Текст книги "Дорога на Дамаск"

ГЛАВА 2

I

Решено!

«На Джефферсоне начну новую жизнь», – думал Саймон Хрустинов на протяжении всего долгого полета. Времени было достаточно, чтобы собрать информацию, и теперь Саймон знал, что на Джефферсоне сейчас весна, а весна – время посевной на всех аграрных планетах. Даже если угрожает неминуемое вторжение инопланетян. С болью в сердце Саймон разглядывал на носовом экране своего сухопутного линкора пестрый ковер полевых цветов и утопающие в цвету деревья.

Саймон лучше, чем кто бы то ни было, знал, как легко уничтожить все живое на любой планете, и понимал, что лучшее средство для этого – война. Довольно одного залпа явакского денга или его собственного «Блудного Сына», чтобы от этих хрупких цветов и вьющихся лоз ничего не осталось! А понимают ли с нетерпением ожидающие его прибытия обитатели Джефферсона, во что он может превратить их мир с помощью своего сухопутного линкора?!

Ренни этого не понимала.

Она любила Саймона, пока тот не вступил в смертельную схватку за спасение ее планеты. Ее любовь была слишком наивной. Эта любовь не пережила сражений за Этену. Вспоминая о них, Саймон все еще содрогался, хотя саму Ренни, казалось, почти позабыл. Она уцелела, но это была уже другая Ренни. Их любовь сгорела, как дом, который они так и не сумели построить.

Теперь Саймон на Джефферсоне. И Джефферсону тоже грозит война. А ему так хотелось бы спасти этот мир, который вот-вот может превратиться в пепел и радиоактивную пыль!

Саймон старался не слушать внутренний голос, шептавший, что Ренни, наверное, была слишком слаба, чтобы подарить ему такую любовь, в какой он нуждался. Прислушавшись к этому голосу, Саймон предал бы Ренни, ту Ренни, которая существовала теперь только в его воображении.

Все это было и быльем поросло! Теперь ничего не вернуть! Гораздо проще начать все с начала! Линкор Саймона знал эту грустную историю, и хорошо, что хотя бы с ним можно поговорить о Ренни.

Саймону повезло с боевым товарищем. Он командовал этим сухопутным линкором, прозванным «Блудный Сын», вот уже пятнадцать лет. Эта боевая машина давно устарела, а после сражений на Этене Саймон в ужасе понял, что потерял не только Ренни, но вот-вот лишится и машины, давно ставшей его лучшим другом. Но им повезло – война с двумя инопланетными расами, которую вело человечество, не позволила отправить «Блудного Сына» на слом. Его слегка модернизировали, переименовали с мыслящего линкора «МЛ-2317» в боевой линкор «БЛ-0045», но он все равно остался для Саймона самым лучшим сухопутным линкором на свете, верным другом и надежным товарищем.

И вот – после страшной бесконечной зимы на Этене – они на цветущем весеннем Джефферсоне!

Саймон Хрустинов любил весну. Она восхищала его на всех планетах, которые он когда-либо посещал и защищал. Ему нравилось все, что он уже увидел на Джефферсоне. Куда бы «Блудный Сын» ни поворачивал установленные на орудийных башнях камеры – всюду расстилались девственные цветущие луга. Пестрый наряд планеты зачаровывал Саймона. Он всем сердцем стремился полюбить Джефферсон. Он хотел обрести здесь душевное спокойствие и наслаждаться им до конца своих дней – или до новой войны.

Явакские представления о том, как следует поступать с вражескими планетами, вызывали содрогание. Впрочем, мельконы тоже оставляли от планет своих противников лишь груды пепла. А Ренни так и не смогла это понять… Хотя, надо сказать, что пока это понимали лишь сухопутные линкоры и их командиры.

Может, где-нибудь на этой прекрасной зеленой планете найдется женщина достаточно сильная, чтобы полюбить Саймона Хрустинова, несмотря на его профессию. С каждым новым сражением иллюзии таяли, но Саймон был еще молод и не терял надежды.

Если такая женщина все-таки существует, он обязательно найдет ее именно на Джефферсоне! Другой возможности у него не будет. Ведь это последнее задание его самого и его боевого товарища, чье место давным-давно в музее.

Подумав о славном послужном списке своего друга, Саймон едва заметно улыбнулся. «Блудный Сын» был единственным линкором, уцелевшим из состава 7-го дивизиона Прародины-Земли, – доблестным «последним из могикан». Главное командование не раздает направо и налево «Бронзовые созвездия», а на башне «Блудного Сына» сверкали три таких награды, но даже их затмевало «Золотое созвездие», появившееся рядом с ними после Этены.

Саймону вспомнились уличные бои с яваками в сказочно прекрасных городах, превращавшихся под раскаты взрывов в груды дымящихся развалин.

Часть мирных жителей удалось эвакуировать, но пятнадцать с лишним миллионов погибло, пока «Блудный Сын» сражался. Уцелел он один из семи сухопутных линкоров, входивших в его боевую группу. Другие навсегда остались в развалинах дивных городов Этены…

Сейчас, глядя на проплывавшие на экране пленительные луга Джефферсона, Саймон Хрустинов надеялся на то, что они с «Блудным Сыном» и вся эта цветущая планета переживут кровавую бойню, которой предстояло здесь разыграться.

Вместе с «Блудным Сыном» они только что покинули борт орбитального челнока. Увидев их, местные жители выскакивали из автомобилей и радостно размахивали руками. Наблюдая за ними, Саймон невольно задумался над тем, сколько из них вскоре его возненавидит…

II

Саймон меня тревожит.

После событий на Этене мой командир молчит как рыба. Наверное, это из-за меня. Ведь именно мои пушки превратили в пепел города Этены и – вместе с ними – мечты Саймона. Теперь у него нет никого, кроме меня, а я не знаю, чем ему помочь.

Он прозвал меня «Блудным Сыном». При других обстоятельствах это имя, наверняка подсказанное ему сокращением моего нового официального наименования, можно было бы счесть забавным. Однако я понимаю, что под «блудным сыном» Саймон имеет в виду в первую очередь самого себя. Я не человек и не могу заменить ему потерянную возлюбленную. Я лишь могу защищать моего командира и стараться – в меру своих ограниченных способностей – понять его.

Перед нами последний мир, который мы будем защищать вместе. Мне никогда больше не подниматься на борт огромного орбитального челнока, только что покинувшего поверхность планеты, описанную нам во время инструктажа как «райский, почти не тронутый уголок».

Мои датчики не замечают вокруг ничего особенно «райского». Но ведь я – сухопутный линкор, и меня привлекает совсем не то, что нравится людям.

Например, меня умиляет местность, которую легко оборонять. Мне нравятся места, где есть свобода маневра, позволяющая настичь противника и уничтожить его огнем моих орудий… Впрочем, я сражаюсь уже сто с лишним лет и достаточно хорошо понимаю, почему людям полюбился Джефферсон.

Хотя по небу сейчас и несутся рваные грозовые облака, раскинувшийся перед нами пейзаж должен ласкать человеческий взор, а сама планета кажется изобильной и плодородной. В пятидесяти километрах к востоку над обширной аллювиальной равниной возвышаются величественные Дамизийские горы. Их увенчанные снегом вершины возносятся в небо на высоту до десяти километров. Долину пересекает река Адера. В пяти километрах к западу от столицы Джефферсона она срывается водопадом в море с края высокого плоскогорья. Внушительный трехсотметровый Ченгийский водопад напоминает Ниагару и водопад Виктория одновременно. Он приковал к себе внимание моего командира, когда мы подлетали к поверхности планеты. Впрочем, причины интереса Саймона к этому природному явлению явно отличаются от моих.

Плоскогорье и простирающийся у его подножия серый океан, вспененный приближающимся штормом, прекрасно защищают Мэдисон с запада от сухопутной атаки. Впрочем, если противник ударит со стороны Дамизийских гор и прижмет защитников Джефферсона к этому отвесному обрыву, им придется туго. По правде говоря, меня немного пугает зрелище реки, низвергающейся в океан с такой силой, что клочья взбитой ею пены могли бы перехлестнуть через мои орудийные башни.

Снижаясь с орбиты, мы осторожно облетели вихри воздуха, безумствующие над водопадом. Высадившись на планету, я сразу стал изучать столицу Джефферсона – один из городов, которые нам предстоит защищать. Признаться, я не ожидал увидеть в столице захолустной аграрной колонии такие архитектурные изыски. Большинство зданий Мэдисона построено из розоватого известняка, вырубленного в Дамизийских горах. Очевидно, местные жители отнюдь не бедны и обладают достаточными навыками в строительной области, чтобы не лепить свои дома из пластикового бетона, заполонившего большинство отдаленных планет.

Я полностью согласен с мнением командования, что этот процветающий мир стоит защищать, несмотря на то, что Джефферсон находится на задворках освоенного человечеством космоса, и с трех сторон окружен огромным участком беззвездного пространства, именуемым Силурийская бездна. Впрочем, массивные сооружения Мэдисона совсем не похожи на города Этены с их воздушными башнями из сверкающих кристаллов в титановом обрамлении. Я мысленно благодарю местных архитекторов, строителей и инженеров за то, что Мэдисон ничего не напомнит Саймону…

Как и предполагалось, мы приземлились на поле в девяти с половиной километрах к югу от столицы и в трехстах семидесяти метрах к северу от казарм и бункеров военной базы «Ниневия», построенной почти сто лет назад во время последней войны с яваками. Здесь располагается большая часть Сил самообороны Джефферсона, девяносто восемь процентов которых находится в запасе.

Трудно ожидать чего-либо иного от планеты, на которой сто лет царит мир. Но где же теперь взять хорошо подготовленную и боеспособную армию?.. Впрочем, попадается множество недавно основанных пограничных колоний, вообще не имеющих собственных вооруженных сил, не говоря уже о военных базах с современным оружием в арсеналах. Нынешние руководители Джефферсона просто молодцы, что на всякий случай сохранили свои боевые ресурсы!

Перед нами расстилалась обширная ровная площадка, очищенная от растительности. Здесь только что началось новое строительство: повсюду аккуратно разложены огромные плиты пластикового бетона и другие строительные материалы, закрытые брезентом от непогоды. Если все пойдет по плану, из этой грязи поднимется моя база. По договору Конкордата с Джефферсоном правительство этой планеты должно построить для меня ангар, ремонтную мастерскую, склад для боеприпасов и жилье для моего командира. Кроме того, мы должны получить доступ к базе данных Джефферсона. Строительство моего ангара уже началось. Значит, местные жители полны решимости дать отпор явакам.

Рядом с посадочной площадкой стоит семь автомобилей. В трех, что побольше, явно приехали журналисты, – рядом с ними толпится множество кинооператоров. Их помощники возятся с проводами и шнурами, извивающимися по земле, как щупальца медузы. Ветер швыряет в разные стороны тучи цветочных лепестков и треплет кабели кинокамер, а репортеры во всполохах вспышек уже вещают в объективы о том, насколько «сложна сложившаяся ситуация». Мне никогда не понять, почему некоторые люди маниакально стремятся вдолбить в головы как можно большему числу своих соплеменников, что именно они должны думать о происходящем. За сто три года, проведенных мною на войне, моя оценка положения на поле боя и остальных вопросов, касающихся боевых действий, совпадала с мнением журналистов в среднем в одном случае из ста. Я вообще не понимаю, зачем нужны их «репортажи».

Наверное, это не понять никому, кроме самих людей.

Моего командира встречает группа людей в штатском и военных мундирах. Некоторые из них оживленно разговаривают с репортерами, но большинство возбужденно переговаривается между собой, показывая на меня пальцами.

Саймон отключил зажимы, удерживающие его в кресле.

– Пожалуй, я выйду. Встречающие, кажется, чем-то озабочены.

– Штатских всегда пугает мой вид.

Саймон на мгновение задержался возле трапа, ведущего из командного отсека, и погладил рукой переборку:

– Я знаю, Сынок! Они же в первый раз тебя видят! Может, потом они тебя и полюбят…

Ренни так никогда меня и не полюбила, но я не хочу напоминать об этом Саймону. Не полюбило меня и большинство остальных штатских, с которыми мне приходилось сталкиваться… Впрочем, я рад, что Саймон пробудился от унылого молчания, в которое теперь так часто впадает, и вспомнил обо мне. Саймон – мой седьмой командир с момента вступления в строй. У меня были нормальные отношения с первыми шестью, но в Саймоне Хрустинове есть что-то такое, что делает наши отношения совершенно особыми, хотя мне и не объяснить, в чем именно дело. Внезапно я чувствую радость от того, что именно он будет моим последним командиром, и я буду его защищать.

Саймон спрыгивает с последней ступеньки длинного трапа прямо под мои гусеницы. К нему делает шаг высокий худощавый человек с продолговатым худым лицом.

– Майор Хрустинов?

Он протягивает моему командиру руку.

– Разрешите представиться. Абрахам Лендан. Журналисты снимают рукопожатие, а мой командир непритворно удивлен.

– Польщен тем, что вы лично встречаете меня, господин президент!

Я тоже удивлен. Так это сам президент Джефферсона Абрахам Лендан! Выходит, он не склонен к помпезным церемониям, которые так любят главы многих планет…

Президент Лендан знакомит нас со своей свитой.

– Майор Хрустинов, разрешите представить вам моего секретаря Элору Вилоуби, советника по вопросам обороны Рона Мак Ардля и Джулию Элвисон, советника по вопросам энергетики. Это спикер Законодательной палаты Биллингсгейт. Это – председатель Сената Хасан, а это – Кади Хаджам – председатель Верховного Суда Джефферсона.

После рукопожатий и дежурных приветствий президент Лендан знакомит Саймона с несколькими высокопоставленными офицерами в темно-коричневой форме Сил самообороны Джефферсона. Их мундиры кажутся тусклыми на фоне малинового кителя моего командира. Офицерам Кибернетической бригады нет необходимости маскироваться в складках местности. Они воюют внутри линкоров, чей корпус может выдержать даже небольшой ядерный взрыв. Кроме того, офицерские мундиры блестяще выглядят на параде и воодушевляют остальных военных и оказавшихся в опасности штатских.

Я внимательно слушаю президента, представляющего людей, с которыми мне с моим командиром придется осуществлять оборону Джефферсона. В первую очередь президент Лендан подходит к человеку в летах. Ему, на мой взгляд, уже пора было бы оставить действительную службу.

– Генерал-полковник Дуайт Хайтауэр, министр обороны и председатель Объединенного комитета начальников штабов.

Генерал Хайтауэр сед как лунь, а морщины, бороздящие его лицо, говорят о том, что ему лет семьдесят пять, а то и все восемьдесят… Президент поворачивается к остальным офицерам.

– Генерал-лейтенант Джаспер Шатревар, командующий сухопутными войсками Сил самообороны. Адмирал Кимани, командующий Военно-космическим флотом Джефферсона, и генерал-майор Густавсон, командующий нашими военно-воздушными силами.

Высокий, худощавый президент Джефферсона поворачивается ко мне.

– Смею полагать, это и есть боевой линкор «ноль-ноль-сорок-пять»?

В глазах Саймона вспыхнула веселая искорка.

– Так точно, господин президент!

– А как же мне к нему обращаться? – неуверенно спрашивает президент. – Не перечислять же каждый раз все эти цифры!

– Называйте его «Сынок».

На лице Лендана написано удивление. Потом он покорно кивает, откашливается и обращается прямо ко мне, не сводя глаз с объектива ближайшего из моих внешних оптических датчиков:

– Добро пожаловать на Джефферсон, Сынок!

– Благодарю вас, господин президент!

Кое-кто из присутствующих вздрогнул, услышав мой голос, хотя я всегда старательно уменьшаю его громкость, чтобы не порвать нежные барабанные перепонки собеседников. Впрочем, президент лишь улыбнулся, обнаружив присутствие духа, которое скоро понадобится ему и всем его согражданам. Мне хорошо видны глубокие морщины у него на лице и тени под глазами. В последнее время он явно мало спит и много переживает. Следующие его слова подтвердили мое предположение.

– Как мы рады видеть вас обоих! Были оснований опасаться, что яваки вас опередят. Окружное командование всячески старалось нас успокоить, но мы уже имели дело с этими тварями. Кроме того, мимо нас пролетело несколько кораблей с беженцами. Только безнадежное положение могло заставить капитанов ринуться на таких экипажах в Силурийскую бездну. Мы видели здесь простые космические яхты, не предназначенные для таких длинных и опасных перелетов, и транспортные корабли, изрешеченные противником еще до начала полета. Появлялись и огромные рудовозы, битком набитые перепуганными мирными жителями. Многие умирали от голода и ран. Все они надеялись, что яваки не станут преследовать их в Силурийской бездне, пока им рукой подать до богатых миров вдоль главных торговых путей…

Саймон изменился в лице:

– Боже! Я знаю много капитанов Военно-космического флота Конкордата, которые не решились бы углубиться в Силурийскую бездну!

Лендан нахмурился, и мне показалось, что на глаза ему навернулись слезы.

– На кораблях были раненые. Некоторые погибли, а многие все еще находятся у нас в больницах. А сколько их сгинуло в бездне! По словам беженцев, без вести пропало сто с лишним кораблей. Те, кто остался на Джефферсоне, рассказывают, что яваки теперь свирепствуют еще сильней, чем раньше!

Я вспомнил последнюю войну с яваками. Тогда на мне еще не обсохла заводская краска… В те времена яваки обычно использовали рабский труд пленных землян в шахтах и на заводах. Это было намного дешевле, чем приспосабливать захваченное оборудование к явакским конечностям. На этот раз противник не берет пленных. Нам об этом сообщили заранее, и президент Джефферсона тоже явно знает об этом.

– Мы не трусы, – негромко сказал Лендан. – Но нам нечего противопоставить явакским денгам. У нас есть несколько сторожевых кораблей, которые могут ненадолго задержать противника, собирающегося обстрелять Джефферсон с орбиты, но нам не справиться даже с одним явакским линейным крейсером.

Саймон кивнул. Вокруг завывал ветер, неумолимо предвещая приближение бури.

– Нам это известно. Впрочем, уверяю вас, что даже яваки не так страшны, как мельконы… Ваша лучшая защита – Силурийская бездна. Окружное командование полагает, что противник не рискнет бросить в бездну крупные силы. Если же здесь все-таки появится явакское соединение, в его составе вряд ли будут новейшие боевые единицы. Яваки не станут рисковать их потерей в бездне. Так что «Блудный Сын» прекрасно справится с врагами. Ведь он опытный боец.

Собравшиеся задрали головы и стали разглядывать награды на моей башне, а генерал Хайтауэр даже подошел поближе, чтобы лучше их рассмотреть.

– Молодец, Сынок! – сказал он, когда на грязную почву упали первые крупные капли дождя. – Медали за участие в семнадцати компаниях, три «Палладиевых звезды»… Боже мой, четыре «Созвездия»! Какой молодец!

– Благодарю вас, генерал Хайтауэр. Буду рад обсудить с вами план дальнейших действий. Разрешите поинтересоваться, не тот ли вы Дуайт Хайтауэр, который остановил наступление квернов на Гердоне-III?

Генерал вытаращил глаза от удивления:

– Откуда ты знаешь об этом?

– Во время освобождения Гердона мною командовала майор Элисон Сэндхерст. Она очень высоко вас ценила.

На суровом, покрытом шрамами лице Дуайта Хайтауэра появилось ностальгическое выражение.

– Боже мой! Прошло уже почти шестьдесят лет! У тебя был прекрасный командир, Сынок. Прекрасный! Без нее нам было бы не остановить квернов. Она пала смертью храбрых, и мы все скорбим о ней…

Глаза генерала Хайтауэра увлажнились совсем не из-за пронзительного ветра.

– Благодарю вас, генерал, – негромко говорю я. Его слова пробудили во мне грустные воспоминания.

Элисон Сэндхерст действительно погибла как герой, спасая детей под ураганным огнем противника, пока я беспомощно ждал, когда меня починят. Я ее не забыл и не простил себе то, что не сумел ее защитить.

Президент Лендан откашлялся и спросил, показывая на четырехметровую борозду в металле моей носовой части.

– Чем это тебя так?

Я не люблю вспоминать это сражение и не хотел бы причинять лишний раз боль Саймону, но вопрос задан человеком, которому мы будем подчиняться, и я должен ответить.

– Мне нанесли это повреждение плазменные пушки явакского денга, который я уничтожил на Этене.

Политики и даже журналисты стали оживленно переговариваться вполголоса, а мой командир хрипло сказал:

– «Блудный Сын» уничтожил еще четыре тяжелых денга, которые вели по нему огонь. И это после того, как они повредили ему гусеницы, вывели из строя большинство орудий и почти расплавили броню! За этот бой «Блудный Сын» получил четвертое «Созвездие», на этот раз золотое. Тогда мы потеряли все остальные сухопутные линкоры. Теперь у Конкордата их так мало, что «Блудного Сына» восстановили и отправили к вам на помощь. Вместе со мной…

Голос Саймона дрожит от волнения. Это так хорошо слышно, что почти десять секунд никто не решается открыть рот. Наконец томительное молчание нарушает голос президента Лендана. Президент тоже волнуется.

– Для нас высокая честь приветствовать вас на Джефферсоне. Мы постараемся, чтобы вам было у нас хорошо.

Лендан не выражает вслух надежды на то, что Джефферсон не станет второй Этеной, но она светится у него в глазах.

– Надеюсь, «Блудный Сын» не обидится, – говорит президент Лендан, поворачиваясь к моему командиру, – но я должен пригласить вас в город, майор Хрустинов. Мы обсудим все подробности у меня в кабинете, а то промокнем здесь до нитки.

Он показывает пальцем на стену дождя, идущую вслед за первым шквалом.

Саймон молча кивает и направляется к автомобилям.

– Я захвачу с собой коммуникационное устройство, и «Блудный Сын» сможет участвовать в нашем разговоре. Нам понадобится его боевой опыт, а я хочу загрузить в его базу данных всю вашу полезную информацию, которую мы еще не получали.

– Генерал Хайтауэр и его штаб приготовили вам немало данных… Прошу вас в мою машину, майор.

Начался ливень, и группа встречающих бросилась к автомобилям.

Первая встреча мне понравилась. Надеюсь, Саймону будет хорошо на этой планете.

Если, конечно, мы сможем ее защитить…

III

Пока вереница автомобилей двигалась по залитым дождем улицам столицы Джефферсона, Саймон понял, что готов полюбить этот мир. Конечно, стоило ему сойти на землю, как серые струи дождя сбили лепестки со всех окрестных цветов, но даже в таком виде Мэдисон был прекрасен, напоминая изящными колоннами и треугольными фронтонами общественных зданий Прародину-Землю, которую Саймон видел только в кино и на фотографиях. В пышных садах, мимо которых они проезжали, Саймон заметил мозаичные фонтаны из бронзы и мрамора. Они были незамысловатыми, выдержанными в не виданном до того Саймоном стиле, но очень ему понравились.

Как хорошо, что все это совершенно не похоже на Этену!

От своего русского отца Саймон унаследовал практический склад ума. Он трезво смотрел на жизнь и понимал, как много усилий надо приложить для того, чтобы создать вокруг себя мир по своему вкусу.

Машина остановилась перед крытым крыльцом с колоннами, на котором стояли швейцары, готовые распахнуть дверцу.

Через десять минут Саймон уже сидел в президентском кабинете. Он потягивал местный напиток, способный дать сто очков вперед кофе по вкусу и по бодрящему воздействию. Репортеры, проследовавшие за президентским кортежем в город и не отстававшие от него на всем извилистом пути к президентской резиденции, к счастью, куда-то испарились, хотя Саймон и не сомневался в том, что они будут следовать за ним, как рыбы-прилипалы, до тех пор, пока не заполыхают вспышки ионных взрывов.

Саймон не имел ничего против журналистов, если они добросовестно выполняли свою работу. Но когда готовишься к воине, эти люди, перевирающие все на свете и отправляющие сообщения в межзвездное пространство, где их могут уловить инопланетные уши, настроившиеся на частоты земных передач, порядком действуют на нервы. К тому же майор Хрустинов еще не встречал журналиста, который пришелся бы ему по вкусу и которому бы он доверял.

– Дамы и господа, – сказал президент Лендан, когда один из его секретарей с тихим щелчком закрыл двери конференц-зала, – прошу внимания!

Присутствующие заскрипели стульями. Заседание началось не с молитвы. На Джефферсоне проживали представители самых разных конфессий, и даже простое перечисление их божеств могло затянуться надолго. Не прозвучало и призывов исполнить долг перед родиной. В помещении царила красноречивая атмосфера напряженного ожидания, в которой чувствовалось всеобщее уважение к человеку, сидевшему во главе стола. И еще к одной персоне, присутствующей в тот день в зале. Чувствуя это, Саймон невольно все больше и больше проникался симпатией к окружающим.

Президент Лендан взглянул Саймону прямо в глаза и сказал:

– Майор, не будем тратить время на то, что и так должно быть вам известно. Позволю себе лишь заметить, что все население Джефферсона готово встать на защиту родной планеты. После произошедшего сто лет назад столкновения с яваками наш народ питает к ним лютую ненависть.

Саймон понимал, что джефферсонцы не скоро забудут ту войну. К тому моменту, когда присланные Конкордатом подкрепления сняли явакскую осаду с Джефферсона, половина местных Сил самообороны была убита. А мирных жителей погибло столько, что на планете почти не осталось семьи, не потерявшей кого-либо из своих близких. Некоторые семьи были истреблены полностью.

– Я знаком с донесениями, – негромко проговорил Саймон. – Ваши граждане смогли постоять за себя как никто другой.

По лицам собравшихся вокруг стола скользнули сдержанные улыбки.

– Благодарю вас, – тихо сказал Лендан.

– Однако, – добавил он, указав рукой на присутствующих в зале, – не стану притворяться и утверждать, что мы способны сами защитить себя от новой угрозы. Да, мы не стали сносить военные базы и пару раз в год созываем на сборы бойцов Сил самообороны, но у нас так давно все тихо и мирно, что и фермеры и горожане давно разучились воевать. Наша экономика развивается так стремительно, что у нас даже возникло широкое движение «зеленых», требующее от инженеров-геоконструкторов более взвешенных решений. На Джефферсоне есть прекрасные дикие уголки, и мы хотели бы сохранить их для будущих поколений.

Саймон кивнул, хотя жесты и выражение лиц некоторых из собравшихся говорили, что не все согласны с последним высказыванием президента. Саймону явно стоило задуматься об отсутствии единодушия в этом вопросе. Выходит, население на Джефферсоне далеко не так монолитно в своих настроениях, как это хочет показать президент Лендан. Кроме того, Саймону ничего не сообщали о движении «зеленых». Значит, настроение определенных слоев местного населения достаточно быстро меняется. Это тоже надо иметь в виду!.. Впрочем, сначала Саймону предстояло решить более насущные вопросы!

Президент Лендан тоже уловил настроение некоторых из собравшихся, но ограничился словами:

– Вот так и обстоят у нас дела, майор. Что бы вы могли нам посоветовать?

Саймон несколько мгновений молча глядел на собравшихся, стараясь припомнить их имена и должности. Он пристально смотрел им в глаза, изучал выражения их лиц и остался доволен увиденным. Ему нравились эти решительные и мужественные люди.

– Нас с боевым линкором «ноль-ноль-сорок-пять» передали вам в постоянное пользование, – негромко начал он. – В качестве официально зарегистрированной колонии Джефферсон имеет право требовать защиты от Конкордата, но, несмотря на свои обязательства перед нами, в данный момент Конкордат не может позволить себе направить сюда полностью снаряженные подразделения сухопутных войск. Я могу понять, что чувствуют колонисты на окраинах в военное время. Особенно когда идет война с такими чудовищами, как яваки и мельконы.

Слушатели Саймона обеспокоено заерзали, и он задумался над тем, какие новости о боях с мельконами просочились на эту планету, практически отрезанную от остального земного пространства Силурийской бездной.

– Из-за мельконов-то я и буду базироваться на Джефферсоне постоянно. Мельконы уже не раз нападали на другие пограничные миры. – С этими словами Саймон вставил карточку с информацией в гнездо перед ним на столе и нажал несколько кнопок. На голографическом дисплее конференц-зала возникло трехмерное изображение: главное светило звездной системы Джефферсон, ютящееся на краю необъятных просторов бездны, и светила других систем, окрашенные в разные цвета в зависимости от того, кто в них господствует.

– Системы, принадлежащие человечеству, окрашены в желтый цвет, явакские миры – в оранжевый, а мельконские – в красный.

Саймон с полным основанием рассчитывал на то, что кроваво-красный цвет произведет на зрителей особое впечатление.

Генерал Хайтауэр нахмурил кустистые седые брови и внезапно подался вперед.

– Не может быть! – воскликнул он, указав на россыпь красных огоньков там, где он ожидал увидеть оранжевые. – Лишь полгода назад вся эта область была в руках у яваков!

Саймон с мрачным видом кивнул:

– Да, шесть месяцев назад там все было тихо. Мы даже не подозревали, что там могут появиться мельконы. А теперь они стремительно завоевывают один явакский мир за другим.

– Когда яваки в предыдущий раз вторгались в наше пространство, – добавил он, указав на тонкую цепочку желтых огоньков, кое-где чередующихся со зловещими оранжевыми и красными вкраплениями, – они охотились за полезными ископаемыми и промышленным оборудованием или завоевывали базы для своих рейдеров и космических эскадр. Теперь же они ищут новые планеты для размещения беженцев из своих коренных миров, за которые сейчас ведутся жестокие бои. Поэтому-то они стали истреблять население земных колоний. Яваки желают прочно утвердиться на бывших земных планетах и остановить мельконов, наступающих сейчас широким фронтом от Дамикууса до Варри.

С этими словами Саймон описал рукой широкий полукруг возле голографической сферы, указав на изрядный кусок явакского пространства от его ближайшей к мельконам звездной системы до отдаленной системы Варри.

– К нам просачиваются сведения из самых дальних земных миров, – сказал Саймон, указав на чередующиеся желтые, оранжевые и красные огоньки. – Говорят о необъяснимых зверствах, учиненных над работниками горнорудных поселений, и о загадочно исчезнувших кораблях. Теперь становится понятно, что граница между земным и явакским миром на самом деле является точкой соприкосновения нашего пространства с мельконами. К счастью для нас, Джефферсон находится с другой стороны Силурийской бездны. – С этими словами он указал на бескрайнюю черную полосу беззвездного пространства между двумя скоплениями звездных систем. – Еще больше нам повезло в том, что между нами и мельконами оказались яваки. Впрочем, это положение может измениться, до нас доходят известия о кровопролитных сражениях между яваками и мельконами по всей их границе.