Текст книги "Все в его поцелуе"

Глава 1

Ноябрь 1818 года

Она подумала, что могла бы услышать их смех. Ей говорили, что они всегда смеются, при любых обстоятельствах, когда собираются вместе. Но сегодня они уж точно не стали бы смеяться. Смерть – особенное обстоятельство.

– Проходите; мисс, не задерживайтесь.

Она притворилась, что не слышит. Не в первый раз. Может, он решит, что она глухая или слабоумная, и сделает для нее снисхождение. Дело не в том, что она старалась досадить ему – именно ему. Да и с чего бы ему велеть ей не задерживаться, если мешать все равно некому. В такой поздний час улица совершенно пуста.

Наверное, он упивался собственной значимостью. Раздулся как индюк, разоделся в роскошную ливрею с золотым позументом – наряд, который мог бы своим великолепием поспорить даже с одеждой королевских слуг. Он стоял как часовой на верхней ступени лестницы, охраняя вход в клуб для джентльменов столь рьяно, словно от его усердия зависела его жизнь. Хоти, по здравому размышлению, может, так оно и есть. Если бы только она могла пробить брешь в его обороне и проникнуть, туда – в мужской храм, окуренный дымом сигар, пропитанный запахом дорогой кожи кресел, то его бы немедленно уволили и ради того, чтобы прокормить семью, ему пришлось взяться за ремесло куда менее престижное и опасное – скажем, карманника.

И тогда вина за его преступления легла бы на ее совесть. Забавно, какой оборот может принять праздное раздумье. У нее почти хватило духу мысленно улыбнуться прихотливому ходу своих мыслей. Но, наверное, думать так мог лишь человек, измотанный донельзя, как сейчас она. Зубы ее вот-вот начнут выбивать дробь – так она промерзла: вечер выдался промозглым. Кутаясь в шерстяной промокший насквозь плащ и надвигая на глаза капюшон, она безуспешно старалась согреться и спрятаться от водяных струй, попадавших на лицо.

Он прав – надо продолжать движение, чтобы не замерзнуть насмерть. И, повинуясь скорее соображениям здравого смысла, нежели указанию швейцара в ливрее, она медленно пошла вперед, не отрывая глаз от окон клуба. Увы, окна располагались слишком высоко от тротуара, и снизу разглядеть, что там происходит, она не могла. Стоя раньше на другой стороне улицы, она разглядела только приглушенно освещенные комнаты, но никого из членов клуба не видела.

– Вам следовало бы немного прибавить шагу, мисс.

Из чувства противоречия она остановилась, не став притворяться, что не слышит, и гордо вздернула подбородок. Она ни о чем его не просила. Молчаливое противостояние продолжалось примерно минуту. В темноте она не могла увидеть его мимику и угадать, что он чувствует. Она решила, что он раздумывает, следует ли ему покинуть свой пост, чтобы заставить ее убраться отсюда самостоятельно, или стоит позвать на помощь. В любом случае ему придется отойти от двери. И вот тогда у нее появится возможность проскользнуть внутрь.

Но она ошиблась. Парень стоял как скала. Она поплотнее укуталась в плащ и отступила.

Дождь хлестал вовсю, отбивая дробь, вода с шумом стекала в сточную канаву. Экипаж пронесся мимо, обдав ее ледяными брызгами. Намокший подол плаща задевал тротуар, а в туфлях хлюпала вода.

Она остановилась, со всей ясностью осознав, что идти ей некуда. Развернувшись, она решительным шагом направилась обратно – к подъезду клуба, не останавливаясь у подножия лестницы, а поднявшись по ней до самого верха, придав своему виду гордую осанку назло всем стихиям.

– Эй, мисс, – со смесью раздражения и враждебности обратился к ней швейцар, – вам сюда не положено.

– Что за ерунду вы говорите. Даже самому бестолковому понятно, что я могу и я должна. – Она не позволит ему втянуть себя в спор. – Вы же видите, что заняли единственное место, где можно спрятаться от дождя. С вашей стороны весьма нелюбезно отказать мне в возможности разделить с вами укрытие.

– Нелюбезно? – Он прищурился, словно для того, чтобы получше ее разглядеть. – Да ты, смотрю, наглеешь, красотка. Давай-ка проваливай отсюда, пока я не позвал полицейского. Им, знаю, неохота выползать из тепла в такую ненастную ночку, и они найдут, как тебя отблагодарить, – прямо сразу в магистрат поволокут.

Она повернула голову, поправив капюшон плаща так, чтобы он не смог разглядеть ее лицо и запомнить ее черты.

– Ты готов позвать полицейского лишь потому, что я попросила пустить меня укрыться от дождя? Они и тебя в магистрат могут отвести за то, что ты их побеспокоил по такому пустячному поводу.

Но привратник и не думал сдаваться:

– Ты, скажу я тебе, не первая из своих товарок, кто пытается сюда проникнуть.

– Моих товарок? Надеюсь, ты имел в виду лишь то, что я – женщина. – Она опустила глаза и увидела, что он нервно переступил с ноги на ногу. Похоже, ее слова ввели его в конфуз. Она не позволит ему тешить себя мыслью, что он знает, зачем она сюда явилась. Она не отвергнутая любовница, явившаяся сюда, чтобы потребовать от своего бывшего возмещения за моральный ущерб, и не проститутка, ищущая, где бы подзаработать. – Не будет вреда, если ты позволишь мне побыть тут, пока не утихнет дождь.

Привратник поднял глаза к небу. Грозовые тучи заволокли и луну, И звезды. Низкие, тяжелые облака подсвечивались газовыми фонарями, которых, к счастью, в Лондоне стояло в избытке. Толстые щупальца тумана тянулись с Темзы, наползая на город, проникая во все его улицы и закоулки.

Скоро туман заполнит собой все пространство огромного города. Ему все равно, над каким кварталом он стелется. Туман уравнивает в правах и Уэст-Энд с его великолепными памятниками архитектуры, и грязные доки, и бордели портовых кварталов.

– Дождь не скоро закончится, – заметил привратник, не сдвинувшись ни на дюйм, – а вот туман уже в пути. Лучше бы·тебе прямо сразу отправляться домой. Скоро на улицу выйдут разбойники и даже те, кто похуже разбойников.

Она не двигалась с места, хотя могла бы поведать ему, что приехала в Лондон только что и дом ее в двух днях езды отсюда, но промолчала.

– Я подожду, – проговорила она. – Вы не должны беспокоиться, что я могу закатить тут сцену. Просто я… – Она не закончила мысль. – Я подожду, – тихо повторила она.

Привратник глубоко вздохнул. Он слегка подвинулся, давая ей возможность уместиться под козырьком.

– Тебе надо записку передать? Давай ее сюда, я позабочусь, чтобы она попала по назначению.

Она покачала головой. Записка могла лишь испортить дело. Получив ее, тот, ради которого она здесь, мог просто сбежать. Она не надеялась, что он захочет с ней встретиться. Она не знала, как лучше поступить, чтобы заставить его уделить ей немного времени, – раскрыть карты или, наоборот, оставаться инкогнито?

Всю дорогу до Лондона она задавала себе подобные вопросы и, не найдя ответа, решила отправиться сюда, в мужской клуб на Сент-Джеймс-стрит в надежде встретить его здесь. Она не знала, наверное, там ли он сейчас, но дома его нет. Клуб на Сент-Джеймс – одно из вероятных мест его пребывания.

Она не хотела, чтобы их формальное знакомство началось на похоронах.

Эван Марчмен, новоиспеченный герцог Уэстфал, сидел, откинувшись на спинку удобного кожаного кресла и протянув ноги к огню. Руки он сложил перед собой домиком, но не для молитвы, скорее он пребывал в позе расслабленной созерцательности. И он, и трое его друзей представляли собой разительный контраст по отношению к другим членам клуба. Их четверка выглядела довольно мрачно. Они не могли ни шутить, ни болтать о пустяках. В основном они молчали. Пили совсем немного, и никто не посмел их беспокоить, но на них косились. Те, кто знал о смерти отца Эвана, понимали, что глубоко скорбеть о покойном он не мог.

– Знаете ли, мы привлекаем внимание, – наконец произнес Эван.

Ист огляделся. Уэст прав. Он пожал плечами:

– Должно быть, из-за Саута. Он выглядит сегодня довольно растрепанным. Неудивительно, что на нас смотрят.

Виконт Саутертон снизошел до того, чтобы спросить:

– Ты, наверное, намекаешь на ошметки грязи на моих ботинках?

Гейбриел Уитни, маркиз Истлин, мог бы заметить, что грязные ботинки не единственное явное свидетельство странной неряшливости славящегося своей элегантностью Саута, но он решил, что развивать тему не стоит.

– Ты прав. Не говори, что Дарроу тебя оставил.

– Скорее, я его оставил, – заявил о своем слуге Саут. Он откинул голову на спинку кресла. Сквозь полуопущенные ресницы, прикрывающие глаза цвета полированной стали, он разглядывал носы своих нечищеных ботинок. Он проделал долгий путь верхом сюда, в центр Лондона, бог весть откуда. – Можешь не волноваться, – добавил Саут на тот случай, если Ист захочет переманить к себе Дарроу. – Тебе он не достанется.

– Жаль, – задумчиво проговорил Истлин, потягивая вино. Через должный промежуток времени внимание его переключилось на Нортхема. – Ты что-то сегодня весь ушел в себя, – проговорил он. – Ведь не из-за отца же Уэста.

Брендан Дэвид Хэмптон, уже много лет как шестой граф Нортхем, машинально откинул со лба прядь светлых, словно выгоревших на солнце волос.

– Не из-за него, верно, – несколько виновато улыбнулся он Уэсту.

Уэст лишь рукой махнул. Он не мог винить Норта, что тот не питал симпатии к покойному герцогу, если сам не испытывал никакой сыновней любви. Уэст склонил голову набок, прищурив зеленые глаза. Его забавляли попытки Иста расшевелить Нортхема, заставив его выйти из состояния меланхолии.

– Тогда дело в Элизабет, – предположил Истлин и тут же поднял руку. – Нет, можешь не отвечать, дело не мое.

Уэст не упустил непроизвольного жеста Нортхема, расправившего плечи, словно с них свалился груз. Он знал, что друзья в курсе того, что с его браком не все обстоит благополучно, и не видел в подобном факте ничего особенно плохого, но он не хотел говорить о нем. Уэст уважал его за такую позицию. Сегодня все собрались, чтобы поддержать Уэста, и Норт тоже знал, что точно так же они придут на помощь ему, стоит лишь позвать.

Норт чуть наклонил к Сауту голову и перехватил его взгляд.

– Где ты находился, когда услышал новость? – спросил он.

Любопытно, как ответит Саут. Уэст знал, что Саутертон уезжал из Лондона, поскольку сам содействовал отъезду друга в тот конец страны. Уэст подозревал, что путешествие далось Саутертону нелегко. Он не принимал присутствие Саута здесь как должное, но признавал, что дружеские связи кое к чему обязывают. Узы дружбы, выкованные еще в Хэмбрик-Холле, крепки.

Уэст сомневался в том, что Саутертону вообще могло прийти в голову раздумывать, стоит ли возвращаться в Лондон или все же продолжать путь к намеченной цели. Они поклялись дружить навеки. Кто-то чужой мог бы и не увидеть в поджатых губах Саута следы глубокой усталости, но они-то знали, чего ему стоило приехать сюда.

Лицо Саутертона осветила улыбка, и напряжение куда-то улетучилось.

– Я был на полпути туда. Нет, чуть больше чем на полпути.

Нортхем одобрительно усмехнулся:

– Даже так?

– В самом деле. – Саут рывком выпрямился в кресле. – Я подозреваю, что возвращение займет несколько больше времени.

Истлин тихо засмеялся – впервые с тех пор, как они сегодня собрались.

– Особенно если в твои намерения входит прийти к какому-то концу. Ты ведь не можешь остановиться на полпути, снова на полпути, желая добраться туда, Саутертон. Или они научили тебя чему-то иному на борту кораблей его величества? Если так, то я хотел бы знать. – Он поднял свой бокал с торжественным видом. – Как долго ты собираешься пробыть в Лондоне?

– Еще один день, – ответил Саутертон. – Два – самое большее.

Ист кивнул. Он понизил голос, чтобы посторонние не смогли его услышать:

– Ты ведь позовешь нас, когда будет нужда?

– Если будет нужно, – с той же серьезностью ответил Саут. – Я бы не хотел, чтобы кто-нибудь из вас оказался скомпрометирован.

Уэст приподнял бровь, выгнувшуюся в абсолютно правильную дугу.

– Как уж получится.

Всем и так стало понятно, что Саутертон занят выслеживанием шпиона. Такого рода работу обычно поручали Уэсту, и сейчас он искренне благодарен Сауту за то, Что он взял его труд на себя. Тот факт, что Саут взялся за такую работу, уже кое-что мог сказать о природе ловушки. Для того чтобы сработать чисто, требовались особенные таланты Саута. Уэст помнил достаточно много ситуаций в Хэмбрик-Холле, когда серое вещество Саутертона помогало им избежать прямого столкновения с их заклятыми врагами епископами, хотя, откровенно говоря, Уэст предпочел бы просто подраться. Саут же любил разрешать конфликты в основном путем переговоров.

Уэст усмехнулся, ибо следующий вопрос Истлина подтвердил, что и он подумал о том же самом.

– Зато не придется перечитывать всю историю Британии, начиная с короля Генриха VIII, не так ли? – осведомился Ист. – Если, конечно, тебе необходимо выбраться из какого-то особенно замысловатого узла. Лично я не думаю, что смог бы за все взяться снова.

Норт кивнул:

– Здесь я на стороне Иста. На сей раз, Саут, таких подвигов от нас не жди.

Уэст почувствовал потребность тоже что-то сказать.

– Какая разница? Прошло двадцать лет с тех пор, ну и что? Моя задница до сих пор помнит о том, что случилось. – Его слова вызвали явное недоумение у троих оставшихся. – Вы что? – недоуменно спросил Уэст. – Разве герцог не может говорить о задницах?

– Герцог может говорить обо всем, о чем пожелает, – заметил Саут. – Особенно тот, кто столь недавно приобрел титул, земли и состояние.

– Ты хочешь сказать, что некое снисхождение допускается по отношению к бастарду, который внезапно обрел право считать себя законным сыном, – уточнил Уэст.

Саутертон продолжал таким тоном, словно его и не перебивали:

– Но если ты не хочешь, чтобы другие цеплялись за каждое твое слово и твои же слова возвращались к тебе бумерангом, лучше делать дело без лишних слов.

– Черт бы побрал вашу казуистику! – сквозь зубы процедил Уэст. – Черт бы побрал!

Друзья усмехнулись – Уэст, безусловно, принял к сведению замечание Саута. Не в силах удержаться, вскоре все члены Компас-клуба расхохотались. Всегда, если не хватало слов, на помощь приходил смех.

Дождь утих и перешел в морось. Мистер Данлоп – она наконец узнала его имя – продолжал настаивать на ее уходе со ступеней, до того как члены клуба начнут расходиться. Она не видела смысла в дальнейших расспросах, как не видела смысла в том, чтобы спорить с ним. Она считала, что ей уже повезло, ведь он согласился разделить с ней ступени под козырьком и даже развлек ее немного, снизойдя со своих высот, для того чтобы сообщить ей то, что она хотела узнать. И впервые по приезде в Лондон она позволила себе надеяться на благополучный исход.

Стоя на углу, у кованых ворот решетки, огораживающей чей-то особняк, она наблюдала, как джентльмены один за другим спускались по лестнице. Каждый из выходящих останавливался на верхней ступени, поправляя котелки из стриженого бобра, чтобы дождь не попадал налицо. Руки господ сплошь обтягивали лайковые перчатки, а плечи – плащи с капюшонами. Некоторые носили трость. Теперь дождь почти утих, и джентльмены уже не говорили о нем, однако время от времени нелестные замечания по поводу погоды все же отпускались. Она не понимала, к чему роптать на погоду тем, у кого всегда под рукой карета. Извозчики, зная примерное время, когда богатые господа покидают клуб, заранее подгоняли к нему экипажи. Она наблюдала, как мистер Данлоп, то и дело выскакивая под моросящий дождик, подзывает извозчика. И тут же карета подъезжала.

Она почти пала духом – час прошел, как господа начали расходиться, а его она все не видела. Хотя во всем можно найти приятную сторону – не может быть, чтобы в клубе оставалось еще много людей. Человек шестьдесят уже покинули помещение, и едва ли оно могло вместить столько же.

– Ваша светлость, вам вызвать экипаж? – с поклоном обратился Данлоп к очередному господину.

Когда же, наконец, он сможет нормально реагировать на то, что к нему обращаются таким образом? Уэст посетил клуб всего два дня назад, и к нему обращались вежливо, но без неприятной подобострастности. У Уэста прямо руки зачесались. Врезать бы ему как следует.

– Спасибо, я бы предпочел пройтись пешком, – ответил он. – Вы не думаете, что вечерние прогулки весьма полезны? – Уэст прекрасно видел, что привратник считает безумцем того, кто отказывается от экипажа в дождливый и холодный вечер, когда вполне в состоянии позволить себе такой комфорт. – Так как, Данлоп? – с сарказмом переспросил Уэст.

– Что я думаю, ваша светлость? Простите, я не понимаю, что вы имеете в виду.

Данлоп, по-видимому, действительно не понимал, о чем говорит Уэстфал.

– Два дня назад ты держался со мной иначе – независимее.

– Я вас оскорбил? Уверяю вас, я не хотел.

Видя, что Данлопу все больше не по себе, Уэст оставил тему. Не мог же Данлоп сказать ему, что два дня назад Уэст относился к господам уважаемым, но оставался бастардом без всякой перспективы на изменение положения.

– Мои друзья, наверное, взяли кареты.

– Да, – подтвердил Данлоп. – Они уехали примерно полчаса назад.

Уэст прекрасно знал, когда уехали остальные. Он сам убедил их в том, что за него волноваться не стоит и пора им разъезжаться по домам, где их ждут. Уэст потягивал бренди, раздумывая, что с ним станет после предсмертного заявления отца. Герцог объяснил свое решение собравшимся у его постели. Обо всем Уэст узнал от поверенного, который объяснил, что последнее завещание отец написал задолго до того, как настал его смертный час.

Естественно, Уэст справился у поверенного, находился ли герцог в здравом уме, когда писал завещание. Мистер Риджуэй, не понимая того, что Уэст совсем не жаждет получить титул, земли, состояние, стал убежденно заверять Уэста в том, что сознание его родителя оставалось ясным, как никогда, вплоть до того дня, как он позвал Мег. Во внезапном помутнении рассудка поверенный убедился, когда герцог решил, что она пришла к нему и присела на край постели.

Отношение Уэста к отцу ничуть не смягчилось из-за того, что он при смерти позвал к себе Мег. Он помнил, как часто его мать вот так же звала герцога, и как редко он откликался на ее зов. Если она и парила над его постелью, то только потому, что намеревалась показать ему, в какой стороне ад. Уж наверное, она не стала бы провожать его в райский уголок, где покоилась сама. Даже Всемогущий не может быть настолько всепрощающим, чтобы обеспечить герцогу Уэстфалу место в раю.

Уэст хлопнул по тулье бобровой шляпы, натянув ее поглубже, чуть заломил ее набок и пошел вниз легкой походкой. Его поступь почти не слышалась за дробью дождя. Он повернул направо, в сторону дома. Ступив на проезжую часть, он на мгновение, почти незаметно со стороны, остановился. Из-за густого тумана он не мог бы разглядеть приближающийся экипаж. Склонив голову набок, он прислушался. В его направлении ехали тяжелая карета, запряженная парой, и легкая коляска. Ни тот, ни другой экипаж не ехал быстро, и он решил пересечь улицу без промедления, не думая о том, что тот, кто шел за ним, мог бы попасть под копыта или колеса.

Уэст перешел улицу, резко свернул направо и быстрым шагом пошел вдоль дома. Он нырнул в просвет между двумя строениями и стал ждать.

Шаги, которые он слышал у себя за спиной, стихли. Зажав в руке оружие, Уэст приготовился к встрече с разбойником.

– Ваша светлость?

Если бы не удивление, которое он испытал, услышав приятный женский голос, он бы мог подумать, что ему приснился его новый титул. Хотя факт его преследования от самого клуба женщиной не умалял опасности. Он знал по опыту, что женщины, зарабатывающие себе на жизнь на улице, не менее вероломны, чем их коллеги мужчины. Он не мог сбросить со счетов вероятность того, что где-то поблизости ошивается ее сутенер, готовый избавить его от лишних денег в том случае, если дама не справится сама.

– Прошу вас, ваша светлость! Я не вижу собственных пальцев на расстоянии вытянутой руки! Вы здесь? Да. – Она заморгала, отпрянув. К носу ее приставили лезвие. – Да, теперь я вижу.

– Вот и хорошо. Будьте добры, вытащите ваше оружие.

– У меня нет оружия.

Он ей не поверил. Молниеносным движением Уэст перехватил ее кисть и вывернул так, что она оказалась прижатой к нему. Таким манером он затащил ее в переулок и притиснул к мокрой от дождя стене. Она едва успела повернуть голову, чтобы не разбить нос и не оцарапать щеку о кирпичную стену. Она не кричала, не звала на помощь, лишь раз вскрикнула. Ее поведение для Уэста оказалось неожиданностью, поскольку опытные воровки редко молчат, бывая пойманными. Наоборот, они как можно громче возмущаются, уверяя возможных свидетелей в своей невиновности.

– Чего ты хочешь? – спросил он.

Несмотря на то, что ответ ее прозвучал еле слышно, в нем отчетливо проступали командные нотки.

– Я хочу, чтобы вы убрали от меня руки.

– Но ваше желание не совпадает с моими намерениями. – Он продолжал обыскивать ее не останавливаясь. Откинув плащ, он ощупал ее. Ничего лишнего. Он лишь искал припрятанный на теле кинжал или пистолет, затем руки прошлись по талии, по линии бедер, тщательно обыскали нижнюю часть тела, на всякий случай приставив острие своего ножа к ее пояснице.

Закончив обыск, он медленно отступил и положил свое оружие в мягкий кожаный чехол, спрятанный в голенище сапога.

– Вы можете повернуться, – спокойно и вежливо произнес он. – И еще вы можете рассказать, зачем преследовали меня.

Она ответила не сразу, и Уэст решил не давить на нее. Он давал ей возможность собраться с духом, используя время, чтобы изучить ее профиль. Увы, из-за тяжелого шерстяного капюшона, который скрывал прическу и ниспадал на лоб, он ничего не видел. Уэст протянул руку, чтобы откинуть капюшон. Она изо всех сил ударила его ладонью по руке. Ее мгновенная реакция поразила его, однако она не могла бы помешать ему, если бы он захотел. Чтобы его остановить, ей потребовалось бы гораздо больше сил.

– Вы не смеете меня касаться. – Она старалась говорить с достоинством и все же обмирала от страха: она ведь его ударила. – Больше не посмеете. – Сделав паузу, она добавила: – Пожалуйста.

До него слишком медленно дошло, что он допустил роковую ошибку в суждениях. Перед ним стояла не воровка. Судя по тому, что она вытерпела обыск, молча страдая, она и не проститутка, которая непременно бы комментировала каждое его движение. Уэст не хотел утомлять себя рассмотрением иных вариантов. Он не вел себя так по-хамски, когда был просто Эваном Марчменом. Но с приобретением титула он, очевидно, перестал понимать, что является правильным, а что нет.

Он стал похож на своего отца.

Черный зев ада будет как раз по нему, если он продолжит вести себя в том же духе.

– Пойдемте, – промолвил он наконец. – Я найму для вас экипаж. Мне кажется, здесь для вас не вполне подходящее место. – Он успел поймать ее взгляд – усталый, умоляющий, когда она тихо попросила его больше ее не трогать.

Он видел ее лишь в профиль, и то сквозь пелену тумана, но и то, что он видел, ему понравилось. Высокие скулы, прямой маленький нос, выгнутые изящной дугой брови, густые и темные ресницы, отбрасывающие тень на ее щеки. Он не видел цвета ее глаз, потому что она держала ресницы полуопущенными.

Уэст предложил ей руку и усмехнулся, когда она не приняла его предложения. Впрочем, ее отказ его не удивил. Они вместе вышли из переулка – он впереди, она на полшага позади него – и остановились под уличным фонарем.

– Я бы хотел, – произнес он, – чтобы вы объяснили, какое у вас ко мне дело. Как я понял, у вас нет привычки выслеживать людей. – Он умолк на мгновение и, выгнув бровь в сардонической усмешке, уточнил: – Или все же есть?

Она покачала головой.

Такое впечатление, что она утратила способность говорить, но, услышав, как стучат у нее зубы, Уэст понял, что она не может говорить, потому что продрогла от сырости и холода. Он приложил пальцы к губам и звонко свистнул.

На призыв откликнулись немедленно. Откуда-то из тумана появился экипаж. Уэст свистнул во второй раз, чтобы возница понял, в какую сторону ехать.

– Как видите, помощь подоспела быстро. Сообщите мне, куда вас отвезти.

– Джерико-Мьюз, двадцать четыре, – стуча зубами, произнесла она:

Уэст подумал, что ослышался. Он наклонил голову, но она отвернулась. Хорошо бы, чтобы она все же сняла промокший насквозь капюшон, который делал ее похожей на старуху с косой, то бишь смерть.

– Простите; мне показалось или вы сказали…

– Джерико-Мьюз, двадцать четыре, – повторила она.

– Да, значит, я не ослышался. Выходит, у меня со слухом все в порядке.

Она резко вскинула голову, словно его реплика сильно удивила ее, но ничего не ответила.

– Наверное, мне следует заметить, что на Джерико-Мьюз, двадцать четыре находится мой собственный дом.

Она кивнула.

– И, следовательно, там живу я, – терпеливо пояснил он.

– Да, я знаю, – кивнула она, чуть-чуть улыбнувшись.

– Понятно. Но ведь вы там не живете? – Уэст решил, что имеет дело с сумасшедшей, хотя если она знала его домашний адрес, то дело в другом. Завтра он сможет позабавить приятелей описанием нечаянной встречи. Видит Бог, им не помешает немного повеселиться. Сегодня в клубе уж очень мрачно они выглядели. – Так вы хотите, чтобы я отвез вас к себе домой?

– Мне больше некуда идти, – ответила она.

Уэст принял ее признание без воодушевления.

– Может, вы скажете, откуда приехали?

Она не ответила. Экипаж уже давно подъехал и ждал их.

Уэст колебался с принятием решения, быстро прикидывая шансы. Он мог бы оставить ее там, где она находилась, а сам бы отправился домой пешком, и еще он мог бы сам сесть в экипаж, а ей предоставить добираться пешком. Он мог бы усадить ее в экипаж и послать на все четыре стороны, но тогда чего еще от нее ожидать? Он почему-то понял, что исход один: если она знает, где он живет, то все равно явится к нему. Оставить ее добираться до места самостоятельно – крайне грубый поступок.

Уэст решился. Он открыл перед ней дверь экипажа и жестом пригласил войти. Сказав извозчику, куда ехать, он забрался в карету сам. В темноте кареты он опять не мог ее разглядеть, хотя она и сидела напротив.

– Так что вы хотели мне сказать важного?

– Меня зовут мисс Эшби, – стуча зубами, представилась она.

– О, какая напасть, – усмехнулся он, снимая пальто. – Какое неудачное имя. Сколько слогов, язык свернешь. Вы немка?

Она опять резко вскинула голову, на сей раз чуть не задев макушкой его нос, ибо он приблизил лицо почти вплотную к ней.

– Да вы просто сумасшедший, – вдруг сообразила она. – Никто мне о вас такого не говорил.

Он улыбнулся, осветив салон своей белозубой улыбкой.

– Потому что вы не так спрашивали. Прискорбное состояние моих мозгов общеизвестно. А теперь, мисс Эшби, снимите ваш плащ и накиньте вот это. Вам станет намного теплее.

Уэсту импонировало, что она, не ломаясь, сразу приняла его предложение, хотя понимал причину ее уступчивости, которая заключалась в том, что она очень замерзла. Он пристально наблюдал, как она наконец сняла капюшон и скинула с плеч мокрый плащ, обратив внимание на густую копну очень светлых волос и стройную линию шеи. Когда он обыскивал ее, он почувствовал, что ее бомбазиновое платье тоже насквозь промокло. Но он сомневался, что сможет уговорить ее снять и платье тоже.

Укутав ее в свой плащ, Уэст посоветовал:

– Подожмите под себя ноги, если, конечно, вы не желаете вытянуть ноги ко мне на скамью, чтобы я растер вам пальцы. – Он засмеялся коротким смешком, когда она тут же поджала ноги под себя. – Похоже, – протянул он, окинув ее взглядом, – я нашел брешь в вашей броне.

Она ничего не ответила, будучи не вполне уверена в том, что он ее дразнит.

– Итак, мисс Эшби. – Уэст снял шляпу и положил ее рядом с собой на сиденье. Он вытянул ноги и скрестил руки на груди, всем своим видом демонстрируя равную степень небрежения и любопытства. – Итак, вы сейчас скажете мне, откуда прибыли. Мы очень скоро подъедем к моему дому, и, уверяю вас, за очень небольшое вознаграждение я могу убедить извозчика ездить кругами вокруг него хоть до утра.

– Гиллхоллоу, – с запинкой ответила она. – Вам названное мною место знакомо?

Еще как. Хотел бы он вообще никогда не знать его. Он почувствовал неприятное покалывание на затылке.

– Оно возле Норфолк-Броудс.

– Да.

– И еще рядом Амбермед.

Она опять лишь кивнула.

– Понятно, – мрачно протянул он. Неудивительно, что она обратилась к нему «ваша светлость». Недавно она вернулась оттуда, где о смерти старого герцога, наверное, говорили все, гадая, какие грядут перемены. Она доехала до Лондона, надо сказать, очень быстро. Хоронить отца собираются только завтра. Будучи при жизни видным государственным сановником, герцог удостоился чести покоиться в Вестминстерском аббатстве. Уэст уже решил, что будет присутствовать на церемонии, какой бы мучительной она ему ни казалась.

– Вы любовница герцога?

Мисс Эшби удивленно заморгала.

Уэст несколько расслабился. Девушка к тому же скромница.

– Вы ведь уже совершеннолетняя?

– Мне двадцать четыре.

– Тогда вы для герцога уже староваты.

– Вы несправедливы, – запинаясь, проговорила она. – Несправедливы к нам обоим.

Уэст пробурчал что-то себе под нос. Он мог бы задать ей еще вопросы, но даже в том настроении, в котором он пребывал сейчас, он понимал, что задавать их нечестно. Ей на самом деле сейчас очень плохо. Заставлять ее говорить – значит, издеваться над еще не согревшейся девушкой, клацающей зубами: Самое меньшее, что он мог для нее сделать, – согреть, а уже потом продолжить допрос. Тогда она, возможно, одним махом выложит всю свою скорбную повесть, и ему не придется задавать лишние вопросы.

Экипаж замедлил ход, и Уэст выглянул в окно. У подъезда его дома висел фонарь, но ни в одном из окон свет не горел. Слуги спали – все, включая дворецкого, видимо, решили, что он сегодня не вернется, хотя обычно Флинч выходил его встречать в любое время суток.

Сложенный из красного кирпича с отделкой из белого, дом Уэста размерами не выделялся. Его друзья имели дома попредставительнее, но до недавнего времени он и не располагал такими средствами, как они. Свои деньги Уэст зарабатывал сам, умело вкладывая капитал и ведя коммерцию, и, несмотря на то, что его средства намного уступали средствам Нортхема, Саутертона и Истлина, на свои деньги он мог жить вполне комфортно, а за большим он и не гнался. Теперь, наверное, от него будут ждать каких-то действий: покупки нового дома, побольше, организации званых балов и всего прочего, что полагается делать в высшем свете человеку с его титулом и состоянием. Свет с нетерпением ждет, как он станет их развлекать. Начнутся визиты, гости, среди них те, кто любит засиживаться. И предстоящая жизнь Уэста угнетала.

– Разве мы еще не приехали?

Уэст очнулся, забыв о том, что он не один. Взглянув на девушку, он смерил ее взглядом, гадая, какую беду может навлечь на себя, пригласив ее в дом. Впрочем, какими бы неприятностями ни грозил ему этот визит, он все равно не мог оставить ее на улице.