Текст книги "Красная страна"

Обычные люди

Дождь утих. Шай пряталась за деревьями, с которых продолжала обильно капать вода, и глядела на чернеющий остов дома поверх наполовину очищенного поваленного ствола с позабытым скобелем и завитками коры.

– Не так трудно выследить этих ублюдков, – проворчал Лэмб. – Они все время оставляют за собой сожженные дома.

Возможно, они думали, что убивают всех, кто мог бы отправиться в погоню. Шай старалась не думать, что могло случиться, если бы они заметили ее с отчимом, волочащихся следом в трясущемся фургоне.

Было время, когда она ясно видела каждый миг каждого нового дня – ее, Лэмба, Галли, Пита и Ро. Все задачи были ясны и цели определены. Она всегда верила, что будущее, которое их ждет, лучше, чем настоящее. Его очертания виднелись перед ней, как самую малость недостроенный дом. Трудно поверить, что с той поры прошло всего лишь пять ночей под хлопающим по ветру навесом в фургоне. Пять рассветов, черных, как яма под ногами, когда она пробуждалась закоченевшая и разбитая. Пять дней пути через леса и поля, оглядываясь вполглаза на свое темное прошлое и задаваясь вопросом: какая его часть выползла из могильных объятий земли и украла счастливую жизнь, пока она, улыбаясь, пялилась в светлое «завтра»?

Кончиками пальцев она взволнованно потирала ладонь.

– Пойдем посмотрим?

Сказать по правде, она боялась того, что могла там обнаружить. Боялась увидеть и боялась не увидеть. Измученная и запуганная, с зияющей дырой там, где раньше жила надежда.

– Я зайду с тыльной стороны. – Лэмб отряхнул колени шляпой и пошел вдоль опушки.

Сухие ветки хрустели под его ногами, голуби с шумом взлетали в небо. Любой мог догадаться о гостях. Если бы там кто-то был.

Ну, то есть был бы кто-то живой.

Заросший сорняками огород, и канава глубиной по середину голени. Рядом мокрое одеяло скрывало что-то бугристое. Из-под края торчала пара башмаков и пара костлявых босых ступней с грязью под посиневшими ногтями.

Лэмб присел на корточки и откинул угол одеяла. Мужское лицо и женское лицо. Бледные, землисто-серого цвета. Горла перерезаны. Женская голова свешивалась набок, открывая влажную багровую зияющую рану.

– Ох, ты… – Шай прижала язык к дырке между зубами и уставилась в землю.

Нельзя сказать, что она была такой наивной дурочкой, что ожидала увидеть что-то иное, но все же зрелище мертвецов что-то надорвало в душе. Тревога за Пита и Ро, или тревога за себя, или горькая память о тех недобрых временах, когда вид трупов не казался ей чем-то необычным.

– Оставьте их, сволочи!

Первым делом Шай увидела блестящий наконечник стрелы. Потом руку, натянувшую лук – побелевшие пальцы на темном дереве кибити. И последним – лицо. Мальчишка лет шестнадцати с копной светло-рыжих волос, прилипших к бледной коже.

– Я убью вас! Клянусь!

Он выбрался из зарослей кустарника, нащупывая ногами опору. Тени мельтешили на его перекошенном лице и дрожащей от напряжения руке с луком.

Шай заставила себя остаться на месте, хотя в душе ее боролись два противоречивых чувства – желание кинуться на него и желание сбежать. Каждый мускул ее тела жаждал выбрать между одним и другим. Когда-то давно Шай запросто подчинялась первым побуждениям. Только вот заводили они обычно прямиком в полное дерьмо. Поэтому она не позволила этим гадам завладеть собой на этот раз и стояла неподвижно, твердо глядя на мальчишку. Прямо в его испуганные, что, впрочем, неудивительно, глаза, широко распахнутые и подозрительно поблескивающие в уголках. Потом постаралась произнести как можно мягче, будто не было рядом разрушенного дома, мертвых людей и натянутого лука.

– Как тебя зовут?

Он облизнул губы, наконечник стрелы дернулся, заставляя ее грудь, в которую он целился, судорожно сжаться.

– Я – Шай. Он – Лэмб.

Глаза мальчишки опустились. Лук тоже. Лэмб даже не дрогнул. Просто вернул одеяло на место и медленно выпрямился. Скорее всего, по мнению парня, он выглядел не вполне безопасно. Любой, кто видел его шрамы поверх седой нечесаной бороды, с легкостью мог предположить, что вряд ли они получились из-за неосторожного обращения с бритвой.

Шай предполагала, что отчим получил их во время одной из войн на севере. Но если он и был воином когда-то, то сейчас от былой храбрости не осталось и следа. Самый трусливый трус, как говорила Шай. Хотя зачем об этом знать незнакомому мальчишке?

– Мы преследуем каких-то людей, – Шай старалась говорить мягко и убедительно, глядя в глаза парня и на наконечник его стрелы. – Они сожгли нашу ферму неподалеку от Сквордила. Сожгли ее, убили нашего работника и похитили мою сестру и маленького брата… – Тут горло подвело ее. Пришлось откашляться и продолжать: – Мы гонимся за ними.

– Думаю, и здесь они побывали, – добавил Лэмб.

– Мы идем по следу. Скорее всего, их около двадцати, едут быстро. – Стрела начала опускаться. – Мы видели пару ферм по пути. Все то же самое. Так мы шли за ними, пока не добрались до лесов. И вот мы здесь.

– Я охотился, – ровно произнес мальчик.

– А мы были в городе, – кивнула Шай. – Урожай продавали.

– Я вернулся, а тут… – Наконечник смотрел в землю, к большому удовольствию Шай. – Я ничего не мог поделать.

– Нет, ничего.

– Они забрали моего брата.

– Как его зовут?

– Эвин. Ему девять лет.

Тишину нарушал лишь шорох падающих капель да легкий скрип ослабленной тетивы.

– Ты не знаешь, часом, кто они? – поинтересовался Лэмб.

– Я их даже не видел.

– Есть предположение, зачем они забрали твоего брата?

– Я же сказал – меня здесь не было. Не было меня здесь!!!

– Ладно-ладно, – сказала Шай как можно спокойнее. – Мы поняли.

– Вы идете по их следу? – спросил мальчик.

– Стараемся по мере сил, – ответил Лэмб.

– Хочешь вернуть брата и сестру?

– Очень рассчитываю, – сказала Шай так, будто уверенный тон мог обеспечить успех замысла.

– Поможете вернуть моего?

Шай посмотрела на Лэмба. Тот оглянулся, но промолчал.

– Можем попробовать, – проговорила она.

– Думаю, мне с вами по пути.

Снова долгое молчание.

– Ты уверен? – нахмурился Лэмб.

– Я готов пойти на что угодно, старый ты придурок! – заорал мальчишка. Вены на его шее вздулись.

На лице Лэмба не дрогнула ни единая черточка.

– Мы сами не знаем, что нам придется делать.

– Но если решишься, место в фургоне найдется, – Шай протянула ему руку, которую мальчик, мгновение помедлив, с силой сжал. Слишком сильно, как обычно делают мужчины, желая доказать, что они круче, чем есть на самом деле.

– Меня кличут Лифом.

– Это твоя родня? – Шай кивнула на мертвые тела.

– Я пытался их похоронить, – моргнул он. – Но земля твердая, а копать мне нечем. – Он показал обломанные ногти на руках. – Я пытался.

– Нужна небольшая помощь?

Лицо его скривилось, он опустил голову и кивнул, тряхнув мокрыми волосами.

– Всем нам время от времени бывает нужна помощь, – проговорил Лэмб. – Я сейчас принесу лопаты.

Шай выждала удачное мгновение и, протянув руку, опустила ладонь на плечо мальчика. Почувствовала, что он напрягся, но не отдернулся, и обрадовалась этому.

Дальше они ехали уже вместе. Миновали две или три ночи, которые мало отличались друг от друга. Один и тот же ветер, одно и то же небо, одно и то же тягостное молчание. Фургон трясся на разбитой дороге, раскачиваясь сильнее и сильнее с каждой милей, и все громче грохотал, влекомый безучастными волами. Одно из колес развалилось на части внутри железного обода. Шай чувствовала себя не лучше – под напускной суровостью она рассыпалась на кусочки. Они распрягли и отпустили пастись волов. Лэмб приподнял повозку за один край и удерживал, пока Шай, собрав все инструменты, которые оказались под рукой, и вытащив полмешка гвоздей, пыталась вернуть колесу первозданный облик. Лиф помогал по мере сил, но от него требовалось только подавать иногда молоток.

Тропа вывела их к речной отмели и броду. Скейл и Кальдер не хотели лезть в воду, но Шай в конце концов удалось заставить их подтащить фургон к высокой мельнице, трехэтажной, с каменным основанием. Те, за кем они гнались, не потрудились сжечь ее, и колесо жизнерадостно вращалось, приводимое в движение речным течением. Двое мужчин и женщина висели в арочном окне. Сломанные шеи вытянулись и казались слишком длинными, у одного ноги обгорели и раскачивались в футе над землей.

– Что же за люди способны на такое? – выпучил глаза Лиф.

– Обычные люди, – ответила Шай. – Тут не нужны какие-то особые качества.

Хотя, сказать по правде, иногда ей казалось, что они преследуют нечто другое. Какую-то безумную бурю, летящую через пустоши, вздымая пыль, оставляя пустые бутылки и дерьмо, сожженные дома и повешенных людей на своем пути. Буря, которая унесла их детей. Кто знает, куда и зачем?

– Не хочешь подняться, Лиф, и снять их?

По всему выходило, что он не горел желанием, но тем не менее взял нож и скрылся в здании.

– Такое чувство, что в последнее время мы слишком часто занимаемся похоронами, – пробормотала Шай.

– Это хорошо, что ты вынудила Клэя отдать нам эти заступы, – отозвался Лэмб.

Она поняла, что смеется, и заставила себя хрипло закашляться. В окне показалась голова Лифа. Потом он высунулся и начал резать веревки, раскачивая тела.

– Что-то неправильное в том, что нам приходится прибирать за этими ублюдками.

– Кто-то же должен. – Лэмб протянул ей одну из лопат. – Или ты предлагаешь оставить их висеть?

К вечеру, когда низкое солнце подсветило край облаков, а ветер вынудил деревья плясать, бросая тени в траву, они наткнулись на брошенный лагерь. Под пологом леса еще тлел большой костер – груда пепла и обугленных веток шага три в поперечнике. Пока Лэмб уговаривал Скейла и Кальдера остановиться, Шай спрыгнула с фургона и потыкала ножом в угли, обнаружив, что некоторые из них еще светятся.

– Они ночевали здесь! – воскликнула она.

– Догоняем их, да? – Лиф присоединился к ней, накладывая стрелу на тетиву.

– Думаю, да.

Но Шай до сих пор не решила – хорошо это или плохо.

Она обнаружила в траве обрывок размочаленной веревки, порванную паутину на ветвях кустарника и, наконец, клочок одежды на шипах ежевики.

– Кто-то пошел в ту сторону? – спросил Лиф.

– Даже несколько, и очень быстро.

Шай, пригибаясь, пошла по тропинке, спустилась по склону, старательно удерживая равновесие – мокрая грязь, покрытая палой листвой, так и норовила выскользнуть из-под подошвы – и вглядываясь в полумрак…

Вдруг она увидела Пита, лежащего вниз лицом под деревом, такого маленького среди запутанных корней. Шай хотелось кричать, но голос пропал вместе с дыханием. Она побежала, съехала по склону в водопаде мертвых листьев, снова побежала. Присела над телом на корточки. Затылок ребенка покрывали сгустки запекшейся крови. Рука Шай дрожала, когда она тянулась, чтобы перевернуть тело, безумно страшась того, что может увидеть, и в то же время желая узнать правду во что бы то ни стало. Затаив дыхание, она потянула за плечо маленькое, застывшее тело, неловкими пальцами смахнула налипшую на лицо листву.

– Это твой брат? – спросил Лиф.

– Нет. – Ее едва ли не стошнило от облегчения. И от стыда, что она обрадовалась смерти чужого ребенка. – И не твой?

– Нет.

Шай осторожно взяла мертвого под спину и понесла его вверх по склону. Лиф плелся позади. Лэмб ждал их между деревьями – черная фигура на полыхающем закате.

– Это – он? – Его голос дрогнул. – Это – Пит?

– Нет.

Шай уложила ребенка на траву – спина выпрямлена, руки широко раскинуты.

– Его убили, – сказал Лэмб, запустив пальцы в волосы и сжимая голову так, будто она вот-вот лопнет.

– Скорее всего, он попытался бежать. И они преподали урок остальным.

Она надеялась, что Ро не попытается сделать ничего подобного, надеялась, что сестра достаточно умна. По крайней мере, умнее, чем Шай была в ее возрасте. Повернувшись спиной к спутникам, она пошла к фургону, вытирая по пути слезы. Разыскала лопаты и вытащила их.

– Задолбали эти ямы! – Лиф плюнул на землю так, будто это она похитила его брата.

– Лучше самому копать, чем быть закопанному, – рассудительно заметил Лэмб.

Шай оставила их копать могилы, а волов пастись, а сама принялась ходить кругами, перебирая пальцами холодную траву, пытаясь разобрать следы в остатках света. Пыталась узнать, что делали враги, чтобы потом предполагать, что они сделают в будущем.

– Лэмб!

Ворча, он присел на корточки рядом, стряхивая землю с перчаток.

– Что такое?

– Похоже, что трое из них ушли. На юго-восток. А остальные продолжают двигаться на запад. Что думаешь?

– Что я могу думать? Это ты – следопыт. Хотя понятия не имею, где это ты так наловчилась…

– Просто повод поразмыслить. – Шай не собиралась признавать, что преследовать людей и уходить от погони – две стороны одной монеты. И постоянно убегая, она очень здорово наловчилась путать следы.

– Они разделились? – спросил Лиф.

Лэмб, глядя на юг, пропустил его слова мимо ушей.

– Поссорились, что ли?

– Может быть, – пожала плечами Шай. – А возможно, их послали побродить по округе, проверить, не идет ли кто-то за ними следом.

Лиф схватился за стрелу, шаря глазами по сторонам. Но Лэмб махнул рукой.

– Если бы у них хватило ума проверить, они давно уже нас обнаружили бы. – Он продолжал смотреть на юго-восток, куда, согласно предположению Шай, направились трое отбившихся. – Нет… Я думаю, им просто надоело. Наверное, дело зашло слишком далеко. А может, они подумали, что их повесят следующими. В любом случае нужно идти за ними. Рассчитываю поймать их до того, как колеса этой телеги отвалятся окончательно. Или что-нибудь отвалится от меня… – завершил он речь, карабкаясь на передок фургона.

– Но дети не с этими тремя, – набычился Лиф.

– Это верно. – Лэмб сдвинул шляпу на затылок. – Но они могут нам подсказать правильную дорогу. Нужно починить фургон, найти новых волов или добыть себе лошадей. Нам надо ехать быстрее. Возможно, у этих троих…

– Ты старый дерьмовый трус.

После недолгой тишины Лэмб кивнул на Шай.

– Мы с ней годами обсуждали этот вопрос. Вряд ли ты добавишь к нашему спору что-то новенькое.

Шай смотрела на них: мальчишка, стоящий на земле и яростно сверкавший глазами, и широкоплечий высокий старик, который спокойно смотрел на него сверху вниз.

– Мы должны поскорее вернуть детей или… – выпятил губу Лиф.

– Залазь в фургон, парень, или будешь спасать детей в одиночку.

Лиф вновь открыл рот, но Шай схватила его за рукав.

– Я хочу спасти детей так же сильно, как и ты, но Лэмб прав – там двадцать мужчин, не самых воспитанных, вооруженных и готовых на все. Мы ничего не можем поделать.

– Но ведь мы собирались спасти детей любой ценой, правда? – бросил Лиф, тяжело дыша. – Может, стоит поторопиться, пока мой брат, да и твой тоже, еще живы?

Признавая в определенной мере его правоту, Шай понимала, что все равно ничего не в силах изменить. Спокойным голосом, глядя ему прямо в глаза, она приказала:

– Забирайся в фургон, Лиф.

На этот раз он подчинился, но, усевшись среди припасов, развернулся спиной и сидел будто воды в рот набрал.

Когда Шай умостила свою избитую задницу рядом с Лэмбом, он хлестнул волов, заставляя Скейла и Кольдера неторопливо шагать.

– И что мы сделаем, когда догоним этих троих? – спросила она ворчливо, но тихо, так, чтобы Лиф не слышал. – Полагаю, они вооружены и не остановятся ни перед чем. И вооружены гораздо лучше, чем мы, не сомневаюсь.

– Я думаю, мы тоже должны не останавливаться ни перед чем.

Ее брови полезли на лоб. Этот здоровенный тихий северянин имел обыкновение со смехом бегать по пшеничному полю с Ро на одном плече и Питом на другом, на закате долго сидеть с Галли, молчаливо передавая из рук в руки бутылку, ни разу не поднял на нее руку, несмотря на то, что подростком она частенько заслуживала хорошей оплеухи, теперь рассуждал о необходимости убийства, как о чем-то обыденном.

Шай знала, что это вовсе не обыденность.

Она закрыла глаза и припомнила лицо Джега после того, как ударила его. Кровь хлынула с его лба, заливая глаза, он выполз на улицу, хрипя: «Драконица, Драконица…» Или тот приказчик в лавке, который смотрел на нее, а его рубаха чернела от крови. И глаза Додда, который уставился на стрелу, выпущенную ею в него и вонзившуюся в грудь: «За что?»

Шай сильно потерла лицо ладонью, внезапно вспотев. Удары сердца отдавались колоколом в ушах. Она закуталась в грязный плащ так, будто могла таким образом укрыться от прошлого. Но оно всегда тянулось сзади и наконец настигло ее. Ради Пита, ради Ро ей снова придется обагрить руки кровью. Не было никакого выбора тогда. Нет его и сейчас. Тех людей, которых они преследовали, не разжалобить.

– Когда мы их догоним, – спросила она негромко в сгущавшейся тьме. – Ты будешь мне подчиняться?

– Нет, – коротко ответил Лэмб.

– Что? – Он так долго выполнял все ее распоряжения, что Шай опешила, услыхав возражение.

Лицо Лэмба кривилось, будто он сдерживал боль.

– Я поклялся твоей матери, когда она умирала. Я поклялся беречь ее детей. Пита и Ро… Но, я думаю, к тебе это тоже относится. Не правда ли?

– Наверное… – неуверенно пробормотала она.

– За свою жизнь я нарушил очень много клятв. Я позволял им уплывать, как осенним листьям по течению ручья. – Он потер глаза кулаком в перчатке. – Но эту я хочу сдержать. Так вот… Когда мы их догоним, ты будешь подчиняться мне. В этот раз.

– Ну, ладно, – согласилась она, чтобы успокоить его.

Поступать она все равно собиралась по обстоятельствам, как получится.

Достойнейший

– По-видимому, это и есть Сквордил, – проговорил инквизитор Лорсен, хмуро разглядывая карту.

– А Сквордил есть в списке Наставника? – поинтересовался Коска.

– Присутствует.

Лорсен сделал все, чтобы в его голосе не проскользнула ни единая нотка, которую можно было бы принять за сомнение. На сотню миль вокруг лишь у него одного имелось нечто похожее на цель. Поэтому он не мог позволить себе ни капли неуверенности.

Наставник Пайк сказал, что видит будущее державы здесь, на западе, но городок Сквордил не походил на будущее под вооруженным взглядом инквизитора Лорсена. Не выглядел он и как настоящее для любого человека, имеющего выбор. Люди, цепляющиеся за жизнь в Ближней Стране, оказались более жалкими, чем он мог помыслить. Беглецы и изгои, неудачники и отребье. Настолько бедные, что поддержка мятежа против одного из самых сильных государств явно не входила в круг их интересов. Но Лорсен в своих поступках не привык опираться на вероятности. Допущения, соглашения, оправдания – тоже роскошь излишняя. Он научился за долгие непростые годы, когда возглавлял лагерь для военнопленных в Англанде, что люди могут быть разделены на тех, кто прав и кто не прав. Вот этим-то, которые не правы, нельзя давать ни малейшей поблажки. Нельзя сказать, что он получал от этого удовольствие, но за лучший мир всегда нужно платить.

Сложив карту, он провел ногтем по ее краю, разравнивая сгиб, и сунул под плащ.

– Приготовьте своих людей к атаке, генерал.

– М-м-м-м…

Боковым зрением Лорсен заметил, что Коска присосался к железной фляжке и удивился.

– Не рановато ли для спиртного? – процедил он сквозь сжатые зубы. В конце концов, не больше двух часов прошло после рассвета.

– Что хорошо на ужин, то хорошо и на завтрак, – пожал плечами Коска.

– Но и если что плохо, то тоже плохо.

Капитан-генерал невозмутимо отхлебнул еще, громко причмокнув.

– Хотя было бы лучше, если бы вы ничего не говорили Темплу. Он так переживает, благослови его Боже. Он волнуется обо мне, как о родном отце. Когда мы повстречались, он испытывал определенные трудности в жизни. Знаете…

– Чудесно! – отрезал Лорсен. – Подготовьте своих людей.

– Сию минуту, инквизитор.

Почтенный наемник закрутил крышку так плотно, будто намеревался никогда более не прикасаться к ней, а потом с неимоверной гордостью и чопорностью стал спускаться с холма.

Он производил отвратительное впечатление, и неумолимые годы никоим образом не красили его. Неописуемо самовлюбленный, столь же заслуживающий доверия, как и скорпион, полный профан в искусстве хороших манер. Но проведя несколько дней в Роте Щедрой Руки, инквизитор Лорсен, к глубокому сожалению, пришел к выводу: Коска, или Старик, как его ласково звали подчиненные, здесь один из лучших. Его помощники не оставляли места для сомнений. Капитан Брачио – отвратительный стириец с вечно слезящимся из-за застарелой раны глазом. Он, несмотря на жир, из-за которого напоминал размерами дом, оставался прекрасным наездником, но превратил самозабвенную лень в религию. Капитан Джубаир – черный, как смоль, кантик, напротив, устроил из своей религиозности самозабвенное безумие. Ходили слухи, что когда-то он был рабом и сражался в ямах. Хотя те времена канули в далекое прошлое, Лорсен предполагал, что какая-то часть бойцовой ямы продолжала жить внутри капитана. Капитан Димбик – в отличие от предыдущих, хотя бы родом из Союза, но выгнан из регулярной армии за служебное несоответствие и болтливость, и очень злился на тех, кто отпускал грубые шуточки по поводу затертой перевязи, которую он носил как воспоминание о былой славе. Он лысел, но отпускал длинные волосы и, вместо того чтобы выглядеть просто лысым, выглядел лысым дураком.

Насколько Лорсен мог судить, ни один из них не верил во что-либо, кроме собственной выгоды. Несмотря на покровительство Коски, стряпчий Темпл был в числе худших людей Роты – ленивый и себялюбивый, считающий жадность и подлость достоинствами, настолько скользкий тип, что мог бы работать смазкой для колес. Инквизитор содрогался, глядя на остальные лица, роящиеся вокруг укрепленного фургона Наставника Пайка – жалкие отбросы всех рас, всевозможные полукровки, покрытые шрамами, больные, грязные, глядящие исподлобья в ожидании грабежа и насилия.

Но и грязный инструмент может служить справедливой цели и с помощью их можно добиться достойного результата, не правда ли? Лорсен надеялся, что докажет – да, можно. Мятежник Контус скрывался где-то в пустошах, подготавливая тайком новый мятеж и новую резню. Он должен послужить уроком для остальных и чтобы на Лорсена снизошла слава поимщика главного бунтаря. Последний раз он взглянул сквозь очки на Сквордил, пока еще спокойный, и, сняв их, спустился по склону.

У подножья Темпл негромко беседовал с Коской. Умоляющие нотки в его голосе раздражали особенно сильно.

– Но, может быть, нам следует поговорить с жителями…

– Обязательно, – не стал спорить Коска. – Но после того как пополним припасы фуража.

– Вы имеете в виду, ограбим их.

– Ох, уж эти законники! – Генерал хлопнул Темпла по плечу. – Ну, все видят насквозь!

– Наверняка существует лучший способ…

– Я потратил всю жизнь, разыскивая хотя бы один из них, и этот путь привел меня сюда. Темпл, мы ведь подписали договор, и ты прекрасно понимаешь, что инквизитор Лорсен желает видеть, что мы выполняем свою часть сделки. Не так ли, инквизитор?

– Я даже настаиваю на этом, – проскрипел Лорсен, разглядывая Темпла в жгучем солнечном свете.

– Если ты хотел избежать кровопролития, – продолжал Коска, – нужно было поговорить заранее.

– Но я говорил… – моргнул стряпчий.

Старик вскинул расслабленные руки, указывая на наемников, которые вооружались, взбирались в седла, выпивали «на посошок»… В общем, каждый по-своему готовились к насилию.

– Не достаточно убедительно, очевидно. Сколько у нас людей, готовых идти в бой?

– Четыреста тридцать два, – немедленно ответил Балагур. Короткошеий сержант, на взгляд Лорсена, совмещал в себе две основные черты – безмолвную угрозу и страсть к точным числам. – Кроме шестидесяти четырех, которые не захотели принять участие в походе, было одиннадцать дезертиров с тех пор, как мы покинули Малков, и пятеро захворали.

– Что ж, определенная убыль неизбежна, – Коска пожал плечами. – Но чем меньше людей, тем больше славы достанется каждому. Верно, Суорбрек?

Писатель – смехотворная прихоть в этой компании – казался не слишком уверенным.

– Я… затрудняюсь…

– Славу посчитать трудно, – сказал Балагур.

– Как верно подмечено! – восхитился Коска. – Так же, как честь и достоинство, а также все прочие жизненно необходимые качества, которые трудно пощупать. Но чем меньше у нас людей, тем выше прибыль каждого оставшегося участника.

– А прибыль посчитать можно.

– А также почувствовать, взвесить и предъявить, – добавил капитан Брачио, неспешно потирая свое необъятное брюхо.

– Очень логичным доводом, продолжающим тему, – Коска подкрутил навощенные кончики усов, – будет замечание, что все самые высокие из существующих идеалов не стоят одного-единственного гроша.

– В таком мире я не смог бы жить, – Лорсен вздрогнул от сильнейшего омерзения.

– И все же вы в нем живете, – усмехнулся Старик. – Джубаир на исходной?

– Скоро будет, – проворчал Брачио. – Мы ждем сигнала от него.

Инквизитор выдохнул сквозь стиснутые зубы. Толпа безумцев ожидает знака от наиболее сумасшедшего из них.

– Еще не слишком поздно, – говорил Суфин тихо, чтобы остальные его не слышали. – Мы можем это остановить.

– А зачем это нам? – Джубаир обнажил меч.

Он видел страх в глазах Суфина, чувствовал жалость и презрение к нему. Страх рождается от ложной гордыни. От веры в то, что не все на свете происходит по воле Бога и человек способен что-то изменить. Но ничего изменить нельзя. Джубаир понял это много лет назад. С тех пор он не знал страха.

– Этого хочет Бог, – сказал он.

Большинство людей отказываются принимать правду. Вот и Суфин уставился на него, как на безумца.

– С чего бы это Богу хотелось покарать невиновных?

– Не тебе судить об их невиновности. И это при том, что человеку не дано постичь замысел Бога. Если он желает кого-то спасти, то должен отклонить мой меч.

– Если это – твой Бог, – Суфин медленно покачал головой, – я не хочу в него верить.

– Что бы это был за Бог, если бы твоя вера могла хоть в малой степени иметь для него значение? Или моя, или еще кого-то там… – Джубаир поднял меч, и солнечный свет скользнул вдоль стального клинка, подчеркнув многочисленные отметины и зарубки. – Можешь не верить в этот меч, но он поразит тебя. Он – Бог. И все мы служим ему по-разному.

Суфин снова покачал головой, как будто мог хоть сколько-то изменить ход событий.

– Какой священник научил тебя всему этому?

– Я нагляделся на этот мир и понял, чего он стоит на самом деле. – Джубаир оглянулся через плечо – его люди собрались на опушке, при оружии и в доспехах, и с нетерпением на лицах ждали начала атаки. – Мы готовы напасть?

– Я был там, – Суфин ткнул пальцем в сторону Сквордила. – И них три констебля, и двое из них – придурки, каких свет не видывал. Не думаю, что нужны такие сильные меры, как атака. Так ведь?

И правда, город был не слишком защищен. Забор из грубо обтесанных кольев когда-то окружал его, но теперь бревна где покосились, а где вообще повалились. Крыша деревянной сторожевой вышки покрылась мхом, и к одной из опор прибили умывальник. Духолюдов давно изгнали из здешних земель, и горожане, очевидно, решили, что бояться нечего. Скоро их ждет жестокое разочарование.

– Я устал с тобой спорить, – глаза Джубаира скользнули обратно к Суфину. – Подавай сигнал.

Несмотря на промелькнувший в глазах протест, разведчик подчинился. Вытащил зеркальце и поплелся на опушку, чтобы подать сигнал Коске и остальным. Ему повезло. Если бы Суфин не подчинился, Джубаир, скорее всего, зарубил бы его на месте и ни на миг не усомнился в собственной правоте.

Он слегка запрокинул голову и улыбнулся синему небу, видневшемуся сквозь черные ветви и листья. Он мог делать что угодно и будет всегда прав, поскольку сделал себя послушным орудием Господа, тем самым развязав себе руки. Он был достойнейшим в Ближней Стране. Достойнейшим в Земном Круге. И ничего не боялся – ведь Бог всегда с ним.

Бог всюду и всегда.

А разве могло быть иначе?

Убедившись, что никто за ним не следит, Брачио вытащил из-за пазухи медальон и раскрыл его. Оба крошечных портрета выцвели и покрылись пузырями так, что никто не различил бы изображенных на них лиц, но он помнил их наизусть. Осторожно прикоснулся к портретам кончиком пальца, и тут же девочки предстали перед его взором, как живые. Нежные, прекрасные и улыбающиеся, как много-много лет назад.

– Не грустите, мои детки, – ласково проворковал он. – Я скоро вернусь.

Мужчина обязан выбрать, что для него главное, а остальное послать псу под хвост. Будешь заботиться обо всем сразу, не добьешься ничего. Брачио верил, что из всей роты лишь он один дружит со здравым смыслом. Димбик – самовлюбленный болван. Джубаир и вовсе не был знаком с трезвым рассудком. При всем своем опыте и живом уме Коска оставался мечтателем, и дерьмовая затея с биографом – лучшее тому подтверждение.

А Брачио лучше всех их. Потому что он понимал, кто он есть на самом деле. Никаких высоких идеалов, никаких великих заблуждений. Он – разумный человек с ясными целями, делал то, что должно, и радовался этому. Он жил только ради дочерей. Новые платья, хорошая еда, богатое приданое, лучшая жизнь. Жизнь лучше, чем тот ад, который достался отцу…

– Капитан Брачио! – вопль Коски, как всегда оглушительный, вернул его в реальный мир. – Есть сигнал!

Брачио захлопнул медальон, смахнул влагу, выступившую на глазах, кулаком и поправил широкий пояс, на котором носил клинки. Коска уже сунул ногу в стремя и подпрыгнул раз, другой, третий, цепляясь за позолоченную переднюю луку. Потом его глаза выпучились, капитан-генерал замер.

– Может, кто-нибудь…

Сержант Балагур подхватил командира под задницу и легко забросил его в седло. Оказавшись наверху, Старик пару мгновений восстанавливал дыхание, а потом, сделав усилие над собой, обнажил меч и поднял его к небу.

– Клинки наголо! – Он задумался. – Ну, или любое другое оружие! И давайте… хорошо сделаем свое дело!

Брачио указал на гребень холма и проревел:

– Вперед марш!

С радостными криками первый ряд пришпорил коней и помчался вперед, поднимая тучи пыли и клочьев сухой травы. Коска, Лорсен, Брачио и остальные скакали позади, как и положено командирам.

– Вот это? – услыхал Брачио хриплый голос Суорбрека, когда перед ними раскинулась долина и грязное маленькое поселение. Возможно, писатель ожидал увидеть огромную крепость с высокими неприступными стенами и золотыми куполами на башнях? Но, не исключено, именно так он и опишет нынешний город в будущей книге. – Это выглядит…

– Не таким, да? – откликнулся Темпл.

Стирийцы Брачио уже накатывались на город в жадном галопе, в то время как кантики Джубаира заходили с противоположной стороны – их кони казались черными кляксами на фоне вздымающихся клубов пыли.

– Взгляните, как идут! – Коска сорвал шляпу и помахал ею. – Отважные парни, да? Легкость и пыл! Как жаль, что я не могу позволить себе мчаться там, в их рядах!

– Что, правда?

Брачио помнил, как командовал атакой – тяжелая и опасная работенка. Уж чего-чего, а легкости и пыла он там не заметил.