Текст книги "Загадка «Четырех Прудов»"

Глава V
Моисей-Кошачий-Глаз производит сенсацию

Почти всю последующую неделю на плантации происходили довольно странные вещи. Я прекрасно знал, что существует подводное течение, о котором мне знать не полагалось, и вежливо делал вид, что ничего не замечаю; но скажу, что я смотрел в оба и держал ушки на макушке ровно настолько, чтобы не казалось, будто я шпионю. Эпизод с цыпленком и судороги тети Сьюки были только началом связанных с призраком волнений: практически ни дня не проходило без новых посещений потусторонней силы. В нашем с полковником присутствии Рэднор не принимал их всерьез. Что же касается негров, то я знаю, что он скорее поощрял, чем развеивал их страхи, покуда ни на нашей, ни на одной из соседних плантаций не осталось людей, которые рискнули бы ступить на лавровую тропу, будь то ночью или днем, ну разве что, за исключением одного человека. Моисей-Кошачий-Глаз воспринимал эти истории без неуместных эмоций, что навело меня на определенные мысли, поскольку я знал, что когда за происшествие ручаются, Моисей так же суеверен, как и остальные.

По крайней мере однажды я видел, как Рэднор совещался с Моисеем, и хотя предмет обсуждения остался мне не известен, в своих подозрениях я был весьма близок к разгадке. Я наткнулся на них в конюшне; они беседовали вполголоса, – само собой, Рэд объяснял, а Моисей слушал с напряженным вниманием, которое неизменно возникало на его лице при малейшем умственном усилии. При моем появлении Рэднор повысил голос, прибавив парочку указаний насчет чистки его ружей. Было очевидно, что они сменили тему.

Все пропажи в усадьбе – а, похоже, их было огромное количество – приписывались призраку. Я не сомневаюсь – слуги превратили призрака в удобного козла отпущения, который бы отвечал за их изъяны, но все же было несколько наводящих на мысль ограблений: попоны из конюшни, белье с веревки и съестные припасы в объеме, превышающем жареную курицу из кладовой Нэнси. Верхом же абсурда явилось исчезновение довольно дрянного французского романа, оставленного мною в летнем домике. Я спросил об этом у Соломона, подумав, что кто-то из слуг принес его в дом. Соломон, вращая глазами, предположил, что ее сцапал призрак. За ужином я со смехом поведал об этом происшествии, а на следующий день Рэд вручил мне книгу. Моисей нашел ее, сказал он, и захватил с собой в свою комнату.

Все эти мелкие инциденты происходили в течение дней десяти после вечеринки, и хотя меня не покидало чувство неловкости оттого, что в воздухе есть нечто, чего я не понимаю, я не позволял себе неоправданного беспокойства. Рэднор, похоже, был в курсе того, что происходило, и он был достаточно взрослым, чтобы позаботиться о собственных проблемах. Мне известно, что он не раз ходил на лавровую тропинку, как только дом, по его расчетам, погружался в сон; но я держал эти сведения в тайне, не сделав полковнику ни единого намека.

За эти несколько первых недель я имел возможность всесторонне изучить личность Моисея. Рэднор почти все время был занят, – весна на большой речной плантации – горячая пора, – и поскольку я провозгласил себя любителем пострелять, полковник препоручил меня заботам Моисея-Кошачьего-Глаза. Будь у меня возможность выбирать, я бы избрал другого гида. Но Моисей был лучшим охотником в округе, и поскольку полковника его выходки нисколько не смущали, то ему и в голову не приходило, что я могу не испытывать такого же доверия. Со временем я привык к парню, но признаю, что поначалу я принимал его услуги с неподдельной тревогой. Когда я наблюдал, как он идет впереди меня, припадает к земле за кустами, перепрыгивает с кочки на кочку, безмолвный и настороженный, мелко подрагивает, словно зверь в поисках добычи, мое внимание сосредотачивалось скорее на нем, чем на возможной жертве.

Я никогда не забуду, как однажды днем наткнулся на него в лесу, отправившись в одиночку пострелять бекасов. Не знаю, шел ли он за мной следом или мы случайно выбрали те же окрестности, но как бы там ни было, выйдя из подлеска на окраину болотистой низменности, я чуть не наступил на него. Опустив лицо, он напряженно всматривался в черную илистую почву, его рука покоилась в расщелине у подножия дерева.

– Ба, Моисей! – удивленно воскликнул я, – какого черта ты здесь делаешь?

Он ответил, не поднимая головы.

– Охочусь за змеей, сэр. Я видел, как в эту самую дыру заползла большая, толстая ленточная змея[6]6
  Наиболее распространенный в Северной Америке безобидный полосатый уж длиной 50–75 см, питается пресноводными.


[Закрыть], и теперь она прячется, думает, что сможет меня надуть. Но у нее это не выйдет, сэр. Я схватил ее за хвост и сейчас вытащу.

Говоря так, он извлек крупную черно-желтую змею, которая извивалась и шипела, и стал бить ее камнем по голове. Я закрыл глаза во время этой процедуры, а когда открыл вновь, то, к своему ужасу, увидел, что он засовывает ее тушку за пазуху своей рубахи.

– Боже правый, Моисей! – вскричал я пораженный ужасом. – Что ты собираешься с нею сделать?

– Сварить в масле, сэр, чтобы изгонять ведьм.

Опросив тем вечером домашних, я узнал, что это было одно из постоянных занятий Моисея. Змеиное масло пользовалось у негров повсеместным спросом, как специальное средство против ведьм, и Моисей был главным поставщиком этого лосьона. В конечном счете, он был самым странным человеческим существом, с которым мне когда-либо приходилось сталкиваться, и мне думается, что будь я психологом, а не юристом, я бы счел его забавным предметом для изучения.

Примерно в это же время до меня дошли новые слухи о Рэдноре. Один из них – который попал в цель – касался его недавнего проигрыша сотни долларов в покер. Наверно, теперь, когда популярен бридж, сто долларов не кажутся крупным проигрышем, но для тех мест сумма была непомерной и представляла собой двухмесячное жалованье Рэднора. Как надсмотрщику на плантации, полковник платил ему шестьсот долларов в год, довольно небольшие деньги, учитывая выполняемую им работу. Рэду ничего не принадлежало: если не считать жалованья, он полностью зависел от отца, и меня поразило, что молодой человек, который собирается жениться, мог так сглупить, чтобы за одну партию в покер спустить двухмесячный заработок. Я убежденно подумал, что, возможно, Полли все-таки не зря оттягивает свое решение.

Однако до меня дошел и другой слух, посерьезнее, чем игра в покер. Это был всего лишь слух, и когда проследили источник его происхождения, выяснилось, что в нем так же мало реального, как в чьем-то рискованном предположении. Однако то же самое подозрение без малейшей причины посетило и меня. А именно, что привидением является самая что ни на есть настоящая женщина. У Рэднора явно были какие-то неприятности: он был в дурном настроении, раздражителен, суров с рабочими на ферме до такой степени, что некоторые уволились, и непривычно неразговорчив с полковником и со мною. В довершение всего, Полли Мэзерс относилась к нему с подчеркнутым безразличием и открыто расточала улыбки Мэттисону; в чем там было дело, я мог только догадываться, но боюсь, что она тоже слышала слухи.

Истории о призраке были пересказаны и преувеличены так, что в них уже не было ничего похожего на правду. Теперь прибежищем привидений была не только лавровая тропинка, но и родниковая впадина, и вскоре она стала местом, где еще страшнее, чем в заброшенных хижинах. Родниковой впадиной называлось естественное углубление в холме, приблизительно в полумиле позади дома. Именно из этого углубления вытекал подземный родник, который питал пруды и обеспечивал усадьбе столь ценный полив. Вся эта часть Виргинии испещрена известковыми пещерами, и плантация моего дяди была единственной, которая, несомненно, могла похвастаться отличием в виде собственной родниковой впадины. Вход в пещеру был практически скрыт за грудой шершавых валунов, с которых каплями стекала вода, и не манил внутрь. Я вспомнил, как мальчишкой загнал в эту пещеру зайца, и хотя последовать за ним было бы проще простого, я предпочел остаться снаружи, под лучами солнца. Итак, в родниковой впадине обитали призраки. Это не показалось мне странным. Скорее, я удивился, что этого не случилось с самого начала, – для привидений это было пригодное местечко. Но что меня действительно удивило, так это то, что новость принес никто иной как Моисей.

Однажды вечером после ужина мы сидели на открытой галерее, – было почти темно и светящиеся огоньки наших сигар были единственными видимыми точками на всем пейзаже, – как вдруг Моисей бегом пересек лужайку характерными петляющими скачками и прямо-таки повалился Рэднору в ноги, лязгая зубами от страха.

– Я видел привидение, масса Рэд, – страшное привидение с ног до головы в черном, оно вылазило из родниковой впадины.

– Болван! – воскликнул Рэднор. – Встань и веди себя как следует.

– Это был дьявол, – продолжал нести Моисей. – Его лицо было черное, а глаза горели огнем.

– Ты выпил, Моисей, – строго промолвил Рэднор. – Ступай к себе, и чтобы я тебя больше не видел, пока не протрезвеешь, – и он оттолкнул парня с дороги, прежде чем тот успел еще что-то сказать.

Сам я был вполне уверен, что Моисей не пил, – во всяком случае, пьянство не значилось в числе его специфических недостатков. Он выглядел безгранично напуганным, в противном случае, он был поистине виртуозным артистом. Если учесть то, что я уже знал, это новое проявление немало меня озадачило. Полковник рвал и метал, меряя шагами террасу, и что-то бормотал насчет того, что эти «черномазые недоумки все одинаковы». Он много хвастался по поводу невосприимчивости Моисея к привидениям и, мне кажется, что провал фаворита привел его в сильное уныние. Я сохранял спокойствие, а через несколько минут вернулся Рэднор.

– Рэд, – сказал полковник, – это заходит слишком далеко. Усадьба кишит привидениями, вскоре они наводнят дом, и у нас на плантации не останется слуг. Ты не можешь что-нибудь сделать, чтобы остановить это?

Рэднор пожал плечами и ответил, что устроить засаду на привидение в усадьбе, где живут двадцать негров, – дело довольно сложное, но он посмотрит, что можно будет предпринять. Через какое-то время он снова ушел.

В тот же вечер, около десяти часов, я читал перед сном, когда в дверь постучали и вошел Рэднор. Он был необычайно возбужден и не в своей тарелке. В шутливой манере завел речь о призраке, обсудил соседские новости и, наконец, довольно резко спросил:

– Арнольд, ты не одолжишь мне немного денег?

– Конечно, – сказал я, – думаю, да. Сколько тебе потребуется?

– Сто долларов, если у тебя найдется. Дело в том, что у меня туго с деньгами, а мне необходимо оплатить счет. У меня имеются небольшие вложения, но сейчас я не могу к ним притронуться. Я верну их тебе примерно через неделю, как только у меня будут наличные. Я бы не просил тебя, но мой отец чертовски не расположен платить мне жалованье раньше срока.

Я выписал чек и вручил ему.

– Рэд, – сказал я, – ты можешь занимать у меня денег сколько угодно, я рад помочь тебе, однако, прости, что я говорю об этом, по-моему, тебе стоит приостановить эти игры в покер. Ты не зарабатываешь столько, чтобы, если ты думаешь жениться, позволять себе бросать деньги на ветер… Я говорю это для твоего лишь блага, – меня это не касается, – добавил я, заметив, как вспыхнуло его лицо.

Он помешкал секунду с чеком в руке, – я знаю, что он хотел вернуть его, – но, видимо, ему очень нужны были деньги.

– Послушай, оставь их себе! – промолвил я. – Я не хочу совать нос в твои личные дела, просто, – я засмеялся, – я очень хочу увидеть, как ты обойдешь Мэттисона, но, боюсь, что ты идешь к этому не совсем верным путем.

– Спасибо, Арнольд, – ответил он. – Я хочу победить гораздо больше, чем этого хочешь ты, и если тебя пугают азартные игры, то можешь расслабиться, – я дал зарок не играть. Эти деньги мне нужны теперь не для карточного долга; я не делал бы из этого такой тайны, если бы это не касалось в большей степени другого человека.

– Рэднор, – проговорил я, – недавно я услыхал мерзкую сплетню. Я слышал, что призрак – это женщина из плоти и крови, которая с твоего попустительства живет в заброшенных хижинах. Я не поверил в это, но опять-таки, ты не можешь позволить, чтобы о чем-то подобном даже шептались.

Рэднор резко вскинул голову.

– Ах, понятно! – Его глаза забегали, потом потерянно остановились на моем лице. – А… Полли Мэзерс тоже это слышала?

– Да, – отвечал я, – думаю, слышала.

В припадке ярости он стукнул кулаком по столу.

– Полное вранье! И исходит оно от Джима Мэттисона.

А теперь перейду к событиям, последовавшим той ночью. Я столько раз о них рассказывал такому количеству людей, что мне трудно восстановить в памяти свои первоначальные ощущения. Я лег в кровать, но не уснул: эта история с привидением действовала мне на нервы почти так же, как дело Паттерсона-Пратта. Вскоре я услышал, как кто-то бесшумно вышел из дома. Прекрасно зная, что это Рэднор, я не встал посмотреть. Я не хотел, чтобы создалось впечатление, даже у меня самого, будто я за ним шпионю. Примерно три четверти часа спустя меня внезапно разбудило поскрипывание лошадиной упряжи, доносившееся с лужайки. То была коляска полковника, которая нуждалась в смазке, – я узнал этот звук. На сей раз любопытство было слишком велико. Я выскользнул из постели и поспешил к окну. На улице было довольно темно, если не считать слабого мерцания звезд.

– Но, Дженни-Лу, пошла! – Услышал я громкий шепот Рэда и отчетливо увидел очертания повозки, которой правил Рэд, а рядом с ним на сидении – то ли какого-то человека, то ли большой сверток. Я не мог разглядеть его, так как он был слишком бесформенным, да и Рэд закрывал его собой. Припустив по траве, он объехал дом далеко вокруг и покатил по подъездной дороге у кромки лужайки. Причина такого маневра была очевидна: усыпанная гравием дорожка, ведущая из конюшни, пролегала прямо под окном полковника. Я вернулся в постель полуозабоченный, полууспокоенный. Я сильно подозревал, что привидению настал конец, и, тем не менее, не переставал ломать голову над той ролью, которую сыграл Рэднор в маленькой комедии, – если это, конечно, была комедия. Слышанные мною истории о некоторых его имеющих сомнительную репутацию товарищах припомнились мне в неприглядном значении.

Постепенно я задремал, как вдруг спросонья услыхал шлепанье босых ног на полу террасы. Впечатление было не настолько четким, чтобы разбудить меня, и я впоследствии не был абсолютно уверен в том, что мне это не приснилось. Не знаю, сколько времени прошло с этого момента, – я спал как сурок – но внезапно я проснулся от самых жутких криков в моей жизни. В мгновение ока я стоял на полу посреди комнаты. Я зажег спичку, засветил свечу и, схватив зонтик, – это было единственное оружие, которое нашлось под рукой, – ринулся в холл. В ту же секунду дверь в комнате полковника отворилась настежь, и он появился на пороге с револьвером в руке.

– В чем дело, Арнольд? – воскликнул он.

– Я не знаю, – произнес я едва переводя дыхание, – пойду вниз, посмотрю.

Мы побежали спотыкаясь вниз по лестнице так быстро, что свеча погасла, и в полной темноте мы ощупью пробрались на заднюю половину дома, откуда доносились звуки. Теперь крики превратились в жуткий, нечленораздельный, не то звериный, не то человеческий вой. С ледяной дрожью я узнал эту интонацию. Это был Моисей. Мы нашли его ползающим на полу маленького коридора между столовой и комнатой для прислуги. Я зажег свет и мы склонились над ним. Мне страшно не хотелось смотреть на него, ибо, судя по производимому им шуму, я ожидал, что он будет лежать в луже крови. Но он оказался цел и невредим: крови не было видно, и мы не обнаружили поломанных костей. С ним явно не произошло ничего страшного, кроме, собственно, страха, от которого он был ни жив ни мертв. Он подполз к полковнику и, вцепившись ему в ноги, понес невнятную тарабарщину. В тусклом свете глаза его дико вращались, испуская сверхъестественное желтое свечение. Я понял, откуда он получил свое прозвище.

Нервы полковника дали о себе знать: выругавшись, он отвесил оплеуху, вернувшую парня в адекватное состояние.

– Встань, дубина ты стоеросовая, и объясни нам, что означает этот переполох.

Наконец, Моисей заговорил, но мы по-прежнему ничего не понимали из его рассказа. Он выходил «на разведку», а, вернувшись в дом, чтобы идти спать, – домашняя прислуга спала в крыле над задней галереей, – лицом к лицу встретился с призраком, который стоял в дверях столовой. Он был такой высокий, что его голова доставала до потолка, и такой худой, что просвечивался насквозь. При этом воспоминании Моисей снова начал дрожать. С нашей помощью он подкрепился виски и, не переставая трястись от ужаса, отправился в кровать.

Полковник был решительно настроен вытащить Рэднора из постели, дабы поделиться произошедшим, и мне стоило некоторых усилий удержать его, ибо я отлично знал, что Рэда нет дома. Мы обыскали владения, чтобы убедиться, что в моисеевом призраке нет ничего мистического, но я так спешил доставить полковника назад в целости и сохранности, что наш осмотр был несколько беглым. Мы оба пропустили маленький кабинет, в который можно было войти из столовой. Несмотря на мои маневры, полковник первым вошел в библиотеку и обнаружил, что французское окно открыто. Однако он не придал этому значения, решив, что виноват Моисей. С необыкновенной старательностью он запер окно на задвижку, а я столь же старательно проскользнул обратно и отпер его. В конце концов, я убедил его, что призрак Моисея был всего-навсего результатом воспаленного воображения, подпитываемого двухнедельной диетой из рассказов о привидениях. Мне удалось уложить его спать, и он так и не обнаружил отсутствия Рэднора. Я не сомкнул глаз, пока не услышал звук колес экипажа по лужайке, а несколько минут спустя в дом вошли и на цыпочках стали подниматься наверх. Когда на востоке начал заниматься день, я, наконец, уснул, измученный головоломкой, которая должна была одним махом объяснить и ночную поездку Рэда, и призрак Моисея.