Текст книги "Пендервики весной"

Джинн Бёрдселл
Пендервики весной

J. Birdsall

THE PENDERWICKS IN SPRING

Перевод с английского Н. Калошиной

Перевод произведения публикуется с согласия Random House Children’s Books, филиала издательства Penguin Random House LLC.

Jacket art and interior illustrations copyright © 2015 by David Frankland

Text copyright © 2015 by Jeanne Birdsall

© Н. Калошина, перевод, 2021

© ООО «Издательство «Розовый жираф», издание на русском языке, 2021

* * *

Тебе, Эллиот

Глава первая
Весна

Один-единственный плоский сугробик под большим дубом в конце двора – а если Бетти Пендервик продолжит растаптывать этот сугробик с таким же упорством, то скоро и вообще ничего не останется.

– Потому что пока лежит снег, весна не придёт, – объяснила она младшему брату Бену.

Бен тоже радовался окончанию зимы, но по-своему: он выкапывал из земли камни. Камни были его страстью.

– А мисс Ламберт говорит, что весна наступает в марте. – Бен учился во втором классе и пока ещё верил всему, что говорит учительница. – А сейчас уже апрель.

– В марте – это по календарю. А по-настоящему она не может наступить, пока не растает весь снег и не расцветут нарциссы. Так папа говорит. – Дойдя до пятого класса, Бетти относилась к словам учителей с некоторой подозрительностью. Папе она доверяла больше. – А у миссис Гейгер как раз вчера расцвёл первый нарцисс. Так что если у меня сейчас получится добить вот этот…

Звяк! Бенова лопатка чиркнула о металл.

– Золото! – завопил Бен.

Но не успела Бетти растолковать брату, что шансы найти золото у них во дворе крайне невелики, как в окне второго этажа мелькнуло что-то рыжее, поэтому она крикнула только:

– Прячься!

Дважды повторять не пришлось. Бен рванул к дому, прямо под это окно, чтобы сверху его не было видно, и ещё присел для верности. И правильно сделал, потому что это рыжее в окне уже превратилось в целую гриву рыжих кучеряшек на голове маленькой девочки, а нос этой девочки уже прижался к стеклу. Вообще-то эта девочка, Лидия, – двухлетний ребёнок, самый младший в семье Пендервик, – должна была сейчас спать. Но совсем недавно она обнаружила, что если сложить все мягкие игрушки в кроватке друг на дружку и встать сверху, держась за загородку, то границы мира сильно расширятся – можно увидеть гораздо больше. Старшие Пендервики сразу сказали, что с этой кроваткой скоро придётся распрощаться: ещё чуть-чуть – и Лидия научится из неё выбираться.

Сейчас Лидия, нежная как ангелочек, торчала в окне и ревела как сирена:

– БЕ-Е-ЕЕН!

– Лидия, надо спать, – крикнула ей Бетти.

– Лидия уже всё, – донеслось сверху.

– Ничего не всё, ты должна спать ещё пятнадцать минут.

Лидия обдумала это, покачиваясь на вершине шаткой пирамиды из игрушек, и вернулась к тому, с чего начинала:

– БЕ-Е-ЕЕЕН!

– Нет, нет, нет! – шептал Бен в своём укрытии, и Бетти его понимала. Лидия любила всех, с кем ей доводилось сталкиваться за её пока ещё недолгую жизнь, – никто из Пендервиков до неё не пылал подобной любовью к человечеству, – но больше всех на свете она любила Бена. Ни один нормальный мальчик не выдержит бремя такой любви.

И, кстати, совершенно необязательно, чтобы всё всегда выходило по-Лидииному. Поэтому Бетти покачала окну головой и сказала:

– Бен занят. А ты ложись и спи дальше.

– Лидия не… – Но на «не» пирамида из игрушек рухнула, и Лидия исчезла.

– Ну что, улеглась? – спросил Бен.

– Кажется. Но посиди ещё минутку, она может ещё высунуться.

Лидия была последним прибавлением в семье, с ней общая численность Пендервиков достигла восьми. Всю первую половину Беттиной жизни их было пятеро: папа, Бетти и три её старшие сестры – Розалинда, Скай и Джейн. Пять было хорошее число, в самый раз. Потом мистер Пендервик женился на Ианте, маме Бена, и их стало семь – это оказалось даже ещё лучшее число, чем пять, потому что все сразу же полюбили Бена с Иантой. И вот теперь их восемь, но восемь – это уже многовато. Особенно если восьмая – Лидия.

Бетти ещё раз оглянулась на окно. В окне было пусто, что могло означать одно из двух: либо Лидия решила доспать оставшиеся пятнадцать минут, либо она возводит свою пирамиду заново. Пару раз Бетти доводилось наблюдать за процессом, он был долгий и сложный.

– Пока не видно, – сообщила она Бену.

– Тогда пойдём, покажу, что я нашёл!

Вернувшись к месту раскопок, Бен поковырял лопаткой и поддел что-то плоское, грязное и проржавелое – металлическое. Это была первая за сегодня находка не из разряда камней. Кое-что некаменное откапывалось и раньше, но пока ничего ценного – так, щербатый аптечный пузырёк, какие-то пластмассовые осколки да связка ключей, из которых ни один ни к чему не подходил. Но Бен всё же не терял надежду отыскать сокровище.

– Старая дверная петля, – сказала Бетти. – Она точно не золотая.

– Ар-р-р.

– И вообще, откуда в западном Массачусетсе золото, кто его тут будет тебе зарывать – пираты? У нас даже моря нет.

– Знаю. – Он опять воткнул лопатку в землю. – Ну необязательно пираты. Может, банкиры. И необязательно золото. Бывают бриллианты, или ещё бывают ценные закладные привилегированные облигации.

Насчет ценных закладных привилегированных облигаций Бетти сомневалась, что они бывают. Скорее всего, Бен их выдумал. А хоть бы и нет – всё равно во дворе у Пендервиков им неоткуда взяться. Вот чего тут предостаточно, так это камней – удачно, что Бен их так любит. И ещё грязи, в которой он уже вывозился весь.

– Откуда у тебя земля в голове? – Рукавом курточки Бетти попыталась стереть серо-бурую присыпку с Беновых волос – таких же ярко-рыжих, как у Лидии.

– Перестань, – сказал Бен.

Она ещё раз потёрла его макушку рукавом, потом проверила, не появилась ли в окне Лидия, и пошла дальше утаптывать сугроб.

Бетти, конечно, понимала, почему Бену так хочется найти вместо камней сокровище. Не то чтобы у Пендервиков совсем не было денег, но в последнее время их, кажется, стало меньше. Если семь человек в доме как-то помещались, хотя и с трудом, то с появлением Лидии пришлось кое-что пристраивать и перестраивать – это дорого. А потом пришлось перекрывать крышу. А дальше надо будет много лет подряд платить за обучение в университетах. Старшая сестра, Розалинда, уже уехала учиться, в следующем году уезжает Скай, а ещё через год – Джейн. И это не считая расходов на еду, которые у них непомерные – так сказал однажды мистер Пендервик, думая, что никто из детей не слышит. Точнее, он сказал не «непомерные», а immoderatae, а Бетти уже потом сама посмотрела в латинском словаре, что это значит. Все дети в семье знали с малых лет: если папа говорит что-то странное, значит, он, скорее всего, перескочил на латынь. Чтобы лучше его понимать, Розалинда в старших классах даже записалась на латинский язык, но после неё до таких крайностей никто больше не доходил.

Операция по снегоочистке продвигалась неплохо. От снежной каши на поверхности уже практически ничего не осталось, теперь Бетти работала над более плотными нижними слоями. Выяснилось, что растаптывать эти нижние мёрзлые слои не так просто, и Бетти стала тыкать в снег палкой, но палка сломалась, наткнувшись на что-то твёрдое. На миг Бетти даже привиделось золото – целая куча золота, которая покроет самые непомерные расходы на еду. Но видение мелькнуло и исчезло. О сокровищах пускай грезят второклассники. А пятиклассница и так понимает: камень это, что же ещё. Она нашла другую палку и продолжила разгребать снег. Под снегом оказались мёрзлые палые листья. Она потыкала их, откинула в сторону и…

Это был не камень. А собачья игрушка – резиновая кость, которую бросили тут несколько месяцев назад. Потом её занесло листьями, потом снегом. Просто старая резиновая кость. Но Бетти уже сжалась и приготовилась к тому, что сейчас будет: как у неё зашумит в ушах, кольнёт в животе, и в мире не останется ни одного цвета. Вот уже: нежно-голубое весеннее небо, жёлтые кусты форзиции, даже сияюще-рыжая Бенова голова – всё тускло, серо и безрадостно.

Бетти сунула кость в карман и попинала листья – они легли на место. А потом попинала снег, чтобы всё выглядело как раньше. Наступит ли весна сейчас или потом – ей теперь всё равно, главное добежать до своей комнаты, где можно побыть одной.

– Бен, – сказала она, – я домой.

– Подожди! Тут такой классный камень. – Он увлечённо копал.

– Потом покажешь. – Проходя мимо, она отвернула лицо, и Бен не увидел, как старательно она щурится, чтобы слёзы удержались и не пролились слишком рано.

Дома была только семнадцатилетняя Скай: её очередь следить, чтобы младшие, особенно Лидия, не нанесли себе и друг другу никаких увечий. Вот и хорошо, Скай вряд ли захочет выяснять, что стряслось и что там за переживания у этих младших. И тем более не захочет, если это Беттины переживания, – ну или Бетти так казалось. Почему так, она не знала, но так было всегда.

Войдя в дом, Бетти на всякий случай задержалась на кухне и попыталась определить, где именно находится Скай. Это было нетрудно.

– То есть нет, нет, случайная переменная x дискретна!

Бетти приоткрыла дверь и заглянула в столовую: так и есть, Скай сидит за большим столом, одной рукой печатает что-то на компьютере, другой тянет себя за светлую прядь. Скай была единственным светловолосым пятном в их семье, у прочих Пендервиков волосы были или рыжие (Ианта, Бен, Лидия), или тёмные (все остальные). Кое-кто считал, что Скай могла бы обращаться со своими светло-золотистыми прядями и побережнее, вот только сама Скай так не считала. Она стригла их коротко, а когда задумывалась, яростно дёргала и тянула во все стороны, так что спустя некоторое время вид у неё становился такой, будто её зашвырнуло сюда ураганом. Для близких Скай состояние её волос служило полезным барометром: чем круче завихрения, тем глубже она, стало быть, погружена в себя. Сейчас её светлые прядки щетинились и топорщились в тринадцать разных сторон, так что можно было не беспокоиться. И Бетти, всё ещё удерживая слёзы внутри, проскользнула незамеченной через столовую к лестнице.

Внизу и наверху лестницы были установлены решётчатые воротца, призванные оградить Лидию от лишних приключений, – в обиходе «анти-Лидии». С анти-Лидиями Бетти справилась легко, на пути осталось всего одно препятствие – сама Лидия, у которой слух был острый, как у пантеры. Тихо, на цыпочках, Бетти прокралась по коридору мимо комнаты Лидии – обошлось без происшествий, – и вот наконец Беттина собственная комната, и в ней её прибежище, её спасение – кладовка. Распахнув дверь, Бетти стала пробираться вглубь – между мягкими игрушками, между коробками с пазлами и настольными играми, между пластмассовыми ведёрками морских ракушек, и ещё дальше, ещё глубже, пока не нашла, что искала: холщовую сумку на молнии с надписью «Ветеринарная клиника ДОЛИНА».

На всякий случай в кладовке у Бетти был фонарь, но он ей был сейчас не нужен, она и так знала, что в этой сумке. Старый потёртый собачий ошейник с бирками, погрызенный теннисный мяч, клок жёсткой чёрной шерсти, колечком уложенной в маленькую таблетницу. Сейчас ко всему этому добавится резиновая кость, которую Бетти нашла под снегом и прошлогодними листьями. Она аккуратно вытерла кость одиноким носком и, задержав дыхание, опустила её в холщовую сумку. Вот теперь всё. Всё, что осталось от большого чёрного глупого любящего недотёпы по имени Пёс Пендервик – самого лучшего пса на свете.

Бетти обняла сумку, притянула к себе колени и перестала удерживать слёзы. Папа обещал, что эта боль, это горькое сиротливое чувство потом пройдёт, но Пса не было уже полгода, а Бетти по-прежнему не могла понять, как ей жить в этом мире без него. Пёс был самым первым её воспоминанием. А сколько раз ей рассказывали, как он её удочерил, когда её, крошечный свёрток, принесли из больницы. Мама только что умерла от рака, горе – папино и старших сестёр – было как открытая рана, и тогда Пёс, сам почти ещё щенок, смешной и бестолковый, решил, что он станет лучшим другом Бетти и её законным защитником – и стал им, и оставался год за годом, пока они вместе росли, – какие это были счастливые годы! А прошлой осенью его сердце вдруг перестало работать нормально. В ветеринарной клинике сказали, что теперь надо просто заботиться о нём и любить, и Бетти любила, и любила, и любила его, но этого всё равно оказалось недостаточно. Никто из родных никогда не говорил ей, что она виновата в смерти Пса, но она и сама это знала. Она должна была его уберечь, должна была сделать так, чтобы он не ушёл.

Всё лицо Бетти было уже мокро от слёз. Она пошарила рукой по полу в надежде отыскать ещё какой-нибудь носок, который сгодился бы в качестве платка, но вместо носка нащупала хвост, на другом конце которого находился крупный ярко-рыжий, практически оранжевый кот. Хвост недовольно выдернулся.

– Прости, Азимов, – сказала Бетти. – Я не знала, что ты здесь.

Азимов не спешил с прощением. Как единственный кот Пендервиков, он считал себя слишком значительной персоной, чтобы его можно было не заметить. Поэтому сначала он выдержал паузу и лишь потом, удостаивая Бетти великой чести, привалился тёплым боком к её ноге. Бетти, конечно, знала, что он может бросить её в любую секунду, умчавшись на дальний вжик консервного ножа, но всё-таки она позволила себе чуточку утешиться, и то ужасное серое чуточку приподнялось.

– Прости, что я не сумела сохранить Пса. Я знаю, ты тоже по нему скучаешь, – сказала Бетти.

Это было очень великодушно с её стороны. Азимов жил настоящим моментом, как буддист, не думая об ушедших и умерших. Впрочем, пока Пёс был жив, Азимов его любил – ну то есть насколько коты вообще могут любить.

– И я знаю, что ты тоже не готов к новой собаке.

Азимов посмотрел на неё сощуренными глазами, в которых ясно прочитывалось: поменьше говори, побольше чеши за ухом. Бетти вздохнула, почесала его за ухом и ещё сильнее затосковала по Псу. Как он всегда понимал каждое её слово. Папа с Иантой пообещали не заводить новую собаку, пока Бетти не поймёт, что она готова. Но разве она когда-нибудь сможет быть к этому готова? И как можно доверить ей собаку – опять? Ей и Азимова-то теперь нельзя доверить – но он по крайней мере не её собственный кот, его кормит и заботится о нём вся семья, вот и пусть все заботятся, чтобы ему было хорошо.

Ну вот, уже – в кладовку прорвались вопли из Лидииной комнаты: «БЕН, БЕН, БЕ-Е-ЕЕН!» Бетти сколько могла зажимала уши в слабой надежде, что Скай отвлечётся от своего компьютера. Но вопли уже достигали такой силы, что терпеть их дальше стало невозможно.

Бетти выползла из кладовки и отправилась разбираться. Пока она шла по коридору, вопли прекратились, но теперь из комнаты Лидии доносилось какое-то подозрительное кряхтение. Войдя, Бетти застала сестрёнку посреди попытки к бегству. Лидия, как начинающая балерина у станка, стояла, задрав одну ногу на загородку кровати и балансируя на качающемся пьедестале из игрушек.

– Я всё вижу, – сказала Бетти.

Лидия медленно опустила задранную ногу и не спеша сошла со своего игрушкового пьедестала обратно в кроватку с таким видом, будто она ровно это и собиралась сделать. Приняв снова устойчивое положение, она качнула головой вперёд-назад, и рыжее облако её волос приглашающе колыхнулось.

– Рапунцель, Рапунцель, – сказала она.

– Никакая не Рапунцель, – сурово ответила Бетти. Этот разговор происходил у них уже десятки раз.

Лидия рухнула в кроватку и закрыла глаза.

– Белоснежка умерла. Принц, поцелуй Белоснежку!

– И никакой не принц. Хочешь, чтобы тебя взяли из кроватки, – вставай и будь американской девочкой.

– Белоснежка грустная.

– Я тебя не слышу.

Пока Белоснежка упорствовала, Бетти огляделась. Раньше, до перестройки дома, она сама жила в этой комнатке. Нет, она, конечно, любит и новую свою комнату, но всё равно больно смотреть, до чего докатилась старая. Все эти рюшечки с оборочками, всякая принцессинская ерунда. Даже когда Бетти было столько лет, сколько сейчас Лидии, не было здесь никаких таких глупостей. Только мягкие игрушечные звери – и Пёс. Хорошо ещё, что потолок на месте. Когда Ианта вышла замуж за папу, это было первое или почти первое, что она сделала: прилепила на потолок в Беттиной комнате светящиеся в темноте звёзды, так что получилось настоящее созвездие, Canis Major – Большой Пёс, и потом ещё нарисовала вокруг звёзд силуэт собаки, и эта собака была похожа на Пса. Это чтобы он всегда присматривал за Бетти, говорила Ианта. А теперь он всегда будет присматривать за Лидией, думала Бетти. Но эти рюшечки-оборочки ему бы тоже не понравились.

– Не Белоснежка?

– Не-а.

Потеряв надежду, Лидия встала.

– Теперь цепляйся за меня, чтобы я могла тебя вытащить. Лидия, давай, помогай мне, ногами тоже.

Когда тебе нет ещё одиннадцати и роста и веса в тебе немного, кажется, что младенец, которого ты вытаскиваешь из кроватки, – свинцовый. Но Лидиины ручки и ножки честно обвились вокруг Бетти, и с этой частью сёстры более или менее справились. Однако это было только начало: едва коснувшись пола, Лидия бросилась в угол, к игрушкам и цапнула с полки свою золотую корону. Бетти метнулась вслед. Последовала короткая сестринская борьба, чем-то напоминающая перетягивание каната. Победила Лидия: она вцепилась в корону намертво.

– Ну и пожалуйста, раз ты без неё не можешь, – сдалась Бетти. – Но хотя бы не говори всё время о принцессах.

Оп – и корона уже на голове. Эту корону подарила Лидии тётя Клер, самая любимая из всех родственников Пендервиков, – которая, между прочим, могла бы и подумать, что и кому она дарит. И которая всегда, всё детство сестёр Пендервик в их первоначальном составе, думала гораздо лучше. Но с тех пор у неё и её мужа Туррона родились близнецы Марти и Энам, и под напором их жизнелюбия и энергии здравый смысл их мамы, кажется, слегка пошатнулся. Ладно бы одна только корона. Но в последнее время в доме начали появляться ещё и балетные пачки. Мистер Пендервик грозился в отместку послать Энаму и Марти набор барабанов, но Ианте пока удавалось его удерживать.

Впрочем, не из короны же с пачками появляется принцессомания, скорее наоборот, так что нечего, считала Бетти, возводить на тётю Клер напраслину. И вообще принцесса в доме – это не смертельно, Бетти это понимала, но, как самая старшая из младших Пендервиков, чувствовала ответственность за честь и достоинство всех троих. У Бена, например, и кроме копания камней полно всяких талантов. Сама Бетти собирается стать профессиональной пианисткой – а Лидия что? Непонятно. Пока что она тянет назад всю команду.

– Ля-ля, ля-ля-ля, це-луй, по-це-луй! – пропела Лидия.

– И никаких поцелуев, – сказала Бетти. – Где твои туфельки?

Лидия нашла их под раскинувшейся в углу балетной пачкой и принесла Бетти.

– Лидия гулять? – спросила она, подавая для обувания сначала одну ножку, потом другую.

– Да, гулять. Посмотрим, не наступила ли там весна.

Глава вторая
Убиенное авто

Держась за руки, Бетти и Лидия сошли по ступенькам крыльца. Солнце грело по-весеннему. На другой стороне улицы Гардем в окружении лиловых гиацинтов и белых крокусов горделиво сиял первый золотисто-жёлтый нарцисс миссис Гейгер. Но пока что Лидию заинтересовала стоявшая на подъездной дорожке Пендервиков семейная машина, в которой на водительском месте сидела ещё одна Лидиина старшая сестра – не самая старшая, а третья по старшинству, – шестнадцатилетняя Джейн. Джейн читала книгу, разложив её на руле, как на пюпитре.

Лидия побежала к машине, держа обеими руками корону, чтобы не слетала.

– Белоснежка умерла, – крикнула она Джейн.

– Сейчас принц оживит её своими поцелуями! – Распахнув водительскую дверцу, Джейн усадила Лидию к себе на колени и принялась осыпать поцелуями.

– Мы же договорились не идти у неё на поводу, – сказала Бетти.

– Да, прости, – ответила Джейн, завершая последнюю серию принцевых поцелуев.

На пассажирском сиденье рядом с ней высилась башня из книг: одна книжка, только что дочитанная, и ещё десяток-полтора на потом. Джейн надеялась когда-нибудь стать писательницей и считала, что лучший способ научиться писать – это читать, читать и читать. Поэтому всегда, в любой отдельно взятый момент, она находилась на середине как минимум одной книги и чувствовала себя спокойно, только если под рукой у неё лежало ещё несколько штук про запас. Между книгами затесалась и её голубая тетрадка – Джейн всегда покупала одинаковые голубые тетрадки, в которые вписывала мысли, случайно услышанные обрывки разговоров – всё, что могло ей пригодиться для будущих книг. Наверное, думала Бетти, у Джейн накопилось уже несколько десятков таких исписанных голубых тетрадок; все они хранились в коробках у неё под кроватью.

Лидия ткнула пальчиком в верхнюю книгу башни:

– Лидия читать.

– Тут по-французски, – сказала Джейн. – Ты не поймёшь. Даже я не всё понимаю: приходится через слово смотреть в словаре.

– Oui. – Лидия перехватила у Джейн несколько французских слов и очень собой гордилась.

– Ладно, только немножко. Эту книгу написал Дюма, в ней буря безнадежных страстей, жажда мести и… – Джейн запнулась. – Ладно, про это тебе, наверное, ещё рано. Просто слушай. «Une belle jeune fille aux cheveux noirs comme le jais, aux yeux veloutés comme ceux de la gazelle…»[1]1
  Если бы Джейн умела не только читать, но и переводить с французского, она бы, скорее всего, перевела это так: «Юная красавица с чёрными, как смоль, волосами и бархатными, как у газели, глазами…» И некоторые читатели, скорее всего, сразу бы догадались, что она читает Лидии роман Александра Дюма «Граф Монте-Кристо». (Здесь и далее примечания переводчика.)


[Закрыть]

Непонятные слова пролетали мимо Бетти, не задерживаясь. Жить было бы проще, думала она про себя, если бы Скай и Джейн последовали примеру папы и Розалинды и записались в школе на латынь. Скай в седьмом классе даже начинала заниматься латынью, но скоро устала от сравнения с Розалиндой (любимой, между прочим, ученицы мистера Смита за все годы! Так что сравнение неизменно оказывалось не в пользу Скай) и переключилась на испанский. А Джейн даже и не пыталась – просто выбрала сразу французский, потому что это «романтично». Лидия повторяла любые слова – латинские, французские, испанские, ей было всё равно. Бетти же такое многоязычие, наоборот, только огорчало. Она надеялась, что ей вообще удастся как-нибудь избежать изучения языков – кроме разве что итальянского, потому что в нотах всё самое важное всегда подписано по-итальянски.

Но тут Лидия, которой наскучило слушать Дюма, пнула книжную башню туфелькой, и книги рассыпались. Когда Джейн прервала чтение, чтобы снова построить башню, Бетти спросила, зачем она сидит в машине – это вообще-то не самое удобное место для чтения.

– Просто у меня передышка. Мне показалось, был какой-то странный звук, и я подумала: вдруг он пройдёт, если я дам машине постоять спокойно. О, давай ты заберёшь Лидию, а я опять попробую немножко проехать – и ты скажешь мне, есть звук или нет. Может, это просто моя фантазия.

«Фантазия» прозвучала подозрительно оптимистично. Машина была дряхлая и побитая – не сильно, но многократно, – и ещё одна поломка вполне могла стать её лебединой песней.

Бетти услышала этот звук, как только машина задним ходом покатилась по дорожке. Точнее, даже три звука – сначала визг и стон, а потом тук.

– Слышу! – крикнула она Джейн.

– Точно? Подожди, я попробую проехать вперёд.

На переднем ходу звук был такой же, как на заднем, это даже Лидия сказала. Но Джейн всё равно проехалась ещё несколько раз взад-вперёд: видимо, всё-таки надеялась, что сёстры согласятся признать странный звук её фантазией, – или, может, ему самому надоест и он станет тише.

– Стало громче, – сказала Бетти.

Точнее, стало так громко, что Бен на заднем дворе даже бросил откапывать сокровища и пришёл посмотреть, что тут такое. За то время, пока Бетти его не видела, он ещё больше перепачкался, хотя казалось, что больше уже некуда.

– Бен, Бен, Бен! – Лидия выворачивалась, но Бетти держала крепко и не пускала её к Бену. Хватит и одного чумазого Пендервика.

– Что это Джейн делает? – спросил Бен.

– Надеется, что звуки прекратятся.

ТУК! Из всех туков этот был самый громкий, но горестный вскрик Джейн был ещё громче.

– Теперь вообще не едет! – Она дёргала рычаги и жала педали, но машина не двигалась – ни вперёд, ни назад.

– Зато не стучит, – заметил Бен.

– Не уверена, что это хорошо… – Джейн нахмурилась. – Давай позовём Скай.

Бен отправился выдёргивать Скай из мира математики. Скай вышла из дома, щурясь на солнце, села вместо Джейн за руль и тоже подёргала и понажимала всё что можно. Машина стояла как вкопанная.

– Я её доломала, да? – сказала Джейн. – Убиенное авто.

– Как минимум тяжело раненное. – Скай выбралась из машины и заглянула под капот. Все заглянули вместе с ней, но никаких явно отломанных деталей там не увидели.

– По-моему, звук был откуда-то снизу, – сказала Бетти.

– Может, палка? – предположил Бен. Однажды Рафаэль, его лучший друг, ехал с родителями, и в брюхе машины застряла палка. Бен втайне надеялся, что и ему доведётся увидеть застрявшую в брюхе палку собственными глазами.

– Вряд ли. – Но Скай всё-таки полезла под машину, и все остальные тоже, включая Лидию, которая решила, что это такая игра специально для неё.

– Белоснежка умерла, – сообщила она, радостно извиваясь под днищем авто. – Лидия любит Скай.

– Вот только не втягивай меня в эти твои принцессинские штучки, – сказала Скай. – Я лучше расскажу тебе про телескопы: в них видны звёзды, которые были почти с самого начала Вселенной. Это гораздо интереснее принцесс.

– Корона! – вскрикнула Лидия.

– Она бы не свалилась, если ты так не елозила. – Бетти подобрала корону и нацепила обратно на Лидиину ярко-рыжую гриву.

– Скай, так что будем делать с машиной? – спросила Джейн.

– Да, палки нет, – закончив осмотр, сказал Бен.

Скай вздохнула.

– Кажется, пора звонить папе – говорить ему, что у нас проблема.

И она позвонила мистеру Пендервику, а тот позвонил на станцию техобслуживания Эрни, и там сказали, что сейчас пришлют помощь.

Пока огромный мощный красный тягач с широкими ремнями и звякающими цепями урчал на подъездной дорожке Пендервиков и к нему цепляли и пристёгивали заглохшее авто, все заинтересованно следили за процессом, не думая о последствиях. Но потом тягач уехал, и мысли как-то сами собой обратились к вопросу: а что дальше? В семье было ещё одно транспортное средство, старый неказистый драндулет по имени Ван Аллен[2]2
  Наверное, не много найдётся семейных драндулетов, названных в честь знаменитых американских астрофизиков. А Джеймс Ван Аллен, открывший радиационные пояса Земли, – как раз один из самых знаменитых.


[Закрыть], но было очевидно, что его не хватит, чтобы развозить столько людей в самых разных направлениях и в разное время. Если окажется, что машина и правда умерла, придётся покупать другую.

– А машины дорогие? – спросил Бен у Бетти.

– Наверное.

Он перевёл задумчивый взгляд на Лидию.

– Может, попробуем сдавать её напрокат бездетным семьям? За деньги.

– Но если мы будем сдавать Лидию, то это же будут её деньги. Она захочет купить себе ещё короны и пачки.

– Лидия, если ты заработаешь деньги, отдашь их мне? – спросил Бен.

– Sí, – легко согласилась Лидия.

– Ну вот. А я отдам их папе с мамой. Как думаете, они разрешат?..

Вообще-то у Пендервиков не принято было сдавать детей напрокат, поэтому Бен даже не стал дожидаться ответа, а пошёл обратно во двор – искать клад. Лидия нацелилась бежать за ним, но Бетти поймала её и увела на крыльцо, откуда особенно удобно следить за наступлением весны, а ближе к вечеру – к нему было уже совсем близко – можно сидеть на ступеньке и дожидаться возвращения родителей.

– Лидия, видишь, у миссис Гейгер расцвёл первый нарцисс, – сказала Бетти, указывая на ту сторону улицы.

– Лиловый, – отозвалась Лидия.

– Нет, лиловый – это гиацинт, а нарцисс – жёлтый.

– Лидия любит лиловый. Цина тоже.

Мнение Цины, одной из подружек Лидии в детском саду, всегда приводилось как неоспоримое. Ладно, подумала Бетти, лиловый так лиловый.

Сверху послышалось знакомое многоголосие. Бетти отклонилась назад посмотреть – да, прямо над ними пролетал клин канадских гусей. Может, они летят откуда-то с юга. А может, это те гуси, которые круглый год живут в Массачусетсе, – когда в одном месте еда заканчивается, они перелетают в другое. Бетти всегда так радовалась их глубоким, как гудки, крикам. И Пёс тоже. Они вдвоём мчали через двор, стараясь не отставать от больших птиц, которые неслись в вышине вместе с ветром, а после, когда птиц было уже не видно, Бетти изображала их крики: «ахау-у-у… хау-у-у…», а Пёс лизал ей лицо…

– Голди положила Фрэнка в коробку, – сказала Лидия.

Бетти вернулась в настоящее.

– М-м?

– Голди положила Фрэнка в коробку.

Голди – хозяйка детского сада, куда ходит Лидия, с ней понятно. Но кто такой Фрэнк и зачем Голди положила его в коробку? Странно.

Бетти давно усвоила, что задавать Лидии прямые вопросы – дело неблагодарное, ответа всё равно не добьёшься. Лучше идти в обход, тогда есть шанс к чему-то прийти.

– Какая была коробка? – спросила она.

Лидия хорошо подумала.

– Голубая.

– Ему понравилось в ней лежать?

Это оказался неправильный вопрос. Нижняя губа Лидии задрожала, и Бетти – уже не в первый раз – подумала, что лучше бы Лидия совсем не разговаривала, помолчала бы лет до пяти-шести, пока не научится говорить осмысленно. Ну вот, теперь она плачет.

– Прости, – беспомощно сказала Бетти. – Я не знаю, кто такой Фрэнк.

– Он умер, а Голди положила его в коробку, а Лидии не дали его поцеловать.

Во всяком случае есть надежда, что Фрэнк – это не кто-то из детсадовских детей. Бетти стала припоминать клички всех животных из детского сада: мадагаскарский шипящий таракан Леон, и хомяк Сардель, и – ох, ну вот же!.. – морская свинка Фрэнсис, он же Фрэнк. Да, всё правильно, Лидия говорила, что она очень любит Фрэнка. Особенно по сравнению с Леоном.

– Я понимаю, как тебе сейчас грустно, но всё равно морских свинок не надо целовать, даже когда они живые. – Бетти усадила рыдающую Лидию к себе на колени. – Лучше давай я тебе спою.

Никто из Пендервиков, кроме Бетти, пением не увлекался. Не то чтобы остальные Пендервики не желали петь – как раз желали; только они не очень хорошо попадали в ноты, и из-за этого их пение, – как сказал однажды мистер Пендервик, после того как они хором пели кому-то поздравительную песенку на день рождения, – напоминало блеяние унылых овец.

Зато Бетти не только попадала в ноты, её пение вообще не походило на блеяние овцы, даже неунылой, – поэтому Бетти часто пела Лидии. И им обеим это нравилось. Сегодня она начала с одной из самых любимых Лидииных песен, «Качаться на звезде»[3]3
  Песня Swinging on a Star впервые прозвучала в 1944 году, но американцы, дети и взрослые, знают и любят её до сих пор. Может, это потому, что первым её спел лёгкий и ироничный Бинг Кросби, один из самых ярких исполнителей середины XX века?


[Закрыть] – там много лунного света и смешной ушастый мул, – и рыдания скоро пошли на убыль. Но Бетти забыла, что в следующем куплете вместо мула появляется свинка – и конечно же, Лидия вспомнила своего Фрэнка, который тоже был свинка, хотя и морская, и зарыдала пуще прежнего. Бетти сразу переключилась на другую Лидиину любимую – «Арам-зам-зам»[4]4
  Марокканскую песенку A Ram Sam Sam поют (причём по-арабски) и танцуют малыши во всех странах мира.


[Закрыть]. Но рыдания Лидии уже зажили своей собственной жизнью, и даже забавные гули-гули-гули, когда надо очень быстро крутить перед собой руками, не помогли.