Текст книги "Холодная ярость. Воспоминания участника конвоя PQ-13"

Глава 2. Начало Второй мировой войны

7 декабря 1941 года, после нападения японцев на Перл-Харбор, Соединенные Штаты Америки вступили во Вторую мировую войну. Как сказал президент Рузвельт: «7 декабря навсегда останется для нас днем позора». Этот день решительно изменил мою жизнь и жизнь многих американцев. На следующий день после Перл-Харбора я вместе со своим двоюродным братом Херманом Макдональдом и несколькими ребятами, работавшими в компании «Сирз», добровольно поступил на военную службу. Билл Риди, Джордж Чаус, Херман и я записались на флот, а остальные в другие рода войск. Я попытался попасть в учебное подразделение морской авиации и стать пилотом, но армейский вербовщик сказал, что для этого нужно иметь за плечами два курса обучения в колледже. Поскольку я лишь шесть месяцев тому назад окончил среднюю школу, эта тема оказалась для меня закрытой. Тем не менее, по его словам, я мог рассчитывать на то, чтобы стать участником программы подготовки пилотов из рядового личного состава. Но для этого я должен поступить на действительную службу в ВМС, а не служить в частях резерва. Я решил воспользоваться этим шансом и подписал контракт на действительную службу в ВМС сроком на шесть лет.

Через неделю, 15 декабря, мы отправились поездом в Макон, штат Джорджия, где нас привели к присяге и отправили на учебную базу ВМС в Норфолк, штат Виргиния, для прохождения курса молодого бойца. Здесь мы задержались на три с половиной недели и прошли интенсивную подготовку, включая изучение флажного семафора, обращение со стрелковым оружием, плавание, управление шлюпкой, а также смотры и учения разного рода. Нашим командиром оказался старый морской волк главный старшина Липтрэп. На рукаве его куртки было полно нашивок за многолетнюю службу на флоте. Похоже, что он был призван на действительную службу из запаса в связи с началом войны. Во время тренировок к нему следовало обращаться как к настоящему офицеру: «Сэр!» или «Так точно, сэр!». Но это был замечательный командир – строгий, справедливый, тактичный, пользующийся любовью и уважением подчиненных.

Во время обучения нам предложили высказать свои пожелания относительно выбора изучаемых дисциплин и будущей специальности. С детства увлеченный авиацией и мечтающий попасть на курсы подготовки пилотов, отобранных из личного состава ВМС США, находящегося на действительной службе, я записался на все учебные программы, имеющие отношение к авиации.

В письме домой я сообщал: «Если я не попаду на учебу, то переведусь на авианосец и через месяц снова попытаю счастья». Напрасные мечты, которым не суждено было исполниться.

Большинство из нас получили назначение в военные команды ВМС США и были направлены для дальнейшего обучения в учебный лагерь в Литтл-Крик, штат Виргиния. Чтобы попасть в этот род войск, кандидат должен был обладать крепким здоровьем (поскольку на торговых судах не было ни врачей, ни фельдшеров, ни лазаретов) и отлично видеть, в том числе ночью.

Литтл-Крик представлял собой небольшой плохо оборудованный учебный лагерь, наскоро развернутый, чтобы обеспечить артиллерийскую подготовку орудийных расчетов военных команд. Обучение молодых рекрутов, многие из которых никогда не видели не то чтобы корабля или судна, но даже и моря, было делом не из легких. Недостаток средств испытывался во всем и, прежде всего, в орудиях. Тяжелое вооружение, имевшееся в лагере, можно было разве что увидеть. В этот начальный период обучение велось без особых формальностей. На первом занятии по артиллерийскому делу один из свежеиспеченных офицеров-преподавателей обратился к нам с такими словами: «Это четырехдюймовое орудие, а это трехдюймовое, а если кто-то мне не верит, может взять рулетку и убедиться в этом самостоятельно».

Схожая ситуация наблюдалось и в остальном. К учебному лагерю Литтл-Крик были приписаны для обеспечения практических занятий три старых канонерских лодки: «Падьюка», «Дубьюк» и «Игл». Тем не менее свелись эти занятия к тому, что мы один раз вышли в море – в Чезапикский залив, где смогли наблюдать за проведением артиллерийских учений, а некоторым счастливчикам удалось выстрелить разок из пушки. Мне самому довелось выйти в море на канонерке «Падьюка» с бортовым номером «58», спущенной на воду в 1904 году. На протяжении Второй мировой войны она служила учебной базой для подготовки орудийных расчетов военных команд, не покидая пределов акватории Чезапикского залива.

Вернувшись в береговой лагерь, мы прошли небольшой практический курс стрельбы из зенитных пулеметов 50-го калибра, установленных на платформе с рукоятками управления наподобие велосипедных и с простым механическим прицелом. У них имелись магазины на 50 выстрелов, для зарядки которых нельзя было обойтись без второго номера. Здесь также можно было увидеть безнадежно устаревший пулемет Льюиса времен Первой мировой войны 30-го калибра, заряды к которому подавались из коробки, смонтированной в его верхней части. Обучение сводилось к инструкциям по технике безопасности, сборке и разборке оружия, а также его чистке и повседневному обслуживанию. Практические занятия завершались стрельбой по неподвижным мишеням, буксируемому вдоль берега щиту, а также по воздушной цели – рукаву, который тащил за собой учебный самолет.

22 января 1942 года нас привезли в Центр подготовки военных команд торговых судов в Бруклине, штат Нью-Йорк. Этот центр отвечал за организацию учета личного состава, почтовую связь, финансовое обеспечение, а также за вещевое довольствие и многое другое. В военное время он одновременно являлся местом службы для всех тех, кто еще не получил назначения на суда и корабли. Центр занимал большое здание, с примыкавшим к нему огромным ангаром, и располагался недалеко от гавани.

Внутри имелся просторный столовый зал и стояли койки, установленные в 5 или даже 6 ярусов. Я всегда выбирал верхнюю койку, уж очень мне не нравилось, когда ребята копошатся над головой. Мне удалось здесь познакомиться с одним парнем из нашей команды, занимавшим койку подо мной. Звали его Пол Харки. В центре мы провели всего лишь два дня, после чего получили назначение на свое судно. К этому времени я прослужил на флоте неполные 6 недель!

Глава 3. Уходим в море

Наша военная команда получила назначение на судно «Элдена». Этот гладкопалубный транспорт водоизмещением 6900 тонн и длиной 70 метров был построен в 1919 году и принадлежал компании «Робин Лайнс» из Сиэтла до тех пор, пока не был приобретен 2 января 1942 года Морской комиссией США. После этого «Элдену» отправили на размагничивание в Нью-Джерси с целью уменьшения магнитных полей судна, что должно было положительно отразиться на девиации его магнитных компасов и снизить риск подрыва на минах с магнитным взрывателем. 19 января транспорт перешел на верфь «Бетлехем Стил» в Бруклине для установки орудийных платформ, противоосколочных щитов, средств управления артиллерийским огнем, а также устройств затемнения и камуфляжной окраски.

В распоряжении военной команды оказалось следующее вооружение:

– 102-мм орудие 50-го калибра времен Первой мировой войны, установленное на корме;

– 2 автомата Браунинга калибра 12,7 мм, установленные в кормовой части мостика побортно;

– 2 автомата Браунинга калибра 12,7 мм, установленные на юте с левого и правого борта;

– 2 автомата Льюиса калибра 7,62 мм времен Первой мировой войны, установленные на крыльях мостика побортно;

– 2 автомата Льюиса калибра 7,62 мм времен Первой мировой войны, установленные на бот-деке побортно.

Платформы зенитных автоматов Браунинга монтировались на стальных тумбах (толщина листа полдюйма) диаметром около 3 метров и высотой чуть больше метра. Высота такого «грибка» достигала порядка 2,5 метров, а забираться туда приходилось по стальной лесенке. В боевом расчете я исполнял обязанности наводчика такого зенитного автомата, установленного в кормовой части мостика по правому борту.

Для военной команды выделили отдельные помещения: командиру – каюта под капитанским мостиком, а для старшин и рядового личного состава – 8-местную каюту по правому борту в кормовой части главной палубы, рядом с ней 4-местную каюту на левом борту и еще одну 4-местную каюту под полубаком, ближе к носу. Я вместе с Полом Харки и двумя нашими товарищами оказался в каюте под полубаком.

24 января военная команда под началом младшего лейтенанта резерва ВМС США Фредерика Финка доложила о своем прибытии на борт судна. В состав команды входили матросы: Фрэнсис Шипли, Пол Харки, Джон Хэйнс, Кол Джонс, Бен Келли, Роберт Латимер, Тимоти Макграф, Ральф Мэйнор. Чуть позже, 4 февраля, прибыли: матрос 1-го класса Денис Дан и матрос 2-го класса Чарльз Ноулин. 11 февраля к нам присоединились: радист, старшина 2-го класса, Мэтью Коннел и сигнальщик, старшина 3-го класса Джон Сарджент.

Все рядовые матросы были зелеными новобранцами 17–18 лет, только что прошедшими курс молодого бойца в учебном лагере в Норфолке.

Экипаж судна под командованием капитана Оле Нильсена насчитывал 36 матросов и офицеров. Полный список члена экипажа судна с указанием звания, возраста и национальности, приводится в Приложении 1.

Домой я писал: «Мама, это самое большое судно, какое мне только когда-либо доводилось видеть. Оно так высоко поднимается над водой, что когда смотришь вниз, возникает ощущение, что ты стоишь на крыше небоскреба». В то время судно стояло в балласте.

29 января «Элдена» покинула Нью-Йорк и через два дня ошвартовалась в Бостоне. В течение последующих десяти дней на судно были погружены сотни тонн военных грузов. Продовольствие, одежда, зерно, запасные части к автомобилям, танки и самолеты, стрелковое оружие и боеприпасы, взрывчатка, бочки с высокооктановым бензином и многое другое уместилось в его трюмах. Как только они заполнились, люки задраили и на верхнюю палубу стали грузить грузовики и самолеты. Палуба была так заставлена, что по ней едва можно было пробраться из одного конца в другой. Особую трудность представляло передвижение по палубе в сильный шторм и когда она покрывалась льдом.

Мое последнее письмо домой перед выходом в море начиналось так: «В Бостоне довольно холодно. Два дня идет снег; валит так, что с трудом можно разглядеть судно. Пред снегопадом было так холодно, что плевок замерзал на лету и отскакивал от палубы. Мы попытались покрасить свои орудия, но краска замерзала на металле, застывала в банках и на кистях. Мы так и не смогли выполнить эту работу. Кажется, что следующее письмо я смогу отправить только через шесть месяцев, так что не беспокойтесь».

11 февраля мы встретили на переходе в Галифакс, Новая Шотландия, там, где наше судно должно было присоединиться к конвою, отправляющемуся через Атлантику. Здесь нам впервые выпала возможность проверить свои орудия и провести практическую стрельбу. Все орудия на тот момент функционировали исправно. Несмотря на довольно холодную погоду, мы несли двухсменную вахту по четыре часа на своих боевых постах.

16 февраля… Я прослужил на флоте два месяца… Закончилось формирование конвоя SC-70, и мы приготовились к переходу. Первым снялся с якоря в 10.21 американский транспорт «Элдена». Наше судно занимало место в самой середине конвоя: четвертая колонна, второй ряд, т. е. шло под условным номером 42.

Расстояние до Шотландии порядка 2500 миль. Скорость конвоя назначалась равной скорости самого тихоходного судна. Для нашего конвоя – 5,8 узлов. Одного из наших парней, бедолагу Тима Макграфа, морская болезнь одолевала от одного только взгляда на судно. Она его не оставляла ни на день в течение всего рейса. Это доставляло массу удовольствия экипажу судна. Чего только не предлагали Тиму для облегчения его страданий. Одна из рекомендаций заключалась в том, чтобы поесть жирной свинины. Стоило только ее попробовать, как Тим бросился к леерному ограждению «кормить рыбу». По счастью, меня никогда не укачивало, даже в самый сильный шторм.

Экипаж «Элдены» состоял в основном из опытных моряков торгового флота. Капитану Нильсену, американцу норвежского происхождения, было 56 лет, его второму помощнику, по фамилии Ли, 62 года, старшему механику, шотландцу Бэйну – 58, а стюарду Лукасу – 55. Самым младшим в экипаже был 19-летний радист Фелпс. Возраст остальных колебался в этом широком диапазоне.

Поначалу отношения между военной командой и экипажем были не совсем гладкими, и потребовалось какое-то время, чтобы они нормализовались. Один из бывших моряков торгового флота, обнаруживший незаурядные литературные способности, писал, что такой род деятельности привлекает, в первую очередь, людей, склонных к авантюризму, бродяг и непосед, отличающихся эмоциональной неустойчивостью и привязанностью к спиртному. Короче, тот самый тип, который получает удовольствие, оказавшись в любой переделке. Среди моряков торгового флота было немало парней с крутым характером, пижонов и ветеранов профсоюзных баталий. Этим любителям помахаться всласть были куда лучше известны бары и бордели портовых городов всего мира, чем их культурные достопримечательности. Они откровенно издевались над военными моряками, впервые поднявшимися на борт судна, обзывая их «морскими бойскаутами». Они категорически отказывались жить с нами в одном кубрике, в результате чего членам военных команд приходилось ютиться в самых тесных и неудобных помещениях. Все вызывало у них смех: и военная дисциплина, и наше низкое жалованье, и то, что нами командуют такие же новички в морском деле, как и мы сами.

О личном составе наших команд торговые моряки охотно рассказывали, что на борту судна военные занимаются только тем, что дрыхнут, пьют кофе и бездельничают. Можно было услышать и другие нелестные отзывы о «высокооплачиваемых дезертирах». Или загадки, вроде следующей: «Если вы военные моряки, то почему вас нет на боевых кораблях?». Возможные варианты ответов, как говорится, не для печати. Моряки торгового флота постоянно донимали своих военных соплавателей ядовитыми подначками, рассуждая о том, что только простофили могут вкалывать за такую малую плату, или о том, что совершенно не обязательно подчиняться таким офицерам, как наши, на которых они смотрели как на обычных гражданских типов в военной форме[2]2
  Gleichauf Justin F. Unsung Sailors. – Annapolis, MD: Naval Institute Press, 2002. – P. 160–161.


[Закрыть].

Такие отношения между экипажем и военной командой продержались на «Элдене» недолго. Вскоре мы подружились и стали настоящими товарищами, особенно после первых столкновений с противником. «Разделяя с военными моряками все тяготы и лишения, подвергаясь вместе с ними смертельной опасности, рядовой и командный состав торгового флота неоднократно доказал на деле, что героизм и любовь к родине присущи большинству моряков. Они умело выполняли свои обязанности и управляли маневрами судна под огнем противника, подносили боеприпасы и помогали орудийным расчетам, зачастую подменяя раненных или обессиленных военных моряков»[3]3
  Там же. – P. 95.


[Закрыть].

6 марта мы пришли в Шотландию и встали на якорь в заливе Фирт-оф-Клайд, недалеко от Гринока, милях в 80 от Глазго. Горы, покрытые снегом, выглядели очень красиво. На следующий день мы совершили короткий переход и встали на якорь в Лох-Лонге, откуда 8 марта тронулись в путь и перешли в Лох-Ив, где формировался конвой PQ-13, направлявшийся в Мурманск. В Шотландии нам не позволили сойти на берег, и от этого осталось ощущение, будто нас надули.

Примечание: 54 года спустя я с женой Хуанитой оказался в этих местах во время путешествия по случаю 50-летия нашей супружеской жизни. Во время автобусной экскурсии мы проехали от Глазго вдоль залива Фирт-оф-Клайд, а затем залива Лох-Ив, откуда уходил в море наш конвой во время войны.

Глава 4. Конвой PQ-13

10 марта в 15.15 конвой PQ-13 вышел из залива Лох-Ив и направился в Рейкьявик, расстояние до которого составляло 842 мили. Этот участок маршрута мы преодолели без каких-либо происшествий, и путешествие можно было бы назвать приятным, если бы не холод. Напомню, что я был худосочным парнишкой из Джорджии, которому никогда до этого не приходилось испытывать холод. Там, где я вырос, временами случались заморозки, бывали холодные дожди, в некоторые годы мог выпасть снег толщиной с полдюйма, но его не хватило бы даже на то, чтобы слепить небольшую снежную бабу. Мороз пробирал до костей, и мне пришлось натянуть на себя всю одежду, какую я только мог сыскать в своем матросском мешке.

Походный ордер конвоя представлял собой нескольких колонн и рядов, соответственно этому назначался порядковый номер судна. В конвое PQ-13 суда следовали в следующем порядке: (первый ряд) № 11 «Данбойн», № 21 «Харпалион», № 31 «Эмпайер Каупер», № 41 «Индуна», № 51 «Ривер Афтон», № 61 «Тобрук»; (второй ряд) № 12 «Эффингам», № 22 «Эмпайер Старлайт», № 32 «Эмпайер Рэйнджер», № 42 «Рэйслэнд», № 52 «Нью-Вестминстер Сити», № 62 «Галлант Фокс»; (третий ряд) № 13 «Элдена», № 23 «Мормакмар», № 33 «Мана», № 43 «Ларс Крузе», № 53 «Эль Эстеро», № 63 «Мано».

Таким образом, наша «Элдена» оказалась крайним судном в последнем ряду – это место называлось у моряков «гробовым углом».

15 марта мы встали на якорь в гавани Рейкьявика, но нам опять не разрешили сойти на берег, хотя мы простояли там три дня. К тому времени продолжительность моей службы на флоте подошла к трем месяцам. Дополнительно к судам, место которых указано в походном ордере, в состав конвоя вошли два панамских судна – «Баллот» (с 26 марта) и «Бато», и одно британское – «Скотиш Американ», присоединившиеся к нам уже в море. Их место в ордере мне неизвестно.

18 марта в 06.45 конвой PQ-13 покинул Рейкьявик с коммодором на борту «Ривер Афтона» и вице-коммодором на «Индуне». Известие о выходе в море линкора «Тирпиц» заставило конвой повернуть обратно, но вскоре он вновь лег на прежний курс в Мурманск. Согласно записям в вахтенном журнале «Индуны», конвой вышел из Рейкьявика 20 марта, имея скорость хода 6,2 узла.

Несколько последующих дней мы провели у орудий, готовые к бою, поскольку вошли в минное поле, выставленное подводными лодками одной из «волчьих стай». Нам довелось обнаружить множество этих смертоносных объектов, но, искусно маневрируя, судам конвоя удалось избежать гибели и, в конце концов, мы вышли на чистую воду.

23 марта, стремясь обойти опасную зону, мы изменили курс и пошли на север вдоль меридиана 0,5°, выполняя указание держаться как можно ближе к границе ледяного покрова, насколько позволяют условия плавания. По мере приближения к кромке льда температура воздуха быстро падала и достигла отметки –40 °C. Началась непрерывная борьба со льдом и снегом, покрывшими палубу и все надстройки судна. Мачты обрели невиданные пропорции, поскольку толщина льда на них достигала 15–20 сантиметров, и избавиться от него можно было только с помощью кувалды. Судно буквально продиралось со страшным грохотом и треском сквозь обломки паковых льдов.

К 25 марту погода заметно ухудшилась, а затем на нас обрушился с норд-оста свирепый шторм, спустившийся прямо с Северного полюса. Это был не просто шторм, а прародитель всех штормов и ураганов. Тяжело нагруженные суда в бушующем море испытывали жестокую качку и, казалось, должны были вот-вот погибнуть, накрытые огромными волнами, заливавшими их так, что были видны только мачты над водой. Затем судно валко взбиралось на гребень волны, обнажая покрытые солью израненные борта и бешено вращающиеся винты, чтобы снова провалиться с душераздирающим скрежетом в ложбину между волнами. Вспененная морская вода перекатывалась по всем палубам, заливалась в вентиляционные трубы и попадала даже в каюты.

Стоило неудачно открыть дверь, и вода заливала весь кубрик. Об обычной горячей пище пришлось забыть: свои силы мы поддерживали только кофе и сэндвичами. Но даже чтобы принести их с камбуза, нужно было совершить воистину героические усилия с риском для жизни. Для этого надо было вначале дождаться, когда судно на какое-то мгновение примет горизонтальное положение, и тогда сломя голову пересечь палубу. При определенном везении можно было остаться сухим. После чего наступало самое трудное: держа термос с кофе и сэндвичи в одной руке и хватаясь за натянутый вдоль палубы штормовой леер, проделать обратный путь[4]4
  Mills Morris O. Convoy PQ13 Unlucky for Some. – West Sussex, UK: Bernard Durnford, 2000. – P. 90–91.


[Закрыть].

В то время, когда наше судно выполняло очередную порцию кульбитов, столкнувшись с гигантской волной, один из наших товарищей, Тим Макграф, вышел из кубрика на палубу, направляясь на вахту. Судно только что залило набежавшей волной, и теперь оно медленно освобождалось от потоков воды, каскадом льющейся по палубе и надстройкам. Поток сбил Тима с ног, опрокинул на спину и потащил в корму, в то время как он изо всех сил пытался за что-нибудь ухватиться. По мере освобождения кормы судна от массы нахлынувшей туда воды оно стало валиться на нос, и теперь поток потащил Тима в обратную сторону. Трудно представить, как бы ему удалось спастись, если бы один из друзей не успел его схватить в это время.

Из носа в корму по обоим бортам были протянуты штормовые леера, но даже переход из камбуза в наш кубрик на полубаке являлся опасным предприятием. Правда, во время шторма вахты на боевых постах у орудий были отменены.

Миллс пишет: «Трудно описать шум ветра, напоминавшего вопли и завывания банши[5]5
  Привидения, завывания которых под окнами дома предвещают смерть его обитателям. – Прим. перев.


[Закрыть]. Воздух был буквально заполнен всепроникающей ледяной пылью, в которую обращалась морская пена, стоило ей только соприкоснуться с металлическим корпусом судна. Вахтенные и личный состав орудийных расчетов мгновенно превращались в ледяные статуи. Их движения становились замедленными, словно они впадали в глубокий летаргический сон. Теплый воздух, вырывавшийся из губ, моментально застывал ледяными иглами на гарнитуре шлемофонов. Приходилось постоянно протирать глаза, чтобы не смерзались ресницы. Даже волосинки в ноздрях превращались в острые льдинки, оставлявшие мелкие ранки, когда мы терли нос, пытаясь согреться. Стоило этим сосулькам растаять, как нос начинал немилосердно болеть.

Жестокий шторм, продолжавшийся более двух суток, разбросал суда конвоя. Экипаж выдержал тяжелое испытание: на протяжении всего этого времени мы постоянно ходили промокшие до нитки, продрогшие до печенок, полуголодные от недостатка горячей пищи и смертельно уставшие от безнадежных попыток удержаться на ногах. Ветер, налетавший со страшным визгом с полюса, рвал в клочья верхушки волн высотой 12–15 метров, наполняя воздух ледяными брызгами, жалящими словно пули.

Страшно было смотреть, как судно захлестывают гигантские волны и как оно потом медленно, рывками, словно попавшее в капкан животное, пытается освободиться от колоссальной тяжести воды, накрывшей его палубу. Потоки морской воды каскадом проносились вдоль палубы из носа в корму. Временами казалось, что судно уже под водой и никогда больше не покажется на поверхности. Мы исчерпали свои силы до предела, когда шторм стал наконец стихать»[6]6
  Mills Morris O. – P. 90–91.


[Закрыть].

Как только море немного успокоилось, мы обнаружили, что оказались в окружении ледовых полей. Огромные льдины, диаметром 12–30 метров, громоздились друг на друге, напоминая чешую поднявшегося на поверхность за глотком воздуха гигантского чудовища, присутствие которого выдавала колеблющаяся гладь моря. Обломки паковых льдов могли вызвать серьезные повреждения корпуса судна, о чем напоминал душераздирающий грохот и скрежет, которым сопровождалось наше продвижение вперед.

27 марта, когда мы еще не выбрались изо льда, к нам присоединились еще четыре судна из состава конвоя. Здесь мы были в безопасности от атак германских подводных лодок, но уязвимы для ударов с воздуха, поскольку к тому времени оказались в радиусе действия германской авиации, действовавшей с многочисленных аэродромов, расположенных на побережье Норвегии. Основными типами самолетов, применявшимися немцами против конвоев, были: «Дорнье» – высотный бомбардировщик, «Хейнкель» – торпедоносец, «Штукас» («Юнкерс» Ju-87) – пикирующие бомбардировщики, «Фокке-Вульф» Fw-200 – морской разведчик и бомбардировщик, «Блом унд Фосс» BV-142 – самолет дальней морской разведки.

«Объявился!» – это сообщение не нуждалось в разъяснениях. Мы хорошо знали этих вестников дьявола – германские самолеты дальней морской разведки, кружащие вокруг конвоя и отслеживающие каждое его движение. При этом они никогда не пересекали границы дальности наших орудий. Как-то раз один из эсминцев просигналил германскому пилоту: «У меня от тебя голова идет кругом, поверни в другую сторону». Летчик немедленно отреагировал на эту просьбу и стал кружить в другом направлении, обнаружив, что и у него тоже есть чувство юмора.