Текст книги "Сыграй на цитре"

Джоан Хэ
Сыграй на цитре

Посвящается Хезер, моей孔明[1]1
  Кун-мин (от кит. умный, просвещенный) – прозвище крупнейшего государственного деятеля и изобретателя Чжугэ Ляна (181–234 гг.); эпоха Троецарствия.


[Закрыть]

Joan He

STRIKE THE ZITHER

Copyright © 2022 by Joan He

Published by arrangement with Folio Literary Management, LLC. All rights reserved.

© Самойлова А., перевод на русский язык, 2023

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023

Ключевые фигуры

Север / Столица Империи Синь / Царство Чудес

Императрица: Синь Бао[2]2
  Фамилия предшествует имени. Например, Синь Бао и Синь Жэнь носят общую фамилию «Синь».


[Закрыть]

Премьер-министр: Миазма

Стратег: Ворон

Советник: Слива

Именитые генералы: Гадюка, Коготь, Леопард

Южные земли / Царство Эрудиции

Леди: Цикада

Стратег: Ноябрь

Западные земли

Губернатор: Синь Гун*

Советник: Сыкоу Хай

Именитые генералы: Сыкоу Дунь, Астра, Папоротник

Безземелье

Леди: Синь Жэнь*

Названые сестры: Облако, Лотос

Стратег: Зефир

Именитые генералы: Турмалин

Прошу обратить внимание, что это вымышленное произведение. Династия Синь не существовала в истории, и действие этого романа не разворачивается в Китае; а описанные общественное устройство и демографическая ситуация не соответствуют действительности. «Сыграй на цитре» не должно использоваться в качестве учебного справочника. Китайская философия и духовность, метафизика ци, мифология богов, техника игры на гуцине – вот лишь некоторые из областей, в которых были допущены художественные вольности.

Куплет первый

 
               К северу, миазмы
   опустились на столицу и окутали ее,
захватив юную императрицу в свой плен.
 
 
                    К югу, цикада
               пела песню отмщения,
пока народ оплакивал свою покойную королеву.
 
 
               Между землями, леди,
                   не имея ничего,
стремилась изменить свою судьбу.
 
 
               А высоко за облаками,
в небесном царстве, не хватало одного бога.
 

1. Нечто из ничего

Некоторые утверждают, что небеса диктуют взлет и падение империй.

Очевидно, что эти невежды никогда не встречали меня.

Мои навыки стратега подарили мне множество прозвищ, начиная с Тени Дракона и заканчивая Тактиком Тислгейта. Но мой личный фаворит – это Восходящий Зефир. «Зефир» тоже сойдет, если вам так угодно.

– Павлин!

Только если ты не Лотос. В этом случае я прошу слишком много.

Я изо всех сил стараюсь усмирить свою кобылу; лошади не ценят гениев.

Как и Лотос.

– Эй, Павлин! – зовет она, перекрикивая скрипучие фургоны, плачущих младенцев и щелканье кнутов. Она подгоняет своего жеребца вдоль противоположной стороны, вверх, пока мы мало-мальски не оказываемся лицом к лицу, и между нами проносятся головы людей и быков. – Они догоняют!

Что же, меня это совсем не удивило. Миазма, номинальная председательница Совета Министров Империи Синь, а в сущности – действующая императрица, неизбежно настигнет наших солдат и сельских жителей, которые сейчас – благодаря Лотос – осознают, что вот-вот погибнут. Ребенок заливается слезами, тетушка спотыкается, молодая пара подстегивает своего мула, чтобы тот поспешил. Безрезультатно. Отвесную лесную тропу размыло вчерашним ливнем, и ее истоптали в месиво сотни эвакуированных нами.

А впереди еще тысячи.

– Сделай что-нибудь! – кричит мне Лотос. – Пошевели мозгами! – Ее волосы разметались, как лошадиная грива, вокруг лица, и она размахивает своей секирой так, словно ей не терпится пустить ее в ход.

Это нам не поможет. Мы боремся не только с Миазмой. Наша собственная численность утягивает нас на дно. Мы должны эвакуировать всех, грозно дала указание Жэнь[3]3
  У имени Жэнь может быть несколько толкований: 人rén (с кит.) – человек, люди; 仁rén (с кит.) – милосердие, гуманный; rèn (с кит.) – поручать дело на службе, исполнять обязанности.


[Закрыть], когда я предположила, что нам пора спасаться из этого города. Миазма учинит кровавую резню над простыми жителями только за то, что они укрывали нас.

У Миазмы все еще есть этот шанс при таких-то темпах, но с милосердием нашей главнокомандующей Синь Жэнь не поспоришь. Большинство стратегов его бы не потянули.

Но я могу.

– Придумай план! – ревет Лотос.

Благодарю за доверие, Лотос. У меня уже три в запасе, представляешь? Первый (бросить мирное население) можно даже не брать в расчет, но еще есть второй – (срубить деревья и молиться о дожде) и третий – (отправить к мосту у подножия горы заслуживающего доверия генерала для сдерживания натиска Миазмы).

Второй план приведен в действие, если судить по влажности. Я отправила генерала Турмалин и ее войска на вырубку деревьев позади нас. Стволы смоет грядущим штормом, и образовавшаяся в результате запруда должна задержать кавалерию Миазмы на пару часов.

Что же касается отправки к мосту заслуживающего доверия генерала…

Я перевожу пристальный взгляд с Лотос на Облако, другую названую сестру Жэнь. Она помогает эвакуированным подниматься дальше по топкому подъему, ее ультрамариновый плащ выделяется ярким пятном на фоне приглушенной зелени елей.

В стрессовой ситуации Облако соображает лучше, чем Лотос. Жаль, потому что я не знаю, смогу ли в нужный момент обуздать ее. В прошлом месяце она освободила Миазму из одного из моих капканов, потому что Премудрый Мастер Шэнциус запрещает убивать с помощью заманивания в западню. Все это очень мило, Облако, но был ли Премудрый Мастер Шэнциус когда-нибудь в бегах от империи? Я так не думаю.

– Ты. – Я указываю своим веером на Лотос. – Поезжай к мосту с сотней своих лучших людей и Извлеки Нечто из Ничего.

Лотос бросает на меня непонимающий взгляд.

– Просто… сделай вид, что у нас больше сил за рекой, чем на самом деле. Поднимите пыль. Пошумите. Запугайте их.

Это не должно вызвать больших сложностей для Лотос, чье прозвище подходит ей только в том случае, если представить корень, а не цветок. Ее боевой клич может спугнуть птиц с деревьев в радиусе ли[4]4
  里Lǐ – китайская единица измерения расстояния, в древности ли составляла 300 или 360 шагов (примерно 500 метров).


[Закрыть]. Она выковала свою собственную секиру и носит шкуру убитого ею тигра вместо юбки. Она – именно такой воин, какими и бывают воины, полная противоположность всему тому, за что ратую я. По крайней мере, Облако знает классическую поэзию.

Но у Лотос есть то, чего нет у Облако: способность выполнять приказы.

– Запугать, – повторяет она себе под нос. – Поняла. – Затем она скачет галопом вниз по склону горы на своем ужасающем жеребце и называет себя по имени в той своеобразной манере, как это делают некоторые воины перед тем, как отправиться в бой. – Лотос не подведет!

Гром заглушает грохот ее отъезда. В небе клубятся облака, а вокруг меня на ветру, в котором больше зловония, чем воздуха, кружатся листья.

В моей груди нарастает давление; я дышу сквозь него и сосредотачиваюсь на той точке, где мои волосы собраны в высокий хвост. Мой веер все еще у меня в руке.

Это не первый раз, когда я делаю невозможное ради Жэнь.

И я сделаю. Миазма осторожна; надвигающиеся дожди в сочетании с запугиванием Лотос заставят ее дважды подумать, прежде чем преследовать нас в гору. Я смогу ее задержать.

Но в то же время мне нужно будет сделать так, чтобы мы ускорились.

Я резко дергаю поводья; моя кобыла упирается. Непокорность!

– Получишь репу и инжир! – шиплю я.

Дергая все сильнее, я вынуждаю ее пойти рысью вниз по склону.

– Оставьте вьючных животных! – рявкаю я на поток медленно идущих людей. – Покиньте повозки! Это приказ военного стратега Синь Жэнь!

Они делают, что им велено, при этом не переставая хмуриться. Они любят Жэнь за ее благородство, Облако – за справедливость, а Лотос – за силу духа. Моя задача не в том, чтобы быть милой, а в том, чтобы вывести каждого жителя отсюда, с горы, в город, где нас уже должна ждать Жэнь с первой волной эвакуированных, другой половиной наших войск и – надеюсь – с судном для переправы на юг, чтобы я смогла обеспечить нас столь необходимыми союзниками.

– Живее! – рявкаю я. – Люди тащатся чуть быстрее. Я приказываю, чтобы кто-нибудь помог мужчине со сломанной ногой, но тут появляется беременная женщина, которая, кажется, вот-вот родит, босые дети, малыши без родителей. Влажный воздух сгущается, превращаясь в густой туман, и давление в моей груди поднимается к горлу. Предвестник приступа удушья, если так вообще бывает.

Даже не смей, думаю я, обращаясь к своему телу, пока еду дальше в строю, крича до хрипоты. Я проезжаю мимо вопящей девушки, зовущей свою сестру.

Через десять человек я встречаю девушку помоложе в похожей жилетке, которая тоже горланит в поисках сестры.

– Следуй за мной, – говорю я, тяжело дыша. Краем глаза я еще успеваю заметить воссоединение сестер, но тут молния обнажает лес. Животные хором взвизгивают – и моя лошадь в их числе.

– Репа…

Гремит гром, и моя лошадь встает на дыбы, а поводья …

Они выскальзывают у меня из пальцев.

* * *

Мы уже встречались со смертью. В этом отношении я ничем не отличаюсь от сотен, если не тысяч сирот. Наши родители умерли от голода, или от чумы, или из-за какого-нибудь разбушевавшегося военачальника, восставшего с войском из-за угасающей мощи империи. Возможно, тогда смерть и пощадила меня, но я-то знаю, что она там, затаившаяся тень. У некоторых хватает физических сил, чтобы убежать от нее. У меня иначе. Мой разум – вот мой свет и свеча. Пусть тень убегает от меня, а никак не наоборот.

Так что мне не страшно, когда я погружаюсь в грезы про рай. Все это так знакомо. Белая плетеная беседка. Вложенные известняковые террасы. Небо в цвету магнолии. Музыка ветра, пение птиц и всегда, всегда эта мелодия.

Мелодия цитры.

Я лечу за знакомой музыкой над озерами из розовых облаков. Но розовый цвет исчезает, и грезы превращаются в кошмар воспоминаний.

Звон сошедшихся клинков. По улице несутся громоподобные скакуны. Наконечник копья пронзает туловище, плещет багряным… Я хватаю тебя за руку, и мы бежим. Не знаю, друзья нам эти воины или враги, откололся ли сейчас какой-то полководец от империи и провозгласил себя царем или это силы империи, пришедшие, чтобы освободить нас, а может быть, убить. Мы просто сироты. Даже не люди для этих воинов. Все, что мы можем сделать, это пытаться спастись от них бегством. Бежать. Твоя рука выскальзывает из моей; я выкрикиваю твое имя.

Ку!

Меня сносит поток бегущих на меня людей. Я не могу тебя найти. Наконец пыль оседает. Воины уходят.

Ты тоже бросила меня.

Я резко выпрямляюсь, задыхаясь.

– Спокойно. – Руки, сомкнувшиеся на моих предплечьях. Лицо: брови, похожие на ястребиный клюв, шрам на переносице. Это Турмалин, третий генерал Синь Жэнь – единственный генерал Жэнь с подходящим прозвищем, учитывая, что нрав Турмалин крепок, как драгоценный камень. Мы относимся друг к другу терпимо, насколько это вообще возможно для воинов и стратегов. Но прямо сейчас Турмалин – не тот человек, которого я хочу видеть.

Она не сестра из моего видения.

– Спокойно, Зефир, – говорит она, когда я вырываюсь из ее хватки.

Выдох за выдохом я высвобождаю свое разочарование. Турмалин, в свою очередь, отпускает меня. Она протягивает мне бурдюк с водой. Я сжимаю его в нерешительности. Вода смоет ее имя с моего языка, имя, которое я не произносила уже шесть лет.

Ку.

Но видение – это всего лишь кошмар, и когда Турмалин говорит: «Пей», я пью.

Турмалин принимает более удобное положение. Ее серебряную кольчугу облепила засохшая грязь.

– Ты, Зефир, благословлена богами, – говорит она, и я кашляю, набрав полный рот воды. – Либо так, либо ты сделала что-то хорошее в прошлой жизни.

Реинкарнация и боги – постоянно фигурируют в крестьянских мифах.

– Я добралась до тебя за несколько секунд до того, как это сделали колеса фургона, – продолжает Турмалин. Я могла бы обойтись и без мысленного представления этой картины, но лучше уж пусть Турмалин найдет меня на земле, а не Лотос или Облако. Эти двое раскудахтались бы об этом на весь белый свет, не забыв даже своих матушек. Что же касается всех…

Мой взгляд устремляется к тому, что меня окружает. Мы в палатке. Сейчас ночь. Снаружи жарится что-то с душком. Все это хорошие признаки того, что нас не уничтожила Миазма.

И все же мне нужно это услышать, чтобы убедиться наверняка.

– Мы добрались до Хэваня?

Турмалин кивает.

– Ровно десять ли, гора и река отделяют нас от войска Миазмы. Дождь пошел именно тогда, когда ты и предсказывала. Им потребуется по меньшей мере день, чтобы расчистить путь, и четыре, чтобы пройти в обход.

– А Лотос?

– Об этом будет гудеть вся империя. Представь только – множество барабанов и рева! Генералы Миазмы бежали так быстро, что можно было подумать, у нас скрытая сила в десять тысяч человек.

Я с трудом проглатываю еще немного воды. Хорошо. Миазма – параноичка. Она услышит звуки боя, увидит труднопроходимую местность и подумает о западне. Которая нам не по силам, но пока Миазма верит в иллюзию, созданную Лотос, мы выигрываем себе столько времени, сколько ей потребуется, чтобы собрать подкрепление – день, по моим подсчетам.

Потом я вспоминаю прихрамывающего мужчину, стенающую женщину, плачущих сестер. Если они живы…

– Они живы, – подтверждает Турмалин, – и обязаны этим принципам одного человека.

– А Жэнь?

– Насколько мне известно, она встречалась с губернатором Хэваня, – говорит Турмалин.

Она поддерживает меня, когда я встаю. Упираясь руками в поясницу, я взираю на скудную кучку пожитков, которые пережили путешествие со мной. Мои белые одежды запачканы грязью без надежды на восстановление, и я морщу нос, глядя на сменный комплект. Бежевый. Мерзость.

Тишину нарушает Турмалин.

– Ты не должна вот так уезжать одна.

– Я прекрасно умею ездить верхом. Это из-за лошади. Твой трюк с репой и инжиром не сработал. Или это было глупостью с моей стороны – последовать совету воина.

Турмалин моргает, всего один раз и медленно.

– Я не обнаружила у тебя ни репы, ни инжира.

– Я обещала их в качестве награды. – Очевидно, лошадь их не заслужила.

Еще одно затянувшееся моргание.

– Я оставлю тебя переодеться, – наконец говорит Турмалин.

Она выходит из палатки. Оставшись одна, я со стоном надеваю бежевую одежду. Застегиваю широкий ремень, наклоняюсь – рука нависает над замотанным свертком, являющимся моей цитрой, – и беру свой веер. Я тщательно встряхиваю журавлиные перья и разглаживаю изгибы, медленно проводя пальцами по единственному перышку зимородка. Подарок от моего последнего наставника, который прожил дольше остальных. Одна звезда не может осветить галактику, сказал он, пришивая перо.

Я не звезда, – возразила я. – Я – сама вселенная.

Но даже на вселенную могут воздействовать невидимые силы. На следующую ночь метеорит упал на моего наставника и сровнял его хижину с землей.

Теперь я могу предсказывать падение метеоритов. Отслеживать пути всех звезд, прогнозировать погодные явления в девяти случаях из десяти. Окружающая среда, во всей своей красе, – наш единственный союзник. Ее использование в наших интересах даровало мне прозвище Способная изменить Судьбу. Но работа, которую я делаю, – это не магия. Это запоминание, изучение и применение на практике. Она сокращает количество факторов, которые я не могу контролировать, и уменьшает упование на чудо.

Сегодняшний день, без сомнения, был чудом. Мне больно это признавать, но если в следующий раз метеорит не убьет Миазму, даже я не смогу спасти нас, если мы продолжим передвигаться с таким количеством крестьян.

Пришло время мне поговорить с Жэнь.

Я засовываю бамбуковую рукоятку веера между широким поясом и своей талией, собираю волосы в хвост и выхожу из палатки в ночь.

Вдоль дороги, ведущей к городской площади Хэваня, на поперечных шестах стоят жаровни. Тут жарят молочных поросят. Под шатром сохнут белье и стеганые одеяла, а горожане и наши солдаты поднимают тосты за Жэнь. Наша слава всегда шла на шаг впереди войска. Города приветствуют нас. Губернаторы, которые презирают Миазму, предоставляют нам убежище. Простолюдины практически выстраиваются в очередь, чтобы следовать за нами через реки и горы.

На этом надо остановиться.

За столом под шатром я замечаю Жэнь, сидящую с губернатором Хэваня и жителями города. В своем потертом сером одеянии, залатанном широком поясе и со скромным пучком волос на макушке, она почти неотличима от оборванцев вокруг. Почти. В ее голосе слышна сила. И грусть, которая, как мне иногда кажется, не сочетается с ее легкой улыбкой. Теперь она ухмыляется чему-то, что говорит ей солдат.

Я направляюсь к ней.

– Эй, Павлин!

Боже, пощади меня. Только не снова.

– Павлин!

Игнорируй ее. Но потом я слышу голос моего третьего наставника, учителя по шахматам. Ты не можешь управлять людьми словно шахматными фигурами. Ты должна внушать доверие.

Значит, внушать доверие.

– Зачем ты зовешь ее сюда? – Облако спрашивает Лотос, когда я поворачиваюсь лицом к их столу. Ее синий плащ ниспадает на широкие, закованные в броню плечи; а волосы, заплетенные в толстую косу, – на спину. – Разве тебе не надоело, что тебе весь день приказывают?

– Я хочу увидеть ее вблизи! – объясняет Лотос, и ее лицо озаряется, когда я подхожу поближе. – Ты и правда сменила цвет.

Павлин или хамелеон, Лотос. Определись уже.

– Хм, – произносит Облако, оглядывая меня. – Что с твоим белоснежным одеянием? Дай-ка угадаю: ты, божество, устала от навозных пятен.

Солдаты вокруг нее гогочут. Я фыркаю. Они бы и не поняли, почему я ношу его. Белый – цвет мудрецов, чистоты и мудрости, и…

– Ходят слухи, что ты сегодня свалилась, – не унимается Облако. – Жэнь попросила меня поискать плотника в этом городе. Очень жаль, что нет никого искусного, кто мог бы починить твою карету.

Колесницу. Хитроумное изобретение, на котором я ездила до того, как оно первым пало жертвой грязи. Я поднимаю взгляд на Облако, и она смотрит в ответ, выпрямив спину. Вне всякого сомнения, я ей не нравлюсь, потому что пользуюсь благосклонностью Жэнь, несмотря на то что я не являюсь ни одной из двух ее названых сестер. Бедная. Меня мало интересует дружба с Лотосом или Облако, девятнадцатилетней и двадцати– с чем-то летней воинами, которые ведут себя так, как будто им десять. Я начинаю уходить – и вскрикиваю, когда Лотос хватает меня за руку.

– Постой! Тост за павлина! – Вино проливается из чаши, которую она поднимает. – Она сегодня всех спасла!

Я вырываюсь.

– Продолжайте без меня.

Выражение лица Лотос меняется.

– Ой, да не вешай нос, – говорит Облако. Ее гордый голос перекрывает общий гомон, когда я намечаю путь отступления. – Ты же знаешь, что говорят о стратегах.

Уходи.

– Да они пить не умеют.

Уходи.

– Один глоток, и их уже выворачивает…

Я отступаю назад, выхватываю чашу у Лотос и опрокидываю ее. Лотос хлопает ладонью по столу.

– Давай еще!

Внезапно со всех сторон меня обступают воины, все толпятся, чтобы наполнить чаши. Они передаются снизу вверх. Лотос наливает из кувшина.

– Кто здесь считает, что Черепушка – бог? – Черепушка, должно быть, придуманное Лотос прозвище для Миазмы. Руки поднимаются, и Лотос ревет: – Трусы! Жэнь – бог!

– Прекрати болтать, – говорит Облако. – Жэнь не желает, чтобы ты трепалась об этом. – Затем она ударяет себя кулаком в грудь и заявляет на весь стол: – Я – бог!

– Нет, я бог!

– Я бог!

– Я бог!

Крестьяне вы все, думаю я, когда все больше вина расплескивается на меня, а не в рот. Кто-то рыгает. Лотос выпускает газы. Я высвобождаюсь в ту же секунду, как вижу проход, протискиваясь из давки.

Я едва успеваю добежать до куста, как меня тошнит.

Это было три, Облако. Я смотрю, нахмурив брови, на беспорядок, который я учинила в кустах – а если быть точной, в тисовом кусте. Чешуйчатая коричневая кора. Хвоя, закручивающаяся спиралью вокруг стебля. Круглые и красные ягоды. Токсичные для людей, которые, я надеюсь, достаточно умны, чтобы не кормиться с диких кустов, и лошадей, которые наверняка умны достаточно. Я должна предупредить кавалерию…

Меня снова рвет.

– Ай-я, мои названые сестры достали тебя, не так ли?

Жэнь.

Я вытираю рот и спешу, поворачиваясь к ней и низко кланяясь в пояс.

– Вольно, вольно. – Жэнь ждет, пока я выпрямлюсь. – Я поговорю с ними.

Чтобы они стали еще более строптивыми?

– Это не было…

– Кто на этот раз назвал себя богом?

– Облако. – Хм. – Да все они, в конечном счете.

– Да простят небеса их крамольничество, – говорит Жэнь, но она улыбается. – Может быть, сбежим на какое-то время от них? Проведем разведку в городе? – Она поворачивается, затем снова смотрит на меня, беспокойство смягчает ее улыбку. – Если ты не против.

Как будто я позволила бы каким-то воинам взять надо мной верх.

Я снова вытираю рот и сопровождаю Жэнь через наш временный лагерь. Она отмечается в войсках, помогает солдату починить пару ботинок, спрашивает беременную женщину, когда у нее роды. Я стою в стороне – это не совсем та «разведка», которую я себе представляла, – и, наконец, путь приводит нас к западной сторожевой башне Хэваня. Жэнь первой поднимается по бамбуковой лестнице. Я забираюсь за ней, легкие горят. Мы поднимаемся на вершину и смотрим на город. Ночь ясная, небо усыпано звездами.

– Скажи мне, Цилинь. – Лишь Жэнь по-прежнему называет меня моим настоящим именем. Слишком поздно говорить ей, что я терпеть его не могу. – По шкале от одного до десяти насколько ты близка к тому, чтобы уйти с поста?

Я снова спешу поклониться.

– Если я сделала что-то, что разочаровало…

– Ты спасла нас сегодня, – твердо перебивает Жэнь. – Но вряд ли это то, на что ты подписывалась.

Она не может знать. Обо всех моментах, когда я стирала свои одежды, пытаясь очистить их от копоти и всякой мерзости, или ночах, когда лежала без сна и не могла заснуть, чувствуя себя скорее пастухом крестьян, чем стратегом.

Но в конце концов все это – несущественные неудобства. Даже крестьяне. Наша самая острая проблема – отсутствие возможности проехать на лодке на юг. Поднять его…

– Я не подведу тебя, – выпаливаю я.

– Я знаю, – говорит Жэнь. – Я просто беспокоюсь, что сама подведу тебя. И, может быть… – Она смотрит на небо. – Я подведу ее.

В ночи сотни звезд, но я точно знаю, на какую из них она смотрит. Это маленькая и мутная звезда нашей Императрицы Синь Бао.

Жэнь смотрит на нее так, как будто она – солнце.

Насколько мне известно, Жэнь встречалась с нашим несовершеннолетним монархом всего однажды, что на один больше, чем у большинства. Императрицы с древности жили уединенно во дворце, их власть зависела не от того, какие они сами по себе, а от древней традиции, которую они представляли, и от их дворов. Двор Синь Бао принадлежал к длинной династии регентов.

Миазма – последняя из них.

Когда Синь Бао попросила Жэнь вызволить ее из когтей Миазмы, Жэнь восприняла это как детский крик о помощи. Она оставила свой пост в императорской армии, подняла оружие против своих старых сослуживцев. С тех пор Миазма одержима идеей уничтожить Жэнь по той же причине, по которой за ней следует так много крестьян: из всех военачальников, бросивших вызов империи за последнее десятилетие, у Жэнь самая законная причина. Самая законная претензия, если однажды она возжелает трона. Как члены рода Синь, она и Синь Бао имеют общую кровь. И хотя Миазма утверждает, что это она ниспослана небесами, я знаю, что некоторые думают так же про Жэнь. Потому что рядом со звездой императрицы Синь Бао есть еще одна звезда. Она появилась в небе восемь лет назад. Миазма может внушать что угодно имперским космологам, но даже она не может опровергнуть слухи. А в народе говорят, что новые звезды символизируют богов.

Эта звезда-бродяга может принадлежать кому угодно.

Я знаю звезды, но я не верю в богов. А даже если бы и верила, то не думаю, что они хоть сколько-нибудь заботятся о нас. Пока мы смотрим на небо, рука Жэнь тянется к кулону на ее шее, на котором выгравирована фамилия Синь. Интересно, что более тягостно: связать свою судьбу с высшей силой или со своей семьей?

Мне повезло, что у меня нет ни того, ни другого.

В конце концов Жэнь стряхивает с себя эти чары.

– Поспи немного, Цилинь. – Ее рука тянется к моей спине, но затем вместо этого ложится мне на голову. По какой-то причине мои синяки все еще болят. – Мы отправляемся завтра рано утром. Мы оставим простых жителей здесь…

На сердце становится легче.

– …и обеспечим защиту города частью наших сил.

Никаких потерь, говорю я себе. Слова «наши силы» мало что значат, когда постоянно находишься в отступлении.

– Леди… – зову я, прежде чем она спускается с башни. – А как же моя идея с лодкой для переправы на юг?

Жэнь морщится.

– Мне очень жаль, Цилинь. Каждая река в радиусе ста ли отсюда контролируется империей.

– Я найду способ. – Я всегда его нахожу.

Я наблюдаю за Жэнь сверху, как она идет, люди кланяются на ее пути. Я закрываю глаза, внезапно чувствуя усталость. Но я не потеряла самое главное: свое предназначение в этом мире.

Я стратег. Единственный у Жэнь. Три раза она приходила в мою хижину Тислгейта, умоляя меня служить ей. Я слышала о таких военачальниках, как она. Брось им кость мудрости, и они уже в пути. Поэтому я рассказала ей о цели Восходящего Зефира: Союз с Югом. Создать цитадель на Западе. Выступите на Север слишком рано, и вы будете раздавлены. Но сначала заявите права на Юг и Запад, и империя будет не хуже, чем эта.

Жэнь выдержала. Империя принадлежит императрице Синь Бао. Я всего лишь ее защитница.

И хотя председательница Совета Министров Миазма также называла себя защитницей, что-то в словах Жэнь отозвалось во мне. В тот день они подтолкнули меня уйти с ней. Тогда я не знала, почему. Теперь, после года службы у нее, я это знаю. К черту регалии и слухи о ее божественности – это была искренность. Ее харизма. Черты характера, которые я лично никогда не ценила, но если Жэнь смогла заставить меня покинуть мою хижину, то какую власть она может иметь над людьми? Я видела тысячи сторонников Синь, которые объединились бы вокруг ее идей. Я видела свое будущее. Помогу Жэнь восстановить власть Синь Бао и стану величайшим стратегом страны. Я сотру ту девушку, которой я была, девушку, которую я вижу, когда отключаюсь.

Одинокую фигуру в грязных бежевых одеждах на обочине дороги.

Свою сестру, потерянную в потоке спасающихся бегством людей.

Кровь и пыль. Это все, что оставили после себя воины. Их боевые кличи, такие смутные. Запах огня все ближе…

Огонь.

Мои глаза распахиваются.

Дым. Он струится с верхушки горы, словно серое перо в ночи. Алая паутина через лес, который мы только что расчистили, кровоточит от дерева к дереву. Нет ни барабанного боя, ни призыва к войне, ни смога горящего дерева – слишком сырого, чтобы разгореться естественным путем, – все это говорит мне о том единственном, что мне нужно знать:

Миазма близко.