Электронная библиотека » Джон Норвич » » онлайн чтение - страница 10


  • Текст добавлен: 27 мая 2015, 02:18


Автор книги: Джон Норвич


Жанр: Зарубежная образовательная литература, Наука и Образование


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 10 (всего у книги 50 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Дож Дзиани оставил память о себе и в облике Дворца дожей и Пьяцетты. Дворец построили заново, после того как народ в 976 году восстал против предшественника Дзиани и уничтожил первоначальное здание. В 1106 году пожар уничтожил и этот дворец. Дзиани, как нам поведал Сансовино, «увеличил его во все стороны», и, хотя сведения, которыми мы обладаем, отрывочны, можно предположить, что архитектор следовал традиции, и дворец был похож на те несколько византийских зданий, которые до сих пор стоят на Большом канале, например Фондако деи Турки или дворцы Фарсетти и Лоредано возле моста Риальто.

Пьяцетту расчистили и увеличили, как и площадь Сан-Марко. Возможно, готовясь к приезду Барбароссы, снесли старую стену Пьетро Трибуно. Она почти триста лет закрывала доступ с воды. За последние пять лет на площади подняли две из трех античных колонн, которые привез Витале Микеле из неудачной экспедиции на Восток. (Невезучий, как и всегда, он потерял третью колонну. Она ненароком упала за борт во время разгрузки и до сих пор лежит у Моло. Попытки поднять ее окончились неудачей.) Перед дожем предстал молодой венецианский инженер. Настоящее его имя было Николо Старатонио, но обычно его звали Бараттиери. Это прозвище в переводе с итальянского означает склонность к шулерству. Возможно, так оно и было. Нам известно, что он предложил поднять две колонны за право устроить между ними игральные столы. Дзиани согласился. Колонны были подняты и стоят до сих пор, позже одна из них была увенчана львом святого Марка, вторая – святым Теодором с крокодилом. Поставили и игральные столы. Вскоре после этого Большой совет распорядился проводить на этом месте публичные казни. Бараттиери не оставил своей инженерной деятельности, поскольку несколько лет спустя он занялся постройкой первого понтонного моста Риальто.

Государственный деятель, дипломат и строитель, Себастьяно Дзиани обладал редкими способностями реформатора. Нет необходимости задерживаться на подробностях его дальнейшей реорганизации административной машины, создании новых государственных учреждений, совершенствовании законов. Более важной для нас является философия, лежавшая в основании всей программы реформ. Целью ее была поддержка и усиление олигархических принципов, оказывавших определяющее влияние на венецианскую политическую мысль. Незадолго до своей отставки Дзиани созвал собрание, на которое пригласил главных чиновников и приказал им взять себе за правило предоставлять властные места самым богатым и авторитетным гражданам, «так как, увидев себя обойденными, они разочаруются и перейдут к насильственным действиям». Этот совет был не таким реакционным, как это кажется на первый взгляд. Некоторые благородные венецианцы смотрели на высокие посты как на неприятную ответственность, ограничивающую их личную свободу и куда менее выгодную, чем торговля. От гражданских обязанностей – дома или за границей – без уважительных причин отказаться было нельзя. За это с 1185 года следовали суровые наказания.

За шесть лет своего правления Себастьяно Дзиани добился многого. Но в момент избрания ему уже было больше семидесяти, и в 1178 году он решил уйти от общественной жизни и удалиться, как и некоторые его предшественники, в монастырь Сан Джорджо Маджоре. Там он вскоре умер, а позже его имя увековечили на палладианском фасаде, напротив имени Трибуно Меммо. В своем завещании он распорядился распределить ренту с определенных домов в Мерчерии между базиликой и церковью Сан Джулиано, чтобы те обеспечивали едой пленников государства, и другой собственностью на той же улице. Согласно его распоряжению, каждый вторник должны были подавать хороший обед двенадцати городским нищим, а его семье, в качестве урока в смирении, устраивать трапезу, состоящую из дешевой рыбы, вина и чечевицы. Происходило это в праздник святого Стефана, перед могилой которого постоянно горела лампада.


Незадолго до смерти Себастьяно Дзиани сделал еще одно изменение в процедуре выборов дожа. Вместо одиннадцати выборщиков, назначаемых Большим советом, было решено, что совет теперь будет назначать только четверых, и эти четверо будут выставлять команду из сорока человек, причем за каждого должно быть подано по меньшей мере три голоса из четырех. В результате этой процедуры – хотя она и упростилась в сравнении с прежними годами – в 1178 году выбрали Орио Мастропьетро, пожилого дипломата, служившего в посольствах Палермо и Константинополя и сыгравшего там ведущую роль в основании первого государственного займа Витале Микеле. Его дипломатический опыт сослужил ему хорошую службу, ибо на Востоке, как и на Западе, снова начали собираться грозовые тучи.

24 сентября 1180 года после долгой болезни скончался император Мануил Комнин. Следующие пять лет принесли Византийской империи нищету и смуту. Законным наследником Мануила был его двенадцатилетний сын Алексей, мать которого, Мария Антиохская, стала его регентом. Первая латинянка на престоле Константинополя была сестрой норманнского принца Боэмунда III. Мария открыто покровительствовала франкским соотечественникам в ущерб грекам, а потому подданные ее ненавидели. Первый бунт против нее провалился, но второй, в 1182 году, перешел в полномасштабную бойню, во время которой буквально все уроженцы Запада погибли, включая женщин, детей и даже больных в госпиталях. Весь франкский квартал города был разграблен, так что в сравнении с этим разбой, от которого одиннадцать лет назад пострадали венецианцы и генуэзцы, можно было назвать незначительным. Тем временем двоюродный брат Мануила, Андроник Комнин, пришел в столицу и захватил трон. Марию задушили. Вскоре после этого ее юный сын, которого заставили подписать приговор о смертной казни матери, тоже был удушен шнурком. У него осталась невеста, Агнес – византийцы перекрестили ее в Анну, – двенадцатилетняя дочь французского короля Людовика VII. Она приехала в Константинополь за несколько месяцев до бунта, однако из-за ее слишком юного возраста венчание не состоялось. Ничуть не смутившись, шестидесятичетырехлетний Андроник женился на ней, и этот брак был освящен. Последовали почти три года жестокости и террора, с которыми до самой Французской революции ничто не могло сравниться. Наконец, в сентябре 1185 года свергли и Андроника. Толпа растерзала его.

В предыдущий год до Риальто дошла новость, что короткий медовый месяц Венеции с Сицилией близится к концу. Король Вильгельм Добрый и королева Иоанна Английская – сестра Ричарда Львиное Сердце – были бездетными, так что следующей претенденткой на трон стала тетя Вильгельма, Констанция, а она была помолвлена с Генрихом Гогенштауфеном, сыном и наследником Фридриха Барбароссы. Для Венеции и городов Лиги перспектива такого брака была ужасной. Они долго чувствовали себя независимыми от империи, а происходило это в большой степени оттого, что у Фридриха не было в Италии постоянного дома, и по феодальному закону он не мог держать германские войска к югу от Альп. После заключения брака император стал бы не просто титулованным сюзереном, но и полновластным хозяином на полуострове.

Мало что можно было сделать, пока в Византии продолжался кризис, но как только Андроника не стало и на константинопольский трон вступил Исаак II Ангел, венецианцы не стали терять время. В 1186 году начались переговоры, и на следующий год заключили договор. За события 1171 года им была обещана полная компенсация, император вызвался защищать Венецию и ее территории от всех нападений, откуда бы ни исходила угроза. В ответ на это венецианцы обещали за счет императора за шесть месяцев построить на своих верфях от 40 до 100 галер. Каждые трое из четырех венецианцев, проживающих на территории Византии, призывались на службу на галерах под командованием венецианских офицеров, а те, в свою очередь, подчинялись имперскому адмиралу. (Поскольку на каждую галеру требовалась команда из 140 гребцов, можно предположить, что на территории империи до сих пор проживали около 18 000 мужчин призывного возраста.)

Исаак Ангел был порочным и слабым правителем – Никита Хониат писал, что он торговал правительственными должностями, словно овощами на рынке. Но вот почему он решил доверить постройку судов чужому народу, с которым империя последние двадцать лет находилась во враждебных отношениях – особенно когда Константинополь и сам обладал отличными судами, – понять невозможно. Венеция выигрывала во всех отношениях: ей пообещали имперскую защиту и дали власть над всем византийским флотом. Через шестнадцать лет Восточная империя окажется практически беззащитной перед венецианским флотом, и винить ей в этом придется только саму себя.

Глава 10
Постыдная слава
(1187–1205)
 
Знаем мы все так мало (больше мы знать
                                                не хотим)
О Метрополисе странном; о храмах его
                                             со свечами,
Сенаторах-содомитах, облаченных
                                           в белые тоги,
Спорах на ипподромах, кончающихся
                                                   резней,
О евнухах в пышных салонах.
 
Роберт Грейвз. Латники на границе[77]77
  Перевод И. Озеровой.


[Закрыть]

Венецианский договор с Византией 1187 года почти совпал с трагедией на Востоке. 4 июля сарацины под командованием Саладина разбили армию Ги де Лузиньяна, короля Иерусалима, в битве при Хаттине. Три месяца спустя, 2 октября, святой город пал. Когда эта новость достигла Рима, старый папа Урбан III умер от потрясения. Его преемник, Григорий VIII, не теряя времени, призвал всех христиан в крестовый поход. Для Венеции это был удачный момент. Она недавно начала одну из кампаний за возвращение Зары, которая снова поддалась на уговоры короля Венгрии, правда, в этот раз реакция венгров была сильнее и быстрее, чем ожидалось. Папское предписание объединиться против неверных позволило уйти от конфликта, не потеряв лица.

Ожидалось, что венецианцы с энтузиазмом откликнутся на призыв папы Григория. В результате поражения Иерусалимского королевства при Хаттине они тоже много потеряли. Тир, благодаря быстрым действиям сицилийского флота и просчету Саладина, остался в руках христиан, но Акра, с венецианским кварталом и богатой купеческой колонией, сдалась почти сразу, вместе с Сидоном, Бейрутом и другими городами на побережье и отдаленных районах. Дож Мастропьетро объявил принудительный государственный заем. От знатных семей требовались суммы, точно подсчитанные в соответствии с их доходами. В Пасху 1189 года военный флот пустился в поход, увозя на своих бортах армию, только что собранную со всех уголков Италии.

В последующие месяцы эта армия увеличилась за счет англичан и французов, датчан и фламандцев, германцев и сицилийцев. Из четырех европейских монархов, взявших крест, двое умерли, не добравшись до Святой земли. Вильгельма Доброго Сицилийского болезнь сразила в возрасте тридцати шести лет, старый Фридрих Барбаросса утонул во время переправы через реку Каликадн на юге Анатолии. Но два других вели своих подданных в бой: Ричард Львиное Сердце, ставший легендой благодаря смелости и рыцарской славе, но в то же время импульсивный и безответственный, и Филипп Август, мрачный, необаятельный, но мудрый политик, заслуживший тем самым место среди лучших французских королей в противоположность Ричарду, бывшем одним из худших королей Англии.

Самое доброе, что можно сказать о Третьем крестовом походе, так это то, что он был лучше второго. Он был лучше организован, командиры тоже были опытнее. В этот раз они добились одной значительной победы: после двухлетней осады отвоевали Акру, и, если крестоносцы не всегда соответствовали высшим стандартом рыцарства, установленным Саладином (а вовсе не Ричардом, который организовал хладнокровное убийство почти 3000 пленников-сарацин после падения Акры, добавив еще одно несмываемое пятно к своей репутации), то в целом боролись они отважно, а иногда и героически. Тем не менее в целом поход окончился поражением. Иерусалим остался в руках мусульман, и маленькое христианское королевство Акра ничего с этим не могло поделать.

Что до Венеции, то ее роль в Третьем крестовом походе – как и во втором – остается загадкой. После внушительного начала она выпадает из поля зрения. Хронисты того времени ее не упоминают. Возможно, ее участие ограничивалось предоставлением транспорта для солдат и снаряжения. В этом случае мы можем быть совершенно уверены, что за свои услуги она была полностью вознаграждена, еще не выведя корабли из гавани. Венецианские купцы, разумеется, не растерялись: через несколько дней после сдачи города они снова завладели своим кварталом в Акре. Но о мощном военном флоте ничего не было не слышно. Дож Мастропьетро откликнулся на папский призыв, и, похоже, что он тут же посчитал свою задачу выполненной. Во всяком случае, к иноземным экспедициям он склонности не питал. Он предпочитал сосредоточиться на улучшении судебной системы. Дож создал орган народных прокураторов, чьей задачей являлось представительство интересов республики во всех официальных процедурах, а также установил специальный судебный орган для иностранцев. Во время его правления мы впервые встречаем упоминание о кварантии, Совете сорока, – исполнительном и судебном органе, промежуточном между Большим советом и синьорией. Первоначальной целью, кажется, было создание совещательного собрания наподобие прегади, только большего масштаба. Впоследствии, однако, когда синьория преобразовалась в постоянный комитет, а потом в сенат, кварантия сделалась исключительно судебным органом.

Все эти изменения были довольно важными, и вклад Орио Мастропьетро за четырнадцать лет пребывания на посту дожа весьма значителен. Если, тем не менее, он до сих пор представляется бесцветной фигурой, винить его в этом никак нельзя, потому что ему не повезло оказаться между двумя самыми великими дожами средневековой республики и двумя самыми важными главами ее истории. О Себастьяно Дзиани и мирном договоре Венеции мы уже рассказали, обратимся же теперь к более темному и постыдному триумфу Это мрачное событие называется Четвертым крестовым походом, и его инициатором был Энрико Дандоло.

Никто точно не знает возраста Энрико Дандоло, когда, после смерти предшественника, 1 января 1193 года его провозгласили дожем Венеции. Считают, что ему было восемьдесят пять и он был абсолютно слеп, впрочем, это представляется невероятным, когда мы читаем о его энергии и героизме и когда через десять лет после избрания мы застаем его на стенах Константинополя. Более вероятно, что при восшествии на престол ему было лет семьдесят пять. Тем не менее во время Четвертого крестового похода ему должно было быть не менее восьмидесяти. Убежденный, почти фанатичный патриот, он посвятил большую часть своей жизни республике. Мы, например, слышим о нем в 1171 году: он принимал участие в восточной экспедиции Витале Микеле, а на следующий год был одним из послов дожа в неудавшейся мирной миссии к Мануилу Комнину.

Может, тогда он и потерял зрение? Согласно тому, что написал о нем позже его тезка, историк Андреа Дандоло, заносчивость и упрямство Энрико вывели Мануила из себя: император арестовал его и частично ослепил. С другой стороны, его современник и, возможно, более надежный источник, приложение к «Хроникам Альтино», сообщает, что дож Дзиани послал свою миссию в Константинополь только «после того как увидел, что три посла его предшественника вернулись целыми и невредимыми». Эти слова – вместе с тем, что мы узнали о характере Мануила и отсутствием каких-либо других ссылок на то, что вызвало бы сильную реакцию в Венеции, если бы это и на самом деле случилось, – твердо указывают: хотя ослепление было частым наказанием в Византии, но в этом случае оно произойти не могло. Согласно другой гипотезе, в Константинополе Дандоло ввязался в драку, во время которой и повредил глаза. «Хроника Альтино» делает это предположение невероятным. Кроме того, Дандоло был тогда далеко не юн: зрелому дипломату было далеко за сорок. Имеющиеся в нашем распоряжении факты уже не вызывают сомнений: Жоффруа де Виллардуэн, кто знал его хорошо, уверяет, что «хотя его глаза казались нормальными, он не видел руки перед своим лицом, поскольку потерял зрение в результате ранения в голову».

Ни возраст, ни слепота, похоже, ничуть не повлияли на энергию и способности Дандоло. Спустя несколько недель после своего избрания он затеял новую кампанию, намереваясь отвоевать Зару. На помощь Заре пришли Пиза и Бриндизи, так что венецианцам несколько лет пришлось бороться за свою власть над Адриатикой. Положение ухудшилось, когда в Рождество 1194 года германский император Генрих VI в соборе Палермо принял корону Сицилии. Норманнскому королевству Сицилии пришел конец.

Этого венецианцы боялись больше, чем чего-то другого. Их не успокаивало то, что они знали о самом Генрихе. Сын Барбароссы обладал отцовской решительностью и силой воли. Свою ненависть, однако, направил он не столько против городов Северной Италии, сколько против Восточной империи. Его цель была проста – уничтожить Византию, подчинить себе старую Римскую империю, усилить ее, добавив большое средиземноморское владение, после чего совершить еще один крестовый поход и захватить Святую землю. Всего несколько лет назад такая мечта показалась бы фантастической, даже абсурдной, но Комнинов больше не было, а семья Ангелов, занявших трон Константинополя, оказалась неспособной к эффективному правлению. В 1195 году император Исаак II после десяти лет хаоса был свергнут с престола. Брат Алексей, слабый и непредсказуемый человек, страдающей манией величия, заключил его в тюрьму. Хотя он был совершенно неспособен к принятию ответственных решений, его тем не менее короновали, и он вошел в историю под именем Алексея III[78]78
  Никита Хониат написал о нем: «Какую бы бумагу ни поднес кто императору, он тотчас ее подписывал; будь там бесконечные вопросы, или бессмысленный набор слов, или требования просителя, чтобы море пахали, а по земле плавали, а горы переставили на середину моря, или, как в басне говорится, чтобы Афон поставили на Олимп».


[Закрыть]
. Святую землю тоже, казалось, было легко завоевать. Саладин умер, без него армии мусульман больше не являлись тем грозным противником, каким были недавно.

В планах Генриха не было места для независимой морской республики, и если бы он добился успеха в своем первом амбициозном плане – а он вполне мог в этом преуспеть, – то Венеция наверняка стала бы одной из его жертв. К счастью для мира, этого не случилось. В 1197 году в возрасте тридцати двух лет он умер в Мессине. Спустя несколько месяцев за ним последовала его жена Констанция, оставив пятилетнего сына Фридриха на попечение папы Иннокентия III.

Две империи остались без правителей, а норманнская Сицилия прекратила свое существование. В Германии началась война за имперское наследие, а Англия и Франция также – хотя и не с такой яростью – занялись проблемами наследования в связи со смертью в 1199 году Ричарда Львиное Сердце. Папа Иннокентий обнаружил, что в Европе у него нет соперников. По поводу Византии он не испытывал сильных чувств, зато проявлял энтузиазм в отношении крестовых походов. Трудность заключалась в отыскании подходящих лидеров. Смерть коронованных особ его не волновала. Опыт показал, что короли и принтты. возбуждавшие национальное соперничество и беспокоившиеся о протоколах и процедурах, создавали больше шума, чем следовало. Несколько крупных аристократов замечательно подойдут для достижения его цели. Иннокентий оглядывался по сторонам в поисках кандидатов, когда к нему пришло письмо от графа Тибальда Шампанского.


Как-то раз, в сентябре 1197 года, правитель Заморья Генрих Шампанский проводил смотр войск из окна своего дворца в Акре, когда к нему в комнату вошла делегация из местной пизанской колонии. Он обернулся, чтобы поприветствовать их, и машинально отступил назад. Карлик Скарлет в попытке удержать Генриха ухватил его за одежду, но было слишком поздно. Вместе они рухнули из окна. Скарлет отделался переломом ноги, а Генрих погиб.

Два года спустя младший брат Генриха Тибальд проводил турнир в замке Экри на Эне. Из-за своей юности – тогда ему было лишь двадцать два года – Тибальд не сопровождал Генриха в Святую землю, но, поскольку являлся внуком Людовика VII и одновременно племянником Филиппа Августа и Ричарда Львиное Сердце, крестовые походы были у него в крови. Энергичный и амбициозный юноша был к тому же религиозным фанатиком. Во время турнира к нему и его друзьям обратился знаменитый проповедник Фулько Нельи[79]79
  Фулько Нельи привлек к походу 200 000 воинов и собрал огромные денежные средства.


[Закрыть]
. Священник ездил по Франции и призывал людей в новый поход на Восток. Молодые люди тут же откликнулись. К папе Иннокентию немедленно прибыл гонец и объявил об их согласии. Другие поспешили к принцам вроде Тибальда – во Францию, Германию и Фландрию – добиваться их участия в походе. Реакция была положительной: молитвы папы Иннокентия исполнились.

Главной проблемой был способ передвижения. Ричард Львиное Сердце, прежде чем покинуть Палестину, высказал мнение, что самым слабым местом мусульманского Востока был Египет, и именно туда должны быть направлены в первую очередь следующие экспедиции. Из этого ясно следовало, что новая армия должна переправляться по морю, и ей потребуются корабли, а столько кораблей можно получить лишь в Венецианской республике.

В 1201 году, в первую неделю Великого поста, группа из шести рыцарей во главе с Жоффруа де Виллардуэном, маршалом Шампани, явилась в Венецию. Свою просьбу они изложили на заседании Большого совета. Ответ они получили через восемь дней. Республика обязалась предоставить сроком на один год суда для перевозки 4500 рыцарей и столько же коней, а также 9000 оруженосцев и 20 000 пеших воинов вместе с оружием и снаряжением, а также съестными припасами, которыми она бралась снабжать войска в течение 9 месяцев. Цена составит 84 000 серебряных марок[80]80
  Марка была мерой веса, а не монетой и отличалась от региона к региону.


[Закрыть]
. Кроме того, Венеция принимала обязательства снарядить на годичный срок за свои средства пятьдесят полностью экипированных галер при условии, что она получит половину всех завоеванных территорий.

К счастью для потомков, Жоффруа оставил полный отчет не только о самом походе, но также и о приготовлениях к нему. Мало кто из его современников мог бы сделать лучший отчет. Старофранцузский, на котором он пишет, по мнению одного английского историка, является «самым восхитительным средством выражения, который когда-либо видел мир», а Гиббон более точно называет его «грубой идиомой его века и страны». Однако стиль Жоффруа обладает ясностью и энергичностью. На первых страницах своих хроник он дает нам глазами очевидца описание венецианской демократии, такой, какой она была в действии. Дож Дандоло, оказывается, прежде чем принять решение, несколько раз консультировался с Советом сорока, с прегади и Большим советом. Но в деле такой важности необходима была и ассамблея глав семейств – аренго. Итак, пишет Жоффруа:

Он собрал по меньшей мере десять тысяч человек в церкви Святого Марка, самой красивой в городе. Отслужили мессу и обратились к Богу, чтобы он их наставил. После мессы дож созвал послов и наказал им, чтобы они сами просили народ принять участие в походе. Жоффруа де Виллардуэн, маршал Шампани, выступил с речью… Тогда дож и люди воздели руки и закричали, как один человек: «Мы согласны! Мы согласны!» И таким громким был крик, что, казалось, земля дрожит под ногами.

На следующий день были заключены контракты. Жоффруа мельком отмечает, что все соглашения упоминают Египет как конечную цель. Разъяснений не дает, возможно, он и его коллеги боялись – оказалось, не зря, – что такая новость не будет популярна у рядовых крестоносцев: для них главной целью был Иерусалим. Они не видели причин тратить время на что-то другое. Более того, египетская экспедиция наверняка означала опасную высадку на враждебном берегу. Это вовсе не спокойный спуск якоря в христианской Акре и возможность отдохнуть от путешествия, прежде чем броситься в бой. Венецианцы, со своей стороны, были бы рады участию в обмане, поскольку у них был собственный секрет: в самый момент заключения переговоров их послы были в Каире и обсуждали чрезвычайное выгодный контракт с наместником султана, которого вскоре после того заверили, что у Венеции нет намерения напасть на Египет[81]81
  Это утверждение не может быть доказано. Договора не существует, и, хотя свидетельство, что он был, очень похоже на правду, есть проблема с определением точной даты. Однако большинство современных историков убеждены: нет ничего невероятного в двойной игре венецианцев в то время.


[Закрыть]
.

Такие размышления, однако, не могли помешать сборам в поход: ведь там можно будет захватить куда большую добычу, поэтому было решено, что крестоносцы соберутся в Венеции в день святого Иоанна, 24 июня 1202 года. Флот будет их ждать.

Как Энрико Дандоло удалось отговорить франков от уже поставленной цели, мы так и не узнаем. Возможно, он и его приближенные были ответственны за распространение слухов относительно намерений крестоносцев, и о них узнали в странах Запада. Такие вещи становятся известны в удивительно короткое время. Но если он надеялся, что реакция на эту новость заставит предводителей изменить свое мнение, то он ошибался. От своих намерений отказались наемники. Многие, услышав об этом, отказались от похода, другие решили во что бы то ни стало идти в Палестину и искать корабли в Марселе или портах Апулии. В назначенный для встречи в Венеции день армия, собравшаяся в Лидо, насчитывала менее трети ожидаемого.

Для тех, кто пришел, как и планировалось, ситуация была высшей степени неловкой. Венеция исполнила свою часть сделки: флот стоял в ожидании крестоносцев. Ни один человек, по словам Жоффруа, не видел ничего прекраснее, только вот флотилия была в три раза больше, чем требовалось для собравшихся на берегу людей. В таком маленьком составе крестоносцы не могли надеяться заплатить венецианцам деньги, которые им пообещали. Нынешний их предводитель, маркиз Бонифаций Монферратский (Тибальд Шампанский умер в предыдущем году вскоре после возвращения), прибыл в Венецию довольно поздно и тут же обнаружил, что экспедиции грозит провал. Венецианцы не только отказывались выпустить из порта хотя бы один корабль, прежде чем им заплатят деньги, они даже угрожали не отпустить провизию ожидавшей армии – угроза тем более серьезная, что армия была заперта в Лидо и солдатам запрещено было входить в город. Эта мера, следует отметить, была не столь уж чрезвычайной, напротив, при таких обстоятельствах венецианцы проявили обычную предосторожность: нельзя было допустить нарушения мира или распространения болезней. Атмосферу это, впрочем, вряд ли улучшило. Бонифаций опустошил собственные сундуки, многие рыцари и бароны поступили так же, и каждому человеку в армии пришлось отдать то, что он мог, но общая сумма, включая золото и серебро, все же была на 34 000 марок меньше того, что требовалось.

Пока деньги продолжали поступать, Дандоло держал крестоносцев в неизвестности. Убедившись, что выкачал все, он выступил с предложением. Город Зара, заметил он, недавно попал в руки короля Венгрии. Если франки согласятся помочь Венеции отвоевать его, то они подождут с долгом. Это было циничное предложение, и как только папа Иннокентий услышал его, он тут же послал гонца с распоряжением от него отказаться. Но у крестоносцев, как он понял позднее, выбора не оставалось.

В соборе была совершена еще одна церемония, которую Энрико Дандоло, несмотря на свои годы, провел великолепно. Он обратился к подданным. Жоффруа де Виллардуэн, присутствовавший при этом, приводит его речь:

«Синьоры! Отныне вы соединились с самыми достойными людьми на свете и ради самого высокого дела, которое кем-либо и когда-нибудь предпринималось. Я уже стар и немощен и нуждаюсь в покое, к тому же тело мое изувечено, но тем не менее я вижу, что среди вас нет никого, кто мог бы руководить вами, как я, ваш правитель. Если вы дозволите, чтобы я взял крест, дабы оберегать и вести вас, и чтобы на моем месте остался мой сын и защищал бы страну, тогда я отправлюсь жить или умереть с вами и крестоносцами».

И когда они услышали его, то закричали все как один человек: «Богом просим вас поступить именно так и отправиться с нами!»

Затем он сошел с кафедры и направился к алтарю, встал на колени, рыдая, и ему нашили крест на большую шапку, ибо он хотел, чтобы все видели этот крест.

Итак, 8 ноября 1202 года крестоносцы отплыли из Венеции в Четвертый крестовый поход. 480 кораблей, возглавляемые галерой самого дожа, «окрашенной в алый цвет, с шелковым тентом того же цвета, под стук кимвал, под пение четырех серебряных труб» отправились не в Египет и не в Палестину Неделю спустя они взяли Зару и разграбили город. Между венецианцами и франками почти немедленно развязалась драка за добычу, что вряд ли предвещало благополучный исход экспедиции, тем не менее мир был восстановлен, и две группы зазимовали в разных частях города. Тем временем новость об этом событии дошла до папы. Иннокентий разгневался и захотел запретить всю экспедицию. Хотя позже он передумал и распространил свой запрет только на венецианцев, начало похода нельзя было назвать удачным.

Худшее, однако, было еще впереди. В начале следующего года прибыл гонец с письмом к Бонифацию от германского короля, Филиппа Швабского (1178–1208). Филипп был не только сыном Барбароссы, братом императора Генриха VI, чья смерть пять лет назад оставила пустым трон императора Запада. Он был также и зятем низложенного императора Византии Исаака Ангела, так что, когда его юный сын, еще один Алексей, в 1201 году бежал из тюрьмы, в которую он и его отец были заключены, двор Филиппа стал для него естественным убежищем. Там он встретил Бонифация незадолго до отъезда последнего в Венецию. Возможно, что именно тогда эти трое разработали план, который Филипп теперь официально изложил в письме. Если крестоносцы проводят юного Алексея в Константинополь и посадят его на трон вместо узурпатора-дяди, Алексей, в свою очередь, профинансирует завоевание Египта, даст дополнительно своих 10 000 солдат, а потом будет в Святой земле содержать за свой счет 500 рыцарей. Он также передаст церковь в Константинополе под покровительство Рима.

Бонифацию этот план понравился. Кроме явных долгосрочных выгод для самого похода и возможности выплатить долг Венеции, он увидел в этом собственную выгоду. А почему бы и нет? За прошедшие сто лет многие крестоносцы не считали за грех, следуя за Крестом, обогатиться. Когда Бонифаций рассказал об этой идее Дандоло – вряд ли тот ей слишком удивился – старый дож воспринял ее с энтузиазмом. Отлучение от церкви его не пугало: папские запреты Венеция нарушала не в первый и не в последний раз. Военный и дипломатический опыт мало поспособствовали его любви к Византии. Кроме того, нынешний император, вступив на трон, создал невероятные трудности при продлении торговых льгот, дарованных его предшественником. Соперничество с Генуей и Пизой становилось все яростнее. Если Венеция хочет сохранить влияние на восточных рынках, она должна вести активные действия. Таким действием станет изменение пункта назначения египетской экспедиции.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации