Электронная библиотека » Джон Рёскин » » онлайн чтение - страница 2


  • Текст добавлен: 28 мая 2022, 01:22


Автор книги: Джон Рёскин


Жанр: Политика и политология, Наука и Образование


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Предисловие

Друг! Я не обижаю тебя; не за динарий ли ты договорился со мною? Возьми свое и пойди; я же хочу дать этому последнему то же, что и тебе.

Мф. 20, 13–14


Если угодно вам, то дайте Мне плату Мою; если же нет – не давайте; и они отвесят в уплату Мне тридцать сребреников.

Зах. 11, 12

1. Четыре прилагаемых очерка напечатаны полтора года тому назад в «Cornhill Magazine» и, насколько мне известно, встречены были крайне неодобрительно большинством читателей, которым они попались на глаза.

Тем не менее я по-прежнему остаюсь в уверенности, что они представляют лучшее, т. е. самое справедливое и полезное, из всего написанного мною и что лучше последнего очерка, стоившего особенного труда, мне едва ли удастся что-либо написать.

«Очень может быть, – заметит читатель, – но из этого не следует, что они написаны хорошо». Допуская это без всякого ложного смирения, я тем не менее вполне доволен этими очерками, хотя не могу сказать того же относительно всех остальных моих работ. Предполагая, если будет свободное время, заняться дальнейшей разработкой вопросов, затронутых в этих очерках, я желаю, чтобы предварительные понятия были доступны всем интересующимся, и потому перепечатываю их в том виде, в каком они впервые появились. Одно только слово переменено в определении ценности и ни одного не прибавлено [1]1
  Примечание ко 2-му изданию. Я сделал небольшое прибавление к заметке в предисловии и считаю нужным буквально перепечатать и сделать его по возможности доступным для всех, как наиболее ценное по своему содержанию из всего когда-либо мною написанного.


[Закрыть]
.

2. Хотя я не считаю нужным ничего изменять в этих очерках, тем не менее очень жалею, что наиболее выдающееся в них положение относительно необходимости организации труда и установления твердо определенной платы встречается в первом очерке, и притом в форме, по определенности далеко не соответствующей его важности. Главная цель и все значение этих очерков состоят в том, чтоб впервые, насколько мне известно, дать на понятном английском языке, подобно тому как это случайно давалось Платоном и Ксенофонтом на хорошем греческом, а Цицероном и Горацием на хорошем латинском, – логическое определение «богатства», безусловно необходимое как основа экономической науки. Наиболее известные очерки по этому вопросу, из числа появившихся за последнее время, начинают с утверждения, что предмет политической экономии есть учение или исследование о природе богатства[2]2
  Очевидное противоречие: где необходимо исследование, там учения еще не существует.


[Закрыть]
, и, вслед за тем, говорят, что «каждый имеет достаточно правильное общее понятие о том, что разумеется под словом «богатство» и что предлагаемые очерки не имеют своей целью признавать метафизическую необходимость такого определения»[3]3
  Принципы политической экономии Д. С. Милля. Предварительные замечания, стр. 3, пер. Остроградской.


[Закрыть]
.

3. В метафизической необходимости мы, конечно, не нуждаемся, но логическая точность по отношению к физическому предмету, безусловно, нужна.

Представьте себе, что предмет вашего исследования не закон хозяйства (экономия – oikonomia), а закон звезд (астрономия – astronomia) и что, игнорируя различие между подвижными и неподвижными звездами, как здесь между лучистым и отраженным богатством, ученый начинает свое исследование такими словами: «Каждый обладает довольно правильным общепринятым понятием о том, что разумеется под словом „звезда“. Метафизическая необходимость определения звезды не есть предмет настоящего исследования». И однако очерк, начинающийся с такого заявления, может быть гораздо более верен в своих заключительных выводах и в тысячу раз более полезен для моряков, чем для экономистов любой трактат по политической экономии, основывающий свои выводы на общепринятом понятии о богатстве.

4. Поэтому я в предлагаемых очерках предполагаю прежде всего дать точное и твердо установленное определение понятия о богатстве, а затем показать, что приобретение богатства в конце концов возможно только при известных нравственных условиях общества, из которых на первом плане стоит уверенность в существовании честности и в ее громадном значении даже для практических целей.

Не решаясь утверждать – так как в подобных вопросах человеческое суждение не может быть решительным, – какое самое благородное из всех Божиих творений и какое нет, мы можем, однако же, признать, как и Поп, что честный человек принадлежит к числу лучших созданий Божиих и, при современном порядке вещей, к числу довольно редких, хотя и не представляющих какого-нибудь невероятного чуда; тем более естественно признать, что честность не является фактором, нарушающим обычный ход экономической жизни, а представляет собой силу, постоянно его направляющую, повинуясь которой, а не какой либо другой, орбита его может все более выступать из бесформенного хаоса.

5. Правда, мне приходилось иногда слышать порицание Попа за то, что его мерило слишком низко, но никогда не случалось слышать упрека в том, что мерило это слишком высоко: «честность действительно очень почтенная добродетель, но человек может достигнуть и гораздо более возвышенного. Неужели от нас будут требовать только, чтоб мы были честны?»

Пока, друзья, только этого. Мы, в наших мечтах о чем-то более возвышенном, чем честность, лишились, по-видимому, даже понимания свойств ее, лишались веры и во многое другое, о чем здесь не будет речи. Но на то обстоятельство, что мы, безусловно, лишились веры в общую честность и ее деятельную силу, здесь необходимо обратить внимание, и первая наша обязанность должна состоять в восстановлении и сохранении этой веры и тех фактов, которые могут лечь в основу ее; мы должны не только предполагать, но убедиться на опыте, что и теперь существуют в мире люди, которых от обмана удерживают чувства, не имеющие ничего общего с опасением лишиться занятия или работы[4]4
  «Истинно дисциплинируют рабочего не его корпорации, а его заказчики. Опасение лишиться работы удерживает его от обмана и исправляет его неряшество» (Богатство народов. Книга I, глава 10). Примечание ко второму изданию. Единственное примечание в этой книге, которое я считаю нужным сделать, состоит в том, что я желал бы попросить читателя-христианина самым серьезным образом подумать, до какого подлого состояния души человеческое существо должно дойти, чтоб, читая такие изречения, соглашаться с ними, а тем более чтоб высказывать их. В противоположность им я приведу здесь основное торговое правило Венеции, найденное мною в главной ее церкви: «Вокруг этого храма да будет законом купца справедливость, да будут весы его верны, обязательства его чужды обмана». Если кто-либо из моих читателей найдет, что тон этого примечания слишком резок или неприличен, то я попрошу его со вниманием прочесть § 18 «Сезама и Лилий» и быть уверенным, что я в настоящее время не допускаю в своих писаниях ни одного слова, которое, по строгому обсуждению, не находил бы в данном случае наиболее пригодным. Венеция. Воскресенье, 18 марта 1877 г.


[Закрыть]
, и что именно в точном соответствии с числом таких людей в государстве это последнее только и существует и может существовать.

И вот на рассмотрение этих-то вопросов и направлены предлагаемые очерки. Вопрос об организации труда затрагивается в них лишь случайно; и очевидно, что если в наших руководителях будет достаточно честности, то организация труда легко устроится и разовьется без споров и затруднений; если же честности в них не окажется, то организация труда останется навсегда невозможной.

Различные условия возможности организации труда я подробно рассмотрю впоследствии. Но чтобы читатель при исследовании основных принципов не устрашался некоторых встречающихся в них указаний, и не подумал, что ему неожиданно предлагается вступить на опасный путь, то для успокоения его я считаю нужным сразу изложить те крайние пределы политических верований, достижения которых я бы очень желал.

1. Во-первых. Я желаю, чтоб во всей стране организованы были общеобразовательные школы для юношества на счет государства[5]5
  Недальнозоркие люди, вероятно, спросят, на какие суммы будут содержаться такие школы? Я впоследствии рассмотрю непосредственные источники доходов на этот предмет, теперь же замечу, что школы с избытком покроют производимые на них расходы. Одна экономия от уменьшения числа преступлений (этих чуть ли не самых дорогих предметов роскоши на современном европейском рынке) под влиянием школ превысила бы в десять раз все расходы по народному образованию; экономия в труде была бы той чистой и громадной прибылью, которую в настоящее время трудно даже вычислить.


[Закрыть]
и под его руководством: чтоб каждый ребенок, родившийся в Англии, мог по желанию родителей (а в известных случаях и обязан был под страхом наказания) пройти весь курс этих школ, где, помимо других второстепенных знаний, обязательно обучался бы следующим трем предметам по лучшему способу, выработанному в данное время:

a) законам здоровья и необходимым для этого упражнениям;

b) благородству и справедливости;

c) своему призванию в жизни.

2. Во-вторых. Чтоб в связи с этими воспитательными школами устроены были – тоже под руководством государства – фабрики и лавки для производства и продажи всех предметов, необходимых для жизни и для занятия всеми полезными искусствами. Нимало не препятствуя частной инициативе и не облагая никакими стеснениями или налогами частные предприятия, предоставляя им свободно вести свои дела, как они сочтут за лучшее, и быть, если могут, во всех отношениях выше правительственных организаций, последние должны служить образцами производства и торговли неподдельными и хорошими товарами так, чтобы любой человек, предпочитая заплатить установленную цену, мог иметь уверенность, что получит образцовый хлеб, эль и настоящую работу.

3. В-третьих. Чтоб любой человек, безразлично, мужчина, женщина, девушка или парень, оставшийся без работы, был обязательно принят на ближайшую государственную фабрику и снабжен той работой, к которой он по надлежащему испытанию окажется наиболее пригодным, получая определенную плату, установленную на целый год. Если человек оказывается неспособным к труду по незнанию, то он должен быть обучен какому-нибудь ремеслу; если по болезни, то ему должна быть предоставлена медицинская помощь; если же он просто отказывается от работы, то его следует строго принудить к самым мучительным и унизительным ее формам, преимущественно в рудниках и т. п. местах, где труд сопряжен с наибольшей опасностью (хотя эта опасность должна быть доведена до минимума путем тщательного регулирования и дисциплины), но, за вычетом расходов по содержанию, вся плата должна быть в распоряжении работника, как только он придет к более здравым понятиям относительно законов труда.

4. Наконец, все престарелые и неимущие должны пользоваться убежищем и известными удобствами, что было бы скорее почетно, чем позорно при господстве системы, которая не клала бы клейма преступности на несчастье и неудачу, так как (я повторяю здесь высказанное мною в «Политической экономии искусства», к которой читатель и может обратиться за дальнейшими подробностями) «земледелец служит стране своим плугом точно так же, как люди средних классов своими саблями, перьями, ланцетами. Если его услуга и плата в здоровом состоянии меньше, то и награда, когда здоровье надломлено, может быть меньше, но не должна быть менее почетной; и столь же естественно и справедливо для земледельца получать пенсию от прихода, для которого он честно работал, как и человеку высших классов получать пенсию от страны, которой он честно служил».

К этому положению я, в заключение, прибавлю только, что по отношению к дисциплине и плате за жизнь и смерть заключительные слова Тита Ливия о Валерии Публиколе «de publico est datus» не должны считаться бесчестной эпитафией.

7. Вот то, во что я верю и что я, поскольку мне позволяют силы, буду стараться выяснить и исследовать с различных сторон, рассматривая также и побочные вопросы;

здесь я только вскользь касаюсь их, чтоб успокоить читателя относительно значения их крайних выводов, прося его иметь в виду, что в науке, имеющей дело с такими тонкими элементами, как элементы человеческой природы, можно отвечать только за полную справедливость принципов, а не за непосредственный успех планов; и, если спорно все, что в последних может быть достигнуто даже в ближайшем будущем, то тем более никто не может заранее сказать, что явится конечным их результатом.

Данмарк Хилль, 10 мая 1862 г.

Очерк I
Основы чести

1. Много обольщений в различные времена пленяло умы обширных масс, но из них едва ли не самым любопытным – и, во всяком случае, наименее заслуживающим уважения – является обольщение современной так называемой наукой о политической экономии, утверждающей, что наиболее целесообразные правила общественной деятельности могут быть определены независимо от влияния общественных чувств симпатии.

Бесспорно, как в алхимии, астрологии, магии и других суевериях, имевших столь же широкое распространение, так и в основе политической экономии лежит обольстительная мысль. «Чувства симпатии, – говорят политикоэкономы, – случайны в человеческой природе и нарушают естественный ход человеческой деятельности, тогда как алчность и жажда успеха являются постоянными ее свойствами. Устраним же непостоянные элементы и будем рассматривать человека просто как орудие, движимое алчностью, и исследуем, путем каких законов труда, купли и продажи достигается наибольшее накопление богатств. Раз эти законы будут определены, каждый может впоследствии ввести, в какой ему угодно мере, случайные чувства симпатии и определить для себя результаты новых предполагаемых условий».

2. Это было бы логически вполне правильным и плодотворным способом исследования, если б мнимо случайные элементы, впоследствии вводимые в исследование, были по своей природе однородны с первоначально рассматриваемыми силами. При предположении, что тело находится в движении под влиянием постоянных и случайных сил, самый простой и обыкновенный способ исследования состоит в том, чтоб рассмотреть путь этого тела при исключительном действии постоянных сил, а затем ввести в расчет и силы отклоняющие. Но изменяющиеся элементы в данной общественной задаче не однородны с постоянными и, изменяя самую сущность исследуемых сил, они производят не количественное, а качественное, не математическое, а химическое изменение, вследствие которого все предварительное исследование лишается своего значения.

Мы производили исследования над чистым азотом и убедились, что это такой газ, опыты с которым вполне безвредны; но вот пред нами тот же азот в соединении с хлором; и в ту минуту, когда, в силу «твердо установленных принципов», мы прикасаемся к нему, происходит взрыв, и мы вместе с нашими приборами вылетаем в потолок.

3. Заметьте, что я отнюдь не отвергаю и не сомневаюсь в правильности выводов этой науки, если принять ее посылки. Я просто не интересуюсь этими выводами, как не интересовался бы выводами науки о гимнастических упражнениях, если б она исходила из предположения, что люди лишены скелета. При этом можно было бы доказать, что обучающихся крайне удобно скатывать в шарики, сплющивать в лепешку или вытягивать в длинные канаты и что, раз это будет проделано, можно ввести в расчет и скелет, сделав соответствующие изменения в полученных результатах.

Все эти рассуждения могут быть замечательно логичны, выводы вполне правильны, но только вся такая наука окажется ни к чему не приложимой.

Современная экономическая наука как раз находится в таком же положении.

Признавая, что человек не лишен скелета, она исходит из обратного предположения, что он состоит исключительно из костей, и выводит соответствующую окостеневшую теорию прогресса из отрицания в человеке души; показав, где предел того, что может быть получено из костей, и построив ряд геометрических фигур из черепов и плечевых костей, она успешно доказывает неудобство появления души. Повторяю, что я не отрицаю правильности выводов этой теории, а утверждаю, что она неприложима к человеку и обществу в их действительном виде.

4. Эта неприменимость самым очевидным образом проявилась при затруднениях, вызванных последними стачками английских рабочих. Здесь ясно представился один из самых простых частных случаев тех основных жизненных проблем, которые составляют предмет политической экономии (отношения между нанимателями и рабочими); и вот в таком серьезном деле, когда вопрос идет о жизни множества рабочих и о приостановке значительного производства, политикоэкономы оказываются бессильными и практически безгласными; никакого наглядного разрешения этого затруднения, которое могло бы убедить или успокоить обе противоположные стороны, они дать не в силах. Предприниматели упорно держатся одного взгляда, а рабочие не менее настойчиво – противоположного, и никакая экономическая наука не может привести их к соглашению.

5. Да и странно было бы, если б она имела эту возможность, так как не «наукой» люди приводятся к соглашению. Спорящие по очереди тщетно стремятся доказать, что интересы хозяев враждебны или не враждебны интересам рабочих; и никто из них, по-видимому, не признает той простой истины, что не всегда неизбежно между людьми возникает вражда в силу противоположности их интересов. Если в доме только одна корка хлеба и мать с детьми голодают, то их интересы не одинаковы. Если мать съест корку, дети будут лишены пищи; если съедят корку дети, матери придется голодной приниматься за работу. Но из этого отнюдь не следует, что они неизбежно будут бороться из-за корки и что мать, как самая сильная, отобьет ее у детей и съест. Точно так же всегда и при всевозможных условиях нельзя с положительностью утверждать, что люди неизбежно должны относиться друг к другу враждебно и употреблять насилие или хитрость для достижения преимуществ только потому, что их интересы различны.

6. Но, если б даже положение, что человек обладает теми же нравственными побуждениями, какими крысы и свиньи, было столь же справедливо, как и удобно для дальнейших построений, то и тогда логические условия вопроса были бы непредрешимы.

Никогда нельзя заранее утверждать, одинаковы или противоположны интересы хозяина и рабочих, потому что, смотря по обстоятельствам, они могут быть и теми, и другими. В действительности как рабочие, так и предприниматели заинтересованы в том, чтоб работа была исполнена правильно и оплачивалась должным образом; но при распределении прибыли выгода одних может совпадать и не совпадать с интересами остальных. Совсем не в интересах хозяина давать такую низкую плату, чтоб рабочие болели и терпели нужду, и не в интересах рабочих получать высокую плату, если прибыль хозяина так мала, что он не в состоянии ни расширять своего производства, ни вести его на прочных и либеральных началах. Кочегар не может желать высокой платы, если компания до того бедна, что не может ремонтировать колес локомотива.

7. И разнообразие условий, влияющих на эти взаимные интересы, до того бесконечно, что все усилия вывести правила поведения из степени выгоды совершенно напрасны. Да они и должны быть таковыми, потому что мерилом всех человеческих поступков, как предназначено самим Создателем, служит не выгода, а справедливость; и в силу этого все усилия определить степень выгоды всегда бесплодны. Ни один человек никогда не знал и не может знать, каковы будут как для него, так и для других конечные результаты известного поступка или ряда поступков. Но каждый человек может знать, и большинство знает, какой поступок справедлив и какой нет. И все мы точно так же можем знать, что последствия справедливости, в конце концов, будут наилучшими, как для других, так и для нас, хотя и не можем заранее сказать, каково будет это наилучшее и как все это получится.

Я сказал «мерилом служит справедливость», разумея, что в понятие о справедливости входит и та симпатия, которую человек должен питать к ближнему.

Все правильные отношения между хозяином и работником и все высшие их интересы, в конце концов, зависят от этого.

8. Самым простым и наглядным примером отношений между хозяином и работниками может служить положение домашней прислуги.

Предположим, что хозяин дома за ту плату, которую он дает, желает получить от своей прислуги только возможно большее количество работы. Он никогда не позволяет ей отдыхать, кормит и помещает ее как нельзя хуже и во всех отношениях доводит свои требования до тех крайних пределов, идя дальше которых он лишился бы прислуги. Поступая так, он не нарушает «справедливости» в общепринятом значении этого слова. В силу договора все время и все силы прислуги принадлежат ему, и он ими пользуется;

границы и степень притеснения определяются практикой соседних хозяев, т. е. общепринятой нормой платы за работу домашней прислуги. Если последняя может получить лучшее место, она свободна взять его, и хозяин может требовать за существующую рыночную плату только то количество труда, на какое прислуга согласится.

Такова точка зрения политической экономии, по мнению наиболее выдающихся представителей этой науки, утверждающих, что таким путем в среднем получается наибольшее количество труда от прислуги и наибольшая выгода для общества, а чрез это наибольшая выгода и для прислуги.

Но в действительности это совсем не верно и было бы, может быть, верно только в том случае, если б прислуга была машиной, приводимой в движение паром, электричеством или другой измеримой силой. Но прислуга – это такая машина, движущей силой которой является душа; и значение этого особенного двигателя, как величины неизмеримой и неизвестной, входит во все уравнения политической экономии и помимо ее ведома изменяет все результаты.

Наибольшее количество труда будет произведено этой своеобразной машиной не за плату, не под давлением известных притеснений и не в силу нагревания, вызываемого топливом. Нет, наибольшее количество работы получится только тогда, когда побудительная сила, т. е. воля и дух человека, достигнет наибольшей мощи в силу своего собственного пламени, а именно своих симпатий.

9. Действительно, может встретиться такой случай, как это часто и бывает, что у хозяина, человека смышленого и энергичного, получается значительное количество механической работы под влиянием давления, направляемого сильной волей и мудрым руководством, и, наоборот, может встретиться, как это часто имеет место и в действительности, что хозяин нерадив и слаб характером (хотя и добр по природе), и тогда работы получается очень мало, и притом очень плохой, в силу того что прислуга при слабо развитом чувстве признательности остается без всякого разумного руководства. Но как общее правило мы можем принять, что при известной доле энергии и смысла как хозяина, так и прислуги, наилучшие материальные результаты получатся не при враждебных, а при добрых взаимных отношениях. Если хозяин, вместо того чтоб стараться получить возможно большее количество работы от прислуги, будет стремиться к тому, чтоб условленная и необходимая работа была выгодна и благотворна для самой прислуги и чтоб ее интересы соблюдались всеми справедливыми и полезными для нее способами, то получится действительно наибольшее количество работы, и притом вполне добросовестной.

Заметьте, я говорю «вполне добросовестной», потому что работа прислуги не всегда и не неизбежно представляет то лучшее, что она может доставить своему хозяину, так как польза прислуги крайне разнообразна во всех отношениях: и в виде материальных услуг, и в виде ограждения интересов и доверия хозяина, и в радостной готовности воспользоваться всякой случайной возможностью, чтоб оказать ему посильную помощь.

И справедливость этого в общем нимало не опровергается тем, что люди нередко злоупотребляют снисходительностью и за доброту платят неблагодарностью. Если прислуга, с которой обращаются любезно, неблагодарна, то при нелюбезном обращении она будет мстительна; и человек, нечестно относящийся к либеральному хозяину, будет стараться еще больше вредить несправедливому.

10. Во всех случаях и по отношению ко всем лицам это бескорыстное обращение дает самые действительные и наилучшие результаты.

Заметьте, что я рассматриваю здесь чувства симпатии исключительно как побудительную силу, а не как вещь желательную, благородную или хорошую в отвлеченном смысле. Я просто смотрю на них как на силу, лишающую значения все обыкновенные расчеты политикоэкономов. Если б они даже и пожелали ввести этот новый элемент в свои вычисления, то не имели бы никакой возможности воспользоваться им, так как эти чувства становятся истинной побудительной силой только при неведении всех остальных мотивов и условий политической экономии. Относитесь хорошо к прислуге в расчете получить выгоду от ее благодарности, и вы получите заслуженное, т е. ни малейшей благодарности и ни малейшей отплаты за вашу мнимую доброту; но относитесь к ней хорошо без всяких экономических соображений, и вы достигнете и благодарности, и пользы. И так во всем. «Кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее, а кто потеряет душу свою ради Меня, тот обретет ее»[6]6
  Различие между этими двумя способами обращения и их материальными результатами можно отлично видеть при сравнении отношений Есфири и Чарли в «Холодном доме» и отношений мисс Брасс и Маркизы в «Часах господина Гемфрея». Существенное значение и правда Диккенсовых произведений неразумно упущены из виду многими мыслящими читателями единственно в силу того, что он представляет эту истину в несколько карикатурной окраске. Неразумно, говорю я, потому что карикатурность у Диккенса хотя часто и груба, но всегда безошибочна. В его способе передачи все вещи всегда правдивы. Я желал бы, чтоб он счел справедливым ограничить свои блестящие преувеличения произведениями, писанными только для забавы публики; а когда принимается за предмет, имеющий важное общественное значение, как, напр., рассматриваемый им в «Тяжелых временах», то прибегал бы к более строгому и тщательному анализу. Польза этого произведения (величайшего, по моему мнению, из всех написанных им) умаляется для многих тем, что Баундерби – драматическое чудовище, вместо того чтоб быть представителем светских хозяев, а Стефен Блакпуль – драматическое совершенство, а не просто характерный образец честного рабочего. Но воспользуемся Диккенсовым остроумием и проницательностью, невзирая на то что он предпочитает говорить в ореоле сценического блеска. Он вполне прав в главных стремлениях и намерениях своих произведений, и все они, а в особенности «Тяжелые времена», достойны тщательного и серьезного изучения со стороны всех лиц, заинтересованных социальными вопросами. Они найдут многое у него пристрастным, а в силу этого как бы несправедливым; но если они примут во внимание всю очевидность обратной стороны, которую Диккенс как бы упускает из виду, то поймут, что, в конце гонцов, его взгляд вполне правилен, только высказан грубо и резко.


[Закрыть]
.

11. Второй ясный и простой пример отношений хозяина к подчиненным представляют существующие между начальником полка и солдатами.

Предположим, что командир желает применять правила дисциплины так, чтоб при возможно меньшем для него беспокойстве полк был хорошо поставлен; при таком эгоистическом принципе он никакими мерами и способами не в состоянии будет развить полной энергии в своих подчиненных. Если он человек умный и с твердым характером, то может, как и в предыдущем примере, получить более выгодные результаты, чем глупый начальник при беспорядочной доброте; но если мы предположим одинаковый здравый смысл и одинаковую твердость характера в обоих, то, бесспорно, командир, вступающий в наиболее непосредственные, личные отношения к своим подчиненным, наиболее заботящийся об их интересах и наиболее ценящий их жизнь, вызвав симпатию к себе и доверие к своему характеру, разовьет в солдатах действительную энергию, недостижимую никакими другими средствами. Этот закон тем справедливее, чем большее количество людей он охватывает; известное приказание может быть успешно выполнено, хотя бы солдаты и не любили своего офицера, но редко выигрывалось сражение, если полки не любили своего генерала.

12. Переходя от этих простых примеров к более сложным отношениям, существующим между фабрикантом и его рабочими, мы при первом взгляде наталкиваемся на некоторые странные затруднения, проистекающие, по-видимому, из того, что нравственные элементы тут как бы не согреты душевной теплотой. Легко вообразить себе восторженную любовь солдат к своему полковнику, и не так легко представить себе восторженную любовь ткачей к владельцу фабрики.

Кучка людей, соединившихся с целью грабежа (как горные кланы в былое время), может быть воодушевлена полнейшей любовью к своему предводителю, и каждый член ее может быть вполне готов положить за него свою жизнь. Но кучка людей, соединившаяся с целью законного производства и накопления, обыкновенно не воодушевлена такими чувствами, и никто из них ни в каком случае не питает желания пожертвовать своею жизнью ради спасения своего хозяина. И такая, кажущаяся аномалия встречается здесь не только в нравственных отношениях, но и в других, соответствующих им. Слуга или солдат нанимается за определенную плату на определенный срок; но рабочий на фабрике – за плату, изменяющуюся соответственно спросу на его труд, причем ему постоянно грозит опасность остаться без работы и без куска хлеба в силу различных колебаний в производстве. А так как при этих случайностях никакое проявление симпатии не имеет места, а сказываться может только неистовая антипатия, то внимание наше должно быть обращено на два вопроса.

Первый вопрос состоит в том, насколько рабочая плата может быть установлена вне зависимости от колебаний в спросе на труд.

И второй – насколько возможно, чтоб рабочие всегда (независимо от положения производства и без увеличения или уменьшения количества рабочих рук) получали плату, при которой они чувствовали себя бы заинтересованными в благосостоянии своей фабрики, подобно прислуге в старинных семьях или – в esprit de corps – солдатам, гордящимся своим полком.

13. Итак, первый вопрос, говорю я, состоит в том, чтоб определить, насколько рабочая плата может быть определена независимо от спроса на труд.

Одним из курьезнейших фактов в истории человеческих заблуждений является отрицание со стороны политико-экономов возможности такой определенной рабочей платы, в то время как во всех важнейших и во многих неважных областях труда здесь, на земле, она уже имеется в действительности.

Мы не продаем с аукциона должности первого министра или епископа, и, как ни выгодна может быть симония, мы не предлагаем епархий тем духовным лицам, которые возьмутся служить за самую низкую плату или дадут самую высокую цену.

Мы (с изысканным остроумием политической экономии) продаем в действительности некоторые назначения, но открыто не торгуем генеральскими местами; заболев, не ищем наиболее дешевого доктора; судясь, никогда не думаем торговаться с судьями; захваченные ливнем, не разбираем извозчиков и не стараемся отыскать самого дешевого. Правда, что во всех этих случаях существует – как и вообще должна быть – конечная зависимость от предполагаемой трудности работы и от количества лиц, желающих ею заняться.

Если б курс, пройти который необходимо студенту, чтоб стать хорошим доктором, проходился бы массой студентов в надежде получать за свои визиты не по два рубля, а по рублю, то публика, конечно, не стала бы платить им двух. В этом смысле плата за труд действительно всегда определяется спросом, но что касается до практического и непосредственного разрешения вопроса, то лучший труд всегда оплачивался и оплачивается определенной суммой, как это и должно быть по отношению ко всякого рода работе.

14. «Как? – воскликнет удивленно читатель. – Дурной и хороший рабочий должны получать одинаковую плату?»

Конечно. Разница между проповедью одного епископа и другого или между мнением одного врача и его собрата гораздо больше и по результатам гораздо важнее для вас, чем между хорошей и дурной кладкой кирпича; и однако ж вы платите и хорошим и дурным врачам вашей души и вашего тела одинаково, и тем более вы должны одинаковой платой вознаграждать и дурного, и хорошего работника. «Но я выбираю себе врача и духовника и тем выражаю мое предпочтение к качеству их труда». Выбирайте себе также и каменщиков; истинная награда хорошего рабочего и состоит в том, что его предпочитают другим. Естественная и правильная система отношений во всякого рода работе заключается в определенности платы за нее, причем хороший рабочий будет всегда занят, а дурной – нет. При ложной, противоестественной и гибельной системе дурной рабочий имеет всегда возможность предлагать свой труд за половинную цену и в силу этого или замещать хороших, или принуждать последних работать за половинную плату.

15. Из вышесказанного видно, что равенство платы за труд есть первый вопрос, к правильному разрешению которого мы должны отыскивать самый прямой и пригодный путь. Второй же вопрос, как мы выше сказали, состоит в том, чтобы держать постоянно определенное количество рабочих независимо от случайностей спроса на предмет их производства.

Я думаю, что внезапные и разорительные колебания в спросе, неизбежно возникающие в промышленных операциях деятельного народа, представляют единственное затруднение, которое предстоит преодолеть для правильной организации труда.

Вопрос этот слишком разносторонен, чтоб можно было рассмотреть его целиком в таком кратком очерке, но мы отметим, по крайней мере, следующие общие явления.

Плата, дающая рабочему возможность существовать, неизбежно должна быть выше в том случае, если ему приходится работать с перерывами, а не постоянно. И как бы сурова ни была борьба из-за работы, тем не менее мы всегда можем принять за общее правило, что в среднем люди должны получать более высокую поденную плату, если они рассчитывают, что им придется работать в неделю не шесть дней, а только три. Предположим, что человек может жить не меньше как на полтинник в день; при таких условиях он свои семь полтинников должен получить или за трехдневную усиленную, или за шестидневную сравнительно легкую работу.

Стремление всех современных промышленных операций ведет к тому, что и производство и торговля принимают форму лотереи, что плата рабочим зависит от спроса с перерывами, а прибыль фабрикантов – от умения их ловко пользоваться различными случайностями.

Внимание! Это не конец книги.

Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!

Страницы книги >> Предыдущая | 1 2
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации