Текст книги "В поисках советского золота. Генеральное сражение на золотом фронте Сталина"

Вот что мы видели. Во-первых, магазины становились все хуже и хуже, товары почти исчезли. Почему это произошло? Потому что государство конфисковало собственность мелких частных розничных торговцев, не имея ни малейшего представления о том, как самому вести бизнес. Во-вторых, продукты, которые прежде были дешевыми, а запасы их обильными, стали дорогими и дефицитными. Почему это произошло? Потому что государство лишило собственности сотни тысяч предприимчивых и энергичных мелких сельхозпроизводителей и передало их земельные владения в так называемые колхозы, контролируемые государством, еще до того, как появились убедительные доказательства того, что такие хозяйства будут успешно работать или что есть квалифицированный персонал, чтобы ими руководить. В-третьих, промышленные товары, которые появлялись в наших магазинах – и так же быстро исчезали, – были ужасного качества. Почему это произошло? Потому что государство подчинило себе все фабрики, большие и маленькие, и запретило ввоз иностранных потребительских товаров. Причем сделано это было еще до того, как обучен персонал, способный управлять этими государственными предприятиями. Люди должны либо смириться с возмутительно плохой продукцией этих фабрик, либо обойтись без нее.

По возвращении мне стало очевидно, что золотодобывающая промышленность была менее деморализована, чем большинство предприятий в то время, благодаря энергии и прозорливости Серебровского, а также, вероятно, тому факту, что Сталин и народный комиссар тяжелой промышленности Орджоникидзе сохранили свой личный интерес к золотодобыче и смотрели на нас как на привилегированную группу.

Таким образом, мы оказались одними из первых, кто извлек выгоду из новой системы распределения ограниченных запасов продовольствия и промышленных товаров, вскоре организованной коммунистами. К этому времени стало ясно, что реорганизованные промышленность и сельское хозяйство не смогут производить продукцию в достаточном количестве, чтобы удовлетворить потребности всех советских граждан в ближайшие годы. Коммунистическим лидерам предстояло принять непростое решение: либо вернуть часть фабрик, магазинов и небольших ферм их бывшим владельцам, либо оставить все, как есть, и заставить большую часть людей обходиться малым. Они выбрали второй вариант. Первый вариант был бы предпочтительнее для удобства людей, но означал бы отступление от идей социализма.

Следующий вопрос, который нужно было решить, заключался в том, как распределить имеющиеся запасы среди нужных людей, то есть тех, кого коммунистические лидеры считали наиболее полезными. Решили создать общенациональную систему продовольственных карточек и закрытых распределителей. Продовольственные карточки, которые выдавались только городским рабочим, позволяли им покупать достаточное количество продуктов для собственных нужд по ценам, примерно равным тем, которые действовали до инфляции. Крестьяне должны были обеспечить себе пропитание сами. Представители остальных групп были проигнорированы; они были вольны покупать продукты, чтобы прокормиться, по ценам инфляции, если у них имелись деньги; в противном случае это было их собственное дело. Закрытые распределители были зарезервированы для определенных групп рабочих; каждый рабочий был приписан к конкретному закрытому магазину, где мог купить одежду и другие промышленные товары, которые были доступны по доинфляционным ценам.

Наши первые закрытые распределители в Кочкаре были довольно скверными; они заставили нас частенько вспоминать о прежних частниках. Но, по крайней мере, цены стали более умеренными. И постепенно закрытые распределители для некоторых групп стали намного лучше, чем для других. НКВД, например, создал замечательные закрытые магазины, вызывающие зависть других групп работников. И трест «Главзолото» с самого начала очень хорошо снабжал свои закрытые распределители; мы принадлежали к одной из привилегированных профессий.

К иностранным инженерам и рабочим советское правительство было очень щедрым. Исключительно для их снабжения создали сеть закрытых распределителей под названием «Инснаб», в которых продавались лучшие продукты питания, одежда и предметы первой необходимости, в том числе многие импортные товары, которые в то время нельзя было приобрести больше нигде в России. В этот период в Россию были приглашены тысячи иностранных рабочих и сотни инженеров с контрактами на хорошую зарплату в их национальной валюте. В этих новых магазинах они не только избегали зыбучих песков инфляционных цен, но и могли получить большую прибыль, если были недобросовестны, перепродавая продукцию своим российским партнерам. Я рад сообщить, что большинство американцев не прибегали к подобной практике. Мы в тресте «Главзолото» не испытывали такого сильного искушения, как некоторые другие, поскольку наши российские сослуживцы имели доступ к закрытым распределителям, почти таким же хорошим, как и наши собственные. Люди, которые работают с золотом, будь то при советской системе или при капитализме, похоже, получают больше материальных благ, чем многие другие.

В ходе второй коммунистической революции мы утратили одну группу рабочих в золотодобывающей промышленности, которую, как я подозревал, было нелегко пощадить. Коммунисты, объявив войну всем группам, которые считались несоциалистическими, постановили, что наши старатели или арендаторы относятся к этой категории и что они должны быть ликвидированы без промедления. А между тем эти старатели открыли для нас много новых месторождений золота, и было жаль лишиться их.

К этому времени я уже понял, что лучше не комментировать такие действия, поскольку обычно обнаруживал, что, высказывая свое мнение, я с головой погружаюсь в какую-нибудь коммунистическую фобию. Но я был рад узнать позже, когда прочитал книгу Серебровского о золотодобывающей промышленности, изданную в 1936 году, что Иосиф Сталин правильно оценивал важность наших старателей и, вероятно, не хотел отказываться от них в то время. Хочу напомнить, что Сталин сказал в 1927 году, согласно этой книге, что старатели должны быть сохранены в золотодобывающей промышленности, так как приносят пользу.

Почему же тогда от них отказались в 1929 году? Я подозреваю, что в то время Сталин не мог настоять на своем в этом вопросе. Тогда он и близко не был такой сильной и влиятельной фигурой, как сейчас, и все еще был вынужден спорить с некоторыми коммунистическими лидерами относительно многих теорий. Казалось логичным отказаться от старателей одновременно с отказом от кулаков и подобных социальных групп. Я сужу по книге Серебровского, что в этом случае Сталин проиграл очко своим коммунистическим оппонентам.

В любом случае наших старателей мы потеряли. Это были неотесанные люди, несдержанные и грубые и, вероятно, не слишком честные. Но они обладали нюхом на золото, как и все их коллеги в других странах. Они находили для нас новые месторождения, руководствуясь древним стимулом быстрого обогащения.

Теперь было предложено заменить их коллективами начинающих геологов, юношей и девушек, которые проходили подготовку для работы в шахте или только что закончили школу. Утверждалось, что эти подростки гораздо лучше выполнят работу прежних старателей. Они не пили крепких напитков и были преданными молодыми коммунистами. Разве не естественно, спрашивали коммунистические реформаторы, что они справятся с делом лучше, чем эти старики, большинство которых не умеют даже читать и писать?

Что ж, я был бы рад, если бы это оказалось правдой. Но я видел старателей за работой в Соединенных Штатах, на Аляске, а также в России в течение нескольких лет. Я видел, что эти старые чудаки в России так же нутром чувствовали золотоносные породы, как и их собратья в Соединенных Штатах. И я сомневался, что вчерашние школьники, какими бы честными и упорными они ни были, смогут справиться с этим довольно странным занятием так же хорошо, как объявленные вне закона старатели.

Старателей же их ликвидация не слишком беспокоила; она и близко не была такой жестокой по своим последствиям, как раскулачивание крестьян. Старатели, бродяги по натуре, редко были семейными людьми, в отличие от кулаков – самого основополагающего элемента в деревне. Их положение было настолько прочно, что коммунисты не видели другого способа справиться с ними, кроме жесткой силы.

Старатели быстро нашли работу в шахтах: все они, конечно, знали горное дело. Они вступали в профсоюзы, чтобы получить работу и добиться хорошего отношения со стороны коммунистов, даже к бутылке теперь прикладывались только в свободные дни. Я поговорил с теми из них, которых знал раньше, и пришел к выводу, что они вполне всем довольны. Однако годы спустя, когда им представилась новая возможность поохотиться за золотом, большинство из них снова отправились в долгий путь на восток.

Глава 7
Ликвидация кулачества

Примерно в середине 1930 года нам пришлось отказаться от нашего дома в Кочкаре, нашего первого дома в России, который очень нам нравился. С этого времени моя работа состояла в основном из инспектирования и реорганизации различных шахт, что заставляло меня большую часть времени переезжать с места на место.

Нам с женой было жаль покидать этот суровый шахтерский городок на Южном Урале, о котором мы до сих пор храним приятные воспоминания. Мы приехали в Кочкар в то время, когда русские все еще могли свободно проявлять свое природное гостеприимство и дружелюбие по отношению к иностранцам, и до того, как их затянул водоворот пятилетних планов. Кочкарцев еще не будоражили слухи об иностранных шпионах, пока мы находились там, и они привечали всех нас четверых как своих. Я сожалею только о том, что позже обстоятельства затруднили, даже сделали невозможным продолжение этих прежних дружеских отношений.

Двух наших маленьких дочерей в конце 1929 года мы оставили у родственников в Соединенных Штатах, а моя жена настояла на том, чтобы сопровождать меня в большинстве моих путешествий в течение нескольких лет после 1930 года. Сибирь и Казахстан были и остаются суровыми краями, и транспортное сообщение там не было организовано так, чтобы путешественник, покидающий основные железнодорожные магистрали, мог передвигаться с комфортом. Но тяжелые условия не пугали мою жену, и она повидала примерно столько же таежных районов Сибири и Восточной России, сколько и я. И должен сказать, что она зачастую возвращалась из этих поездок в лучшей форме, чем я мог себе представить.

Совершая наши поездки начиная с конца лета 1930 года, мы оказались в самой гуще процесса, который российские власти назвали «ликвидацией кулачества». Этот процесс обычно трактуется как сельскохозяйственная революция; но он был так же важен для промышленности, как и для сельского хозяйства. Он сыграл большую роль в расширении нашей горнодобывающей деятельности, поэтому я должен рассказать то, что я знаю об этом.

Не стану винить американцев за то, что они уклоняются от упоминания таких высказываний, как «ликвидация кулачества». Еще до того, как я отправился в Россию, частое использование подобных формулировок отбило у меня охоту читать что-либо об этой стране. Я был склонен верить, что вся страна – это сущий сумасшедший дом. Но позже обнаружил, что русские коммунисты усеивают свои речи и письменные произведения сотнями таких фраз, и эти фразы с удовольствием подхватывают во всем мире.

«Ликвидация кулачества», однако, была для нас больше чем просто фразой, с этой реальностью мы непосредственно сталкивались повсюду в течение ряда лет. Я уже рассказывал, как, прежде чем узнали о самом процессе, мы увидели один из главных его результатов в Кочкаре в 1930 году, когда мелкие фермеры перестали приезжать на большой Кочкарский рынок и нам пришлось покупать продукты по самым диковинным ценам. Наше пропитание зависело теперь от продовольственных карточек и закрытых распределителей, которыми весьма неумело управляло правительство.

Путешествуя по Сибири осенью 1930 года, мы столкнулись с тысячами мужчин, женщин и детей, нагруженных сумками и узлами, которых вооруженные винтовками охранники загоняли в пассажирские и грузовые вагоны, зачастую набиваемые так плотно, что не было возможности даже сесть. В какое-то время эти люди заполняли почти каждую станцию, и казалось, для них был использован весь имеющийся подвижной состав.

Эти люди, очевидно, были владельцами небольших крестьянских хозяйств, привыкшими к тяжелому труду, о чем мы могли судить по грубым рукам как мужчин, так и женщин, у них были обветренные лица людей, которые работают на земле. И все они выглядели сбитыми с толку. Казалось, не понимали, что с ними происходит и почему, как и другие русские, которые наблюдали за происходящим. Что ж, эти люди были «кулаками», и их «ликвидировали». И процесс этот описан многими «экспертами» во многих книгах о России.

Я наблюдал за «ликвидацией кулаков» еще до того, как прочитал какие-либо экспертные толкования этого процесса. Мне просто показалось, что большинство мелких сельхозпроизводителей в России под охраной перевозят с одного места жительства на другое. Я не имел представления о том, зачем это делается, как, по-видимому, и большинство русских. Похоже, из Москвы поступил приказ сделать это, и он был исполнен.

Во время одной из наших поездок мы с женой оказались в вагоне «Максим Горький» с некоторыми из тех людей, которых куда-то перевозили. «Максим Горький» – так в те дни русские прозвали грузовой вагон, используемый для перевозки пассажиров. Название это происходило от имени известного русского писателя, который в молодости был бродягой. Позже название запретили.

Из разговора с крестьянами из нашего вагона мы уяснили, что они понятия не имеют, куда их везут и что будут делать, когда доберутся до места назначения. Они сказали, что дома им дали короткое время, чтобы собрать кое-что из личных вещей, а затем принудили уйти, оставив все нажитое.

Эти люди, возможно, были исключением, тогда как другим сказали, куда они направляются, но я в этом сомневаюсь. Все, кого я видел, выглядели совершенно озадаченными.

Этому периоду посвящено много книг, рассказывающих, как и почему ликвидировали кулаков. Авторы расходятся во мнениях по многим пунктам, но я сопоставил наиболее правдоподобные объяснения с тем, что видел сам, чтобы дать представление о происходившем на самом деле.

В предыдущей главе я назвал этот период второй коммунистической революцией и сказал, что она главным образом была направлена против мелких фермеров, которые сохранили свои небольшие участки земли и немногочисленное поголовье домашнего скота во время первой революции. В 1917 году и в последующие годы эти мелкие фермеры с радостью помогли коммунистам отобрать землю, принадлежащую крупным землевладельцам, потому что им была обещана возможность поделить такие земли между собой.

Когда я приехал в Россию в 1928 году, в стране не было ни одного крупного землевладельца, кроме самого государства. Земля была поделена на небольшие участки, каждый из которых обрабатывали мелкий фермер и его семья. Эти мелкие фермеры жили вместе в деревнях, часто на небольшом удалении от своей земли, как это происходило в России веками. Вы не нашли бы во всей стране ни одной фермы, подобной той, что есть у нас в Америке.

Примерно в то время, когда мы прибыли в Россию, штаб коммунистов в Москве решил реорганизовать сельское хозяйство. Им не нравилась идея о том, что мелкие фермеры обрабатывают свои небольшие участки и продают продукцию на базарах и рынках, таких как в Кочкаре, точно так же, как не нравилось существование кочевников-скотоводов, бродящих по степям со своими стадами овец, крупного рогатого скота и молочных лошадей. Эти люди, которые зарабатывали на жизнь земледелием и скотоводством, составляли в то время около 85 процентов населения России, и коммунисты решили, что не смогут осуществить свои планы по индустриализации и социализации страны, пока ситуация с мелкими фермерами останется прежней.

Коммунисты разработали хитроумную схему реорганизации российского сельского хозяйства. Они уже конфисковали все крупнейшие поместья и передали их под государственное управление. Теперь у них появилась идея объединить мелких фермеров в колхозы под контролем государства. Они решили, что будет просто убедить мелких фермеров объединить свои земельные владения и домашних животных и таким образом создать тысячи коллективных хозяйств. Выгода виделась двойная. Мелкие фермеры таким образом утратили бы свое глубоко укоренившееся желание владеть собственной землей и приобрели бы социалистический настрой. В то же время появившиеся колхозы могли бы использовать крупномасштабную сельскохозяйственную технику и применять новейшие технологические методы.

Эта схема была вполне жизнеспособной в России, где для ее введения не нужно было строить ничего нового. Казалось, речь шла всего лишь о том, чтобы убедить мелких фермеров принять эту схему, показав им возможную пользу.

Но мелкие фермеры консервативны; их нелегко убедить принять перемены, особенно такие, которые коренным образом повлияют на устройство их жизни. Кроме всего прочего, некоторые мелкие фермеры были более зажиточными, чем их соседи: имели лишнюю лошадь, пару коров или даже трактор. Эти люди не понимали, почему они должны отдавать свое имущество в колхоз, тогда как другим нечего было отдать. Что еще хуже, первые колхозы не управлялись должным образом, и люди, которые в них работали, едва сводили концы с концами.

Незадолго до этих реформ, чтобы уравнять владения мелких фермеров, власти распорядились разделить фермеров в каждой деревне на три категории: бедняки, середняки и кулаки. Это последнее название вызывало неприятные ассоциации в России, поскольку использовалось до революции для деревенских ростовщиков, которые ссужали за грабительские проценты, постепенно завладели большей частью земли и использовали наемную рабочую силу для ее обработки. Однако теперь оно утратило прежнее значение, потому что коммунистические власти не разрешали ни ростовщичества, ни ипотеки любого рода. Фермеры, зачисленные в кулаки, облагались гораздо большим налогом со своего урожая и дохода, чем другие мелкие фермеры. Эта классификация вызвала много неприязни в деревнях и настроила одну группу против других, что было одной из целей коммунистов. Они решили, что смогут реорганизовать сельское хозяйство с меньшими трудностями, стравив мелких фермеров. В то время термин «кулак» использовался и в отношении любого фермера, который обычно пассивно выступал против коллективизации.

Центральный комитет партии в Москве отдал приказ ускорить процесс коллективизации, но местные власти сообщили, что мелкие фермеры сопротивляются. Прежде всего они обвиняли кулаков, которые, по их утверждению, убеждали других крестьян не вступать в колхозы. В Москве решили принять безотлагательные меры, чтобы преодолеть противостояние в деревнях, и объявили, что кулаки должны быть ликвидированы как класс.

Было приказано в каждой деревне определить своих кулаков. Принципы классификации были весьма приблизительны, и от этого у чиновников сформировались совершенно разные представления о том, кто такой кулак. Один автор определил кулака как мелкого фермера, у которого семь кур вместо шести, и это определение, похоже, не сочли ошибочным в некоторых деревнях, так как оно было ближе к истине, чем определение кулака как богатого крестьянина. По нашим меркам, в 1930 году в России не было богатых фермеров. Некоторые деревни сообщили, что у них нет никаких кулаков. Власти возразили: «У вас должны быть кулаки. В каждой деревне есть кулаки». Поэтому местные руководители определили несколько семей, которые можно было бы отнести к кулакам.

Несколько сотен тысяч семей в тысячах деревень были отнесены к категории кулаков, и начался процесс их ликвидации. Во-первых, они были изгнаны из своих домов, у них отобрали мебель, домашних животных и все, кроме нескольких личных вещей. Конфискованные дома и имущество были переданы колхозу с целью использования для клубов и правлений.

Затем лишенных всего мелких фермеров вместе с семьями стали сгонять в районные центры, откуда отправляли в какую-нибудь отдаленную часть страны. Можно себе представить, к каким беспорядкам и неразберихе привело все это в деревнях. Мелкие фермеры, которых не причислили к кулакам, активно участвовали в процессе ликвидации, потому что многие из них завидовали своим более зажиточным соседям, а другие надеялись извлечь для себя какую-то пользу.

Надзор за кулаками и их семьями после раскулачивания был возложен на местные органы охраны общественного порядка, достаточно хорошо организованные, чтобы справиться с этой задачей. На мой взгляд, ликвидация кулачества была основана не только на стремлении реорганизовать сельское хозяйство, но и на необходимости привлечь новую неквалифицированную рабочую силу в промышленность в этот период. Я могу засвидетельствовать, что нам было трудно набирать достаточное количество шахтеров, и я полагаю, что такое положение дел было и в других промышленных центрах. Жилищные условия в этих местах все еще оставались плохими, нехватка продовольствия была велика, розничные магазины скудно снабжались, и не было никакой надежды на улучшения в ближайшей перспективе. Поэтому рабочие постоянно находились в поиске более приемлемых условий жизни, отчего текучка кадров была ужасающей и очень вредила производству.

Мне кажется, что в штаб-квартире коммунистов в Москве вполне возможен был следующий разговор. Один из крупных коммунистических функционеров: «Ну, что мы будем с этим делать, мы же не сможем реализовать наши планы индустриализации, если у нас не будет нескольких миллионов рабочих. Нас не поймут, если мы принудительно заставим рабочих оставаться на своих местах. Что мы можем сделать?» И кто-то, возможно, предложил: «А почему бы не ликвидировать кулачество? Мы можем убить двух зайцев одним выстрелом: убрать из деревень этих настырных мелких сельхозпроизводителей, где они препятствуют нашему плану коллективизации, и в то же время получить много промышленной рабочей силы». Было такое или не было, но обездоленные мелкие фермеры вскоре стали рабочими на шахтах, заводах и в лесах.

Я впервые непосредственно столкнулся с шахтерским трудом кулаков в 1931 году, когда работал главным инженером группы медных рудников на Северном Урале. Однажды на здешние шахты прибыло несколько железнодорожных составов с раскулаченными и их семьями под вооруженной охраной. Мне сказали, что их привезли из деревень, расположенных за две тысячи миль отсюда. Они провели в пути несколько недель, так как в то время железные дороги были перегружены еще больше, чем сейчас, и представляли собой довольно печальное зрелище.

Вся эта группа была направлена на работу в одну шахту, что облегчило охранникам возможность следить за ними и позволило избежать любого конфликта между этими людьми и остальными шахтерами. Я видел довольно много этих кулаков, так как по долгу службы должен был научить их добывать руду. В прошлом крестьяне, они, естественно, не знали ни одного из процессов золотодобычи.

Все новоприбывшие, казалось, были совершенно сбиты с толку тем, что с ними произошло, и лишь немногие из них осмеливались жаловаться. Понять их состояние было нетрудно. Они потеряли свои дома, были насильственно выселены с земель, на которых жили несколько поколений их предков, им приходилось выполнять незнакомую работу в непривычной обстановке. Позже я узнал, что многие из них никогда раньше не выезжали за пределы своих маленьких деревень.

Они жили почти так же, как и другие шахтеры, уровень жизни которых в то время по американским меркам был невероятно низким. Это был период, когда остро стояла проблема нехватки продовольствия, и отчасти потому, что эти кулаки больше не обрабатывали свою землю. Но они получили свою долю того, что было доступно. Их поселили в старые дома – по нашему представлению, убогие лачуги, – где до революции жили шахтеры. Однако со временем некоторые из них построили собственные дома, более благоустроенные.

Продолжительность рабочей смены и ставки оплаты для кулаков были такими же, как и для других шахтеров, за исключением того, что кулаки выплачивали часть своей заработной платы в фонд для ухода за престарелыми и инвалидами из своей собственной группы. Они могли свободно передвигаться по району, площадью несколько миль, при условии отмечаться раз в неделю в надзорных органах.

Немногие из этих людей предприняли попытки сбежать. Казалось, большинство утратило дух неповиновения, который у них, возможно, был раньше. Время от времени двое или трое из них уходили и пропадали навсегда; я так никогда и не узнал, что случилось с беглецами. Власти с самого начала пытались убедить их смириться с обстоятельствами; те, кто так и поступил, вскоре получили утраченные гражданские права и даже небольшие привилегии.

Позже я столкнулся с аналогичными группами бывших фермеров, занятых принудительным трудом на золотых, медных и цинковых рудниках, на которых работал в нескольких частях страны. Обычно их держали на работе отдельно, в целях удобства надзора, хотя в обычной жизни они не были изолированы и свободно контактировали с остальными шахтерами.

Когда они попадали в шахту, добыча обычно падала в течение шести месяцев или дольше, а затем снова постепенно поднималась. Кулаки, самые хваткие и деловитые на селе, приобретя профессиональный опыт, становились и превосходными шахтерами.

Я не знаю, сколько из этих кулаков было отправлено на принудительные работы, но встречался с ними повсюду в восточных районах России, и не только на шахтах, но и на заводах и лесозаготовках, а также на строительстве плотин, железных дорог, каналов и электростанций. Рабочих из числа кулаков было так много, что органы внутренних дел, похоже, превратились в крупнейшего поставщика рабочей силы в России.

У силовых структур было преимущество перед другими советскими организациями – они всегда могли рассчитывать на постоянный приток рабочей силы, независимо от того, какие условия жизни существуют там, где необходимо выполнить задачу. Кулаки сформировали костяк великой армии принудительного труда, которая с тех пор работает в России. В этой армии смешивались убийцы, воры и прочие преступники с такими группами, как кулаки, чьи преступления носили иной характер.

Коммунистические власти, похоже, были очень довольны результатами ликвидации кулачества. Все было примерно так, как они планировали: позволило сломить противостояние коллективизации на селе и в то же время обеспечило приток столь необходимой постоянной рабочей силы в новые промышленные центры.

Конечно, то время было тяжелым для народа России. И особенно жестоким по отношению к кулакам, которые не были преступниками в привычном смысле этого слова, но тем не менее с ними годами обращались как с преступниками. Некоторым из них подолгу не удалось отработать свои «преступления». При этом страдало и остальное население России, годами испытывая нехватку продовольствия, потому что ликвидация кулачества лишила земледелие умелых, предприимчивых работников. Раскулачивание также привело к тому, что многие уничтожили своих домашних животных, так что спустя почти десять лет в России все еще ощущалась нехватка мяса и молочных продуктов.

Не знаю, принесла ли в долгосрочной перспективе ликвидация кулаков какую-либо пользу нашим шахтам. Правда, мы получили столь необходимую рабочую силу – толковых людей, которых можно было быстро обучить. Но нам годами приходилось мириться с нехваткой продовольствия, из-за чего все наши рабочие были в плохой форме для полноценного производства.