Текст книги "Убийства в Чумном дворе"

Глава четвертая

В луче моего электрического фонарика я увидел Холлидея, сидящего у нас под ногами, – он упирался откинутыми назад руками в каменные плиты пола и выглядел ошеломленным. Мастерс, на мгновение направив на него луч своего фонарика, перевел его затем прямо вверх, словно прожектором осветив лестницу, перила, лестничную площадку непосредственно над нами. Везде было пусто.

Затем Мастерс обратился к застывшей троице.

– Никто не пострадал, – сурово сказал он. – Вам всем лучше пройти в гостиную. И поторопитесь. Если леди встревожены, передайте им, что мы присоединимся к ним через пять минут.

Никто не стал возражать, и все вернулись в гостиную, со скрипом закрыв за собой дверь.

Затем Мастерс хохотнул:

– Это их добило. Крутые ребята, ничего не скажешь. Поверьте, сэр, – добавил инспектор несколько снисходительно, – во всей этой истории это один из самых старых-престарых трюков. Тут и говорить не о чем. Боже ты мой! Теперь вы можете расслабиться, мистер Холлидей. Я держу призрака. Он у меня в руках.

– Послушайте, – сказал Холлидей, сдвинув шляпу на затылок, – что, черт возьми, все-таки произошло? – Его голос звучал спокойно, но плечо дергалось, а глаза блуждали. – Я стоял там. И тут что-то выбило фонарик у меня из рук – я держал его кончиками пальцев. Похоже, – ощупал себя он, не вставая, – похоже, у меня онемело запястье. Что-то ударилось об пол, что-то упало сверху – бах! Ха. Ха-ха. Возможно, это забавно, но будь я проклят, если хоть что-то вижу. Мне нужно выпить. О-хо-хо.

Мастерс, все еще посмеиваясь, направил луч на пол. В нескольких футах от Холлидея лежал разбитый сосуд, такой тяжелый, что осколки не разлетелись, а валялись рядом, и треть его осталась целой. Это была почерневшая от времени емкость, выточенная из сероватого камня, нечто вроде вазы, около трех футов длиной и десяти дюймов высотой, в которой, должно быть, когда-то держали цветы. Смешок Мастерса оборвался, и он уставился на Холлидея.

– Эта штуковина… – сказал он. – Боже мой, для этой штуковины ваша голова… не крепче апельсина. Вы не представляете, как вам повезло, сэр. Конечно, вы тут ни при чем. Они в вас не целились, они тут не для этого! Это не входило в их планы. Но на фут или два левее…

– Они? – поднимаясь, повторил Холлидей. – Кого вы имеете в виду?

– Я имею в виду Дарворта и юного Джозефа, вот кого. Они только хотели показать, что силы, злые силы, выходят из-под контроля, сражаются с нами и бросают в вас эту каменную штуковину, потому что вы настояли на том, чтобы прийти сюда. Во всяком случае, это предназначалось кому-то из нас… Это верно. Ищите. Выше. Да, эта штука упала с верхней площадки лестницы…

Ноги у Холлидея оказались не такими сильными, как он думал. Он нелепо стоял на коленях, затем в приступе ярости поднялся.

– Дарворт? Послушайте, друг мой, вы хотите сказать, что эта свинья стояла там… – он указал пальцем, – на лестничной площадке – и уронила?..

– Спокойно, мистер Холлидей. Не повышайте голоса, пожалуйста, ни в коем случае. Я не сомневаюсь, что мистер Дарворт там, где они его оставили. Именно так. На лестничной площадке никого нет. Это был тот самый малыш Джозеф.

– Мастерс, я готов поклясться, что это не так, – сказал я. – Так получилось, что я все это время держал его в поле зрения. Кроме того, он не смог бы…

Инспектор кивнул. Казалось, он обладал бесконечным терпением.

– А? Дошло? Это часть фокуса. Я не совсем тот, кого вы могли бы назвать образованным человеком, джентльмены, – с видом арбитра он сделал широкий жест рукой, – но этот трюк… ну, он старый. Джайлс Шарп, Вудстокский дворец, 1649 год. Энн Робинсон, Воксхолл, 1772 год. Все это есть в моих папках. Один джентльмен из Британского музея был очень любезен. Я всего за минуту расскажу вам, как они это делали. Извините меня.

Заботливый, как стюард, он достал из заднего кармана дешевую стальную фляжку, тщательно отполированную.

– Вот, попробуйте, мистер Холлидей. Сам я не любитель, но всегда беру ее с собой, когда решаю вопросы подобного рода. Считаю, что это полезно. А? Я имею в виду для других. У моей жены была подруга, которая обычно посещала медиума в Кенсингтоне…

Холлидей прислонился к перилам лестницы и ухмыльнулся. Он все еще был бледен, но чувствовалось, что с него каким-то образом свалилась огромная тяжесть.

– Давай, свинья, – резко сказал он, вглядываясь во тьму над собой. – Продолжай в том же духе, черт бы тебя побрал. Бросай еще. – Он потряс кулаком. – Теперь, когда я знаю, что это трюк, мне все равно, что ты будешь делать. Вот чего я боялся: что на самом деле все не так. Спасибо, Мастерс. Я не хуже подруги вашей жены, но это был самый настоящий вызов… Вопрос в том, что нам теперь делать?

Мастерс жестом пригласил нас следовать за ним, и мы прошли по скрипучим половицам в затхлый мрак коридора. Фонарик Холлидея был разбит, и я предложил ему свой, но он отказался его взять.

– Смотрите в оба, нет ли еще ловушек, – тихо проскрипел инспектор. – Они могут весь дом превратить в западню… Дарворт и компания затеяли какую-то игру. Они намереваются устроить шоу, причем по не совсем понятной причине. Я хочу выяснить, в чем тут дело, но не хочу нарываться на Дарворта, – он мотнул головой, – где-то там. Хорошо бы убедиться, что он не покинет своего поста, и в то же время присмотреть за этим парнем. Кхе-кхе… Хух…

Его фонарик освещал нам путь. Проход был узким, но очень длинным и укреплен тяжелыми балками. По обе стороны – с полдюжины дверей, расположенных рядом с зарешеченными окнами, которые, очевидно, вели во внутренние помещения. Я попытался представить себе их назначение в середине семнадцатого века, когда был построен этот дом, и потом вспомнил. Это были, конечно, складские помещения купца.

Заглянув сквозь одну из решеток, я увидел что-то вроде заброшенной камеры (возможно, это была контора), на полу которой валялись забытые дрова для топки. Мне смутно представились крапчатый фарфор, муслин из Мекки, тросточки и табакерки, что любопытно, поскольку я вроде бы не читал об этих вещах. Образы возникли внезапно, смешавшись с душным тревожным воздухом. Там не было ни форм, ни лиц – только предметы роскоши, – хотя казалось, что кто-то без устали расхаживает взад-вперед по кирпичному полу. Я проклинал себя за то, что от плохого воздуха у меня кружилась голова. И, глядя на стены в подтеках, задавался вопросом, почему это место названо Чумным двором.

– Привет! – сказал Мастерс, и я резко затормозил за спиной Холлидея.

Мастерс добрался до двери в конце коридора и выглянул наружу. Дождь теперь едва моросил. Справа от нас проход поменьше вел в черный кроличий садок с котлами и выгоревшими печами. Другая дверь вела во двор. Направив фонарь вверх, Мастерс указал на маленький ржавый колокол, вставленный в железный цилиндр размером с котелок от шляпы.

Он висел на низкой крыше как раз над дверью во двор. Поскольку мне он показался всего лишь средством домашней связи из старых времен, я не нашел в этом ничего странного, пока Мастерс не направил луч фонарика чуть правее, указав, куда смотреть. Сбоку от колокола тянулась тонкая проволока, явно новая – она слабо поблескивала.

– Опять трюки? – спросил Холлидей после паузы. – Да. Это и в самом деле проволока. Она идет… сюда, вниз по стене, через это окно, во двор. Это что, еще один фокус?

– Не прикасайтесь! – сказал Мастерс, когда Холлидей протянул к проволоке руку. Он вгляделся в темноту. Прохладный ветер принес запах гнили. – Не хочу привлекать внимание нашего друга, но мне придется рискнуть и посветить фонариком. Да… Проволока выходит наружу, опускается и тянется по земле к маленькому каменному домику. Хм-хм. Что ж…

Вместе с ним мы вглядывались во тьму двора. Дождь перестал – слышались лишь какое-то слабое журчание, шорохи в водосточных трубах и мрачное кап-кап-кап совсем рядом с нами, но со двора еще доносились странные звуки, будто дождь подшучивал над нами. Я почти ничего не мог разглядеть, поскольку небо было затянуто тучами, к тому же силуэты зданий за стеной, огораживающей большую территорию, заслоняли его. Маленький каменный домик находился примерно в сорока ярдах от нас. Единственным источником света было слабое мерцание, пробивавшееся сквозь решетки расположенных под крышей маленьких амбразур, по своим размерам действительно едва ли могущих называться окнами. Он стоял одиноко, рядом с ним росло кривое дерево.

Огонек в доме снова замерцал, зловеще качнулся, словно приглашая в гости, и потух. Пропитанный дождем грязный двор был полон шепота и шебуршения, словно в нем кишели крысы.

Холлидей поежился, будто ему стало холодно.

– Простите мое невежество, – сказал он. – Все это можно принять за чье-то отличное развлечение, но в нем нет никакого смысла. Кошка с перерезанным горлом. Колокольчики с прикрепленной к ним проволокой. Тридцать с лишним фунтов каменной урны для цветов, которую бросает в тебя некто, кого нет. Я, как тот тип из министерства волокиты[2]2
  Отсылка к роману Ч. Диккенса «Крошка Доррит». – Здесь и далее примеч. переводчика.


[Закрыть], хочу знать истину. Кроме того, готов поклясться, что в этом инциденте что-то все же было…

– Проволока на колокольчике, вероятно, ничего не значит, – отозвался я. – Это слишком очевидно. Возможно, Дарворт договорился с остальными, что это будет чем-то вроде сигнала на случай, если…

– Да. Именно. На случай чего? – пробормотал Мастерс. Он быстро взглянул направо, как будто что-то услышал. – Ах, как жаль, что я этого не знал! Жаль, что я не был готов. За ними обоими нужен глаз да глаз, и (извините меня) вы, джентльмены, не очень-то разбираетесь в этих фокусах… Только между нами и по секрету: я бы отдал месячное жалованье, чтобы взять Дарворта с поличным.

– Вы убежденный противник Дарворта, верно? – спросил Холлидей, с любопытством глядя на него. Тон Мастерса не допускал иных толкований. – Но почему? Вам же известно, что вы ничего не можете с ним сделать. То есть вы сами мне сказали, что он не гадалка с Джерард-стрит, бьющая в бубен за одну гинею. Если человек хочет заняться психическими исследованиями или попробовать провести спиритический сеанс для своих друзей в собственном доме, это его право. Тут нечего разоблачать…

– Хм. Это так, – согласился Мастерс. – При этом мистер Дарворт обладает недюжинным умом. Вы слышали, что сказала мисс Латимер. Он не ввязывается в это дело. Он не более чем исследователь психики. Он старается быть лишь покровителем домашнего медиума. Тогда, если что-нибудь случается… это означает, что его обманул мошенник, и в глазах одураченной публики, которой он подсунул своего медиума, он остается честным и незапятнанным. И получает от своего медиума деньги. И готов все повторять сначала. А теперь, как мужчина мужчине, мистер Холлидей, скажите! Леди Беннинг – богатая женщина, не так ли?

– Да.

– А мисс Латимер?

– Думаю, что да. Если это то, что ему нужно… – огрызнулся Холлидей, но затем одернул себя и продолжил: – Если это то, что ему нужно, я выпишу ему чек на пять тысяч в тот же миг, когда он согласится убраться. – Холлидей явно собирался сказать нечто иное.

– Он не стал бы заниматься этим делом. Только не он. Но вы же видите, что это шанс, ниспосланный небесами. Вот если он попытается что-нибудь сделать сам, этой ночью – притом не зная, что я здесь, – ха! – Мастерс выразительно хмыкнул. – Более того, этот парнишка меня не знает. Я никогда раньше не видел нашего друга Джозефа. Извините меня, джентльмены. Я лишь на минуту, но я хочу… гм… сходить на разведку. Стойте здесь, пока я не вернусь.

Прежде чем мы успели хоть что-то сказать, он спустился по трем ступенькам во двор и исчез. Хотя Мастерс был грузным мужчиной, он не производил ни малейшего звука. То есть двигался совершенно бесшумно, пока (примерно десять секунд спустя) под его ногой не хлюпнула грязь, что заставило его остановиться.

Далеко в правом углу двора показался луч фонарика. Мы молча наблюдали за ним под мягкий шелест снова заморосившего дождя – этот луч резко контрастировал с уродливым, провокационным красноватым мерцанием, танцующим в оконцах каменного дома. Фонарик ровно светил в землю. Затем он трижды быстро мигнул, выключился, снова вспыхнул после паузы на более продолжительное время и погас.

Холлидей собирался что-то сказать, и я подтолкнул его локтем. Спустя несколько секунд с того места, где, по моим расчетам, находился Мастерс, в ответ последовало несколько таких же вспышек, показавшихся особенно таинственными среди шорохов и всплесков.

Потом что-то прошуршало в темноте, и перед нами на ступеньках снова появилась фигура Мастерса. Он тяжело дышал.

– Это был условный сигнал? – спросил я.

– Да, от одного из наших людей. Я ответил ему. Это код, ошибки быть не могло. А вот и он сам, – сказал Мастерс ровным голосом.

– Добрый вечер, сэр, – прошептал кто-то у подножия лестницы. – Я так и думал, что это вы.

Мастерс проводил его в коридор. При свете стало видно, что это худощавый, жилистый, нервный молодой человек с интеллигентным лицом, которое поражало своей студенческой серьезностью. Поля его промокшей шляпы нелепо обвисли, и он вытирал лицо носовым платком.

– Привет, – проворчал Мастерс, – так это ты, Берт? Ха. Джентльмены, это детектив-сержант Макдоннелл. Он выполняет ту же работу, что и я раньше. – В голосе Мастерса зазвучали снисходительные нотки. – Берт – выпускник университета, один из наших новых людей. Возможно, вы видели его имя в газете – он ищет тот потерянный кинжал. Ну что, Берт? – резко повернулся он к молодому детективу. – Что ты думаешь обо всем этом?

– У меня одни лишь догадки, сэр, – почтительно ответил тот. Продолжая вытирать лицо, он, прищурившись, посмотрел на инспектора. – Сейчас расскажу. Я два часа пробыл там под этим отвратительным дождем. Я… я полагаю, мне не нужно говорить вам, сэр, что этот ваш… ваш bête noir[3]3
  Черный зверь, глупец (фр.).


[Закрыть] Дарворт находится где-то там?

– Ну тогда, – буркнул Мастерс, – ну тогда если ты хочешь повышения, мой мальчик, то держись старших. А? – После этого несколько загадочного заявления он немного помолчал и продолжил: – Степли сказал мне, что тебя послали навести справки о Дарворте еще несколько месяцев назад, и когда я услышал, что ты расследуешь это дело с кинжалом…

– Это вы в точку, сэр.

Мастерс пристально посмотрел на него:

– Ага. Ага. Ты можешь мне пригодиться, мой мальчик. У меня есть для тебя работа. Но сначала мне нужны факты, и как можно скорее. Ты видел маленький каменный домик, а? Какая там планировка?

– Одна довольно просторная комната, продолговатая, каменные стены, кирпичный пол. Внутренняя поверхность крыши образует потолок. В середине каждой стороны, высоко вверху, по четыре маленьких зарешеченных оконца. Дверь находится под окном, которое можно видеть отсюда…

– Есть какой-нибудь выход, кроме двери?

– Нет, сэр.

– Я имею в виду, может ли человек выбраться… тайно?

– Ни за что, сэр. То есть я так не думаю. Кроме того, он и в дверь не выйдет. Дверь заперта на висячий замок. Дарворт сам попросил запереть ее снаружи.

– Это ничего не значит. Да, это такой фокус-покус. Жаль, что я не могу заглянуть внутрь. А как насчет дымохода?

– Я изучил все это, – ответил Макдоннелл. Он старался скрыть, что ему холодно и его пробирает дрожь. – В дымоходе, как раз над камином, железная решетка. Решетки на окнах плотно вделаны в камень, и в щель даже карандаш не просунуть. Кроме того, я слышал, как Дарворт внутри задвинул засов на двери. Извините меня, сэр. Судя по вашим вопросам, мы думаем об одном и том же.

– О том, что Дарворт попытается выбраться?

– Нет, сэр, – тихо ответил Макдоннелл. – О том, что кто-то или что-то попытается проникнуть внутрь.

Инстинктивно мы все повернулись, чтобы посмотреть на неказистый маленький домик в темноте, за оконцами которого мерцал отсвет разожженного в камине пламени. Он наполнял собой маленькое – едва ли в квадратный фут – оконце, забранное четко прорисованными поперечными железными прутьями. И в этом же оконце на мгновение показался силуэт головы. Казалось, что человек выглядывает из-за решетки наружу.

Меня вдруг как бы без всякой причины охватил ужас, и ноги стали ватными. Вроде бы Дарворт, будь он высоким мужчиной, вполне мог бы встать на стул и выглянуть в оконце. Но четкий силуэт головы двигался медленно, как будто у человека болела шея…

Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь, кроме меня, видел это, поскольку отблеск пламени угас, а Мастерс в этот момент что-то резко выговаривал Макдоннеллу. Я не все уловил, но это была выволочка слабаку, на которого произвели впечатление эти дурацкие фокусы.

– Прошу прощения, сэр. – Макдоннелл по-прежнему держался с почтением, но похоже, что тон его голоса возымел некоторый эффект. – Хотите услышать мою историю? О том, почему я здесь?

– Давай, – сухо произнес Мастерс. – Только отойдем подальше отсюда. Я поверю тебе на слово, что он заперт на висячий замок. То есть через минуту я пойду и посмотрю сам. Хм, не пойми меня неправильно, дружище.

Макдоннелл провел нас чуть вглубь коридора, наугад осветил фонариком дверь и жестом пригласил войти. Это была часть старинной кухни. Он снял свою бесформенную шляпу и закурил сигарету. Острый взгляд его зеленоватых глаз скользнул поверх пламени спички по мне и Холлидею.

– С ними все в порядке, – сказал Мастерс, не представив нас.

– Это произошло, – отрывисто продолжал Макдоннелл, – всего неделю назад, вечером, и это был первый реальный прогресс, которого я добился. Видите ли, в июле прошлого года меня послали навести справки о Дарворте, но я ничего не раздобыл. Может, он и самозванец…

– Все это нам известно.

– Да, сэр. – Макдоннелл чуть помедлил. – Но меня все это очаровало. Особенно Дарворт. Думаю, вы знаете, как это бывает, инспектор. Я потратил кучу времени, собирая информацию о Дарворте, осматривал дом и даже расспрашивал людей – тех, кого я когда-то знал. Но они ничем не могли мне помочь. Дарворт разговаривал по поводу психических исследований только в узком, замкнутом кругу. Кстати, все там были до неприличия богаты. И несколько моих друзей, которые знали его и говорили, что он полное ничтожество, даже не подозревали, что он интересовался спиритизмом. Так что можете себе представить, как это было…

Я почти забыл об этих делах, – продолжал он, – когда случайно столкнулся с парнем, которого знал по школе, моим довольно хорошим приятелем. Я давно его не видел. Мы пошли на ланч, и он сразу же начал болтать о спиритизме. Латимер, его зовут Тед Латимер. Еще в школе Тед имел склонность к таким вещам, хотя ничего особо мистического в нем не было – он был прекрасным центральным нападающим; лучше, чем он, я не встречал. Но когда Латимеру было пятнадцать, ему попалась в руки одна из не очень-то полезных книг Конан Дойла, и он пытался вводить себя в транс. Моим, как и вашим, хобби была салонная магия, так что, пожалуй, именно таким образом… Извините. Когда я встретил его на прошлой неделе, он просто набросился на меня. Принялся рассказывать об удивительном медиуме, которого открыл его друг, и этим другом был Дарворт. Так вот, я не сообщил ему, что служу в полиции. Почему я потом и чувствовал себя довольно паршиво – в некотором смысле это было подло с моей стороны, но я хотел увидеть Дарворта в действии. В общем, я начал спорить с ним и спросил, могу ли встретиться с этим образцом доблести. Он сказал, что Дарворт обычно не встречается с посторонними людьми – не хочет, чтобы они знали о его интересах, и все такое. Но следующим вечером Дарворт собирался присутствовать на небольшом ужине, который устраивал друг тетушки Теда по фамилии Физертон. Тед сказал, что попробует добиться, чтобы меня пригласили. И вот неделю назад, вечером, я попал на…

Кончик сигареты Макдоннелла вспыхнул на мгновение и припогас. Сержант выглядел на удивление растерянным.

– Продолжай. Ты имеешь в виду сеанс?.. – сказал Мастерс.

– О нет. Ничего подобного. Медиума там не было. Это мне кое-что напоминает, сэр. По-моему, этот идиот Джозеф чисто дарвортская выдумка – как это называется? – ширма. Этот маленький дьявол действует мне на нервы, но я не верю, что он понимает суть происходящего с ним. Я думаю, что его трансы – это наркотические трансы, вызванные Дарвортом, но, возможно, этот идиот действительно считает себя медиумом. Он просто марионетка, готовая принимать на себя любые нападки, тогда как Дарворт ведет свою собственную игру.

Мастерс тяжело кивнул:

– А! Здорово, мой мальчик. Если это правда, то это что-то осязаемое, что можно использовать против нашего героя. Что касается наркотиков… Ладно, продолжай!

– Минутку, сержант, – встрял я. – Из того, что вы говорили несколько минут назад о том доме во дворе, можно было понять, что вы убеждены в наличии там чего-то особенного, действительно сверхъестественного. По крайней мере, так считал и инспектор.

Огонек сигареты Макдоннелла замер во мраке, затем разгорелся, замигал и снова погас.

– Это то, что я и хотел объяснить, сэр, – сказал сержант. – Я не говорил, что это было нечто сверхъестественное. Но я действительно утверждаю, что кто-то охотится на Дарворта. Это столь же очевидно, сколь и непонятно. И позвольте добавить… У этого майора Физертона – полагаю, вы знаете, что он здесь сегодня вечером, – квартира на Пикадилли. Конечно, в ней нет никаких призраков – он гордится своей модерновой обстановкой, но все время продолжает рассказывать анекдоты о том, насколько по-другому и насколько лучше все было во времена короля Эдуарда. Тут присутствовало шестеро: Дарворт, Тед Латимер, сестра Теда Мэрион, наша давняя знакомая леди Беннинг, майор и я. У меня сложилось впечатление…

– Послушай, Берт, – едва ли не с возмущением перебил его Мастерс, – хотел бы я знать, какого рода отчеты ты составляешь? Это не факты. Кому нужны твои дурацкие впечатления – почему мы должны попусту терять время на холоде, слушая твой лепет!

– А почему бы и нет, – внезапно сказал Холлидей. (Я слышал его участившееся дыхание.) – Именно это нам и нужно. Пожалуйста, продолжайте свой лепет, мистер Макдоннелл.

Помолчав, Макдоннелл слегка поклонился в полумраке. Не знаю, почему это показалось мне чем-то фантастическим, таким же фантастическим, как и пятна света на полу от наших фонариков. Но Макдоннелл, казалось, был настороже.

– Да, сэр. У меня сложилось впечатление, что Дарворт был более чем заинтересован в мисс Латимер и что все остальные, включая саму мисс Латимер, совершенно не осознавали этого. Он никогда не позволял себе ничего откровенного – такова была его манера держаться, – и в нем есть нечто такое, что, на мой взгляд, производит неизгладимое впечатление; других таких персон я не встречал. Но все были слишком увлечены, чтобы заметить это.

Тут Мастерс кашлянул, кашлянул с протяжным «хурррр!», но молодой человек не обратил на это внимания.

– Все они были вежливы со мной, но дали ясно понять, что я вне круга посвященных, а леди Беннинг продолжала смотреть на Теда как-то странно, то есть хуже, чем просто с неприязнью. Потом Тед несколько раз что-то сболтнул – вот так я мало-помалу и догадался, что сегодня вечером здесь будет некое сборище. Они заткнули ему рот, а потом мы все перешли в гостиную, чувствуя себя довольно неуютно. А Дарворт…

Воспоминание о силуэте в освещенном красным отблеском оконце продолжало преследовать меня, так что этот силуэт мерещился мне повсюду в темноте. Не в силах отогнать это видение, я спросил:

– Дарворт высокий мужчина? Как он выглядит?

– Как… как шикарный психиатр, – ответил Макдоннелл. – Выглядит и говорит как один из них… Боже, как же мне не нравился этот человек! Извините меня, сэр. – Он одернул себя. – Видите ли, он – положительная величина. Либо вы подпадаете под его чары, либо он поворачивается к вам спиной, притом так нагло, что хочется дать ему в челюсть. Может, это из-за его собственнического отношения ко всем женщинам, из-за того, как он касается их рук или наклоняется к ним… И мне говорили, что у него их было предостаточно… Да, сэр, он высокий. У него небольшая каштановая шелковистая бородка и какая-то отчужденная улыбка, и он упитанный…

– Я знаю, – сказал Холлидей.

– Да… В общем, мы перешли в другую комнату и попытались поддержать светскую беседу о каких-то ужасных картинах новой школы, которые майор купил по настоянию леди Беннинг. Он смутился, поскольку было совершенно ясно, что он их терпеть не может, но полагаю, что он полностью под каблуком у леди Беннинг, как и она под каблуком у Дарворта. Что ж, вскоре, несмотря на мое присутствие, им захотелось устроить сеанс спиритизма, и после короткой дискуссии они убедили Дарворта попробовать автоматическое письмо. Так вот, это и есть фикция, которую, думаю, невозможно разоблачить, иначе бы Дарворт и пальцем не пошевелил. Сначала он прочитал лекцию, чтобы настроить всех на нужный лад, и, честно сказать, если бы я не держал себя в руках, то и мне стало бы страшно оказаться в темноте. Нет, я не шучу!

Макдоннелл повернулся к Мастерсу:

– Все это прозвучало у него так спокойно, так внятно и убедительно, так ловко было увязано с реальной и мнимой наукой… Единственным источником света в комнате был огонь в камине. Мы образовали круг, и Дарворт с карандашом и листом бумаги сел на некотором расстоянии, за маленький круглый столик. Мисс Латимер поиграла на пианино, а затем присоединилась к нам. Неудивительно, что все были крайне возбуждены. До такого состояния довел их Дарворт. Казалось, он получал от этого удовольствие, и последнее, что я заметил перед тем, как погас свет, была его самодовольная ухмылка. Я сидел лицом к нему. Что касается света от камина, то наши тени отрезали Дарворта от нас. Все, что я мог видеть, – это его макушка, он откинул голову на узкую спинку высокого стула, и еще отблеск пламени камина на стене прямо за его спиной. Над ним – мне было хорошо видно – висела большая картина, изображавшая обнаженную женщину зеленого цвета, раскинувшую свои конечности под ужасными острыми углами. Все это шевелилось от колеблющегося пламени камина. Мы нервничали. Пожилая леди стонала и что-то бормотала о каком-то Джеймсе. Вскоре в комнате стало как будто холоднее. У меня был дикий порыв вскочить и закричать, потому что я присутствовал на многих сеансах, но никогда еще не испытывал ничего подобного. Затем я увидел, как голова Дарворта трясется над спинкой стула. Его карандаш начал елозить по бумаге, а голова все еще продолжала трястись. Было очень тихо; только это ужасное движение его головы и шорох карандаша, который теперь описывал круги по бумаге. Прошло минут двадцать-тридцать – я не знаю сколько, – когда Тед встал и включил свет. Это было невозможно больше терпеть, и раздался чей-то крик… Мы посмотрели на Дарворта, и когда мои глаза привыкли к свету, я рванулся к нему. Маленький столик был опрокинут. Дарворт напряженно откинулся на спинку стула с листом бумаги в руке, и лицо его позеленело. Говорю вам, лицо этого шарлатана было точно такого же цвета, как и женщина на проклятой картине, висевшей у него над головой. Через секунду он пришел в себя, но его трясло. Мы с Физертоном спросили, не нужна ли ему помощь. Когда он увидел, что мы стоим над ним, он скомкал лист бумаги. Он встал, пошатываясь подошел к камину и бросил комок в огонь. То, как он контролировал свой голос, не могло не вызывать восхищения. Он сказал: «К сожалению, мне абсолютно нечего сказать. Всего лишь какая-то чепуха по поводу Льюиса Плейджа. Нам придется попробовать это как-нибудь в другой раз». Он лгал. На том листе были четкие слова – я их видел, и, думаю, Физертон тоже. Я бросил лишь беглый взгляд и не смог прочесть первую часть фразы, но последняя строка гласила…

– Ну? – нетерпеливо спросил Холлидей.

– Последняя строка гласила: «Осталось еще только семь дней».

Помолчав, Макдоннелл бросил свою тлеющую сигарету на пол и раздавил ее каблуком. В глубине дома мы услышали женский голос, переходящий в нечто вроде рыдания. Женщина кричала: «Дин, Дин!»