Текст книги "Эверест. Кому и за что мстит гора?"

Несмотря на огромный успех, Холл и Болл решили трезво оценить свои долгосрочные перспективы в сфере профессионального альпинизма, существующего на деньги спонсоров.

– Чтобы регулярно получать спонсорскую поддержку компаний, – объясняет Аткинсон, – альпинист должен постоянно удивлять своими достижениями. Каждый новый подъем должен быть труднее и эффектнее предыдущего. Невозможно бесконечно играть в перегонки с самим собой и лучшими альпинистами планеты. Нельзя усложнять задачу до бесконечности, рано или поздно человек физически не сможет делать то, что делал ранее. Роб и Гэри понимали, что рано или поздно этого не выдержат, дело кончится несчастным случаем, и они погибнут. И вот тогда они и решили сменить тактику и стать высокогорными проводниками. Гид совершает не те восхождения, которые интересны лично ему, его работа – помочь другим подняться на вершину и спуститься вниз. Здесь совершенно другие задачи, но зато это более долгосрочная карьера, а не бесконечная погоня за спонсорами. Если ты предлагаешь людям хороший продукт, то тебе гарантирован неограниченный приток клиентов.

В ходе этого пиар-мероприятия под девизом «Семь вершин за семь месяцев» у Роба Холла и Гэри Болла созрел план совместного предприятия по организации платных восхождений на Семь вершин.

ОНИ БЫЛИ УБЕЖДЕНЫ В СУЩЕСТВОВАНИИ ОГРОМНОГО ЧИСЛА МЕЧТАТЕЛЕЙ, ИМЕЮЩИХ ДОСТАТОЧНО ДЕНЕГ, НО НЕДОСТАТОЧНО ОПЫТА, ЧТОБЫ САМОСТОЯТЕЛЬНО ВЗОЙТИ НА ВЫСОЧАЙШИЕ ВЕРШИНЫ МИРА. ПОЭТОМУ ХОЛЛ И БОЛЛ ОТКРЫЛИ КОМПАНИЮ, КОТОРУЮ НАЗВАЛИ «КОНСУЛЬТАНТЫ ПО ПРИКЛЮЧЕНИЯМ».

В самом начале деятельности «консультантам» сопутствовала удача. В мае 1992 года они вывели на вершину Эвереста шестерых клиентов. На следующий год они сопровождали группу из семи человек – тогда за один день на вершине побывало сорок альпинистов. Однако по возвращении домой после этой экспедиции их деятельность раскритиковал сэр Эдмунд Хиллари. Он осудил Холла за то, что тот способствует возрастающей коммерциализации Эвереста. Из-за того, что толпы новичков ведут на вершину за деньги, «появляется неуважительное отношение к этой горе», с возмущением говорил сэр Эдмунд. У себя на родине Хиллари считают одним из самых уважаемых людей страны{17}17
  Сэр Эдмунд Хиллари умер в 2008 году, в возрасте 88 лет. – Примеч. перев.


[Закрыть]. Его изрезанное морщинами лицо даже украшает пятидолларовую банкноту Новой Зеландии. Жестокая публичная критика горного полубога, одного из самых уважаемых альпинистов очень огорчила Холла, для которого Хиллари был примером для подражания в юношеские годы.

– В Новой Зеландии Хиллари считают национальным достоянием, – говорит Аткинсон. – Его слова имеют большой вес, и наверняка Робу было очень неприятно услышать критику в свой адрес именно от этого человека. Роб даже хотел выступить с публичным заявлением в свою защиту, но понял, что поднимать голос против такой уважаемой персоны – дело совершенно безнадежное.

Через пять месяцев после того, как Холла публично раскритиковал Хиллари, альпиниста постиг еще более тяжелый удар: в октябре 1993 года Гэри Болл скончался от отека головного мозга, который развился у него на большой высоте. Эта трагедия произошла во время подъема на шестую по высоте гору в мире – Дхаулагири (8222 м){18}18
  В энциклопедиях высота горы обозначена как 8167 м. – Примеч. перев.


[Закрыть]. Лежа в коматозном состоянии в маленькой палатке на вершине горы, Болл испустил последний вздох и умер на руках у Холла. На следующий день Холл похоронил своего друга в ледниковой расселине.

После экспедиции в интервью новозеландскому телевидению Холл угрюмо описывал, как он взял свою любимую альпинистскую веревку и спустил на ней тело Болла в глубь ледника.

– АЛЬПИНИСТСКАЯ ВЕРЕВКА ПРЕДНАЗНАЧЕНА ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ СВЯЗЫВАТЬ ВАС ВМЕСТЕ, И ЕЕ НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ НЕЛЬЗЯ ОТПУСКАТЬ, – ГОВОРИЛ ХОЛЛ. – НО Я РАЗЖАЛ ЛАДОНИ И ДАЛ ЕЙ ВЫСКОЛЬЗНУТЬ ИЗ МОИХ РУК.

– После смерти Гэри, Роб был в ужасном состоянии, – рассказывает Хелен Уилтон, которая работала у Холла менеджером базового лагеря на Эвересте в 1993, 1995 и 1996 годах. – Но виду не подавал. Он считал, что лучший способ справиться с горем – это продолжать двигаться дальше.

Холл в одиночестве продолжил управлять компанией «Консультанты по приключениям». Он планомерно совершенствовал инфраструктуру и расширял набор предлагаемых услуг, и ему, как и раньше, сопутствовал необычайный успех в организации и сопровождении экспедиций альпинистов-любителей на пики высоких и далеких гор.

В период между 1990 и 1995 годами Холл помог подняться на вершину Эвереста тридцати девяти альпинистам. Это было на три человека больше, чем общее число людей, вышедших на вершину за двадцать лет после покорения Эвереста Эдмундом Хиллари. Холл совершенно обоснованно объявил свою компанию «мировым лидером по восхождениям на Эверест, на счету которой больше подъемов, чем у любой другой организации». В брошюре, которую он рассылал потенциальным клиентам, было написано:

«Итак, вы жаждете приключений? Мечтаете посетить семь континентов или постоять на вершине высокой горы? Большинство из вас никогда не осмелятся идти туда, куда зовет их мечта, и едва ли отважатся даже признаться, что такая мечта существует.

Компания «Консультанты по приключениям» специализируется на организации путешествий и предоставлении проводников для восхождений на вершины. Мы накопили огромный опыт, мы знаем, как воплотить вашу мечту в реальность, мы работаем, чтобы помочь вам достичь ваших целей. Мы не собираемся затаскивать вас на гору – вам самим придется приложить много усилий, – но мы гарантируем максимальную безопасность и успех вашего приключения.

Тем, кто отважится идти на встречу к своей мечте, приключение подарит то, что нельзя описать словами. Мы приглашаем вас вместе с нами покорить гору вашей мечты».

В 1996 году за сопровождение на «крышу мира» Холл брал 65 000 долларов с человека. Как ни крути, это серьезные деньги, сумма, равная ипотечному кредиту за мой дом в Сиэтле, причем в эту сумму не входила стоимость перелета в Непал и затраты на личное снаряжение. По сравнению с конкурентами цены компании Холла были самым высокими, более того, некоторые из конкурентов брали ровно втрое меньше. Однако благодаря феноменальной истории успеха сопровождения клиентов на вершину у Холла не было недостатка желающих попасть в эту – восьмую для компании – экспедицию на Эверест. И если человек страстно мечтал покорить вершину мира и цена его не пугала, то «Консультанты по приключениям» оказывались его самым надежным партнером и самым очевидным выбором.

Утром 31 марта, через два дня после прибытия в Катманду, члены экспедиции 1996 года компании «Консультанты по приключениям» прошли по взлетной полосе международного аэропорта Трибхуван и поднялись на борт советского вертолета «Ми-17», обслуживаемого авиалиниями Asian Airlines. Этот большой, как школьный автобус, и побитый временем реликт времен афганской войны вмещал двадцать шесть пассажиров. По его виду складывалось ощущение, что летательный аппарат собирали в чьем-то гараже. Бортмеханик закрыл дверь и раздал всем пассажирам вату для того, чтобы они вставили себе в уши, после чего огромный вертолет с ужасающим воем оторвался от земли.

Пол вертолета был завален горами снаряжения, рюкзаков и картонных коробок. По периметру на сиденьях расположились пассажиры, поджав колени к груди, лицом друг к другу. Оглушительный рев двигателей исключал любую возможность общения. Полет не был комфортабельным, но никто из нас не жаловался.

В 1963 году экспедиция Тома Хорнбейна начала длинный переход к Эвересту из Банепы, расположенной приблизительно в пятнадцати километрах от Катманду, и потратила тридцать один день, чтобы добраться до базового лагеря. Мы же, как и большинство современных покорителей Эвереста, предпочли не испытывать «радости» многокилометровой, пыльной и поднимающейся вверх дороги, а преодолеть этот путь по воздуху. Вертолет должен был высадить нас в отдаленной гималайской деревушке под названием Лукла, расположенной на высоте 2800 метров над уровнем моря. Если вертолет не разобьется, то мы почти на три недели сократим время, необходимое, чтобы добраться до базового лагеря.

Окинув взглядом вместительный салон вертолета, я попытался запомнить имена моих товарищей по команде. Кроме гидов Роба Холла и Энди Харриса, там была тридцатидевятилетняя мать четверых детей Хелен Уилтон, которая уже третий сезон работала менеджером базового лагеря. Медик и профессиональная альпинистка Каролина Маккензи, женщина около тридцати лет, была врачом экспедиции и так же, как и Хелен, не должна была подниматься выше базового лагеря.

Адвокат Лу Касишке, мужчина представительной и эффектной внешности, которого я встретил в аэропорту, покорил уже шесть из Семи вершин, точно так же, как и молчаливая и сдержанная сорокасемилетняя Ясуко Намба, директор по персоналу токийского отделения Federal Express.

Разговорчивый и общительный Бек Уэтерс, сорока девяти лет, работал патологоанатомом в Далласе. Стюарт Хатчисон – педантичный канадец-интеллектуал тридцати четырех лет – работал кардиологом, но в настоящий момент получил грант и занимался научными исследованиями. Самый старший член группы – пятидесятишестилетний Джон Таск работал анестезиологом в Брисбене и занялся альпинизмом после того, как ушел в отставку из австралийской армии.

Фрэнк Фишбек, пятидесяти трех лет, светский и щегольски одетый издатель из Гонконга, уже предпринял три попытки подняться на Эверест с одним из конкурентов Холла. В 1994 году он дошел до Южной вершины, которая находится всего на сто метров ниже главной вершины Эвереста по вертикали. Даг Хансен, сорока шести лет, был почтовым служащим из Америки. В 1995 году он совершил попытку подняться на Эверест вместе с Холлом, но, как и Фишбек, дошел только до Южной вершины.

Я даже не знал, что думать о моих коллегах по экспедиции. Внешне и по своему альпинистскому опыту они очень сильно отличались от крепких парней, с которыми я привык ходить в горы. Тем не менее все они казались милыми, приличными людьми, и во всей группе не было ни одной «сертифицированной сволочи» – во всяком случае, никто не успел проявить себя в таком качестве на начальном этапе.

Так или иначе у меня было мало общего с моими товарищами по экспедиции – за исключением Дага. Он был жилистым, любителем экстрима в смысле работы и отдыха, и его не по возрасту загрубевшее лицо напоминало старый футбольный мяч. Даг более двадцати семи лет проработал почтовым служащим. Он рассказал мне, что скопил деньги на это путешествие, работая на почте в ночную смену, а днем подрабатывая на стройке. Поскольку я сам до того, как стать писателем, восемь лет работал плотником, и состояние наших финансов было гораздо более скромным по сравнению с остальными клиентами, я сразу почувствовал себя с Дагом комфортно и спокойно, как ни с кем другим.

Свое растущее беспокойство я объяснял главным образом тем, что никогда ранее не поднимался в горы в составе такой большой и незнакомой мне группы людей. За исключением одной поездки на Аляску двадцать один год назад, все предыдущие экспедиции я совершал либо с одним-двумя проверенными и надежными друзьями, либо в гордом одиночестве.

В альпинизме крайне важно быть уверенным в тех, кто находится с тобой рядом. Действия одного альпиниста могут самым драматическим образом повлиять на состояние всей команды.

Плохо затянутый узел, неверный шаг, сдвинутый камень или какое-то другое небрежное действие могут привести к неприятным и непредсказуемым последствиям – как для совершившего оплошность, так и для его товарищей. Поэтому совершенно не удивительно, что альпинисты с огромной неохотой берут в свою команду людей, которых знают плохо или совсем не знают.

Однако взаимное доверие является непозволительной роскошью для тех, кто стал клиентом платной экспедиции. Здесь приходится полагаться только на проводника. Пока вертолет с оглушающим ревом подлетал к Лукле, я начал подозревать, что все мои товарищи по экспедиции – точно так же, как и я сам, – втайне надеялись, что Холл позаботился о том, чтобы «отфильтровать» клиентов с сомнительными способностями, а также принял все меры для защиты каждого из нас от ошибок и промахов остальных участников команды.

Глава 4. Пхакдинг
31 марта 1996 года. 2800 метров

Для тех, кто не валял дурака и не расслаблялся, ежедневные переходы заканчивались чуть позже полудня, но редко до того, как жара и боль в ногах заставляли нас спрашивать каждого встречного шерпа: «Как далеко до лагеря?» Ответ, как мы вскоре узнали, был всегда неизменным: «Не больше трех километров, сагиб…»

Вечера были тихими, дым поднимался в спокойном воздухе, смягчая сумерки, быстро меняющееся освещение озаряло горный хребет, где мы должны разбить лагерь следующей ночью, а облака закрывали те места, по которым нам предстояло пройти. Растущее возбуждение снова и снова увлекало мои мысли к Западному гребню…

Когда садилось солнце, я зачастую чувствовал себя одиноким, но лишь изредка мои сомнения возвращались. В такие минуты мне казалось, что вся моя жизнь осталась позади. Ступив на гору, я знал (или верил), что это чувство уступит место полной концентрации для решения предстоящей задачи. Но иногда я спрашивал себя: неужели я проделал весь этот долгий путь только для того, чтобы понять, что на самом деле ищу то, что оставил позади.

Томас Хорнбейн «Эверест. Западный гребень»

Из Луклы путь лежал на север по сумеречному ущелью, где бурным потоком неслась с ледника по засыпанному валунами руслу холодная речка Дудх-Коси. Первую ночь нашего перехода мы провели в деревушке под названием Пхакдинг.

Эта деревушка состояла из полдюжины домов и переполненных гестхаусов, в которых останавливались треккеры[4]4
  От англ. trekker – идущий по треку, или маршруту. В Гималаях надо много ходить, поэтому термин «турист» мало употребим. – Примеч. перев.


[Закрыть] и альпинисты, и была расположена на горизонтальном выступе склона над рекой.

С наступлением темноты подул по-зимнему холодный ветер, и утром, когда я поднимался вверх по тропе, на листьях рододендронов ярко блестел иней. Но Эверест находится на 28 градусах северной широты, то есть чуть выше тропиков, и как только солнце поднялось достаточно высоко, чтобы его лучи проникли в глубь каньона, температура резко поднялась. К полудню, когда мы перешли четвертый за тот день шаткий пешеходный мост, подвешенный высоко над рекой, пот градом катился у меня по лицу, и я разделся до шортов и майки.

За мостом грунтовая тропинка отошла в сторону от берегов Дудх-Коси и стала зигзагом подниматься вверх по крутой стене каньона. Периодически на тропинке встречались небольшие рощицы благоухающих сосен. Изысканно рифленные шпили ледяных пиков Тамсерку и Кусум-Кангру пронзали небо на расстоянии более трех вертикальных километров над головой. Это был красивый край, поражавший своим величием, но вот уже много веков он не являлся дикой и неосвоенной территорией.

На каждом клочке пахотной земли были устроены террасы, на которых выращивали ячмень, гречиху или картофель. Молитвенные флажки были натянуты на веревках между склонами гор, тут и там встречались древние буддистские чортены{19}19
  Буддистский религиозный монумент из сложенных горкой камней, внутри которого могут храниться реликвии или мощи. Другое буддистское название, принятое в Юго-Восточной Азии, – ступа. – Прим. авт.


[Закрыть] и стены, выложенные из покрытых резьбой камней мани{20}20
  Небольшие плоские камни с вырезанной на санскрите мантрой тибетских буддистов «Ом мани падмэ хум». Эти камни складывают посредине тропы в форме вытянутой низкой горки – стены мани. Согласно буддистской традиции, мани необходимо обходить с левой стороны. – Прим. авт.


[Закрыть], стоявшие, словно часовые, даже на самых высоких перевалах.

Когда я повернул от речки, тропа была забита треккерами, караванами яков{21}21
  Строго говоря, подавляющее большинство «яков», которые встречаются в Гималаях, являются результатом скрещивания собственно яков с крупным рогатым скотом и называются дзопкьо (особи мужского пола) и дзом (особи женского пола). К тому же чистокровную самку яка правильнее было бы называть нак. Однако большинству западных альпинистов и треккеров трудно различать этих мохнатых животных, и поэтому они называют их всех яками. – Прим. авт.


[Закрыть], монахами в красных робах и босыми шерпами, сгибающимися под тяжестью непомерно больших и тяжелых грузов – дров, керосина и газированных прохладительных напитков.

Через полтора часа после того, как мы пересекли широкий мост через реку, я прошел через лабиринт окруженных каменными стенами загонов для яков и неожиданно оказался в центре Намче-Базара, культурного и торгового центра шерпов.

Расположенный на высоте 3450 метров над уровнем моря, Намче занимает огромный, чуть покатый и округлый участок земли, напоминающий вставленную в склон горы спутниковую тарелку. Более сотни строений, соединенных лабиринтом узких тропинок и мостиков, прилепились к скалистому склону. В районе нижней окраины города я нашел гестхаус Khumbu Lodge, поднял полог одеяла, выполнявшего функцию входной двери, и увидел своих товарищей по экспедиции, которые пили чай с лимоном за столом в углу.

Я подошел, и Роб Холл представил меня Майку Груму, третьему проводнику нашей экспедиции. Тридцатитрехлетний австралиец с морковно-рыжими волосами, худой и поджарый, как бегун-марафонец, Грум работал водопроводчиком в Брисбене и только периодически подрабатывал высокогорным гидом. В 1987 году ему пришлось провести ночь под открытым небом во время спуска с вершины Канченджанга (8586 метров), он обморозил ноги, после чего ему ампутировали все пальцы на ногах.

Несмотря на это, уже после столь печального инцидента Грум совершил восхождения на вершины Чогори, Лхоцзе, Чо-Ойю, Ама-Даблам и, в 1993 году, на Эверест, причем без баллона с кислородом.

Он был чрезвычайно спокойным и осторожным, хотя и малообщительным человеком, редко начинал разговор первым, а на все вопросы отвечал кратко и очень тихим голосом.

Во время обеда за столом беседу поддерживали главным образом три врача-клиента: Стюарт, Джон и в особенности, Бек. Как показало будущее, на протяжении почти всей экспедиции они втроем выполняли роль тамады. К счастью, Джон и Бек были очень остроумны, и вся компания смеялась до слез.

Бек, однако, имел привычку обращать свои монологи в уничижительные, едкие выступления против трусов-либералов в стиле ультраконсерватора Раша Лимбо{22}22
  Раш Лимбо (1951) – американский консервативный общественный деятель, ведущий популярного радиошоу. – Примеч. перев.


[Закрыть]. Я в тот вечер совершил ошибку, вступив с ним в спор. В ответ на одно из его замечаний я заявил, что увеличение минимальной заработной платы было бы мудрым и даже необходимым политическим шагом. Бек оказался эрудированным и искусным оппонентом и разнес мое неуклюжее возражение в пух и прах, а мне не хватило аргументов, чтобы с ним спорить. Оставалось только замолчать, прикусив язык, и безмолвно возмущаться.

Пока он с сильнейшим техасским акцентом продолжал разглагольствовать о многочисленных примерах идиотизма в концепции государства всеобщего благоденствия, я, чтобы избежать еще большего унижения, поднялся и вышел из-за стола.

Потом, вернувшись в столовую, я подошел к хозяйке попросить пива. В этот момент хозяйка, маленькая, изящная шерпа, принимала заказ у группы американских треккеров.

– Мы хотеть есть, – вещал краснощекий мужчина неестественно громким голосом, сознательно коверкая свой родной язык и жестом рукой изображая то, что он ест. – Хотеть кар-тош-ка. Як-бур-гер. Ко-ка-ко-ла. Вы иметь?

– Не желаете ознакомиться с меню? – ответила хозяйка-шерпа на идеальном английском с легким канадским акцентом. – У нас очень богатый выбор блюд. И если вас это заинтересует, то на кухне остался свежий яблочный пирог на десерт.

Однако американский треккер, видимо, был не в состоянии понять, что эта смуглая жительница гор обратилась к нему на прекрасном, абсолютно классическом английском, и упорно продолжал изъясняться на ломаном «пиджин-инглиш»{23}23
  Смешанный язык, употреблявшийся, кроме прочего, в азиатских портах и в странах Карибского бассейна носителями различных языков для общения между собой и европейцами, другими словами – неграмотная смесь языков. – Примеч. перев.


[Закрыть].

– Мень-ю. Хорошо, хорошо. Да, да, мы желать посмотреть мень-ю.

Шерпы остаются загадкой для большинства иностранцев, которые склонны смотреть на них сквозь розовые романтические очки. Люди, незнакомые с демографической ситуацией Гималаев, зачастую предполагают, что все жители Непала являются шерпами, хотя на самом деле во всем Непале не более двадцати тысяч шерпов. Государство Непал занимает площадь, равную по размерам штату Северная Каролина, в нем приблизительно двадцать миллионов жителей, являющихся представителями более пятидесяти различных этнических групп. Шерпы – это горная народность, исповедующая буддизм, а их предки переселились на юг с Тибета четыре или пять столетий назад.

Поселения шерпов разбросаны по всем Гималаям в Восточном Непале, кроме того, их довольно большие общины можно найти в индийских штатах Сикким и Дарджилинг. Однако центром страны шерпов является район Кхумбу, состоящий из нескольких долин на южном склоне Эвереста. Кхумбу – это маленький, с удивительно сложным рельефом регион, в котором совершенно отсутствуют дороги, автомобили и любые другие колесные средства передвижения.

Заниматься сельским хозяйством в высокогорных холодных долинах с отвесными склонами крайне сложно, поэтому традиционно шерпы зарабатывали на торговле между Тибетом и Индией, а также занимались выпасом яков. Когда в 1921 году британцы отправились в свою первую экспедицию к Эвересту, то решили нанимать шерпов в качестве носильщиков и помощников. В итоге это изменило культуру всего высокогорного народа.

Так как королевство Непал до 1949 года держало свои границы закрытыми, первая разведывательная, а также последующие восемь экспедиций на Эверест были вынуждены штурмовать гору с севера, через Тибет, и никогда даже близко не подходили к Кхумбу. Однако эти первые девять экспедиций отправлялись на Тибет из города Дарджилинга, куда эмигрировало много шерпов и где у местных колониальных властей они заслужили репутацию трудолюбивых, приветливых и умных людей. Кроме этого, большинство шерпов из поколения в поколение жили в деревнях, расположенных на высоте от 2700 до 4300 метров, следовательно, были физиологически адаптированы к условиям больших высот.

По рекомендации шотландского доктора А. М. Келласа, который поднимался в горы и много путешествовал вместе с шерпами, для помощи экспедиции на Эверест 1921 года в качестве носильщиков и подручных рабочих по лагерю наняли большое количество шерпов, и с тех пор, на протяжении семидесяти пяти лет, этой практике следовали почти все экспедиции.

Не берусь судить о том, хорошо это или плохо, но в течение двух последних десятилетий экономика и культура Кхумбу оказались неразрывно связанными с сезонным притоком треккеров и альпинистов, которых ежегодно приезжает около пятнадцати тысяч. Шерпы, освоившие технические навыки альпинизма и имеющие опыт работы высоко в горах – в особенности те, кто поднимался на вершину Эвереста, – пользуются большим уважением в своих общинах. При этом шерпы, ставшие звездами альпинизма, сильно рискуют жизнью.

Начиная с 1922 года, когда во время второй британской экспедиции при сходе лавины погибло семеро шерпов, на Эвересте потеряли жизни пятьдесят три представителя этой народности. Фактически это более трети всех смертей, произошедших на Эвересте.

Несмотря на очевидный риск, среди шерпов существует жестокая конкуренция за двенадцать-восемнадцать свободных мест в обычной экспедиции на Эверест. Самая жестокая конкурентная борьба происходит за пяток вакансий для высококвалифицированных шерпов-альпинистов, которые могут рассчитывать на заработок от 1400 до 2500 долларов за два месяца опасного труда – хорошие деньги в стране, прозябающей в нищете и с годовым доходом около 160 долларов на человека.

С увеличением притока западных альпинистов и треккеров в Кхумбу, как грибы, появляются все новые и новые гестхаусы и чайные, и новое строительство особенно заметно в Намче-Базаре. По пути к Намче я обгонял много носильщиков, тащивших в горы свежеотесанные бревна весом под пятьдесят килограммов каждое, которые были срублены в лесах, расположенных ниже долин. И за этот убийственный труд шерпы зарабатывают около трех долларов в день.

Тех, кто приезжает в Кхумбу на протяжении многих лет, совсем не радует туристический бум и перемены, происшедшие в этих местах, которые первые западные альпинисты считали земным раем, настоящей волшебной страной Шангри-Ла. С тех пор в ряде долин полностью вырубили леса, чтобы удовлетворить растущий спрос на дрова. Подростки, болтающиеся по салонам для игры в карром{24}24
  В разных частях земного шара игра также называется карум, карам, каром, также каррум. Это настольная игра, своего рода бильярд на пальцах. – Примеч. перев.


[Закрыть] в Намче, скорее всего, будут одеты в джинсы и футболки с надписью Chicago Bulls, а не в традиционную одежду. Семьи готовы целыми вечерами проводить у экрана телевизора, подключенного к видеомагнитофону, уставившись в очередной голливудский «шедевр» с участием Шварценеггера.

Вне всякого сомнения, не все перемены в культуре Кхумбу идут на пользу жителям этого района, но я ни разу не слышал, чтобы хоть один шерп горевал по этому поводу. Благодаря твердой валюте, поступающей от треккеров и альпинистов, а также дотациям международных организаций по туризму и альпинизму были построены школы и поликлиники, снизилась детская смертность, появились пешеходные мосты, а также в Намче и другие деревни провели электричество. Так что плакать западникам по поводу ушедших в прошлое старых добрых времен, когда жизнь в Кхумбу казалась намного проще и выглядела живописней, было бы верхом лицемерия и бессмысленности. Большинство людей, проживающих в этом суровом краю, судя по всему, совсем не горят желанием оказаться отрезанными от современной жизни и от поступательного развития прогресса. Шерпам меньше всего на свете нужно, чтобы их превратили в живые экспонаты антропологического музея.

Быстрый ходок, прошедший предварительную акклиматизацию в условиях больших высот, мог бы преодолеть расстояние от взлетной полосы Луклы до базового лагеря Эвереста за каких-нибудь два-три длинных дневных перехода. Однако большинство из нас только что прибыли с высоты уровня моря, поэтому Холл предусмотрительно выбрал более спокойный темп – чтобы дать нашим организмам время адаптироваться к возрастающей разреженности воздуха. За один день мы шли не дольше трех-четырех часов. А в некоторые дни, когда по плану Холла нам требовалась дополнительная акклиматизация, мы вообще не двигались с места.

3 апреля после дня акклиматизации в Намче мы продолжили переход к базовому лагерю. Через двадцать минут после выхода из деревни я зашел за поворот, и передо мной открылось зрелище, от которого захватывало дух. Подо мной, на глубине шестисот метров, прорезая глубокую складку в каменном ложе, виднелась извилистая лента реки Дудх-Коси, поблескивающая серебром на глубине темного ущелья. Над долиной, поднимаясь вверх на три тысячи метров, зависло, словно привидение, огромное, подсвеченное сзади острие Ама-Даблама. А на две с лишним тысячи метров выше Ама-Даблама высилась ледяная громада самого Эвереста, почти вся скрытая горой Нупцзе. Над вершиной, как обычно и бывает, развевался шлейф. Казалось, это дым, но на самом деле это застывший конденсат – напоминание о том, какие сильнейшие ветра дуют на такой большой высоте.

Я смотрел на Эверест, наверное, минут тридцать, пытаясь представить, каково будет стоять на обдуваемом штормовыми ветрами пике горы. Хотя я поднимался на сотни гор, Эверест настолько отличался от всех вершин, которые я уже покорил, что мне не хватало воображения.

Вершина казалась такой холодной, высокой и недосягаемой, словно я собрался в пеший поход на Луну. Когда я отвернулся от горы, чтобы продолжить подъем по тропе, то понял, что мое состояние было чем-то средним между нервным ожиданием и почти всепоглощающим чувством страха.

В конце того дня я прибыл в Тенгбоче{25}25
  Шерпы, в отличие от родственных им тибетцев, не имеют письменности, поэтому используется фонетическое написание слов их языка. В результате отсутствует единообразие в написании имен собственных и других слов языка шерпов. Например, слово Тенгбоче могут писать, как Тэнгпоче, Тянгбоче, Тхъянгбоче. – Прим. авт.


[Закрыть], главный и самый большой буддистский монастырь в Кхумбу.

Шерп по имени Чхонгба, худой и задумчивый мужчина, которого взяли в нашу экспедицию поваром в базовом лагере, предложил устроить встречу с ринпоче – главным ламой всего Непала, как он объяснил нам.

– Очень святой человек, – говорил он. – Как раз вчера у него закончился долгий ритрит, то есть период медитации молчания – за три последних месяца лама не проронил ни слова. Мы будем его первыми гостями. Это самый благоприятный момент для встречи.

Мы с Дагом и Лу выдали Чхонгбе по сто рупий (примерно по два доллара) для покупки церемониальных ка́та — белых шелковых шарфов, необходимых при представлении нас ринпоче, – затем сняли обувь, и Чхонгба завел нас в расположенную позади главного храма маленькую комнату, по полу которой тянул сильный сквозняк.

На парчовой подушке, завернутый в одеяние цвета бургундского вина, сидел, скрестив ноги, низенький и полный мужчина с блестящей макушкой. Монах казался очень старым и очень усталым. Чхонгба почтительно поклонился, сказал ему несколько слов на языке шерпов, после чего дал нам знак подойти ближе. Потом ринпоче благословил всех нас по очереди, возложив нам на шеи шарфы ката, которые мы ему принесли. После этого он блаженно улыбнулся и гостеприимно предложил нам чаю.

– Наденьте эти ката, когда пойдете на вершину Эвереста{26}26
  Хотя по-тибетски гора называется Джомолунгма, а по-непальски – Сагармата, большинство шерпов, даже при общении друг с другом, используют название Эверест. – Прим. авт.


[Закрыть], – посоветовал мне Чхонгба торжественным голосом. – Это будет приятно Богу и поможет отвести от вас беду.

Я не очень хорошо представлял, как нужно себя вести в присутствии такого уважаемого человека, этой живой реинкарнации древнего и прославленного ламы, поэтому приходил в ужас от одной мысли, что могу невольно оскорбить его или совершить непростительную оплошность. Пока я нервно пил сладкий чай и ерзал, Его Святейшество порылся в стоящем рядом шкафу, вынул из него большую книгу в красивой обложке и торжественно вручил ее мне. Я, как мог, вытер свои грязные руки и с замиранием сердца открыл ее. Это оказался альбом с фотографиями. Ринпоче недавно впервые посетил Америку, и в альбоме были фотографии, снятые во время этого путешествия: Его Святейшество в Вашингтоне – на фоне мемориала Линкольну и Музея истории воздухоплавания и космонавтики, в Калифорнии – на пирсе в Санта-Монике. Широко улыбаясь, он с заметным удовольствием показал нам две свои самые любимые фотографии во всем альбоме: на первой он был изображен с Ричардом Гиром, а на второй – со Стивеном Сигалом.

Первые шесть дней перехода я провел, ослепленный практически райской красотой. Тропа вела нас мимо полян, заросших можжевельником, карликовыми березами, голубыми елями и рододендронами, мимо шумных водопадов, живописных садов камней и журчащих потоков. В голове звучал вагнеровский «Полет валькирий», а линия горизонта щетинилась вершинами, о которых я читал еще в детстве. Большую часть моих вещей тащили яки и носильщики, поэтому в рюкзаке оставались только куртка, пара энергетических батончиков и фотоаппарат. Я шел, не обремененный тяжелым грузом, никуда не торопясь, и получал удовольствие от прогулки по экзотической стране. Я шел, словно в трансе, однако моя эйфория редко длилась долго. Рано или поздно я вспоминал, куда иду, тень Эвереста появлялась в моем сознании, возвращая меня к действительности, и я моментально напрягался.

Каждый из нас двигался в своем темпе, останавливаясь, когда вздумается, чтобы отдохнуть в придорожных чайных или пообщаться с прохожими. Я часто оказывался в компании почтового служащего Дага Хансена и спокойного, приятного в общении Энди Харриса, который был младшим проводником в команде Роба Холла. Энди, которого Роб Холл и все его новозеландские друзья звали Гарольдом, был большим сильным парнем, одаренным мускулистым сложением защитника НФЛ и красотой альфа-самца из рекламы сигарет. Во время новозеландской зимы он работал проводником с горнолыжниками, которых высаживают на склоны с вертолета. Летом он работал с учеными, проводившими геологические исследования в Антарктике, или сопровождал альпинистов в новозеландские Южные Альпы.