Текст книги "Экзорцисты"

– Ты ведь знаешь, кто он такой?

Я смотрела на мужчину, но видела только спутанные волосы и провисшие джинсы.

– Нет.

– Если призраки реальны, – снова перебил отца мужчина, – если они духи тех людей, которые покинули свои тела, то почему же не началась грандиозная эпидемия? Ведь миллиарды жизней пришли и покинули нашу планету. Из чего следует, что по ней должны бродить миллиарды призраков.

– Но призраки не занимают физическое пространство, как это делаем мы с вами.

– Неужели? А откуда вы знаете? Вы полагаете, что призраки сидят на диете?

Аудитория отозвалась громким смехом. Теперь, когда в голосе мужчины появилась агрессия, я ожидала, что отец ответит ему тем же.

– Леди и джентльмены, – сказал мой отец, – прежде чем я продолжу, позвольте мне представить вам моего брата Ховарда.

Нельзя сказать, что новость произвела шокирующее впечатление, но люди зашевелились и снова обратили свои взгляды на мужчину из двадцатого ряда. И, хотя мне хотелось рассмотреть его получше, я присела еще ниже, опасаясь, что меня заметят. Последний раз я видела дядю несколько лет назад, когда он подъехал к нашему дому на мотоцикле, заранее не предупредив о своем визите, и прожил у нас неделю. По вечерам он смотрел в гостиной повторные показы «Чертовой службы в госпитале Мэш» и «Странной парочки». Днем лежал на диване. Тикавшие на противоположной стенке часы его нервировали, и он настоял, чтобы мои родители их остановили.

– Чувствую себя так, словно нахожусь внутри бомбы с часовым механизмом, – говорил он, хотя мы все так привыкли к этим звукам, что перестали обращать на них внимание.

Его визит закончился однажды вечером за обеденным столом.

– Свиная пикката, или как вы там ее называете, – заявил мой дядя с полным ртом, – слишком сухая. Вот как бывает, когда повар начинает следовать моде. А я люблю, чтобы все было попроще.

– Ну, если ты предпочитаешь все попроще, – сказал ему отец, не поднимая глаз от тарелки, – садись на свой мотоцикл и подыщи себе дешевую ночлежку, к которой ты привык.

– Брось, приятель, – сказал мой дядя. – Расслабься.

– Я тебе не «приятель». И не надо – не надо – говорить мне, чтобы я расслабился.

Мой отец, по-прежнему не поднимая глаз от тарелки, отрезал кусочек морковки и засунул его в рот. Я думала, что он закончил говорить, но, прожевав и проглотив, оте-ц продолжал, все так же не поднимая глаз:

– Может быть, в прошлом я терпел то, как ты и наши родители обращались со мной. Но не в своем доме. Моей жене пришлось немало потрудиться, чтобы приготовить ужин, и вся семья получает от него удовольствие. Так что заткнись и наслаждайся ужином. Или, как я уже сказал, уходи.

Мой дядя помедлил немного, потом скомкал и бросил на стол салфетку, встал и вышел в гостиную, где собрал свои вещи с быстротой грабителя. Входная дверь открылась и закрылась, снаружи донесся рев мотоцикла, и он умчался прочь.

Только после того, как Хоуи ушел, мой отец перестал есть. Он встал, сходил в гостиную и включил часы. Дом наполнился знакомым тиканьем, после чего отец вернулся. Мы продолжали ужин в молчании, никто не упоминал Хоуи, никто не разговаривал.

Несмотря на то что с тех пор прошло много лет, я почувствовала себя глупо, не узнав собственного дядю.

– Что он здесь делает? – шепотом спросила я у Роу-з.

– А ты как думаешь? Портит то, что делает папа.

– Главная трудность в нашем с женой деле состоит в том, что многие нам не верят. Мы это принимаем. Однако иногда скептики принадлежат к нашей семье. Как в случае с моим братом, – сказал отец, обращаясь к аудитории. Потом он повернулся к брату. – Но, Хоуи, люди заплатили за то, чтобы здесь присутствовать. Они готовы выслушать нас беспристрастно, им интересно то, что я намерен рассказать. Поэтому я попрошу тебя сесть и вести себя прилично. А если ты не хочешь, покинь зал.

В наступившей тишине мой дядя слегка раскачивался, словно с трудом сопротивлялся ветру. Однако он не сел и не направился к выходу, тогда к нему подошел человек в форме охранника и взял за руку. Дядя вырвал руку, едва не упал и быстро зашагал к выходу. Однако он направился не к центральным дверям, а к тем, что находились сзади. Охранник не отставал. Подойдя к дальней стене, дядя остановился, и я увидела, что он сильно изменился со времени нашей последней встречи. У него появился животик и бородка, когда-то коротко подстриженные волосы сильно отросли. Белки глаз заметно покраснели.

– Привет, – шепотом сказала Роуз, а я смутилась и лишь неловко улыбнулась.

Хоуи улыбнулся, потрепал нас по головам, подмигнул и зашагал дальше. Когда он оказался возле двери, охранник вновь крепко взял его за руку и вывел из ауди-тории.

Когда дверь за ним закрылась, моему отцу пришлось снова завоевывать аудиторию.

– Прошу простить за небольшую заминку. Так на чем мы остановились? О да, Калеб Ландрам…

– Пойдем поищем дядю Хоуи, – прошипела мне в ухо Роуз.

Она пригнулась и направилась к выходу. Я задержалась, глядя на изображение на экране. Игра света или кричащий демон? Я не знала. Наконец я отбросила эти мысли и последовала за Роуз.

Дождь прекратился, но ветер не унимался. Горячий влажный воздух касался моих щек, когда я догнала сестру на полупустой парковке, где свет фонарей отражался в многочисленных лужах.

– Он ушел, – сказала Роуз. – Это твоя вина.

– Моя вина?

– Да, ты задержалась, и мы его упустили.

Спорить было бесполезно. Я молча пошла за Роуз к зданию. И в этот момент мы заметили мужчину с царапинами на лице и руках. Он посмотрел на нас, потом отвернулся к кустам, влажные листья которых мерцали в свете фонарей. Мужчина замяукал.

– Все в порядке, – сказал он. – Выходи.

Моей сестре он, как и мне, показался интересным, и мы замедлили шаг. Он продолжал звать кошку, потом опустился на колени и стал шарить в темноте. Когда его рука на что-то наткнулась, послышался шелест листвы, пронзительный вой, и он отдернул руку. Мы увидели свежую кровь на его пальцах, сверкнувшую, как вода в лужах. Роуз и я могли бы стоять там и дольше, дожидаясь, удастся ли ему вытащить из кустов то, что он хотел, но у нас за спиной загудел клаксон. Мы повернулись и увидели моего дядю за рулем старого пикапа, одна сторона которого была разбита так сильно, что его не следовало бы выпускать на дорогу.

– Прелестные леди, вы, случайно, не меня искали? – спросил Хоуи, стараясь перекричать шум грохочущего двигателя.

Роуз подбежала к пикапу, и дождевая вода захлюпала под ее теннисными туфлями. К тому моменту, как я ее догнала, она уже держалась рукой за окно, и они начали разговор.

– Сеанс «Охотников за привидениями» еще не скоро кончится, – сказал Хоуи нам обеим. – Почему бы нам не развлечься?

Я подошла и засунула голову в окно. Внутри машины пахло пивом и дымом. Щетина на щеках дяди сияла в свете оранжевых огней на приборном щитке, во рту он держал незажженную сигарету, которая подпрыгивала, когда он говорил.

– Привет, малышка. Ты успела подрасти, верно?

Я смутилась и едва слышно поздоровалась.

– Проклятье, ты просто копия своей матери. Клянусь, такое впечатление, что она обошлась без твоего отца. Ты совсем на него не похожа.

Роуз оттолкнула меня в сторону, чтобы распахнуть дверь и забраться внутрь.

– Хотите поехать со мной? – спросил дядя.

– Куда?

– Куда? Покататься. Проедемся по паршивому городку. Кто знает? Может быть, если повезет, нам попадется галерея игровых автоматов. Тебе наверняка нравится «Пэкмен» и настольный теннис.

– Ты не угадал, – сказала ему сестра. – Девочке не нравятся нормальные вещи, которые любят дети ее возраста.

С одной стороны, мне хотелось забраться в пикап только для того, чтобы доказать сестре, что она ошибается. Возможно, я бы так и поступила, если бы Хоуи не сказал, не глядя в мою сторону:

– Давай, Роуз, чего ты ждешь?

– Я Сильви, а она Роуз, – поправила я Хоуи.

Из приборной доски выскочила зажигалка. Хоуи протянул к ней руку и закурил сигарету, которая засияла, озарив его лицо.

– Я знаю. Просто ты так похожа на свою мать, что вас легко перепутать. В любом случае, Сильви, садись в машину.

Его голос изменился, теперь он звучал скорее как приказ, чем приглашение. И я оказалась перед выбором, а ветер подул сильнее, вершины пальм колебались, мужчина с расцарапанными руками продолжал разговаривать с существом, спрятавшимся в кустах:

– Все в порядке. Выходи. Ты в безопасности. Я обе-щаю.

– Забудь о ней, – сказала Роуз.

Мой дядя наклонился через сиденье, его волосатая рука с татуировками задела живот Роуз, и он распахнул дверцу.

– Садись в пикап, – повторил он.

Но тут послышался другой голос:

– Сильви!

Я повернулась и увидела, как вращающаяся дверь конференц-зала выплюнула из здания мою мать. Она устремилась ко мне, сжимая рукой серебряный крест, свисавший с ее ожерелья. Когда она увидела Роуз, сидящую в пикапе дяди, на ее лице появилось ошеломленное выражение.

– Выйди из пикапа, Роуз! – крикнула мама, пытаясь перекричать шум ветра и голос мужчины, стоявшего на корточках возле кустов. – Немедленно!

– Не обращай внимания, дядя, – сказала моя сестра.

Когда мама подошла к нам, она поняла, что Роуз собирается ее игнорировать. Тогда мама посмотрела на Хоуи.

– Скажи, чтобы она вышла, – попросила она.

Он рассмеялся.

– Ты хочешь, чтобы я это ей сказал?

– Да.

– Тебе не кажется, что все немного перепуталось? Я не видел девочку много лет, и ты рассчитываешь, что она послушается меня. Похоже, у тебя с ней проб-лемы.

Мама не стала его уговаривать и решила в последний раз обратиться к сестре.

– Роуз, я прошу тебя выйти из машины.

В ответ Роуз захлопнула дверцу. Мама отшатнулась, а она зафиксировала замок и быстро подняла стекло. Я видела, что сестра что-то говорит дяде, но теперь мы оказались в двух разных мирах: один внутри машины – но мы не слышали, что там происходило, – и другой снаружи, где мужчина продолжал что-то кричать в кусты.

Дядя отъехал от тротуара. Когда задние огни его машины скрылись за поворотом, мама еще сильнее сжала крест и спросила, знаю ли я, куда они уехали.

– Покататься. Может быть, они заедут поиграть в автоматы.

Мама закрыла глаза, и я поняла, что она молится. Когда она открыла глаза, я спросила, как она узнала, что мы с Роуз вышли из отеля. Я думала, она скажет, что у нее возникло одно из ее предчувствий, но она ответила, что охранник зашел в оранжерею и обнаружил, что нас там нет. Мама извинилась и оставила отца на сцене одного, а сама отправилась нас искать.

– Не могу поверить, что она уехала с ним, – пробормотала мама.

Я хотела ей сказать, как ужасно я сожалею, что не смогла сдержать обещания, данного отцу, но в этот момент заговорил другой человек.

– Прошу меня простить, – раздался новый голос.

Мама и я повернулись и увидели мужчину с расцарапанными руками. Мы были так озабочены, что не заметили, как он подошел. Из-под козырька бейсбольной кепки виднелись длинный нос с раздувающимися ноздрями и узкие губы. Должно быть, он провел рукой по лицу, потому что одна щека была измазана в крови.

– Не хочется вас беспокоить, но…

– Да, сейчас не самое подходящее время, – сказала мама, расправив плечи. Она никогда не была грубой, но оказалась в крайне неприятной ситуации. – Как вы, вероятно, заметили, у нас возникли семейные проблемы.

– Сожалею. – Мужчина подошел ближе, и я увидела, что под пятнами крови кожа у него на лице совсем гладкая. – Мне очень жаль. Но пожалуйста… Я провел за рулем много часов, чтобы услышать вашего мужа и вас.

– Мой муж сейчас выступает в конференц-зале. Если вы поторопитесь, то успеете его послушать.

– Мне это известно. Я уже побывал в аудитории. Но мне пришлось уйти из-за того…

Он смолк, и мама посмотрела на него более внимательно. Я увидела, как ее лицо смягчилось и обрело обычное безмятежное выражение.

– Ну… мне нужна ваша помощь.

Он показал на кусты, и мама направилась к ним. У меня возникло ощущение, что она не хочет, чтобы я шла за ней, поэтому осталась стоять на месте. Мужчина поступил так же. Мы смотрели, как мама подобрала подол платья и присела на корточки. Она не стала звать, обращаясь к темноте, как делал мужчина, а начала напевать ту самую песню, которую пела, когда мы ехали во Флориду, чтобы заставить Роуз вести себя прилично. Когда мама закончила петь, она протянула руку, и я сжалась, ожидая услышать шелест листвы и пронзительное рычание.

Однако тишину нарушал лишь шум ветра в листьях пальм. Я всмотрелась внимательнее и заметила пару глаз неподалеку от маминой руки. Влажные и блестящие, они заставили меня подумать о животном, моргающем в темноте. А потом она медленно появилась. Не животное. Девочка. Пожалуй, старше меня, но ненамного. Тринадцать или четырнадцать лет, светлые волосы растрепаны, на лице застыло пустое ошеломленное выражение. Она взяла маму за руку, и некоторое время они стояли рядом. Затем мама принялась крестить лоб девочки, раз за разом повторяя одно и то же движение. Я очень скоро сбилась со счета. Закончив, она сжала ладонями щеки девочки, закрыла глаза, и ее губы зашевелились в молитве.

– Во имя Отца, – наконец сказала она, – и Сына и Святого Духа.

Она снова взяла девочку за руку и повела к тому месту, где совсем недавно стоял пикап дяди. Снова пошел дождь, мои волосы и щеки стали влажными, и я более внимательно разглядела девочку. На ней не было туфель и только один носок. Рваные шорты и футболка. На розовых щеках и руках виднелись царапины – такие же, как на руках мужчины. Блестящие голубые глаза не-отрывно смотрели на мою мать. Она открыла рот, словно марионетка, но не сумела произнести ни единого звука.

Тем не менее моя мать понимала.

– Все в порядке, – сказала она. – Вы можете ее взять, – добавила она, поворачиваясь к мужчине.

С благословения моей матери он шагнул к девочке и протянул к ней руку. Когда девочка ее взяла, он удивленно сказал:

– Люди говорят правду. У вас дар.

Мама коротко кивнула, но больше никак не отреагировала на его слова. Прошло много лет, но мама все еще не любила находиться в центре внимания. К тому же она почти наверняка думала о старшей дочери, которая была где-то на темной дороге рядом с пьяным братом ее мужа, сидевшим за рулем старого пикапа.

– Все в порядке, – сказала она мужчине. – Вы нуждались в помощи. А в некоторых случаях получить ее в нашем мире очень непросто.

Мы повернулись, собираясь уйти, но мужчина протянул руку и пожал ладонь моей мамы.

– Спасибо за понимание, – сказал он. – Кстати, меня зовут Альберт Линч, а это моя дочь Абигейл.

Мелочи

«Появился свидетель, который может обеспечить алиби человеку, подозреваемому в нашумевшем убийстве супругов из Мэриленда».

Заголовок в газете, аккуратно сложенной в мусорной корзине возле письменного стола Бошоффа, сразу бросался в глаза. Войдя в его кабинет утром после Хеллоуина, я посмотрела вниз и увидела эти слова и гладкое лицо Альберта Линча – лысую голову, длинный нос и редкие усики, – глядящего на меня.

Я избегала историй о гибели моих родителей с тех пор, как Кора дала мне свой единственный хороший совет: «Вещи, которые люди будут писать, помешают тебе жить. Пусть лучше детективы и адвокаты держат тебя в курсе дела». Поэтому я постаралась сосредоточиться на Бошоффе, который снял обертку с леденца от кашля и положил его на язык.

– Вчера вечером я прочитал стихотворение, напомнившее мне о тебе, Сильви.

– Стихотворение?

– Да. Я весь день хотел тебе о нем рассказать. – Когда я села, он сообщил мне, что читает стихи во время приступов бессонницы. Вообще он больше всего любит кулинарные книги, но успел изучить все, что стоят на его полке, а покупать новые не хотелось – они слишком дорого стоят. – Кое-кто утверждает, что поэзия не слишком отличается от кулинарии, ведь рецепты – это маленькие стихотворения. Ты согласна со мной?

Я кивнула, вспомнив рецепт, прочитанный моей сестрой перед тем, как я ушла в школу. Если учесть, что произошло прошлым вечером, не удивительно, что я так и не заснула. Вскоре после того, как взошло солнце, к нам на подъездную дорожку свернула машина. Выглянув в окно, я увидела Кору, сажающую Халк на заднее сиденье, в то время как Роуз выскочила из передней двери, и ее тут же вырвало.

– Я знаю, о чем ты думаешь, – сказала Роуз, вытирая рот и выпрямляясь, когда я вошла вслед за ней на кухню. Она смыла зеленый макияж, хотя его частицы остались в волосах. – Ты думаешь: не нужно блевать в раковину. Но кто сказал, что унитаз единственное место, которое для этого предназначено? Если подумать, раковина подходит гораздо больше.

На самом деле я думала о мальчишках, которые вчера подходили к двери, и о свете в подвале. Я открыла рот, чтобы рассказать о них Роуз, но она успела заговорить раньше.

– Я собираюсь сделать пиццу. Хочешь пиццы?

– Ты будешь готовить?

Она протянула руку к лежавшей на столе пластиковой сумке из магазина «Севен-илевен»[22]22
  Сеть продуктовых магазинов по всему миру, работающих с семи утра до одиннадцати вечера.


[Закрыть].

– Вот мой рецепт: открыть коробку, вытащить то, что заморожено, и засунуть в микроволновку. Я тебе не Джулия Как-Ее-Там-Сиськи, но с этим справлюсь.

– Стихотворение не имеет отношения к твоей ситуации, – между тем продолжал Бошофф, возвращая меня обратно в свой кабинет. – Но в нем есть несколько строк, которые могут тебе помочь. Оно называется «Мелочи», и его сочинила Шерон Олдс[23]23
  Американская поэтесса, лауреат Пулитцеровской премии и премии Т. С. Элиота.


[Закрыть]. Мне бы следовало его записать, но я лежал в постели, и под рукой не оказалось ручки. К тому же я не хотел будить жену. В последнее время она особенно нуждается в отдыхе.

Плотно сидящее на пальце кольцо должно было навести на мысль о существовании миссис Бошофф, но мне она никогда в голову не приходила. А когда я попыталась ее себе представить, то получилась женщина с седыми волосами и розовыми щеками, нечто вроде миссис Санта-Клаус, рядом с ним под одеялом.

– А почему сейчас ей необходим отдых? – спро-сила я.

Бошофф даже перестал сосать леденец от кашля.

– Боюсь, моя жена нездорова.

Я знала, как неприятно, когда люди вторгаются в личную жизнь, поэтому сказала, что сочувствую, но больше вопросов не задавала. Он благодарно кивнул, и мы сменили тему. Он снял очки и оперся о письменный стол, стараясь вспомнить стихотворение. Пока его карандаш шуршал по бумаге, я почувствовала, что Альберт Линч на меня смотрит. В церкви был только один свидетель – я, – и мне стало интересно: кто мог обелить его имя?

– Ну вот, Сильви. Я не могу вспомнить все стихо-творение. Только ту часть, которая заставила меня вспомнить о тебе. – Бошофф развернул кресло в мою сторону и стал читать по памяти. Закончив, он спросил, навел ли меня отрывок на какие-то мысли. У меня не возникло идей, и я покачала головой. Тогда он опять надел очки и повторно прочитал отрывок. На этот раз я слушала его более внимательно.

«Я научилась любить его мелочи, потому что большое любить не могу, никто не может – это ошибка».

– Как я говорил тебе, Сильви, само стихотворение не имеет к тебе отношения. Однако эти строки показывают способ иначе думать о сестре.

Я никогда не говорила, что виню Роуз за то, что она позвонила родителям и заманила их в церковь, и о том, что я не рассказала об этом полицейским. Возможно, Бошофф уловил что-то в моем молчании, как однажды научила меня делать мама.

– Ты сможешь попробовать, Сильви? Ведь тебе еще жить с сестрой по меньшей мере несколько лет, и это поможет тебе сосредоточиться на хорошем.

– Я постараюсь, – ответила я, но мне не удалось вложить в свой голос хотя бы капельку энтузиазма.

– Ладно, тогда почему бы нам не составить список мелочей, которые тебе в ней нравятся? Мы можем начать вместе. У тебя с собой дневник, который я тебе дал?

Маленькая фиолетовая книжечка теперь постоянно была со мной в папиной сумке, ведь если бы я оставила ее дома, Роуз могла бы обнаружить, что я пишу там о вещах из нашего прошлого, которые я хотела запомнить, вроде той ночи с Дот или о путешествии в Окалу и событиях, случившихся потом. Но если учесть, что я там написала, то и вытаскивать его не входило в мои планы, поэтому я сказала Бошоффу, что у меня его нет. Порывшись в письменном столе, он отыскал блокнот и своим небрежным почерком сверху написал: «Мелочи», а потом ниже поставил цифры от одного до трех и протянул блокнот мне.

– Однажды ты сказала, что у Роуз приятный голос, когда она поет вместе с радио. Можно ли полюбить такую мелочь?

Я неохотно написала: «У моей сестры приятный голос, когда она поет».

Закончив, я уставилась на пустое пространство после оставшихся двух цифр.

– Сожалею, – сказала я, снова переводя взгляд на фотографию Альберта Линча. – Но я неважно себя чувствую. Вы не против, если мы сегодня на этом за-кончим?

Бошофф проследил за моим взглядом, направленным в сторону мусорной корзины, его губы раздвинулись, и он поднес палец ко рту, словно нажимал на кнопку и что-то останавливал.

– Сильви, тебе известно, что я работаю в этом кабинете еще с несколькими людьми. Я прихожу сюда незадолго до твоего появления. Если бы я заметил газету, то убрал бы ее…

– Думаю, мне нужно зайти к медсестре. Можно мне взять газету?

– Конечно, если у тебя есть такое желание. Быть может, ты хочешь об этом поговорить?

После нескольких недель, в течение которых он осторожно обходил эту тему, мне стало не по себе из-за того, что она снова возникла. Тем не менее я покачала головой, забыв наставления Луизы Хок, которая говорила, что мне необходимо тренироваться произносить ответы вслух. Я засунула руку в корзину, чувствуя себя так, словно опускаю ее все глубже и глубже в колодец, чтобы вытащить одну из тряпичных кукол за ее лишенную пальцев руку. Я схватила край газеты, и часть с купонами и спортивными новостями упала обратно, а у меня в руке остались интересовавшие меня страницы. Я унесла их с собой, оставив бедного Бошоффа с его списком «Мелочей».

Я направилась в сторону кабинета медсестры, хотя не собиралась туда заходить. Вместо этого свернула к кабинету труда, где меня встретили незнакомые запахи опилок и припоя. У фонтанчика с водой сполоснула лицо – я действительно неважно себя чувствовала – и после этого развернула газету.

Дандалк. Убийца застрелил Роуз Мейсон, 45 лет, и оставил ее умирать возле алтаря в маленькой церкви тихого мэрилендского городка, расположенного в двадцати милях от столицы штата. Сильвестр Мейсон, 50 лет, ее муж, был убит в нескольких футах от жены выстрелом в затылок.

Младшая из двух их дочерей, тринадцатилетняя девочка, спала в машине родителей, стоявшей возле церкви, когда ее разбудил звук выстрела. «Когда я услышала второй выстрел, то открыла дверцу и пошла к церкви», – сказала девочка полиции, больше никаких подробностей из беседы с ней прессе не известно. Полицейские рассказали, что они нашли девочку, которая пряталась под скамейкой, только через несколько часов после начала расследования. «Из головы у нее шла кровь, и она то теряла сознание, то снова приходила в себя, – сказал детектив Деннис Раммель из окружной полиции Балтимора. – Мы вывели ее оттуда, как только смогли».

В течение нескольких недель велось расследование, в результате которого появился один подозреваемый: Альберт Линч, 41 год, бродяга. Родился в Холли-Гроув, штат Арканзас. С 1986 года мистер Линч…

– Прошу меня простить, юная леди.

Я подняла голову и увидела незнакомого учителя.

– Да?

– У вас есть разрешение прогуливаться по коридору в учебное время?

– Я шла в кабинет медсестры.

– Но вы выбрали окольный путь.

Я сложила газету, покинула коридор с незнакомыми запахами и вновь зашагала в сторону кабинета медсестры. Но, оказавшись возле выхода, выскользнула наружу. Я редко пропускала школу, не говоря уже о том, чтобы прогулять урок в середине дня, но мне хотелось оказаться в таком месте, где я могла бы спокойно посидеть и прочитать статью. Если учесть, как часто я ходила по этой тропинке с тех пор, как Роуз заперла Дот в ванной комнате моих родителей, она должна была стать утоптанной, но, словно в какой-то волшебной сказке, оставалась заросшей. Лабиринт каменных стен привел меня к ограде из колючей проволоки, идущей вдоль фермы Уатта, рядом с Баттер-лейн. Большую часть года поле не подавало признаков жизни, но после наступления осени там появились индейки с белым оперением. Все они были взрослыми, что вызвало у меня подозрения – как они могли вырасти где-то поблизости? – и по утрам, когда я шла в школу раньше, чем следовало, я останавливалась у ограды и смотрела, как птицы разгуливают на чешуйчатых, вывернутых назад ногах. Они что-то щебетали и ужасно походили на нервных пожилых женщин.

В тот день я остановилась на своем обычном месте, положила отцовскую сумку, оперлась рукой об ограду и стала дочитывать статью.

С 1986 года мистер Линч искал совета у Мейсонов – супружеской пары, которая обрела известность по всей стране, а в определенных кругах ими даже восхищались. Иные над ними посмеивались, называли демонологами. Люди, близкие к расследованию, утверждают, что мистер Линч был недоволен тем, как Мейсоны обращались с его дочерью. Линч признает, что встречался с четой Мейсонов в церкви в вечер убийства, но утверждает, что ушел оттуда до того, как началась стрельба. До настоящего времени у него нет настоящего алиби, хотя он настаивает, что во время убийства находился на бензоколонке «Тексако» на автомагистрали 2. Однако камеры наблюдения в это время не работали, так что не существует видеозаписи, которая подтвердила бы его слова. Положение мистера Линча усугубляется тем, что через своего адвоката, Майкла Кэвиджа, он заявил, что расплатился за бензин наличными. Продавец заявил, что он не помнит мистера Линча, заправлявшегося в тот вечер.

В течение нескольких месяцев подозреваемый повторял, что в туалете его видел пожилой человек. Судебное разбирательство назначено на апрель, и полиция практически прекратила поиски других подозреваемых, потому что свидетель так и не появился. Однако вчера Кэвидж заявил, что он нашел человека, который готов подтвердить алиби мистера Линча в суде. Мистер Патрик Данн, 71 год, из Кеннебанкпорта, говорит, что он видел мистера Линча в мужском туалете в тот вечер, пока его жена дожидалась его снаружи, в машине. Внезапное появление мистера Данна ставит полицию в трудное положение, поскольку теперь у них нет подозреваемого.

Напоследок, описывая этот странный вечер, мистер Линч заявил, что заплатил дочери погибших супругов Мейсонов, Роуз Мейсон-младшей, которой сейчас 19 лет, небольшую сумму, чтобы она позвонила из телефона-автомата, находящегося в «Мустанг-баре» в Балтиморе, и пригласила своих родителей в ту самую церковь. Однако мисс Мейсон это отрицает, она заявила, что находилась дома во время звонка, и это подтвердила ее сестра.

Заместитель окружного прокурора Луиза Хок сообщила прессе, что вскоре будет сделано заявление.

– Привет! – послышался голос с поля. – Эй, привет!

Я подняла голову и увидела высокого мужчину, быстро шагавшего ко мне через поле с индейками. Он был одет в коричневую куртку, серые спортивные брюки и огромные ботинки с развязанными шнурками, которые болтались вдоль щиколоток. Море индеек расступилось, подпрыгивая в разные стороны. Подойдя к ограде, он сказал:

– Я тебя уже видел здесь прежде.

– Извините.

Я сообразила, что у меня могут быть неприятности из-за того, что я шатаюсь без дела в учебное время. Прижала газету к животу, где одиноко перекатывалось единственное, что я съела за целый день, – кусочек пиццы, приготовленной Роуз в микроволновке.

– Ничего страшного. Я лишь хотел тебя предупредить, чтобы ты не касалась руками ограды. Индейки – существа злобные и глупые. Они кусаются. – Он снял перчатку, показал мне левую руку и пошевелил большим и указательным пальцами. Средний, безымянный и мизинец отсутствовали.

Я сразу убрала руку с ограды.

– Неужели вы их потеряли…

– Нет. Но такая картина заставляет людей слушать. Ты Сильви, верно?

Я кивнула, думая о мальчишках, которые подходили к двери нашего дома вчера вечером. Этот парень был заметно старше, должно быть, столько же лет было моему отцу, когда он уехал из Филадельфии и поселился в доме в Балтиморе, где по вечерам его посещали привидения.

– Прими мои соболезнования по поводу гибели родителей, – сказал он.

Я молчала, дожидаясь, когда он заговорит о неприятных вещах, но этого не произошло.

– Откуда вы знаете мое имя?

– Я встречался с твоей сестрой.

– Роуз?

Большинство парней, которых Роуз приводила домой, выглядели как изгои, толпящиеся на курительной площадке в школе, да и вели себя столь же отчужденно. А этот выглядел слишком крепким и вежливым, чтобы быть одним из них. Я посмотрела в его карие глаза, на длинные каштановые волосы и мощные плечи. Спортивные брюки обтягивали его настолько, что давали четкое представление об анатомии – моя мать перекрестилась бы и пробормотала что-нибудь об извращенном поведении современных молодых людей. Потом я вспомнила, как мама спорила с отцом из-за одного из парней Роуз.

– Так ты Фрэнки?

– Нет, я Дерек. – Он потянулся через ограду и пожал мою руку. Даже не знаю, чьи пальцы показались мне более странными – фальшивые, напоминающие макароны пальцы Коры, или отсутствующие пальцы Дерека. За его спиной оживились птицы, начали подбираться к нему сзади. – Успокойтесь, леди! – закричал он и замахал руками, чтобы их отпугнуть.

Когда он снова повернулся ко мне, я спросила, не жалеет ли он индеек из-за того, что с ними произойдет через несколько недель. Дерек улыбнулся. В уголках его рта виднелись заостренные зубы, более желтые, чем остальные, что придавало ему сходство с волком.

– Не-е-е. Если бы ты проводила столько времени с этими тупыми птицами, сколько я, ты бы радовалась, что они исчезнут. И потом, это всего лишь подработка, за которую я получаю несколько лишних долларов в месяц. А в остальное время я тружусь в городе, в гараже у своего отца. Кстати, хотел спросить про твою сестру. Раньше она была очень забавной. А сейчас?

– Ну, некоторые так думают.

– Ну да, ты ее сестра, поэтому тебе так не кажется. Передай ей от меня привет, ладно?

Тут я вспомнила, как целовались Роуз и Кора, и не-ожиданно для себя сказала:

– Может быть, тебе лучше самому ей позвонить? Уверена, она будет рада.

Дерек снова улыбнулся, блеснув волчьими зубами.

– Возможно, я так и сделаю. Рад, что мы встретились, Сильви. Ты запомнишь правило?

– Правило?

Он вытянул руку и пошевелил оставшимися паль-цами.

– Пальцы на ограде.

Я взяла сумку отца и зашагала дальше по тропе, ведущей к парковке у нашего дома. На ходу я посмотрела на старый фундамент, который был похож на дно бассейна со спущенной водой, и упавшее дерево, узловатые корни которого торчали наружу, а изогнутые ветки лежали в луже, образовавшейся на дне, неподалеку от ржавых стальных прутьев в одном из углов. Я подумала о том, как много времени мы с Роуз когда-то там проводили, рисуя детали воображаемого дома. Когда шел дождь и смывал наши рисунки, мне становилось грустно. И тогда сестра меня подбадривала, рассказывая, как интересно будет нарисовать все снова.