Текст книги "Стингрей в Зазеркалье"

Глава 18
Свой собственный герой

Генри Дэвид Торо[75]75
  Генри Дэвид Торо (1817–1863) – американский натуралист, философ и поэт, более всего известный своими работами «Уолден, или Жизнь в лесу» и «Гражданское неповиновение», которые оказывали огромное влияние на формирование политической философии в США на протяжении XIX и XX веков, в том числе на формирование контркультуры 1960-х годов.


[Закрыть] как-то сказал: «Успех, как правило, приходит к тем, кто слишком занят, чтобы его специально добиваться». После отъезда Виктора и Юрия – их ждали очередные концерты «Кино», а Виктора еще и премьера «Иглы» на Берлинском кинофестивале и выход фильма в прокат по всему Советскому Союзу – я, чтобы бороться с одиночеством, с головой погрузилась в работу над второй художественной выставкой; называлась она «Новое искусство из Ленинграда». Стены галереи Sawtelle украсили свыше ста работ тринадцати современных художников из СССР: Африка, Густав Гурьянов, Андрей Хлобыстин, Майя Хлобыстина, Олег Котельников, Евгений Козлов, Андрей Крисанов, Андрей Медведев, Тимур Новиков, Вадим Овчинников, Инал Савченков, Иван Сотников и Виктор Цой.

Мне очень нравилась работа, которую Африка сделал вместе с художником по фамилии Зверев[76]76
  Анатолий Зверев (1931–1986) – художник-авангардист и график. Является ярким представителем периода «Второго русского авангарда», а также выдающимся художником неофициального (нонконформистского) искусства того времени.


[Закрыть]. Черный акрил на холсте, женское лицо со светлыми волосами и хаотично разбросанные по нему зеленым спреем буквы и слова – картина, пронизанная странной, необычной красотой. Также мне очень нравилась работа Хлобыстина «Твистующий Сталин» – белый пиджак с выплясывающим твист вождем на спине. Но из всей сотни работ на выставке самой моей любимой была картина Олега Котельникова – акрил на холсте, мир ярких красок и страшных лиц. Оторваться от нее было невозможно, и она порождала массу эмоций. Я выменяла ее у Саши Липницкого, отдав ему взамен свою раскрашенную советским и американским флагами гитару. Сегодня она висит у меня дома над камином, безучастно наблюдая за текущей мимо нее жизнью и постоянно подстегивая меня к движению.

Самым примечательным в этой второй выставке было то, что на ее открытие сумел наконец приехать один из художников, Африка. Он был, несомненно, самый яркий и самый безумный из всех.

– Его называют «вездесущий Африка», – шутливо рассказывала я о нем в преддверии выставки прессе.

– А вы-то сами что можете о нем сказать? – спросил у меня журналист из Los Angeles Times.

– Африка повсюду. Он дальше всех раздвигает границы и во многом опережает время.

Как бы подтверждая мои слова, Африка, прибыв на выставку за день до ее открытия, сумел в последнюю минуту смастерить и выставить еще несколько работ.

– Поэзия, – говорил он, развешивая разные штуковины на натянутой посреди одного из залов галереи бельевой веревке.

– А это ты что делаешь? – с сомнением в голосе спросила я, глядя, как он накладывает толстый слой краски на дюжину самых обычных столовых салфеток из темной соломы и одну за другой прибивает их к стене. И вдруг все вместе они образовали крест. Я замерла в оцепенении.

– Ну, что думаешь? – спросил он.

– Африка, а ты что думаешь?! – я с трудом пришла в себя от изумления. – Просто круто! – Я искренне не понимала, как такое количество идей удерживается у него в голове, не вываливаясь из глаз и ушей. И дело было не только в его неистощимой фантазии. Он еще был неутомимый делатель, который был способен создать вещь еще до того, как образ ее сформировался у него в голове.

Он был безусловным гвоздем программы вечера. Режиссер и актриса Пенни Маршалл[77]77
  Пенни Маршалл (1943–2018) – американская актриса, кинорежиссер, продюсер, более всего известная своими режиссерскими работами «Джек-попрыгун» и «Большой».


[Закрыть], актриса Сандра Бернхардт[78]78
  Сандра Бернхардт (род. 1953) – американская актриса, стендап-комик, певица и писательница, прославившаяся в конце 1970-х годов благодаря критическому высмеиванию знаменитостей и политиков в своих пародиях. В 2005 году телеканал Comedy Central включил Бернхард в список «Ста величайших стендап-комедиантов всех времен».


[Закрыть] были готовы есть у него с рук – если бы только он им позволил. Пресса была одержима и им самим, и теми эксцентричными высказываниями, которыми он усыпал свои интервью.

– Я занимаюсь самой разной художественной деятельностью, – вальяжно рассказывал он корреспонденту Los Angeles Times. – Ну вот, например, однажды я слил воду из двух кувшинов в один большой, что должно было символизировать единство между США и СССР[79]79
  Бугаев рассказывает о происходившем на самом деле в его мастерской в Ленинграде в 1988 году так называемом «перформансе воды» с участием Джона Кейджа, Сергея Курёхина, Тимура Новикова и др.


[Закрыть].

Целый вечер я провела, слушая всевозможные истории Африки, не забывая при этом продавать работы. Обрамление картин и подготовка выставки обошлись довольно дорого, и я хотела вернуть родителям выданные мне на это дело деньги. Нью-йоркский коллекционер по имени Пол Джадельсон заинтересовался Африкой и Тимуром и купил несколько их работ. Вскоре он стал их менеджером и открыл в Нью-Йорке свою галерею.

Сумел побывать на открытии и режиссер Сергей Соловьев – автор прославившего Африку и Цоя советского фильма «Асса». Я не имела возможности с ним поработать, так как весь период съемок «Ассы» пришелся как раз на то время, когда у меня были проблемы с визой. Но нас объединяла любовь к рок-музыкантам и художникам, и мы целый вечер провели, перебрасываясь любимыми именами.

– Мы должны говорить не только об их успехе. Смотри, что ты сумела сделать. Ты сама – прекрасный творческий человек!

Услышав эти слова, я просияла от счастья. В такие вечера мне хотелось остановить мгновение, навсегда остаться в моменте триумфа и гордости.

Успех сопутствовал нам всем все больше и больше. Приехав в Россию, я увидела, что «Игла» преобразила весь киномир страны. Наконец-то у молодых людей появился фильм «новой волны», с романтическим героем, которого они мгновенно и с готовностью идеализировали, поведение и убеждения которого были для них узнаваемы и близки. Виктор превратился в полумифического героя. А тот факт, что снимали картину в Казахстане и автором ее был молодой казахский режиссер Рашид Нугманов, лишь добавлял Виктору загадочности и притягательности.

«Игла» была триллером с наркоманами, наркодилерами, мафиози и, конечно, рок-музыкальной контркультурой. Песни Виктора шли через весь фильм. Есть там одна сцена, которая крепко запала мне в душу и до сих пор нередко предстает у меня перед глазами: Виктор стоит на берегу Аральского моря, и, насколько видит наш глаз, вместо моря перед ним – сухая, выжженная пустыня. Даже в это сгоревшее на беспощадном солнце безжизненное место он сумел привнести красоту.

Фильм стал одним из самых популярных в Советском Союзе[80]80
  Можно добавить, что по опросу журнала «Советский экран» за участие в «Игле» Виктор Цой был признан лучшим актером 1989 года.


[Закрыть]. Как и я, публика не могла перестать думать об «Игле» и о Викторе.

– Мамочка! – говорю я как-то Рашиду; это прозвище мы с Виктором дали ему из-за его мягкого, доброго, материнского характера. – Я хочу сделать клип на свою песню Modern Age Rock n’ Roll в Казахстане. – Меня так вдохновили и фильм, и Виктор, что я хотела встроить их в свой собственный образ. Ну и, конечно, мне хотелось побывать в этом поразительном, мощном крае.

Съемку Рашид организовал вместе со своим братом[81]81
  Мурат Нугманов (род. 1946) – кинооператор, продюсер. Работал оператором на съемках фильмов своего младшего брата Рашида «Игла» и «Игла Remix».


[Закрыть]. В Алма-Ату мы прилетели на трясущемся самолете «Аэрофлота». Город поразил меня красотой окружающих его гор Заилийского Алатау, бесконечными унылыми советскими пятиэтажками и мудрыми лицами казахов. Мы провели там всего день, и мне не удалось попасть в то отдаленное место, которое так запало мне в душу благодаря Виктору и любимой сцене из «Иглы». Но зато мы выбрались в пустыню, где на классическом югославском мотоцикле я гоняла по сверкающему на солнце неподатливому песку.

– Снято! – наконец крикнул оператор, когда я в очередной раз промчалась мимо него с растрепанными волосами, с трудом удерживая мотоцикл. Я купалась в происходящем, стремясь поймать свой собственный успех. Я знала, что я не Виктор и не Африка, но, гоняясь за уходящим солнцем, я была не чьим-то героем, а своим собственным.

Глава 19
Образование

– Хакесак?

Коля Михайлов, «Игры» и я стоим на перроне в ожидании поезда в Минск. Витя Сологуб достает из кармана неровной формы мячик из вязаной ткани, бросает его на пол и пинает ногой в нашу сторону[82]82
  Хакесак (англ. Hacky Sack) – игра, в которой игроки пинают и пасуют друг другу ногами небольшой тряпичный мячик, наполненный бобами, пластмассовыми гранулами и т. п. Популярна в странах Юго-Восточной Азии. В деревнях России существовала ее разновидность под названием «маялка». Русская Википедия предлагает название «футбэг». Однако, как рассказывает Виктор Сологуб, в их кругу игру называли по-американски – «хакесак». «Первый хакесак мне подарили американцы, когда я был на Марше Мира. Потом я делал такие сам».


[Закрыть]. В Минске нас ждут три концерта, организованные для нас Рок-клубом. Витя и Гриша Сологубы, Игорь Чередник[83]83
  Игорь Чередник (род. 1962) – петербургский рок-барабанщик, участник групп «АукцЫон», «Странные Игры», «Игры» и др.


[Закрыть] и Андрей Нуждин[84]84
  Андрей Нуждин – петербургский рок-гитарист, участник групп «Препинаки» и «Игры».


[Закрыть] облачены в футболки с обложкой моего нового альбома, а я одета в новый черный жакет, инкрустированный яркими камнями. Жакет, как мне кажется, весит чуть ли не пять кило, и, пока ребята резвятся, перекидывая друг другу хакесак, я стою неподвижно, практически не в состоянии пошевелиться.

Играли мы на открытом стадионе, заполненном до самых краев тысячами людей. К сцене нас подвезли на миниавтобусе, но когда мы на нее вышли, то оказалось, что аппаратура никуда не годится, и впервые нам пришлось весь концерт играть под фонограмму[85]85
  Виктор Сологуб рассказывает: «Я еще тогда к такому не привык и глумился на сцене, повесив гитару струнами к животу, думал, дурак, что это круто. Потом одумался и понял, что народ не поймет, и пожалел зрителей».


[Закрыть].

– А сейчас представляем вам нашего друга из Лос-Анджелеса Джоанну Стингрей, которая выпустила альбом Red Wave и помогла многим ленинградским музыкантам, – объявил после окончания сета «Игр» Витя.

На сцену я вышла под восторженные крики разгоряченной толпы. С собой у меня был пленочный 35-миллиметровый фотоаппарат, и, пока «Игры» играли, а я дожидалась своей очереди, я вовсю снимала зрителей. Они были в восторге, поднимали высоко вверх руки, корчили рожи перед объективом, заводили себя, несмотря на присутствие людей в военной форме, которые ходили между рядами и пытались усадить особо активных на место.

– Витя, – прошептала я, – подойдя во время инструментального проигрыша к Сологубу. – Как классно выступать под фонограмму!

Я ощущала невероятную свободу, могла двигаться, как хотела, танцевать, не думая о том, что мне нужно правильно и выразительно петь. Впервые я оказалась полностью погружена в свою музыку. Это был момент откровения, когда я вдруг ощутила, что мои песни по-настоящему хороши.

Но я была все еще в процессе поиска себя как сценического исполнителя. За спиной у меня были самые профессиональные и классные музыканты, а вокал мой (если только не мешали, конечно, технические проблемы) становился все сильнее и увереннее. Но неуверенность по-прежнему сохранялась, и мне еще нужно было учиться тому бесстрашию, которым обладали на сцене мои друзья.

Кстати, о друзьях. Американский альбом БГ вышел в свет[86]86
  Альбом Radio Silence выпущен фирмой CBS 13 июня 1989 года.


[Закрыть], и почти все его время уходило на бесконечное общение с прессой. Представьте себе: я, наконец, в Советском Союзе, а он на другом конце света! Я слушала его песни каждый день, стараясь убедить себя в том, что он по-прежнему здесь, в этой заснеженной стране, где я прыгаю на кровати и плачу о своем лучшем друге, который еще не так давно почти все время был рядом со мной. Одна песня – заглавная Radio Silence – просто не выходила у меня из головы. С ее помощью я переносилась в самые отдаленные уголки памяти, туда, где не было времени и расстояния, и где мы вдвоем, как прежде, по темным улочкам вместе идем домой. Она также напоминала мне о моей панк-молодости, когда в бесконечных брожениях по клубам мы толкались друг о друга, танцуя под свежие хиты «новой волны». Песня Бориса звучала отвязно и безрассудно, но в то же время в ней были столь характерные для него глубина и вдумчивость. Сидя в наушниках, я подпевала его голосу, и чем дальше, тем больше меня охватывала ностальгия. Похоже, что в Америке Борис нашел свою Страну Чудес, просто от моей ее отделяли полмира. Но он оставался и здесь – своей музыкой, такой же живой и такой же харизматичный, как прежде. Теперь же свою музыку делала и я.

Одним из моих новых знакомых стал Боб Эзрин[87]87
  Боб Эзрин (род. 1949) – известный канадский музыкант и продюсер. Работал с Лу Ридом, Питером Габриэлем, группами Alice Cooper, Pink Floyd, Deep Purple и др.


[Закрыть], знаменитый канадский продюсер с умными глазами.

– Джоанна, Pink Floyd выступают в Москве. Тебе не нужны билеты?

– Ну да, – ответила я почти равнодушно. Большим поклонником Pink Floyd я не была, музыки их почти не знала, но знала, что мои друзья-рокеры группу обожают и нередко вплетают элементы ее музыки в свою собственную. Мне дали пресс-проходку в «Олимпийский», с которой я могла ходить по всему огромному залу, проникать за кулисы и фотографировать, где и сколько хотела. К сожалению, большая часть моих друзей были в это время за границей, как это случалось все чаще и чаще, но я сумела провести на концерт Алекса Кана. Прекрасно помню, как я стояла прямо перед сценой и в свете сверкающих прожекторов фотографировала Дэвида Гилмора. Звук был просто невероятный, грандиозное шоу противоречило всем законам рациональности, в том числе и гравитации. За спиной музыкантов был установлен огромный овальный экран, на который на протяжении всего концерта проецировалась головокружительная видеографика. Над головами зрителей летала огромная свинья из папье-маше, и тысячи людей просто плакали от восторга. Я и не представляла, что у Pink Floyd в России столько поклонников.

Большая часть песен была мне не знакома, но, когда Дэвид Гилмор завел прямо у меня над головой очередное гитарное соло, я поняла, что попалась, как мелкая рыбешка, заглотившая крючок рыбака. Любимой моей стала Another Brick in the Wall – в ней сочетались и величие, и бунт, и, носясь по залу с фотоаппаратом в руках, я чувствовала, что и сама хочу делать такую музыку.

– Энергия, музыка – ВАУ! – прокричал мне в ухо Алекс, когда мы продирались сквозь толпу после концерта. – Что скажешь?

– Я тоже так буду играть, – прокричала я ему в ответ, уклоняясь от кучки фанов в кожаных куртках и с подведенными глазами.

– Так?! – Не веря своим ушам, остановился пораженный Алекс. – Ты хочешь сказать, что будешь играть, как они? Не слишком ли много ты на себя берешь? Этому надо долго учиться.

– Ты что, не слышал? – говорю я, беря его под руку и протискиваясь к выходу. – I don’t need no education![88]88
  I don’t need no education! («Мне не нужно образование!») – строчка из песни Pink Floyd – Another Brick in the Wall.


[Закрыть]

Глава 20
Все, что между

В Лос-Анджелесе я начала работать с Фредом Уайсманом. Мы добились встречи с мэром города Томом Брэдли и начали продвигать идею сделать Ленинград и Лос-Анджелес городами-побратимами, а также всячески уговаривали его расширить арт-обмен с Советским Союзом. Я не уставала удивляться, насколько весело и интересно мне было работать с человеком намного меня старше, в памяти которого были события, случившиеся за десятилетия до моего рождения. Несмотря на солидный возраст и мудрость Фред был одним из самых беспечных и беззаботных людей, которых я только встречала в жизни. Он весь состоял, казалось, из молодого сердца и детских шуточек – сочетание, которое порождало живость и спонтанность. Никогда невозможно было предвидеть, что он выдаст в следующий момент.

– Поехали в Россию, – вдруг заявляет он мне в один прекрасный день, когда мы сидели напротив друг друга за столом, перебирая фотографии разных работ художников.

– Конечно, поехали! – я хоть и удивлена, но сразу соглашаюсь. – Все художники вас знают и с удовольствием покажут вам и свое искусство, и город.

– Ну и отлично, – говорит он. – Я заказываю свой частный самолет.

– Что вы сказали? – не верю своим ушам. – Частный самолет?!

Устроившись со всем комфортом на мягком кожаном диване в салоне самолета и грызя «сникерс», я не хотела и думать, что после всего этого мне еще придется летать «Аэрофлотом». Взлета я даже не заметила. Рядом с Фредом сидели его будущая жена – реставратор живописи Билли Майлем – и ее племянник Шон. А напротив меня расположился куратор Фонда Фредерика Уайсмана Генри Хопкинс. Когда самолет выровнялся, Фред подошел к нам с корзиной конфет. Он включил фильм, мы поудобнее устроились перед экраном и стали смотреть. И вдруг в нас с Шоном непонятно откуда полетели бусинки M&M’s. Мы удивленно обернулись и увидели за спиной у себя раскрасневшегося от хохота Фреда, швырявшего в наши изумленные лица конфеты. С ним всегда нужно было быть настороже.

По дороге в Ленинград мы остановились в Миннеаполисе – Фред хотел показать мне открытый им при Университете штата Миннесота Музей искусств Фонда Фредерика Уайсмана. И Фред, и Билли были родом из Миннеаполиса. Познакомившись с музеем, мы пообедали, после чего сотрудники музея предложили нам частный тур по дому и студии Принса «Пейсли Парк»[89]89
  Paisley Park Studios – звукозаписывающая студия, которую Принс построил в своем родном Миннеаполисе в 1985 году и из которой выросла компания музыканта Paisley Park Records. После смерти Принса в 2016 году комплекс был открыт для посещения туристов.


[Закрыть]. Повезли нас в огромном передвижном доме-фургоне, хрустальная люстра которого тревожно позвякивала на каждом повороте и ухабе дороги. «Склад», как его называли наши провожатые, представлял собой внушительных размеров комплекс звукозаписывающих студий и концертных залов, составленных вместе в единый дворец-паззл. Помню бесчисленное количество мотоциклов, картин, скульптур, музыкальных инструментов. По всем стенам были развешены костюмы Принса, а попадавшиеся нам время от времени манекены были явно сделаны в соответствии с телосложением звезды.

– Какой он крохотный! – прошептала я на ухо Фреду. Мне трудно было представить, насколько миниатюрным на самом деле был этот всемирно известный музыкант. В своих клипах, в кино или на фотографиях он выглядел внушительно и могущественно.

– Маленький, да удаленький! – хихикнул Фред. – Человечище!

Мы опять погрузились в самолет и довольно быстро вырубились. Проснулась я, почувствовав, что мы садимся. Выглянула из окна, но кроме огней взлетно-посадочной полосы вокруг была сплошная тьма.

– Мы в Рейкьявике, на дозаправке, – прояснил ситуацию выглянувший из дверей пилотской кабины летчик. – Ноги размять никто не хочет?

Все вышли из самолета и прошли в здание аэропорта. В нем ни единой души, все закрыто, стоит мертвая тишина. И вдруг с истошным воплем из конца в конец длинного безлюдного коридора помчался Фред. И мгновенно – с топотом, криками и гиканьем – и мы за ним, как голодные гиены в Сахаре.

1 августа 1989 года самолет приземлился в Копенгагене, и мы заселились в отеле. Наутро отправились в знаменитый Парк Тиволи[90]90
  Парк Тиволи – парк развлечений и аттракционов в Копенгагене, существует с 1843 года, один из самых старых и самых посещаемых парков аттракционов в мире.


[Закрыть], где вслед за Фредом катались на всех горках и играли во все игры.

Помнится, стоим мы у ворот одной из горок, ждем, пока в очередной раз начнут запускать людей. Ворота открываются, и дети, отталкивая друг друга, стремглав мчатся мимо меня поскорее занять место в ближайшей к голове поезда кабинке.

– О господи, какие они смешные! – говорю я Фреду. – Фред? – оборачиваюсь, а его рядом со мной уже нет.

– Джоанна! – слышу вдруг голос откуда-то из детской гущи. Смотрю вниз и вижу, что Фред, расталкивая детей, пробирается к самой первой кабинке. Такой же, как эти дети, юношеская душа, полная радости и живейшего участия в любом деле, за которое он берется. Я поспешила к нему, рассыпаясь в извинениях перед окружившими меня малышами со взъерошенными волосами. Жажда жизни Фреда была заразительной, меня, во всяком случае, она захватила с головой.

На следующий день нам организовали частную экскурсию по музею «Луизиана»[91]91
  Музей современного искусства «Луизиана» расположен в городке Хумлебек, на берегу пролива Эресунн. Основанный в 1958 году, он содержит обширную коллекцию живописи и скульптур XX века, включая произведения таких авторов, как Рой Лихтенштейн, Энди Уорхол, Ансельм Кифер, Альберто Джакометти, Пабло Пикассо, Ив Кляйн, Асгер Йорн, Фрэнсис Бэкон, Макс Эрнст, Генри Мур, работы русских авангардистов.


[Закрыть] в 35 километрах к северу от Копенгагена. В прекрасном здании современной датской архитектуры и окружающем его парке искусство идеально сочетается с природой. И по сей день это один из самых моих любимых музеев. Помню, как в саду скульптур музея я вдруг осознала, что, носясь все эти годы из одного конца света в другой, я пропустила все, что находится между ними!

Наконец-то посадка в Москве, и, пока самолет наш выруливал к зданию аэропорта, я поделилась со своими гостями планом нашего пребывания в России. Мы отправимся в мастерские художников, посетим музеи и будем встречаться со всеми моими друзьями, ну, кроме тех, кто в это время на гастролях.

– Прекрасно! – проговорил Фред, вставая и разминая застывшие от долгого сидения ноги. – А ужинаем мы сегодня в резиденции американского посла. Где мы все и остановимся!

– Господи! Ну, а это как вам удалось провернуть?

– Посмотри на меня, – ответил он со своей чарующей улыбкой. – Если я могу протиснуться сквозь толпу детей в парке аттракционов, то с парой дипломатов я уж как-нибудь справлюсь!

Глава 21
Творить историю

– Если ты покупаешь то, что велит тебе сердце, – говорит мне Фред, – то это – достойное искусство, что бы тебе ни говорили самые крутые коллекционеры.

Мы стоим в мастерской московского художника и рассматриваем пришпиленную к холсту пару джинсов.

– Мне ужасно нравится, – говорю я.

– Я беру! – Фред явно в восторге от принятого решения.

Из Москвы мы поехали в Ленинград, где они поселились в роскошном отеле на берегу Финского залива – в номере сплошная позолота и бархат.

– Джоанна, – Билли встревоженно отводит меня в сторонку. – Вода в ванной коричневого цвета. Ванну принимать я не решилась.

– Добро пожаловать в мой мир! – ответила я, с трудом сдерживая смех.

Африка – как всегда веселый и улыбающийся – водил нас из мастерской в мастерскую и, конечно же, привел к Тимуру, в огромное пространство «Новых художников». Фред еще в Америке купил у меня работы Андрея Крисанова, Тимура Новикова, Олега Котельникова, Инала Савченкова и Густава Гурьянова и был теперь ужасно рад познакомиться с этими художниками лично. Больше всего из приобретенного ему нравились две работы Густава; обе – холст и акрил, на одной трактористка, на другой летчик; обе картины сверкают яркими розовыми, фиолетовыми, красными, зелеными красками.

На следующий день Эрмитаж был закрыт для посетителей. Мы же пришли познакомиться с директором музея Борисом Пиотровским[92]92
  Борис Борисович Пиотровский (1908–1990) – советский археолог, востоковед. В 1984-1990 годах – директор Государственного Эрмитажа. Отец нынешнего директора Михаила Борисовича Пиотровского.


[Закрыть].

– Походите по музею, – дружелюбно сказал он, откидываясь в кресле и держа в руках стакан с чаем. – Можно пойти в любое место.

Осторожно, чуть ли не чувствуя свою вину, мы стали бродить по залам гигантского музея. Шли в почтительной тишине, не говоря ни слова, подавленные величественной коллекцией и огромными, роскошными залами.

– О боже! – тишину вдруг нарушил испуганный крик Билли.

– Что? Что такое?

Мы ринулись на голос и обнаружили ее в одном из залов. Она стояла у открытого окна, в ужасе прикрыв рот рукой.

– Окно открыто: солнце, свет, воздух – все попадает прямо на картины! Это просто ужасно!

И действительно, странно было видеть, что шедевры мировой живописи выставлены в этом уникальном дворце без какой-то бы то ни было защиты – от света, уличного воздуха, даже самих посетителей. Никаких признаков привычного антуража американских музеев: ограждений, лазерных сканеров, даже заградительных канатов здесь не было и в помине. Мне, впрочем, это нравилось: отсутствие барьеров давало ощущение подлинного соприкосновения с искусством, в отличие от призрачного, касательного контакта, к которому мы привыкли в Америке.

Повели нас и в запасник – темный и холодный подвал. Видя огромное количество спрятанного от зрительского глаза искусства, мы поняли, что именно здесь хранятся чуть ли не главные жемчужины эрмитажного собрания.

– Мы вообще-то опытные коллекционеры, – осторожно начал Генри.

– Да, и много-много часов провели в лучших музеях по всему миру, – подхватил Фред.

– Но ничего подобного я никогда не видел, – завершил свою фразу Генри, наклонившись и подправляя стоящие прямо на полу и кое-как прислоненные к стене холсты.

Прогулка по запасникам Эрмитажа среди спрятанных от людских глаз шедевров мирового искусства произвела на меня неизгладимое впечатление.

– В этом подвале застряло то, что осталось от воображения, – пробормотал расстроенный Фред. – Слышите, как поют ангелы?

После России вместе с Фредом, Билли и Шоном я отправилась на юг Франции, где учились внучки Фреда. Мы побывали на Мон-Сен-Мишель[93]93
  Мон-Сен-Мишель – скалистый остров-крепость на северо-западном побережье Франции в бухте Сен-Мишель. Город на острове существует с 709 года и в настоящее время насчитывает несколько десятков жителей. С 1879 года остров связан с материком дамбой. Один из наиболее известных туристических объектов Франции. Уже в 1874 году город был признанным историческим памятником, а в 1979 году ЮНЕСКО причислило его к Всемирному наследию человечества.


[Закрыть], волшебном острове со средневековым монастырем, вид и само появление которого противоречило всем законам разума и природы. Бродя по увешанным сушащимся бельем и усеянным лавочками с едой узеньким крутым улочкам, я чувствовала себя как в кино.

На следующий день из лондонского аэропорта Лутон я вылетела в Россию, а остальные продолжили свой путь на Запад. Словами не выразить ту благодарность, которую я испытываю к Фреду и Билли за то, что они взяли меня с собой в такое захватывающее путешествие. Самолет заходит на посадку. Глядя в окно иллюминатора на страну бодрящего холода и луковичных церковных куполов, я не могла сдержать улыбки. За последние несколько недель я видела столько истории. Теперь в этом северном городе настал мой черед творить историю.