Текст книги "Время хищников"

Курт насупился.

– Они приехали, когда стемнело, потом пересекли поле для гольфа и вышли на нашу подъездную дорожку...

– Совершенно верно. Двинулись по траве. Опять же никаких четких отпечатков, лишь место, где прошли несколько человек, возможно, четверо, – Уорден наклонился вперед, посмотрел на свои могучие кулаки. – В одном нам повезло. Совершенно случайно я попросил экспертов поискать отпечатки пальцев в библиотеке, где, как мы предполагаем, все и произошло. И они нашли отпечатки трех пальцев и половины ладони, принадлежащих одной руке. На стене над диваном, об которую он мог опереться, когда...

Курт с шумом выдохнул.

– Похоже, вы немалого добились, сержант. И что вы намерены делать дальше?

Уорден поерзал на стуле. Начал вертеть в руках шариковую ручку. Когда же пауза слишком затянулась, вновь посмотрел на Курта.

– Более ничего, – и добавил, увидев, как потемнели глаза Курта: – Нет, мы не закрываем дело. Но расследование считаем законченным.

– Но вы не можете... просто поставить точку!

На него обернулись, правда, лишь на секунду. В Бюро детективов привыкли к крикам.

– Неужели вы думаете, что мне этого хочется? – Уорден пристально смотрел на него. – Я делю людей на две категории: черви и человеческие существа. Нарушающие закон и законопослушные. Эти четверо мерзавцев – черви. Я хотел бы провести с каждым из них пять минут в темном переулке. После этого они бы и близко не подошли к женщине. В случае же ареста, профессор, мне не удастся посадить их в камеру.

– Что вы такое говорите? – взвился Курт. – Почему не удастся? Они же напали на человека и ослепили его. Моя жена их видела, поэтому они ворвались в дом и... – голос его оборвался: слишком ярко представил он себе, что произошло потом, – и привело это к тому, что моя жена покончила с собой. И после этого вы утверждаете, что не сможете посадить их в камеру, даже если и арестуете.

– Хорошо, вернемся к нападению на Рокуэлла, профессор. Этот парень слеп. Как он сможет опознать их в суде? По системе Брайля?

– Но...

– Помните, что защиту будет представлять ушлый адвокат. Голоса? Да кого сумели осудить, ссылаясь в качестве улики на голоса, разве что эту французскую дамочку, Жанну д'Арк.

– Но моя жена при этом присутствовала. Она... – Курт смолк.

– Да. Она мертва. Парнишка на велосипеде? Прекрасный свидетель. Он видел четырех больших парней, выходящих из машины. Да, у нас есть отпечатки пальцев. Вещественная улика. Если их оставил один из этой банды, если мы таки поймаем его, если заставим сознаться и назвать остальных, какую это принесет нам пользу? – Он пренебрежительно фыркнул. – Допустим, о-пи[7]7
  Окружной прокурор.


[Закрыть] доведет дело до суда, предъявив им обвинения в нападении и изнасиловании, и что потом, учитывая, что в нашем штате эти преступления не караются смертной казнью? Это же подростки. После того как выскажутся все судебные психоаналитики, журналисты и адвокаты, о-пи очень повезет, если эти поганцы получат год условно и будут отпущены на поруки родителей, – Уорден раздраженно отбросил ручки. – Подростки, черт бы их побрал! Курт медленно поднялся. Голова разламывалась, живот скрутило узлом.

– Вы хотите сказать, что их едва ли будут судить, если поймают, а если дело попадет-таки в суд, им удастся избежать наказания?

Уорден развел громадными ручищами.

– Я солгу, сказав что-то иное, – он встал, протягивая руку. – Не сердитесь на меня, профессор. Такова жизнь.

Курт посмотрел на руку, потом в глаза Уордена. Пожимать руку он не стал, повернулся и направился к двери. За его спиной Уорден покачал головой, вздохнул и уселся за стол, глубоко задумавшись.

Глава 9

Опять они смотрят эту глупую викторину, подумал Рик. Вопли ведущего и крики зрителей, рвущиеся из телевизора, долетали и до его комнаты. Как можно заниматься в такой обстановке? Он покачал головой. До экзаменов-то три недели. И он должен их сдать, чтобы не загреметь в армию. Даже его отец, служивший в ВВС во время второй мировой войны, говорил, что армейская служба – потеря времени.

Вопросы для изучения:

1. Основные положения программы немецких либералов 1884 года.

Разглядел ли их этот велосипедист? Сможет ли опознать?

2. Какой христианский философ написал «De Consolatione philosophiae»?

В газетных заметках, касающихся самоубийства Паулы, о мальчишке не упоминалось. Означает ли это, что полиция его не нашла?

3. Назовите название книги об истории Англии, написанной преподобным...

Рик захлопнул учебник. Если мальчишка раньше не обратился в полицию, чего ему идти туда сейчас? Может, полиция даже не знает о том, что она трахалась, перед тем как покончить с собой. Может...

Ну почему она это сделала?

Мрачные мысли копошились у него в голове, словно крысы в подвале, но Рик быстро отогнал их прочь. Ее уже нет, и единственная грозящая им опасность – этот мальчишка. Если его как следует запугать, если он не решится опознать их, тогда им не о чем беспокоиться. Но как его запугать?

Рик забарабанил пальцами по столу. Лучше всего позвонить по телефону. Тогда он их не увидит, а потому не опознает. Разговор по телефону... с угрозами... А не позвонить ли его мамаше? Так будет лучше. Рик хорошо знал, какой заботливой становится мать, если внушить ей, что ее ребенку грозит опасность.

Он быстро спустился вниз, прошел к телефону в холле. К счастью, его сестер не было дома, а родители уткнулись в телевизор. Они бы учинили скандал, увидев, что он не занимается. Мать жутко боялась, что он провалит экзамены и загремит в армию.

* * *

Отец Толстяка Гандера, работавший на сталеплавильном заводе, перебрался в Калифорнию из Огайо сразу после войны и задешево купил акр земли неподалеку от Миддлфилд-роуд. Гараж он построил достаточно далеко от бунгало, с тем чтобы при необходимости ремонтировать автомобили. Но после смерти жены свой досуг он стал посвящать исключительно рыбалке. Так что гараж, отделенный от дома полосой земли, заросшей не пойми чем, перешел во владения Толстяка. Там он действительно ремонтировал свои «шеви», «рамблер» и «додж» отца. В гараж он провел телефон, а окна закрасил черным, чтобы компания могла пить пиво, не опасаясь, что кто-то их увидит.

Субботним утром все четверо собрались в гараже.

– Я же говорил, что нам следует уехать, раз он нас видел, – нервно бросил Толстяк. Его лунообразную физиономию перекосило от страха.

– Откуда мы могли знать, что она покончит с собой? – бросил Рик, лидер, призванный показать им, что уж его-то самоубийство не испугало. – Но теперь нам надо позаботиться о том, чтобы сопляк держал язык за зубами.

– Сначала мы должны его найти, – озабоченно ввернул Чемп. Он сидел на стуле, оперевшись локтями о верстак.

– Он – разносчик газет, – вмешался Хулио, – значит, каждое утро ездит по одному и тому же маршруту. И нам уже известен один дом, мимо которого он проезжает. Я возьму зеленый «рамблер» и выясню, как его зовут и где он живет.

– Мою машину? – вскинулся Толстяк. – Послушайте, парни... – тут он громко рыгнул, вызвав смех Хулио.

Рик, однако, нахмурился:

– Заткнись, Толстяк. Две машины только у тебя.

Из гаража Рик ушел вместе с Хулио.

– Почему ты вызвался на это дело? У тебя же через две недели экзамены.

– Чемп слишком глуп, а Толстяк трусоват, – он помолчал, потом его глаза блеснули. – Но вот что я хочу тебе сказать, Рик. Мы волнуемся из-за мальчишки, которому, скорее всего, ничего о нас неизвестно, а вот Дебби знает, что мы собирались к Холстиду в тот вечер.

Рика захлестнула злость. Что этот недомерок себе позволяет? Тут Рик вспомнил, что Хулио не слишком усердствовал в избиении того чертова педика. А вот лечь на Паулу дважды упрашивать его не пришлось.

– Дебби сюда не впутывай, Хулио! Говорю тебе, она не знает, что мы там были. Она думает, что у меня спустило колесо по пути от твоего дома и...

– А если она услышит, что женщину изнасиловали?

– Что ты несешь! – Рик нервно огляделся. Две женщины мыли автомобиль на подъездной дорожке по другую сторону улицы. Футах в тридцати от них старик негр садился в пикап. – От кого она это услышит? Или ты думаешь, что этот профессор разнесет все по университету? Кроме того, Дебби верит всему, что я ей говорю.

Хулио пожал плечами:

– Хорошо, Рик. Пока Дебби – твоя забота. Но если она станет опасной, то для нас всех.

Хулио Эскобар припарковался на Эджвуд-драйв, неподалеку от дома, где жил мальчишка, так, чтобы видеть входную дверь. Район этот занимал склон холма, а по названиям извилистых улиц – Сосновая, Платановая, Эвкалиптовая – желающий без труда определил бы, какие деревья растут в округе. Дома отстояли довольно далеко от дороги, лужайки поливали и регулярно выкашивали, тут и там их украшали цветочные клумбы. Уже в среду Хулио знал, в каком доме живет мальчишка, но попытки узнать фамилию его матери не удались. Впрочем, он выяснил, что сына она воспитывает одна. Это обстоятельство играло им на руку. Одинокая женщина, без мужчины, который мог защитить ее саму и ее сына.

Хулио посмотрел в зеркало заднего обзора, пригнулся пониже. Найти и выследить мальчишку оказалось куда проще. В три дня он добрался до нужного ему дома. Но дальше дело застопорилось. Потому-то он приехал воскресным утром, надеясь, что женщина уйдет с сыном в церковь. Если нет, придется придумать что-нибудь еще.

Покончив с собой, Паула Холстид причинила ему немало хлопот, но его радовало, что она поступила именно так. Они попользовались ею как шлюхой, а самоубийством она вернула себе поруганную честь. Его отец много говорил о чести, ей он придавал немалое значение, хотя еды в животе от нее не прибавлялось.

Ей было тридцать шесть. Лишь на год меньше, чем матери Хулио. Что бы сделал он, Хулио, если бы кто-либо обошелся с его матерью так, как они – с Паулой Холстид? Нож автоматически открылся в его руке. Он постучал лезвием по рулевой колонке «рамблера».

Хулио бы отомстил. Не то что этот профессор, муж Паулы. Тот в трудную минуту небось спрячется в темный угол, словно кролик.

Нет, Хулио не такой, как профессор. Нож, если знаешь, как им пользоваться, позволял быстро свести счеты с недругом. А уж пользоваться ножом Хулио умел.

Дверь открылась, из нее вышел мальчик в костюме, поднял дверь гаража, легко скользнувшую под крышу. Тут же из гаража выкатился «форд фэалайн», за рулем которого сидела женщина.

Мальчик сел в кабину, «форд» уехал. Хулио выскользнул из «рамблера», с гулко бьющимся сердцем направился к дому. Внезапно его охватил страх. Вдруг ему откроют дверь? И этот человек запомнит его узкие плечи, крючковатый нос?

Он едва не повернул назад, но заставил себя подняться на крыльцо и нажать на кнопку звонка. Внутри задребезжал звонок, но дверь не открылась. Он позвонил еще раз, чтобы доказать себе, что не боится, и чтобы привлечь внимание соседей. Он надеялся, что кто-то заметит его, иначе...

– Эй, парень...

Мужчина вышел из гаража на другой стороне узкого переулка, с зеленым шлангом в руке.

– Э... – Хулио откашлялся. Не это ли ему и требовалось. – Да, сэр?

Услышав «сэр», мужчина, похоже, успокоился. Не зря в школе внушали, что вежливость окупается сторицей.

– Ты ищешь мисс Андерсон? Андерсон! Как все просто!

– Я... скорее мистера Андерсона, сэр.

– Мистера уже года два как нет, – мужчина добродушно улыбнулся. Круглолицый, в ветровке, белой футболке, джинсах, едва сходящихся на толстом животе, в черной бейсболке с оранжевыми буквами «SF» над козырьком. – Тут живут только Барбара и мальчик...

– Мне нужен... Фрэнк Андерсон, сэр.

– Нет, ее мужа звали Чарли, пока они не развелись. Думаю, его и сейчас зовут Чарли, но он здесь больше не живет.

Хулио оставил его улыбаться своим же шуткам, а сам вернулся к «рамблеру». Развернулся, по узким улочкам выехал на Эль-Камино, добрался до ближайшего торгового центра. Как обычно, в воскресное утро он пустовал. Хулио подъехал прямо к телефонным будкам. Пролистал телефонный справочник округа. Да, телефон Барбары Андерсон значился в справочнике. Хулио переписал его, не доверяя памяти.

* * *

– Позволь мне позвонить ей, Рик! – взмолился Чемп. Пальцы его сжимались в кулаки и тут же разжимались.

– Будет справедливо, если мы бросим жребий, – запротестовал Хулио. Как и Рик, он опасался, что Чемп не сможет сказать то, что надо. В гараже Толстяка, пропахшем маслом, металлом, бензином, с замызганным полом, они собрались во вторник вечером.

Толстяк потел. Рубашка прилипла к телу.

– Не понимаю, почему мы должны тащить карты, – заверещал он, наблюдая, как Рик тасует колоду. А заметив выражение глаз Рика и Хулио, добавил: – Если Чемп хочет позвонить, пусть он...

– А ты трусишь. Бросим карты, как я и сказал. Звонит тот, кто вытащит меньшую.

– Я тащу первый, – вызвался Чемп.

Рик положил колоду на верстак, под свисающую с потолка лампу. Чемп вытащил карту.

– Черт, семерка. Не самая маленькая, так?

Рик молча перемешал колоду. Руки его вспотели. Он знал, что не хочет звонить. Не нравилось ему это... угрожать мальчишке. Даже если без этого не обойтись. И облегченно вздохнул, вытащив крестового валета. Повернулся к Толстяку:

– Теперь посмотрим, чем порадует нас наш плакса.

Толстяк вытащил десятку. И не пытался скрыть облегчения. Хулио, когда до него дошла очередь, выпала восьмерка.

– Ага! – воскликнул Чемп. – Значит, я выиграл, так?

– Чемп, может, будем тянуть из трех раз... или пяти? – В голосе Рика слышалось сомнение.

Лицо Чемпа сморщилось, как у ребенка, который вот-вот заплачет. На его шее вздулись жилы. Он посмотрел на Хулио, на Рика, вновь на Хулио. Убеждать-то предстояло их. Толстяка только радовало, что звонить придется не ему.

– Я понимаю, вы думаете, что мне не хватит ума. Но я смогу это сделать. Я знаю как. Я уже...

Он уже звонил дважды, оба раза Ненси Эллингтон. Ей было семнадцать, и она ходила в особую школу для девочек-католичек. Черные волосы обрамляли ее круглое, серьезное личико, и иногда она разговаривала с ним, когда он работал в саду в поместье ее родителей.

Как-то она не пошла в школу по поводу какого-то религиозного праздника, и утром, довольно-таки рано, проходя мимо окна ее спальни, Чемп увидел девушку голой.

– Ты что, Чемп? – спросил Хулио.

– Я... э... ничего. Просто... я имею право позвонить.

В ту субботу он позвонил, обмотав микрофон носовым платком, как делали в кинофильмах, лишь для того, чтобы сказать, что он хотел бы с ней сделать, но она расплакалась, он позвонил и на следующий день, но трубку взял старый мистер Эллингтон и сказал, что полиция обязательно засечет номер, с которого он звонит, чтобы наказать хулигана, и Чемп тут же положил трубку.

Рик вздохнул:

– Хорошо, Чемп, у тебя есть такое право. Мы позвоним прямо сейчас, раз отца Толстяка дома нет.

– От меня? – У Толстяка задрожал подбородок. – А если они вычислят номер и...

– Не вычислят. На станции электронное оборудование. Чтобы узнать, откуда мы звоним, надо заранее установить специальную аппаратуру.

Так что они сгрудились вокруг телефонного аппарата, пока Чемп набирал номер. Женщина взяла трубку после третьего звонка. Позже даже Рик согласился, что к Чемпу претензий нет, более того, к концу двухминутного монолога Чемпа он весь вспотел. А от некоторых обещаний Чемпа в случае, если мальчишка раззявит рот, ему просто стало нехорошо. Искоса глянув на Хулио, Рик увидел, что и того вот-вот вырвет.

А вот Толстяк, как только трубка легла на рычаг, едва не запрыгал от радости. Очень уж ему нравилось топтать ногами слабого.

– Что она сказала, Чемп? – не терпелось ему узнать. – Что она сказала, когда?...

– Она все-таки расплакалась, – гордо ответил Чемп.

Глава 10

Курт вышел из-под контрастного душа с раскрасневшейся кожей, энергично растерся грубым полотенцем. Чувствовал он себя прекрасно, если брать в расчет только физическое состояние. Впервые за несколько лет он весил меньше двухсот фунтов, а зеркало показывало, что результаты тренировок наконец-то сказались и на его фигуре. День – четверг, двенадцатое июля – только-только перевалил за полдень, и теплый летний воздух наполнялся шумом транспорта, проникающим сквозь окна в раздевалку спортивного зала. Лето. Вот где таилась опасность. В воскресенье будут объявлены итоги учебного года, а что потом ему делать с чертовой прорвой времени? Даже надежда на арест этих насильников более не поддерживала его.

Одевшись, он через спортивный зал направился к выходу. Престон как раз запирал двери кабинета. Когда он увидел Курта, лицо его осенила улыбка. За семь недель занятий Курта они успели перейти на «ты» и звали друг друга по именам.

– Эй, старина, как насчет сандвича и пива?

Курт помялся. Ему же надо чем-то заполнять время. А предлагался далеко не худший способ.

– Почему нет, Флойд? Можем поехать в моей машине.

Следуя указаниям Престона, он подъехал к «Свиной коже», маленькому бару-ресторану рядом с Береговой автострадой. На автостоянке они нашли лишь одну машину.

– На ленч у Эла можно разжиться только сандвичем с салями, – пояснил Престон, открывая тяжелую входную дверь.

Курт постоял на пороге, пока его глаза привыкли к полумраку. Дверь вела в маленький зал с двенадцатью столиками под белоснежными скатертями, уже накрытыми к ужину. Через арку в правой стене они прошли в бар, с длинной стойкой из красного винила и высокими стульями на хромированных ножках.

– Курт, я хочу познакомить тебя с Элом Феррано. Эл, это Курт Холстид.

Феррано, небольшого росточка, с ярко блестящими глазами на смуглом лице, с первого взгляда выглядел лет на сорок. И лишь присмотревшись, Курт понял, что ему никак не меньше пятидесяти, но он очень следит за своими весом и фигурой. Поверх рубашки и брюк Феррано носил белый фартук.

– Вы, должно быть, ходите в зал Флойда, – заметил Феррано после дружеских рукопожатий.

– Всего лишь несколько недель.

Феррано покачал головой, печально улыбнулся:

– Этот бар забирает чертовски много времени. Я бываю в зале только два раза в неделю, так что делаю упражнения лишь для рук и плеч.

За разговором он открыл три бутылки ледяного пива, поставил их на стойку и занялся приготовлением сандвичей. Объем его бицепсов внушал уважение.

– Поверите ли, мне впору выступать в соревнованиях по армреслингу. Среди моих клиентов большинство рабочие-строители, и после нескольких бутылок пива их так и разбирает помериться силой, – он всплеснул руками. – Так что мне остается? Если не примешь их вызов, они не будут считать тебя за человека и более сюда не придут. А если все время проигрывать им, они тоже здесь не задержатся. Поэтому я начал ходить в зал Флойда.

Вошли трое мужчин, кивнули Феррано, устроились у дальнего конца стойки. Феррано положил готовые сандвичи перед Куртом и Престоном.

– Теперь, благодаря Флойду, парни приходят сюда в надежде взять надо мной верх. И выигрывая, и проигрывая, они заказывают как виски, так и пиво, в итоге торговля процветает. Прошу меня извинить.

Пока он обслуживал троих мужчин, в баре появилась блондинка, потом еще двое мужчин. Кто-то включил музыкальный автомат. Курт жевал сандвич, пил пиво. Впервые после смерти Паулы он почувствовал, что внутренне оттаивает. Престон спросил, что он преподает в университете, – только тут Курт понял, что они практически ничего друг о друге не знают. Открытие весьма удивило его, поскольку в последнее время спортивный зал стал основой его жизни.

– Антропологию, Флойд. В основном выпускникам. К сожалению. С первыми курсами работать интереснее. Они так и смотрят тебе в рот.

Престон вертел пустую бутылку. Чувствовалось, что его пальцы без труда могут превратить ее в коричневый порошок.

– А я даже не закончил среднюю школу. Учился в одиннадцатом классе, когда началась корейская война, и я записался в добровольцы. А после Кореи в школу уже не вернулся, – на его лице сверкнула улыбка. – Решил, что мозгами на жизнь мне не заработать и лучше положиться на руки, – он соскользнул со стула. – Закажи еще пару пива, Курт. А мне надо облегчиться.

Курт поймал взгляд Феррано, попросил принести еще две бутылки пива, всмотрелся в свое отражение в зеркале. Феррано вот отметил, что он занимается бодибилдингом. А в зеркале ничего такого не видно. Может, его вывод основывался на том, что он приехал с Престоном? Скорее всего.

Его толкнули: кто-то сел рядом. Сколько лет прошло с тех пор, как он пил пиво в баре, основными посетителями которого были рабочие? Феррано принес две бутылки. Оглянувшись, Курт увидел возвращающегося Престона. Настоящий атлет: в облегающей футболке, сшитых по фигуре брюках – живая реклама его спортивного зала.

Курт искоса глянул на мужчину, толкнувшего его, усаживаясь на стул Престона, хотя тот оставил на стойке сдачу, сигареты, стакан.

– Ничего страшного, – Престон остановил Курта, который хотел было хлопнуть мужчину по плечу. – Я могу и постоять, – он протиснулся к стойке между Куртом и мужчиной и начал наливать в стакан пиво.

Мужчина резко обернулся:

– Эй, смотри, кого толкаешь, приятель. Престон добродушно усмехнулся:

– Извините. Не знал, что вы купили бар у Эла.

И повернулся к Курту. Но мужчина положил тяжелую руку ему на плечо и развернул Престона лицом к себе. Тот вроде бы и не возражал.

– Я же сказал, смотри, кого толкаешь, – массивный черноволосый мужчина, похоже, искал возможности выпустить пар. На стойке рядом с ним лежала пара кожаных рукавиц.

– Нарываетесь на неприятности? – любезно полюбопытствовал Престон.

– Надо еще посмотреть, кто нары...

Престон ударил его.

Практически без замаха, но мужчина и стул отлетели назад и грохнулись об пол, прервав все разговоры. Мужчина, лежа на полу, тряхнул головой, пытаясь прийти в себя. Все произошло, как в кино. Не хватало лишь официантки, появляющейся с подносом сигарет.

А Престон шагнул к упавшему:

– Хочешь подраться – давай подеремся. Не хочешь – могу угостить тебя пивом.

Но Феррано уже суетился над ним, хлопая по плечу, успокаивая. Мужчина поднялся и, что-то бормоча, вместе со своим напарником пересел подальше от Престона и Курта.

Престон послал им пару пива, поднял стул, взгромоздился на него, повернулся к Курту.

– Если кто-то пристает к тебе, всегда бей первым, – прокомментировал он свои действия. – Если у него толстая шея и нет ни унции жира, будь осторожен. Если он не падает после первого удара – беги.

Курт в изумлении покачал головой:

– Такое часто случалось с тобой?

– Случалось, когда я только открыл спортивный зал. Многие тогда думали, что поднятие тяжестей и бодибилдинг не более чем забава и настоящему мужчине ни к чему. А у всех этих тяжелоатлетов мышцы так напряжены, что лопнут, если поднять руку выше плеча, – он покачал головой, широко улыбнулся. – Наверное, и я придерживался того же мнения, пока сам не занялся этим. В армии, в Леонардо-Вуд, штат Миссури. Нашу базу мы называли Маленькая Корея.

– Ты сейчас говоришь совсем как антрополог, – Курт рассмеялся, увидев отразившееся на лице Престона недоумение. – Насчет мужчин с толстыми шеями и без унции жира. Ты изучаешь человека, дабы по его внешности судить о его поведении. У антропологии точно такие же цели, только в более широком смысле.

На этом Курт хотел остановиться, но он выпил две бутылки пива, практически не поев после интенсивной тренировки и плохо спав ночью, так что его понесло. От социальной антропологии – дисциплины, которую он преподавал в университете, – он перешел к личной жизни и рассказал о самоубийстве Паулы и событиях, ему предшествующих. Возможно, причиной послужила та легкость, с которой Престон осадил грубияна. Но Курт говорил, говорил, говорил...

И выговорился около трех часов дня, закончив фразой: «...и сержант Уорден говорит, что нет возможности наказать их по закону, даже если полиция найдет тех, кто это сделал».

Престон как-то странно посмотрел на него.

– Да, знакомое противоречие. Тебе самому нужны одни доказательства, судье и присяжным – совсем другие, – он помолчал. – По твоему тону можно подумать, что ты хотел бы сам отловить их.

– Я? – Курт искренне удивился. – Господи, нет, только не я, Флойд. Я понятия не имею, где их искать. Да и что с ними делать, если я их найду. Я... Наверно, я еще не настолько их ненавижу.

– Да? А я-то подумал... – Престон недоговорил, потянулся, соскочил со стула. – Мне пора в зал, Курт. Даже по четвергам кое-кто приходит к четырем часам.

Курт высадил Престона у спортивного зала, а сам поехал домой. От хорошего настроения не осталось и следа. Он чувствовал, что никому не нужен, ни на что не способен. Он-то всегда гордился тем, что хорошо вписался в общественную жизнь Америки. В университете всегда одобрял полезные перемены, способствовал использованию новых форм обучения. С пониманием относился к участию студентов в борьбе за гражданские права, в антивоенной кампании. В результате ему казалось, что он держит руку на пульсе страны.

Однако в этот день Курт ощутил пропасть, разделяющую его и остальных посетителей бара. Почувствовал свою отстраненность. Словно его мысли, действия, реакция на то или иное событие отличались от общепринятых. Сколько его коллег высмеяли бы Флойда Престона за то, что он держал спортивный зал! И тем не менее в обыденных ситуациях тот действовал столь решительно, что ему хотелось подражать Престону. «Если кто-то пристает к тебе, всегда бей первым», – пронеслись слова Престона в его голове. Престон не находил ничего дурного в желании Курта самому отомстить насильникам.

Курт прошел в библиотеку, где все и случилось. Приходящая уборщица каждый понедельник прибирала там, но Курт зашел сюда впервые после того вечера. И вновь перед его мысленным взором возникли сползшее покрывало, сбитый ковер, перевернутый стул. По телу пробежала дрожь.

Паула... одна... некуда бежать... некого позвать на помощь...

Паула, которую все четырнадцать лет их совместной жизни он видел только с гордо поднятой головой, униженная, растоптанная, уничтоженная...

Господи, ну почему он в тот вечер не вернулся пораньше? Курт глубоко вздохнул и направился в холл.

Паула мертва. Мертва, мертва, мертва, и он ничего не может с этим поделать. Или все-таки может?