Текст книги "Агент ФБР в Кремле. Успех операции «Соло»"

Часть 11
Опасные интриги

В марте 1972 года Международный отдел снова вызвал Морриса в Москву. Предполагалось, что ему предстоит подготовить поездку Гэса Холла в Ханой и Гавану через Советский Союз. На самом же деле там хотели заполучить его в свое распоряжение на период секретных переговоров между Киссинджером и Брежневым, которые должны были состояться в апреле.

Во время краткого визита Холла в Москву Моррис сопровождал его повсюду. Потом Пономарев проинформировал его о новых махинациях китайцев. Те, как всегда, были настроены против Советского Союза, но теперь уже разумнее планировали свои действия. Вместо того чтобы ругать компартии Западной и Восточной Европы, называя их марионетками в руках Советского Союза, они искали их расположения, пытаясь завлечь их в антисоветский альянс.

Они нашли нескольких итальянцев из «Униты» и купили их, как говорится, за пятак. Один из итальянцев провел месяц в Китае и написал для «Униты» десяток прокитайских статей. Весьма добротные и умные публикации оправдывали маоизм. Китайцы даже отвезли журналиста в лагерь, где он встретился с бывшим профессором, который рассказал, что во время «культурной революции» его били, заставляли чистить туалеты и т. д. Но сейчас профессор согласен, что все это делалось правильно.

Итальянская компартия игнорировала советские протесты по поводу этих статей. Китай также пытался наладить контакты с испанской и румынской компартиями.

Пономарев заявил, что Мао превратил Китай в вооруженный лагерь, охваченный враждебностью к Советскому Союзу, и устраняет любого, кто с ним не согласен:

– Линь Бяо был назначен преемником Мао, но позволил себе высказываться против его политики. Мы не знаем всех деталей, но Линь Бяо был против антисоветской линии. Поэтому Мао его ликвидировал, как и Лю Шаоци. Линь не добился своего и был сбит во время бегства на самолете китайским истребителем.

Киссинджер прибыл в апреле, чтобы обсудить соглашения о разоружении; Советы надеялись, что Никсон с Брежневым подпишут их во время встречи на высшем уровне в мае.

При обсуждении Брежнев спросил совета у Морриса, как ему лучше держаться с Никсоном. Он сообщил, что из-за агрессии США во Вьетнаме партии всего мира просили Советский Союз отменить переговоры на высшем уровне, но русские намеревались стоять на своем, если только в ближайшее время какое-нибудь из ряда вон выходящее событие не сделает переговоры невозможными по политическим соображениям. Брежнев добавил, что очень уважает Киссинджера, и характеризовал его как «энергичного и умного оппонента, которого нельзя недооценивать».

Из бесед с Брежневым и Пономаревым Моррис сделал три основных вывода:

1. Китайцы твердо придерживались условий сделки с Соединенными Штатами, выполняли все свои обещания и ждали, что Соединенные Штаты будут поступать так же.

2. Советы настолько жаждут заключить соглашения с Соединенными Штатами, что будут выступать за проведение встречи на высшем уровне, что бы ни говорили коммунисты в других странах.

3. Что бы ни говорил Брежневу Киссинджер, он все сделал правильно.

Моррис прибыл в Нью-Йорк тридцатого апреля. Информация и его выводы были переданы в Белый Дом и немедленно пошли в дело.

* * *

Накануне визита Никсона в Москву, без уведомления или консультаций с Советским Союзом Северный Вьетнам начал массовое наступление на Южный. Никсону пришлось выбирать между военной необходимостью противостоять наступлению и осознанной политической необходимостью проведения переговоров на высшем уровне. Информация «Соло» говорила, что русские пойдут на встречу, не обращая внимания ни на какие его действия, и накануне переговоров он приказал приступить к минированию и блокаде северовьетнамских портов и усилить воздушные бомбардировки Северного Вьетнама. Иностранные коммунистические партии приватно и публично настаивали на отмене переговоров на высшем уровне. Русские, как и предсказывал Моррис, сообщили Киссинджеру, что встреча все же состоится.

Двадцать шестого мая 1972 года в Москве Брежнев с Никсоном подписали соглашение (OCHB-I), ограничивающее число стратегических баллистических ракет на последующие пять лет, и договор по ограничению средств противоракетной обороны (ПРО).

Разъясняя Моррису необходимость проведения этих переговоров, Пономарев сказал следующее:

– Приняв во внимание все обстоятельства, Политбюро решило, что в интересах Вьетнама и мирового коммунизма нужно настаивать на проведении переговоров на высшем уровне, и вьетнамцы не возражали. Мы не предали северных вьетнамцев, мы, напротив, увеличили им помощь.

День за днем поезда отправляются во Вьетнам. Мы оказали огромное давление на Никсона. Товарищ Брежнев сказал ему, что это варварская, ужасная война, где погибают невинные люди, и т. д. Мы в категорической форме заявили, что наши люди возмущены, что весь мир негодует против грязной войны во Вьетнаме. И потребовали прекращения американской агрессии. Дискуссия шла примерно часа три-четыре, были опасения, что Никсон встанет и уйдет. Но он остался и все выслушал. Он пытался оправдать действия американцев, но у него ничего не вышло. После того как Никсон улетел домой, мы по радио и на телевидении сурово критиковали американский империализм.

– Ложь, запущенная буржуазной прессой, – продолжал Пономарев, – сильно исказила результаты этой встречи. Поэтому нужно дать товарищу Холлу больше фактов и аргументов для борьбы с врагом. Но ему не следует беспокоиться. У нас нет иллюзий по поводу американского империализма или по поводу Никсона, Киссинджера и всех прочих. Нет никакой разницы между Никсоном и Джонсоном – какой черт лучше? Но, как учил нас Ленин, можно найти различие между людьми агрессивными и людьми разумными… Речи Никсона – главным образом демагогия. Но некоторые их фрагменты можно использовать.

Пономарев также сказал несколько слов о подписанных соглашениях:

– Конечно, есть разница между документами и реальными действиями. Но для мирного сосуществования нужно подписать и реализовать ряд подобных договоров. Мы осознаем, что частичное сокращение стратегических вооружений и ПРО еще не означает разоружения. Нам известно, что количество сложно уменьшить, а качество улучшить. Это только один шаг в направлении разоружения.

После обеда Пономарев поговорил с Моррисом неофициально, по-дружески, то есть информация предназначалась только для ушей Морриса. Советы рассматривали соглашения от двадцать шестого мая только как «первый шаг». Но они действительно хотели начать переговоры, в результате которых Соединенные Штаты и Советский Союз могли дать обязательство никогда не использоваь ядерное оружие друг против друга. Морриса это удивило. Такие переговоры явно были неосуществимы. Но для Западной Европы, Японии и Китая это станет свидетельством, что Америка не собирается рисковать своими городами для их защиты и, таким образом, оставит американских союзников лицом к лицу с советской угрозой.

Пономарев отметил, что американцы, похоже, не хотят продолжать переговоры, и спросил Морриса, есть ли такая возможность. Честно признав отсутствие военного опыта, Моррис спросил:

– А вы на их месте согласились бы на такое предложение?

Пономарев рассмеялся и пожал плечами, словно говоря: «Попытка – не пытка».

Во время других бесед с Моррисом Суслов и Пономарев много говорили о Никсоне. Они очень желали его победы на выборах, которые должны были состояться через две или три недели. Но Советам приходилось скрывать свою поддержку, чтобы случайно не задеть кандидата от демократической партии, Джорджа Макговерна. Хотя они предпочитали иметь дело скорее с Никсоном и Киссинджером, чем с кем-нибудь другим, Никсон все еще смущал их. Он одновременно атаковал Китай, улучшал советско-американские отношения и продолжал непопулярную войну во Вьетнаме, что пугало русских. Как ему это удается?

Моррис подумал: «Возможно, единственная причина – то, что он всегда знает, о чем вы думаете и что именно вы планируете, причем знает так же хорошо, как и вы сами».

* * *

Моррис с Евой вовремя вернулись в Чикаго и проголосовали за Никсона; тот победил на выборах 1972 года с небывалым перевесом: за него проголосовали пятьдесят штатов, кроме Массачусетса.

Моррису исполнилось семьдесят, за прошедшие тринадцать месяцев он шесть раз ездил в Советский Союз и в Восточную Европу. Ему хотелось избавиться от опасностей, отдохнуть и провести каникулы с Евой. Но в декабре Холлу предстояло ехать в Москву, чтобы присутствовать в церемониях празднования 50-летия основания Советского Союза, и он потребовал, чтобы Моррис его сопровождал. Хоть это было не в его правилах, он пожаловался Холлу, что не хочет оставлять жену одну на Рождество! А Холл спросил:

– Какого черта вас так волнует Рождество?

Морриса это изрядно расстроило. Он не воспринимал Рождество в религиозном смысле; более того, как преданный делу коммунист и атеист, не мог позволить себе даже ходить в церковь или синагогу. Но он мог наслаждаться рождественскими праздниками – иллюминацией и украшениями на Мичиган-авеню и Пятой авеню; выступлением музыкальных ансамблей Армии спасения. В Чикаго и Нью-Йорке рождественские каникулы были для Морриса счастливым временем. Рождество 1972 года в Москве стало для него тоскливым.

Ему пришлось слушать длинные усыпляющие речи, полные коммунистических клише, которые он слышал уже пятьдесят лет, и ездить вместе с Холлом на скучные ритуальные встречи. После того как Холл уехал обратно в Нью-Йорк, Моррис получил установочный инструктаж от помощника Пономарева Евгения Кузькова.

Кузьков начал разглагольствовать по поводу американской агрессии во Вьетнаме: «На повестке дня по всему миру стоит один и тот же вопрос: прекращение бомбардировок и окончание войны во Вьетнаме». Между тем Советы намеревались сделать все возможное для усиления северных вьетнамцев увеличением поставок оружия и продовольствия.

Проклятые китайцы все еще продолжали свой курс, подло понося Советский Союз и потворствуя расколу. Они перебросили войска из прибрежных районов напротив Тайваня и с вьетнамской границы к советским рубежам, пытаясь спровоцировать новые столкновения. В китайских школах распространяли карты, в которых крупные участки территории Советского Союза изображались китайскими, а людям внушали мысль о неизбежности войны с Советским Союзом. Чжоу Эньлай отказался от дружеских предложений Брежнева и заявил японцам, что существующий советско-китайский мирный договор – всего лишь бесполезный клочок бумаги.

На Ближнем Востоке одновременно и объектом для шуток, и болью Советов стал Египет. Русские вложили огромные средства в Египет, и что же они получили взамен? После смерти Гамаль Абдель Насера его преемник Анвар Садат бесцеремонно выставил русских из страны «без предварительных консультаций». Потом, после безуспешного заигрывания с Западом, арабы набрались наглости и попросили у Советов наступательное оружие.

– Мы им сказали: оружие, которое у вас есть, прекрасно зарекомендовало себя во Вьетнаме. У вас есть оружие даже лучше, чем у вьетнамцев. Не меньше, чем оружие, если не больше, вам нужны сила духа и нравственность. Не стоит сидеть в кафе, потягивая коньяк, и ждать, что оружие начнет воевать само собой.

Кузьков добавил, что египтяне предложили организовать встречу Садата и Брежнева, но Советы сказали «нет».

Советы также остерегались и не доверяли Северной Корее, и особенно непредсказуемому диктатору Ким Ир Сену. Северные корейцы только просили у Советского Союза «дай, дай, дай», но ничего не предлагали взамен. Кузьков сказал:

– Сейчас их линия – мирное объединение Кореи. Будет прекрасно, если они сумеют это сделать, но, насколько нам на данный момент известно, помочь им может только Господь Бог. Мы поддерживаем их курс, но с практической точки зрения, как можно объединить капиталистическую (Южную) и социалистическую Корею? Может быть, Ким знает ответ; мы – нет.

Из информации Кузькова Моррис сделал следующие выводы, которыми ФБР не замедлило поделиться с Белым Домом и Государственным департаментом:

Не стоит ожидать, что Соединенные Штаты получат от Советского Союза какую-то помощь по выходу из Вьетнама. Что бы Советы ни говорили о мирном сосуществовании, улучшении отношений и достижении соглашений, они намереваются нанести США самый унизительный геополитический удар, какой только смогут.

Действия Китая по отношению к Советскому Союзу соответствуют их злобной пропаганде. Они согласуются с тем, что китайцы говорили в Соединенных Штатах, а также с докладами «Соло» о советско-китайских отношениях. В целом китайцы становились все более воинственными и доставляли Советам все больше хлопот.

Советы презрительно относились к Египту и не желали больше вкладывать туда деньги. Возможно, египтяне захотят в частном порядке прислушаться к США.

Советы всегда боялись непредсказуемости, а именно такой они считали Северную Корею. Отношения между Советами и Северной Кореей были не такими близкими, как казалось; русские не будут поддерживать силовое объединение Кореи. Их мало беспокоила Корея, за исключением возможной опасности.

* * *

Рождественский вечер Моррис приятно провел у офицера КГБ Николая, который пригласил его, чтобы поговорить и выпить. Николай говорил по-английски с американским акцентом, задавал проницательные вопросы о Соединенных Штатах, избегал непрерывных лозунгов, делал вид, что ни во что не верит, кроме своей жены и детей, и позволял себе смеяться над явными нелепостями:

– Говорят, мы почти догнали Америку. Если это правда, Америка, должно быть, катастрофически быстро регрессирует.

Тем не менее Моррис и Бойл считали Николая важной фигурой в КГБ; Моррис в Москве был довольно видной фигурой в КГБ; Моррис в Москве был довольно важной персоной, и КГБ не позволил бы случайному человеку регулярно с ним беседовать. Так почему бы Николая не использовать? В «Соло» была одна большая тонкость: Моррис и Джек регулярно поставляли Советам ложную тактическую и оперативную информацию. Но сам Моррис никогда не дезинформировал советских лидеров, поскольку не в его интересах было вводить их в заблуждение. Его влияние зависело от точности сведений и оценок, которые он им сообщал. Их можно было обмануть один раз, но не постоянно.

Он в искаженном свете представлял Николаю источники «общей информации», которой с ним делился. Предполагалось, что она исходила от руководителей корпораций, или от ученого, с которым он летел в самолете, или от его биржевого маклера, или от ассоциации бизнесменов, или от Джека и его осведомителей. Все факты, о которых докладывал Моррис, были тщательно собраны из открытых источников, таких, как «Авиэйшен уию», «Конгрешнл рекорде», «Уолл-стрит джорнел» и лондонский «Экономист». Но они были интересными и делали отчеты достойными похвалы.

По поводу передаваемой информации Моррис консультировался с Бойлом. Иногда Бойл спрашивал совета у руководства. Но агенты ФБР не собирались расхаживать по коридорам Белого Дома, Государственного департамента, Пентагона или ЦРУ, вопрошая:

– Эй, наш человек на той неделе будет разговаривать с Брежневым. Ваши ребята не хотят ему что-нибудь передать?

ФБР не определяло американскую внешнюю политику. Поэтому, что бы ни сказал Джек в Москве, это было «сообщением от 58-го».

Относительный успех северовьетнамцев, достигнутый с помощью советского оружия, опьянил русских, и они похвалились Моррису, что их оружие не хуже, если даже не лучше американского. Бойл объяснил Моррису (чьи военные познания были приобретены в Ленинской школе и заключались в умении взрывать поезда и сбивать с толку полицию), что трудности американцев возникали из-за идиотской стратегии и идиотской двуличной политики Пентагона в 60-е годы, а не из-за низкого качества техники, и познакомил его с «Авиэйшен уик». Моррис полагал, что для Советов опасно преувеличивать военные успехи. Поэтому он пересказал Николаю придуманный разговор, который якобы вел за бокалом шампанского во время перелета из Нью-Йорка в Лос-Анджелес с руководителем «Грумман корпорейшн».

По словам подвыпившего бизнесмена, чье имя Моррис, к сожалению, не запомнил, Соединенные Штаты работали над созданием нового поколения самолетов-истребителей, которые, как настаивал бизнесмен, через несколько лет «станут владыками небес на ближайшие десятилетия». Но за этими планами стоит дьявольский замысел. Они не только истребители, но и бомбардировщики. В каждом – миниатюрная ядерная бомба во много раз мощнее тех, что были сброшены на Хиросиму и Нагасаки. Человек из «Грумман корпорейшн» утверждал, что у этих самолетов будут «специальные системы» (Моррис тогда утаил свои свежеприобретенные познания об авиации, сканирующих радарах и электронных системах постановки помех), которые позволят им преодолеть любую систему ПВО. Бизнесмен якобы хвастался, что одна эскадрилья таких самолетов с американских авианосцев сможет разбомбить любой город в Советском Союзе. К сожалению, Моррис не запомнил всех деталей, он мог только сказать, что самолеты обозначаются буквой F и двумя какими-то цифрами (на самом деле Моррис прекрасно знал, что говорит о F-14, F-15 и F-16). Конечно, это только слухи, бизнесмен был очень уставшим и выпил слишком много шампанского. К тому же как можно полагаться на человека, который выбалтывает важные секреты первому встречному? Но Моррису все это показалось заслуживающим внимания.

Конечно, ГРУ и КГБ знали в общих чертах о возможностях F-14, F-15 и F-16 (которые в полете оказались даже лучше, чем на компьютерных моделях). На следующем заседании Политбюро Андропов смог сообщить важную проверенную информацию, полученную от «Морат». Политбюро само раздуло эту историю и было достойно поздравлений. Бойл говорил:

– Мы разыграли их, как по нотам.

* * *

На встрече Брежнева и Никсона в мае 1972 года был устно оговорен визит Брежнева в Соединенные Штаты в июне 1973 года. Предстоящее путешествие немало волновало Брежнева, и Советы вызвали Морриса и Холла в Москву, чтобы помочь ему подготовиться. Холл, в свою очередь, попросил Морриса подготовить его к разговорам в Кремле. Моррис посоветовал объяснить Брежневу, что нараставший уотергейтский скандал может закончиться импичментом Никсона или заставит того уйти в отставку.

Холл объяснил это в Кремле, но Брежнев не понял, о чем идет речь, и переспросил:

– Что еще за Уотергейт?

Пономарев ответил, что это небольшой инцидент, который политические противники Никсона пытаются раздуть до немыслимых размеров; но все это несущественно.

В присутствии Холла Моррис обычно передавал инициативу в его руки и ничего не говорил, пока ему не задавали прямых вопросов. Но сейчас он высказал свою точку зрения:

– Борис, именно так я думал несколько недель назад. Полагаю, и Гэс такого же мнения. Никого нельзя винить в том, что он не понимает значимости Уотергейта. Большинство американцев тоже не понимают и не беспокоятся. Но ситуация стремительно меняется, верно, Гэс?

Холл, взяв инициативу в свои руки, продолжил речь, которую они с Моррисом отрепетировали заранее. Политические противники Никсона пытались использовать тривиальный инцидент, чтобы аннулировать результаты выборов 1972 года. Они с товарищем Моррисом полагают, что те могут в этом преуспеть.

– Есть реальные шансы, что Никсона заставят уйти со своего поста, и нельзя точно предсказать, что будет дальше.

Потом Брежнев спросил мнение членов Политбюро и Центрального Комитета:

– Это верно?

Суслов ответил:

– Если Моррис говорит, вероятно, так оно и есть.

Брежнев кивнул Моррису, но заговорил с Холлом:

– Вот пример истинной солидарности между братскими партиями. Вот пример того, почему мы так уважаем вас, товарищ Моррис, и вашу партию. Мы обратим внимание на это странное уотергейтское дело.

Затем они заговорили о поездке Брежнева в Соединенные Штаты, и, как говорил потом Моррис Бойлу, Брежнев «вел себя как мальчишка перед своей первой поездкой в летний лагерь». Он верил Никсону и Киссинджеру; но что может случиться в стране, наводненной гангстерами, наркоманами и безумцами, ежедневно убивающими даже видных общественных деятелей? Холл, получив соответствующий инструктаж от Морриса, – то есть от Бойла, – убедил Брежнева, что ему будет оказан подобающий прием. Секретная служба Соединенных Штатов будет охранять его так же, как Никсона, но он может привезти с собой телохранителей из КГБ; и секретная служба будет с ними сотрудничать. Неплохо было бы кого-нибудь из них отправить в Вашингтон прямо сейчас, чтобы уладить некоторые вопросы с ФБР и с секретной службой.

Конечно, ненормальных и в Америке хватает, и возможны антисоветские демонстрации, устроенные кучками сумасшедших с глупыми плакатами. Но американская полиция постарается держать их подальше.

– И наша партия достаточно влиятельна, чтобы убедить прессу, что все эти демонстранты – просто ненормальные.

* * *

Пономарев пригласил Морриса на ланч в свой офис, и там Моррис понял, почему Пономарев, недавно выписавшийся из больницы, был так оживлен и счастлив. Моррис всегда скрывал от русских свое знание русского языка и за исключением случаев, когда он общался с людьми из Международного отдела или из КГБ, владевшими английским, пользовался услугами переводчика. Переводчики были неизменно превосходны, но всегда это были мужчины. На этот раз у Пономарева появилась новая переводчица, Наталья, мечта любого мужчины. Золотистые волосы, голубые глаза, черное платье, купленное не иначе как в Чикаго, в «Маршалл Филдс», подчеркивало все достоинства ее фигуры. Было ей лет двадцать пять и говорила она как американские подростки.

Моррис подумал, что она, видимо, дочь советского дипломата или офицера КГБ и получила высшее образование в Соединенных Штатах. Ему стало интересно, какую сделку заключил Пономарев с ее отцом. Переводчики-мужчины были квалифицированно подготовлены и умели подавлять свои эмоции. Они старались создать видимость, будто их не существует и разговор течет сам собой, без их помощи. У Натальи было чувство стыда и чувство юмора, и она краснела или смеялась, когда что-нибудь ее смущало или забавляло. Пономарев был к ней снисходителен, и без труда можно было догадаться почему.

Наталья и краснела, и хихикала, когда переводила «щекотливые» вопросы. У товарища Брежнева была хорошенькая молодая племянница, которую он особенно любил. Она работала в Аэрофлоте стюардессой и была очень квалифицированной медсестрой, поэтому осматривала Брежнева перед сном. Она очень хотела увидеть Америку. Может ли Брежнев взять ее с собой и сможет ли она осматривать его перед сном?

Моррис ответил, что американская секретная служба раньше, вероятно, не сталкивалась с такими проблемами и что КГБ следует честно обсудить с секретной службой этот вопрос. Все можно будет уладить по-джентльменски.

Моррис, как любой мужчина, восхищался внешней привлекательностью Натальи. Она завладела его сердцем легким смехом, дававшим понять, что девушка прекрасно понимала абсурдность переводимых вопросов.

– Что товарищу Брежневу следует носить в Америке?

Человеку, который сосредоточил в руках власть над жизнью и смертью населения шестой части всего земного шара, нужен-таки совет семидесятилетнего еврея из Чикаго, как ему одеваться!

Вместо того чтобы дать простой ответ, какой дал бы любой юный клерк от «Дж. К. Пенни», Моррис начал рассуждать об одежде. Капиталисты обманывают американских рабочих, заставляя их думать, что любой из них может стать капиталистом. Одежда в Америке является символом. Большинство американцев смеются над глупым нарядом товарища Фиделя; они хотят носить такие вещи, какие носят английский премьер-министр или топ-модели. Советским портным следует снять с Брежнева мерки, а «наши товарищи» должны заказать для него темные костюмы в Лондоне, Милане или Нью-Йорке.

Пономарев потерял терпение и чуть не довел Наталью до слез:

– Он говорит, что страшно устал слушать о том, что на Западе все лучше, и даже употребил грубое слово.

Моррис, впервые в Москве, вышел из себя:

– Тогда скажите ему, чтобы он спросил своих собственных (непристойность) портных, что надеть на жирную задницу Брежнева.

– Сэр, я не могу это перевести.

– Переводите, как считаете нужным.

Пономарев встал, поднял Морриса с кресла и обнял его. Испуганная красавица Наталья перевела:

– Он говорит: «Мы оба устали и слишком много работали. Разве мы больше не друзья?»

Моррис ответил, что друзья.

На обратном пути из Москвы Моррис с Евой были единственными пассажирами в салоне первого класса. Они отказались от шампанского, но взяли газету «Интернейшнл геральд три-бюн». Когда самолет оторвался от земли, люди в заднем салоне начали хлопать в ладоши, кричать и петь «Марсельезу». Моррис спросил стюардессу, почему пассажиры кричат и поют.

– Потому, мсье, что мы покидаем Советский Союз.

Моррис буркнул:

– Ну ладно, принесите бутылку шампанского.