Текст книги "Звонок мертвецу. Убийство по-джентльменски (сборник)"

Глава 9
Подчищая за собой

Мендель привел в палату Питера Гиллама, улыбаясь во весь рот.

– Вот тот, кого ты хотел видеть.

Разговор ладился плохо, по крайней мере Гиллам чувствовал себя неуютно, не зная причин внезапной отставки Смайли и сознавая всю неуместность своего появления в его больничной палате. На Смайли была синяя казенная пижама, волосы беспорядочно торчали из-под повязки, а на левом виске все еще отчетливо виднелся огромный кровоподтек.

После особенно затянувшейся неловкой паузы Смайли сказал:

– Послушай, Питер. Мендель просветил тебя о том, что со мной случилось. Ты – настоящий эксперт в нашем деле. Можешь сказать, известна ли нам организация под названием «Представительство сталелитейной промышленности ГДР»?

– Известна. И они чисты, как только что выпавший снег, друг мой, если не считать внезапного и поспешного отъезда. В ней и работали-то, как говорится, всего трое, не считая собаки. Они обосновались где-то в Хэмпстеде. Поначалу никто не мог понять цели их появления в Лондоне, но за четыре года они провернули здесь неплохую работу.

– Каков был круг их интересов?

– Один Бог знает. Мне кажется, по прибытии они рассчитывали, что наша Торгово-промышленная палата поможет им найти нишу среди сплоченной группы европейских производителей стали, но наткнулись на противодействие. И тогда они переключились на более простые вещи вроде торговли станками и другой готовой продукцией, обмена опытом в сфере производства и промышленных технологий. То есть ничего общего с их первоначальными целями, но гораздо более невинная с виду деятельность.

– Кто их здесь представлял?

– О, всего двое специалистов. Герр Доктор Такой-то и герр Доктор Сякой-то. Пара девиц-секретарш. И номинальный руководитель представительства.

– Что за фигура?

– В точности не знаю. Но вроде бы какой-то бывший дипломат, чтобы вести переговоры и сглаживать углы. У нас есть на них досье. Наверное, смогу достать для тебя копии.

– Будь любезен, если это тебя не слишком затруднит.

– Не вижу большой проблемы.

После очередной паузы. Смайли попросил:

– Было бы очень полезно иметь фотографии. Сможешь принести?

– Да, конечно. – Гиллам в смущении избегал встречаться взглядом со Смайли. – Пойми, мы вообще мало что знаем о восточных немцах. Так, какие-то фрагменты данных, но в целом они для нас – загадка. Если они и проводят секретные операции здесь, то никогда не используют как «крышу» торговые представительства. Вот почему ты прав относительно того типа. Очень странно, если он действительно был здесь главным представителем сталелитейной промышленности.

– Вот, значит, как, – отозвался Смайли равнодушно.

– Как же они работают? – спросил Мендель.

– Очень трудно обобщать на основе лишь нескольких отдельных случаев, о которых нам доподлинно известно. У меня сложилось впечатление, что они руководят агентурой непосредственно из ГДР, и куратор никогда не поддерживает прямого контакта с подопечным агентом в зоне его действий.

– Но это должно значительно ограничивать их возможности! – с неожиданной горячностью воскликнул Смайли. – Можно ждать месяцы, пока твой человек выберется из страны, чтобы организовать с ним личную встречу. А у кого-то вообще может не найтись для этого благовидного предлога.

– Да, им это явно мешает, но и их цели, как правило, весьма незначительны. Они по большей части вербуют иностранцев – шведов, обосновавшихся здесь поляков и прочих иммигрантов – для выполнения краткосрочных разовых заданий, при которых оперативные ограничения не так уж важны. В исключительных случаях, когда у них появляется в какой-то стране серьезный агент из числа местных граждан, они прибегают к системе курьерской связи, копируя советский опыт.

Теперь Смайли слушал его внимательно.

– Между прочим, – продолжал Гиллам, – американцам недавно удалось перехватить такого курьера, и во многом благодаря этому мы теперь хоть что-то знаем о методах разведки ГДР.

– Например?

– Например, их агенты никогда не ждут подолгу на месте встречи, не приходят точно в назначенное время, а являются минут на двадцать раньше. Есть система распознавания «свой – чужой», порой это придает внешний блеск совершенно пустяковым делишкам. Занятна их система кодовых имен и оперативных псевдонимов. Скажем, курьер может контактировать с тремя-четырьмя агентами, а у куратора их иногда до пятнадцати. Но каждый знает их под разными именами, потому что они никогда не придумывают их для себя сами.

– Не понимаю? Разве такое возможно?

– Псевдонимы изобретают для них сами агенты. Агент присваивает куратору имя по своему вкусу, и тот начинает отзываться на него. Простая штука, если вдуматься, но… – Он осекся и с удивлением посмотрел на Менделя.

Потому что Мендель вдруг вскочил.

Гиллам откинулся на спинку стула и подумал, разрешено ли ему будет здесь закурить. Потом смирился с мыслью, что едва ли, хотя сигарета сейчас не помешала бы.

– Расскажи ему, – попросил Смайли, и Мендель посвятил Гиллама в детали беседы со Скарром.

– Все сходится, – отозвался Гиллам. – Подходит под ту картину, которую мы имеем. Хотя картина, конечно, далеко не полная. Если ваш Блондинчик – курьер, то это исключительный случай, насколько я знаю. Мы ни разу не слышали, чтобы они работали под прикрытием торговых представителей.

– Вы сказали, что представительство открылось здесь четыре года назад, – продолжал Мендель. – И ровно четыре года назад Блондинчик впервые появился у Скарра.

Какое-то время все снова молчали. Потом Смайли произнес очень серьезно:

– Но ведь это возможно, Питер, не правда ли? При определенных условиях они вполне могли открыть здесь резидентуру, которую использовали наряду с курьерами.

– Да, конечно. Но, думаю, в таком случае речь шла о какой-то по-настоящему важной операции.

– То есть если на них работал очень хорошо информированный источник и к тому же гражданин Великобритании?

– Да, примерно так.

– А предположив, что у них был агент уровня Маклина или Фукса, мы можем допустить вероятность, что они открыли точку под прикрытием торговой миссии с исключительной и единственной целью – быть с этим человеком постоянно на связи, верно?

– Да, не исключено, но уж слишком неправдоподобно, Джордж. Получалось бы, что руководство работой агента осуществляли из-за рубежа, приставив к нему не только курьера, но еще и своего сотрудника из подставной коммерческой организации, который также выполнял бы курьерские функции, а заодно был бы своеобразным персональным ангелом-хранителем. Что же это за агент такой? Некто просто выдающийся.

– Я имел в виду не совсем такую схему, но что-то похожее. И я согласен, что на это они могли пойти только ради агента самого высокого ранга. Причем не следует забывать, мы лишь со слов самого Блондинчика знаем, что он якобы был иностранцем.

– И подобный агент имел бы прямой выход на представительство? – вставил свой вопрос Мендель.

– Ни в коем случае, – ответил Гиллам. – Но у него наверняка имелись способы дать им знать, что необходима встреча. Скорее всего определенный телефонный сигнал.

– Какой, к примеру? – спросил Мендель.

– Их множество. Чаще всего используется метод ошибки номером. Ты звонишь из телефона-автомата и спрашиваешь Джона Брауна. Тебе отвечают, что такого по этому номеру нет. Ты извиняешься за ошибку и кладешь трубку. Время и место встречи обусловлено заранее, а степень важности зашифрована, скажем, в самом имени человека, которого ты просишь подойти. От этого может зависеть, кого они пришлют на свидание.

– Какие еще функции могло выполнять торговое представительство? – спросил Смайли.

– Трудно сказать. Они могли, наверное, платить ему денежное вознаграждение. Иметь тайник для передачи информации. Разумеется, все действия агента находились бы прежде всего под контролем куратора, а распоряжения передавались через курьера. Как я уже говорил, они во многом копируют принципы, разработанные советской разведкой, а значит, каждая мелочь должна быть согласована с куратором. Они почти не предоставляют самостоятельности людям, работающим непосредственно в стране.

Снова воцарилось продолжительное молчание. Смайли посмотрел сначала на Гиллама, потом на Менделя, часто заморгал и сказал:

– Блондинчик не навещал Скарра в январе и феврале, я правильно понял?

– Да. В этом году в январе он появился впервые.

– Обычно в это время Феннан уезжал кататься на горных лыжах. И впервые за последние четыре года он уже никуда не поедет.

– Я думаю, мне необходимо снова встретиться с Мастоном, – сказал Смайли.

Гиллам от души потянулся и сказал с улыбкой:

– Конечно, отчего не попытаться? Мастон придет в восторг, узнав, что тебе дали по мозгам. Правда, как я подозреваю, он считает, что Баттерси – это где-то на морском побережье, но какая кому разница? Расскажешь ему, что на тебя напали, когда ты забрался в чужие владения, – это он легко поймет. И сообщи ему о личности нападавшего, Джордж. Только помни, что ты даже не видел его и не знаешь настоящего имени. Уверен ты в одном – это был курьер разведки Восточной Германии. Мастон непременно поддержит тебя, как делал всегда. Особенно если потом приходилось идти с докладом к министру.

Смайли посмотрел на Гиллама и промолчал.

– А полученный тобой удар по голове послужит для него дополнительным аргументом в твою пользу, – не унимался Гиллам.

– Но, Питер…

– Я-то понимаю твои чувства, Джордж. Все понимаю.

– Тогда позволь мне добавить к сказанному еще кое-что. Блондинчик забирал у Скарра машину в первый вторник каждого месяца.

– И что с того?

– Как раз в те вечера, когда Эльза Феннан ходила в театр «Уэйбридж». Феннан по вторникам всегда работал допоздна, как сказала она сама.

Гиллам поднялся.

– Хорошо, я постараюсь накопать для тебя побольше материалов, Джордж. До скорого, Мендель. Я, возможно, позвоню вам уже сегодня вечером. Если честно, не представляю, что вы сможете за это время придумать, но все равно позвоню. – И уже от самой двери палаты спросил: – Между прочим, где сейчас личные вещи Феннана? Те, что были найдены на трупе?

– По всей видимости, все еще в участке, – ответил Мендель. – Их возвращают после окончательного закрытия дела.

Гиллам еще немного постоял в дверях, раздумывая, не забыл ли что-нибудь.

– От меня требуется еще что-нибудь, Джордж?

– Нет, это все. Хотя… Есть еще одна просьба.

– Слушаю тебя внимательно.

– Не мог бы ты объяснить парням из уголовного розыска, что не надо больше меня тревожить? Они, конечно же, не напали ни на какой след, но таскаются ко мне по три раза на дню. Намекни им, что на дело наложен гриф секретности и вопрос касается только спецслужб. Напусти таинственности. Будь с ними обходителен, но строг.

– Хорошо. Думаю, что справлюсь.

– Понимаю, у тебя могут возникнуть сложности, Питер, поскольку официально я больше не числюсь…

– Да, чуть не забыл! Есть еще новость, способная приободрить тебя. Я попросил провести сравнительный анализ предсмертной записки Феннана и анонимного письма. Их написали разные люди, которые использовали одну и ту же машинку. Разный нажим и интервалы, но идентичный шрифт. А теперь позволь распрощаться, старина. Налегай на виноград.

Гиллам закрыл за собой дверь, и они услышали звучные шаги, удалявшиеся вдоль пустынного коридора.

Мендель скрутил себе сигарету.

– Видит Бог, ты – отважный человек, – заметил на это Смайли. – Никого не боишься. Или ты еще не встречался со здешней старшей медсестрой?

Мендель покачал головой и улыбнулся.

– Двум смертям не бывать, одной не миновать, – отшутился он, вставив сигарету между губами. Смайли наблюдал, как из ее раскуривания он сделал целую церемонию. Достал зажигалку, откинул колпачок, покрутил колесико испачканным чернилами большим пальцем, прикрыл вспыхнувшее пламя двумя ладонями и осторожно поднес к кончику сигареты. Можно было подумать, что в палате бушевал ураганный ветер.

– Ты у нас специалист в криминалистике, – сказал Смайли. – Как выглядит наше дело с твоей точки зрения?

– Грубая и неряшливая работа, – ответил Мендель.

– Почему?

– Слишком много обрубленных, но не проверенных ниточек. Полиция толком не подключилась. Ничего ведь не проверено. Нужно за собой все подчистить. Это как та же алгебра.

– А с чего ты приплел сюда алгебру?

– Потому что там тоже следует сначала доказать то, что возможно доказать. Определить константы. На самом ли деле она ходила тем вечером в театр? Была ли там одна? Слышали ли соседи, как она вернулась? Если да, то в котором часу? Правда ли, что Феннан всегда задерживался по вторникам? И посещала ли его супруга спектакли раз в две недели, как утверждает она сама?

– И еще звонок в восемь тридцать. Подчисти и этот конец для меня, пожалуйста.

– Этот звонок сильно действует тебе на нервы, как я погляжу.

– Верно. Из всех непроверенных нитей для меня это самая важная. И сколько я ни ломаю себе над этим голову, никак не могу найти разумного объяснения. Я уже знаю расписание поездов почти наизусть. Феннан был пунктуальным человеком – часто приезжал на работу вообще самым первым и отпирал все двери. Он предпочитал поезда, которые отправлялись в восемь пятьдесят четыре и девять ноль девять. Самое позднее – в девять четырнадцать. Электричка в восемь сорок пять позволяла ему быть на месте в девять тридцать восемь. Ему нравилось быть на рабочем месте уже к четверти десятого. Поэтому он никак не мог попросить разбудить его только в восемь тридцать.

– Возможно, ему просто нравились звуки звонков, – сказал Мендель, поднимаясь.

– И еще письма, – продолжал Смайли. – Разные люди, но одна машинка. Не считая убийцы, только двое имели доступ к той пишущей машинке: сам Феннан и его жена. Если мы признаем, что предсмертную записку напечатал он сам, – а он, несомненно, собственноручно подписал ее, – то нельзя исключать, что анонимку с обвинениями напечатала Эльза. Зачем ей это понадобилось?

Теперь Смайли чувствовал, что действительно очень устал и был рад избавиться от Менделя.

– Отправляйся и займись подчисткой. Определи, какие константы мы имеем… Да, тебе ведь могут понадобиться деньги. – Смайли открыл бумажник, лежавший рядом с кроватью. Мендель взял деньги, ничуть не смутившись, и вышел.

Смайли без сил откинулся на подушку. Голова у него не просто болела – казалось, мозг раскалился и жжет череп изнутри. Он хотел позвать медсестру, но не стал, потому что она внушала ему робость. Головная боль стала постепенно стихать. Снаружи донеслись звонки «скорой помощи»[11]11
  В те времена спецтранспорт еще не был оборудован сиренами.


[Закрыть], сворачивавшей с Принс-оф-Уэллс-драйв во двор больницы.

– Возможно, ему просто нравились звуки звонков, – пробормотал он и заснул.

Разбудили его громкие голоса из коридора. Он слышал, как старшая медсестра с кем-то спорит на повышенных тонах, а Мендель столь же горячо ей возражает. Затем распахнулась дверь, и кто-то включил свет. Смайли часто заморгал, сел в постели, прищурился и посмотрел на часы. Без четверти шесть. Мендель что-то говорил ему, почти кричал. Что он пытался ему сообщить? Что-то про мост Баттерси… Про речную полицию… Пропал со вчерашнего вечера… Смайли окончательно сбросил с себя сон. Адам Скарр был найден мертвым.

Глава 10
Рассказ девственницы

Мендель водил машину очень хорошо, но с тем ученическим педантизмом, который наверняка позабавил бы Смайли. Движение по Уэйбридж-роуд было, как всегда, почти парализовано. Мендель ненавидел владельцев автомобилей. Дайте мужчине собственную машину, и он оставит все свои человеческие качества вместе со здравым смыслом в гараже. Причем это никак не было связано с личностными особенностями. Ему доводилось видеть, например, как епископ в пурпурной мантии мчался на скорости семьдесят миль в час через оживленный жилой район, пугая пешеходов до смерти. Но машина Смайли ему нравилась. Он с удовольствием отмечал, какая она ухоженная, как продуманно Смайли поставил самое необходимое дополнительное оборудование – зеркала по бокам, лампочку, включавшуюся, если нужно было сдать назад.

Ему вообще были симпатичны люди, следившие за своими вещами и никогда не бросавшие начатого дела. Ему нравились дотошность и точность. Взялся – доведи до конца. Как этот убийца. Что сказал о нем Скарр? Молодой, но хладнокровный. Невозмутимее камня. Менделю был знаком этот тип, а теперь и Скарр с ним познакомился, даже слишком близко. Он представлял безжалостные глаза на молодом лице убийцы. Это не взгляд бешеного зверя, не бессмысленная ухмылка маньяка, а глаза, исполненные чувства собственного превосходства, уже не раз проверенного и доказанного на практике. Такое не приходит с военным опытом. Постоянное соседство со смертью на войне тоже дает опыт, но совершенно другого рода. А вот убежденность в своей непогрешимой эффективности и преимуществе над жертвой, живущая в сердце профессионального убийцы, – это гораздо опаснее. Да, Менделю доводилось сталкиваться с таким человеком прежде. Он помнил его. Тот сразу бросался в глаза на фоне остальных членов банды. Глаза бесцветные и почти лишенные всякого выражения. Никогда не улыбавшиеся. Он был действительно невозмутимее камня, причем именно поэтому пользовался, как ни странно, успехом у молоденьких девушек.

Гибель Скарра испугала Менделя всерьез. Он взял со Смайли слово, что тот не отправится к себе на Байуотер-стрит, если его выпишут из больницы. Была надежда, хотя и слабая, что противник уже считает его мертвым. Смерть Скарра свидетельствовала об одном: убийца все еще находился в Англии и тоже стремился подчистить за собой.

«Когда я оправлюсь, – сказал Смайли прошлым вечером, – мы должны будем снова выманить мышку из норки. Поманим ее кусочком сыра».

И Мендель знал, кто станет этим кусочком сыра: сам Смайли. Впрочем, если они не заблуждались относительно мотивов убийцы, то была еще одна приманка: жена Феннана. Если вдуматься, тот факт, что она до сих пор жива, красноречиво свидетельствует не в ее пользу. Но Мендель сразу пристыдил себя за такие мысли и снова переключился на размышления о Смайли.

Странный маленький упрямец, таким он ему виделся. И напоминал одного толстого паренька, с которым Мендель играл в футбол еще школьником. Не способный быстро бегать, не умевший точно бить по мячу, полуслепой, он все равно вкладывал в игру всю душу, все усердие и уходил с поля совершенно изможденный приложенными усилиями. А ведь он еще пытался боксировать. Выходил на ринг, широко расставив руки, и размахивал ими в пустоте, а рефери останавливал бой, только когда паренек уже валялся на помосте почти без сознания. Но при этом мальчишка был чертовски умен.

Мендель сделал краткую остановку в кафе на чашку кофе с булочкой, а потом въехал в Уэйбридж. Репертуарный театр располагался в переулке с односторонним движением, ответвлявшемся от Хай-стрит, где припарковаться было невозможно в принципе. После долгих мытарств ему пришлось оставить машину перед железнодорожным вокзалом и вернуться в городок пешком.

Парадный вход в театр оказался заперт. Мендель обошел здание со стороны, миновав кирпичную арку. Сбоку он обнаружил открытую зеленую дверь с длинной ручкой и нацарапанной мелом надписью «Служебный вход». Звонок отсутствовал, но из темного коридора за дверью отчетливо доносился запах кофе. Мендель вошел и двинулся по коридору, который упирался в каменную винтовую лестницу с металлическими перилами. Она вела еще к одной зеленой двери. Аромат кофе усилился, и стали слышны голоса.

– О, но всему же есть предел, в конце-то концов, дорогой мой! Если этим культурным стервятникам из Суррея угодно три месяца подряд смотреть пьесы Барри, то пусть объедятся ими. У нас будет либо Барри, либо «Кукушкино гнездо» Бена Трэверса, поставленное сто лет назад. По мне, так Барри даже лучше.

Это произнесла немолодая женщина.

Тут же ворчливо отозвался мужчина:

– Но ведь Людо всегда может возобновить постановку «Питера Пена», верно я говорю, Людо?

– Тупое предложение, – раздался еще один голос, тоже мужской.

Мендель открыл дверь и оказался за кулисами театральной сцены. Слева на стене висела толстая доска с прикрепленной к ней панелью, которая, судя по обилию кнопок и переключателей, служила пультом управления. Для того, кто им распоряжался, рядом стояло абсурдно роскошное кресло в стиле рококо: все в позолоте, с причудливо вышитой обивкой.

В центре сцены на бочках сидели двое мужчин и женщина, курившие и попивавшие кофе. Декорация являла собой палубу корабля. Под потолок уходила мачта с вантами, а большая деревянная пушка упиралась дулом в нарисованные на холсте море и небо.

При появлении Менделя разговор оборвался. Кто-то прошептал:

– Господи, это что еще за призрак оперы?

Они посмотрели на него и захихикали.

Первой заговорила женщина:

– Вы заблудились или кого-то ищете, друг мой?

– Извиняюсь, если помешал. Хотел узнать, как можно приобрести ваш абонемент. Так сказать, вступить в клуб.

– Ах, вот как! Приятно слышать. – Женщина встала и подошла к Менделю. – Очень приятно слышать.

Она взяла его за левую руку и крепко сжала ладонями, одновременно сделав шаг назад, чтобы оглядеть гостя. Это была отточенная поза хозяйки. Так леди Макбет, должно быть, встречала Дункана в ее постановке. Потом она склонила голову набок, кокетливо улыбнулась и, не отпуская руки, повела Менделя в противоположную кулису. Там располагалась дверь в крохотную контору, захламленную старыми афишами, программками, коробочками с гримом, париками и разрозненными деталями матросских костюмов.

– Вы не были на нашей последней премьере? Мы давали пантомиму по мотивам «Острова сокровищ». Это был оглушительный успех. Просто потрясающий! И мы сумели обогатить содержание очень неожиданным социальным подтекстом. Это ведь так важно в наши дни, вы согласны? Не просто развлекать публику, а чему-то учить без излишней назидательности.

– Да, вполне согласен, – кивнул Мендель, понятия не имевший, о чем она толкует. При этом острым глазом он заметил на столе довольно-таки аккуратную пачку счетов, скрепленную зажимом. Верхний был выписан на имя миссис Людо Ориел, и срок выплаты по нему истек четыре месяца назад.

Женщина пристально посмотрела на него сквозь стекла очков. Она была невысокая, темноволосая, с морщинистой шеей и обильно пользовалась косметикой. Темные круги под глазами она попыталась скрыть слоем грима, но это дало лишь кратковременный эффект. На ней были свободные брюки и свитер, больше похожий на балахон, весь перепачканный темперой. Курила она непрестанно. Зажатая в губах сигарета кривила ее широкий рот, придавая лицу нетерпеливое и брюзгливое выражение. Мендель уже начинал опасаться, что договориться с ней окажется трудно, и потому даже испытал облегчение, заметив неоплаченные счета.

– Вы и в самом деле хотите приобрести право на членство в клубе?

– Нет.

Ярость овладела ею мгновенно.

– Если вы еще один наш кредитор, то выметайтесь отсюда немедленно! Я обещала заплатить и заплачу, только не надо все время доставать меня. Если публика заподозрит, что у меня нет денег, я действительно обанкрочу театр. И кто тогда окажется в реальном проигрыше? Вы, а не я.

– Я не кредитор, миссис Ориел. Наоборот, я пришел предложить вам денег.

Она замолчала и ждала объяснений.

– Я занимаюсь частным сыском. В основном бракоразводными делами. Сейчас у меня как раз богатый клиент. Хотел бы задать несколько вопросов и готов заплатить за беспокойство.

– Слава тебе, Господи, – с явным облегчением вздохнула женщина. – Почему же вы сразу не сказали, что вам нужно?

Они рассмеялись. Мендель положил пять фунтовых бумажек поверх счетов и пересчитал их у нее на глазах.

– А теперь, – сказал он, – я хотел бы узнать, есть ли у вас список членов клуба? И что дает приобретение абонемента?

– Во-первых, каждое утро ровно в одиннадцать мы подаем водянистый кофе прямо на сцену. И члены клуба имеют возможность пообщаться с актерами в перерыве между репетициями с одиннадцати до одиннадцати сорока пяти. За кофе им приходится платить дополнительно, разумеется, но на сцену допускаются только члены клуба.

– Понятно.

– Если вам это интересно, то по утрам к нам приходят в основном девицы и дамы постарше.

– Любопытно. А что еще у вас тут происходит?

– Каждые две недели мы меняем спектакль. Члены клуба имеют право зарезервировать за собой место на любой из вечеров в эти четырнадцать дней. К примеру, на вторую среду нового показа и так далее. Смена представления обычно происходит в первый и третий понедельник каждого месяца. Спектакль начинается в девятнадцать тридцать, и места для владельцев абонементов мы держим до девятнадцати двадцати. Девочка в кассе на плане зала отмечает каждое занятое кресло. Забронированные места помечены красным цветом, и билеты на них продаются только в самый последний момент.

– Ясно. Значит, если член клуба не явился в назначенный день, его место все равно будет помечено на плане как занятое?

– Только если его удастся успеть продать.

– А, ну конечно.

– После первой недели зал обычно уже заполняется плохо. Мы стремимся перейти на еженедельную смену репертуара, но это сложно с… материальной точки зрения. Мы и с двухнедельным графиком справляемся порой с трудом, если честно.

– Да, вижу, вам тяжело приходится. А вы сохраняете старые планы рассадки зрителей?

– Иногда. Они бывают нужны, чтобы свести цифры по бухгалтерии.

– Я говорю о конкретном вечере. Это был вторник, третье января.

Женщина выдвинула ящик шкафа и достала пачку отпечатанных типографским способом планов зрительного зала.

– Это, стало быть, вторая неделя нашей пантомимы. Хорошо держаться традиции, не правда ли?

– Совершенно с вами согласен, – с готовностью кивнул Мендель.

– Так кто же именно вас интересует? – спросила миссис Ориел, открывая нечто похожее на гроссбух.

– Невысокая светловолосая женщина лет сорока двух – сорока трех. Фамилия ее Феннан. Эльза Феннан.

Миссис Ориел стала просматривать книгу записей. Мендель без тени смущения заглядывал ей через плечо. Имена членов клуба были аккуратным почерком занесены в левую колонку на странице. Жирная красная галочка еще левее означала, по всей видимости, что данная персона своевременно внесла членский взнос. В правой части делались пометки относительно мест, заказанных в течение нынешнего года. Всего в клуб записались восемьдесят человек.

– Что-то я сразу не припомню такой фамилии. Где примерно она обычно сидит?

– Понятия не имею.

– Ах, ну вот же! Мерридейл-лейн, Уоллистон. Боже, Мерридейл-лейн! Ну и дыра, доложу я вам. Но давайте посмотрим. В самом углу последнего ряда. Странный выбор, вам не кажется? Кресло Р2. Но только Богу известно, была ли она на спектакле третьего января. Боюсь, что план за тот вечер не сохранился, хотя лично я никогда сама ничего не выбрасываю. Вещи просто имеют свойство куда-то пропадать сами собой. С вами такое бывает? – Она искоса бросила на него взгляд, гадая, по всей видимости, отработала ли уже свои пять фунтов. – Вот что я вам скажу. Мы сейчас расспросим нашу Девственницу, нашу Непорочную деву.

Она поднялась со стула и направилась к двери.

– Феннан, Феннан, – повторяла она. – Минуточку! Мне эта фамилия явно о чем-то напоминает. Вот только о чем именно? Точно! Случай с папкой для нот. Будь я проклята!

Она открыла дверь.

– Где Девственница? – Вопрос адресовался кому-то на сцене.

– Кто ее знает.

– Спасибо, ты мне очень помог, свинья, – сказала миссис Ориел и снова закрыла дверь. Потом повернулась к Менделю: – Девственница – это наша будущая звезда, видите ли. Английская роза, дочь местного адвоката, помешанного на театре. В фильдеперсовых чулочках и с видом недотроги. Мы над ней посмеиваемся и откровенно недолюбливаем, но иногда даем эпизодические роли, потому что папаша щедро платит за обучение актерскому мастерству. Еще она иногда помогает рассаживать зрителей, когда у нас случаются аншлаги. Она и миссис Торр – гардеробщица. А когда все тихо, миссис Торр справляется одна. Девственнице остается только болтаться за кулисами и надеяться, что у ведущей актрисы случится сердечный приступ, чтобы ее выпустили на сцену.

Она сделала паузу.

– Феннан. Феннан… Теперь я совершенно уверена, что встречала эту фамилию. Интересно, куда занесло нашу молодую корову?

Она вышла и через несколько минут вернулась, ведя за собой рослую и плечистую, но довольно-таки хорошенькую девушку с пушистыми светлыми волосами и со здоровым цветом лица, который обычно отличает тех, кто играет в теннис или плавает в бассейне.

– Знакомьтесь, Элизабет Пиджен. Возможно, она сумеет вам помочь. Милочка, этот джентльмен наводит справки о миссис Феннан, члене нашего клуба. По-моему, ты мне что-то говорила о ней.

– Ну, конечно, Людо. – Девушке, видимо, казалось, что у нее мелодичный голос. Она вяло улыбнулась Менделю, склонила голову набок и подала для пожатия два пальца. Мендель ответил ей коротким поклоном.

– Ты знаешь ее? – спросила миссис Ориел.

– Да, знаю. Она ужасно музыкальна. То есть я так думаю, потому что она всегда приносит с собой ноты. Она жутко тощая и немного не в себе. По-моему, иностранка.

– Что значит – не в себе? – спросил Мендель.

– Она со странностями. Когда приходила на спектакль в последний раз, то устроила страшный скандал из-за соседнего места. Оно, видите ли, тоже зарезервировано за членом клуба, но только прошел уже, наверное, час после положенного времени. Мы тогда только начали показы пантомимы, и у кассы стояла огромная очередь за билетами, вот я и решила это место продать. Но она все твердила, что ее сосед непременно явится, потому что приходит всегда.

– А он пришел? – спросил Мендель.

– Нет. И я продала место. Она, видно, была ужасно расстроена, поскольку ушла после второго действия и даже забыла папку с нотами.

– Тот человек, которого она ждала… Они с миссис Феннан друзья?

Людо Ориел окинула Менделя понимающим взглядом. Девица кивнула:

– Да уж, наверное, друзья. Если он ее муж. А вы как думаете?

Мендель в задумчивости смотрел на нее почти минуту, а потом улыбнулся и попросил:

– Не найдется ли здесь места, куда наша очаровательная Элизабет могла бы присесть?

– Вот за это спасибо, – сказала девица и опустилась на подлокотник такого же золоченого кресла, как и то, что стояло за кулисами. Красноватые пухлые ручки она положила на колени и склонилась вперед, непрерывно улыбаясь и радуясь возможности в кои-то веки оказаться в центре всеобщего внимания. Миссис Ориел бросала на нее исподтишка язвительные взгляды.

– Почему вы решили, Элизабет, что тот мужчина был ее мужем? – В голосе Менделя появилась напряженная интонация, которой не слышалось прежде.

– Конечно, они всегда приезжали порознь, но поскольку специально заказали два кресла в стороне от мест, где сидят остальные члены клуба, я и решила, что они – муж с женой. И потом он тоже всегда приносил ноты.