Текст книги "Порода убийц"

Наконец, на рубеже веков евангелист Фрэнк Уинстон Сэндфорд основал общину в Дархэме. Эта персона заслуживает особого внимания, потому что именно его модели следовал преподобный Фолкнер спустя почти сто лет.

Секта Сэндфорда привлекла огромные средства для строительных проектов и заграничных миссий, снаряжая экспедиции с миссионерами в отдаленные уголки планеты. Его последователи давали склонить себя к продаже своих домов и переезду в поселение Дархэм, всего в 30 милях от Портленда. Большинство из них затем скончались от недоедания и болезней. Находясь во власти личности Сэндфорда, в миру Боудаинхэма, выпускника факультета теологии колледжа Бэйтс, Левистон, они хотели следовать за ним и умереть ради него.

Ему было всего тридцать четыре, когда поселение Шилох было официально освящено 2 октября 1896 года (дата продиктована была ему, видимо, самим Создателем). Всего через несколько лет на территории было построено уже несколько зданий общей стоимостью свыше 200 тысяч долларов. В главном строении Шилоха насчитывалось 520 комнат, а в длину это здание протянулось на четверть мили.

Все возрастающая мегаломания Сэндфорда – он провозгласил, что Господь объявил его вторым Илией – и требование безоговорочного подчинения стали вызывать недовольство колонистов. В суровую зиму 1902/1903 годов поставки продовольствия резко сократились, оспа свалила практически всю общину. Люди стали умирать. А в 1904 Сэндфорда задержали по обвинению в пяти случаях жестокого обращения с детьми; также ему было предъявлено обвинение в непредумышленном убийстве. Затем обвинительный приговор был смягчен.

В 1906 году Сэндфорд отправился в Святую Землю, прихватив с собой сотню верующих. Они двинулись в путь на двух судах «Королевство» и «Корона» и провели в плавании следующие пять лет, перемещаясь между Африкой и Южной Америкой. При этом их способ обращения дикарей в истинную веру был совершенно невероятным: два корабля бороздили воды вдоль побережья, а последователи Сэндфорда неустанно возносили молитвы во славу Всевышнего, чтобы просветить аборигенов и дать им свет веры. При этом никаких контактов с местными жителями практически не было.

«Королевство» разбилось о рифы у западного побережья Африки, а, когда Сэндфорд пытался склонить экипаж «Короны» отправиться в Гренландию, люди взбунтовались и заставили его вернуться назад. В 1911 году Сэндфорд был приговорен к десяти годам тюрьмы за убийство шести членов экипажа. Освободившись в 1918, он осел в Бостоне и предоставил доверенным подчиненным руководить повседневной жизнью Шилоха.

В 1920 году прошли судебные слушания в связи с жестокими условиями существования детей в общине, и судья издал распоряжение о принудительном выселении детей. Община фактически распалась, из 400 членов в ней осталось около сотни. Этот случай стал известен как «рассредоточение». Сэндфорд объявил о своей отставке в мае 1920 и удалился на ферму под Нью-Йорком, где пытался безуспешно возродить общину. Он умер в возрасте 85 лет в 1948 году. Община Шилоха до сих пор существует, хотя и совершенно в другой форме, по сравнению с первоначальной концепцией, а Сэндфорда все так же почитают как ее основателя.

Известно, что Фолкнер считал Сэндфорда исключительно значимой фигурой: он доказал, что можно создать общину на основе взносов и средств, вырученных от продажи имущества истинных верующих. Тем не менее, есть какая-то горькая ирония и странное совпадение в том, что попытка Фолкнера организовать утопическую общину в городке рядом с Орлиным озером провалилась. Голод, отчаяние и, наконец, бесследное исчезновение 20 человек, среди которых был и сам Фолкнер, – вот чем завершился этот эксперимент.

Глава 2

На следующее утро, проснувшись до восхода, я долго работал на кухне. Рядом с моим ноутбуком стоял кофейник и лежали остатки засохшего тоста. В этот день я должен был предоставить отчет одному клиенту, поэтому задвинул мысли о Джеке Мерсье подальше. На улице дождь барабанил по стволу старой березы и отбивал неравномерные каденции на влажной земле. На ветвях еще оставалась пара коричневых засохших листьев, но теперь их окружали зеленые почки: старая жизнь готовилась освободить дорогу новой. Поползень надувал свою алую грудку и распевал весенние серенады. Я не видел его подругу, но догадывался, что она где-то поблизости. Еще до конца мая в гнезде появятся яйца, а вскоре после этого вся семейка станет будить меня по утрам.

К концу выпуска новостей на местном телеканале я практически подготовил черновик отчета, вполне убедительный и содержательный. Я скинул информацию на диск, чтобы распечатать с настольного компьютера.

Новости в основном были посвящены последним сообщениям о найденных останках на озере Святого Фройда. Показали, как приехала доктор Клэр Грэй, новый медэксперт штата. Вот она – в специальном комбинезоне и высоких сапогах. У нее длинные волнистые темные волосы и бесстрастное лицо. Крупный план – она идет по берегу озера.

К этому времени у места оползня устроили некое подобие дамбы, укрепив берег мешками с песком. Кости сейчас лежали среди корней растений в толстом слое грязи, прикрытые брезентом, чтобы на них не попал дождь. Предварительный осмотр провел один из двухсот медэкспертов штата. Он подтвердил, что это человеческие останки, и полиция отправила по электронной почве цифровые фото с места событий в офис медэксперта в Огасте, чтобы там ознакомились с особенностями местности, где предстояло работать. Они также сообщили эксперту-антропологу университета штата Мэн в Ороно: она должна была подъехать попозже. Как сообщал корреспондент, в связи с тем что нельзя было исключить возможные повреждения при проведении работ, скорее всего, дальнейшие действия будут производиться вручную с помощью лопат и мастерков, дюйм за дюймом. На фоне ее слов отчетливо слышался душераздирающий вой диких собак, он шел откуда-то из-за склона. Возможно, это было связано с помехами – репортаж шел в прямом эфире, – но в этом завывании резко выделялись надрывные ноты, как будто звери непостижимым образом поняли, что нашли на их территории. Вой усилился, когда к краю охраняемой территории подъехала машина и из нее показался заместитель главного медэксперта – известный всем доктор Билл. Он направился к полицейскому. На заднем сидении виднелись два его пса людоедских размеров: похоже, это их присутствие вызвало такую реакцию местных псов. За корреспондентом на заднем плане я различил сотрудников передвижной патрульной группы из казарм в Хултоне, Третьего управления по расследованию уголовных преступлений штата, которые занимались территорией Арустука. Они что-то обсуждали с полицейскими штата и помощниками шерифа. Корреспондент, очевидно, пообщалась перед этим с компетентными офицерами. Она могла подтвердить, что тела пролежали долгое время в земле, что помимо взрослых были найдены детские скелеты и на некоторых черепах были различимы повреждения, нанесенные тупыми предметами. Переправка первых тел в морг Огасты начнется, скорее всего, через день-два, там их очистят от грязи, промоют в специальных растворах, уложат на металлических столах под специальными вытяжками, обсушат, подготовят к анализу. Вот тогда эксперт-антрополог сможет как-то прояснить ситуацию.

Заключительная реплика корреспондента была особенно интересной: она отметила, что полицейским удалось предварительно идентифицировать три тела, хотя они отказались предоставить какие-либо детали. Итак, они кое-что обнаружили на месте преступления, что-то, о чем не стали распространяться. Находка возбудила любопытство не только у меня – у миллионов зрителей. Но я не завидовал участникам расследования, которым придется месить грязь на берегу озера, руками в перчатках извлекать из грязи кости, отгоняя ранних мух и стараясь не обращать внимания на вой диких собак.

Когда репортаж закончился, я распечатал свой отчет и отправился в офис «Пантех Системз», чтобы представить результаты своей работы. Компания размещалась в Вестбруке в трехэтажном здании из тонированного стекла. Они специализировались в производстве систем безопасности для некой финансовой организации. Их последнее изобретение работало на довольно сложных алгоритмах, от которых у особ с коэффициентом IQ ниже 200 баллов наступал ступор, но зато компания гарантировала надежную работу системы. К сожалению, Эррол Хойт, математик, который разбирался в этих алгоритмах лучше других и принимал участие в разработке системы с самого начала, решил, что компания «Пантех Системз» недостаточно высоко оценивает его работу, и сейчас пытался за спиной работодателя продать систему и алгоритмы главному конкуренту фирмы. Дело осложнялось тем, что у него был страстный роман с женщиной роскошных форм по имени Стейси Кин, которая работала в той же «Пантех Системз».

Я отслеживал переговоры Хойта по мобильному телефону с помощью системы радионаблюдения «Селлмэйт» и антенны сотовой связи. Вся система умещалась в блестящем алюминиевом чемоданчике. В нем был модифицированный микрофон «Панасоник», декодер DTMF и записывающее устройство. Мне понадобилось лишь ввести номер мобильного телефона Хойта, и «Селлмэйт» сделала остальное. Отслеживая его разговоры, я узнал о свидании в мотеле недалеко от Мэйн Молл-роуд. Я подождал на парковке, сделал фото, когда они вдвоем заходили в один и тот же номер, затем снял соседний, справа от них, распаковал систему наблюдения «Пенетратор». Несмотря на столь эротичное название, это всего лишь специальным образом сконструированный датчик, который улавливает вибрации, превращая их в электрические импульсы, которые затем усиливаются и идентифицируются как отдельные звуки. Большинство из уловленных звуков были стоны и сопения, но, когда любовники пресытились друг другом и перешли к обсуждению дел, Хойт предоставил достаточно информации, чтобы понять, что именно он предложил, когда и как передал. Теперь у «Пантех» было достаточно оснований избавиться от него без судебного разбирательства о незаконном увольнении. Честно говоря, это был не самый приятный способ заработать немного денег, но он был достаточно простой и нехлопотный. Сейчас предстояло только представить результаты работы и забрать чек.

Мы сидели в конференц-зале: я с одной стороны овального стеклянного стола, трое мужчин в костюмах – с другой. Они рассматривали фотографии, прослушали записи телефонных разговоров и сцену свидания в мотеле с прекрасной Стейси. Присутствовали вице-президент фирмы Роджер Экстон, руководитель отдела безопасности Филип Войт и директор по персоналу Марвин Гросс. Последний был небольшого роста, изящного телосложения, с небольшим животиком, который нависал над ремнем, из-за чего у него был вид человека, у которого проблемы с пищеварением. Я заметил, что чековую книжку держал именно Гросс.

Вскоре Экстон остановил запись. Они обменялись взглядами с Войтом и встали.

– Похоже, все в порядке, мистер Паркер. Спасибо за ваши усилия. Вопрос оплаты урегулирует мистер Гросс.

Я обратил внимание, что он не стал пожимать мне руку на прощание, просто вышел из комнаты с видом состоятельного вдовца. Я так прикинул, что на его месте, прослушав запись того, как кто-то занимается любовью, тоже не стал бы подавать руки парню, который все это подслушал и записал. Вместо этого я сидел и слушал, как скрипит перо Гросса, выписывающего мне чек. Закончив, он слегка подул, чтобы подсохли чернила, и аккуратно вырвал заполненную страничку. Он не сразу передал мне чек, секунду разглядывал его, затем колюче взглянул на меня из-под кустистых бровей и спросил:

– Вам нравится ваша работа, мистер Паркер?

– Иногда.

– Мне кажется, – продолжил он бесцветным голосом, – это как-то... нечистоплотно.

– Иногда бывает, – ответил я нейтральным тоном. – Обычно это связано не с характером работы, а с тем, чем занимаются люди.

– Вы имеете в виду мистера Хойта?

– Мистер Хойт занимался сегодня днем сексом с женщиной. Ни один из них не состоит в браке. То, чем они занимались, не было чем-то грязным, по крайней мере, не грязнее многих других вещей, которые большинство людей делают каждый день. Ваша компания заплатила мне, чтобы я вел прослушивание, и вот здесь начинается грязь.

Улыбка на лице Гросса не изменилась. Он держал чек между пальцами, как будто ожидая, что я стану выпрашивать его. Я заметил, что стоящий рядом с ним Войт смущенно разглядывает свои туфли.

– Я не уверен, что все претензии за то, какими способами вы выполняете свое поручение, следует предъявлять нам, мистер Паркер. Это был ваш выбор.

Я почувствовал, как мои кулаки сжались, частично из-за охватывающей меня ярости, частично оттого, что я понимал его правоту. Я сидел в комнате в обществе трех мужчин в строгих костюмах, которые вслушивались в звуки, издаваемые парой людей, предающихся радостям секса, и мне было стыдно и за них, и за себя. Гросс прав: это грязная работа. И деньги не могли компенсировать отвратительный след, который оставался в душе.

Пока он стоял и собирал материалы по Хойту, складывая их в мою черную пластиковую папку, я сидел молча, не сводя с него глаз. Войт тоже встал, но я продолжал сидеть. Гросс еще раз взглянул на чек и, прежде чем выйти из комнаты, бросил его на стол передо мной.

– Воспользуйтесь и наслаждайтесь вашими деньгами, мистер Паркер, – заключил он. – Вы их заработали.

Войт бросил на меня болезненный взгляд, пожал плечами и последовал за Гроссом.

– Я подожду вас за дверью, – заметил он.

Я кивнул и начал перекладывать бумаги в сумке, а закончив, взял чек, посмотрел на сумму, сложил его и спрятал в портмоне. «Пантех» заплатил мне бонус 20 процентов. Почему-то от этого на душе стало еще гаже, чем прежде. Войт проводил меня, подчеркнуто пожал мне руку и поблагодарил еще раз, прежде чем я вышел из здания.

Я шел по парковке, миновал ряды, выделенные под стоянку машин персонала; имена владельцев были выбиты на маленьких латунных табличках, укрепленных на стене, которая окружала парковку. Машина Марвина Гросса, красная «импала», занимала место № 20. Я достал из кармана ключи и щелчком раскрыл перочинный ножик, который носил на цепочке для ключей, опустился на колени возле левого колеса и коснулся шины лезвием, готовый проткнуть резину. Посидел в таком положении секунд тридцать, затем, не повредив колеса, встал, закрыл ножик. На месте прикосновения остался отпечаток, едва заметный.

Как намекнул Гросс, слежка за парочками в мотелях была мелочью в делах о разводе, но позволяла оплачивать счета, да и риска не было почти никакого. Раньше я брался за эту работу из соображений благотворительности, но быстро понял, что если продолжать в том же духе, то скоро сам буду нуждаться в благотворительной поддержке. Сейчас Джек Мерсье предлагал мне хорошие деньги за то, чтобы я занялся делом о гибели Грэйс Пелтье, но что-то подсказывало мне, что деньги эти будет непросто отработать. Об этом мне сказали глаза Мерсье.

Я доехал до центра Портленда и припарковался в гараже у «Кемберленд и Прибл», а затем отправился на портлендский общественный рынок. В одном его углу играл «Порт-Сити джаз-бэнд», а над всей рыночной площадью разносился запах пряностей и свежей выпечки. Я купил снятого молока, оленины, запасся овощами и взял буханку замечательно вкусного хлеба. Немного посидел в стороне, слушая музыку и разглядывая публику. Мы с Рейчел придем сюда в следующие выходные, подумал я, погуляем, держась за руки, и запах ее останется в моих ладонях до конца дня.

Когда подошло время ленча и на улице появились толпы голодных служащих, я направился обратно, срезал путь по Иксчейндж и добрался до заведения «Яванский Джо» в старом порту. На пересечении Иксчейндж и Миддл, я увидел маленького мальчика. Он сидел на противоположной стороне улицы, прямо на земле, неподалеку от парка Томми. На нем оказались только клетчатая рубашка и короткие штанишки, хотя день был довольно холодный. Над мальчуганом склонилась женщина: очевидно, она разговаривала с ним, и он слушал ее очень сосредоточенно. Так же, как и мальчик, женщина была одета явно не по погоде. На ней было неяркое летнее платье в цветочек, солнце просвечивало сквозь ткань, обнажая линию ее ног. Светлые волосы стягивала ярко-голубая лента. Я не мог разглядеть ее лица, но что-то у меня внутри напряглось, когда я подошел ближе.

У Сьюзен было такое же платье, и волосы она завязывала такой же голубой лентой. Воспоминания заставили меня внезапно остановиться, когда она выпрямилась и направилась в сторону Спринг-стрит, оставив мальчика. Когда она отошла, парнишка взглянул на меня. Я заметил, что он носит старые очки в черной оправе, одно стекло было закрыто чем-то черным. Через другое, целое, он смотрел на меня немигающим взглядом. На груди его висела деревянная доска, ее удерживала веревка. На дереве было что-то нацарапано, я не мог разглядеть, что именно. Я улыбнулся ему, и он ответил мне улыбкой, когда я сошел с тротуара и оказался прямо перед грузовиком. Водитель ударил по тормозам и резко просигналил, так что мне пришлось отпрыгнуть на тротуар, чтобы не очутиться под колесами. К тому времени, когда водитель успокоился и перестал показывать мне вполне красноречиво свой грязный средний палец, мальчик и женщина куда-то исчезли. Я не обнаружил ни малейшего следа их присутствия ни на Спринг-стрит, ни на Миддл, ни на Иксчейндж. Но, несмотря на это, меня не покидало ощущение, что они где-то рядом и наблюдают за мной.

Было уже почти четыре часа пополудни, когда я вернулся домой. Мне удалось завернуть в банк и подтвердить чек, выполнить по пути ряд мелких дел. Я немного потоптался босиком под Джима Уайта. Звучали «Тихие воды»: Джим пел о том, что есть дела для живых и дела для мертвых и что иногда они путаются. На столе в кухне лежал чек от Мерсье. Меня снова охватило тягостное чувство. Было в его взгляде что-то особенное, когда он предложил мне деньги в обмен за мой разговор с Кертисом Пелтье. Чем больше я думал об этом, тем сильнее становилась моя уверенность в том, что Мерсье платил за мои услуги из чувства вины.

Интересно, что было у Кертиса на Мерсье, что заставило последнего нанять частного детектива для расследования смерти девушки, которую он почти не знал. Многие говорили, что распад их союза был довольно болезненным и не только привел к расторжению длительных деловых отношений, но и прервал их более чем десятилетнюю дружбу. Если Пелтье просто искал помощи, то участие Джека Мерсье в этом деле было не вполне понятным.

Но я не мог и отказаться от работы, потому что у меня появилось ноющее чувство вины перед Грэйс Пелтье, словно я был чем-то ей обязан, по крайней мере должен был поговорить с ее отцом. Возможно, это отголосок тех чувств, которые я испытывал к ней много лет назад, или компенсация за то, как я повел себя, когда она поделилась со мной своими проблемами. Правда, я тогда был молод, но она-то была еще моложе. Я отчетливо представил ее темные волосы, короткую стрижку, вопрошающий взгляд голубых глаз и ее незабываемый запах – свежесрезанных цветов.

Порой жизнь проживают, обратившись в прошлое. Я долго сидел за кухонным столом и рассматривал чек. Наконец, так и не приняв решения, я сложил его и положил под вазу с лилиями. Я купил их, поддавшись какому-то импульсу, у самого выхода из рынка. На ужин я приготовил себе цыпленка с чили и имбирем. За едой смотрел телевизор, но практически ничего из увиденного не отпечаталось у меня в памяти. Поужинав и покончив с мытьем посуды, я набрал номер телефона, который Мерсье дал мне накануне. После третьего гудка трубку взяла горничная, и еще через секунду к трубке подошел сам Джек.

– Это Чарли Паркер. Господин Мерсье, я принял решение: я возьмусь за это дело.

На другом конце провода послышался вздох. Это могло быть знаком облегчения. Это могло быть знаком отказа.

– Благодарю вас, мистер Паркер, – последовал скупой ответ.

Возможно, Марвин Гросс услужил мне, назвав мусорным мешком, подумал я. Этой ночью, лежа в кровати, я думал о мальчишке с черным стеклом в очках и женщине со светлыми волосами, как она стояла, склонившись над ним. Запах цветов разливался по дому, становился назойливым, удушающим. Я чувствовал его у себя на подушке, на простынях. Когда я потер пальцы, у меня было ощущение крошек пыльцы на них, словно соли на коже. А утром, когда я проснулся, цветы уже завяли. И я не мог понять почему.

* * *

Вечер дня, когда я впервые встретился с Кертисом Пелтье, выдался ясный и солнечный. Слышался шум проезжающих по Спринг-стрит машин. Мой дом находился в закутке у Дубового холма, ограниченном Мэйн Молл-роуд: небольшой оазис спокойствия между федеральным шоссе № 1 и дорогой А-95. Поползень вернулся, ветер гонял волны в елках на границе участка, испытывая стойкость молодой хвои.

Мой дед отказался продавать свои земли, когда в конце семидесятых – начале восьмидесятых появились агенты, озабоченные поисками участков под строительство жилья. Благодаря этому дом по-прежнему стоял в окружении леса, его граница доходила до шоссе. К сожалению, моя полудеревенская идиллия скоро должна была закончиться. Американское почтовое ведомство планировало построить огромный почтовый терминал неподалеку от Мусси-роуд, захватив территорию от карьера Крондина до фермы Нельсона. По размеру это будет участок площадью около девяти акров земли, свыше сотни грузовиков вскоре будут ездить туда-сюда, а кроме того планируется добавить авиаперевозки. Это хорошо для города, но плохо для меня. Впервые я стал задумываться о том, чтобы продать дом деда.

Я сидел на крыльце, потягивая кофе и наблюдая за стремительными перемещениями чибисов, и думал о своем старике. Прошло уже почти шесть лет, как его не стало, и мне очень не хватало его спокойного отношения, любви к людям, его тихой заботы о ранимых и уязвимых. Поэтому он пришел в круг защитников закона и по этой же причине ушел с работы, когда жалость и сочувствие к жертвам стала для него невыносимой.

Второй чек на 10 000 долларов доставили мне домой вечером, но, несмотря на мое обещание Мерсье, я был подавлен. Я испытывал сочувствие к Кертису Пелтье, на самом деле, но то, чего он хочет от меня, – смогу ли я ему дать. Он хотел, чтобы его дочь вернулась к нему такой, какой была раньше, чтобы она всегда оставалась с ним. Но память о ней была запятнана самоубийством, и отец хотел, чтобы эта пятно было стерто.

А еще я думал о женщине на Биржевой улице. Кто надевает летнее платье в такой холодный день? Когда у меня появился ответ, я оттолкнул его, как ненужную вещь.

Еще раз: кто надевает летнее платье в такой холодный день?

Тот, кто не может чувствовать холода.

Я закончил пить кофе и засел за бумаги, но Кертис Пелтье и его погибшая дочь не выходили у меня из головы, как и мальчишка в очках и блондинка. В конце концов чаши весов встали на свое место: боль Кертиса перевесила мое неудобство.

Я достал ключи от машины и отправился в Портленд.

Пелтье жил в большом каменном доме на Дэнфорс-стрит, неподалеку от прекрасной усадьбы Виктория Италиенте, которую его дом в миниатюре напоминал. Я так понимаю, что купил он его еще в те времена, когда дела его шли хорошо, а на сегодняшний день это было, пожалуй, все, что у него осталось. В этой части Портленда, куда входили районы Дэнфорс-, Пайн-, Конгресс– и Спринг-стрит, в девятнадцатом веке стали селиться зажиточные граждане. Мне казалось вполне естественным, что Пелтье, разбогатев, осел именно здесь.

Снаружи дом производил величественное впечатление, но сад зарос, краска на окнах и двери стала облупляться. Я никогда прежде не был в гостях у Грэйс. Когда она была подростком, ее отношения с отцом стали портиться, и семейная жизнь Грэйс резко отличалась от ее остального существования. Отец был очень привязан к ней, но она, казалось, не спешила отвечать взаимностью, как будто его чувства были обременительны для нее. Из-за своей целеустремленности, воли, внутренней силы эта девушка вела себя так, что порой причиняла боль близким, хотя у нее и не было таких намерений. Решив подвергнуть отца остракизму, она сделала это по полной программе. Позже я узнал от общих знакомых, что постепенно Грэйс преодолела свою неприязнь к отцу, и незадолго до ее смерти у них сложились более близкие, сердечные отношения, но причина прошлого отчуждения оставалась невыясненной.

Я позвонил в дверной звонок и услышал, как эхо разнеслось по большому дому. У покрытого морозными узорами окна появился силуэт, затем пожилой мужчина открыл дверь. На его узких плечах болталась широкая красная рубашка, пара черных подтяжек не давала песочного цвета штанам свалиться с его тощих бедер. Он выглядел, пожалуй, как маленький грустный клоун.

– Мистер Пелтье? – уточнил я.

В ответ он кивнул утвердительно. Я показал свое удостоверение.

– Меня зовут Чарльз Паркер. Джек Мерсье говорил, что вы, возможно, ожидаете меня.

Его лицо просветлело слегка, он отступил в сторону, давая мне возможность пройти, поправляя на ходу воротник рубашки и приглаживая волосы свободной рукой. Дом встретил меня застоявшимся запахом. На мебели в холле и в гостиной кое-где лежал слой пыли. Обстановка выглядела вполне прилично, хотя возникало впечатление, что часть предметов качеством получше была продана, а оставшиеся использовались только для того, чтобы занять свободное место. Я прошел вслед за хозяином в маленькую яркую кухню с раскиданными по стульям старыми журналами, тремя акварелями на стенах, запахом французской ванили, который распространялся от кофейника и заполнял собой все пространство кухни. Акварельные пейзажи выглядели неуловимо знакомыми. Казалось, они изображали одно и то же место, запечатленное с трех разных ракурсов с определенной закономерностью в распределении приглушенных оттенков коричневого и красного. Скелетообразные деревья переплелись ветвями над темной водяной гладью, на втором плане под пасмурным небом расположились складки холмов. В углу каждой акварели стояли инициалы Г.П. Я и не знал, что Грэйс писала акварели.

На подоконниках лежали книжки в мягких обложках, мягкое кресло стояло рядом с чугунным камином. В камине лежала груда поленьев и бумаги, видимо, чтобы он не пустовал, пока не используется по прямому назначению. Старик налил нам кофе, достал из шкафа тарелку с печеньем, затем извиняющимся жестом развел руки.

– Вам придется извинить меня, мистер Паркер, – произнес он, показывая на рубашку, мятые брюки и сандалии, обутые на носки, – я не ждал никого в такой раннее время сегодня.

– Не беспокойтесь, – мне захотелось утешить и развеселить его, – однажды разносчик телеграмм застал меня, когда я преследовал таракана, и на мне были только спортивные тапочки.

В ответ Пелтье благодарно улыбнулся и уселся. Он начал без обиняков:

– Джек Мерсье рассказал вам о моей девочке?

Я наблюдал за выражением его лица, когда он произнес имя Мерсье и заметил, как что-то дрогнуло в нем, словно пламя свечи от неожиданного сквозняка. Я кивнул:

– Примите мои соболезнования.

– Она не покончила с собой, мистер Паркер. Мне плевать, что все говорят. Она была у меня в последние выходные перед смертью, и я никогда еще не видел ее такой счастливой. Грэйс не принимала наркотики. Она не курила. Она даже не пила, по крайней мере ничего крепче легкого бада, – он сделал глоток, большой палец левой руки нервно теребил указательный, но несчастный старик этого не замечал.

Достав блокнот и ручку, я стал записывать то, что говорил Пелтье. Мать Грэйс умерла, когда девочке было тринадцать лет. После череды бесперспективных работ Грэйс вернулась в колледж, писала дипломную работу по истории некоторых религиозных движений штата. Недавно она снова переехала к отцу, чтобы жить с ним вместе, а в Бостон ездила в библиотеку, когда было необходимо.

– Вы знаете, с кем она могла встречаться, беседовать?

– Она взяла с собой все записи, поэтому не могу сказать. У нее была назначена встреча в Уотервилле, впрочем, пару дней назад...

Он запнулся.

– С кем? – осторожно подтолкнул я его.

– С Картером Парагоном. С этим парнем, который возглавляет Братство.

Братство было довольно сомнительной организацией из тех, что проводят шоу на кабельных телеканалах и платят старушкам по пять центов за вкладывание религиозной брошюры в конверт. Особенностью Парагона была претензия на способность излечивать по телевизору небольшие недомогания – страдальцу было достаточно прикоснуться руками или даже одной рукой к экрану, а другой в это время набрать заветный бесплатный номер Братства и изо всей силы молиться и возносить хвалы Господу. Но единственное, что гарантированно удавалось Картеру Парагону, так это избавлять банковские счета своих почитателей от значительной части денежных средств.

Ничего удивительного в том, что это не было даже его настоящим именем. При рождении будущего «мессию» нарекли Честер Куинси Дидс: именно это было записано в его свидетельстве о рождении и в полицейском досье. В последнем преимущественно фигурировали мелкие мошенничества с кредитными картами и страховками, участие в махинациях с пенсионными фондами и тому подобное. Когда дотошные журналисты все это раскопали, свежеиспеченный Картер Парагон признал, что был грешником, но все равно Господь нашел его. В любом случае, не совсем понятно, почему Отец Небесный разыскивал Честера Дидса, разве что тот каким-то образом умудрился наложить руку на Его бумажник.

В основном Братство было скорее предметом шуток. Но до меня доходили отдаленные слухи, как правило ничем не подкрепленные, что контора Картера Парагона поддерживает финансами правые и экстремистские религиозные организации. Поговаривали, что некоторые из них, получающие чеки от Братства, были связаны с организацией пикетов против оказания помощи больным СПИДом, против абортариев, институтов планирования семьи и даже против синагог. Правда, прямых доказательств не было: чеки Братства оседали на счетах Коалиции активистов жизни, выступавшей прикрытием для более экстремистских группировок, борющихся против абортов, и «Защитников борцов за жизнь» (группы поддержки – убежденных бомбистов) и их семей. Записи телефонных разговоров, которые проводили при расследовании преступлений и случаев проявления насилия, также позволили установить, что разного рода фашиствующие молодчики, подонки-одиночки и хулиганствующие группировки имели регулярные контакты с Братством.

Как правило, оно немедленно публично осуждало любые противозаконные действия группировок, которые до этого получали от него финансовую поддержку. При этом Парагон не мог отказать себе в том, чтобы появиться пару раз с отрицаниями обвинений в респектабельных и популярных передачах на телевидении, вроде «Святого Петра в Страстной Четверг». Одетый в черный блестящий костюм, с золотым крестом на лацкане, он одновременно ухитрялся и извиняться, и очаровывать, и манипулировать зрителями. Попытаться подловить Картера Парагона на чем-либо было сродни попытке поймать дым.