Текст книги "Всё та же я"

Глава 2

Когда я вернулась в «Лавери», Ашок сортировал кипы газет, складывая их пронумерованными стопками. Он с улыбкой выпрямился:

– Ну, здравствуйте, мисс Луиза. Как вам первое утро в Нью-Йорке?

– Потрясающе! Спасибо.

– А вы напевали «Let the River Run», когда шли по улице?

Я остановилась как вкопанная:

– Как вы догадались?

– Все так делают, впервые оказавшись на Манхэттене. Черт, я и сам иногда пою это по утрам, а уж я-то точно не похож на Мелани Гриффит.

– А разве тут поблизости нет никаких бакалейных лавок? Я все ноги стоптала, чтобы выпить кофе.

– Мисс Луиза, почему же вы мне не сказали?! Идите за мной! – Он махнул рукой куда-то за стойку и, открыв дверь, провел меня в темный офис, его обшарпанная, неряшливая обстановка резко контрастировала с мрамором и латунью парадного вестибюля. На столе стояли мониторы камер наблюдения, между ними – старенький телевизор, большой гроссбух, а еще кружка, книжки в бумажной обложке и целая экспозиция фотографий сияющих беззубых детишек. За дверью приютился допотопный холодильник.

– Вот. Берите. Отдадите потом.

– А что, все консьержи это делают?

– Никто не делает. Но «Лавери» – это особая статья.

– Тогда куда люди ходят за продуктами?

Он поморщился:

– Мисс Луиза, люди в этом доме вообще не ходят за продуктами. Они даже не думают о продуктах. Зуб даю, большинство из них считают, что еда, уже приготовленная, словно по волшебству появляется у них на столе. – Он оглянулся и понизил голос: – Могу поспорить, что восемьдесят процентов женщин в нашем доме за последние пять лет вообще ни разу не приготовили обед. Хочу заметить, половина женщин в этом здании вообще не едят. Точка. – В ответ на мой удивленный взгляд он лишь пожал плечами. – Мисс Луиза, богатые живут совсем не так, как мы с вами. А богатые из Нью-Йорка вообще живут не так, как все. – (Я взяла картонку с молоком.) – Все, что вам нужно, доставляется на дом. Вы к этому скоро привыкнете.

Я собралась было спросить его насчет Иларии и миссис Гупник, которая, оказывается, вовсе не миссис Гупник, а также о семье, с которой мне придется познакомиться, но он уже отвернулся от меня, устремив взгляд в коридор:

– Доброго вам утра, миссис Де Витт!

– Что все эти газеты делают на полу?! Это место похоже на убогий газетный киоск! – Крошечная тщедушная старушонка раздраженно фыркнула, глядя на кипы «Нью-Йорк таймс» и «Уолл-стрит джорнал», которые Ашок не успел распаковать.

Несмотря на ранний час, старушка разоделась, словно на свадьбу: на ней был малиновый пыльник, красная шляпка-таблетка и огромные солнцезащитные очки в черепаховой оправе, закрывавшие ее крошечное морщинистое личико. Сидевший на поводке одышливый мопс с выпученными глазами наградил меня агрессивным взглядом, по крайней мере мне показалось, будто он на меня смотрит, хотя трудно сказать, поскольку его глаза вращались во всех направлениях. Я наклонилась, чтобы помочь Ашоку убрать газеты с пути вздорной старухи, и в этот момент собачонка прыгнула на меня с утробным рыком. Я отпрянула, едва не перелетев через пачку «Нью-Йорк таймс».

– Ой, ради всего святого! – послышался сердитый дрожащий голос. – А теперь вы расстраиваете мою собаку!

Собачьи зубы оказались в опасной близости от моей ноги. Кожа болезненно отреагировала на контакт.

– Пожалуйста, постарайтесь, чтобы к нашему возвращению весь этот хлам был убран. Я уже неоднократно говорила мистеру Овицу, что наш дом приходит в упадок. И кстати, Ашок, я оставила под дверью мешок с мусором. Потрудитесь его немедленно вынести, или весь дом пропахнет увядшими лилиями. Одному Богу известно, какой идиот додумался прислать в подарок лилии?! Погребальные цветы! Дин Мартин!

Ашок прикоснулся к кепи:

– Конечно, миссис Де Витт.

Дождавшись, когда она уйдет, он повернулся и посмотрел на мою ногу.

– Эта собака пыталась меня укусить!

– Да. Это Дин Мартин. Советую обходить его стороной. Он самый вредный обитатель «Лавери». А это уже о чем-то говорит! – Положив на стол очередную партию газет, Ашок выпроводил меня из офиса. – Не беспокойтесь, мисс Луиза. Я сам справлюсь. Газеты слишком тяжелые, а вас и так ждет нелегкий хлеб там, наверху. Желаю хорошего дня.

И он исчез, прежде чем я успела спросить, что он имел в виду.

День прошел как в тумане. Все утро я наводила порядок в своей маленькой спальне, отмывала ванную, развешивала фотографии Сэма, родителей, Трины и Тома, чтобы хоть как-то обуютить комнату. Натан отвел меня в закусочную неподалеку от Коламбус-серкл, где нам подали еду на тарелке размером с автомобильную покрышку и такой крепкий кофе, что на обратном пути у меня тряслись руки. А еще Натан показал места, которые могли бы мне пригодиться: открытый допоздна бар, фургончик с едой, в котором готовили классный фалафель, надежный банкомат, чтобы получить наличность… От обилия новой информации мозги начинали закипать. К середине дня моя бедная голова буквально раскалывалась, а ноги точно налились свинцом. Тогда Натан, взяв меня под руку, проводил обратно до квартиры. Я была счастлива снова оказаться в сумрачной тишине здания с его грузовым лифтом, благодаря которому можно было не подниматься по лестнице.

– Постарайся немного вздремнуть, – посоветовал Натан, когда я скинула туфли. – Но только не больше часа, а иначе твои биологические часы окончательно взбесятся.

– Во сколько, ты говорил, возвращаются Гупники? – У меня уже начал заплетаться язык.

– Обычно часам к шести. А сейчас только три. Так что у тебя еще куча времени. Давай покемарь немного. И снова почувствуешь себя человеком.

Он закрыл за собой дверь, и я с благодарностью повалилась на кровать. Но, уже засыпая, внезапно поняла, что если упущу момент, то не успею поговорить с Сэмом. Выйдя из ступора, я взяла лэптоп и напечатала в приложении для мессенджера:

Ты здесь?

Через пару минут с негромким бульканьем на экране появилась картинка – и передо мной возник Сэм. Он сидел в своем вагончике, нависнув мощным телом над компьютером. Сэм. Парамедик. Человек-гора. Мой новый бойфренд. Мы лыбились друг на друга, как два деревенских придурка.

– Привет, красотка! Как твое ничего?

– Хорошо! – ответила я. – Я бы показала тебе комнату, но боюсь, что впилюсь в стенку, если буду поворачивать экран. – Я развернула лэптоп так, чтобы он мог увидеть мою крошечную спальню во всей красе.

– А по мне, так вполне неплохо. Она тебе подходит.

Я посмотрела на серое окно за его спиной. И сразу живо представила себе дождь, барабанящий по крыше железнодорожного вагона, запотевшее стекло, мокрое дерево и куриц, прячущихся во дворе под перевернутой тачкой. Сэм смотрел на меня в упор, и я вытерла глаза, горько пожалев, что не догадалась ради такого случая наложить макияж.

– Ты уже начал работать?

– Ага. Мне сказали, что через неделю я смогу полностью приступить к своим обязанностям. Надеюсь, швы не разойдутся, когда буду ворочать больных. – Он инстинктивно положил руку на живот, куда получил пулю буквально несколько недель назад – рутинный вызов, который едва не закончился для него трагически, но в результате упрочил наши отношения, – и я почувствовала, как что-то внутри дрогнуло.

– Как бы я хотела, чтобы ты был тут! – вырвалось у меня.

– Я тоже. Но ведь у тебя сегодня первый день твоего большого приключения, которое наверняка окажется грандиозным. А уже через год ты будешь сидеть здесь…

– Не здесь, – перебила я Сэма. – В твоем достроенном доме.

– В моем достроенном доме, – повторил Сэм. – И мы будем разглядывать фотки в твоем телефоне, а я буду думать про себя: «Господи, снова-здорово! Она уже задолбала меня рассказами о своей жизни в Нью-Йорке!»

– А ты напишешь мне? Письмо, пронизанное любовью и желанием, орошенное скупой мужской слезой?

– Ах, Лу, ты же знаешь, что я не мастер писать. Но я позвоню. И буквально через четыре недели приеду к тебе.

– Хорошо. – У меня сдавило горло. – Ладно. Пожалуй, пойду немного вздремну.

– Я тоже, – ответил Сэм. – Но все мои мысли будут исключительно о тебе.

– Грязные и непристойные? Или романтические, в стиле Норы Эфрон?

– А что для меня безопаснее? – улыбнулся он и, помолчав, добавил: – Лу, ты хорошо выглядишь. Хотя ты… будто витаешь в облаках.

– У меня действительно голова идет кругом. Я чувствую себя ужасно, ужасно усталой. Кажется, еще немного – и я взорвусь. Все как-то непривычно.

Я положила руку на экран, потом Сэм положил свою, чтобы наши руки встретились. Мне показалось, я чувствую тепло его кожи.

– Сэм, я люблю тебя, – преодолев смущение, произнесла я.

– И я тебя. Я бы поцеловал экран, но, боюсь, все, что ты получишь, – это возможность созерцать волосы у меня в носу.

Я с блаженной улыбкой закрыла компьютер и уже через секунду провалилась в сон.

Кто-то вопил в коридоре. Я сразу проснулась, одурманенная, мокрая от пота, и выпрямилась на кровати, думая, что это, наверное, плохой сон. Но нет, за дверью моей комнаты действительно орала какая-то женщина. В моем воспаленном мозгу молнией пронеслись тысячи мыслей. Газеты, пестревшие сообщениями об убийствах в Нью-Йорке и о том, как информировать о преступлении. По какому номеру нужно звонить? Точно не 999, как в Англии. Я судорожно порылась в мозгу, но безуспешно.

– Чего ради? Почему я должна сидеть и мило улыбаться, пока эти ведьмы будут меня оскорблять? Ты не слышал и половины того, что они говорили! А ведь ты мужчина! У тебя точно затычки в ушах!

– Дорогая, пожалуйста, успокойся. Пожалуйста. Сейчас не время и не место.

– И никогда не будет! Потому что здесь всегда кто-нибудь отирается! Мне нужно купить собственную квартиру, чтобы было где ссориться!

– Не понимаю, почему ты принимаешь все так близко к сердцу. Ты должна относиться к…

– Нет!

Что-то с грохотом врезалось в деревянный пол. Теперь я окончательно проснулась. Сердце бешено колотилось.

За дверью повисла тяжелая тишина.

– Сейчас ты скажешь, что это была фамильная ценность.

Пауза.

– Ну да, да, была.

Сдавленный всхлип.

– Мне плевать! Мне плевать! Я задыхаюсь от истории твоей семьи! Ты меня слышишь? Задыхаюсь!

– Агнес, дорогая. Не в коридоре. Пойдем. Мы можем обсудить это позже.

Я застыла на краю постели.

Сдавленные всхлипы – и тишина. Выждав какое-то время, я на цыпочках подкралась к двери и прижалась к ней ухом. Посмотрела на часы: 16:46.

Я умыла лицо и поспешно переоделась в униформу. Причесалась, вышла в коридор, завернула за угол.

И остановилась.

Под дверями кухни на полу лежала, свернувшись клубком, молодая женщина. Мужчина постарше обнимал ее обеими руками, неловко сидя на корточках и упираясь спиной в стену. Похоже, он пытался подхватить женщину, но она, падая, увлекла его за собой. Ее лица я не видела. Мне удалось разглядеть лишь длинную тонкую ногу под задравшимся подолом темно-синего платья, завесу разметавшихся белокурых волос и побелевшие костяшки скрюченных пальцев.

Я громко сглотнула, не в силах отвести глаз. Мужчина поднял голову. И я сразу узнала мистера Гупника.

– Не сейчас. Благодарю, – мягко сказал он.

Онемев от волнения, я невольно попятилась и, вернувшись в свою комнату, закрыла за собой дверь. Стук сердца гулко отдавался в ушах, и мне казалось, будто они тоже слышат этот предательский звук.

* * *

Битый час я сидела, уставившись невидящими глазами в телевизор, в голове то и дело всплывала картина их сцепленных рук. Я решила отправить сообщение Натану, но не знала, что написать. Вместо этого без пяти шесть я покинула комнату и осторожно открыла дверь, ведущую из служебного коридора в хозяйские апартаменты. И пошла, тихо ступая по паркетному полу, мимо пустой просторной столовой, гостевой спальни и двух закрытых дверей на отдаленный звук голосов. Оказавшись возле гостиной, я остановилась у дверного проема.

Мистер Гупник на диванчике у окна разговаривал по телефону, рукава голубой рубашки закатаны, рука закинута за голову. Не прерывая разговора, он махнул мне, приглашая войти. Слева от меня какая-то блондинка – миссис Гупник? – на антикварном розовом диване без устали стучала пальцем по айфону. Она, похоже, успела переодеться, и я на секунду смешалась. Я продолжала неловко топтаться в дверях, пока мистер Гупник не закончил разговор и не встал с места, причем, как я успела заметить, с большим трудом и болезненно скривившись. Тогда я шагнула ему навстречу, чтобы избавить его от лишних движений, и пожала протянутую руку. Рука была теплой и мягкой, а рукопожатие – сильным. Молодая женщина продолжала постукивать по телефону.

– Луиза, очень рад, что вы благополучно добрались. Надеюсь, у вас есть все, что вам нужно? – Обычно так спрашивают исключительно из любезности, не ожидая в ответ каких-либо просьб.

– Все чудесно. Спасибо.

– Это моя дочь Табита. Таб? – (Девушка подняла руку и, изобразив намек на улыбку, снова уткнулась в телефон.) – Я прошу извинения, но моя жена Агнес, к сожалению, не смогла к нам присоединиться. Прилегла на часок. Ужасная головная боль. У нас был длинный уик-энд.

На его лицо набежала тень, но не дольше чем на секунду. Буквально ничто в его манере поведения не напоминало о той неприятной сцене, свидетелем которой я стала час назад.

Он улыбнулся:

– Итак, сегодня вы совершенно свободны, ну а начиная с завтрашнего утра будете повсюду сопровождать Агнес. Ваша официальная должность – помощница, и вы будете оказывать мое жене содействие во всем, что она пожелает сделать в течение дня. У нее весьма напряженный график. Я попросил своего помощника ознакомить вас с расписанием нашей семьи. Он будет уведомлять вас по электронной почте о корректировках планов. Лучше всего проверять почту около десяти утра, поскольку именно в это время мы вносим последние изменения в программу. С остальными членами нашей команды вы познакомитесь завтра.

– Чудесно. Спасибо. – Взяв на заметку слово «команда», я живо представила себе футболистов, бегущих по этим шикарным апартаментам.

– Папа, а что у нас сегодня на обед? – спросила Табита с таким видом, будто меня нет в комнате.

– Не знаю, дорогая. Мне казалось, ты говорила, что собираешься пойти в ресторан.

– Сомневаюсь, что сегодня вечером у меня хватит сил на городскую суету. Я, пожалуй, останусь.

– Как пожелаешь. Только предупреди Иларию. Луиза, у вас есть вопросы?

Я напряглась, пытаясь сказать что-нибудь умное.

– Кстати, мама просила меня узнать, нашел ли ты ту картину. Миро.

– Милая, тема закрыта. Картина останется здесь.

– Но мама говорит, что это она выбрала картину. И теперь маме ее не хватает. Тебе ведь она никогда не нравилась.

– Не в этом дело.

Я неловко переминалась с ноги на ногу, не будучи уверенной, отпустили меня или нет.

– Но, папа, дело как раз в этом. Тебе все мамины нужды до лампочки.

– Картина стоит восемьдесят тысяч долларов.

– Маме плевать на деньги.

– А нельзя ли обсудить это потом?

– Потом ты будешь занят. Я обещала маме уладить вопрос.

Я осторожно попятилась к двери.

– Здесь нечего улаживать. Соглашение было заключено восемнадцать месяцев назад. И мы все окончательно решили. Ой, дорогая, тебе уже лучше?

Я оглянулась. Женщина, которая вошла в комнату, была сногсшибательной красавицей. На лице ни капли косметики, белокурые волосы небрежно затянуты узлом. Высокие скулы усеяны редкими веснушками, форма глаз говорила о славянском происхождении. На вид моя ровесница. Прошлепав босиком к мистеру Гупнику, она подарила ему поцелуй, ее рука небрежно пробежалась по его затылку.

– Это Луиза, – произнес он.

Она повернулась ко мне:

– Моя новая союзница.

– Твоя новая помощница, – поправил жену мистер Гупник.

– Привет, Луиза. – Она протянула мне тонкую руку.

Я почувствовала на себе ее испытующий взгляд. Она улыбнулась, и я невольно улыбнулась в ответ.

– Илария хорошо подготовила твою комнату? – У нее был мягкий голос с легким восточноевропейским акцентом.

– Все замечательно. Спасибо.

– Замечательно? Похоже, ты очень неприхотлива. Комната – точно кладовка для швабр. Если тебе что-то не нравится – говори, не стесняйся, и мы все исправим. Ведь так, дорогой?

– Агнес, а разве ты не жила в свое время в каморке, еще меньшей, чем эта? – бросила Таб, не отрываясь от айфона. – Папа говорил, ты делила ее еще с пятнадцатью иммигрантками.

– Таб! – В голосе мистера Гупника послышались металлические нотки.

Агнес, с коротким вздохом расправив плечи, гордо откинула голову:

– И правда, моя комната была еще меньше. Но я делила ее с очень милыми девушками. И никаких проблем. Если люди милые и вежливые, то можно многое вынести. Что скажешь, Луиза?

– Да, – сглотнув, ответила я.

Тем временем в гостиную вошла Илария. На ней были такие же, как у меня, темные брюки и футболка поло, только прикрытые белым передником. Она даже не взглянула в мою сторону.

– Илария, дорогая, а для меня что-нибудь найдется? – положив руку на спинку дивана, проворковала Таб. – Я, пожалуй, сегодня останусь здесь.

Лицо Иларии неожиданно потеплело. Передо мной был совершенно другой человек.

– Ну конечно, мисс Табита. Я всегда готовлю по воскресеньям лишнюю порцию на случай, если вы решите остаться.

Агнес застыла посреди комнаты. На секунду ее лицо стало испуганным. Затем она воинственно выпятила подбородок:

– Тогда я хочу, чтобы Луиза обедала с нами.

Возникла неловкая пауза.

– Луиза? – переспросила Таб.

– Да. Мне хочется познакомиться с ней поближе. Луиза, у тебя есть какие-нибудь планы на сегодняшний вечер?

– Э-э-э… Кажется, нет.

– Тогда ты поешь с нами. Илария, ты вроде говорила, что приготовила лишнюю порцию?

Илария посмотрела на мистера Гупника, который, похоже, был всецело поглощен своим телефоном.

– Агнес, – нарушила молчание Таб, – тебе, должно быть, известно, что мы не едим вместе с обслуживающим персоналом?

– Что значит «мы»? Не знала, что в этом доме есть служебная инструкция! – Вытянув руку, Агнес с наигранным спокойствием принялась рассматривать обручальное кольцо. – Дорогой, неужели ты забыл дать мне служебную инструкцию?

– При всем моем уважении, пусть даже Луиза и очень милая, – заявила Таб, – существуют некие границы! И всем это только на пользу.

– Я с удовольствием сделаю так, как… – начала я. – Мне не хочется причинять никаких…

– Ну, при всем моем уважении, Табита, я бы хотела, чтобы Луиза поужинала со мной. Она моя новая помощница, и нам предстоит проводить вместе каждый божий день. И я не вижу проблемы в желании познакомиться с ней поближе.

– Никаких проблем, – произнес мистер Гупник.

– Но, папочка…

– Никаких проблем, Таб. Илария, будьте добры, накройте стол на четыре персоны. Благодарю вас.

У Иларии округлились глаза. Она бросила на меня косой взгляд, ее рот превратился в узкую полоску, свидетельствующую о плохо сдерживаемой ярости, словно это я была инициатором грубейшего нарушения домашней иерархии, после чего она удалилась в столовую, откуда тотчас же донеслось демонстративное звяканье столовых приборов и звон бокалов. Агнес, облегченно вздохнув, откинула со лба волосы, после чего улыбнулась мне заговорщицкой улыбкой.

– Что ж, тогда приступим, – спустя минуту произнес мистер Гупник. – Луиза, может, вы хотите чего-нибудь выпить?

Обед оказался томительным, мучительным мероприятием. Я была подавлена великолепием стола из красного дерева, роскошью тяжелых серебряных приборов и хрустальных бокалов. Все это никак не вязалось с моей униформой. Мистер Гупник в основном хранил молчание и дважды исчезал, чтобы ответить на звонки из офиса. Таб занималась своим айфоном, демонстративно игнорируя остальных. Илария подавала цыпленка в винном соусе с гарниром, а потом убирала посуду с таким лицом, будто она, по выражению моей мамы, вот-вот пёрнет. Возможно, только я и заметила, как она презрительно, со стуком, ставит передо мной тарелку и громко фыркает, проходя мимо моего стула.

Агнес практически не притронулась к еде. Она сидела напротив меня и весело щебетала, совсем как с новой закадычной подружкой, бросая время от времени осторожные взгляды в сторону мужа.

– Значит, ты впервые в Нью-Йорке, – начала она. – А где еще ты успела побывать?

– Хм… Так, кое-где. Я, как бы это сказать, слишком поздно начала путешествовать. Не так давно объездила всю Европу, а до того… побывала на Маврикии. И в Швейцарии.

– Америка не похожа на другие страны. И каждый штат воспринимается нами, европейцами, как нечто уникальное. Леонард показал мне лишь некоторые из них, но для меня они словно разные страны. Ты рада, что оказалась здесь?

– Безумно. Я хочу воспользоваться случаем и получить все, что может предложить Нью-Йорк.

– Она говорит совсем как ты, Агнес, – промурлыкала Таб.

Агнес, пропустив колкость мимо ушей, по-прежнему не сводила с меня глаз. И эти глаза, с едва заметно приподнятыми уголками, буквально завораживали своей красотой. Мне даже пришлось несколько раз напомнить себе, что неприлично так открыто пялиться на незнакомого человека.

– Расскажи о своей семье. У тебя есть братья? Сестры?

Я по мере сил описала свою семью, правда сделав ее больше похожей на Уолтонов, чем на Аддамсов.

– Значит, сестра теперь живет в твоей квартире в Лондоне? С сынишкой, да? Она приедет тебя навестить? А твои родители? Они будут по тебе скучать?

Я вспомнила о папиных словах, сказанных на прощание: «Лу, можешь не спешить с возвращением! Мы собираемся переоборудовать твою бывшую спальню в ванную комнату с джакузи!»

– О да, конечно! Очень сильно.

– Моя мама плакала две недели, когда я покинула Краков. А у тебя есть парень?

– Да. Его зовут Сэм. Он парамедик.

– Парамедик? Вроде доктора? Как мило! Покажи его фото. Обожаю рассматривать фотографии.

Я вытащила из кармана телефон и прокрутила фотки, пока не нашла свою самую любимую – ту, где Сэм, еще не успевший снять после дежурства темно-зеленую униформу, сидит на фоне закатного солнца на террасе, устроенной на крыше моей лондонской квартиры. В руках у него кружка чая, а на губах – счастливая улыбка. Я отчетливо помню, как это было. Моя кружка с остывшим чаем стояла на бортике, а Сэм терпеливо ждал, пока я щелкала фотографию за фотографией.

– Какой интересный мужчина! А он приедет к тебе в Нью-Йорк?

– Хм, нет. В данный момент он занимается строительством дома, так что прямо сейчас ничего не выйдет. К тому же он работает.

У Агнес округлились глаза.

– Но он должен приехать! Вы не можете жить в разных странах! Разве это любовь, если твоего мужчины нет рядом?! Лично я не способна перенести разлуку с Леонардом. Не люблю, когда он уезжает по делам даже на два дня.

– Ну да, полагаю, ты действительно приложишь максимум усилий, чтобы не быть слишком далеко от него, – бросила Таб.

Оторвав глаза от тарелки, мистер Гупник перевел взгляд с жены на дочь и обратно, но предпочел промолчать.

– И все же, – невозмутимо продолжила Агнес, расправляя на коленях салфетку, – Лондон не настолько далеко. А с любовью не шутят. Правда, Леонард?

– Конечно да. – Его лицо на миг смягчилось от улыбки жены.

Агнес погладила мужа по руке, и я поспешно уставилась в свою тарелку.

В комнате на секунду стало тихо.

– Пожалуй, отправлюсь-ка я домой. А то меня уже начинает подташнивать.

Таб со скрипом отодвинула стул и швырнула салфетку в тарелку. Белый лен моментально пропитался красным соусом. Я с трудом сдержала порыв спасти мокнущую салфетку. Поднявшись, Таб клюнула отца в щеку. Он нежно погладил ее по руке.

– Ладно, папочка, поговорим на неделе. – Она обернулась и отрывисто кивнула. – Луиза… Агнес. – И вышла из комнаты.

Агнес проводила ее взглядом. Кажется, она что-то тихо пробормотала себе под нос, но в этот момент Илария убирала мою тарелку и столовые приборы с таким яростным грохотом, что я ничего не расслышала.

С уходом Таб Агнес тотчас же утратила весь боевой задор. Она словно обмякла на стуле, плечи и голова устало поникли, отчего сразу выступили острые ключицы. Я встала:

– Думаю, мне пора вернуться в свою комнату. Большое спасибо за ужин. Он был восхитительным.

Никто не стал возражать. Мистер Гупник, положив на стол руку, нежно перебирал пальцы жены.

– Увидимся утром, Луиза, – не глядя на меня, произнес он.

Агнес пристально посмотрела на мужа, ее лицо помрачнело. Я бочком выбралась из столовой и, проходя мимо кухни, невольно ускорила шаг, чтобы виртуальные ножи, которые, как я чувствовала, Илария метала оттуда мне в спину, не попали в цель.

Спустя час я получила сообщение от Натана. Он с друзьями пил пиво в Бруклине.

Слышал, ты прошла настоящее крещение огнем. Ты в порядке?

На остроумный ответ у меня просто-напросто не осталось сил. Впрочем, так же как и на вопрос, откуда он узнал.

Все наладится, когда познакомишься с ними поближе. Обещаю.

Я ответила:

Увидимся утром.

У меня вдруг возникло дурное предчувствие – на что это я подписалась? – но потом я собралась и, сказав себе пару ласковых, в изнеможении рухнула на кровать.

В ту ночь мне снился Уилл. Он редко мне снился, и в первое время сны эти были источником грусти, когда я так тосковала по нему, что казалось, будто кто-то проделал в моем теле огромную дыру. Сны прекратились, когда я встретила Сэма. И вот в этот ранний час Уилл опять возник передо мной, точно живой. Я стояла на тротуаре и неожиданно увидела его на заднем сиденье автомобиля, дорогого черного внедорожника, совсем как у мистера Гупника. И я сразу же почувствовала невероятное облегчение оттого, что он не умер, что он здесь, с нами, а затем чисто инстинктивно поняла: ему не следует ехать туда, куда он направляется. Нужно непременно его остановить. Но всякий раз, как я пыталась перейти дорогу с интенсивным движением, передо мной возникал новый поток машин. Они вихрем проносились мимо, заслоняя от меня Уилла. Мой голос, выкрикивающий любимое имя, тонул в реве моторов. Уилл был так близко и так далеко – кожа цвета карамели, легкая улыбка, приподнятые уголки губ; он что-то говорил водителю, а вот что именно – я не слышала. В последнюю минуту он поймал мой взгляд – его глаза слегка округлились, – и тут я проснулась, вся в холодном поту, пуховое одеяло запуталось вокруг ног.