Текст книги "Время от времени"

Джон Локк
Время от времени

Моей матери Морин – замечательной женщине, вдохновлявшей меня всю жизнь; наконец-то я написал книгу, в которой меньше пары дюжин откровенно похабных словечек

John Locke

Now and Then

Copyright © 2010 John Locke. All rights reserved

© Филонов А.В., перевод на русский язык, 2015

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Э», 2016

Вперед

 
На этом свете есть люди,
идущие по жизни тихо,
спокойно, непритязательно,
принимающие нашу боль на себя,
не ища ничего взамен.
 

Пролог

За двенадцать месяцев до того…

Задание отнюдь не порадовало молодого репортера по имени Джо. Ему надо было взять интервью у исполнительницы главной роли в спектакле колледжа и попытаться состряпать достаточно интересный сюжет, чтобы заполнить две минуты эфира местных теленовостей. Он предпочел бы осветить убийство или скандал в Конгрессе, но такова уж доля новичков: делать то, что скажет начальство. А Джо только-только пришел работать на станцию. На встречу с актрисой он явился усталый и с дикой болью в спине после удара локтем, полученного накануне вечером на матче по регби.

Когда Либби Вэйл вошла в студию, он показал ей, где сесть, после чего оператор потратил пару минут, проверяя свет, а журналист постарался изобразить, будто ему не насрать на это интервью.

Хотя на самом деле ему было насрать.

Постановка была провинциальная, и хотя Либби определенно соответствовала своей роли, на потенциальную бродвейскую звезду она явно не тянула. Медленно продираясь сквозь список дебильных вопросов, Джо волей-неволей обратил внимание на легкое покалывание в спине, где сфокусировалась боль. По мере того как она рассасывалась, на него нисходила эйфория. Неужто противовоспалительное наконец подействовало?

Уже подводя черту под интервью, репортер попросил:

– Поведайте о себе что-нибудь известное очень немногим.

Лицо Либби Вэйл озарилось оживлением. Актриса стрельнула глазами из стороны в сторону, будто готовясь поделиться скандальным секретом.

– Ну, – произнесла она, – никому не говорите, но я прямая наследница пирата Джека Хоули.

Джо бросил на нее озадаченный взгляд.

– Джентльмена Джека Хоули, – полувопросительно подсказала его собеседница.

– Извините, не слыхал ни разу.

– А-а, ну ладно… – хихикнула Либби.

Журналист дал знак оператору сворачивать оборудование.

– Извините, что я такая неинтересная, – произнесла Вэйл.

Джо одарил ее долгим взглядом. Она что, надулась из-за тягомотного интервью? Да вроде бы нет… Продолжая ее разглядывать, репортер решил, что Либби – симпатичная малышка, хрупкая, с большими зелеными глазами и выразительным лицом.

– Вы чудесно справились, – заверил он ее.

– Правда?

Журналист приготовился с кряхтением перевести себя в стоячее положение, но вдруг сообразил, что никакого «кряхтения» и не потребуется. Спина была в полном порядке. Одними противовоспалительными тут не обошлось. Как ни безумно это звучало, но пребывание рядом с Либби Вэйл сделало его как-то сильнее и энергичнее. Больше не думая о былом ушибе, он напустил на себя молодцеватый вид и рассек воздух воображаемой саблей. А затем выудил из кармана блокнот и ручку и принялся записывать:

– Джек Хоули, говорите?

Улыбка Либби так и лучилась смехом:

– Джентльмен Джек Хоули.

Встав, она взмахнула собственным воображаемым клинком, изобразила пиратскую позу и прорычала:

– Аррр!

– Ей-ей, барышня! – со смехом отозвался Джо. – Это как раз то, чего недостает нашему материалу.

В тот же вечер его станция дала материал в эфир.

А три дня спустя у Джо был материал еще лучше: Либби Вэйл пропала без вести.

Часть первая
Ныне

Глава 1

Подобные споры чуешь за версту.

– Между нами все складывается замечательно, – провозгласила Рейчел.

Я настороженно кивнул.

Мы сидели на качелях на крыльце «Приморья» – пансионата в Сент-Олбанс-Бич во Флориде. Вечерело, и легкий летний бриз с океана отгонял москитов. Мы только что отобедали в «Ше Ву» – помпезной забегаловке на Кейн-стрит, и я мысленно отнес эту трапезу к категории где-то между ужасающей и оскорбительной, что, впрочем, никого из нас не подкосило.

– Ты любишь меня, – заявила Рейчел.

– Люблю.

– И со мною весело, правда?

– Несомненно.

– Только вообрази, насколько веселее будет нам жить вдвоем!

Я не отреагировал, даже бровью не повел.

– Кевин! – позвала меня моя собеседница.

– Ммм?

– Что скажешь?

Настал один из тех моментов, когда приходится быть или честным, или счастливым, но никак не одновременно.

– Кевин? – повторила Рейчел.

Вдали тихонько прогромыхал поезд. Голова подруги покоилась у меня на коленях. Она подняла на меня глаза, вглядываясь в мое лицо, пока я ногой покачивал качели.

– Кевин?

Рейчел знала, что меня зовут Донованом Кридом, но при знакомстве я назвался Кевином Воном, и ее устраивало это имя, а мне было по барабану, как меня называют.

– Знаешь, что я думаю? – сказал я.

– Что, милый? – мурлыкнула прижавшаяся ко мне женщина.

– По-моему, все и так обстоит лучше некуда.

Ее тело окостенело на полсекунды, прежде чем последовала реакция – полезная толика информации для досье у меня в мозгах, потому что продолжение моего бренного существования зачастую зависит как раз от знания подобных мелочей. Для большинства людей полсекунды – это быстро. В моей же профессиональной деятельности (я убиваю людей) это целая жизнь.

В буквальном смысле.

Так что Рейчел, по моим стандартам, была мучительно медлительна, и это хорошо, потому что биполярное расстройство ее личности усугублялось с каждым днем нашего отпуска, порой ведя к внезапным вспышкам ярости. Мне нравится с нею встречаться, но устоявшиеся отношения могут поставить мою жизнь под удар. Пока я сохраняю бдительность, она не может мне серьезно навредить. Но если мы заживем вместе, мне рано или поздно придется уснуть, и тогда – пиши пропало!

– Ты гребаный ублюдок, и я больше не хочу тебя видеть, никогда-никогда! – заверещала Рейчел.

Спрыгнув с моих коленей, она выбросила руку мне в лицо. Мне было нетрудно уклониться от плюхи, но я уже не одну неделю не спарринговал, и мне недоставало физического контакта, поэтому я не стал этого делать. Вмазав мне пару-тройку раз, подруга схватила свою сумочку, закинула ее на плечо и устремилась в сумерки.

Рейчел была малость неуравновешенна еще до того, как ее на двое суток заточили в контейнер из оргстекла. Я выволок ее оттуда… когда же это было, недели две назад? С той поры мы и устроили себе каникулы, продвигаясь вдоль побережья Атлантики, посещая все более-менее заслуживающие того пляжи, а ее психическое состояние тем временем неуклонно катилось под откос.

Может, вы гадаете, как мне удавалось перехватить несколько часов сна, пока я путешествовал в компании Рейчел?

Просто: я подсыпа́л ей снотворное.

Так что, разумеется, я мог переехать и жить с Рейчел, прихватив пилюли и вырубая ее каждый вечер, но в конечном счете это не самый прочный базис для поддержания здоровых отношений.

Закрыв глаза, я слушал, как она матерится почем зря, шагая по дороге. Ее остервенение было почти поэтичным, столь же внезапным и опасным, как тропический ураган. Она направлялась на север по шоссе A1A к «Амелия-Айленд Плантейшн» – месту, где мы с коллегой Калли Карпентер убили женщину по имени Моника Чайлдерс пять лет назад.

Глава 2

Хоть в ярости, хоть нет, но Рейчел Кейс, с ее длинными каштановыми волосами, чуть подсвеченными светлыми прядями и глазами цвета ниссового меда, обалденно красива – на тот манер, который может заставить мужчину пустить слюнки и бросить жену.

Дав ей фору в полмили по дороге, я тронулся следом. Когда мы одолели около мили, я стал держаться позади нее, отставая фута на три, подладившись под ее темп и давая ей пространство для продыху, на случай если она не настроена на разговор. Так я тенью следовал за ней, пока не ощутил нечто трудноописуемое – эдакое сошедшее на меня состояние безмятежности, будто наркотический кайф, только успокоительный и благословенный. Только что я был нормальным – и вдруг почти впал в эйфорию. Но затем все прошло.

Рейчел тоже это почувствовала. Она вдруг остановилась, но не обернулась.

– Кевин, я чокнутая?

– Возможно, ты самая здравомыслящая из всех, кого я знаю, – отозвался я, про себя отметив, насколько прискорбно такое признание.

– Извини, что ударила.

– Это было миллион лет назад.

Обернувшись, она заключила меня в объятия и поцеловала в губы. А затем мы прижались друг к другу всем телом прямо посреди шоссе.

Вечер был тихий, машин мало, а те, что были, шли с большими интервалами, и мы направились обратно к пансионату. Высокую траву на обочинах покачивал бриз, и я держался посреди дороги, чтобы клещи не добрались до ног моей спутницы.

Ощущение безмятежности – или что это там было – длилось секунд десять, но было достаточно мощным, чтобы побудить меня отыскать его источник. Может, что-то в воздухе? Какой-нибудь цветок с одуряющим ароматом? Но мы то ли уже миновали его местонахождение, то ли запах вторгся в наше пространство и полетел дальше. Я мысленно отметил, что надо бы тщательно обследовать окрестности завтра утром во время пробежки.

– Помнишь, как пару недель назад Карен сказала, что ты убийца, а не вор? – подала голос Рейчел.

– На самом деле ее зовут Калли, – отозвался я.

Моя подруга не ответила, и я добавил:

– Ага, помню.

– Что она имела в виду?

Рейчел знала, что я работал на национальную безопасность, но пока что я не видел необходимости сообщать ей, что в мои обязанности входила ликвидация подозреваемых в терроризме. Как не потрудился и упомянуть, что в свободное время был убийцей по контракту для мафии.

– Наверное, она имела в виду мою убийственную улыбку, – высказался я.

– Сомневаюсь.

Я поглядел на Рейчел, но промолчал.

– Взять хотя бы то, – продолжала она, – как ты управился, спасая меня и Сэма от этих типов. Не говоря уж о Лу.

– Лу Келли? А он-то здесь при чем?

– Лу можно назвать крутым парнем.

– Да, это есть.

– Но вас с Карен он боялся. А Карен двинула Сэму лишь раз – и чуть не прикончила его.

– И что?

Взяв мою руку в ладони, Рейчел поднесла ее к губам и сообщила:

– Я без трусиков.

Я не мог не подивиться ее способности перескакивать с одной темы на другую как попало.

– Парню всегда полезно располагать подобными сведениями, – произнес я.

И тут подруга без всякой видимой причины так впилась в мою руку зубами, что хоть криком кричи. Я на миг озадачился, вправду ли она рехнулась или дурака валяет.

– Я никогда не ношу трусов, – изрек я.

– А ты хоть почувствовал, как я только что тебя укусила? А то даже не заорал или типа того…

– А, так это ты?.. Ага, почувствовал.

– Вот за что я так люблю тебя! – заявила Рейчел.

– За то, что не ору, когда ты кусаешься?

– Нет, за то, что ты забавный.

– Приятно знать, – сказал я, потирая руку.

– Держу пари, у тебя то́ еще прошлое, Кевин.

– Не спорю.

– Может, когда-нибудь расскажешь?

– Может, когда-нибудь напишу книгу.

– А если да, вставишь в нее меня? – улыбнулась Рейчел.

– Конечно.

– Обещаешь?

– Если я напишу книгу, я вставлю тебя в нее. И назову ее «Ныне и прежде».

– Надеюсь, ты не оформил права на это название, – заметила моя приятельница, – а то продаж не дождешься.

Уже стемнело. В пляжных домиках вдоль шоссе начали вспыхивать огни. Впереди нас, в домике, стоявшем слева, на балкон выбежал стриженный под ноль мальчонка, который спустил штанишки до щиколоток и попытался пописать сквозь перила. Мать прикрикнула на ребенка, в мгновение ока сграбастав его и утащив обратно через раздвижные стеклянные двери. К тому времени оба уже смеялись.

Мы с Рейчел обменялись улыбками.

– Дети, – сказал я.

– Мальчишки, ты хочешь сказать.

– Что, ты утверждаешь, будто девочки никогда не делают пи-пи на улице?

– Только не с высоты.

Мы шагали молча, и я обдумывал ее реплику.

– Маме я не сказала, – поведала Рейчел.

– О чем?

– О нас.

– Что о нас?

– Что мы поженимся, дурачок!

– Ах, это!.. – произнес я.

– Может, скажу при личной встрече.

– Пожалуй, неплохая мысль.

Мы подошли к открытому пространству ярдах в восьмидесяти от ближайшего дома. Я услышал, что сзади медленно подъезжает автомобиль, и инстинктивно увлек Рейчел на левую обочину.

– Шпендики, подбросить не надо? – донеслось до нас из этой машины.

Это была синяя «Камаро Супер Спорт» 1969 года с парой белых гоночных полос на капоте. В ней сидели несколько человек.

Говорил водитель – ровесник Рейчел, то есть возрастом под тридцать, со щербатым передним зубом и сальными волосами. Взгляд у него был остекленевший, как у наркомана, усердно потчующего себя ганджубасом. Когда заднее стекло опустилось, оттуда вырвалась туча дыма, заклубившаяся в бризе.

Затем подал голос один из пассажиров, ужасающе омерзительный чернокожий с толстыми губами:

– Деваху мы подвезем, – заявил он и добавил, обращаясь к Рейчел: – Эй, цыпа, не хошь чуток новенького? Залазь. Мы тя так прокатим, что ввек не забудешь!

– Отгребись, мурло, – отрезала моя спутница. – Или мой жених надерет тебе жопу.

Урод одарил меня пустым, унылым взором из-под приспущенных век:

– Чё, правда, папик?

– Проваливай, – ответил я.

– Че за говно, прям не верится! – проговорил чернокожий кому-то на заднем сиденье. – Сучка отвергает наши клевые покатушки. Наверное, у папика поблизости «Олдсмобиль». Мож, покатаемся, попробуем найтить… Мож, подпалим это твое угребище, а, папик?

Я в ответ посмотрел ему прямо в глаза:

– Будь мне нужна тачка, я бы надрал тебе жопу и забрал твои колеса, как и сказала дама.

Говнюки в машине взорвались, как аудитория Спрингера[1]1
  Джерри Спрингер – американский телеведущий, прославившийся своим ток-шоу, затрагивающим скандальные темы и постоянно подвергающимся нападкам критиков за дурной вкус и убогий интеллектуальный уровень.


[Закрыть], когда Джерри выпускает на подмостки всякую голоту. В наш адрес посыпались бесчисленные угрозы, и кто-то с дальнего конца заднего сиденья – пацан в цветастой бандане – высунулся через окно и сбоку направил на меня пушку.

Сумерки уже сгустились, но не настолько, чтобы я не мог хорошенько разглядеть это изделие.

– Будь поосторожнее с этой штуковиной, – сказал я его владельцу.

– Ха! Ты уже не такой храбрый, правда, папик? – заржал целившийся в меня парень.

– Храбрее, – ответил я. – В этой говенной пушке все наперекосяк. Попробуешь выстрелить, и она взорвется у тебя перед носом.

– Если хошь, я пальну прям щас.

– Заплатил бы, чтобы увидеть такое, но у меня есть вопрос.

– Чё те, педрила?

– Как, по-твоему, твои друзья повезут твой труп в больницу или бросят тебя прямо на дороге?

Пацан поглядел на свою пушку.

– Пошел ты в жопу! – буркнул он и забрался обратно в машину.

– В другой раз, папаша, – подал голос водитель.

– А чем плохо прямо сейчас? – поинтересовался я.

– В другой раз.

Высунув руку в окно, шофер показал мне средний палец. Рассмеявшись, компания с ревом унеслась прочь.

– По-твоему, они вернутся? – спросила Рейчел.

– Надеюсь, – ответил я.

Глава 3

Молодой человек лежал навзничь на песчаной дюне, густо поросшей меч-травой. Знали этого парня очень немногие. Те, кто знал, звали его Д’Оги.

Д’Оги следовал за Донованом Кридом и Рейчел на приличной дистанции и, увидев, как они заговорили, понял: сейчас эти двое повернут обратно в пансионат, – потому-то и рванул с места в карьер, чтобы рыбкой нырнуть в эту дюну. Выждав с минуту, он перевернулся на спину и услышал, как к парочке подкатывает тачка, набитая хулиганьем, и услышал что-то вроде перебранки, хотя с такого расстояния и не разобрал ни слова. Когда авто шумно отъехало, Д’Оги не шелохнулся, замедлив дыхание и расслабив тело настолько, что практически слился с песчаной дюной. И коснулся правой рукой ножа в кармане.

Скоро он пустит его в ход.

Лежа на песчаной дюне, этот молодой человек во всех отношениях был невидим. Бриз, долетающий с океана, швырял песчинки ему в лицо, но Д’Оги даже не морщился. Он был един с природой, и ничто было не в силах его поколебать.

Он завел мысленный речитатив: «Лежи здесь, жди, пока они пройдут, а потом прыгни и убей Крида. Лежи, жди, прыгни, убей. Лежи, жди, прыгни…»

Какое-то насекомое – вероятно, муравей – нашло беззащитную полоску кожи над одним из его носков и начало взбираться по его ноге.

«Неудачно, – подумал Д’Оги, – но вряд ли это представляет угрозу моей силе воли».

Затаившийся мужчина знал, что Крид и Рейчел приближаются к отрезку дороги, который сам он занимал незадолго до того. Уже скоро, где-нибудь через минуту они будут там.

Штаны у Д’Оги были мешковатыми, а под ними на нем были надеты семейные трусы – мануфактурная комбинация, открывающая насекомому голокожее шоссе прямиком до талии, если только оно возьмет на себя труд ползти настолько далеко. Д’Оги не стал париться по этому поводу, но чувствовал чуть ли не каждый шаг муравья, уже миновавшего его колено и занятого восхождением по бедру.

Через считаные секунды еще дюжина насекомых, выстроившись в колонну, начала неуклонный марш вверх по его ноге. Д’Оги игнорировал их, пока более тридцати ублюдков не начали расхаживать туда-сюда по его мошонке. Ему становилось все труднее хранить единение с природой. Хотелось завопить, подскочить на ноги, сбросить одежду и валить на хер с этой песчаной дюны.

Но он не мог. Крид и Рейчел, мерно следуя своим курсом, практически поравнялись с ним. Он слышал их шаги по асфальту. Точнее, слышал только цокот каблучков Рейчел, поскольку ее спутник двигался по мостовой так же беззвучно, как незадолго до того сам Д’Оги.

Он весь напружинился в попытке оставаться все в том же положении. Если б ему удалось сохранять идеальную неподвижность еще секунд тридцать, его бы не обнаружили. Парочка миновала бы его, и тогда Д’Оги мог бы подскочить, застав Крида врасплох, полоснуть ему ножом по горлу и решить, как быть с женщиной – сразу, как только ему удастся отделаться от этих треклятых насекомых.

Но Крид и Рейчел не прошли мимо: они остановились, чуть-чуть не дойдя до его позиции.

Блин!

Не могли ли они его заметить?

Сомнительно. Хоть Д’Оги и залег в каких-то полутора десятках футов от дороги, уже почти стемнело, а он видел, что трава вокруг около трех футов высотой. Да еще и кустики морского овса вокруг него покачивались от бриза, обеспечивая дополнительный камуфляж.

Пока что заметить его они не могли.

Но что-то заставило их остановиться.

Д’Оги ощутил, как очередная вереница насекомых ползет по его ноге. «Сколько ж их там еще? – гадал он. – Пятьдесят? Сто?»

Столько, что и не сочтешь…

Он услышал, как Крид с Рейчел целуются.

А затем – ох ты, боже мой! – его самое чувствительное место охватило огнем!

Господи! Как же больно!

Словно…

Господь Всемогущий!

Словно кто-то развел костер у него на коленях, а тушить его отправил рой пчел.

Саднило просто ужас как. Тело Д’Оги начало извиваться и трястись. Лицо исказила непроизвольная гримаса. Глаза стали щелочками, а верхняя губа вздернулась, продемонстрировав весь верхний ряд зубов. Жертва муравьев прикусила нижнюю губу настолько сильно, что из нее потекла кровь. Затем Д’Оги принялся разевать и захлопывать рот, все быстрее и быстрее, поднимая и опуская зубы, впиваясь ими в свою изувеченную губу снова и снова – пока не понял, что своими действиями лишь усугубляет дело.

Лежа там с оскаленными верхними зубами, впившимися в нижнюю губу, Д’Оги воображал себя похожим на альфонса, отплясывающего танец «Бледнолицый тошнотворный куннилингус» – разве что не плясал при этом. Он бы с радостью поплясал, поскакал, потоптал этих козявок, но не смел шевельнуться. Не смел, потому что знал, что ему нипочем не побить Крида в лоб. Ему хотелось двигаться. Требовалось двигаться! Но он не мог. Д’Оги изо всех сил зажмурился, и слезы потекли из-под его век, сбегая по щекам и лужицами скапливаясь в ушах.

Саднило несносно.

Сверхъестественно.

Д’Оги сжирали живьем.

Да что же это за гребаные букашки?! Ощущение было такое, будто они уже вгрызлись в кожу на добрый сантиметр и отложили там дюжину кислотных яиц. А потом яйца одновременно полыхнули огнем. Это было хуже, чем пчелиные жала, в миллион раз хуже, потому это жжение было не из разряда «раз – и готово». Нет, эти крохотные звездюки терзали его кожу, будто акулы живца. Кусали и кусали – или жалили, или черт его знает что вытворяли с ним, так что он дрожал, трясся, клацал зубами и…

И его мужское достоинство раздувалось с устрашающей быстротой, причем способствуя этим лишь тому, чтобы создать плацдарм побольше для прибывающего подкрепления козявок. Чем больше они кусали, тем больше все раздувалось, и это все разрастающееся поле боя побудило включиться в атаку еще сотню насекомых.

«Сваливай отсюда! – мысленно возопил несчастный молодой человек Криду. – На милость божью, шагай по дороге!!!»

Вместо этого женщина вдруг сказала:

– Кевин, давай сделаем это прямо здесь.

Что?!

«Нет! – закричал про себя Д’Оги. – Господи, умоляю, не дай им сделать этого прямо здесь! Двадцать футов. Пусть сделают это на двадцать футов дальше по дороге. Дай мне двадцать футов, и я прикончу их, прежде чем они спустят трусы».

– Лучшее предложение за день, – ответил Донован. – Но на дороге гравий, а может, и битое стекло. Ты можешь порезаться.

Д’Оги не знал, почему Рейчел зовет Крида Кевином, да и не хотел знать. Он мог думать лишь о том, что его достоинство уже стало вдвое больше нормального размера и что звездюки не прекращают жалить его. Яички так болели, что он почти не чувствовал, как насекомые жалят его остальные интимные части.

Почти.

Срань господня!

Внутренности Д’Оги забурлили. Ему требовалось блевануть. Он с трудом удержался от позыва, в последний момент сглотнув желчь. Затем содержимое его желудка всколыхнулось, готовясь ко второй попытке. Д’Оги понял, что у него аллергическая реакция на яд насекомых. На лице и лбу его вздулись зудящие желваки, в груди бешено запульсировало сердце, а горло начало отекать, сужая просвет для воздуха. Веки мужчины затрепетали. Стремительно впадая в беспамятство, он еще услышал слова Рейчел:

– Мы могли бы трахнуться на одной из этих песчаных дюн!

…Потом до него донесся ответ Крида:

– Да ни за что на свете!

…И снова голос Рейчел:

– Почему нет?

…И Донована:

– Из-за огненных муравьев.

…А затем Д’Оги окончательно потерял сознание.