Текст книги "Эпидемия безбрачия среди русских крестьянок. Спасовки в XVIII–XIX веках"

Челобитные, поданные Безобразову (по случайному совпадению в марте 1670 г.) из деревни Суздальской губернии, свидетельствуют о том, что крестьянская община могла чинить препятствия браку с не меньшим, по крайней мере, успехом, чем какой-нибудь помещик того времени. Артем Семенов жалуется, что соседи отказываются отдавать своих дочерей замуж за его сына Фролку, потому что, по их мнению, Артем с женой до смерти забили Фролкину первую женку. Артем клянется, что это враки. Безобразов получает отдельное сообщение от местных крепостных крестьян, что Фролка жену свою колотил. Фролка в своей челобитной плачется, что ни одна семья в деревне не хочет выдать дочь за него и из соседних деревень не отдают: требуют выкупа в 5 рублей, а то и более, а ему платить не по силам. Это была, по-видимому, учтивая форма отказа жениху6262
  РГАДА. Ф. 1257. Оп. 1. Д. 3. Л. 402–403 об.


[Закрыть].

Если очевидно, что пятирублевый выкуп являлся непреодолимым препятствием для брака в округе Фролкиной деревни, то с какого уровня выводное становилось серьезной помехой для ищущего себе невесту крестьянина? Типичный заработок крестьянского труда вне деревни в среднем равнялся 3 копейкам в день, каменщикам платили около 8 копеек за день. Сложить обычного типа печку могло обойтись крестьянину примерно в 1 рубль 70 копеек; ведро водки, выставлявшееся семьей жениха на свадьбу, стоило 55 копеек6363
  Hellie R. The Economy and Material Culture of Russia, 1600–1725. Chicago: University of Chicago Press, 1999. Р. 419, 450–451, 139, 105.


[Закрыть]. В конце XVII в. выводное в размере 50 копеек могло, вероятно, позволить себе большинство крестьянских дворов. Два или более рублей за вывод отнимали, наверное, надежду у многих потенциальных женихов, но сохранившиеся отпускные бумаги, где указан размер платы такого порядка, свидетельствуют о том, что были крестьяне, способные столько заплатить. Обычные выводные в начале XVIII в. зачастую были ниже 50 копеек, но поднимались и до 1, а в некоторых районах до 2 рублей6464
  ГИМ ОПИ. Ф. 17. Оп. 2. Д. 1а; Д. 148; Ф. 229. Оп. 1. Д. 4. Л. 79; РГАДА. Ф. 615 (Крепостные книги местных учреждений XVI–XVIII вв.). Оп. 1. Д. 8526 (Пошехонье, 1704–1710); Д. 8529 (Пошехонье, 1714). Рязанский уезд, о котором позже пойдет речь, был одним из первых, где двухрублевое выводное стало нормой.


[Закрыть]. Обычное для XVII в. выводное не могло помешать большинству крепостных подыскать себе невесту или не крепостным жениться на крепостной.

Так или иначе, кладка, которую отец жениха должен был выложить отцу невесты, влияла на выбор жен, скорее всего, больше, чем выводное. Сведения о том, сколько крестьяне XVII в. запрашивали друг с друга за выдачу дочерей замуж, достались нам единственно от группы владений, принадлежавших солотчинскому монастырю в Рязанском уезде, и относятся к концу 1680-х и 1690-м гг. В тот период отцы женихов из Солотчинских поместий платили кладку в 3–4 рубля; в одном случае отец потребовал за свою дочь 6 рублей, в другом – снизил плату до двух, потому, вероятно, что зять не забирал дочку, а шел жить в их двор6565
  РГАДА. Ф. 1202 (Солотчинский Рождественский мужской монастырь). Оп. 1. Д. 265, 324, 451, 502; Доброклонский А. П. Солотчинский монастырь, его слуги и крестьяне в XVII веке // Чтения в Императорском Обществе Истории и Древностей Российских. 1881. № 1. С. 72.


[Закрыть]. Стремление самих крестьян получить солидную цену за дочерей действительно являлось, как жаловались Солотчинские крепостные в челобитных архимандриту, камнем преткновения в приобретении невесты6666
  Полное исследование брака среди солотчинских крепостных в 1690-х гг. можно найти в работе: Бушнелл Д. Борьба за невесту. Крестьянские свадьбы в Рязанском уезде 1690-х гг. // Русский сборник. М.: Модест Колеров, 2006. № 2. С. 81–98.


[Закрыть]. В то время как до 1696 г. выводное Солотчинские крепостные платили сравнительно скромное – 25 копеек. В ноябре 1696 г. монастырь попытался поднять ставку, по крайней мере в одном из владений, до 3 рублей. Крепостные воспротивились, и ставка была понижена до 2 рублей или же «по рассмотрению» старца, отвечавшего за деревню. Когда в 1708 г. девушка вышла замуж в другую деревню, монастырь взыскал всего лишь 1 рубль выводного6767
  РГАДА. Ф. 1202 (Солотчинский монастырь). Оп. 1. Д. 499, 502.


[Закрыть]. То есть монастырь в 1696 г. сделал попытку собирать за вывод столько же, сколько крестьяне брали за своих дочерей. Как и Шереметев, монахи в результате пошли на попятную.

Необходимо признать, что дворяне XVII в. позволяли крепостным женщинам уходить в замужество потому, что им была ясна двусторонняя природа движения невест: их девки покидают имение, но их мужики приводят к ним своих невест, и так будет продолжаться при условии, что соседские помещики следуют тому же обычаю. Крестьяне сами понимали, что брак предполагает многосторонний обмен дочерьми, как солотчинские крепостные толковали это в челобитных архимандриту. 12 из 18 отцов, просивших его содействия в приобретении жен для сыновей в свадебный сезон с сентября 1693 по февраль 1694 г., напомнили ему, что они отдали своих дочерей по его указу и ожидали, соответственно, компенсации такого же рода. Типичной была челобитная Васьки Климентева от 1694 г. В октябре мне приказали выдать дочь за сына Леонтия Подшивалова, мой сын Тимошка достиг совершеннолетия, моя жена немощна, у Захара Афанасева есть дочь брачного возраста, пожалуйста, прикажи ему выдать ее, чтобы мой дом не погиб, писал он6868
  РГАДА. Ф. 1202. Оп. 1. Д. 324. Л. 29. Остальные челобитные см.: Там же: Л. 4, 5, 8, 13, 14, 18, 19, 25, 26, 27, 28. Я разбираю обычай, бывший в ходу у крестьян в солотчинских поместьях и требовавший, чтобы архимандрит приказал им выдать дочь замуж: Бушнелл Д. Борьба за невесту. Вкратце, это позволяло им избежать бесчестного, по их разумению, поступка – добровольной выдачи дочерей.


[Закрыть]. То, что в представлении крестьян могло быть обменом между дворами в одном и том же имении, дворяне XVII в. понимали, по всей видимости, как обмен среди многих имений.

ПОНЯТИЯ КРЕПОСТНЫХ О МОРАЛЬНОЙ ЭКОНОМИКЕ БРАКА ОДЕРЖИВАЮТ ВЕРХ, 1700–1750-Е

В течение XVIII столетия дворяне вводили в управление поместьями все больше детально прописанных правил. Существует некий историографический консенсус, что, мол, с начала этого века помещики насильно вмешивались в браки своих крепостных и, в частности, запрещали крепостным крестьянкам выходить замуж на сторону, а также принуждали всех своих крепостных жениться, причем в раннем возрасте6969
  Достаточно привести мнения только самых серьезных историков: Семевский В. И. Крестьяне в царствование императрицы Екатерины II. Т. 1. С. 302–324 и в разных местах; Александров В. А. Сельская община в России (XVII – начало XIX в.). M.: Наука, 1976. С. 303–309; Пушкарева Н. Л. Частная жизнь русской женщины: невеста, жена, любовница (X – начало XIX в.). M.: Ладомир, 1997. С. 152–153; Миронов Б. Н. Социальная история России периода империи (XVIII – начало XX в.). Генезис личности, демократической семьи, гражданского общества и правового государства. СПб.: Дмитрий Буланин, 2003. Т. 1. 3-е изд. С. 167–168. Исключением из этого консенсуса является: Moon D. The Russian Peasantry 1699–1930. The World the Peasants Made. London: Longman, 1999. Р. 168. Остальные приняли сведения из второй половины XVIII в. как отражающие ситуацию в этом веке в целом. По вотчинным инструкциям в целом: Александров В. А. Сельская община. С. 47–116; Тихонов Ю. А. Дворянская усадьба и крестьянский двор в России XVII–XVIII вв.: сосуществование и противостояние. M.; СПб.: Летний сад, 2005. С. 337–413; Рубинштейн Н. Л. Сельское хозяйство России во второй половине XVIII в. (историко-экономический очерк). M.: Гос. изд-во политической литературы, 1957. С. 132–148.


[Закрыть]. Материалы по первой половине XVIII в. показывают, однако, что в отношении браков крепостных большинство дворян сохраняли нейтралитет. Дошедшие до нас инструкции о вотчинном управлении – явно случайная выборка из общего числа – составлены в основном знатными вельможами того времени и, вероятно, отражают образ мышления этого класса. До 1750 г. они уделяли мало внимания бракам крепостных. Сохранилось немного источников со сведениями о более мелких вотчинниках, составлявших значительное большинство дворянства. По всей вероятности, мало кто из них давал себе труд разрабатывать свод правил управления, но представление об их подходе к делу можно получить из других источников.

Действительно, как минимум у двух вельмож наказы приказчикам содержали правило, запрещавшее девицам и вдовам выходить замуж за пределами своего имения. В 1718 г. фаворит Петра I Дмитрий Алексеевич Шепелев (1681–1759) послал инструкции в свое сельцо Глинки Михайловского уезда и – с небольшими отличиями – в свои вотчины в Угличском, Луховском и Ряжском уездах (все они, по всей видимости, были недавно получены женой Шепелева от жены Петра I Екатерины в качестве приданого), требовавшие не пускать женщин замуж за пределы вотчины и, когда крепостные вступали в брак, взимать по 50 копеек с жениха и невесты7070
  Петровская И. Ф. Наказы вотчинным приказчикам первой четверти XVIII века // Исторический архив. M.: АН СССР, 1953. Т. 8. С. 224, 234–235; Русский биографический словарь. СПб.: Тип. Главного управления уделов, 1911. Т. 23. С. 96–97. 50-копеечный сбор был отголоском убруса, собиравшегося в пользу князя с каждой свадьбы и – так же, как выводная куница – позже приватизированного.


[Закрыть]. Князь Алексей Михайлович Черкасский (1680–1742) составил инструкции по управлению своего села Маркова около Москвы в январе 1719 г., возможно в предвидении назначения в мае на должность губернатора Сибири. Он также запретил вневотчинные браки и в придачу наложил запрет на браки с пришлыми работниками7171
  Петровская И. Ф. Наказы. С. 250–253; Русский биографический словарь. СПб.: Тип. А. Н. Скороходова, 1905. Т. 22. С. 183–194.


[Закрыть]. Ни Шепелев, ни Черкасский не объясняют причины этих запретов, но мы можем предположить, что они считали выход женщины замуж на сторону потерей собственности. В 1742 г. Василий Татищев (1686–1750; в то время губернатор Астрахани, более известный как историк и фальсификатор исторических источников) в своих неопубликованных записках рекомендовал не позволять девицам и вдовам уходить из вотчины в замужество, потому что, унося с собой приданое, они обедняют имение7272
  «Краткие экономические до деревни следующие записки» в: Татищев В. Н. Избранные произведения. Л.: Наука, 1979. С. 409.


[Закрыть].

Артемий Волынский (1689–1740; казненный по обвинению в заговоре против императрицы Анны), напротив, не запрещал своим крепостным крестьянкам выходить замуж на сторону, но был, возможно, первым, кто установил требование, чтобы крепостные женились к определенному возрасту. В 1724 г. – возможно, в связи с назначением в 1723 г. казанским губернатором – он составил длинный список инструкций своему дворецкому Ивану Немчинову. Помимо прочего, он приказал Немчинову принять меры к тому, чтобы мужики к 20 годам женились, так как Волынский полагал, что они тянут с женитьбой, дабы избежать причисления к тяглу. Он приказал также, чтобы они тягло тянули с 20 лет, даже если не женаты; женитьба к 20 годам не была жестким требованием. В то же время Волынский распорядился об оказании вспомоществования бедным сиротам для выхода замуж: если денег было немного, им полагалось выдавать по 1–2 рубля, если денег было больше – по 5 рублей, но получить это пособие они могли, только если выходили замуж в своей вотчине, а не на сторону. Девок безродных было приказано приставлять к работе на барском дворе и, как «приспеют», выдавать замуж за своих крестьян. А если у себя не будет женихов, то выдавать их замуж в чужие деревни, но при этом жених должен уплатить вывод (сумма не оговаривалась)7373
  Инструкция дворецкому Ивану Немчинову о управлении дому и деревень и Регула о лошадях. СПб., 1881. С. 14, 16–19; Anisimov E. Five Empresses. Westport: Praeger, 2004. С. 78, 100, 121–123.


[Закрыть].

Шепелев, Черкасский и Волынский не были, конечно, единственными вотчинниками, которые в первой половине XVIII в. делали попытки контролировать, где и в каком возрасте вступают в брак их крепостные7474
  Петр Бестужев-Рюмин установил также в 1730-х гг. возраст, к которому его крепостные крестьянки в Пошехонском уезде Новгородской губернии должны были выйти замуж, но его аргументация была весьма эксцентрична (Материалы по истории сельского хозяйства и крестьянства. С. 201. Гл. 2). В своем указе от 1724 г., запрещавшем родителям принуждать невест и женихов вступать в брак, Петр I вскользь упоминает, что владельцы не должны насильно женить или выдавать замуж своих холопов (Полное собрание законов Российской Империи. СПб., 1830. Т. 7. С. 197–198). В 1723 г. Петр отменил холопство, но указ был подготовлен в 1722 г. Вероятно, Петр имел в виду применять указ именно и только к холопам. В указе ничего не сказано о крепостных; скорее всего, Петр полагал, что владельцы крепостных душ и так не принуждают их к браку.


[Закрыть]. Среди сохранившихся списков вотчинных правил было, однако, больше таких – составленных, между прочим, не менее именитыми дворянами (Строгановыми, Шереметевыми, Салтыковыми, Головкиными, Патриархатом, Кирилло-Белозерским монастырем), – где требования не заходили дальше взимания выводных или приказа, чтобы у женщин, приходящих в имение в замужество, и у крепостных крестьянок, уходящих из имения7575
  Андреев А. И. Наказ вотчинника крестьянам 1709 г. // Исторический архив. М.: АН СССР, 1953. Т. 8. С. 271 (Андрей Виниус, 1709); Устюгов Н. В. Инструкция вотчинному приказчику первой четверти XVII в. // Исторический архив. М.: АН СССР, 1949. Т. 4. С. 160–161 (Строгановы, 1725); Щепетов К. Н. Крепостное право в вотчинах Шереметева. М.: Дворец-музей, 1947 (Анна Шереметева, 1727). С. 267; Рязановский Ф. А. Крестьяне Галичской вотчины Мешериновых в XVII – первой половине XVIII века. Галич, 1927. С. 39–40 (Владимир Салтыков, 1732); РГАДА. Ф. 1441. (Кирилло-Белозерский монастырь). Оп. 2. Ч. 1. Д. 2285. Л. 2 (1735); Горчаков М. И. О земельных владениях Всероссийских митрополитов, патриархов и Св. Синода, 988–1738 гг. СПб.: Тип. А. Траншелия, 1871. Приложение. С. 168–169 (1714).


[Закрыть]. Бутурлины давали приказчикам, управлявшим их палехской вотчиной (позднее ставшей частью Владимирской губернии), указания лишь самого общего порядка. Время от времени они издавали краткие инструкции, касавшиеся брака: женщины могли выходить замуж на сторону при условии уплаты вывода, невест можно было брать со стороны, только если у них были отпускные грамоты7676
  РГАДА. Ф. 1365 (Бутурлины). Оп. 1. Д. 20. Л. 6 (1717), 18–19 (1719); Д. 36. Л. 3–4 (1720), 5 (1721), 8–8 об. (1721), 26–26 об. (1728).


[Закрыть]. Михаил Головкин, бывший вице-канцлером во время регентства Анны Леопольдовны, составил в 1740 г. «Контракт» с крестьянами своего Кимринского поместья (в Кашинском уезде позднее ставшей Тверской губернии). После того как в 1741 г. Головкин был арестован и сослан в Сибирь, а его поместья конфискованы только что возведенной на престол императрицей Елизаветой, данный документ попал в документацию Палаты государственного имущества. Головкин позволял крестьянкам уходить из поместья в замужество безвыводно и не проявлял интереса к тому, в каком возрасте его крепостные вступали в брак. Единственная его инструкция относительно брака была о том, чтобы каждый жених в вотчине уплатил 45 копеек7777
  Тихонов Ю. А. Договор (Контракт) 1740 года М. Г. Головкина с выборными крестьянами об управлении ими имением в селе Кимри с деревнями // Отечественная история. 2003. № 3. С. 146–151.


[Закрыть].

Духовные владельцы придерживались столь же широких взглядов. Архиепископ Питирим Нижегородский в инструкциях 1726 г. управителям владений, доходы от которых шли на содержание его епархии, сделал жест в сторону ограничения свободы передвижения женщин, но в действительности не ограничил ее. Когда к вотчинной девке сватаются и мужик со своей вотчины, и чужой, писал Питирим, она должна выйти за своего. Женщины, не имевшие местных женихов, могли выходить за чужих при условии уплаты вывода. Любой уважающий себя крестьянин сумел бы воспользоваться столь вместительной лазейкой, и трудно поверить, что Питирим этого не понимал7878
  ЦАНО. Ф. 570. Оп. 552: 1726. Д. 42. Л. 11. Святейший синод поручил Питириму издать вотчинные инструкции, и он доложил о выполнении поручения (Там же. Л. 20–21 об.). Изначального предписания Синода нет в архивной папке, возможно, Синод дал определенные наметки по составлению правил. Ни Синод, ни Питирим не могли рекомендовать непосредственного принуждения в отношении крестьян, поскольку это нарушило бы правило самой Церкви, что идущие под венец должны дать согласие на брак.


[Закрыть]. В 1720-х гг. Троице-Гледенский монастырь в Великом Устюге отдал распоряжение своим вотчинным приказчикам следить за тем, чтобы у невест, приводимых в монастырские владения из чужих имений, были отпускные грамоты, а те, кто выходил замуж в чужие деревни, платили такие же выводные, какие взимали помещики в данной округе7979
  РГАДА. Ф. 1187 (Троицкий-Гледенский монастырь). Оп. 1. Д. 2366. Л. 109–109 об.а


[Закрыть].

Упоминания в инструкциях брака большинством вотчинников в первой половине XVIII в. ограничивалось наказом приказчикам брать вывод с женщин, уходящих из их владений замуж в другое, и проверять, в порядке ли отпускные бумажки (реже – собирать небольшую мзду, когда свадьба празднуется у себя). То есть большинство дворян считали само собой разумеющимся, что крепостные женщины находили мужей за пределами вотчин, в которых жили. Они не чинили помех традиционному обычаю крестьян устраивать браки через границы вотчин и не уделяли внимания возрасту, в котором их крепостные вступали в брак.

Когда им вообще приходило в голову принуждать своих крестьян к браку, вотчинники в середине XVIII в., судя по всему, налегали на мужиков и умножение тягол, как это делал Артемий Волынский в 1724 г. Александр Жуков, родившийся около 1700 г. в бедной провинциальной семье (биографу не удалось установить дату его смерти), начал военную службу рядовым, но в 1730-х гг. стал адъютантом генерала Александра Румянцева, а в 1744-м (вероятно, с подачи Румянцева) воеводой Пензенской провинции. На этом посту в 1752 г. он был арестован за зверства и мздоимство. Когда Жуков женился, у него не было собственности, но жена принесла в приданое два небольших имения, и для них Жуков в 1743 г. составил управленческие «пункты». С помощью неправедно нажитого богатства он в 1751 г. прикупил еще одно имение. Для всех трех своих владений он дословно повторил пункт в наказе от 1743 г. селу Троицкому Елецкого уезда под заголовком «О умножении тяголь». Наказ, в частности, гласил: «…а у которого крестьянина есть дети сыновья или племянника или внучат годные к женидбе таких принуждат чтоб женили и жени накладывать на мужа з женою по полутяглу а будет кто в мысле женить не станет для того чтоб не прибавили тягло то ни на что не взирая на таковых накладевать пополу тягло…»8080
  РГАДА. Ф. 196 (Рукописное собрание Ф. Ф. Мазурина). Оп. 1. Д. 1618. Л. 7–7 об., 36–36 об., 48 об. – 49; Заозерская Е. И. Помещик Жуков и его хозяйство // Дворянство и крепостной строй России XVI–XVIII вв. М.: Наука, 1975. С. 213–226; Неелов Н. Н. Следственная комиссия о злоупотреблениях Пензенской воеводы Жукова (1752–1756 гг.) // Чтения ОИДР. 1888. № 1. С. 1–40 (отдельная нумерация страниц).


[Закрыть] Как и Артемию Волынскому, Жукову вроде бы хотелось сделать брак принудительным, но он готов был удовлетвориться обложением трудовой повинностью неженатых молодых людей. Мы не знаем, каким из двух указаний руководствовались его приказчики. Другие помещики, хотя тоже связывали наложение денежных и натуральных повинностей с браком, полагали, что все их крестьяне женятся по своей воле. Тимофей Текутьев, гвардейский офицер, также не имевший собственности, пока жена не принесла ему в приданое маленькое имение, в период между 1754 и 1757 гг. сочинил необычайно подробный свод хозяйственных правил – рукопись на 69 листах (138 страницах, если считать обе стороны листа), в котором брак затрагивается лишь один раз и тоже, как у Жукова, в связи с крепостными сборами: «от 18 покуда женитца, по три рубли» брать8181
  Смилянская Е. Б. Дворянское гнездо середины XVIII века. Тимофей Текутьев и его «Инструкции о домашних порядках». М.: Наука, 1998. С. 58–59; весь документ: С. 32–145.


[Закрыть]. Здесь нет и намека на то, что мужчин следует принуждать к женитьбе.

Если наказы управляющим, которые владельцы рассылали по своим разбросанным имениям, считать показательными, то они свидетельствуют лишь о ходе их мыслей и о том, что только у незначительного меньшинства было намерение регламентировать браки крепостных, но не о том, что на самом деле происходило в их или других крепостных селах. С другой стороны, крепостные книги контор, в которых должны были регистрироваться, чтобы иметь законную силу, все имущественные сделки (включая отпускные грамоты), показывают, что в первой половине XVIII в. для крепостных женщин было в порядке вещей выходить замуж за пределами родного имения (по крайней мере, так было в районах к северу от р. Оки), а также что выводные были довольно скромными8282
  У контор были предшественники XVII в., но Петр I упорядочил систему, и с 1719 г. вошло в употребление название «крепостная контора». См.: Капустина Г. В. Записные книги Московской крепостной конторы как исторический источник // Проблемы источниковедения. М.: Наука, 1958. Вып. 7. С. 216–273.


[Закрыть].

В 1725 г. в Серпуховском уезде в расчете на 73 женщин, получивших вольную для выхода замуж, с учетом 16 случаев, в которых выводные вообще не взимались, средний размер вывода получается всего 1,43 рубля, а если считать только 57 случаев, где вывод платился, то 1,82 рубля. В период с мая по декабрь 1739 г. (сведения с января по апрель отсутствуют) 18 женщин уезда получили вольную для выхода замуж, заплатив за вывод в среднем по 1,42 рубля. В 1741 г. средний сбор по 22 вольным равнялся 1,73 рубля, в 1744 г. – 2,03 рубля в расчете на 30 выводов. К 1760-м гг. размер среднего сбора поднялся до примерно 2,5 рубля8383
  РГАДА. Ф. 615. Д. 10197, 10206, 10207, 10231, 10266, 10269.


[Закрыть]. Сбор за вывод увеличивался с 1720-х по 1760-е гг., но очень медленно.

В одной большой части Ярославской губернии в первой половине XVIII в. большинство владельцев крепостных душ не требовали никакой платы за вывод, когда их крестьянки выходили замуж в чужие имения. В четырех отпускных бумажках, поступивших в юсуповские имения Романовского уезда в начале XVIII в., выводные не отмечены, еще в одной указан сбор в размере 1,2 рубля8484
  Там же. Ф. 1290 (Юсуповы). Оп. 1. Д. 193. Л. 2–6.


[Закрыть]. В семейном архиве Щербатовых находится папка с 35 отпускными грамотами за 1719–1762 гг., довольно равномерно распределенными по годам8585
  Там же. Ф. 1289 (Щербатовы). Оп. 1. Д. 149. Это небольшой, но, как мне кажется, показательный срез крестьянок, пришедших невестами в щербатовские вотчины в Ярославской губернии.


[Закрыть]. Одна из них – копия отпускной грамоты для крепостной девки Щербатовых, отпущенной в замужество в другую вотчину, остальные попали в папку, потому что их принесли с собой крепостные женщины из других вотчин, вышедшие замуж во владения Щербатовых в смежных уездах – Ярославском, Ростовском и Романовском. Из первых восьми, датированных годами от 1719 до 1735, только в одной, от 1730 г., обозначен вывод: 1 рубль. Во многих других указана плата – 9 или 10 копеек за написание и регистрацию документа в уездных крепостных конторах. Это дает нам основание считать, что в XVIII в., по крайней мере когда в отпускных бумажках вывод не указывался, это происходило не по недосмотру, а потому, что вывод не взимался. Начиная с 1736 г. в некоторых из отпускных документов отмечается, что женщины были отпущены «без вывода» – эта пометка проставлена в 4 из 17 грамот от 1736–1750 гг. Между тем за те же самые годы в 8 отпускных не показано никаких сборов, кроме как за оформление и регистрацию самих документов. Лишь в 5 из 17 отмечен вывод: четыре раза по рублю и в одном случае два рубля. В другой отпускной бумаге – не из архива Щербатовых, а выданной в 1739 г. женщине, которая вышла замуж в имение, близкое к нескольким щербатовским деревням, – зарегистрирован вывод в 1 рубль8686
  ГИМ ОПИ. Ф. 182 (Шишкины). Оп. 1. Д. 13. Л. 45.


[Закрыть].

Другими словами, вплоть до 1750 г., если с щербатовских женихов, приводивших в свои села и деревни невест со стороны, требовали вывод, то им почти никогда не приходилось платить больше 1 рубля. В большинстве случаев они и вовсе не платили выводных. Это происходило не потому, что они шли по протоптанной дорожке в одни и те же несколько мест, где невест отдавали задаром: большинство отдавших невест сел и деревень встречаются в щербатовской папке единожды, а среди владельцев упоминаются и вельможи, типа Салтыковых, Шереметевых и Голицыных, и дворяне, о которых вряд ли кто слышал за пределами их уездов. Надо полагать, что дворяне этого региона, где преобладали совсем мелкие вотчины, отдавали себе отчет в том, что крепостным мужикам каждого из них придется находить себе жен за пределами их собственных поместий и что в долгосрочном плане обмен будет взаимовыгодным8787
  Том с результатами ревизии, проведенной в 1762–1764 гг. в Игрецкой волости, Закоторожском и Верховском станах Ярославского уезда – из всех этих мест щербатовские крестьяне привозили себе жен, – содержит ревизские сказки из 65 дворянских имений, ни в одном из которых не насчитывалось даже 50 душ мужского пола, а в большинстве было по 10 или меньше (РГАДА. Ф. 350 (Ландратские книги и ревизские сказки). Оп. 2. Д. 4301. Ч. 1). В комплекте из 40 сказок по дворянским и духовным вотчинам только у Закоторжского стана в 10 имениях было более 100 крепостных мужиков (в самом крупном, принадлежавшем монастырю имении, таковых было 1438), в 16 же карликовых поместьях было по 10 или менее крепостных мужского пола, то есть обычно они состояли всего лишь из двух или трех крепостных дворов (РГАДА. Ф. 350. Оп. 2. Д. 4301. Ч. 2).


[Закрыть].

Отпускные письма из Ростовского уезда, в котором частично располагались владения Щербатовых, подтверждают, что документы щербатовского архива достоверно фиксировали местные порядки. В 1733 г. из 83 крестьянок, зарегистрированных в уездных крепостных книгах как получившие вольную для замужества, за 38 не брали вывода. В первой половине 1750 г. вывод не платился за 31 из 68 вышедших замуж на сторону женщин. В 1751 г. 46 из 97 обошлись без уплаты вывода; в 1771 и 1772 гг. большинство женщин, отпущенных из вотчин замуж, – 32 из 57 и 41 из 81 соответственно – тоже ушли без вывода. Когда выводные взимались, они были минимальны: в среднем 23 копейки в 1733-м, 94 копейки в 1750-м, 75 копеек в 1751 г. В 1771 и 1772 гг. с мужчин, забиравших женщин из имений, ранее принадлежавших монастырям или другим духовным учреждениям, взимали по 10–11 рублей (в то время как до секуляризации церковных вотчин в начале 1770-х они часто не платили ничего). В те годы дворяне-землевладельцы взимали в среднем 3,13 и 3,88 рубля8888
  Там же. Ф. 615. Оп. 1. Д. 9159 (1733), 9177 (1750), 9180 (1751), 9205 (1771), 9207 (1772).


[Закрыть]. Это являлось отражением повсеместного увеличения платы за вывод и приближения ее к рыночной цене бракоспособной крепостной.

В первой половине XVIII в., однако, выводные в Ростовском уезде никак не соотносились с рыночной ценой бракоспособных крестьянок. В 1733 г., когда 38 женщин получили вольную для замужества бесплатно, а с остальных 45 в среднем было взыскано весьма скромно, по 23 копейки, 12 бракоспособных крепостных женщин уезда были проданы по средней цене в 5,09 рубля. Если исключить двух крестьянок, проданных за 15 и 10 рублей, как, предположительно, особые случаи, мы получим среднюю цену в более точном приближении – 3,44 рубля8989
  Там же Л. 127–182. Среди этих женщин было 10 незамужних (из них 4 дворовых, чья средняя цена была ниже, чем у других) и 2 вдовы.


[Закрыть]. Вокруг Ростова только в 1770-х гг. размер выводных начал сближаться с рыночной ценой крепостных девок.

Ростовский уезд, конечно, располагался в нижней части шкалы выводных, но с ним соседствовали и другие уезды. В Пошехонском уезде (в то время Новгородской, но позже Ярославской губернии) в период между 1709 и 1715 гг. средний вывод был меньше рубля, в 1749 г. он был немного выше рубля9090
  РГАДА. Ф. 615. Оп. 1. Д. 8526, 8528, 8529, 8531, 8594.


[Закрыть]. В коллекции из 33 отпускных грамот, собранных в 1720–1750-х гг. монастырями Переславль-Залесского уезда, на полпути между Москвой и Ростовом, восемь документов не дают информации о выводных; в 13 отмечено, что вывода не взималось; в восьми проставлена сумма в 1 рубль и в одном – 3,50 рубля. В трех сказано, что вывод уплачен, но сумма не уточняется9191
  Шумаков С. Обзор «Грамот Коллегии экономии». Вып. 4. С. 414–422.


[Закрыть]. В наборе из восьми отпускных грамот, принесенных в имение Шуваловых во Владимирском округе между 1735 и 1754 гг., семь показывали вывод в 1 рубль, а одна – 2 рубля9292
  РГАДА. Ф. 1288 (Шуваловы). Оп. 1. Д. 7.


[Закрыть].

В других местах, даже в смежных с Ярославской губернией, вывод не всегда был на столь низком уровне. Папка с 38 отпускными бумажками, принесенными в имения Глебовых-Стрешневых в Новоторжокском уезде, к западу от Ярославского уезда, показывает, что разброс цен мог быть весьма широким даже внутри одного уезда. В пяти вольных грамотах, датированных 1708–1718 гг., записаны выводные в среднем на сумму 2,40 рубля, в 21 от 1720-х гг. – 2,93 рубля, 11 из периода 1730–1750 гг. – в среднем 1,31 рубля. Здесь, в отличие от близлежащих Ярославского и Ростовского уездов, отмена вывода не была распространена. Более того, средняя сумма вывода в 1720-х была самой высокой из всех, которые мне удалось отыскать за первую половину XVIII в. С другой стороны, 11 вольных от 1730–1750 гг., хотя они и не являются удовлетворительной выборкой, почти несомненно подтверждают, что размер вывода действительно уменьшился в 1730–1740-х гг., возможно где-то на 50%. Вотчины, из которых прибыли эти женщины, принадлежали Долгоруковым, Ладыжинским, Бутурлиным и Мусиным-Пушкиным, а также многим менее значительным дворянским родам9393
  Центральный исторический архив Москвы (ЦИАM). Ф. 1614 (Семейный фонд Глебовых-Стрешневых). Оп. 1. Д. 118.


[Закрыть].

В Рязанском уезде, большая часть которого располагалась к югу от р. Оки, выводные в 1720–1730-х гг. были также сравнительно высокими, а потом снизились. В 1726–1727 гг. средняя сумма вывода из 27 уплаченных в уезде составила 2,07 рубля. Самый низкий из них был 50 копеек, самый высокий – 4 рубля9494
  ГИМ ОПИ. Ф. 229. Оп. 1. Д. 91. Л. 128–218.


[Закрыть]. В 1737 г. в уезде были зарегистрированы 93 отпускные грамоты в связи с выходом замуж, и средняя сумма вывода равна 2,17 рубля; в 1738 г. средняя сумма сократилась до 2,02 рубля (92 вольные), в 1739 г. – до 1,67 рубля (36 вольных), но в 1754 г. поднялась до 2,42 рубля (90 вольных)9595
  РГАДА. Ф. 615. Оп. 1. Д. 8509 (1737), 8510 (1738), 8511 (1739), 8512 (1754). В архивной описи и на обложке последняя подшивка ошибочно датирована «1751 г.»; документ начинается с «В 1754 г…». Большинство вольных в связи с замужеством выданы незамужним крестьянкам, а некоторые – вдовам и дворовым, у которых уровень выводных был того же порядка. В каждом году несколько женщин не платили вывода, что немного снизило среднее значение.


[Закрыть]. Размеры сбора здесь колебались, как и в Новоторжокском уезде.

В Рязанском уезде, как и в других местах, бракоспособных крепостных женщин редко продавали по отдельности, поэтому трудно сравнивать размер вывода с покупной ценой. В моей выборке за 1738 г. в Рязанском уезде была зарегистрирована только одна такая продажа и еще четыре в 1739 г. Цены были: два раза по 3 рубля и три раза по 2. Десять дворовых девок были проданы в те годы в среднем по 4,3 рубля9696
  РГАДА. Ф. 615. Оп. 1. Д. 8510. Л. 6 об. – 7 об., 14, 18, 19 об., 22 об.; Д. 8511. Л. 2–4 об., 5 об. – 6, 7, 8, 12, 13 об., 17, 18, 20, 24.


[Закрыть]. Некоторые, наверное, обладали умениями, повышавшими их цену, но в первой половине XVIII в. дворовые девки иногда стоили больше, а иногда меньше крепостных крестьянок. Логично сделать вывод, что в Рязанском уезде средняя стоимость вывода была ближе к рыночной цене бракоспособной женщины, чем в Ростовском, но тем не менее составляла только около половины местной цены крепостной.

По Нижегородской губернии есть папка с отпускными документами 24 женщин, вышедших замуж в юсуповскую вотчину Безводное, в 25 километрах на восток от Нижнего Новгорода, в 1732–1754 гг. В 14 случаях владельцы женщин назначили вывод в 1–1,5 рубля, в пяти случаях – в 2 рубля, еще в пяти – 3–4 рубля. После 1750 г. шкала явно поползла вверх: за вывод четырех женщин, вышедших в эти годы замуж в с. Безводное, владельцы взяли по 2–4 рубля. Опять же, значение имеет не только относительно низкий средний уровень выводных, но и то, что владельцы – среди них были Голицыны, Волконские, Мусины-Пушкины, Лунины, Шереметевы и Апраксины, а также Нижегородская епархия – отпустили девушек замуж9797
  РГАДА. Ф. 1290. Оп. 1. Д. 193. Л. 9–11, 13–14, 17, 19–25, 27–31, 34–40.


[Закрыть]. В первой половине XVIII в. так поступало подавляющее большинство именитых дворянских семей.

Выводные, взятые мной из нотариальных записей и отпускных грамот и показывающие явную тенденцию к росту, требуют поправки на денежную инфляцию. В период с 1701 по 1730 г. средние цены на зерно и промышленные товары удвоились. Цены 1730-х и 1750-х гг. были почти одинаковыми, хотя в промежуточные годы они сначала немного поднялись, а потом немного опустились9898
  Mironov B. Consequences of the Price Revolution in Eighteenth-Century Russia // Economic History Review. 1992. Vol. 49. № 3. Р. 457–459.


[Закрыть]. Иначе говоря, размер вывода, который в 1720-х составлял 1 или 2 рубля, идя в ногу с инфляцией, должен был вырасти до 1,5–3 рублей. В некоторых уездах так и произошло, в некоторых нет, то есть в реальном выражении брать невесту со стороны стало обходиться дешевле. На фоне самой разнообразной динамики цен в разных уездах надежнее всего заключить, что в общем-то с начала по середину XVIII в. размер выводных с учетом инфляции не изменился или чуть снизился.

Хотя я предполагаю, что некоторые дворяне отказывались отпускать молодых крепостных женщин из своих вотчин в уездах на севере от Оки, мне не встретилось доказательств таких отказов, кроме вотчинных инструкций 1718 и 1719 гг. Шепелева и Черкасского. В Рязанском уезде, с другой стороны, хотя женщин отпускали в связи с замужеством, владельцы некоторых крупных вотчин не позволяли своим женщинам выходить замуж за пределы своих владений. Эти сведения извлечены не из вотчинных инструкций, а из ревизских сказок 1762–1763 гг. Это была первая ревизия, в которой учитывались женщины, и переписчикам было наказано записывать их возраст и – с целью отследить цепочку собственников – их родные деревни, а у крепостных душ – их предыдущих владельцев. В Константиново, на южном берегу Оки, где права собственности были поделены между несколькими семьями, самая крупная доля в 1762 г. принадлежала Семену Нарышкину. Из 99 нарышкинских замужних и вдовых крепостных женщин 97 родились не просто в Константиново, а именно в части деревни, принадлежавшей Нарышкину; две другие были привезены из отдаленных нарышкинских вотчин. Одна-единственная женщина старше 20 лет никогда не была замужем; возможно, причиной были серьезные физические недостатки9999
  РГАДА. Ф. 350. Оп. 2. Ч. 2. Д. 2616. Л. 485–574. Я не включил в расчеты ни дворовых, ни группу – в основном холостых – мужчин в конце сказки; последние были, похоже, либо дополнительными дворовыми, либо крепостными, недавно переселенными в Константиново из каких-то других владений Нарышкиных. В 1792 г. из 150 взрослых женщин в этой части Константиново (принадлежавшей в то время Голицыным) только 2 – в возрасте 26 и 28  лет – не были замужем, и обе были калеки (ГИМ ОПИ. Ф. 17 (Голицыны). Оп. 1. Д. 2503. Л. 16–28).


[Закрыть]. Практически все вступили в брак до 1762 г.; нарышкинских женщин, по-видимому, принуждали выходить замуж в своей вотчине с 1720-х гг. Я подозреваю наличие принуждения, потому что, будучи предоставлены сами себе, некоторые из нарышкинских женщин вышли бы замуж за мужчин из других частей Константиново и из других сел в округе. В таком случае некоторым нарышкинским мужчинам пришлось бы находить себе жен в других вотчинах, но их, по всей видимости, принуждали жениться в своей, если там имелись бракоспособные женщины.

Такая же ситуация наблюдалась в обширном имении Волынских, пересекавшемся с владениями Семена Нарышкина: в доле с. Константиново, принадлежавшей Егору Волынскому, 23 из 24 волынских жен родились в волынских вотчинах; только одна была привезена из чужого имения. Примечательно, что в четырех селах (или частях сел), составлявших волынские владения, было 128 женатых или вдовых мужиков и один в возрасте 24 лет неженатый; возможно, он женился позже. Все 137 женщин 20 лет и старше были либо замужем, либо вдовы; только четыре женщины родились не в волынских владениях; несколько жен были завезены из волынских имений за пределами Рязанского уезда100100
  Там же. Оп. 2. Д. 2616. Л. 187–212. Я не принял в расчет крепостных деревни Волынь, так как они все, кажется, были дворовыми. Разница в количестве когда-либо состоявших в браке мужчин и женщин в большой степени объясняется численным превосходством вдов над вдовцами.


[Закрыть].

Нет оснований предполагать, что, запрещая браки за пределами своих владений, Нарышкины и Волынские насильно заставляли всех своих крепостных вступать в брак: всеобщий брак был правилом у всех крестьян в округе. Крестьяне большой деревни Новоселки и среднего размера деревни Чешуево в 1762 г. переходили из статуса крепостных Солотчинского монастыря в мирской статус «экономических крестьян». Их монастырский владелец позволял женщинам выходить замуж на сторону и не применял принудительных мер в отношении брака, между тем в д. Чешуево в 1762 г. все 49 мужчин 20 лет и старше были женаты или вдовы и только 2 из 53 женщин 20 лет и старше никогда не были замужем; 24 женщины попали в Чешуево в связи с замужеством. Двум незамужним было по 20 лет, и они почти наверняка еще должны были выйти замуж101101
  РГАДА. Ф. 350. Оп. 2. Д. 2616. Л. 295–304 об.


[Закрыть]. Если начать счет с возраста, после которого брак становился весьма маловероятным, – 25 лет, то тенденция чешуевских женщин и мужчин брачиться выглядит стопроцентной. В тот же год в Новоселках все мужчины 25 лет и старше, 261 человек, были в браке или вдовы – так же как и все 307 женщин этой возрастной категории102102
  Там же. Л. 305–350. Я исключил группу «прибыли» – мужчин и женщин, приехавших в Новоселки после предыдущей ревизии 1744 г., поскольку они, вероятно, вступили в брак до переезда.


[Закрыть]. В этой части Рязанского уезда и господские, и монастырские крепостные брачились все без исключения. При этом они вступали в брак в одном и том же возрасте. В выборке из семи деревень экономических крестьян (включая Чешуево и Новоселки) и пяти крепостных деревень (в том числе Константиново и Федякино, которое вскоре войдет в наш сюжет) средний возраст вступления в брак в 1780-х практически один и тот же: 17,5 и 17,6 года у крепостных и экономических крестьян мужского пола соответственно, 15,7 и 15,5 – у крепостных и экономических крестьянок103103
  ГАРО (Государственный архив Рязанской области). Ф. 627 (Рязанская духовная консистория). Оп. 249. Метрические книги относятся к 1781, 1785, 1786 и 1787 гг. В 1760-х большинство попов не записывали возраст невест и женихов. Для расчета среднего возраста вступления в брак можно было бы использовать ревизские сказки 1762 г., но возраст женщин в том году был подвержен экстремальной возрастной аккумуляции.


[Закрыть]. Универсальный и относительно ранний брак среди рязанских крепостных не нужно принимать за доказательство агрессивной политики принуждения крепостных к браку со стороны владельцев, это скорее было то, к чему местные крестьяне сами прилагали все усилия.

В относительно крупной вотчине можно было поддерживать режим и универсального брака (крестьянская практика вокруг Рязани), и демографической автаркии (идеал с точки зрения некоторых дворян), как минимум если владелец был способен в случае необходимости подвезти невест из других семейных владений. В более мелких имениях это было нереально. У большого села Федякино, непосредственно граничащего с Константиново, было много владельцев, среди них семья Волынских; крепостные последних обменивались дочерями только с другими волынскими владениями. У остальных 14 владельцев с маленькими долями – вплоть до одного-единственного двора – не было поблизости крупных имений. Они не могли быть демографически самодостаточными, как бы ни старались. Из 145 принадлежавших им жен 52 нашли мужей внутри мини-долей Федякино, в которых родились, 15 – были привезены владельцами из своих отдаленных имений, а остальные 78 были родом из имений других дворян или (несколько) не были крепостными. Все женщины 20 лет и старше были замужем. Среди мужчин 20 лет и старше 126 были женаты, восемь – холосты. Шести из последних было 20–27 лет, и они еще имели шанс жениться, но в уезде, где универсальный брак был нормой, эти восемь взрослых холостяков были, по всей вероятности, показателем демографической напряженности104104
  РГАДА. Ф. 350. Оп. 2. Д. 2616. Л. 141–186 об.


[Закрыть]. Ввиду недоступности женщин из больших соседних имений Волынских и Нарышкиных федякинским мужчинам приходилось пересекать многие границы, чтобы найти себе жен. Даже сами Волынские признавали тщетность попыток сохранить демографическую автаркию в Дубровичах, примерно в 20 километрах на восток от их основных владений, где у них было всего 46 крепостных и небольшая часть села. Здесь они позволяли обмен невестами с крепостными, принадлежавшими другим дворянам105105
  Там же. Л. 210–212.


[Закрыть].