несколько пар уже успели потихоньку выскользнуть за дверь. Однако Малага Альвес продолжала стоять на месте, держа в руке аукционный каталог так, будто договорилась о встрече с человеком, который должен был узнать ее по этой примете. А может, просто обмахивалась. Если не считать короткого приветствия внизу, возле лифта, за весь вечер Грейс с этой женщиной ни разу не заговорила. Когда двери лифта открылись, Малага вошла в кабину вместе с остальными. Тут к Грейс протиснулся Роберт Коновер и, положив большую руку ей на плечо, прижался своей щетинистой щекой к ее щеке. По словам Роберта, Грейс замечательно справилась с поставленной задачей.

– Основная заслуга принадлежит Салли, – возразила Грейс. – И конечно, Спенсерам. Нужно отдать им должное.

– Разумеется. Правда, придется это делать за глаза…

– Возможно, у них были уважительные причины, – пожала плечами Грейс. – И вообще, дареному коню в зубы не смотрят. К тому же, признайтесь, есть какой-то особенный шик в том, чтобы провести аукцион в отсутствие хозяев. Можно считать, что мы облегчили им жизнь. Прямо как мышки в «Портном из Глостера»[21]21
  «Портной из Глостера» – сказка писательницы Беатрикс Поттер.


[Закрыть].

– Наша ситуация больше напоминает поговорку «кот из дома, мыши в пляс», – возразил директор. – Готов поспорить, кто-то из гостей весь вечер строил планы, как бы проникнуть наверх, в святая святых.

– А женщины сгорали от желания посетить гардеробные! – подхватила Грейс.

– От такого удовольствия и я бы не отказался, – рассмеялся Роберт.

– А где Джулиан? Не смог прийти? – спросила Грейс. Она бывала в театре, где Джулиан служил арт-директором, и видела новую постановку – это была сложная экспериментальная интерпретация «Процесса» Кафки, которую Грейс очень хотелось бы всесторонне обсудить.

– Увы, – вздохнул Роберт, – Джулиан на театральной конференции в Лос-Анджелесе. А ваш муж куда подевался? Видел мистера Сакса на аукционе, а теперь он куда-то пропал…

– Джонатану позвонили из больницы. Пришлось срочно ехать к пациенту.

Грейс заметила, как лицо Роберта исказила гримаса. Такова была реакция большинства людей, стоило упомянуть слово «больница» применительно к работе Джонатана.

– Господи, – будто по команде предсказуемо покачал головой Роберт. – Как он только выдерживает?..

Грейс вздохнула:

– Джонатан и его коллеги делают все, чтобы помочь этим детям. Используют инновации, идут по пути прогресса.

– И что, он есть? В смысле, прогресс?

– Ну разумеется, – ответила Грейс. – Хотя, к сожалению, не такой быстрый, как хотелось бы. Но успехи налицо.

– Не представляю! Ездить в больницу каждый день… Когда у матери Джулиана был рак ободочной кишки…

– Мои соболезнования, – автоматически вставила Грейс.

– Спасибо. Года четыре назад она месяц пролежала в больнице, а перед смертью еще несколько недель. Когда все было кончено, и мы в последний раз вышли оттуда, сразу подумал – надеюсь, больше мне в этом месте бывать не доведется. Куда ни посмотришь, всюду боль и страдания.

Будь здесь Джонатан, подумала Грейс, непременно объяснил бы Роберту Коноверу, что работа, конечно, тяжелая и эмоции сильные, однако для врача настоящая привилегия иметь возможность помочь и утешать несчастных родителей, которые, замкнувшись в своем горе, отгораживаются от всех. Ведь болезнь маленького сына или дочери – самое страшное событие для отца и матери. Джонатан обязательно сказал бы, что, хотя вылечить ребенка удается не всегда, зато можно облегчить боль. Для Джонатана это значило очень много, так же как и для родителей маленького пациента. Джонатану тысячу раз задавали в разных вариациях вопрос, как он может выполнять такую работу. И всякий раз он отвечал без малейшего раздражения, с широкой улыбкой.

Однако Джонатана здесь не было, а Грейс не чувствовала себя вправе озвучивать его доводы.

– Это очень тяжело, – просто сказала она Роберту.

– Боже… Я бы вообще в такой обстановке работать не смог. – Роберт обернулся, чтобы приветливо, но сдержанно поздороваться с мужчиной, опустившим тяжелую руку ему на плечо. Потом Роберт снова повернулся к Грейс: – От меня бы все равно никакой пользы не было. Рыдал бы, не просыхая. Даже когда выпускников не берут в колледж, о котором они мечтали, и то расстраиваюсь, а тут…

– Да, – сухо произнесла Грейс, – это, конечно, огромная трагедия.

– Нет, серьезно, – возразил Роберт. Кажется, шутить по данному поводу директор был не настроен.

– Это очень трудная работа, зато Джонатан помогает людям. Так что дело того стоит.

Роберт кивнул, хотя ответ его, кажется, не удовлетворил. Грейс запоздало задумалась, почему подобные рассуждения не считаются грубостью. Разве кому-нибудь придет в голову заявить человеку, который чистит отстойники: «Не представляю, как ты можешь заниматься этим каждый день!» Подобные выпады – не что иное, как неуважение, скрывающееся под вежливой маской, подумала Грейс. Однако, возможно, она просто неправильно интерпретировала намерения Роберта.

– У меня отличные новости насчет вашего маленького ученика, – сменил тему директор. – Он отлично справляется со школьной программой.

Грейс смущенно улыбнулась. Конечно, она и без Роберта знала, что Генри отличник. Ее сын очень умный мальчик – хотя это, разумеется, скорее результат удачной генетики, чем осознанных стараний, а значит, хвастаться тут нечем. Однако Генри добросовестно и трудолюбиво сидел над уроками, так что его интеллектуальные способности ни у кого не вызывали раздражения. Генри не был одним из тех детей, которые хвастаются или, еще хуже, скрывают свои таланты, потому что не хотят выделяться на общем фоне или не желают, чтобы на них обращали особое внимание. И все же неловко было обсуждать эту тему сейчас. У Грейс возникло ощущение, будто она явилась на особо роскошное родительское собрание, где форма одежды – строго вечерняя.

– Больше всех Генри в этом году нравится учитель математики, – честно сказала Грейс.

Тут к ним подбежала Салли Моррисон-Голден и обняла Роберта за плечи, но скорее не из дружеского расположения, а для того, чтобы сохранить равновесие. Салли определенно была пьяна, причем, судя по неустойчивым покачиваниям на высоких каблуках и бледно-розовому следу от помады на левой щеке, довольно сильно. Видимо, после того как выручку подсчитали – или хотя бы примерно оценили сумму, – Салли решила расслабиться, и ей это удалось. Даже чересчур.

– Вы организовали прекрасный вечер, – дипломатично заметил Роберт.

– Да уж, – несмотря на заплетающийся язык, тон прозвучал язвительно. – Спасибо хозяевам, что пришли…

«Неужели до сих пор не успокоилась?» – удивилась Грейс.

– Не важно, – сказала она Салли. – Мы отлично провели время и вдобавок собрали кругленькую сумму. А особенно приятно было провести аукцион в такой потрясающей квартире. Правда, Роберт?

Голос Грейс прозвучал почти умоляюще. Только бы директор догадался подхватить тему…

– Жаль, что я тут не живу. Сейчас не надо было бы тащиться домой, – добродушно пошутил Роберт. – А еще мне бы принадлежала картина Фрэнсиса Бэкона – вон та, над диваном. Неплохо, да?

Поцеловав и Грейс, и Салли в щеку, Роберт откланялся. У Грейс этот факт ни малейшего сожаления не вызвал.

– Встретилась с Малагой? – спросила Салли. – Она тебя искала.

– Искала? – нахмурила лоб Грейс. – Зачем?

– Нет, ты видела, как вокруг нее мужики крутились? Только что слюни не пускали! Ни дать ни взять собаки Павлова. Мы с Амандой всю голову сломали, как ей это удается. А Джилли Фридберг едва скандал не закатила. Еще бы, бедняжка мужа от этой особы чуть не силой оттаскивала…

Грейс даже пожалела, что пропустила такое представление. С неопределенной улыбкой она сдержанно ответила:

– Малага и впрямь выглядела неплохо.

Салли покачнулась и застыла на носках, будто балерина в пуантах. Впрочем, ее каблуки скорее напоминали котурны. Затем Салли нетвердой походкой направилась в столовую. Грейс, которой уже не терпелось уехать, отправилась на поиски Сильвии.

– Может, уже можно уходить? – спросила Грейс. – Как считаешь?

– Не можно, а нужно, – отозвалась Сильвия. – Заметила, как охранники на нас пялятся? Еще немного, и взашей выталкивать начнут.

– Отлично, – облегченно вздохнула Грейс. Конечно, персоналу не терпится поскорее освободиться. Однако Грейс опасалась, что Салли захочет задержаться как можно больше или даже разобрать весь вечер по косточкам, уютно устроившись под шедеврами Поллока. – Тогда я пошла. Устала, сил нет.

– А где Джонатан? – поинтересовалась Сильвия. – Я же его вроде видела.

– Да, Джонатан приезжал, – не стала отпираться Грейс. – Но его вызвали к пациенту, и пришлось срочно мчаться в больницу.

– Слоун-Кеттеринг? – уточнила Сильвия, будто Джонатан работал где-то еще.

Грейс уже мысленно приготовилась к следующему раунду рассуждений на тему «и как он выдерживает?», но, к счастью, Сильвия нашла в себе силы сдержаться и просто промолчала. Грейс удалось благополучно скрыться, не будучи остановленной никем из знакомых. Ей хотелось быть дома, когда приедет Джонатан, чтобы поддержать мужа, если понадобится. А если верить многолетнему опыту, такая необходимость, скорее всего, возникнет. Джонатан ездил в Бруклин к родителям умершего восьмилетнего пациента, а потом еще в больнице случился какой-то кризис. Во сколько бы муж ни приехал домой, он будет в полном раздрае. Джонатан так глубоко переживает чужие беды!

Часть вторая
Во время

Глава 6
Это ненадолго

Спокойная жизнь закончилась безо всякого драматизма и рыданий. Даже напротив, совершенно буднично. У Грейс просто мигнул мобильный телефон. Когда-то она настроила его так, чтобы мигал один раз, когда приходит эсэмэска, два – когда две, а если случится что-то чрезвычайное и Грейс Рейнхарт-Сакс начнут заваливать сообщениями, мобильник должен был продемонстрировать что-то вроде дискотечных огней. Позже Грейс будет вспоминать это одиночное мигание, такое обыкновенное и ничем не примечательное, что, общаясь с первыми утренними клиентами, она и не подумала проверить телефон. Сначала пришла пара, которая отчаянно, но тщетно пыталась сохранить брак. Потом на сеанс явился давний пациент, у которого намечалась очередная стадия мании. А в обеденный перерыв у Грейс была назначена встреча с продюсером программы «Сегодня», для которой предстояло дать интервью.

Была среда, восемнадцатое декабря. После аукциона прошло четыре дня. Интервью должно было состояться уже после Нового года, однако продюсер объяснил, что перед праздниками хочет утрясти все дела.

– Вам уже прислали текст речи?

Грейс ответила «нет». Впрочем, это и так было понятно.

– Ну да. Если вдруг наметится какая-нибудь сенсация, ваш сюжет могут сдвинуть или сократить.

Репортершу, которая будет брать интервью, звали Синди Элдер. По старой привычке, выработанной годами встреч с клиентами, Грейс записала имя в блокнот. Общались они только по телефону. Как ни забавно, Синди Элдер, судя по голосу, была совсем молоденькой, только из колледжа.

– Как вы считаете, что прежде всего нужно выяснить об интересующем человеке?

– Я бы сказала, никаких выяснений не нужно, – возразила Грейс. – Просто слушайте, что вам говорят, вот и весь секрет. К сожалению, слишком часто люди сосредотачиваются не на ответах, а на самих вопросах, которые считают нужным задать. Многие чересчур зацикливаются на так называемых «важных вещах» – то есть ищут признаки, по которым сразу отсеивают потенциального жениха. Для кого-то это деньги, для кого-то – вероисповедание. Конечно, это все тоже важно, но гораздо важнее наблюдать за поведением человека и вслушиваться в интонации, с которыми он высказывается по тому или другому вопросу.

В трубке слышались бодрое щелканье клавиатуры и время от времени подгоняющее «хм». Грейс уже дала достаточно интервью, чтобы представлять, как все пройдет. Хочет этого автор или нет, но книга «Ты должна была знать» будет представлена как сборник полезных советов для желающих найти вторую половинку. Что-то вроде скандально известных «Правил. Как выйти замуж за мужчину своей мечты» или «Отношений для чайников». Ничего не поделаешь, подумала Грейс. Ей же хочется, чтобы книга выбилась в бестселлеры.

– Не могли бы вы привести примеры? Например, что именно можно заметить по поведению или интонации?

– Скажем, презрение, когда речь заходит о бывших, коллегах, родителях, братьях и сестрах. Все мы к кому-то испытываем негативные чувства, но враждебность как устойчивая модель поведения – это большая проблема. А если мужчина враждебно настроен против женщин в целом, это уже серьезный повод насторожиться.

– Интересно, – рассмеялась Синди Элдер. – Приведите еще примеры.

– Отсутствие интереса к другим людям. Человек говорит о них только применительно к собственным делам и словно бы не понимает, что у них своя жизнь, не имеющая отношения к нему. Скорее всего, такой мужчина не изменится, даже став мужем и отцом. Надо держать в голове важную мысль – этот человек дожил до взрослого возраста, сохранив представления маленького ребенка. Более того, этот недостаток настолько его не смущает, что он без стеснения демонстрирует его в обществе женщины, с которой мало знаком и на которую, по идее, хочет произвести впечатление.

– Вы правы, – согласилась Синди.

– Поэтому все, и особенно женщины, должны быть крайне внимательны. Иногда мы склонны на многое закрывать глаза, особенно если влюблены. Сильная «химия» заставляет утратить здравый смысл.

Печатание прекратилось.

– Как вы цинично рассуждаете! Вы специально выбрали такой тон?

– И да и нет, – ответила Грейс. – Думаю, вполне можно оставаться романтиком, не теряя головы. Не каждое физическое влечение должно заканчиваться серьезными отношениями. Проблемы начинаются, когда мы настолько очарованы, что перестаем слышать мужчину. А ведь он может говорить нам что-то важное.

– Например?

– Например… «Извини, но ты мне не очень нравишься». Или: «Не хочу связывать себя серьезными отношениями». Или даже: «Меня вообще женщины не интересуют». Последний вариант встречается намного чаще, чем думает большинство. А бывает и так: «Хорошо, я готов быть с тобой, но только на моих условиях, от которых ты скоро взвоешь».

– Понятно, – произнесла Синди. – Кажется, материала достаточно.

– Вот и прекрасно, – ответила Грейс и снова покосилась на теперь уже быстро мигающий мобильный телефон. Грейс и Синди поблагодарили друг друга, и Грейс повесила трубку. Потом взяла мобильник, чтобы наконец прочитать эсэмэски. Ничего особенного Грейс не ожидала. Перед интервью она сидела за столом в кабинете, ждала, когда зазвонит стационарный телефон, и от нечего делать решила на всякий случай по-быстрому проверить, кто ей пишет. Первым отправителем оказалась Салли Моррисон-Голден, или М.-Г., как она была записана в телефонной книжке Грейс. Это точно можно проигнорировать. Салли никак не могла утихомириться после аукциона и продолжала рассылать новости с той же интенсивностью, что и до него. Второе сообщение пришло из школы, но отправил его вовсе не учитель, извещающий, что Генри заболел, или у сына проблемы с успеваемостью или поведением, из-за которых Грейс вызывают в школу. Нет, рассылка была автоматическая, не требующая ответа. Должно быть, ставили родителей в известность, что завтра в школе праздник, или в понедельник учеников отпустят пораньше, потому что учителю нужно на курсы повышения квалификации, или в подготовительной школе у кого-то из детей обнаружились вши. Иногда Грейс просыпалась от этих эсэмэсок по утрам – писали, что из-за снегопада занятия отменяют или первого урока не будет. Кстати, в этот день действительно шел небольшой снег. Конечно, рановато для нью-йоркских снегопадов, но не чересчур. Поэтому школьную эсэмэску Грейс тоже читать не стала.

Потом стационарный телефон наконец зазвонил, и она отложила мобильник в сторону. Затем Грейс дала интервью молоденькой Синди Элдер. Это был последний момент того периода в жизни, который Грейс впоследствии мысленно назвала «до».

Мобильник между тем не переставая мигал с бешеной скоростью. В углу дисплея вспыхивал зеленый индикатор. Грейс принялась просматривать список отправителей. М.-Г. Школа. Сильвия Штайнметц. М.-Г. М.-Г. М.-Г.

Ну сколько можно, с раздражением подумала Грейс. Потом стала читать сами эсэмэски. Начала с первой, от Салли: «Всем привет! Родители до сих пор хвалят аукцион. Поступило несколько запоздавших пожертвований. Нужно встретиться, чтобы обсудить итоги. Собрание будет недолгое – час, самое большее полтора. Аманда любезно предложила для встречи свою квартиру. В четверг в девять всем удобно? Адрес – 1195, Парк-авеню, квартира 10В. Прошу ответить как можно скорее».

Потом – эсэмэска из школы: «С сожалением сообщаем родителям, что одного из учеников четвертого класса постигла семейная трагедия. Завтра перед всеми тремя четвертыми классами школы выступят психологи и побеседуют с учениками. Доводим до сведения всех членов нашего школьного сообщества, что следует проявить такт и понимание. Заранее спасибо. Роберт Коновер, директор».

Надо же было напустить столько тумана, подумала Грейс. Видимо, сообщение столько раз переписывали, сглаживая острые углы, что в результате было совершенно не понятно, что именно произошло и о чем речь. Может, кто-то умер? Во всяком случае, вряд ли это упомянутый ученик четвертого класса – иначе не стали бы писать, что его постигла «семейная трагедия». К тому же трагедии происходили в школе и до этого – как, впрочем, и везде. Только в прошлом году скончались двое отцов учеников средней школы – один умер от рака кишечника, второй разбился на частном самолете в Колорадо. Но после этих печальных событий никто сообщений не рассылал. Должно быть, самоубийство родителя, решила Грейс. А может, смерть брата или сестры. Тогда получается, что этот брат или сестра в Реардоне не учились – иначе директор выразился бы по-другому. Грейс порядком озадачило это послание. Спрашивается, зачем рассылать извещение, которое только вызовет ненужные пересуды и вместо требуемого понимания породит одно сплошное непонимание? Для чего рассылать сообщения, когда не хочешь ничего сообщать? Раздраженно нажав на кнопку, Грейс удалила эсэмэску.

Следующая была от Сильвии: «ОК, в четверг могу. Правда, опоздаю на пару минут. Ответственное задание – отнести доктору Дейзи материал для анализа мочи».

Потом – от Салли: «Насчет трагедии в четвертом классе. Кто-нибудь знает, что случилось?»

Пошло-поехало, подумала Грейс, удаляя сообщение.

Снова Салли: «Грейс, срочно перезвони».

И опять Салли: «Надо обсудить насчет Малаги Альвес. Ты уже знаешь?»

Эту эсэмэску Грейс удалять не стала. Вместо этого прочла ее снова, потом еще раз и еще, как будто текст мог измениться или хотя бы стать более внятным. Что значит «насчет Малаги Альвес»? И почему Грейс должна срочно обсуждать этот вопрос с Салли?

Тут телефон зазвонил прямо в руке у Грейс. Вздрогнув, она сжала его крепче и в нерешительности взглянула на дисплей. Сильвия. Грейс чуть-чуть помедлила, однако решила, что лучше будет ответить.

– Привет, Сильвия.

– Слышала про Малагу? Вот ужас!

Грейс втянула в себя воздух. Рассказывать про свои догадки было слишком долго.

– Что случилось? – просто спросила она.

– Малаги больше нет. Поверить не могу. Мы же видели ее в субботу.

Грейс кивнула. Сразу возникло еще толком не оформившееся желание поскорее произнести обычные в таких случаях фразы и закрыть тему. Грейс не хотела знать подробности, не хотела принимать произошедшее близко к сердцу, переживать из-за маленького мальчика, который учится в четвертом классе, или грудной девочки, которую Малага без малейшего стеснения кормила на собрании всего несколько дней назад.

– Кто бы мог подумать?

– Ее сын… как зовут мальчика?

– Мигель, – быстро ответила Грейс, сама удивившись, что помнит это имя.

– В понедельник Малага не пришла его встречать, и Мигель отправился домой один. Там он ее и нашел – в квартире, с маленькой сестрой. Кошмар…

– Погоди. – Грейс все еще одолевало желание ничего не знать о случившемся, однако тут она удержаться не могла. – А ребенок? С девочкой ничего не…

Сильвия как будто призадумалась:

– Если честно, не знаю. Наверное. Нам бы сказали.

«Нам». Значит, Грейс уже включили в группу заинтересованных лиц под названием «мы».

– Получила эсэмэску из школы? – спросила Сильвия.

– Получила. Правда, ничего не поняла. Единственное, о чем догадалась, – произошло что-то плохое.

– Ты поразительно догадлива, – с неприкрытым сарказмом отозвалась Сильвия. – Когда в тексте присутствует слово «трагедия»…

– Да, но… В общем, как-то это странно. Зачем устраивать лишний ажиотаж и напускать таинственности? Событие, разумеется, очень печальное, но почему просто не написать, что у ученика четвертого класса скончалась мать? Когда в прошлом году погиб Марк Стерн, рассылку не устраивали и встречи с психологами не проводили.

– Это другое, – сухо отозвалась Сильвия.

– А что случилось с Малагой? Сердечный приступ? Аневризма? Должно быть, что-то внезапное. В субботу выглядела совершенно здоровой…

– Грейс, – перебила Сильвия. Самую страшную подробность случившегося она приберегла напоследок – видимо, нарочно, чтобы звучало поэффектнее. К такому выводу Грейс пришла позже. – Ты не поняла. Малагу убили.

– Что?..

Это слово казалось диким. Убийства – что-то такое, о чем пишут в детективах и в криминальных хрониках. Ни того ни другого Грейс не читала. А с кем-то из ее знакомых ничего подобного произойти не может – даже если речь идет о малознакомых людях вроде Малаги Альвес. Много лет назад сын домработницы в доме родителей, женщины с Ямайки по имени Луиза, связался с какой-то бандой и убил человека. Его приговорили к пожизненному заключению. После этого здоровье Луизы было подорвано, и прожила она недолго.

– Это же… – договорить Грейс не могла. Более того – даже не знала, что сказать. – Господи… Бедный мальчик… Значит, это он ее нашел?

– Сегодня в школу приезжала полиция. Что-то обсуждали с Робертом у него в кабинете. Это была его идея – позвать психологов. Ты ведь тоже психолог. Как думаешь, и правда надо?

– Надеюсь, их не будут заставлять объяснять детям, что мать их одноклассника убили. – Грейс представила, что бы сама чувствовала в такой ужасной ситуации. – А еще больше надеюсь, что родители ничего не станут рассказывать детям.

– Напрямую, может, и не станут, – заметила Сильвия. – Но они же все равно узнают… услышат…

Грейс и самой не хотелось ничего об этом слышать, но как напрямую сказать Сильвии, что не желает обсуждать убийство Малаги, не выставив себя равнодушной и черствой?

– Значит, хочешь рассказать Дейзи? И как ты собираешься это делать? – сменила тему Грейс, будто это Сильвия была специалистом по психологии, у которого спрашивают мнения. Хотя Сильвия, скорее всего, для того и звонила, чтобы посоветоваться с Грейс.

– Это Дейзи мне рассказала, – без обиняков ответила та. – А ей – Ребекка Вайсс. Ребекка услышала от мамы, а та – от нашей общей подруги Салли Моррисон-Голден.

– Вот дерьмо, – вырвалось у Грейс.

– Как говорится, шила в мешке не утаишь.

– И как Салли не подумала… – начала Грейс, но договаривать не стала.

– Не пойму, чему ты удивляешься. Когда дело касается Салли, ожидать можно всего. Но сейчас речь не об этом. Да, эмоциональной зрелости у Салли не больше, чем у десятилетнего ребенка, и стерва она та еще, но не она же совершила убийство. Не важно, кто распространяет новость, – эффект в любом случае один. Да, для всех нас это как снег на голову, не только для детей, но и для взрослых. А представь, что устроит пресса. «Мать ученика частной школы убита» и все в таком духе. Хотя, строго говоря, относить Малагу к «матерям учеников частной школы» – большая натяжка, правда?

Грейс нахмурилась:

– В смысле… В каком смысле?

Сильвия досадливо вздохнула:

– Не делай вид, будто не поняла. Я имею в виду матерей, которые платят за школу. Добросовестно выкладывают тридцать восемь тысяч долларов в год. Да, знаю, звучит по-снобски, но факт есть факт. Писаки из дешевых газетенок сразу ухватятся за название престижной частной школы, и только в последнем абзаце укажут, что ребенок был из малообеспеченной семьи, а в Реардон попал только потому, что выиграл стипендию. Но мы все равно станем школой, родителей учеников которой убивают!

Грейс отметила, что шок от страшной новости сменился раздражением. Выводила из себя эгоистичность Сильвии, несдержанность Роберта и упорное желание Салли растрезвонить новость всем и каждому. Раздражение означает дистанцию, а дистанция значит отстраненность и неучастие, к которым Грейс и стремилась.

– Думаю, тут все обойдется, – сказала она Сильвии. – Что бы ни произошло, Реардон, скорее всего, ни при чем. И вообще, прежде чем спешить с выводами, нужно дождаться результатов расследования. Главное – если дети захотят поговорить о случившемся, родители должны оказать им всяческую поддержку. Впрочем, нас с тобой это не касается, но те, у кого ребенок в одном классе с Мигелем…

Для них это будет очень серьезно, подумала Грейс. Родитель одноклассника внезапно умер насильственной смертью.

Впрочем, до старших детей новость тоже дойдет. Оставалось надеяться, что от нее оградят хотя бы младших. Грейс подумала о Генри, которому не приходилось сталкиваться ни с чем подобным. Мать Грейс умерла до его рождения, а другие бабушка и дедушка, хотя не общались с внуком, по крайней мере, были живы и здоровы. Как себя вести, что говорить, когда сегодня, или завтра, или на следующей неделе Генри придет домой из школы и скажет: «У мальчика из нашей школы убили маму».

– Готова поспорить, мамаши из Далтона уже обзванивают друг друга и твердят: «У нас бы такого случиться не могло!»

– Малагу не в школе убили! – не выдержала Грейс. – Мы вообще ничего про ее жизнь не знаем. Вот я, например, даже понятия не имею, кто ее муж и чем он занимается. Его ведь не было на аукционе? Или был?

– Смеешься? Видела, как она ко всем мужчинам липла?

– Скорее они к ней, – справедливости ради заметила Грейс.

– Я тебя умоляю!

В голосе Сильвии звучала непонятная горечь. Но почему ее так задевает это обстоятельство? Среди крутившихся вокруг Малаги мужчин не было ее мужа. И вообще, у Сильвии мужа нет, так что ситуация, казалось бы, не имела к ней никакого отношения. Но озвучивать эти соображения Грейс не стала – вместе с ними ее посетила новая мысль:

– Малага ведь точно замужем?

– Да. Во всяком случае, если верить школьному личному делу. Мужа зовут Гильермо Альвес, проживает по тому же адресу. Только никто его не видел.

Интересно, подумала Грейс, сколько народу успела опросить Сильвия, чтобы прийти к такому выводу?

– А ты его хоть раз встречала? – вдруг спросила Сильвия.

– Нет.

«Теперь и я вхожу в список этих самых никто», – подумала Грейс.

– Вот именно. В школе появлялась только Малага. По утрам отводила сына и сидела в парке с малышкой, а днем забирала мальчика.

Тут стена, с помощью которой Грейс пыталась отгородиться от произошедшего, дала трещину, и ситуация предстала во всем трагизме – убитая мать, осиротевшие дети, бедность (пусть и относительная), страшное горе, постигшее семью… Интересно, Салли осознает, какая трагедия произошла в семье Малаги? А Сильвия?

– Мне пора, – поспешно выпалила Грейс. – У меня на час клиенты записаны. Кажется, уже пришли. Слышу шаги. Спасибо, что ввела в курс дела, Сильвия, – неискренне поблагодарила она. – Ладно, будем ждать результатов расследования. Тогда ситуация прояснится.

– Разумеется, – еще более неискренне отозвалась Сильвия. А потом, не удовлетворившись легким намеком, многозначительно прибавила: – Завтра поговорим.

Грейс дала отбой и положила телефон на стол. На самом деле клиенты еще не пришли, однако скоро должны были подъехать. Как ни странно, Грейс не знала, чем себя занять до начала приема. Больше всего, конечно, хотелось поговорить с Джонатаном, но Грейс почти никогда не звонила мужу в течение дня. График у него был слишком интенсивный, а работа слишком важная, чтобы Джонатана можно было отвлекать по пустякам. А если Грейс все же наберет номер мужа, он решит, будто с ней или с Генри что-то произошло, и разнервничается понапрасну. Правда, сегодня Джонатан был не в больнице, а в Кливленде, на конференции онкологов. А значит, мобильник, скорее всего, отключен. Правда, можно оставить сообщение на голосовой почте. Но, с другой стороны, что тут скажешь?.. Генри загрузил в телефонную книжку ее телефона фотографии. Для своего номера выбрал скрипку, для папиного – стетоскоп, для домашнего стационарного – камин, призванный символизировать семейный очаг, для домика в Коннектикуте – лодочный причал. Дедушке досталась трубка, хотя отец Грейс не курил уже несколько лет, а Реардон был представлен школьным гербом. К другим номерам картинок не прилагалось. Вот так выглядел их семейный мирок для Генри, да и для самой Грейс, пожалуй, тоже. Наконец она ткнула пальцем в стетоскоп и прижала трубку к уху.

«Вы позвонили Джонатану Саксу, – произнес голос мужа. Действительно – включился автоответчик. – Сейчас я не имею возможности подойти к телефону, но перезвоню, как только смогу. Если вопрос срочный, пожалуйста, позвоните доктору Розенвальду на номер 212 903-1876. А если вам безотлагательно требуется медицинская помощь, наберите 911 или обратитесь в больницу. Спасибо».

Грейс начала говорить после гудка:

– Привет, милый. У нас все нормально, только в школе случилось кое-что чрезвычайное…

Нет, неправильно, одернула себя Грейс.

– Вернее, не в школе… Только не волнуйся, с Генри все в порядке. Перезвони, когда тебе будет удобно. Надеюсь, конференция проходит хорошо. Ты не сказал, когда вернешься – завтра или в пятницу. Надо предупредить папу с Евой, чтобы знали, ждать тебя к завтрашнему ужину или нет. Люблю, целую.

Грейс подождала, будто надеялась, что сейчас Джонатан подойдет к телефону, на котором теперь хранилась запись ее голоса, ожидающая, пока ее услышит адресат. Грейс представила ничем не примечательный, но вполне комфортабельный зал, ряды в котором расположены как в амфитеатре. Должно быть, именно в таком проходит кливлендская конференция. Джонатан сидит на своем месте, рядом – бутылка воды с открученной крышкой. Представители фармацевтических компаний всегда раздают их в холле перед подобными мероприятиями. Сейчас, наверное, идет обсуждение очередных неудачных испытаний нового препарата, который еще недавно считался многообещающим. К чему Джонатану знать о гибели незнакомой взрослой женщины, которую ни он, ни его сын даже в лицо не помнят? Ведь ему постоянно приходится нести утешение умирающим детям, которые, возможно, и не знают, какая судьба их ждет, и родителям, которые прекрасно это знают. Рассказывать ему о Малаге – все равно что называть мелкие разводы грязью в присутствии профессионального чистильщика. Грейс нажала на кнопку, прерывая звонок, и отложила телефон.