Текст книги "Охотники. Пророчества Разрушения"

– М-молодой упырь с-съедает всё, не только сердце и п-печень… Буэ-э-э!!!

– Не переводи еду зря, парень. Знал бы, не кормил бы тебя завтраком. Но говоришь всё верно. Он не только внутренностями закусил, он и кости все изглодал. Череп не исключая. Клыки-то у него уже ого-го, не смотри, что «молодой». След-то его низовой взять сумеешь?

Юноша кивнул. На висках его блестел пот.

– Тогда давай. А я посмотрю. Это нетрудно должно быть – молодые, когда нажрутся, осторожность теряют совершенно. Конечно, не так, как тот, из Заовражья, но тоже… глупеют. И это, приятель, наш с тобой шанс. Как говорится, это только пророк Спасителя нашего, Михась Славный, одними словами царствие небесное себе заработал.

Ученик кивнул. Гибким движением соскользнул с седла, направился прямо к дому, где виднелись следы когтей. Задержался на мгновение, сжимая и разжимая кулаки и покачиваясь с носка на пятку, пока наконец не решился и не заглянул внутрь через чёрную рваную рану окна. Зашипел сквозь зубы.

– Смотри-смотри, – прикрикнул мастер. – След там начинается, там ты его и брать должен.

Из обширного нагрудного кармана ученик выудил скляницу с зеленоватой жидкостью внутри и притёртой пробкой. Аккуратно капнул на каждую из оставленных когтями отметин, с силой дуя на падающую каплю так, чтобы она угодила точно на белое разодранное дерево.

– Теперь смотри, да внимательно! – вороном каркнул мастер.

Паренёк оттолкнулся от стены, пошёл кругом, зажмурившись и расставив руки, словно ловил кого-то невидимого. Старший, похоже, тоже что-то видел, потому что пару раз досадливо поморщился, когда юноша спотыкался на ровном месте и начинал беспомощно топтаться, тыкаясь туда-сюда.

– Есть! – вдруг выкрикнул ученик, делая движение, словно хватая за хвост пролетающую птицу.

У него под ногами вспыхнуло подобие зеленоватой цепочки следов, босых человеческих ног, но странно и жутко изменённых. Слишком длинная ступня, слишком узкая; и пальцы странные, слишком длинные ногти – скорее, когти, – упиравшиеся в землю при каждом шаге.

Следы убегали прочь от деревни, прямо на запад, где на горизонте синеватым маревом блазнились далёкие пока ещё горы.

– Молодец, – хрипло выдохнул мастер и тоже утёр пот. – Теперь-то он уже никуда не денется, выродок.

Юноша ничего не отвечал, лишь судорожно глотал воздух широко раскрытым ртом, словно опрометью промчавшись целую лигу.

– Молодец, – повторил мастер и хлопнул ученика по плечу. – Ты гада нашёл – тебе его и кончать.

– У-учитель… – пытался отдышаться парень. – А что же делать… уф, уф… коль он, гад, на крыльях полететь решит?

– Наш-то? Едва ли. Молод ещё. Не сразу к ним это умение приходит.

– А вообще? Если полетит – как его выследить?

– Есть у нас и на этот случай средство. Упырь, когда на крыльях, магический след оставляет. Если он к человеку ближе, его и углядеть куда труднее, как ни странно. А вот летучего – бывает даже проще. Но об этом нам сейчас беспокоиться не стоит. Наш-то на своих двоих наяривает, торопится. Так что и мы поспешим.

* * *

– Слушай ещё, парень. Не бывает хороших вампиров. Это только в сказках случается – мол, они все такие тонкие, возвышенные, непонятые. Дескать, они и кровь-то сосут неохотно.

– Сосут и плачут.

– В точку. Плачут, но сосут. Или другая байка – якобы бывают такие недовампиры, что со своей упырьей сущностью борются, хотят оставаться людьми и даже с другими кровососами воюют. Тоже не бывает. Бьюсь об заклад, что хочешь проставлю, это сами упыри и придумали. Чтобы силы нас лишить, решительность ослабить. Обмануть врага, внушить ему к тебе жалость – считай, уже полдела.

– А на самом деле всё это ведь враки, да, мастер?

– Самые что ни на есть завиральные враки. Помни, парень, вампирья отрава такова, что сломит любого. Самого храброго, жёсткого, непримиримого. Был у меня дружок, когда к нам пришёл – назвался Джейкобом; вместе с ним учениками начинали. Я по сравнению с ним тогдашним – нюней бы прослыл и размазнёй. У него упыри всю семью высосали, пока он в отъезде был, медленно, ночь за ночью. Они умеют. Друг мой после этого дал страшную клятву, принял знак Моррид, древней богини смерти, что не знать ему покоя, покуда хоть один упырь творит тут зло. И убивал он их – безжалостно. Не только их, но и их прислужников, не-вампиров, обычных людей, что приняли их руку. Слыхал ведь о таких?

– Слыхал, мастер. Ещё слыхал, что такими Гнилогорье и держится. И про короля Фредерикса тоже слыхал.

– Молодец. Про короля этого много разного болтают, что в доле он с упырями; но сейчас не о нём речь, я про своего дружка дорасскажу. Не жалел он никого, кто под вампирью десницу пошёл, не важно, из страха ли, по неволе иль желая какой ни есть власти с богатством.

– Совсем никого не щадил, мастер?

– Совсем. Детей сам в огонь кидал – мол, из них всё равно только упырьи слуги вырасти и могут. Такое творил, что кровь в жилах стынет – вампиры одного имени его боялись. А уж кто им служил – те от одних слухов, что он в их края направляется, бросали все пожитки и наутёк. Ничего не боялся, сам-друг троих старых упырей завалил, одного за одним. И втемяшилось ему, что может он так же справиться и с тем самым паханом, о котором я речь вёл. Я ему – да куда ж ты, никто толком не знает, где этот пахан вообще, какая у него стража, входы-выходы – ничего не известно! Схарчат тебя там, говорил я ему, обратят, и станешь ты таким лютым упырём, что… а, да чего уж теперь. Друг мой рассмеялся только, мол, не зря легенды ходят, что есть такие вампиры, что смогли остаться людьми, обретя при том упырью силу. Теперь-то я понимаю, что загордился он, решил, что даже волшебство кровососов ему нипочём; а может, крепко уповал на заступничество той самой богини Моррид. Однако, парень, ничто его не защитило. Ушёл он как раз в то самое Гнилогорье, ушёл и не вернулся. Точнее, вернулся – да только уже не он.

– Его… обратили, да, мастер?

– Обратили, парень. Не убили, не высосали досуха, не скормили молодым упырям. Много сил потратили, но обратили. Не осталось в нём ничего людского, ничего нашего. Кровосос лютый, вот и весь сказ. Что спросить хочешь, парень?

– А… мастер… что ж с ним потом-то сделалось?

– Да что ж с ним сделается? Дорожка у него одна была, не свернёшь, не остановишься. Кровь пил, людей губил – всё как положено. Делать нечего – собрались мы с друзьями-приятелями, покумекали, да и вышли против него все вместе. Не для честного боя, запомни, парень, но чтобы упыря наверняка уложить. Ну и уложили. Не сразу, не вдруг – но уложили. Хотя, скажу я тебе, попотеть пришлось. Недаром ведь он у нас слыл мало что не лучшим.

Ничего в нём людского не осталось, парень. Ни капли, ни грана, ни крошечки. Хотя… нет, кое-что оставалось до самого конца.

– Гордость, мастер?

– Тут ошибся, парень, да и немудрено человеку доброму ошибиться. Хитрость в нём осталась, самая гнилая, самая подлая. Когда уже завалили мы его, стрелами утыкали, серебром протравили, когда оставалось последнее дело – голову срубить, а тушку – на кол, ну или всего целиком на кол, чтобы не сразу бы помер окончательно, чтоб помучился, всех им погубленных вспоминая, если уж на сохранность головы рукой махнуть – завыл он, задёргался, нас по именам звать начал. Дескать, как же так, друзья, помилосердствуйте, мы ж с вами пуд соли съели, одним одеялом укрывались и невесть сколько раз спины друг другу защищали, жизнь спасали. Правду говорил, парень, вот что самое гадкое-то выходило. У одного костра с ним спали, последней коркой делились, и, да, каждого из нас он хоть по разу, но спас. А теперь лежит такой, чёрной кровью харкает, хрипит и просит, мол, погодите, не убивайте, я опосля такого другим стану, упырьи схроны-тропы укажу, сам против них выйду… и всё такое прочее. Что замер, парень? Ждёшь, чем дело кончилось?

– Уг-гу, мастер.

– Ничем особенным. Увидел я, что даже иные из наших заколебались, дрогнули, ну, и пошёл к нему. Он разглядел – и, поверишь ли, парень, лыбиться стал, обрадовался. Дескать, кто другой бы оказался – решил, что кончать его идут. А у меня в руке ещё скляница была, он подумал – с эликсиром. И забулькал, заблекотал – спасибо, дескать, дружище, верил я в тебя, не сомневался, и ты не сомневайся, верь, мы теперь этих кровососов к ногтю возьмём. Ты ведь мой друг лучший, мой друг единственный, ты мне ближе брата был…

– А вы, мастер?

– А что я? Я ничего. Скляница у меня в руке и впрямь была, да только не с эликсиром, а с кислотой. Навроде той, что мы с тобой недавно в ход пустили. Специально у алхимика, мэтра Бонавентуры, брал на тот случай. Кислота с серебром, истёртым в порошок. Верное средство, запомни, парень. Присел я около него…

– Так ведь рисковали-то как, мастер!

– Рисковал, не без того, парень. Но иначе нельзя тогда было. Все наши должны были увидеть…

– Что увидеть?

– Дай досказать-то, нетерпеливый!. Подошёл я, значит, и говорю: дай приподниму тебя. И левую руку протягиваю, а в правой руке склянку держу. Ну, и…

– И что же, мастер?!

– Помнишь, что я тебе говорил, парень, насчёт того, что ни один вампир одолеть не может?

– Свою природу, да, мастер?

– Именно. На то мой расчёт и был. Цапнул он меня, в левую руку впился, едва только смог. Руку-то я рассадил до крови, нарочно, само собой – он и не сдюжил. И не смог бы никогда сдюжить.

– А как же вы, мастер?

– Неужто думаешь, парень, я зря ту склянку держал наготове? Влепил ему её прямо в морду, о клыки разбил. Мало ему не показалось, приятель, мало не показалось. Орал и катался он славно – пока кислота язык с гортанью не разъела, а мы ему кол не наладили. И головы рубить не стали. Не заслужил. Уж слишком лихо душегубствовал. На колу-то заговорённом упырю ой как не сладко, томно ему там, скушно, как бабушка моя говаривала. Дохнет медленно, а деться никуда не может. Главное, парень, насадить как следует, чтобы острие кола у него, проклятого, из поганой бы пасти вылезло. Люди, которых на казнь такую осуждают, уже десять бы раз померли, а упырям ничего, только воют. Вот и этот – долгонько выл. Целую седмицу, пока мы ему его убийства перечисляли. Ничего, не ёжься, парень. Друга моего, который мне и впрямь ближе брата приходился, – там не было. Погиб он, друг мой, загрызли его упыри. Одна личина, пустая оболочка и осталась. А внутри, под личиной – тварь лютая, подлая, жадная, ненасытная. Враг рода человеческого, вот и всё.

Так что запомни, крепко запомни – с упырём разговор может быть только один. Хоть отец твой то был раньше, хоть мать, хоть жена, хоть сын любимый или дочурка, сердца отрада. А промедлишь хоть миг, поколеблешься – и всё. Или сожрут тебя, или выпьют досуха, или, что хуже всего, сам вурдалаком сделаешься. Одним из них.

Понял ли, парень? Крепко ли запомнил?

– Крепко, мастер.

– Так вот смотри, если и со мной что подобное случится – меня ни в коем случае не слушай, на посулы не ведись. Где у нас кислота с серебром толчёным, ты знаешь.

– З-знаю…

– А коль знаешь, то держи всегда при себе и в ход пустить не промедли.

* * *

Облетающие леса плавно скатывались вниз по долгим пологим склонам. Пламенела ставшая добычей осени листва, над головой нависали серые тучи, сеявшие нудным мелким дождичком. Оба путника в дороге говорили мало, низко надвинув капюшоны дорожных плащей из кабаньей шкуры с густым ворсом, тщательно смазанные жиром.

Ездовым же варанам всё было нипочём, их широкие лапы шлёпали себе по глинистым лужам, а толстую чешуйчатую шкуру, казалось, не пробьёт никакой ветер. И не похоже было, что они собираются впадать в зимнюю спячку, подобно их меньшим собратьям-ящерицам. Жрать варанам было что, и они себе жрали, а приближающиеся холода их нимало не заботили.

На пустом тракте охотникам после брошенной деревни не встретилось ни одной живой души. След упыря тоже шёл прямо по дороге, вампир никуда не сворачивал – зачем?

– Он так и не перекидывается, мастер. Почему? Зачем ноги сбивает, ведь мог бы и волколаком проскакать, и летучей мышью полететь. Слишком молодой? Силы не хватает? Но ведь ему уже изрядно месяцев…

– Именно, что слишком молодой ещё, и именно, что сил не хватает, хотя да, он с каждой неделей мощь набирает. Я бы даже сказал, слишком быстро набирает. Этак он и сам кого обратить попытается… Молодому упырю, приятель, чтобы перекинуться, надо обязательно сердца и печени нажраться, да побольше. Того, что он в той деревне слопал, только и хватило ему дальше преображаться, в упыря превращаясь, а на всякие хитрозадые штуки ничего и не осталось. Вот почему мы его и нагоняем. Недавние упыри не шибко-то любят даже под осенним солнышком разгуливать, пусть оно в тучах да морось каплет весь день. Отсыпается он, гад, где-нибудь под корнями, думает, никого у него на хвосте нету, вернётся к своим, что называется, во чести и славе, хотя какие у этих мразей честь и слава…

– Мастер, а как же он сейчас – кровь не пьёт, человечину не ест? Как выживает?

– Он хоть и молодой, да не столь уж глупый. Не сравнить с твоим первым. Печень и сердце позволяют им какое-то время выдерживать без кровопитий. Лишняя причина не перекидываться – так ему запаса дольше хватит.

– А что ж потом? Когда запас кончится?

– А вот тогда ему уже надо кровушки. Никуда не денется, рехнётся от голода.

– Да, мастер, но кого ж он там кровососить-то станет?

Старший из охотников ответил не сразу. Из-под низкого капюшона голос его доносился глухо, словно издалека.

– Не знаю, парень. Прав ты, места здесь пустынные, и чем дальше по тракту – тем безлюдней. Не на кого упырю охотиться, негде запас пополнить. Последние сёла тут запустошились уже лет пять тому как. Князь Предслав, как и короли Фредерикс с Ребежецем, рубежи свои подальше на восток отодвинул, по доброй воле – не с кого тут дани-выходы брать стало. А ещё дальше – Вирр, пограничная река, за ней – болота, топи, ещё за ними – Гнилогорье. Там народу испокон веку не бывало. Только отдельные гномьи копи – по тракту из Припроливья хаживали они сюда, из самого Донарда, что на побережье; да только из гномов крови-то особо не попьёшь. И вот как упыри там гнездятся – ума не приложу. Сколько лет на них охочусь, сколько дорог истоптал, сколько гадов этих взял по месту – а секрета так и не раскрыл. И никто из наших не смог тоже. Дружок-то мой бывший, который туда сходил да назад упырём вернулся, ничего не рассказал.

– Может, ещё дальше на закат ходят?

– По-другому не получается, парень. Вампиры, они ж как волки – если стая всех лосей или оленей в округе загонит-сожрёт, так и сама от голода погибнет, если в другие места не уйдёт. Упырей всё больше, всё глубже они в наши владения лезут, ко князю Предславу, к тому же королю Фредериксу, хотя с последним дело, боюсь, ой как нечисто – а там, откуда идут, живых людей уже не осталось. Или, во всяком случае, так мы, охотники, верим – что не останется народу под вампирами, сожрут их. Но всякий раз такие концы отмахивать – это даже старым упырям не под силу. Вот и начинают гнёзда в наших краях вить. Пока что – по ничейным землям на виррском левобережье. Но добычи им и тут не сыскать, люди дальше на восход подались. Потому и стали появляться выводки их уже и в Предславовом княжестве, и в Подербрадовом королевстве, в больших городах, где затеряться им легче. Княжна-то, царствие ей небесное, через таких вот и погибла.

– Явился старый вампир, обратил двух молодых…

– Именно. Сам-то осторожничал, до княжны даже ему так просто не добраться, да и князь Предслав не лыком шит, ворон не считает, баклуши не бьёт.

– Мастер, а как вы это узнали? Ну, что именно молодой княжну Елену… – Ученик осёкся, подозрительно заморгал, поспешно уставившись в сторону.

Старшой сделал вид, будто ничего не заметил.

– Когда заказ у князя принимал, – тяжело отмолвил он. – Когда заказ принимал, снял… след… у тела. Вот примерно как ты в той деревеньке. Потому и знаю. А ещё знаю, что клыки упыря отзовутся отцу-матери ими погубленных. Не ведаю, как это работает, какие тут силы – не иначе, магия крови, по-другому и не объяснишь. Погоди, дай срок, и тебя научу. Но сперва надо нам за княжну посчитаться.

– Посчитаемся, – сжал кулаки парень.

– То-то и оно, что посчитаемся… А старый вампир, всю эту кашу заваривший, тут не задержался, нет. Его следа в Предславле я, сколь ни искал, взять так и не смог. Думаю, гнездо он там пытался создать, да что-то не так пошло. Кинулись оба его упырька зелёных на запад, к Вирру. Одного мы перехватили…

– А второй по-прежнему драпает.

– Драпает. Притом, как сказал уже, именно тот, что княжну загубил. Первый-то, его только что обратили, он и не успел почти ничего, только девочку ту несчастную разорвать…

– Так значит, мастер, тот старый вампир совсем рядом с нами прошёл? Под самым носом проскользнул?

– Соображаешь, – кивнул старший. – Именно так и есть. Явился он в Предславль и двоих тут обратил. Сперва того, за которым мы сейчас гонимся, а сколько-то месяцев спустя – твоего первого.

Почему именно этих двоих, почему не больше, почему не меньше – не ведаю, даже и не спрашивай. Кстати, я справлялся, не пропадал ли кто в Предславле последнее время – но нет, никого не хватились. Так что, может, из нищих кого обратил или из проезжих. Хотя… мальчишка-то, наш с тобой первый, совсем ещё сопляк, молоко на губах не обсохло… Может, украли его где…

В общем, ничего, приятель. Догоним мы их. И дел нам, парень, невпроворот предстоит. Молодняк у упырей наглеет, тоже гнёзда в наших краях вить начинают. Раньше на подобное только их старики отваживались. Этих-то мы отлавливаем, гнёзда на нож берём, но… Но боюсь я, приятель, что зреет у нас под боком, в Гнилогорье, такое, что во сне приснится – от ужаса и не проснуться можешь, сердце лопнет.

– И, м-мастер, неужели мы…

– Нет. Что я тебе говорил, парень, насчёт упырей, недавно обращённых? Наше дело вот именно этого вурдалака взять, не дать ему за Вирр ускользнуть – ну так мы и не дадим. Мы у него уже почти за самой спиной, ещё день-два – и нагоним.

* * *

– Не удивляйся, парень, что ни твоего имени не спрашиваю, ни своего не называю. Я для тебя – мастер, наставник, учитель, старшой, как хочешь; ну, а ты для меня – парень, приятель, малый и так далее. Чем меньше мы знаем о прошлых наших жизнях – тем лучше. Упыри хитры и мстительны, даже из обмолвок наших многое могут узнать и другим передать. Как – не спрашивай. Магия, не иначе. Вот ведомо мне, что ты из Предславова княжества – и то уже много. Понял ли, парень?

– Понял, мастер.

– Хорошо, если понял. И потом, когда – если – сам до мастера дорастёшь, лучше всего, коль всех других по прозвищам звать станешь. У вурдалаков слуг хватает – дураки да подлецы в роду человеческом, увы, не переводятся.

Ученик лишь кивнул.

Заброшенный тракт опустел явно уже лет пять как; меж тележных колей поднялись молодые деревца, жёсткая трава, сейчас пожелтевшая и жухлая. Безжалостная осень собирала урожай, и в её закрома годилось всё. Листья и ветки, кора и стволы, зверьё и птицы.

И люди.

Осенняя земля примет всё и обратит в часть себя. Великий круг замкнут, он неразрывен и таким пребудет до скончания времён. Нарушают его лишь вампиры, лишь им удалось – или лишь они оказались обречены – вечно влачиться по дорогам этого мира, покуда он сам не распадётся в пыль.

– След-то видишь? – время от времени спрашивал мастер, когда молчание становилось совсем уж тяжким. Не для него – сам-то он привык молчать неделями и месяцами, скитаясь вместе с верховым вараном по лихоземью, – но для молодого ученика.

– Вижу, – неизменно отзывался парень. Он и впрямь оказался хорош, цепок, приглядчив; едва различимые днём магические отпечатки упыря было мудрено не упустить. Учитель заставлял показывать, проверял – ученик не сбился ни разу.

– Мастер, – наконец не выдержал он после очередной проверки. – Не могу понять, нагоняем мы его-то или нет? Всё стараюсь, стараюсь – и никак. Словно… пелена какая-то перед глазами. Мельтешит, крутится, никак упыря не увидать, не посчитать даже, насколько он нас опережает!

– Не посчитать, – кивнул мастер. – Молодец, приятель, всё верно видишь. Сдаётся мне, не просто молодой упырёк перед нами скачет, задницу свою в Гнилогорье уносит. Простому упырьку такие фокусы не провернуть. Ну, кто это может быть?

– Вампир, но с магическим даром, – ученик хлопнул себя по лбу. – Не настоящий маг, не чародей – способности не открыты, не развиты, он сам о них не знает; но отводить глаза у него получается словно само по себе.

– Верно, – кивнул наставник. – Весёлая выйдет у нас прогулка. Придётся поспешить – не хочу рисковать, далеко слишком за Вирр уходить. Лучше всего его взять ещё на нашей стороне.

Слегка побледневший ученик кивнул.

– А теперь идём, покажу, как всё-таки пробиваться через эту завесу. – Мастер принялся рыться в седельной сумке.

Появилось несколько склянок с притёртыми пробками и разноцветными жидкостями внутри – багровой, фиолетовой, оранжевой или попросту чёрной.

– Когда нет времени след вскрывать по-настоящему или если, как сейчас, упырь нам глаза отводит, начинаешь с оранжевого – он след от испарения убережёт. Продолжаешь алым – разрывает отводные чары, буде они есть. Поверх накидываешь фиолетовое – не даст разорванному сомкнуться, есть, есть такие заклятья, что на раз-два не снимаются… и, под конец, закрепишь всё чёрным. Он сделает след видимым.

– Мастер, – ученик с неослабным интересом глядел на склянки, – а почему господа маги нам не помогают, ну, почти совсем? Они-то ведь ловчее могли бы с упырями справиться!

– Могли бы… – с неопределённым выражением протянул мастер, по-прежнему перебирая пузырьки, расставляя их перед собой то так, то этак. – За упырями, парень, по приказу охотиться не станешь. Тут только добровольцы сгодятся, и то далеко не всякие. Прав ты, только редко к нам чародеи с алхимиками попадают, всё больше вот этим, – он указал на скляницы, – отделываются. И за это им спасибо сказать надо, без эликсиров-то туго нам пришлось бы, ох, туго… Маги, зельевары, они ведь книжные черви, сам знаешь. В библиотеках штаны просиживают, никогда ничего тяжелее пера или там реторты в руках не держали. Ну, в большинстве своём.

Он выпрямился, хмурясь. Что-то ему не нравилось, и, похоже, мастер сам не мог понять, что.

– Я начну, парень, а ты гляди в оба. Постарайся удержать как можно больше. Снадобий этих у нас, увы, маловато, и пользовать их я начал куда раньше, чем хотелось бы. – Он натянул кожаные перчатки со стальными набивками, откупорил флакон с оранжевой жидкостью, аккуратно капнул три капли на тыльную сторону левой руки, защищённую железом. Проделал правой сложный жест, словно выхватывая что-то из воздуха, и осторожно дохнул на капельки.

Те исчезли в единый миг, словно испарившись. Их не сдуло, они не растеклись по металлу, но и впрямь просто исчезли. Мастер лихорадочно шептал что-то, обе руки его теперь проделывали причудливые пассы.

Потом вдруг замер, точно так же капнул на железо из багровой скляницы, сдул, потом капнул из фиолетовой…

Вокруг ничего не менялось.

И лишь когда исчезли чёрные маслянистые капли, тяжёлые даже на вид, похожие на жидкий металл, – на земле появилась цепочка следов. Правда, едва заметных, сероватых, словно присыпанных пеплом.

Мастер приглушённо выругался.

Ученик не утерпел, побежал по следам, но, оставив позади десятка три саженей, разочарованно остановился.

Серый пепел сносило лёгким ветерком, от следов не оставалось даже воспоминаний.

– Прямо по тракту чешет, мазурик, – хрипло сказал мастер, утирая пот. – Так, придётся нам занятия и объяснения отложить. Торопится наш упырёк, птицей летит! А уж как следы хорошо заметает – любо-дорого посмотреть!

Воцарилось молчание. Ученик понурился, мастер что-то забормотал себе под нос. И лишь вараны меланхолично жевали, ни на что не обращая внимания.

– Силён, бродяга, – наконец выдохнул мастер, сердито сплюнув. – Ничего нет хуже чародея, подавшегося в вампиры. Ну или вампира, сделавшегося чародеем. Наше счастье ещё, что редко такое случается.

– А что, мастер, они тогда чары свои к вампирству прилагают? – Паренёк глядел на учителя с жадным интересом. – Они ж тогда и вовсе непобедимы бы сделались! Ка-ак швырнёт огнешаром!..

– Нет, – покачал головой старший охотник. – Четыре раза сходился я с вампирами, что с магическим даром были. Дважды это были просто «потенциаты», как мэтр Бонавентура выражается, то есть люди с дремлющими магическими способностями, в Академии не обучавшиеся, а дважды… – Охотник вздохнул. – Дважды, парень, это были настоящие маги. Кого обратили уже после того, как они всему, ну, или почти всему, обучились. И вот с ними драки я до конца жизни помнить буду.

– Огнешары, да, наставник?

– Дались тебе эти шары… – покачал головой мастер. – Нет, не кидались они в меня ничем. Словно… словно исчезла вся их привычная магия. Но вот хитрости оба оказались просто необычайной. Назову тебе одно имя – Каррабас Драу. Чародей был не из последних, магистр магии, не просто бакалавр, Академию на общих основаниях окончивший. Все ловушки обходил, ни на одну приманку не поддался, из любых капканов выскальзывал. Вот сдаётся мне, что на это он своё чародейство и употреблял, а не на огнешары. Но и без них… – Мастер махнул рукой. – Всемером мы погоню за ним начинали – а под конец только мы с Джейкобом и остались. Пятеро наших полегло. И не просто полегло – одного этот самый Драу обратить сумел. Но Джейк-то тогда был ещё настоящим охотником – он и не дал побратиму нашему подняться, упырём обернуться… снёс ему голову, да таким ударом, что я до сих пор вспоминаю.

В общем, повозиться нам пришлось с этим магом. Но в бою он чары, которых мы все от магов ожидаем, не применял. Почему – тоже не знаю. Зато знаю другое, – мастер склонился к ученику, – был этот Каррабас Драу самым большим злодеем из всех упырей, что мне брать довелось. А лет за десять до истории с Драу обратили вампиры ещё одного мага, вернее, магичку. Элизия Бранко, способная чародейка, большие надежды подавала. И тоже, как обратили её, такие злодейства учинила, что, поверишь ли, кровь в жилах стыла. Это у меня-то!..

– Это какие ж злодейства, учитель?

Старшой лишь скривился.

– Упырь – любой упырь – есть зло само по себе. Любой упырь убивает, кровь пьёт, сердца и печень поедает. Но… редко убивает совсем уж просто так, походя. Хотя в последние годы… – Он осёкся. – А когда я только начинал, так большинство старых упырей и вовсе волков-одиночек напоминали. Убивали для пропитания, изредка – для забавы. Но просто убивали. А Элизия, нежная барышня, что твой цветочек, людей резала не десятками даже – сотнями. Резала и, проклятье, узоры на площадях выкладывала. Когда из целых тел, а когда из внутренностей. Мозаика из кишок, – он глухо зарычал. – Пирамида из голов, да ещё и волосы по цвету подобраны. Плавный переход.

У ученика тоже вырвался клокочущий горловой рык.

– Не мне довелось её прикончить, о чём сожалею. Но и Каррабас успел отметиться, хотя и не столь масштабными… инсталляциями, как всё тот же мэтр Бонавентура это именует. В общем, приятель, что маг, упырём заделавшийся, что упырь, в себе мага осознавший, – злодеи и душегубы такие, что сами вампиры, по-моему, их бояться должны.

– А сейчас? Сейчас есть такие?

Мастер с досадой отвернулся.

– Ходят слухи всякие… дурные слухи ходят, парень. Пугать тебя зря не хочу, но есть некая Красная Упырица, она же Алая Леди, если по-благородному. Тоже вроде как чародейка. То тут мелькнёт, то там… побоище устроит и исчезает, как на дно уходит, в омуте прячется. Давненько она уже гуляет по Припроливью, ох, давненько! Да всё вот не попадается, осторожная, в самые что ни на есть людные места не забредает. В общем, понял теперь, парень, что нельзя этому упырю и пока что недомагу живым уйти? Понял, что можем новую Элизию получить?

Ученик, бледный и покрытый потом, лишь молча кивнул.

– Привалы отменяются. Варанчикам нашим придётся постараться.

– Мастер, а как же… если чародей, упырём сделавшийся, магии привычной лишается, то как же он нам глаза-то отводит? Выходит, какая-то часть способностей остаётся?

– Прав ты, приятель. Соображаешь, верно говоришь. Каррабас Драу не заклятиями силён был, как я уже сказал. А вот глаза отводить, следы путать так, что иначе как волшебством это и не назовёшь, – пожалуйста, за милую душу. Мэтр Бонавентура говаривал, что выходит это у них инстинктивно и неосознанно, словно само по себе. Порой, дескать, происходит такое, коль они погоню за собой чуют. Не знаю, парень. Не довелось проверить. Но скажу так – похоже на то, очень похоже. Так что нам деваться некуда, только поспешать изо всех сил.

Следующие два дня прошли в тяжёлом, мрачном ожидании. Вараны бойчее шлёпали по лужам, мастер с учеником не разводили огня и почти не спали. Давешнее обещание наставника догнать упыря за сутки-двое уже никто не вспоминал. Тот оказался куда шустрее, а может, просто почуял погоню за плечами.

– Тут хочешь не хочешь, а магов знакомых вспомнишь, – проворчал мастер, из-под руки вглядываясь в дождливую даль. – Был у меня один, не охотник, как мы, а так… идейный, значит, мститель.

– А мы разве нет? – осторожно рискнул ученик.

– Мы-то?! Нет, конечно! – Наставник даже привстал в стременах. – Мы вампиров давим и душим потому, что они адские отродья и погибель рода человеческого, а не из-за мести какой.

– Но, учитель, когда вы про друга своего рассказывали… который упырём заделался… когда вы с другими охотниками его взяли…

– Мы не мстили. – Старшой назидательно поднял палец. – Мы карали. Мы были законом, парень. За убийства, за душегубство отвечать надо. Он и ответил – посажением на кол. А месть тут ни при чём. Потому как уж если мстить – так это тому упырю, что друга моего обратить сумел. Так вот, я-то речь про мага вёл – ходил он с нами, было дело, потому что у него когда-то девчонку высосали досуха и уморили. Не обратили, нет – просто уморили. А он, дескать, молод тогда был, глуп, не распознал, не раскусил… ну, а потом, выучившись, в силу войдя – мстить решил.

– Его, конечно, сожрали, мастер?

– Правильно думаешь, парень, но нет, не сожрали. Уж больно маг хорош оказался. Не из тех, про кого я речи вёл, что, дескать, ничего тяжелее пёрышка в руках не держали. Да и мы с ним были.

– Но ведь магия людская на вампиров не действует?

– Верно, приятель. Не действует, иначе не требовались бы такие охотники, как мы, кому чары – немалое подспорье, но убивают упыря всё-таки не они. Вот потому маг-то на подхвате у нас большей частью оставался. Вдобавок упыри на него клевали хорошо, всем им лестно было настоящего волшебника завалить. Да и то сказать, кое-какое колдовство весьма нелишним оказалось, например, всякие ледяные ловушки, обездвиживающие, ослепляющие и прочее. Я у того мага многому научился, хотя, конечно, я не настоящий чародей. Не без способностей – как и ты, – но не более. В общем, было бы у нас время – не пожалел бы задницы, о седло бы сбил, но мага этого повидал и с нами пойти б уговорил. Да только забился он, говорят, далеко, на самый север…