Текст книги "Разбойник и леди Анна"

– Неужто вы считаете меня безумцем, способным путешествовать по этой дороге с деньгами? – последовал ответ.

Джон перегнулся в, седле и ткнул пистолетом в зеленый бархатный дублет собеседника, украшенный изысканным серебряным и золотым кружевом.

– Ваш кошелек, сэр, или шерифу придется оплакивать своего друга.

Будто по волшебству появился увесистый кошелек но этот акт сопровождался громкими причитаниями:

– Предупреждаю тебя, разбойник, что я дождусь дня, когда тебя вздернут на виселицу…

Джон взвесил тяжелый кошель в руке:

– В таком случае моя смерть будет хорошо оплачена.

Джозеф подъехал к Анне, и теперь их лошади стояли бок о бок.

– На женщине обручальное кольцо с драгоценным камнем. – сказал Джон.

Женщина поспешила убрать руку из окна кареты.

– Мальчик, – обратилась она к Анне, – подумай о своей бедной матери. Конечно, ты не станешь отнимать у вдовы ее самое драгоценное сокровище, хранимое в память о былых чувствах.

Анна с изумлением наблюдала, как разыгрывалась эта сцена, и, запинаясь, пробормотала, что не стала бы этого делать. Джон перебил ее:

– Мальчик еще слишком юн и обладает нежной душой. Боюсь, он не годится для нашего ремесла. Но он прав. Я не стану отбирать у вас обручальное кольцо.

Джон попытался успокоить Сэра Пегаса.

– Мадам, далеко ли вам ехать нынче ночью?

– До следующего поворота, – ответила дама, – а оттуда до имения моего брата.

– В таком случае мы можем вас проводить. – Он от души рассмеялся; – На дороге могут встретиться настоящие бандиты, не го что этот мальчик.

– Почему вы не взяли у нее кольца? – спросила Анна, когда они поотстали от кареты. – Возможно, она солгала.

Джон не ответил, Анна терялась в догадках.

Совсем распростившись с каретой, они вскоре остановились возле трехэтажного здания гостиницы, вывеску которой украшали две головы вепрей. Несколько минут Джон выжидал, изучая вывеску.

Джозеф с шумом похлопал одной рукой о другую и плотнее запахнул плащ.

– Середина июня, а холодно, как у ведьмы за пазухой. Я бы не отказался от кружки крепкого эля.

Он сделал шаг вперед, но Джон удержал его коня за поводья.

– В чем дело, Джонни? Здесь все тихо-мирно.

– В том-то и дело. Уж слишком тихо. Посмотри сам, Джозеф. Две тяжело груженных повозки, и, судя по их виду, путь они проделали неблизкий. Они остановились во дворе, но не слышно никаких звуков труб, не видно цыганских плясок. – Он втянул воздух, принюхиваясь. – И стряпней не пахнет, Жди здесь и не спускай глаз с леди Анны.

Джон сжал бока своего коня и заставил его шагом приблизиться к двору гостиницы, держа руку на эфесе шпаги. Луна скрылась за облаками, как раз когда он оказался у двери. Джон Гилберт спрыгнул с коня, как только луна показалась из-за облака и осветила фасад здания, но тотчас же снова прыгнул в седло и, пришпорив своего коня, помчался назад и скрылся за деревьями.

– В чем дело, Джонни? – спросил Джозеф.

– Чума! На двери красное распятие. Бог явил нам свою милость.

– Что же нам делать с девицей?

Анна услышала их разговор.

– Разве я должна была остаться в этой гостинице? Джон с укоризной посмотрел на нее:

– Неужели вы ошиблись во мне?

– О, понимаю. Вы хотите подержать меня в укрытии, пока не выторгуете приличную цену? Или опасались, что я могу простить Эдварда и убежать с ним по доброй воле?

Джон едва сдерживал ярость.

– Графу можно простить все, а бастарду ничего.

Он пустил галопом коня.

Они поехали по Оксфордской дороге на запад, свернули на север к деревне Беруэлл, куда прибыли в полночь, и проехали подлинной подъездной дорожке, ведущей через олений парк в Беруэлл-Холл.

Джозеф посмотрел направо, потом налево.

– Ты знаешь, куда ехать, Джонни?

– Да. Мальчишкой я здесь жил. Библиотеку мог бы найти с закрытыми глазами.

С какой страстью он произнес эти слова, подумала Анна. Возможно, этот человек самый худший мошенник в Англии, но он любит свой потерянный дом, как любой преданный сын умершую мать. Эта часть истории Бет была правдой. Анна посмотрела на Джона, утопавшего в лучах лунного света, и мысли ее приняли несколько иное направление. Этот человек с рождения был разочарован. Младенцем, в колыбели бастарда, он уже чувствовал себя уязвленным, и всю жизнь его попрекали тем, что у него нет ни имени, ни земель.

Смущенная, Анна натянула поводья. Как она может сочувствовать этому разбойнику, только потому что его с самого рождения преследовали неудачи? Должно быть, лунный свет затуманил ей голову или наступил час ворожбы. Ей следует держать в узде свою фантазию, способную увести ее в сторону от цели.

Они миновали арку, оказались в переднем дворе и обогнули здание, которое, на взгляд Анны, было жемчужиной сельской архитектуры. Маленький, прелестный загородный дом, построенный, вероятно, во времена короля Гарри, с изящными ажурными стрельчатыми окнами и высокими трубами из красного кирпича.

Анна сдержала лошадь.

– Если у вас и в самом деле честные намерения, мастер Гилберт, оставьте меня здесь.

Джон рассмеялся:

– Как только я скроюсь из виду, вы убежите в темноту?

– Тогда оставьте Джозефа сторожить меня.

– Нет. Мне нужно, чтобы рядом со мной была шпага друга.

Взяв в руки поводья ее лошади, Джон повел Анну к кустам, посаженным в одну линию, напротив освещенных окон. Анна увидела сквозь них просторную комнату, уставленную книжными шкафами, и без труда узнала высокую стройную фигуру Эдварда, которому прислуживал лакей в синей с серебром ливрее.

Анна гадала, какими будут ее чувства, если она снова увидит Эдварда. Гадала, шевельнутся ли остатки любви к нему в ее сердце, есть ли еще хоть искра нежности под пеплом, способная воспламенить ее. Она смотрела в окно, не сводя с него глаз, и видела, как Эдвард склонился к свече, чтобы раскурить трубку, видела длинные, тонкие, изящные пальцы, вспоминала чувственные губы, но пепел, оставшийся от любви, был холодным и мертвым.

На мгновение Анне пришла в голову мысль отдаться на милость Гилберта, просить его не выдавать ее Эдварду, пообещать ему свою девственность, но тотчас же ее отрезвило сознание того, что она никогда не поступится своим целомудрием. Его можно было отнять у нее только силой.

Джон Гилберт снял свою широкополую шляпу.

– Наденьте это на голову, – сказал он ей, – и держите лицо склоненным. Оставайтесь здесь и не произносите ни слова.

– К чему продолжать эту комедию, сэр? – ледяным тоном спросила Анна. – Покажите товар лицом, назначьте за него цену. Ведь вы торговец человеческой плотью!

Лицо Джона исказилось от ярости:

– Джозеф, если она издаст еще хоть один звук, заткни ей рот кляпом!

Все трое спешились и подвели своих лошадей к окнам библиотеки.

Джозеф и Анна остановились в тени. Джон Гилберт передал поводья Джозефу.

– Следи за людьми графа, Джозеф. Предательство – его любимое блюдо. Он может захватить не только мою дань, но и меня самого.

Джон пересек террасу и вошел в дом через открытое окно.

– Добрый вечер, милорд. – Джон поклонился, но не настолько низко, как предписывал обычай.

Эдвард резко обернулся, и Анна заметила, что он одет в шелковые бриджи и облегающую шелковую рубашку с рукавами, перехваченными яркими лентами, поверх которых был накинут длинный халат из пурпурного бархата.

– Будь я неладен, Джон, ты подкрадываешься, как кошка.

– Эта кошка принесла тысячу фунтов, – сказал Джон, бросив на стол мешок с деньгами. – Посчитайте, милорд. Не можете же вы доверять разбойнику. – Джон усмехнулся.

Эдвард рассмеялся и отложил в сторону трубку.

– Что за чертову чушь ты несешь! Конечно, я тебе доверяю. – Ухмыльнувшись, он сделал знак слуге. – Кларета, человек!

Эдвард вручил Джону полный стакан и поднял свой собственный.

– Ну что?

Он попытался вглядеться в тени за окном.

– Кажется, там прячутся люди. Я предпочел бы их видеть отчетливо.

– Там мой кузнец и грум с лошадьми.

– Мой человек может подержать твоих лошадей.

Он сделал знак слуге выйти.

– Право, сэр разбойник, я дарю тебя королевским доверием, а это значит, что вообще не доверяю тебе. Поскольку его величество удалил меня от двора, потому что мне не удалось совершить одну сделку, я предпочитаю не подставлять спину твоим людям, как, впрочем, и королю.

Уэверби рассмеялся, довольный собственной шуткой.

Джон ощутил тревогу. Анна была хорошо замаскирована, но мог ли этот маскарад обмануть ее бывшего жениха?

– Оставьте парня в покое, милорд.

Уэверби приблизился кдвери.

– Сюда, вы двое! – приказал он. – Здесь я хозяин.

Джозеф сделал несколько шагов к окну, и Анна с низко опущенной головой и капюшоном, свисающим на лицо, последовала за ним.

– Стойте! – скомандовал Эдвард, когда Анна оказалась на расстоянии вытянутой руки и сердце ее подпрыгнуло и забилось где-то в горле. Каков бы ни был план Джона Гилберта, в сердце Анны затеплилась робкая надежда на то, что он не собирался продать ее Эдварду. Возможно, он намерен отдать ее королю в обмен на прощение!

Эдвард приподнял ее лицо за подбородок, но по выражению его глаз она поняла, что он не признал в этом румяном, чумазом, безбородом деревенском пареньке с красными заплаканными глазами придворную даму, на которой он собирался жениться.

– Пригожий паренек, этот твой грум.

Лорд Уэверби подмигнул Джону Гилберту:

– Ты слышал последние куплеты из «Друри-Лейн»?

И он процитировал несколько строчек о шлюхе, обманувшей одного мужчину. Потом с грязной и многозначительной улыбкой посмотрел сначала на Джона, потом на Анну и добавил:

 
Я злюсь, и бушую, и очень ревную.
Но раз уж я шлюху свою потерял.
Нашел я в паже,
Что в красотке искал!
 

Разбойник встал рядом с Анной и покровительственно обнял ее за плечи. Уэверби округлил глаза:

– Вижу, Джону Гилберту сгодится даже случайный парнишка.

Его смех преследовал Анну, когда Джон толкнул ее к Джозефу, стоявшему на большом расстоянии от света.

– Я ко всему привычен, милорд, будь го девка или мальчик во вкусе древних греков, – процедил Джон сквозь зубы, с трудом скрывая презрение. – Но предпочитаю девчонок, которые привечают меня.

Уэверби снова наполнил стаканы и поставил графин на место. За подобную дерзость он вызывал на дуэль и умел выпустить кишки из обидчика и более благородного происхождения.

Внутренне кипя от ярости, но держа себя в узде ради Анны, Джон жестом отказался от второго стакана.

– Если вы сосчитаете деньги, мы быстро покончим с нашим делом, лорд Уэверби.

– Не торопись, – сказал Эдвард, и Анна заметила в его взгляде неприкрытую злобу. Она знала, что Эдвард не забудет оскорбления и будет лелеять план мести, пока не насытит своего самолюбия кровью недруга.

Эдвард цедил вино маленькими глотками, вертя в пальцах сверкающий хрустальный бокал.

– Джон Гилберт, есть еще одно дело, которое должно тебя заинтересовать.

Джон поклонился:

– Я весь внимание, милорд. – Он помолчал и насмешливо улыбнулся: – Хотя я очень спешу, мне надо перехватить карету, направляющуюся из Лондона в Оксфорд. Сейчас на этой дороге полно карет.

Эдвард кивнул, но, судя по всему, не собирался отпускать Джона.

– И все же послушай меня. Я разыскиваю свою невесту леди Анну Гаскойн, которая непостижимым образом исчезла из Уайтхолла несколько недель назад. Я подозреваю, что ее отец сэр Сэмюел похитил ее, но не могу этого доказать. Ее нет ни в эссекском поместье, ни в лондонском доме отца. Я нанял соглядатаев, они денно и нощно наблюдают и за поместьем, и за лондонским домом. Подозреваю, что она скрывается в Оксфордшире, хотя шерифу об этом ничего не известно.

Джон сохранял безмятежное выражение лица, когда граф произнес имя Анны, однако девушка заметила тревогу в его взгляде.

– Я вам сочувствую, лорд Уэверби, но какое отношение имеет это прискорбное обстоятельство ко мне?

– Всему Лондону известно, как тебе удалось избежать виселицы, ранив в руку сэра Сэмюела в его карете, и как ты уехал, похитив его коляску и оставив его посреди дороги. Дерзкий поступок, ничего не скажешь. Ты заслуживаешь похвалы.

Анна услышала имя отца и затрепетала, узнав о том, что отец ранен. Так вот что он намеревался сделать, чтобы оправдать бегство Джона. Анна преисполнилась гордости за отца.

Джон пожал плечами.

– Милорд, сэр Сэмюел не мог потягаться силой со мной. Надеюсь, он выздоравливает, я не желал зла этому джентльмену.

В углах рта Эдварда зазмеилась улыбка, но глаза его оставались жесткими. Он принялся разглаживать длинными изящными пальцами и без того гладкое широкое серебристое кружево на своих манжетах.

– Рана недолго беспокоила достойнейшего судью, мастер Гилберт. Позапрошлой ночью какие-то негодяи напали на него на улице возле «Ковент-Гардена» и насмерть забили дубинками.

Глава 7
Клятва мести

Анна закричала бы и упала в обморок, если бы не железная хватка Джозефа, вцепившегося в ее плечо, причинившая столь сильную боль, что она смогла побороть отчаяние.

– Спокойно, девочка, – прошептал он ей на ухо.

Анна рухнула бы на пол, не держи ее Джозеф за ворот плаща.

Стоявший в противоположном конце комнаты Джон благословлял Господа за то, что дал ей силы не разрыдаться. Не глядя на Анну, он отвесил низкий поклон ухмылявшемуся мужчине, чью кровь ему не терпелось пролить тотчас же. Держа в руке стакан с вином, Джон сделал несколько быстрых шагов к огню подальше от Анны и Джозефа. Он опасался, что больше нескольких минут Анна не выдержит и разрыдается.

Лорд Уэверби последовал за ним в круг яркого света и стоял теперь спиной к Джозефу и Анне.

– Милорд Уэверби, – сказал Джон, сделав большой глоток вина, чтобы подавить ярость, – улицы Лондона и впрямь небезопасны, если там могут убить самого королевского судью.

Красивое лицо Уэверби приняло задумчивое выражение:

– Когда свирепствует чума, вынуждая добрых людей прятаться в своих домах и не высовывать носа на улицу, воры, разбойники и плуты могут без помех заниматься своим ремеслом.

– Это грустно.

Лорд Уэверби пожал плечами, и на губах его заиграла улыбка:

– Не сомневаюсь в том, что славный судья теперь в лучезарных чертогах, где царит вечное блаженство. Он, несомненно, их достоин, не так ли, мастер Гилберт?

Ради Анны Джон всячески скрывал свое презрение к негодяю.

– Согласен с вами, милорд. И не мог бы пожелать ничего иного, кроме того, что человек заслужил, будь то судья или вы.

Эдвард рассмеялся:

– Только не сейчас, мастер Гилберт, а когда мы закончим наше дело. И когда ты выслушаешь мое предложение, то охотно выпьешь за мое здоровье.

Джону удалось отвесить вежливый поклон. Рука его, сжимавшая рукоять меча, так и чесалась – ему хотелось убить этого дьявола на месте, потому что он не сомневался, что именно лорд Уэверби расправился с сэром Сэмюелом. Джон восхищался судьей, хоть и с некоторой долей раздражения. Ведь это сэр Сэмюел приговорил его к смерти, как разбойника, но еще большее восхищение тот вызвал в нем, когда выразил готовность пожертвовать веем ради дочери. Это было примером отцовской любви, впечатление от которой проникло глубоко в его сердце бастарда. Теперь Анна оставалась в мире почти одна в то время, как Уэверби охотился за ней, и, несмотря на ее высокомерие, обычное для придворной дамы. Джон Гилберт испытывал к ней жалость.

– Тогда к делу, милорд. У меня впереди тяжелая дорога, а паренек едва держится на ногах.

Он видел, как поникла Анна и с каким трудом Джозеф удерживает ее в вертикальном положении, прижимая к себе, так что лицо ее оказалось полностью закутанным в его плащ.

Лорд Уэверби бросил взгляд на кузнеца и на грума, потом с любопытством посмотрел на Джона:

– Ты слишком добр для разбойника, раз так заботишься о своих людях и их благополучии.

– Я нуждаюсь во всех верных соратниках и их оружии, милорд.

– Ты больше нуждаешься в своих мозгах, Джон Гилберт. Я хочу, чтобы ты нашел леди Анну Гаскойн и доставил ее мне живой.

Джон ощутил холод, проникший, казалось, до самых костей.

– Почему я, милорд, когда вы уже многое разведали и даже назначили награду за ее поимку?

– Нет, простолюдины скажут тебе то, чего они никогда не откроют мне или моим слугам. Ты же знаешь людей этого графства, знаешь каждого свободного фермера и каждого сквайра. Если здесь появится эта девка, они сразу об этом узнают.

– Вы выбрали не того человека, милорд. Я могу выследить оленя в глухой чаще или затравить лисицу, но мне никогда еще не приходилось насильственно удерживать леди против ее воли.

Лорд Уэверби нахмурился.

– Эта беглянка испортила мне репутацию. Обо мне сплетничают. Меня оболгали, и за все это ей придется расплачиваться до конца дней своих.

Джону пришлось сделать отчаянное усилие, чтобы отвлечь его от темы. Анна была близка к обмороку. Ее следовало поскорее увести отсюда. Джон швырнул в облицованный мрамором камин свой стакан, и тот разлетелся на дюжину осколков.

– Я не возьмусь за такое недостойное мужчины дело, сэр. Нет, черт меня возьми. Даже и за тысячу фунтов!

Уэверби улыбнулся и заговорил тихо, стряхивая с рукава воображаемые осколки стекла:

– Ну, тогда за Беруэлл-Холл, мастер Гилберт. Если ты найдешь Анну Гаскойн и привезешь ее ко мне вместе с ее невинностью, с которой ей пора распроститься, я отдам Беруэлл-Холл тебе, и ты и твои потомки будут владеть им всегда. К тому же я добьюсь для тебя королевского прощения. После такой услуги тебе будет обеспечено и рыцарское звание. Подумай об этом, малый. Ты мог бы прожить жизнь, для которой рожден.

Джон промолчал, и лорд Уэверби потемнел лицом.

– Или, сэр разбойник, ты окончишь свои дни, болтаясь на виселице в Тайберне.

Анна слышала звон разбитого Джоном стакана, как сквозь туманное облако боли, а потом голоса и каждое сказанное слово с трудом доходили до ее сознания. Но усилием воли Анна взяла себя в руки. Девушка отпрянула от Джозефа и выпрямилась. Лорд Уэверби предложил Джону Гилберту такое вознаграждение, от которого тот не смог бы отказаться.

Анна шагнула и выпрямилась. Она не позволит, чтобы с ней обращались как с агнцем, обреченным на заклание. Она сорвет с головы парик и швырнет его в лицо лорду Уэверби со всем презрением, которого тот заслуживает. У нее под одеждой итальянский кинжал. Первый, кто попытается лишить ее невинности, будьте граф или сам король, поплатится за это жизнью.

Джон почувствовал ее напряжение и, заметив, что она сделала шаг вперед, разгадал ее намерение. И заговорил грубо и резко:

– Эй, Джозеф, забирай мальчишку и ступайте к лошадям. Я поговорю с господином один на один. Чтобы духу вашего здесь не было!

Не успела Анна опомниться, как Джозеф толкнул ее к открытому французскому окну библиотеки, выходившему на террасу.

Лорд Уэверби с любопытством смотрел им вслед, пока Джон не сделал драматический жест рукой, чтобы отвлечь его.

– Говорите, все это будет принадлежать мне? Милорд, вы играете на человеческих слабостях, – сказал он. – Но не слишком ли высока цена за кровь девственницы?

– У меня есть свои владения, мастер Гилберт, и на них приходится тратить денежки из моего кошелька, но леди Анне придется восполнить эти затраты.

– Я не думал, милорд, что у нее такое приданое, хотя теперь она унаследует имение и средства отца.

Уэверби взял трубку и раскурил ее.

– Это имение уже принадлежит мне. Но ценность этой девицы для меня намного превосходит те несколько акров эссекской земли и несколько домов арендаторов. Впрочем, хватит болтать! До всего остального тебе нет дела.

Значит, все это правда, подумал Джон. Этот лорд корысти ради готов делить собственную жену с королем.

– До всего остального мне нет никакого дела, как вы и сказали. Слышал, что эта леди ослепительно красива.

– Да, довольно красива, если тебе нравятся добродетельные девицы, но уж очень своевольна. – Уэверби нахмурился. – Ты ведь не станешь спорить, мастер Гилберт, что в жене это недостаток, но в брачной постели с ним легко справиться.

Он рассмеялся.

Джон поклонился. Этот сукин сын уже и так превысил все возможные пределы его терпения.

– Мне пора, милорд. Можете не сомневаться, что я подумаю над вашим предложением.

– Как только ты ее найдешь, немедленно дай мне знать.

– Не сомневайтесь, милорд. Так и будет.

Джон, не утруждая себя больше поклоном, шагнул во французское окно и поспешил к своему коню. Анна и Джозеф уже сидели в седлах, но лицо ее скрывала тень, и он решил оставить ее наедине с ее горем.

– Поехали, – крикнул он, и они поспешили обогнуть дом по аллее, затем проехали по широкой дороге и дальше через олений парк.

Но когда они сделали остановку на повороте на Оксфордскую дорогу, Анна покачнулась и стала рыдать, припав к шее своей лошади, захлебываясь слезами.

Джон обвил ее стан сильной рукой, поднял из седла и посадил впереди себя на Сэра Пегаса таким образом, что ее ноги оказались по обе стороны седла. Он баюкал ее в объятиях, как ребенка, прижимая к своей широкой груди.

– Джозеф, – обратился он к кузнецу, – возьми под уздцы коня леди Анны.

Они двинулись дальше неспешной рысью.

По дороге Анна потеряла и парик, и шляпу и спохватилась, лишь ощутив порыв ветра, взъерошивший волосы. Анна еще острее ощутила, что на ней нет головного убора, когда к ней склонился Джон Гилберт, и его волосы коснулись ее щеки. Он снова и снова нежно повторял ее имя, пытаясь утешить бедняжку. Она ощущала тепло его тела, и это немного успокаивало ее.

Девушка знала, что потребность в мужской нежности – самая скверная черта ее характера. Но как глупо искать в мужчинах то, чего они не могут дать. Ей следует поостеречься. Вскоре мысль о чудовищной смерти отца и о ее собственном ужасном положении вытеснила все остальные. Ее продадут сластолюбцам в обмен на маленькое поместье.

О, она в этом не сомневалась. Предложение Эдварда было слишком соблазнительным даже для святого, а Джон Гилберт, несмотря на его притворное сочувствие, не был святым. Через несколько дней, как только это подскажет его лживое сердце, разбойник передаст ее Эдварду.

Теперь его не связывает клятва, данная ее отцу, и он больше не ждет обещанной награды. Смерть отменила все обеты. При мысли об отце, этом ученом и добром человеке, принявшем ради нее смерть, Анна снова дала волю слезам.

– Джозеф! Леди Анна нуждается в убежище на остаток ночи, в постели и пище.

– Да, Джонни. Поблизости отсюда живет сквайр Тонтон, а он в долгу у тебя.

Они направили лошадей на старую ухабистую разбитую дорогу и, проехав с милю, приблизились к маленькому двухэтажному домику, наполовину построенному из бревен. Их встретил сквайр в ночной сорочке и его люди, державшие фонари.

– Добро пожаловать, Джонни Гилберт, – приветствовал Джона сквайр. – Входи, и пусть твои люди тоже войдут. Что это с пареньком?

Джон внес Анну в огромный холл. Капюшон снова закрывал ее лицо и волосы.

– Большое несчастье, сквайр. Приготовь, пожалуйста, комнату на ночь.

Сквайр показал на лестницу:

– Вверх на галерею. Комната налево.

Анна почувствовала, что ее заставляют подниматься по лестнице ступенька за ступенькой, шаг за шагом. Дверь распахнулась, и вместо сильных рук Джона ее тело принял мягкий пуховый матрас. Сам он присел на край кровати и не сводил с нее глаз.

– Где мы? – спросила Анна шепотом.

– Здесь вполне безопасно, Анна.

Его рука потянулась к ней, отвела со лба и глаз каштановые локоны.

– Вы мне не нравитесь в обличье мальчика, – прошептал он хрипло, но тотчас же откашлялся. – Но вы не самая хорошенькая девушка из всех, кого я знаю.

– Нет?

– А вот глаза у вас красивые. Но они вовсе не подходят к вашему лицу, как два изумруда, плавающие в сливках. Черт меня возьми, если я вообще видел женские глаза, пока не встретил вас. Даже глазам Нелл Гвин далеко до ваших.

Он нежно провел пальцем вокруг ее губ.

– Хотя, насколько я помню, губы у Нелл красивее ваших.

Джон подмигнул. Анна отвела глаза.

– Почему вы постоянно отпускаете шутки в мой адрес?

Он заставил ее повернуть голову и нагнулся так, что их глаза оказались на одном уровне.

– Это чтобы вы не забывали, что все еще живы. Время лечит. Я тоже потерял отца, которого боготворил, несмотря на то, что он сделал меня бастардом.

Анна пристально смотрела на него:

– У меня есть честное имя, но нет верных друзей, как у вас.

– Я отдал бы все, что у меня есть, чтобы не быть бастардом.

– И совершили бы никуда не годную сделку.

Его глаза гневно сверкнули:

– Не вам об этом судить.

Анна прикусила губу.

– А теперь отдыхайте, я принесу еду и эль. Подкрепитесь, и сразу станет легче. – В глазах его блеснуло лукавство: – К тому же я должен хорошенько вас откормить, чтобы выставить на ярмарке невест. Разве не так?

– Как вы можете так шутить?

– Просто мне хочется посмеяться. Над самим собой.

Это была чистая правда. За свою жизнь и свободу и спокойный путь в колонии он обещал заплатить отцу Анны безопасностью его добродетельной дочери. Теперь ее отец мертв, а его убийца предлагает ему жизнь, прощение и Беруэлл-Холл в придачу. Не об этом ли Джон мечтал всю свою полную безумных приключений жизнь? Уже одно это было славной шуткой. Но все обернулось еще смешнее. Он, Джон Гилберт, гроза всех проезжавших по большим дорогам его величества в последние семь лет, готов пожертвовать мечтой всей своей жизни, чтобы помочь женщине сохранить целомудрие, прежде столь мало значившее для него. Он снова рассмеялся, провел пальцем по ее щеке и встал.

– Закройте глаза, прелестная Анна, и отдохните.

Анна смотрела ему вслед, пока он не исчез за дверью. И тут в голове ее созрел отчаянный план. Нельзя доверять Джону Гилберту, что бы он ни говорил. Ей надо добраться до Лондона и искать защиты у своего дяди, епископа Илийского. Он все еще был в весенней резиденции двора, но как долго чума заставит всех держаться подальше от города?

Анна вскочила и посмотрела на свое отражение в зеркале. Вот она, лента, которая могла помочь ей заплести волосы в косичку, какие носят мальчики. Анна осмотрела комнату. Второй двери в ней не было. Только окно, выходившее на конюшни. В тусклом свете луны она видела Сэра Пегаса, жующего сено.

Анна сняла с постели крепкие льняные простыни, связала их, осторожно открыла створку окна и спустила самодельную лестницу на землю, привязав один конец к изголовью тяжелой деревянной кровати.

Также осторожно она вылезла из окна и, стараясь не смотреть вниз, скользнула по простыням, а потом стремительно обернулась, чтобы проверить, все ли в порядке. Шпагой она ощупала стену дома и, скользнув от стены, боязливо огляделась. Продолжая висеть на своей веревке, Анна выжидала, но, как ни удивительно, никто не поднимал тревоги, и она спустилась на землю.

Огромный конь распознал ее по запаху и тихонько заржать, когда она приблизилась и подошла к груму.

Голос Анны был хриплым от плача и звучат как карканье:

– Оседлай гнедого для моего господина, мальчик.

– Да, – проворчал мальчик, протирая глаза. – Они не дают мне спать – то приезжают, то уезжают.

– Скорее, – сказала Анна.

В любую минуту Джон Гилберт может обнаружить, что она сбежала. Пара минут, за которые она оседлала коня, показались ей вечностью.

– А теперь помоги мне взобраться на лошадь, – приказала Анна груму. – И дай вязаную шапочку.

Малый думал лишь о том, чтобы вернуться к своему соломенному тюфяку в уголке. Будь у Анны время, она обернула бы чем-нибудь мягким копыта Сэра Пегаса, чтобы не стучали.

Анна была уверена, что очень близка к разоблачению. Она представила себе, как Джон Гилберт поднимается по лестнице с тарелкой дымящегося мяса и кружкой эля. В животе у нее урчало, ей надо было подкрепиться. Она старалась не думать о выражении лица Джона, когда он увидит пустую постель и поймет, как ей удалось бежать.

Анна поддала каблуками в бока коня, он застучал копытами, по мощенному булыжником двору и вынес ее на дорогу. Когда Анна добралась до Оксфордской дороги и повернула к Лондону, до нее донесет отдаленный звук копыт преследователей и их голоса. Преодолевая первые несколько миль, Анна молилась, чтобы в конюшне сквайра не оказалось такого же резвого коня, как Сэр Пегас.

Оказавшись на большой дороге, огромный жеребец понесен ровным галопом, все увеличивая расстояние между ней и разбойником. Анна понимала, что еще до наступления утра Джон всерьез начнет на нее охоту.

Единственное, чего Анна не понимала, какую именно цель Джон преследует. Ведь он мог отдать ее лорду Уэверби еще в Беруэлл-Холле, мог отдать ее Черному Бену. Да и сам мог поразвлечься с нею:

В ту первую ночь в доме, когда они оказались в постели, Анна, потеряв голову, не отвергла его ласки. При этом воспоминании девушку бросило в жар.

Сейчас Анна в глубине души мечтала о том, чтобы Джон Гилберт настиг ее и всеми известными ему мужскими уловками заставил забыть данный ею обет целомудрия.

Анна устала защищать свое драгоценное девство. Сколько энергии потребуется, чтобы противостоять вполне естественному желанию капитулировать перед Джоном Гилбертом?

Анна похлопала гнедого по холке и крикнула ему прямо в ухо:

– Но ведь это безумие, Сэр Пегас, я больше не стану об этом думать.

И все же в мыслях у нее царила неразбериха и не к месту всплывали обрывки сонета, который она когда-то выучила наизусть.

 
Спасенья нет – прощальный поцелуй нас разлучит.
Что сделано, то свято.
Спасенья нет, к былому нет возврата.
Но на душе так ясно и светло.
Восторг осуществленного желанья,
Свобода дарит сердцу ликованье,
И сердце помнит лишь добро, не зло.
 

Ночь овевала ее лицо прохладой, и Анна запретила себе думать о разбойнике, которого ей вряд ли суждено увидеть снова. Туман стлался по земле, свиваясь кольцами. Ветер подхватывал слезы печали, все еще катившиеся из ее глаз, и швырял их ей вслед. Сердце, ее стучало в такт движению копыт огромной лошади, чьи мускулы струились под ее бедрами, как атлас, и с каждой милей пути она давала себе клятву отомстить Эдварду Эшли Картеру, графу Уэверби, погубившему ее отца.

Солнце уже стояло высоко в небе, когда Анна добралась до Рединга. Судя по виду площади, был ярмарочный день, и у Анны закружилась голова от аромата горячих и пряных кексов с тмином. Она не ела целый день, а в кармане у нее не было ни пенни. Девушка спешилась и, держа в поводу Сэра Пегаса, повела его вдоль прилавков со свежими овощами и пирогами с мясом в надежде встретить хоть одного доброго человека, готового накормить голодного парня. Но такого не нашлось.

Вдруг на плечо ей легла тяжелая рука.

– Что у нас здесь? – загремел у нее за спиной мужской голос. – Откуда у чумазого мальчишки-деревенщины конь ценой в добрых пятьдесят фунтов?

Вторая рука грубо повернула ее лицом к говорящему. Перед Анной стоял крупный бородатый мужчина в заплатанные бриджах. Судя по паре пистолетов, заткнутых за пояс, и бляхе – один из городских стражников.

– Я еду в Лондон, сэр, – ответила Анна, стараясь говорить, как мальчик-подросток, и смотреть собеседнику прямо в глаза.

– И кому ты служишь, мой юный друг?