Текст книги "Сексуальный переворот в Оушн-Сити"

Глава 7

Нэнси опять почудились шум и женские крики.

– Лео, – попыталась она остановить Глюкмана. – Там стучат!

Но Лео уже слишком глубоко вошел в роль.

– Киска, это раскаты грома!.. Шторм усиливается, – он был уверен, что сможет удержать девушку на борту своей посудины.

– Да нет же! – Нэнси с трудом столкнула его в сторону. – Там действительно стучат!!!

Она соскочила со стола, выключила музыку и постаралась как можно быстрее привести себя в порядок. Глюкман тоже натянул брюки и с кислой миной пошел к двери. Приоткрыв ее, он высунулся в коридор.

– В чем дело, Джонни? – спросил он у Колхейна, пытающегося закрыть лицо носовым платком.

– Черт его знает, – откликнулся тот. – У мэра дверь ходуном ходит и оттуда несет, как из сортира!

В подтверждение этих слов со стороны кабинета Николса раздался громкий стук и накатилась волна отвратительной вони. В тот же момент из-за спины Глюкмана выскочила Нэнси и стремглав бросилась туда, откуда слышался шум.

– Мэр не забыл про спецэффекты! – зло заметил Маккейн, когда они с Фонтенбло вышли в коридор и немного отдышались. Вдова еще крепче прижала болонку к груди.

– Боже, у меня до сих пор кружится голова, – пожаловалась она и поцеловала лохматую мордочку собаки. – Крошка, я так за тебя переживала!

Остальные участники заседания тоже имели неважный вид и, очутившись в относительно безопасном месте, пытались поскорее прийти в себя после недавнего происшествия.

Мэр вышел из кабинета последним, и Нэнси тут же закрыла за ним дверь.

– Что здесь произошло? – спросила она, стараясь дышать как можно реже.

– Какие-то болваны подбросили дымовую шашку, – вяло откликнулся Николс. – Мы чуть не задохнулись!

– Ужасный мир! – на всякий случай посетовала Нэнси, но мэр уже ее не слушал.

Заметив, что кто-то из членов Совета направился к лестнице, он с завидной резвостью бросился на перехват.

– Стойте! – крикнул мэр, забегая вперед. – Случившееся лишний раз доказывает, что мы на верном пути. Вспомните о бомбах, брошенных в пастора Кинга!

– И что вы предлагаете? – нервно откликнулась вдова, которой не терпелось поскорее выбраться на улицу.

– Голосуйте за проект! – прямо заявил Николс. – Скажите «да» – и, клянусь, завтра вы проснетесь другими людьми!

То, что произошло в следующую минуту, не смогло бы привидеться мэру даже в самом фантастическом сне: Патси Фонтенбло, ошалевшая от дурных запахов и излишней патетики Николса, взяла на себя роль его ангела-спасителя.

– Если наше спокойствие зависит лишь от этого, я голосую «за»! – торжественно заявила она и высоко подняла руку.

Присутствующие не сразу поняли, что произошло, но затем Гловер, а чуть позже и Лео Глюкман, тоже медленно подняли руки.

Дольше всех колебался Маккейн. Приняв, наконец, решение, он состроил идиотскую гримасу и тоже проголосовал за проект мэра.

– Феноменально… – пробормотал Николс, еще не до конца поверив в случившееся.

– Надеюсь, теперь я свободна? – саркастически вопросила Фонтенбло и, не дожидаясь ответа, устремилась к лестнице.

Вслед за ней исчезли Гловер и Глюкман с охранником. Остальные участники заседания, похоже, уже забыли о недавней газовой атаке и принялись живо обсуждать результаты голосования.

– Невероятно, – бубнил ошеломленный Джонсон, записывая что-то в свой блокнот. – Даже Глюкман не устоял!

Находившаяся рядом Нэнси не без гордости заметила:

– Приятно, когда в победе есть и твоя заслуга!

Сэнди и Стэйси бросились обнимать Николса-старшего, который в конце концов осознал значимость происшедшего и теперь радовался, как ребенок.

– Грандиозно, па! – твердил Сэнди. – Мы победили!

Собравшийся было уйти Маккейн неожиданно вернулся с лестницы.

– Послушайте, Николс, – у него был очень мрачный вид. – Не пойму, какого черта я голосовал за этот идиотский план, но на вашем месте я давно бы отремонтировал кондиционеры… – отставной генерал повернулся, чтобы идти, но потом вспомнил что-то еще. – Да… и пожарная сигнализация у вас хреновая! – отрубил он и решительно направился к выходу.

– Спасибо, Джорджи! – крикнул ему вдогонку Николс, обнимая за плечи невестку и сына. – Ну что, ребята, – шепнул он. – Похоже, сегодня нам удалось сдвинуть с места гору Уитни? – и вся троица залилась счастливым смехом.

Подъехав к дому любовницы, Джонсон поставил машину на привычное место и направился к крыльцу.

– Между прочим, я уже собралась идти спать, – недовольно заявила Вёрджи, стоявшая у входной двери в легком ночном халатике.

– Извини, дорогая, заседание немного затянулось, – Джонсон начал оправдываться, еще не успев подняться на крыльцо. – И потом, мне ведь следовало связаться с редакцией! – он подскочил к ней и ласково поцеловал в шею.

– Чем от тебя пахнет? – подозрительно спросила девушка.

Джонсон улыбнулся:

– Врагами Николса.

– У него их так много? – Вёрджи, безопасности ради, прикрыла нос.

– Хватает, – подтвердил журналист и еще раз поцеловал любовницу. – Какие-то умники подкинули в его кабинет шашку с банановым ароматом. Получился маленький переполох, – он опять улыбнулся, вспомнив недавнее происшествие.

– Интересно, кому понадобилось срывать заседание?

– Это наверняка «зеленые», – уверенно заявил Джонсон. – Они уже два года добиваются закрытия консервной фабрики.

– Мысленно я с ними, – Вёрджи повернулась и пошла в дом. – Надеюсь, тебе хватит десяти минут, чтобы принять душ и добраться до моей кровати?

– Уложусь за пять! – отозвался Джонсон, уже успевший до половины расстегнуть свою рубаху.

В гостиницу приятели вернулись около полуночи голодные и злые. Камакин, наскоро нырнув под душ, взялся за изучение своего блокнота, в котором в течение дня тщательно отмечал все передвижения Глюкмана.

Что касается Эдика, то после ванны он облачился в ночной халат и основательно занялся своей куцей шевелюрой. Накануне Дьячкофф купил флакон с китайским средством для быстрого восстановления утраченных волос и сейчас намеревался испытать его действие на своей лысине.

Достав флакон из дорожной сумки, Эдик внимательно ознакомился с инструкцией.

– Гарантия быстрого роста… Для всех типов волос, – прочитал он на этикетке и удовлетворенно хмыкнул. – То, что надо!

Пристроившись перед небольшим зеркалом, Дьячкофф начал старательно натирать голову душистым снадобьем.

Камакин озабоченно расхаживал по комнате с блокнотом, не обращая на Эдика никакого внимания.

– Кроме конторы и мэрии, этот мерзавец успел засветиться еще в семи местах, – подытожил он.

Дьячкофф, вдыхая аромат китайского зелья, вдруг вспомнил о своих недавних злоключениях.

– Проклятый город: нельзя под окном постоять! – буркнул он, ожесточенно втирая жидкость в свой лысый череп. – Теперь от штанов воняет так, будто их неделю держали в дерьме!

Но Камакин был полностью погружен в свои мысли и не услышал жалобы Эдика.

– В городе его не взять. Это точно… И дома, пожалуй, тоже, – Макс нерешительно передернул плечами. – Остается пляж… Как ты думаешь, мы сможем зацепить его в бунгало? – поинтересовался он у приятеля, имея в виду небольшой домик Глюкмана на пляже «Тропикана», в котором тот проводил значительную часть дневного времени.

– Думаю, придется выбросить… – мрачно изрек Дьячкофф.

– Что ты сказал?! – опешил сбитый с толку Макс.

– Что слышал! – обиженно отозвался Эдик. – Если хочешь знать, я купил эти джинсы месяц назад! – он взял с кровати полотенце и стал старательно обматывать им голову.

Когда до Камакина дошла суть сказанного, он моментально вскипел.

– Засунь эти штаны себе в задницу! – посоветовал он напарнику, с презрением наблюдая, как тот сооружает на голове огромный тюрбан.

– На пляже не получится… – тут же, не моргнув, откликнулся Эдик. – Там всегда полно людей.

От такой готовности Камакин чуть не поперхнулся.

– Ерунда! – через минуту голос Макса слегка подобрел. – Не все же лезут в его сарай. А там, кроме Чемпиона, посторонних не будет…

– Нам хватит и Чемпиона, – мрачно обронил Дьячкофф.

Он подошел к телевизору и щелкнул кнопкой. Экран тут же ожил, явив плечистого басовитого репортера из Си-Эн-Эн, ведущего ночной репортаж с места дорожного происшествия, о чем свидетельствовал разбитый «Шевроле-корвет» красного цвета на заднем плане. Вокруг машины суетились полицейские и санитары.

«…Вероятно, нападавшие хорошо знали маршрут Наварро и подстерегли его в засаде, – продолжал скороговоркой плечистый репортер. – По мнению экспертов ФБР, при нападении преступники использовали специальную бомбу, которая взорвалась, попав в автомобиль. К счастью, полиция прибыла вовремя, что и позволило арестовать раненого Наварро».

Картинка на экране сменилась, показав крупным планом багажник красного «Корвета», из которого двое хмурых полицейских извлекали автоматическое оружие и какие-то пакеты. Голос репортера за кадром бодро тарахтел:

«Кроме оружия в машине было обнаружено около сотни фунтов кокаина, расфасованного в пакеты из-под сахарной пудры!..» – репортер из Си-Эн-Эн буквально ликовал.

Экран опять мигнул и вместо разбитого автомобиля на нем появился крепкий сорокалетний мужчина с серебряной звездой на груди. Титры тут же сообщили зрителям, что Уильям Шумахер является окружным шерифом Оушн-сити.

«По нашим сведениям, Луис Наварро был важной фигурой подпольного наркобизнеса, – Шумахер смотрел на зрителей, не мигая. – После его ареста появился реальный шанс ликвидировать сеть торговцев наркотиками, действующую по всему западному побережью…», – шериф хотел что-то добавить, но ему не дали, так как телевизионщики решили показать гвоздь репортажа – раненого наркодельца. Он лежал на носилках с закрытыми глазами, вероятно, все еще без сознания. Четверо санитаров под присмотром полицейских катили носилки с мексиканцем к карете «Скорой помощи».

Оператор изловчился и показал преступника крупным планом. Судя по всему, Наварро было не больше тридцати, и его лицо с правильными чертами и волевым подбородком отличалось несомненной красотой, которую дополняла пышная черная шевелюра. Пестрая рубаха мексиканца была расстегнута, что позволяло разглядеть татуировку на волосатой груди: огромного орла, несущего в крючковатом клюве младенца.

На экране вновь возник плечистый, сообщивший напоследок, что Наварро под усиленной охраной полиции направлен в местную клинику на обследование. Назвав себя, репортер исчез, а вместо него появилась заставка спортивных новостей.

Камакин и Дьячкофф прослушали репортаж о поимке наркокурьера с большим интересом. Оба обратили внимание на то, что нападение на мексиканца произошло в Оушн-сити, то есть где-то совсем рядом.

Последнее обстоятельство, конечно же, несколько озадачило их, но не более того: уставшие компаньоны были невероятно далеки от мысли о собственной причастности к происшедшему и, выключив телевизор, ограничились лишь его краткой оценкой.

– Такие дела в каком-то паршивом городишке!.. – изумился Эдик, лихо качнув своим тюрбаном.

– Да, парню не повезло, – согласился Макс. Прежде чем лечь спать, они еще немного поболтали о том, как опасно делать бизнес на наркотиках, а также посетовали на то, как ловко стала работать калифорнийская полиция.

Быстро придя к общему мнению, что в их взаимоотношениях случалось крайне редко, компаньоны погасили свет.

Глава 8

С некоторых пор Дэнни Гловер полюбил утренние пробежки трусцой. Каждый день он вставал около шести часов, умывался и, надев на себя нехитрую одежду бегуна, отправлялся в путь.

Просыпающийся город в эти минуты выглядел почти идеально: его улицы были свободны от машин, а тротуары – от людей. Изредка навстречу Гловеру попадались собратья по джоггингу, и тогда он приветливо махал им рукой.

Особую прелесть пробежкам бывшего банкира придавали магнитофонные кассеты с записями уроков Боба Райнера для пожилых. Эти уроки представляли собой нечто среднее между развлекательным радио-шоу и сборником инструкций для начинающих бегунов. Боб Райнер давал свои рекомендации под легкую ритмичную музыку, что позволяло делать бег пенсионеров не столь обременительным и скучным занятием. Курс Райнера состоял из нескольких кассет с четырьмя десятками двадцатиминутных уроков с возрастающей степенью сложности.

Утром, после затянувшегося накануне допоздна заседания в мэрии, Гловер встал как обычно. Быстро одевшись, он достал из шкафа пояс с плеером и кассету с очередным уроком своего любимца. Миниатюрные наушники старик по привычке сразу же надел на шею.

Солнечное утро было великолепным и, выйдя на крыльцо своего викторианского особняка, Гловер подумал, что сегодня жизнь так же прекрасна, как во времена его юности, когда он только начинал карьеру и еще не был обременен многочисленными болячками и лишними деньгами.

Умилившись совершенству природы, Гловер осмотрелся по сторонам и заметил садовника, который, несмотря на ранний час, уже возился с ножницами вокруг кустов чайных роз, росших перед домом.

– Привет, Джонатан! – голос Гловера был бодрым и радостным.

– Доброе утро, сэр, – откликнулся пожилой чернокожий садовник, здорово смахивающий на невысокое сухое дерево с тонкими и длинными руками-сучьями.

Гловер надел наушники и включил плеер. Боб Райнер отозвался почти сразу. Его приятный басовитый голос вихрем ворвался в микроэфир старика.

«Привет всем, кто приобрел кассеты со спортивными уроками Боба Райнера! – начал он традиционной фразой. – Сегодня наше юбилейное, двадцатое по счету, занятие в школе бега для тех, кому за шестьдесят, и вы имеете реальный шанс оценить результаты своего ежедневного упорства…».

Услышав комплимент, Гловер гордо выставил тощую грудь и, спустившись по лестнице, бодро зашагал в направлении решетчатых ворот на въезде в свои владения. Голос Райнера звучал в наушниках, не умолкая.

«Надеюсь, вы успели размяться перед тем, как выйти на свою любимую дистанцию? – вопрошал он своих седовласых и лысоголовых учеников. – Если так, то расправьте плечи, наберите в легкие побольше свежего воздуха и, не мешкая, отправляйтесь в путь!».

Очутившись за воротами, Гловер немедля последовал совету своего невидимого тренера и вскоре его сухая, по-стариковски нескладная фигура скрылась за поворотом дороги.

Первую половину трехкилометровой дистанции Гловер пробежал без особых проблем. Музыка и голос Боба Райнера звучали в наушниках, как обычно, помогая ему поддерживать привычный темп бега.

«Раз-два, раз-два! Глубже вдох! Резче выдох! – без устали командовал Райнер. – При верно поставленном дыхании вы должны почувствовать, как с каждым пройденным метром к вам возвращается прежняя бодрость и силы. Возможно, именно сейчас некоторые из вас ощущают необычную легкость в теле. Словно вы избавились от чего-то лишнего и ненужного!».

Райнер еще не успел развить мысль относительно облегчения тел у пожилых во время бега, когда экс-банкир с ужасом осознал дьявольскую истинность его слов. Все последующие события произошли достаточно быстро, и Гловер, который по инерции продолжал бег, реагировал на них почти инстинктивно, не вполне отдавая отчет в собственных действиях.

Облегчение тела он почувствовал сразу и совсем не там, где этого можно было ожидать, ибо речь шла о плавках. Рука Гловера судорожно скользнула вниз к интимному месту, но, к ужасу старика, не нащупала там ничего привычного.

– Что за фокусы?! – только и смог пробормотать Гловер, но в ответ услышал очередное звонкое замечание Райнера:

«Непередаваемое ощущение, правда?! Уверен, оно надолго останется в вашей памяти!».

К сожалению, Гловер не мог вступить с ним в полемику. Во-первых, потому что Райнер все равно бы его не услышал, а во-вторых, из-за того, что с ним происходило нечто совершенно ужасное. Гловер хотел было остановиться, но не смог этого сделать: ноги, наперекор слабеющей воле, несли его все дальше и дальше вдоль тихих улиц просыпающегося города.

Последние триста метров дались ему особенно тяжело, потому что с телом творилось что-то абсолютно невообразимое: оно ныло, стонало и изо всех сил сопротивлялось чему-то новому и ужасно агрессивному внутри самого себя.

Заметив, что бедра начали странным образом раздаваться вширь, Гловер тихо застонал и попытался ускорить бег. Это, однако, оказалось непростой задачей, так как его старые любимые кроссовки за какую-то минуту стали вдруг отвратительно большими и неудобными.

Чтобы не расстраиваться, старик решил вообще не смотреть вниз и, пытаясь хоть как-то отвлечься от ужасных мыслей, прислушался к голосу неунывающего Райнера.

«Поднажмите немного, – уговаривал тот свою бегающую паству. – Чувствуете, старость уже молит о пощаде? Еще чуть-чуть – и она навсегда свалится с ваших плеч!.. Ваши ноги теперь крепки, как прежде. Ваши легкие уже забыли про одышку, которая еще месяц назад останавливала вас через каждые тридцать метров!».

Гловер не удержался и скосил глаза вниз.

– Проклятие!.. – прохрипел он, обнаружив, что его грудь увеличивается под футболкой прямо на глазах.

Похоже, Боб Райнер был готов и к этому:

«…Конечно, ширина зашей грудной клетки и сейчас меньше, чем у Сталлоне, но уже и тем, чем вы располагаете, при случае можно похвастать перед друзьями!..».

Никогда прежде Дэнни Гловер не стремился вернуться в свой особняк так сильно, как в это кошмарное утро. Больше всего он боялся попасться на глаза знакомым бегунам, которые наверняка бы заметили изменения в его фигуре и потом растрезвонили об этом на весь город.

К счастью, опасения оказались напрасными, и когда в конце дороги перед Гловером замаячили знакомые ворота, он слегка успокоился.

Очутившись на своей территории, старик постарался незаметно проскользнуть в дом мимо Джонатана, аккуратно подрезавшего очередной куст. Но зрение не подвело садовника, и он повернул голову в тот момент, когда Гловер крался к крыльцу.

На мгновение оба замерли в напряженных позах.

Гловер первым пришел в себя и, натянуто улыбнувшись, продолжил движение. Через полминуты он уже был в просторном холле особняка.

Тем временем Боб Райнер с удовлетворением подводил итог очередного урока:

«По-видимому, многие из вас сейчас переживают эмоциональный подъем, и это вполне объяснимо. Ведь за время, что мы провели вместе, вы стали совершенно другими и, поверьте, это еще не предел! – сегодня Райнер не скупился на похвалу. – Советую не полениться и подойти к зеркалу: вполне возможно, вы увидите в нем то, чего раньше в себе не замечали…».

Услышав последнюю рекомендацию, Гловер понял, что это как раз то, что ему больше всего нужно в данную минуту. Огромное, в полтора человеческих роста, зеркало в золоченой раме находилось совсем рядом, и он, не мешкая, подошел к нему.

То, что Гловер увидел в зеркале, потрясло не меньше, чем если бы ему вдруг сообщили, что он живет на свете свой последний час. Из красивой резной рамы на Гловера в упор глядела женщина, вернее, уже старуха, одетая в футболку и шорты, с плеером на поясе, на ногах которой красовались несуразно большие кроссовки. Лицо старухи странным образом напомнило пожилому банкиру лицо его старшей сестры, умершей в Коннектикуте восемь лет назад.

Когда Гловер поднял руку, чтобы снять с головы наушники, старуха в зеркале в точности повторила его жест. При этом на ее лице появилась удивленная гримаса.

Гловеру понадобилось еще несколько минут, прежде чем он, к своему ужасу, окончательно убедился в том, что он – это уже не он, и старуха в зеркале – не кошмарное видение, а его новое «я».

Шокированный старик, превратившийся в не менее шокированную старуху, некоторое время стоял совершенно неподвижно, а затем, достав из плеера кассету с уроком Райнера, вдребезги разбил ее об пол.

– Добегался! – в сердцах прокричал он и не узнал собственного голоса…

Глава 9

Макс не любил просыпаться рано, но в это утро его сладкий сон был нагло прерван оглушительным воплем Эдика, когда на часах еще не было и семи. Приоткрыв глаза, Камакин увидел довольно странную картину: полуголый Дьячкофф скакал по комнате, как псих, прижав к груди какой-то флакон. В другой руке он держал небольшое зеркало, в которое глядел, не отрываясь ни на секунду.

При этом Эдик с горячечным восторгом повторял одно и то же слово: «Сработало!!! Сработало!!!»…

Причину буйного веселья напарника Камакин понял, лишь когда Дьячкофф поставил свой флакон на телевизор и, взяв расческу, принялся бережно водить ею по пышной шевелюре, которая необъяснимым образом появилась у него на голове за то время, пока спал Макс.

Заметив, что приятель наконец проснулся, Дьячкофф мигом подскочил к его кровати.

– Смотри, эта штука подействовала!!! – заявил счастливый Эдик, охотно демонстрируя свои кудри. – Ну, как?! – поинтересовался он, скосив глаза на отражение в зеркале.

Камакин приподнялся на локте в постели и сонно посмотрел на напарника снизу вверх.

– Никак, – буркнул Макс, сбрасывая с себя одеяло. – Они не могли вырасти за одну ночь, – безразлично добавил он, показывая своим видом, что не верит Эдику ни на грош.

Макс выбрался из кровати и сладко потянулся.

– Думаешь, я нацепил парик?! – покрасневшее лицо Эдика тут же выдало его обиду. – Можешь дернуть! – предложил он, смело подставляя голову все еще сонному Максу.

Тот, не дожидаясь повторного приглашения, ухватил пятерней волосы на макушке компаньона и дернул, словно пучок бурьяна на грядке.

К удивлению Камакина, все волосы остались на прежнем месте, а их счастливый обладатель лишь слегка поморщился от боли. Уже в следующую секунду Эдик радостно сиял.

– Поверил, наконец?! – Дьячкофф явно напрашивался на комплимент, но Макс был неумолим.

– Все равно, это нереально, – зевнув, заявил он, не утруждая себя поисками более убедительных доводов.

На этот раз Эдика буквально прорвало:

– Какого черта!.. И что же мне, по-твоему, делать?!

– Можешь их сбрить, – пожал плечами Камакин. – Лично мне все равно.

– Хрен тебе, сбрить! – Дьячкофф готов был тут же броситься в драку.

Он хотел сказать Максу еще что-то очень злое и обидное, но напарник равнодушно повернулся к Эдику спиной и, взяв со стула халат, накинул себе на плечи.

Когда Камакин вновь обернулся к приятелю, Эдика едва не хватил удар.

– Что это?… – неуверенно спросил он, указывая пальцем на волосатую грудь Макса.

Тот не сразу понял, в чем дело, и лишь потом заметил, что его грудь, чуть прикрытая халатом, довольно быстро увеличивается в размерах!

Со стороны это выглядело так, словно какой-то невидимка невидимым же насосом старательно накачивает грудную клетку Макса, пытаясь сделать ее как можно больше.

С минуту Камакин стоял столбом, будучи не в силах сказать по поводу творящегося хоть что-нибудь вразумительное. Он раскрыл рот, лишь когда с ужасом заметил, что кошмарно выросшая грудь приобрела явно женские очертания. Осознав это, Макс грубо выругался и, до шеи запахнув халат, убежал в ванную.

Он просидел там минут сорок или пятьдесят. За это время Дьячкофф, тихо ахая и охая перед зеркалом, почти незаметно для себя перешел в новое качественное состояние, превратившись в весьма симпатичную дамочку: черты его лица смягчились, морщины дивным образом разгладились, а фигура стала гораздо стройней и привлекательней.

Похоже, утреннее чудо с исчезновением лысины определенным образом подготовило Эдика к последующим превращениям и, когда они начались, он наблюдал за происходящим почти с любопытством.

Сидя перед зеркалом, Дьячкофф время от времени бросал тревожные взгляды в сторону ванной комнаты, откуда доносились стоны и отборная ругань Макса.

«Траханая Америка! – гремело из ванной. – Стоило тратить бабки и тащиться через океан, чтобы у тебя вдруг, ни с того ни с сего, выросли сиськи! Мать вашу!!!».

Через полчаса голос Камакина изменился до неузнаваемости и стал абсолютно женским. Несмотря на это, количество ругательств из ванной ничуть не уменьшилось.

– Вашу мать!!! – уже в сотый раз в отчаянии повторил Камакин за дверью. – Думал, хоть заработаю здесь немного. Заработал: хрен тебе! – он громко всхлипнул и затем добавил: – Да какое там: ни хре-на!!! Последнее отобрали!».

Вскоре дверь ванной наконец открылась, и на пороге показалась особа, лицо которой почти в точности повторяло черты Камакина и было, наверное, лишь немного нежнее и румянее. Что касается фигуры Макса, то она, пожалуй, не претерпела сколь-нибудь заметных изменений, не считая округлившихся бедер и вызывающе крупного бюста.

Эдик встретил его появление так, словно это был визит инопланетянина.

– Макс?! – недоверчиво осведомился Дьячкофф своим новым высоким голоском.

Лицо женщины в халате было мокрым от слез.

– Боже праведный! – прорыдал Камакин. – Он отвалился…

– Кто – он? – не сразу понял Эдик.

– Мой член! – Камакин, что есть силы, врезал кулаком по стене. – Сперва стал тонким, как карандаш, а потом… – у него из груди вырвался тяжелый стон. – Потом взял и отвалился.

– Надо же, – удивился Дьячкофф. – А у меня просто ушел куда-то внутрь.

Быстрое и совершенно необъяснимое превращение в женщину буквально нокаутировало Макса, и наверняка привело бы его психику к стойкому расстройству, если бы не дружеская поддержка Эдика. Оценив степень потрясения приятеля, Дьячкофф стал успокаивать его, уверяя, что ничего ужасного в случившемся нет, и при определенных обстоятельствах их новый облик может даже оказаться полезен.

Дьячкофф не успел полностью разъяснить свою теорию, поскольку Макс живо откликнулся на эти странные утешения: подскочив к Эдику, он мастерски подсек его и, повалив на пол, принялся дубасить кулаками.

Камакин делал это настолько энергично, что очень скоро вялое сопротивление противника было окончательно сломлено.

– Издеваешься надо мной?! – рычал Камакин, нанося удары по телу несчастного Эдика.

Похоже, Макс был на грани безумия, и это оборачивалось для его компаньона самыми неприятными последствиями.

С невероятным трудом Эдику все же удалось высвободиться из объятий приятеля: изловчившись, он сильно двинул Камакина коленом в живот и тот, охнув, немного ослабил натиск.

Дьячкофф пришел в себя на пару секунд раньше Макса. Этих мгновений хватило, чтобы сбросить противника на сторону и затем, взобравшись ему на спину, заломить руку.

– Идиот! Чуть не пришиб меня! – ругался запыхавшийся Эдик, надежно удерживая вывернутую конечность компаньона.

– Я сделаю это позднее! – пообещал Макс, безуспешно пытаясь освободиться.

Он пинался, брыкался и вертел туловищем, надеясь сбросить Эдика со своей спины, но тщетно: Дьячкофф сидел на Максе не хуже опытного ковбоя.

Эдик продержал Камакина на полу не менее четверти часа, прежде чем окончательно убедился, что тот немного успокоился и уже может слегка контролировать свои действия.

Воспользовавшись моментом, Дьячкофф объяснил приятелю, что он имел ввиду, говоря о преимуществах их нового положения.

– Пойми, наконец, Глюкман меньше всего будет опасаться баб! – втолковывал он поверженному Максу.

– Я не баба! – запротестовал было Камакин, но, вновь услышав свой непривычный голос, быстро умолк.

– Конечно, нет! – успокоил его Дьячкофф. – Зато Глюкман этого не знает и нам будет легче за ним следить…

Хотя доводы Эдика звучали вполне здраво, Макс не сдавался.

– Какого дьявола за ним таскаться?!

– Чтобы знать, где они с Чемпионом проводят время, – терпеливо втолковывал Эдик.

– Плевать на Чемпиона!!! – опять взорвался Камакин. – И на Глюкмана плевать!

– Тебе уже не нужны деньги?! – состроил удивленные глазки Дьячкофф.

Макс буквально взвыл от возмущения:

– На кой черт деньги, если я – баба?!

Возникла пауза, сопровождаемая всхлипываниями расстроенного Камакина.

– По-твоему, баксы тратят одни мужики? – наивно спросил Дьячкофф.

Убийственная простота этого объяснения окончательно сразила Макса, и он таки был вынужден признать правоту Эдика, на время отвлекшись от горестных дум по поводу собственного положения.

Уже через каких-нибудь десять минут Камакин деловито расхаживал по комнате, продумывая новые способы поимки Глюкмана. Кажется, при этом Макса не слишком смущало то, что его пышный бюст вызывающе выглядывал из едва запахнутого халата.

Решив проблему с временным безумием приятеля, Дьячкофф смог наконец заняться собой. Он уединился в ванной комнате и, встав перед большим зеркалом, критически оглядел себя с головы до ног.

К счастью, голова была в порядке. Это прежде всего касалось вновь обретенной шевелюры, которая после яростной схватки выглядела несколько растрепанной. Хотя беспорядок на голове и заставил Эдика поморщиться, внутренне он ликовал: все волосы были на месте, а от проклятой лысины, которая отравляла его жизнь последние годы, не осталось и следа.

Что касается остальных частей видоизменившегося тела, то они, вне всякого сомнения, тоже нуждались в тщательном уходе, в особенности грудь и шея, на которой были заметны свежие царапины.

Вернувшись в комнату, Дьячкофф обнаружил, что Макс все еще погружен в размышления. Появление Эдика немного отвлекло его.

– Знать бы, что делать дальше, – задумчиво сказал он.

Вместо ответа Эдик взял со стула джинсы и с усилием стал натягивать их на свой заметно округлившийся зад. В конце концов ему удалось осуществить эту затею, после чего Дьячкофф сбросил халат, сменив его на мятую желтую футболку. Вещи, в которых Эдик накануне сидел под окнами мэрии, все еще источали сильные запахи и, уловив их своим чутким носиком, Дьячкофф недовольно покрутил головой.

– Далеко собрался? – поинтересовался Макс.

– В ближайший торговый центр, – пискнул Дьячкофф, проверяя бумажник и ключи от машины. – Для начала не помешало бы прикупить кое-какие шмотки…

Камакин не стал уточнять подробности и, проводив взглядом невероятно похорошевшего Эдика, вновь погрузился в невеселые мысли.