Текст книги "До встречи с тобой"

5

Когда тебя катапультирует в совершенно новую жизнь – или, по крайней мере, с размаху прижимает к чужой жизни, словно лицом к окну, – приходится переосмыслить, кто ты есть. Или каким тебя видят другие.

За четыре короткие недели интерес родителей ко мне поднялся на пару-тройку пунктов. Я стала каналом в другой мир. Особенно для мамы, которая каждый день расспрашивала меня о Гранта-хаусе и его укладе, подобно зоологу, методично изучающему неизвестное науке существо и его привычки. «Миссис Трейнор пользуется льняными салфетками во время еды?» – спрашивала она, или: «Как по-твоему, они пылесосят каждый день, как и мы?», или: «А что они делают с картофелем?».

По утрам мама провожала меня строгими наставлениями выяснить, какую марку туалетной бумаги они используют и сделаны ли простыни из смеси полиэстера и хлопка. Как правило, она была глубоко разочарована тем, что я толком не помню. Мама втайне была убеждена, что аристократы живут как свиньи, с тех пор как в шесть лет я рассказала ей о школьной подруге с изысканным выговором, мать которой запрещала нам играть в гостиной, «потому что мы поднимем пыль».

Когда я возвращалась с отчетом, что да, собаке определенно позволяют есть на кухне, и нет, Трейноры не моют переднее крыльцо каждый день, мама поджимала губы, косилась на отца и кивала с тихим удовлетворением, будто я только что подтвердила все ее подозрения насчет неопрятности высших классов.

В силу зависимости от моего дохода или, возможно, того факта, что родители знали, как сильно мне не нравится эта работа, ко мне стали относиться с чуть большим уважением. Особых преимуществ это не принесло – в случае папы это означало, что он перестал называть меня «толстой задницей», а в случае мамы – что обычно по возвращении домой меня ждала кружка чая.

Для Патрика и моей сестры ничего не изменилось – на меня по-прежнему сыпались насмешки, объятия, поцелуи и кислые мины. Я тоже не ощущала перемен. Я выглядела так же, как и раньше, и одевалась, по выражению Трины, как после боя без правил в благотворительном магазине.

Я понятия не имела, что обо мне думает большинство обитателей Гранта-хауса. Уилл был непроницаем. Для Натана, вероятно, я оставалась всего лишь очередной наемной сиделкой. Он был достаточно дружелюбен, но близко не подпускал. Мне казалось, он сомневается, что я пробуду здесь долго. Мистер Трейнор вежливо кивал, когда мы встречались в прихожей, и время от времени спрашивал, нет ли на улицах пробок и хорошо ли я устроилась. Не уверена, что он узнал бы меня, если бы встретил в другой обстановке.

Но для миссис Трейнор – о боже! – для миссис Трейнор я, несомненно, была самым глупым и самым безответственным человеком на свете.

Это началось с фоторамок. Ничто в доме не ускользало от внимания миссис Трейнор, и я могла бы догадаться, что раздавленные рамки будут расценены как землетрясение. Она выспрашивала, как долго Уилл оставался один, что его спровоцировало, как быстро я устранила беспорядок. Она не то чтобы критиковала меня – она была слишком хорошо воспитана, даже чтобы просто повысить голос, – но все было предельно ясно по тому, как она медленно моргала, услышав мои ответы, и тихонько хмыкала в такт моим словам. Я ничуть не удивилась, когда Натан сказал, что она работает мировым судьей.

Она склонна думать, что мне лучше впредь не оставлять Уилла в одиночестве так долго, какой бы неловкой ни была ситуация. «Хм». Она склонна думать, что в следующий раз, протирая пыль, я не стану ставить вещи так близко к краю, что их можно будет случайно сбить на пол. «Хм». Похоже, она предпочитала верить, будто то была случайность. Миссис Трейнор выставила меня первоклассной идиоткой, и в результате я становилась первоклассной идиоткой в ее присутствии. Она всегда заходила, когда я что-нибудь роняла на пол или сражалась с кухонным таймером, либо стояла в коридоре со слегка недовольным видом, когда я возвращалась с улицы с дровами, как будто я отсутствовала намного дольше, чем на самом деле.

Как ни странно, ее отношение раздражало больше, чем грубость Уилла. Пару раз мне даже хотелось спросить напрямик, все ли в порядке.

«Вы сказали, что берете меня за бойкий нрав, а не за профессиональные навыки, – вертелось на языке. – Прекрасно, я порхаю с утра до вечера. Бодрая и жизнерадостная, как вы и хотели. Так в чем дело?»

Но Камилла Трейнор была не из тех женщин, с кем можно так разговаривать. К тому же во мне крепло подозрение, что в этом доме никто и никогда не говорит напрямик.

«У Лили, нашей предыдущей девушки, была прекрасная привычка жарить на этой сковороде два вида овощей одновременно», что означало: «Ты устраиваешь слишком много беспорядка».

«Как насчет чашечки чая, Уилл?» на самом деле означало: «Я понятия не имею, о чем с тобой говорить».

«Мне нужно разобрать бумаги» означало: «Ты был груб, и я намерена покинуть эту комнату».

Все это произносилось со слегка страдающим видом, и тонкие пальцы теребили цепочку с крестиком. Миссис Трейнор была такой сдержанной, такой отстраненной. Рядом с ней моя мама казалась Эми Уайнхаус[25]25
  Эми Уайнхаус (1983–2011) – эксцентричная английская певица, страдавшая алкогольной и наркотической зависимостью.


[Закрыть]. Я вежливо улыбалась, делая вид, что ничего не заметила, и выполняла работу, за которую мне платили. Или, по крайней мере, старалась.

– Какого черта вы пытаетесь накормить меня морковкой?

Я посмотрела на тарелку. Я разглядывала телеведущую и прикидывала, не выкрасить ли волосы в такой же цвет.

– Что? Ничего подобного.

– Нет, пытаетесь. Вы раздавили морковку и подмешали в подливку. Я все видел.

Я покраснела. Он был прав. Я сидела и кормила Уилла, и мы оба вполглаза следили за обеденным выпуском новостей. На обед был ростбиф с картофельным пюре. Мать Уилла велела положить на тарелку три вида овощей, хотя он четко сказал, что сегодня не хочет овощей. Кажется, вся еда, которую меня вынуждали готовить, была до отвращения сбалансирована по составу.

– Почему вы пытаетесь запихнуть в меня морковку?

– Я не пытаюсь.

– По-вашему, здесь нет морковки?

– Ну… – Я взглянула на крошечные оранжевые кусочки. – Есть…

Он ждал, подняв брови.

– Э-э-э… наверное, я думала, что овощи пойдут вам на пользу.

Отчасти я так ответила из уважения к миссис Трейнор, отчасти в силу привычки. Я привыкла кормить Томаса, пряча овощное пюре под горами картошки или внутри макарон. Каждый кусочек, который удавалось в него запихнуть, казался маленькой победой.

– Можно я уточню? Вы считаете, что чайная ложка морковки улучшит качество моей жизни?

Звучит и правда глупо. Но я привыкла не пугаться, что бы Уилл ни сказал или ни сделал.

– Я вас поняла, – спокойно ответила я. – Больше этого не повторится.

И вдруг Уилл Трейнор расхохотался. Прямо взорвался смехом, как будто сам не ожидал.

– Господь всемогущий, – покачал он головой. Я глядела на него. – Что еще вы запихали мне в еду? Сейчас вы попросите меня открыть тоннель, чтобы Мистер Поезд мог доставить немного кашицы из брюссельской капусты на чертову Станцию Язык?

Я обдумала его слова.

– Нет, – с непроницаемым видом ответила я. – Я знакома только с Мистером Вилкой. Мистер Вилка совсем не похож на поезд.

Так несколько месяцев назад заявил ее племянник Томас.

– Вас заставила моя мать?

– Нет. Уилл, прошу, извините. Я просто… не подумала.

– Тоже мне редкость.

– Ладно-ладно. Я уберу чертову морковку, если она вас так расстраивает.

– Меня расстраивает не чертова морковка. Меня расстраивает, что ее подмешала мне в еду сумасшедшая, которая называет столовые приборы Мистером и Миссис Вилкой.

– Я пошутила. Послушайте, давайте я уберу морковку и…

– Я больше ничего не хочу. – Он отвернулся. – Просто заварите чай. И не пытайтесь подмешать в него чертов цуккини! – добавил он в спину.

Натан вошел, когда я заканчивала мыть посуду.

– Уилл в хорошем настроении, – заметил он, когда я протянула ему кружку.

– Неужели? – Я ела свои сэндвичи на кухне.

На улице было невыносимо холодно, и почему-то в последнее время дом казался уже не таким негостеприимным.

– Он говорит, что ты пытаешься его отравить. Но он сказал это… ну, знаешь… в хорошем смысле.

Как ни странно, слова Натана мне польстили.

– Ну… ладно… – постаралась я скрыть радость. – Дай только срок!

– И говорит он чуть больше, чем раньше. Он мог неделями не проронить ни слова, но в последние дни слегка разговорился.

Я вспомнила, как Уилл сказал, что, если я не перестану свистеть, ему придется сбить меня креслом.

– Пожалуй, большая разница, кого назвать разговорчивым – его или меня.

– Ну, мы немного поболтали о крикете. И вот что я тебе скажу. – Натан понизил голос. – С неделю назад миссис Ти спросила, как мне кажется, хорошо ли ты справляешься. Я ответил, что, по-моему, ты очень профессиональна, но я знаю, она имела в виду другое. А вчера она зашла и сказала, что слышала, как вы смеялись.

Я вспомнила прошлый вечер.

– Он смеялся надо мной, – поправила я.

Уилла рассмешило, что я не знала, что такое песто[26]26
  Песто – итальянский соус на основе оливкового масла, базилика, сыра и семян пинии.


[Закрыть]. Я сказала ему: «На ужин макароны в зеленой подливке».

– Да какая ей разница. Он так давно ни над чем не смеялся.

Это правда. Мы с Уиллом вроде наконец-то поладили. Заключалось это в том, что он грубил мне, а я иногда грубила в ответ. Он утверждал, что я плохо выполнила его просьбу, а я отвечала, что, если бы ему было не все равно, он попросил бы как следует. Он бранил меня, называл «гвоздем в заднице», а я парировала, что пусть попробует обойтись без этого «гвоздя» и посмотрим, как долго он протянет. Все это было немного наигранно, но, похоже, устраивало нас обоих. Иногда даже казалось, что Уилл испытывает облегчение, оттого что кто-то готов нагрубить ему, возразить или заявить, что он ведет себя ужасно. Видимо, после аварии все ходили вокруг него на цыпочках… кроме, может быть, Натана, к которому Уилл, похоже, машинально относился с уважением и который был неуязвим для любых ядовитых замечаний. Натан был бронированным автомобилем в человеческом обличье.

– Просто постарайся, чтобы он чаще над тобой насмехался, хорошо?

– О, это не проблема. – Я поставила кружку в раковину.

Еще одной значительной переменой, не считая атмосферы в доме, было то, что Уилл уже не требовал так часто, чтобы я оставила его в покое, а пару раз даже предложил посмотреть с ним кино. Я охотно посмотрела «Терминатора», хотя уже видела все части, но, когда Уилл указал мне на французский фильм с субтитрами, мельком глянула на обложку и вежливо отказалась.

– Почему?

– Я не люблю фильмы с субтитрами, – пожала я плечами.

– Это все равно что не любить фильмы с актерами. Не будьте дурой. Что именно вам не нравится? То, что нужно читать, а не только смотреть?

– Просто я не люблю иностранные фильмы.

– Чертов «Местный герой»[27]27
  «Местный герой» – английский фильм 1983 года.


[Закрыть] – последний неиностранный фильм. Или, по-вашему, Голливуд – пригород Бирмингема?

– Смешно.

Уилл не мог поверить, когда я призналась, что ни разу не видела фильма с субтитрами. Но по вечерам у нас дома на пульт дистанционного управления претендовали родители, а Патрика легче было заманить на вечерние курсы вязания крючком, чем на показ иностранного фильма. В мультиплексе ближайшего городка показывали только свежие боевики или романтические комедии, и залы были настолько переполнены улюлюкающими подростками в толстовках с капюшонами, что большинство окрестных жителей редко туда заглядывали.

– Вы должны посмотреть этот фильм, Луиза. Собственно говоря, я вам приказываю. – Уилл откатился назад и кивнул на обычное кресло. – Садитесь. И не двигайтесь, пока фильм не закончится. Ни разу не видела иностранного фильма! Боже праведный, – пробормотал он.

Это был старый фильм о горбуне, который унаследовал дом в деревенской глуши, и Уилл сказал, что он снят по знаменитой книге, о которой я никогда не слышала[28]28
  «Жан де Флоретт» – экранизация одноименного романа французского драматурга и кинорежиссера Марселя Паньоля (1895–1974).


[Закрыть]. Первые двадцать минут я никак не могла угомониться. Меня раздражали субтитры, и я гадала, рассердится ли Уилл, если я скажу, что мне надо в туалет.

А потом что-то случилось. Я перестала думать о том, как сложно одновременно слушать и читать, забыла о расписании приема таблеток и о том, что миссис Трейнор может подумать, будто я отлыниваю, и начала переживать из-за несчастного горбуна и его семьи, над которыми издевались бессовестные соседи. К тому времени, как горбун умер, я тихонько рыдала, промочив соплями рукав.

– Ну что ж… – Уилл появился рядом и лукаво посмотрел на меня. – Вам совсем не понравилось.

Я подняла глаза и с удивлением обнаружила, что на улице стемнело.

– Теперь вы будете злорадствовать, – пробормотала я, потянувшись за коробкой с салфетками.

– Немного. Я просто удивлен, как вы могли достигнуть столь преклонного возраста и… Кстати, сколько вам лет?

– Двадцать шесть.

– Вам двадцать шесть, и вы ни разу не видели фильма с субтитрами. – Он следил, как я промокаю глаза.

Я посмотрела на салфетку и обнаружила, что стерла всю тушь.

– Я не знала, что это обязательно, – проворчала я.

– Хорошо. И как же вы убиваете время, Луиза Кларк, если не смотрите фильмы?

– Хотите знать, чем я занимаюсь в нерабочее время? – Я скомкала салфетку в кулаке.

– Разве не вы хотели, чтобы мы поближе узнали друг друга? Ну так расскажите о себе.

Как обычно, по его тону нельзя было понять, не издевается ли он. Похоже, пришло время расплаты.

– Зачем? – спросила я. – Откуда такой внезапный интерес?

– Господь всемогущий! Тоже мне государственная тайна. – Похоже, он начал злиться.

– Не знаю… – начала я. – Выпиваю в пабе. Немного смотрю телевизор. Смотрю, как мой парень бегает. Ничего особенного.

– Вы смотрите, как ваш парень бегает.

– Да.

– Но сами не бегаете.

– Нет. Я для этого… – Я посмотрела на свою грудь. – Не приспособлена.

– Что еще? – улыбнулся он.

– В каком смысле еще?

– Хобби? Путешествия? Любимые места?

Уилл напоминал школьного консультанта по профориентации.

– У меня нет настоящих хобби. – Я пошевелила мозгами. – Немного читаю. Люблю наряжаться.

– Удобно, – сухо заметил он.

– Вы сами спросили. Нет у меня никаких хобби. – Как ни странно, я принялась защищаться. – Ничего я особо не делаю, ясно? Работаю и возвращаюсь домой.

– А где вы живете?

– По другую сторону замка. На Ренфру-роуд.

Уилл непонимающе смотрел на меня. Ну конечно! Две стороны замка – два мира.

– Это неподалеку от шоссе с двусторонним движением. Рядом с «Макдоналдсом».

Он кивнул, хотя вряд ли представлял, о чем я говорю.

– Отдых?

– Я съездила в Испанию с Патриком. Моим парнем, – добавила я. – В детстве мы не бывали дальше Дорсета. Или Тенби. Моя тетя живет в Тенби.

– И чего вы хотите?

– Чего я хочу?

– От жизни?

– Это вроде бы слишком личное, – заморгала я.

– Необязательно вдаваться в подробности. Я не прошу вас заняться психоанализом. Просто спрашиваю: чего вы хотите? Выйти замуж? Нарожать спиногрызов? Сделать карьеру? Объездить весь мир?

Последовала долгая пауза.

Наверное, я знала, что мой ответ его разочарует, еще до того, как произнесла:

– Не знаю. Никогда об этом толком не думала.

В пятницу мы отправились в больницу. Хорошо, что я не знала о визите Уилла к врачу до того, как пришла на работу, иначе не спала бы всю ночь, переживая из-за того, как повезу его туда. Я умею водить, это правда. Примерно так же, как говорить по-французски. Да, я сдала соответствующий экзамен. Но с тех пор использовала данный навык не чаще раза в год. Мысль о том, чтобы погрузить Уилла и его кресло в специальный микроавтобус и благополучно отвезти в соседний город и обратно, наполняла меня невыразимым ужасом.

Я неделями мечтала о том, чтобы вырваться из этого дома во время рабочего дня. Теперь же я была готова на что угодно, лишь бы никуда не ходить. Больничную карту Уилла я нашла среди папок с документами, имеющими отношение к его здоровью, – здоровенных толстых скоросшивателей с заголовками «Транспорт», «Страховка», «Как жить с инвалидностью» и «Врачи». Я вытащила карту и проверила – в ней стояла сегодняшняя дата. Во мне теплилась крошечная надежда, что Уилл ошибся.

– Ваша мать едет с нами?

– Нет. Она не ходит со мной по врачам.

Я не сумела скрыть удивления. Мне казалось, миссис Трейнор стремится контролировать все аспекты лечения своего сына.

– Раньше ходила, – пояснил Уилл. – Но мы заключили соглашение.

– А Натан едет?

Я стояла перед Уиллом на коленях. Я так нервничала, что заляпала его брюки едой, и теперь тщетно пыталась их вытереть, так что изрядная часть промокла насквозь. Уилл ничего не сказал, только попросил меня перестать извиняться, но я все равно продолжала дергаться.

– Зачем?

– Просто так.

Я не хотела, чтобы он знал, как мне страшно. Бо́льшую часть утра – обычно посвященную уборке – я читала и перечитывала инструкцию по эксплуатации кресельного подъемника и все же с ужасом ждала момента, когда мне придется взять на себя ответственность и поднять Уилла на два фута в воздух.

– Хватит, Кларк. В чем дело?

– Ладно. Просто… просто я подумала, что на первый раз было бы неплохо, если бы рядом был кто-то опытный.

– В отличие от меня, – сказал он.

– Я не это имела в виду.

– Потому что я не имею ни малейшего представления, как за мной ухаживать?

– Вы умеете управлять подъемником? – спросила я напрямик. – Сможете сказать мне, что именно делать?

Уилл спокойно глядел на меня. Если он готовился к драке, то, похоже, передумал.

– Разумно. Да, Натан едет. Лишняя пара рук не помешает. К тому же я решил, что вы будете меньше психовать, если он будет рядом.

– Я вовсе не психую, – возразила я.

– Ну конечно. – Он глянул на свои колени, которые я продолжала промокать салфеткой. Соус от пасты я убрала, но ткань оставалась мокрой. – Теперь мне припишут недержание мочи?

– Я не закончила. – Я включила фен в розетку и направила раструб ему в промежность.

Уилла обдало горячим воздухом, и он поднял брови.

– Ну да, – сказала я. – У меня тоже были другие планы на вечер пятницы.

– Вы и правда напряжены? – (Я чувствовала, что он изучает меня.) – Выше нос, Кларк. Это мне, а не вам дуют раскаленным воздухом на гениталии.

Я не ответила.

– Да ладно, что такого может случиться? – перекрыл гул фена его голос. – В худшем случае я окажусь в инвалидном кресле.

Возможно, это звучит глупо, но я невольно рассмеялась. Неужели Уилл пытается меня подбодрить?

Снаружи автомобиль выглядел совершенно нормально, но при открытии задней пассажирской дверцы сбоку до самой земли опускался пандус. Под присмотром Натана я направила уличное кресло Уилла – у него было отдельное кресло для поездок – прямо на пандус, проверила электрический тормоз-ограничитель и запрограммировала кресло на медленный подъем в машину. Натан сел на второе пассажирское место, пристегнул Уилла ремнями и зафиксировал колеса. Стараясь унять дрожь в руках, я сняла машину с ручного тормоза и медленно покатила по дорожке к больнице.

Вдали от дома Уилл словно стал меньше. На улице было морозно, и мы с Натаном закутали его в шарф и теплое пальто, но он все равно притих, выпятил подбородок и как-то съежился на открытом пространстве. Каждый раз, когда я поглядывала в зеркало заднего вида, то есть довольно часто, несмотря на то что Натан был рядом, я боялась, что кресло сорвется с креплений. Уилл с непроницаемым видом смотрел в окно. Даже когда машина глохла или резко тормозила, что случалось не раз, он только чуть морщился и ждал, когда я разберусь с управлением.

К тому времени, как мы добрались до больницы, я по крылась испариной. Я три раза объехала больничную парковку, подыскивая самый просторный участок, чтобы дать задний ход, пока не почувствовала, что мужчины начинают терять терпение. Наконец я опустила пандус, и Натан выкатил кресло Уилла на бетонированную площадку.

– Отличная работа! – Натан вышел из машины и хлопнул меня по спине, но мне было трудно ему поверить.

Некоторые вещи не замечаешь, пока не сопровождаешь человека в инвалидном кресле. Например, насколько ужасны почти все мостовые, пестрящие плохо заделанными дырами или просто неровные. Я медленно шла рядом с Уиллом, который ехал самостоятельно, и замечала, как он страдальчески дергается на каждом ухабе и как часто вынужден осторожно объезжать возможные преграды. Натан делал вид, что ничего не замечает, но я знала, что он тоже наблюдает. Уилл просто ехал с мрачным и решительным видом.

Другой неприятный момент – насколько эгоистичны почти все водители. Они паркуются напротив съездов с тротуара или так близко, что инвалидное кресло просто не сможет пролезть. Я была шокирована и пару раз едва не засунула какую-нибудь грубую записку под дворник, но Натан и Уилл, похоже, привыкли. Натан отыскал подходящее место, и мы наконец перешли через дорогу, охраняя Уилла по бокам.

Уилл не произнес ни единого слова, с тех пор как мы вышли из дома.

Сама больница оказалась невысоким сверкающим зданием. Безупречно чистая приемная больше напоминала современный отель, возможно свидетельствуя о частной страховке. Я держалась позади, пока Уилл называл секретарю свое имя, а затем последовала за ним и Натаном по длинному коридору. Натан нес большой рюкзак, в котором лежало все, что теоретически могло понадобиться Уиллу во время короткого визита, от стаканчиков до запасной одежды. Натан собрал его утром у меня на глазах, подробно описывая все возможные неприятности.

«Да, хорошо, что это бывает нечасто», – сказал он, заметив мое потрясенное лицо.

К врачу я не пошла. Мы с Натаном сидели в удобных креслах у кабинета консультанта. Здесь не было больничного запаха, а в вазе на подоконнике стояли свежие цветы. Не какие-нибудь обычные цветы. Огромные экзотические штуковины, названия которых я не знала, искусно собранные в минималистические букеты.

– Чем они там занимаются? – спросила я через полчаса.

– Обычная полугодовая проверка, – оторвался от книги Натан.

– Проверяют, не стало ли ему лучше?

– Ему не становится лучше. – Натан положил книгу. – Поврежден спинной мозг.

– Но ты занимаешься с ним физиотерапией и прочим.

– Только чтобы поддерживать физическую форму, чтобы мышцы не атрофировались, из костей не вымывался кальций, кровь не застаивалась в ногах и так далее. – Когда Натан снова заговорил, его голос был мягким, как будто он опасался меня разочаровать. – Он никогда не будет ходить, Луиза. Чудеса случаются только в голливудских фильмах. Мы всего лишь пытаемся снять боль и сохранить ту скромную подвижность, которая у него есть.

– А Уилл делает то, что ты велишь? В смысле, физиотерапию? По-моему, он не хочет делать ничего, что я предлагаю.

– Делает, но, по-моему, вполсилы. – Натан сморщил нос. – Когда я поступил на работу, он был полон решимости. Реабилитация шла довольно неплохо, но после года без каких-либо улучшений, наверное, сложно верить, что дело того стоит.

– Как по-твоему, он не должен сдаваться?

– Честно? – Натан уставился в пол. – У него квадриплегия C_5/6. Это значит, что отсюда и ниже ничего не работает… – Он показал ладонью на верхнюю часть груди. – Спинной мозг пока не научились чинить.

Я смотрела на дверь, думая о лице Уилла, когда мы ехали под зимним солнцем, и о сияющем лице мужчины на фотографии с лыжного курорта.

– Но ведь медицина не стоит на месте? В смысле… в таких заведениях… должны постоянно над этим работать.

– Это неплохая больница, – ровным тоном ответил он.

– Пока живу – надеюсь, да?

– Конечно, – посмотрел на меня Натан и снова уткнулся в книгу.

В четверть третьего по настоянию Натана я отправилась за кофе. Он сказал, что визит может затянуться надолго, и пообещал удерживать форт, пока я не вернусь. Я немного потянула время в приемной, листая журналы в газетном киоске, изучая шоколадные батончики.

Разумеется, на обратном пути я заблудилась и несколько раз спрашивала у медсестер дорогу, причем две из них ничем не смогли мне помочь. Когда я со стынущим кофе оказалась на месте, в коридоре никого не было. Подойдя ближе, я заметила, что дверь кабинета консультанта приоткрыта. Я помедлила снаружи, но в ушах все время звучал голос миссис Трейнор, требующей, чтобы я не оставляла Уилла одного. Я снова не справилась.

– Итак, увидимся через три месяца, мистер Трейнор, – говорил голос. – Я изменил дозировку лекарств от спазмов, и вам обязательно сообщат по телефону результаты анализов. Возможно, в понедельник.

– Я могу купить их в аптеке внизу? – услышала я голос Уилла.

– Да. Вот рецепт. И эти тоже должны у них быть.

Женский голос:

– Забрать папку?

Я поняла, что дело близится к концу. Постучала, и кто-то велел мне войти. Ко мне повернулись две пары глаз.

– Прошу прощения, – приподнялся консультант со стула. – Я думал, это физиотерапевт.

– Я… сиделка Уилла, – сообщила я, топчась у двери. Натан в это время натягивал на Уилла рубашку. – Простите… Мне показалось, что вы закончили.

– Погодите минутку снаружи, Луиза, – раздался резкий голос Уилла.

Бормоча извинения, я с пылающим лицом попятилась.

Меня поразило не обнаженное тело Уилла, худое и покрытое шрамами. И не слегка недовольный вид консультанта – с таким же видом миссис Трейнор смотрела на меня день за днем, давая понять, что я все та же неуклюжая идиотка, сколько бы мне ни платили в час.

Нет, меня поразили синевато-багровые линии на запястьях Уилла, длинные неровные шрамы, которые невозможно было скрыть, как бы проворно Натан ни опустил рукава рубашки.